Ответ Абрамидзе по артиллерии почитаем в следующей главе… Но в подробнейших показаниях генерала П.И. Абрамидзе в 26-й армии КОВО вроде никто не запрещал командирам открывать ответный огонь по напавшему врагу! Хотя Абрамидзе время, когда его дивизию приграничную подняли по тревоге – не сообщил! Впрочем – мы уже знаем что никто в КОВО не был поднят по тревоге До нападения Германии. Хотя все нужные указания от Москвы Кирпонос  получил все же и вовремя, но в итоге его подчиненные не получая от него нужных распоряжений и уезжали в итоге на рыбалку в ночь на 22 июня...

А вот по «воспоминаниям» начштаба 99-й сд 8-го ск этой же 26-й армии генерала Горохова, видно, что командир 8-го ск генерал Снегов отдавал «противоречивые приказы: стрелковым полкам занять оборонительные рубежи, а артиллерийским — огня не открывать до особого распоряжения». И в этой дивизии этого корпуса «до 10 часов 22 июня так и не было разрешения использовать артиллерию». (ВИЖ № 5, 1989г., с. 26)

А ведь дивизия Абрамидзе входила в этот же корпус. Похоже, Абрамидзе из-за своей национальности не был «своим», ему не рискнули давать такие приказы? Или он просто не захотел подставлять старшего начальника в этих «воспоминаниях». Который явно «метался» не по своей воле.

 

Переходим к воспоминаниям генерала Рябышева этой же 26-й армии:

154

«Боевые действия 8-го механизированного корпуса 26-й армии в начальном периоде Великой Отечественной войны.

(Воспоминания бывшего командира 8-го механизированного корпуса генерал-лейтенанта Рябышева Д.И.)»

Л. 179 :

«армии, в г. Самбор,, где в случае массового нарушения границы немецкой авиацией доложил начальнику штаба армией генералу Варенникову И.С. и высказал свое личное предположение о подготовке к нападению со стороны немецких войск.

Генерал Варенников в категорической форме отверг мое мнение и заверил, что если что-либо будет серьезное, то мы все получим своевременное предупреждение.

Успокоенный несколько разговором с начальником штаба армии, я возвратился к месту дислокации корпуса, войска которого продолжали обычную мирную жизнь. Никаких мыслей о войне ни у кого не было.

  В 3 часа ночи 22-го июня командующий 26-й армией генерал-лейтенант Костенко Ф.Я. вызвал меня к телефону и приказал ожидать приказ без какой-либо информации о его содержании.»

 

А ведь Кирпонос получил от Жукова прямой приказ на приведение в б.г. войск КОВО. В полночь еще… И по словам Пуркаева они в штабе КОВО точно знали, что надо делать – приводить войска в полную боевую готовность! И даже вскрывать «красные» пакеты. К 3 часам точно! А это означает – поднимать войска по боевой тревоге и немедленно. Но Кирпонос, похоже, просто «забил» на него. А Костенко озвучил только то, что передал ему Кирпонос – в 3 часа ночи.

 

«Сознавая серьезность существовавшего тогда на границе положения, я на свою ответственность, не ожидая упомянутого приказа, решил поднять войска корпуса по тревоге и вывести их в район сосредоточения. Свое решение условным паролем по телефону передал командирам дивизий и частей, которые и осуществили вывод войск в отведенные им районы.»

 

В свое книге Рябышев описал, как он это сделал – они с командирами дивизий заранее договорились на условные слова на случай поднятия по тревоге по открытой линии. После чего корпус был поднят Рябышевым и приведен в боевую готовность с выводом в районы сосредоточения… Но, Рябышев не указал время когда он дал тот

155

приказ по своему 8-му мк – на подъем по тревоге. До нападения или после?

А теперь смотрим документы, что выложил 30.12.2012 года на своем сайте М.Солонин:

«Журнал боевых действий 12-й танковой дивизии (8-й мехкорпус, Юго-Западный фронт)

ЦАМО, ф. 38, оп. 11360, д.2. л.л.108-111

Журнал боевых действий 12-й танковой дивизии

22 июня 1941

Поставленная задача: 12-й танковой дивизии в составе 8-го мехкорпуса выйти в район САМБОР, ДОМБРОВКА.

2:00 части дивизии поднимаются по боевой тревоге (подчеркнуто мной - М.Солонин) и выводятся в леса сев. и северо-западнее СТРЫЙ.

8:00 С получением боевого приказа 12-я тд выступила в указанный район, имея задачей совместно с частями 26-й Армии прикрыть отмобилизование и сосредоточение (формулировка, дословно повторяющая "красный пакет" - М.С.) частей Красной Армии.

20:00 Дивизия сосредоточилась в указанном районе. Боевая матчасть прошла в среднем 85 км, было затрачено в среднем около 5 моточасов. Тылы дивизии и отдельные боевые машины к указанному сроку сосредоточиться не успели и находились в пути.

Поставленная задача: 12-й танковой дивизии сосредоточиться в р-не КУРОВИЦЫ.

21:08. Дивизия получила от командира 8 МК задачу к 6:00 23.6 сосредоточиться в районе КУРОВИЦЫ.

К 22:00 части были повернуты, но до отставших подразделений и машин задача доведена не была.»

 

Похоже, Рябышев не в 3 часа поднимал свои дивизии, а даже раньше – в 2 часа ночи уже. Поднимал по боевой тревоге и похоже что со вскрытием «красного» пакета! Не дожидаясь от командарма разъяснений и приказа… Действовал действительно по личной инициативе – понимая, что в штабе округа (или армии) творится что-то неладное? Или – был кто-то в КОВО, кто дал такой приказ Рябышеву в 2 часа уже?!  Это отражено в его «ЖБД», который писался по «горячим следам», при Сталине еще, но отвечая на вопросы Покровского, Рябышев не стал на этом акцентировать внимание.… Ведь в отличии от Павлова Кирпонос не был осужден и расстрелян, а погиб и вроде как «геройски» в окружении…

156

По ПП мк Рябышева должен был не нестись на врага на его территорию, а прикрывать своими действиями отмобилизование и сосредоточение войск округа. Как и было прописано в одобренных Сталиным планах ГШ. И Рябышев до вечера 22 июня действует именно по ПП. Однако Кирпонос 20 июня ставил Рябышеву задачу – быть готовым к немедленному рывку за кордон – «на Люблин». А когда в КОВО приходит «директива №3», к 22 часам 22 июня, 8-й мк Рябышева переподчиняют 6-й армии – для наступления «на Люблин».

 

Рябышев: «В 4.30 начальник штаба армии информировал меня о нарушении немецкими войсками нашей границы, предупредив одновременно о необходимости провокациям не поддаваться, по самолетам противника огня не открывать, ждать приказа.

В 4.50 над городом появились немецкие самолеты, которые нанесли удар по нефтяным промыслам и местам расположения частей, но войска к этому времени уже достигли районов сосредоточения и укрылись в лесах. Под удар противника попал только один мотострелковый полк, расположенный в лагере, он понес потери: 70 человек было убито и около 100 – ранено.

Авиационная эскадрилья, обслуживающая корпус, была полностью уничтожена на аэродроме Стрый. Поднять ее в воздух по тревоге я не мог, так как она непосредственно подчинялась командиру авиационной дивизии, расположенной на этом аэродроме. Необходимо отметить, что большая часть самолетов этой дивизии также была уничтожена при первых ударах авиации противника.»

 

Командующий ВВС КОВО генерал Птухин был расстрелян по итогам расследования, 23 февраля 1942 года… А Рябышев поднял свой корпус по тревоге уже в 2 часа ночи, вскрыл пакет и вывел корпус в «Район сбора», сосредоточения по ПП – вывел из под удара. Пострадал только один полк серьезно от первых налетов – расположенный в лагере и не поднятый видимо по тревоге вовремя…

Костенко сам тянул резину с отданием приказа ответного огня? Думаю, нет – скорее всего, он не более чем следовал приказам и распоряжениям командующего округом Кирпоноса.

 

«Происходящие события вынудили меня отдать приказание зенитной артиллерии открыть огонь по немецким самолетам, в результате чего 3 самолета было сбито, а остальные прекратил бомбометание и ушли. Только в 10 часов утра был получен приказ командующего 26-й армией о сосредоточении корпуса западнее г. Самбор.

157

Связь с дивизиями отсутствовала. Приказ командующего командирам соединений был послан офицерами связи и дублировался по радио. Войска корпуса, совершив 8-километровый марш к 23 часам 22-го июня в основном закончили сосредоточение в указанном районе.

В 22.30 был получен приказ командующего армией, на основании которого 8-й механизированный корпус к 12.00 23-го июня должен был перейти в новый район, в 25 км восточнее г. Львова, где поступить в распоряжение командующего 6-й армией. Дивизии корпуса, выполняя поставленную задачу, должны были преодолеть расстояние от 100 до 150 км.

В указанное приказом время 23-го июня в новом районе сосредоточились только передовые отряды дивизий, основные силы …» (ЦАМО ф.15, оп. 881474, д.12, л. 175, 179,180)

 

Рябышев сначала, до вечера 22 июня выполняет План прикрытия и движется к Самбору, что южнее Львова и недалеко от границы. Но это – район сосредоточения его мк по ПП. Ведь «леса сев. и северо-западнее СТРЫЙ» для его 12-й тд – это как раз район вокруг г. Самбора. 21 июня он выезжал к Перемышлю, на саму границу, по приказу Кирпоноса, что недалеко от Самбора. Затем его мк, вечером 22 июня, после получения Кирпоносом директивы «№3» переподчиняют 6-й армии и он несется к Львову, за 150 км, для будущего наступления, вместе с 4-м мк Власова – «на Люблин»…

 

Смотрим, как поднимали 139-ю стрелковую дивизию 37-го ск 6-й Армии КОВО генерала Н.Л. Логинова:

«Приведение в боевую готовность и в состав какого корпуса и армии входила дивизия.

Дивизия входила в состав 37-го стрелкового корпуса (штаб гор. Проскуров), а корпус входил в состав 6-й армии (штаб – гор. Львов). Приказ о приведении частей дивизии в боевую готовность ни откуда не был получен, а обстановка была такова:

17 июня утром я проводил штабные занятия со штабом дивизии и полков в районе гор. Залещики, где и получил шифрованную телеграмму от командира 37 стрелкового корпуса из гор. Проскурова, примерно следующего содержания: “Для проведения корпусных занятий 139 стрелковой дивизии сосредоточиться в районе г. Перемышляны, для чего выступить 18-го утром и двигаться по маршруту: Чертков-Вукач-Монастыриска-Гадич-Рогатин-Перемышляны”.

22 июня 1941 года дивизия достигла района г.Галич, где проводила рано утром внутридивизионное двухстороннее ученье. Во время

158

этого учения части дивизии подверглись нападению немецкой авиации, которая весь день 22июня бомбила и обстреливала район г. Галич (там находился наш аэродром), но благодаря хорошего использования местности и маскировки, потери были ничтожны.»

 

Логинов четко показал – ни после 15 июня, ни после 18-го ни в ночь на 22 июня он не получал из штаба своей 6-й армии, или корпуса приказов о приведении своей «глубинной» дивизии в боевую готовность. Ни перед войной, ни в момент нападения. Ему также как и многим комдивам буквально засрали мозги «учениями». Отправили в район сосредоточения но «забыли» предупредить, чтобы он не занимался там мифическими «учениями», что в директиве НКО и ГШ от 12 июня указано вполне четко – вывести в район сосредоточения и брать с собой «полностью возимые запасы огнеприпасов» и гсм. И никаких «учений» при этом. В итоге этой дивизии повезло – по ним только авиация немцев работала. Успели в кустах, лесах да оврагах спрятаться…

 

«Материальное и техническое обеспечение.

1. Огнеприпасами дивизия была обеспечена полностью, за исключением мин для тяжелых минометов, которые так и не были получены на протяжении всего периода боевых действий дивизии.

2. Транспортными средствами части дивизии были обеспечены плохо, а именно:

а) Легковые машины были сильно изношены, особенно плоха была на них резина, а в НЗ ее не было.

б) Автобатальон дивизии на 80 % совершенно не имел резины и стоял на колодках , так и остался в гор. Чертков, впоследствии был использован вновь сформированными частями в район гор. Черткова.

На мой срочный запрос в мае месяце 1941 года о высылке резины дивизиям был получен ответ из округа такого содержания: “О состоянии частей 139 стрелковой дивизии известно, когда нужно будет, тогда дивизия получит”. Так дивизия и выступила на войну не получив ни одной покрышки для автотранспорта.

3. Средства связи в дивизии и в полках были в плохом состоянии:

а) Часть раций находилась в окружных ремонтных мастерских (после финской войны 1939 г. так и не были возвращены дивизии).

В штабе дивизии была одна исправная рация, которая использовалась для связи с вышестоящим штабом.

Внутри же дивизии радиосвязь не применялась в силу вышеуказанных причин.

159

б) Телефонные средства связи были старые и сильно изношены (особенно кабель), которые быстро пришли в негодность.

4. Инженерных средств, кроме шанцевого инструмента в частях дивизии не было.

5. Топографическими картами дивизия была обеспечена приграничной полосы и далее на запад, на восток карт не было. Во время боевых действий пользовались схемами присылаемыми из штаба корпуса и школьными картами.

Все вышеперечисленное говорит за то, что 139 стрелковая дивизия вступила в Великую Отечественную войну, как дивизия небоеспособная.»

 

При этом эту дивизию также готовили доблестно наступать в случае нападения Германии – карты заготовлены были только на наступление «на запад». Но к 22 июня эта дивизии – на «маневрах»…

 

 «Краткий обзор и характер боевых действий.

22 июня во второй половине дня, в районе г. Галич был получен приказ командира 37 стрелкового корпуса, примерно следующего содержания: “Форсировать движение. Занять и подготовить рубеж в 2-3 км западнее гор. Золочев”. Утром 24-го июня дивизия достигла г. Золочев, где при прохождении передовых частей через г. Золочев были обстреляны с чердачных помещений отдельных домов пулеметным огнем (это было в тылу от линии нашего фронта 80-100 км).

24-го июня 1941 года, находясь в район г. Золочев, был получен приказ лично от командира 37 стрелкового корпуса – комбрига Зыбина и члена военного совета округа (звание и фамилию не помню), в котором было сказано: дивизии выйти в район Топорув, занять рубеж и сменить части 4-го танкового корпуса, которые в то время там вели бои.

26-го июня дивизия вышла в указанный ей район, заняла позиции под огнем мелких частей противника и сменила части 4-го танкового корпуса.

Одновременно должны были выйти в район Топорув: правее 141 стрелковая дивизия 37-го стрелкового корпуса, а левее кавалерийская дивизия. Но ни одна, и другая не вышли на указанный рубеж. Как я узнал впоследствии, что 141 стрелковая дивизия где-то южнее г. Броды встретила крупные части противника и была оттеснена ими на восток, а кав. дивизия, с разрешения командующего 6-й армии ушла в восточном направлении. Таким образом 139 стрелковая дивизия оказалась в районе Топорува с открытыми флангами и тылом, а об-

160

щая линия фронта отходила на восток. С 26 июня до 2 июля дивизия вела на вышеуказанном рубеже упорные дневные (ночью противник не вел боевых действий) оборонительные бои. <…>» (ЦАМО, ф. 15, оп 977441, д. 3, л. 92-96)

 

В итоге 139-я сд сменила 4-й мехкорпус Власова (с его тремя дивизиями), но при этом другие две стрелковые дивизии к ней в помощь не вышли.

Смотрим на биографию командира 37-го ск, старшего начальника Логинова, в «Википедии»… Итак, Семен Петрович Зыбин (18 сентября 1894 – 5 августа 1941), комбриг  . С июля 1937 года  находится под следствием по обвинению в причастности к военному заговору, в апреле 1940 года освобожден в связи с прекращением дела, восстановлен в кадрах РККА. Награждён медалью «XX лет РККА». В октябре 1940 года  назначается командиром 87-й сд 6-й Армии КОВО  . В марте 1941 года  комбриг С.П.Зыбин назначается командиром 37-го ск . С первых дней Великой Отечественной войны 37-й стрелковый корпус в боях в Западной Украине, участвовал в Уманском сражении . Убит в районе села Подвысокое  в начале августа 1941 года .»

6-й Армией КОВО командовал генерал-лейтенант Музыченко И.Н. (июнь –  август 1941 г.). Член Военного совета армии – дивизионный комиссар Попов Н.К. (июнь 1940 г. – август 1941 г.) Начштаба армии – комбриг Иванов Н.П. (май – август 1941 г.) чьи показания разбирались выше.

При попытке выхода из окружения командарм Музыченко попал в плен. До 1945 года находился в плену. 29 апреля 1945 года освобождён американскими войсками. С мая по декабрь 1945 года проходил проверку. 31 декабря возвращён в ряды Советской Армии. В 1947 году окончил Высшие академические курсы при Военной Академии Генштаба. Однако уже в октябре 1947 года уволен в отставку. Умер 8.12.1979 г. в Москве…

В 139-ю дивизию никаких запретов на открытие огня ранним утром 22 июня не было. Она вообще ничего не знала до тех пор, пока ее бомбить не начали. Впрочем, она была от границы чуть не в 100 км…

 

Смотрим, что показал по ПрибОВО:

«19. Генерал-полковник Шумилов М.С. Командир 11 СК. 8 А.

5) Атака немцев началась в 4.00. 22.6.41г. На доклад командующему 8 А об этом, я получил приказ огня не открывать.» (Ф.15, оп. 178612, д. 50, л.1-8.)

161

 

И тут идет запрет от командующего армией об открытии огня по напавшему врагу. Ну, прям «как сговорились»… Или и, правда, сговорились?! Но. Вряд ли Собенников запрещал ответный огонь по своей инициативе. По его действиям видно, что он то, как раз все, что можно делал и даже вопреки приказов округа. Скорее всего, такую команду он получил от комокругом Кузнецова, или его нш Кленова.

Однако Собенников, дав интереснейшие ответы на предыдущие вопросы, умудрился как раз о ночи на 22 июня ничего толком и не ответить:

«3.Какие и когда были отданы войскам указания по обороне границы?

На это вопрос мною дан ответ в предыдущем пункте.

Следует отметить, что никаких письменных приказаний до 20 июня, да и после 20.6 из штаба округа о развертывании войск получено не было.

Я действовал на основании устного приказания генерал-полковника КУЗНЕЦОВА, данного мне утром 18 июня.

В дальнейшем на КП стали поступать по телефону и телеграфу весьма противоречивые указания об устройстве засек, минировании и т.п., при чем одними распоряжениями эти мероприятия приказывалось производить немедленно – другими в последующем отменялись, затем опять подтверждались и опять отменялись.

Следует отметить, что даже в ночь на 22 июня я лично получил приказание от начальника штаба фронта КЛЕНОВА в весьма категорической форме – к рассвету 22 июня отвести войска от границы, вывести их из окопов, что я категорически отказался делать и войска оставались на позициях.

Вообще, чувствовалась большая нервозность, несогласованность, неясность, боязнь “спровоцировать” войну.»

 

Так что, скорее всего команду не открывать ответный огонь он получал в ночь на 22 июня и утром от Кленова. А ведь в директиве «№1» по ПрибОВО никаких запретов на ответный огонь нет:

«2. Задача наших частей – не поддаваться ни на какие провокационные действия немцев, могущие вызвать крупные осложнения.

Одновременно наши части должны быть в полной боевой готовности встретить внезапный удар немцев и разгромить [противника].

ПРИКАЗЫВАЮ:

162

1. В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять оборону основной полосы. В предполье выдвинуть полевые караулы для охраны дзотов, а подразделения, назначенные для занятия предполья, иметь позади. Боевые патроны и снаряды выдать.

В случае провокационных действий немцев огня не открывать. При полетах над нашей территорией немецких самолетов не показываться и до тех пор, пока самолеты противника не начнут боевых действий, огня не открывать.

2. В случае перехода в наступление крупных сил противника разгромить его.»

 

Видите, как все доходчиво написано и подписано самим же Кленовым: на провокационную стрельбу с той стороны границы – не отвечать. Летают немцы просто так – не стрелять. Попрут немецкие войска или начнут бомбить немцы – мочить без разбору и сомнений. Как и указал Пуркаев в КОВО – «Директива б/н» (распоряжение ГШ) требовала уничтожать врага «всеми силами и средствами». Должна была требовать. Однако в ПрибОВО и КОВО получив около 1 часа ночи директиву «б/н» (точнее устные «распоряжения» ГШ-Жукова), стали запутывать командиров и это давало возможность Кирпоносам-Кленовым не вести ответный огонь по врагу даже перешедшему границу.

 

Собенников, конечно же, ответ о том, как его дивизии выводились на рубежи обороны, в окопы, дал, отвечая на предыдущий вопрос. Он показал, что его дивизии, особенно приграничные 10-я, 90-я и 125-я «занимали окопы» уже с 19 июня. И даже если реально они на самой границе держали только отдельные батальоны в окопах, то получив по директиве «б/н», часа в 2 ночи (эти дивизии, что ждали только приказ о боевой тревоге на случай нападения врага) такой приказ – они бы заняли полностью эти окопы к моменту нападения без проблем.

Но Собенников отвечая на эти вопросы Покровского, уже прекрасно знал, что за приказы и директивы слала Москва в те предвоенные дни, и поэтому постарался показать, как он все верно делал. И хотя, как утверждают исследователи ПрибОВО, далеко не все его подразделения успели занять окопы к вечеру 21 июня, тем более ответ Собенникова, который пытается акцентировать внимание на том, что его дивизии окопы занимали с 19 июня, наиболее интересен, ибо он и показывает, что действовал он именно на основании директив Москвы. Ведь никакой пресловутой «личной инициативы»

163

в ПрибОВО со стороны комокругом в том занятии окопов с 19 июня не было. И быть не могло.

 

Генерал Шумилов, командир 11-го ск 8-й Армии:

«Война началась в 4.00 22.6.1941 года, одновременно началась артиллерийская подготовка по частям 125 СД и пролеты самолетов через государственную границу в тыл нашей страны.

Мной немедленно было доложено Командующему 8 Армии, который находился на своем командном пункте в лесу западнее Шауляй. Получил приказ огня не открывать. На провокацию не поддаваться. Но войска без приказа открыли ответный огонь. Тауроген горел. Аэродром, находившийся в Шауляй был подвергнут бомбардировке. В направлении Шауляй были слышны разрывы бомб и зенитная стрельба. В 4 часа 30 минут мне командиром корпусного зенитного дивизиона, который находился в Шауляй на прикрытии, было доложено, что немцы бомбили аэродром в Шауляй, горят наши самолеты на аэродроме и что сбиты два немецких самолета. Две дивизии и корпусные части вели бой по восточному берегу р. Юра, а 42 дивизия, находившаяся в г. Рига, была в движении направления Расейняй.»

 

Собенников действовал и указывал своим подчиненным в принципе верно – пока немцы вели огонь со своей стороны, но границу не переходили – отвечать нельзя было.

 

Генерал Морозов, командующий 11-й Армии:

«Вопрос 3-й. “Когда было получено в штабе армии округа [распоряжение] о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22.6. Какие и когда были отданы войскам указания по выполнению этого распоряжения и что было сделано войсками?”

Такое распоряжение было получено по телефону около 1 часу 22.6.41 г. Начальник Штаба фронта разыскивая Командующего дал мне понять, что надо действовать, выводить войска к границе, что мол заготовлено об этом распоряжение и Вы его получите.

На основании этого мною условным кодом по телефону между 1-2 час. 22.6.41 г. были отданы распоряжения войскам и последние по тревоге выступили по принятым ранее решениям для выполнения боевой задачи

 

Как видите, до ПрибОВО нарком или Жуков либо дозвонились около 1.00 ночи 22 июня, либо текст «директивы б/н» Кленов уже расшифровал к этому времени, к 1 часу ночи (как писал потом

164

начсвязи ПрибОВО эту директиву они получили еще в 0.25). Кленов директиву Москвы прочел, текст своей директивы, о приведении в полную б.г., похоже, был заготовлен заранее и он стал искать командующего округом, чтобы доложить ему и получить у него команду на дальнейшие действия. Так положено в армии. Кузнецов был где-то в районе 11-й Армии, в районе полевого КП округа, поэтому Морозову просто «повезло» – Кленов искал Кузнецова и, позвонив Морозову в этих поисках, и сообщил тому о директиве Москвы на приведение в полную б.г. и на подъем войск по тревоге.

Морозов утверждает, что после этого разговора он, к 2 часам по телефону, «условным кодом» поднял армию по тревоге, и та двинулась выполнять «боевую задачу». А это – явно со вскрытием «красных» пакетов делалось и по ПП.

Собенников о таком приказе от Кленова не сообщает. Ему Кленов звонить не стал о поступлении этой важнейшей директивы и дивизии Собенникова спали до нападения. А ведь по тому же уставу начштаба, если или остается за командира или не может его найти – обязан принимать в таких случаях командование и инициативу на себя! Как это сделал нш Захаров в ОдВО, оставаясь за комокруга Черевиченко. Однако в ПрибОВО нш Кленов такой инициативы проявлять не стал, и армии ПрибОВО спали до момента нападения. И никого не смущали слова о «провокациях» в указаниях Москвы…

 

Но. Как показывает исследователь С.Чекунов, судя по отметкам на входящей директиве «б/н» Кленов как бы «вообще не причем. Шифровка была отдана из шифротдела Софронову, который передал ее Кузнецову». Т.е.. полученный текст директивы о приведении в полную б.г. у шифровальщиков получил не нш ПрибОВО Кленов, а первый зам командующего – генерал Софронов. И произошло это потому что: «Директиву принимали в Риге, т.к. связи с Паневежисом ночью не было. После расшифровки ее передали Софронову, который ознакомил с содержанием Кузнецова. Есть отчет о прохождении директивы в ПрибОВО» (С. Чекунов)

Т.е. получается, что по некому отчету, возможно написанному самим же Кленовым, штаб фронта не имел связи с Москвой в ночь на 22июня?! Т.е. картина примерно такая же, как и в КОВО – в момент передачи Москвой директивы о приведении в полную б.г. связь отказывает… Если в КОВО связь полевого КП округа-фронта из Тернополя с Киевом и даже Москвой работала по линиям Наркомата связи и в случае начала войны эти воздушные линии станови-

165

лись ненадежными, то линии связи в Прибалтике и до войны были ненадежны для наших военных. Т.к. на этих линиях работал местный контингент явно не испытывающий симпатий к Советской власти. И в предвоенные дни в Прибалтику выезжал нарком связи СССР И.Т. Пересыпкин с целым вагоном чекистов охраны для наведения порядка в Прибалтике в вопросах именно связи. 22 июля 41-го Сталин освободил о занимаемой должности начальника связи РККА Галича и назначил Пересыпкина начсвязи армии с сохранением и должности наркома гражданской связи.

Но, думаю, директиву «б/н» все же принимали в полевом КП в первую очередь, в Паневежисе – в штабе фронта. Где и командовал, оставаясь за комфронта Ф.Кузнецова его нш Кленов. И Морозов и Собенников Покровскому показывают, что они разговаривали именно с Кленовым в ту ночь, а не с Софроновым. Который оставался за Кузнецова, за командующего округом – в Риге. Это Кленов им нес какую-то ерунду – «даже в ночь на 22 июня» начальник штаба фронта КЛЕНОВ приказывал «в весьма категорической форме – к рассвету 22 июня отвести войска от границы, вывести их из окопов». Или – «Начальник Штаба фронта разыскивая Командующего дал мне понять, что надо действовать, выводить войска к границе, что мол заготовлено об этом распоряжение и Вы его получите».

Очень может быть, что в Риге, где в штабе округа и оставался первый зам командующего Софронов также приняли текст директивы «б/н», и на входящей шифровке в Риге и мог расписаться Софронов однозначно в этом случае. Ведь связь округа в Риге с Москвой должна была быть более надежной. А проводная (телеграфная) связь с Паневежисом могла и прерваться – именно в эту ночь. Но – полевые КП также должны были оборудоваться и радиостанциями, независящими от работы проводной связи. И связисты в Риге и должны были по радио передать шифровку в Паневежис – если проводная связь вдруг не сработает. И также было в те дни и в других округах – каждый полевой КП должен был иметь и радиостанцию для связи (с Ригой, Минском, Киевом и Одессой) в запасе обязательно. И при наличии шифровальщика и таблиц кодов, расшифровать текст, переданный по радиоканалу на полевой КП – не проблема будет. Хотя эта передача шифровки по радио из штаба округа в полевой КП даст дополнительную задержку.

166

По воспоминаниям генерал-полковника Хлебникова, начальника артиллерии 27-й армии ПрибОВО, который находился в штабе округа в Риге, после 1.30 в Ригу якобы пошли звонки командиров частей с просьбой разъяснить, что за директиву («директиву № 1» по ПрибОВО) им прислал командующий округом Ф. Кузнецов. Однако остававшийся за Кузнецова в Риге его заместитель генерал-лейтенант Софронов не мог ничего ответить вразумительного, т.к. самого Кузнецова найти никто не мог, а тот в Ригу не сообщил об этой директиве. Находился он вроде в расположении полевого КП в районе 11-й армии ПрибОВО, но чуть ли не сутки его найти не могли: «Где командующий?» — «Командует…».

Т.е. если кто и отсылал директиву «№1» в армии ПрибОВО то это был Кленов, а не Кузнецов…

«...Примерно в половине второго ночи начались непрерывные звонки из частей. Командиры спрашивали: как понимать директиву командующего округом? Как отличить провокацию от настоящей атаки, если противник предпримет боевые действия?

Положение у Егора Павловича (Софронова – К.О.) затруднительное: что им ответить, если сам в глаза не видел этой директивы? Командующий округом отдал её войскам первого эшелона, не известив своего заместителя.

Уже после войны я узнал причину этой несогласованности. Оказывается, командующий округом генерал-полковник Кузнецов, как и другие командующие приграничными округами, сам получил из Москвы директиву Наркома обороны и начальника Генерального штаба о приведении войск в боевую готовность лишь около часа ночи 22 июня». (Хлебников Н.М. Под грохот сотен батарей. М., 1974 г., гл. «Страна вступает в бой. Накануне». Есть в интернете.)

 

Хлебников тут однозначно налукавил. Директиву «б/н» везде принимали около 1 часа ночи, а в ПрибОВО – около 0.30 еще, но из Паневежиса, где также приняли директиву НКО и ГШ «б/н» о приведении в полную б.г., директиву в армии если и отправляли, то, как раз после 2.30. Но по телефону, сразу после 1 часа ночи армии не поднимал Кленов.

Принимал ли директиву «б/н» в Риге Софронов? Если Паневежис не получил шифровку сразу, то чуть позже ее могли продублировать и в Ригу и уже там ее Софронов и мог принять и расписаться на бланке о получении.

167

Но вот то, что в Паневежисе связь с Москвой вполне была (через Ригу или прямая – не важно) и именно там и принимали директиву «б/н», в своих мемуарах и очень подробно показал – начсвязи ПрибОВО, генерал Курочкин и к его мемуарам мы еще обратимся…

Кстати, еще о связи. В РККА в мае-июне проводились «учебные» сборы по схеме БУС, частичная мобилизация практически всех видов и родов войск, но при этом связь в этих сборах никаким образом не принимала участия. И как показал в мемуарах Баграмян – «большинство армейских и фронтовых подразделений связи должно было формироваться [по планам только] с объявлением мобилизации в западных областях Украины; внезапное вторжение врага нарушило эти планы». Т.е. ГШ-Жуков умудрился наиболее важный вопрос – вопрос связи, за который он лично отвечал как начГШ, пустить на самотек – в случае угрозы войны связь так и оставалась не развернутой и начинала разворачиваться только после начала войны, после объявления мобилизации. А в первые часы и дни войны обеспечивать связь должны были те средства и мощности что были в частях в мирное время. Т.е. – армия по связи была в принципе подставлена…

 

Joomla templates by a4joomla