Военно-морской атташе капитан первого ранга М. Воронцов был резидентом военно-морской разведки СССР в Берлине. Как показывает в своих исследованиях А. Мартиросян, 17-18 июня Воронцов отправил из Берлина сообщение в Москву, в котором доложил, что нападение Германии произойдет 22 июня в 3.30 утра. Всего лишь…. Сведения эти Воронцову передала некая «Анна Ревельская». А также как показывает Мартиросян, Воронцов отправил в Москву еще и копию запроса от немцев шведскому атташе в Берлине о маршрутах шведских судов и самолетов на Балтике – в районах возможных боевых действий («Сталин и разведка накануне войны». М., 2014г.). После чего Воронцова тут же вызвали в Москву.
О том, что Воронцов сообщил из Берлина в эти дни дату нападения и отозван был именно по этой причине в Москву, писал потом в мемуарах и адмирал Н.Г. Кузнецов, нарком ВМФ в те дни: «...Он не только сообщал о приготовлениях немцев, но и называл почти точную дату начала войны». Т.е., резидента разведки Воронцова вызвали к Сталину на личный доклад именно потому, что он сообщил именно точную дату нападения. И Воронцов был с этим докладом в Кремле с 19.05, но не до 23.00, а скорее всего до 20.15. Как и Кузнецов с Тимошенко. А Ворошилов мог прибыть к Сталину позже – к 20.50 – вместе с Тимошенко, который уходил за начГШ Жуковым.
При этом адмирал Кузнецов в мемуаре умудрился умолчать, что сам был у Сталина вечером 21 июня, но это как раз объяснимо, как и скрытие присутствия Воронцова у Сталина. Ведь присутствие с докладом резидента разведки у главы страны накануне войны, это подтверждение факта, что нападение Германии ожидалось и дату в Кремле знали! Но данный факт не нужен нашим маршалам мемуаристам, и поэтому лучше не упоминать Воронцова, как присутствовавшего у Сталина вечером 21 июня. Ну, а адмиралу Кузнецову лучше сделать вид, что он в Кремле не был с 13 июня, а привести в боевую готовность полная флот в полночь на 22 июня – он сам «догадался».
18
Мог ли резидент нашей разведки из страны, нападение которой ожидается, и для этого принимаются активные меры, начиная с начала июня, вызываться лично к Сталину? Однозначно. Например, в конце ноября 1939 года в Кремль вызывался резидент разведки НКВД в Хельсинки полковник Синицын, Елисей Тихонович. Который описал это подробно в своих мемуарах «Резидент свидетельствует» (М., 1996г. Есть в интернете). Описал подробно как его вызвали к Сталину, как он докладывал, что финское правительство привело свою армию в боевую готовность: «В стране закончена мобилизация резервистов. Солдаты и офицеры обмундированы в теплые, ватные куртки, чуть ниже колен, чтобы не застревать в снегу, покрытые тканью цвета хаки. На голове — шапки-ушанки. Завершено обмундирование армии в октябре этого года». Докладывал о наличии у финнов «автоматов», что ими вооружены все солдаты в ротах: « На Карельском перешейке мы наблюдали обучение роты солдат. Все они имели автоматы, за исключением одного солдата, у которого была обычная винтовка с оптическим прицелом». Докладывал о том, как он лично осматривал укрепления «Линии Маннергейма» проезжая вдоль границы с финской стороны, которые наши гаубицы не смогут так просто разнести. Данный доклад Синицын делал в присутствии Берии и Ворошилова, наркома обороны.
Факт присутствия Синицына у Сталина легко проверяется по журналам посещения Сталина. Например, в издании «На приеме у Сталина. Тетради (журналы) записей лиц, принятых И.В. Сталиным (1924-1953гг.)», на странице 282. Война с Финляндией началась 30 ноября 1939 года, а 27-го ноября у Сталина были – «16. т. Ворошилов 18.05 – 21.10, 17. т. Мерецков 18.15 – 21.10, 18.т. Мехлис 18.15 – 21.10, 19.т. Берия 18.10 – 21.10, 20. т. Елисеев 19.35 – 20.40, 21. т. Куусинен 20.00. 21.10. Последние вышли 21.10 м.»
Мерецков – командующий Ленинградского военного округа, Мехлис – главный «комиссар» РККА, Куусинен – несостоявшийся глава освобожденной от «белофиннов» Финляндии, ну а «Елисеев» это – и есть резидент разведки НКВД в Хельсинки Елисей Синицын. Который в течение часа был в кабинете Сталина и докладывал Сталину о военной и политической ситуации в Финляндии в присутствии старшего начальника – Берии. Под этой «фамилией» Синицын убыл впоследствии и в Швецию, в начале 1942 года. Где впоследствии активно помогал послу СССР в Швеции Коллонтай выводить Финляндию из Войны. Как писал сам Синицын, под этой фамилией он
19
служил резидентом при посольствах при убытии его еще в Польшу в июле 1939 года: «В дипломатическом паспорте стоял вместо моей фамилии псевдоним — Елисеев. Почти два десятилетия я проработал под этим именем».
Так вот. Вызов к Сталину резидента разведки из страны, с которой возможен конфликт – не был чем-то сверхъестественным. Тут из-за Финляндии вызвали резидента для личного доклада, а в ожидании войны с Германией тем более – вызвать резидента, который сообщает точную дату и время нападения – было бы нормальным делом. Мог ли быть Воронцов у Сталина вечером 21 июня? Вполне мог, и это было бы вполне «логично» в те дни и той ситуации. Но вполне может быть что он, прибыв в Кремль с Н.Г. Кузнецовым к 19.00, которому он подчинялся, мог остаться и в приемной. А вместо него доклад делал его начальник – нарком ВМФ. Ну а Воронцов ожидал в приемной – «на всякий случай»пока Кузнецов не вышел от Сталина, с заседания Комиссии по военным и морским делам, в 20.15. Куда и входили все присутствовавшие на совещании с 19 часов до 20.15 лица.
Кузнецов потом писал в мемуарах, в разных изданиях, что с Воронцовым он общался – и в 20.00 и после 20.00. В общем, нужен фотоскан страницы журналов посещения за 21 июня. Однако в 2008 году ограниченным тиражом (300 экз.) выходила «подарочная» книга для работников ГРУ «Военная разведка России. 200 лет», в которой на странице 457-458 рассказывается о том, как М. Воронцов докладывал в Кремль точную дату и время нападения, после чего его вызвали срочно в Москву – для личного доклада. Даная работа «ссылается» и на мои исследования по вопросу о Воронцове – его более чем вероятном присутствии у Сталина 21 июня, но не опровергает их (такое милое лукавство чекистов – если чо – это не мы про Воронцова «придумали»…).
И еще насчет докладов в Москву точной даты нападения. Резидент разведки НКВД Синицын в своих воспоминаниях показал, что он 11 июня докладывал в Москву из Хельсинки срочное донесение от агента «Монаха» («Резидент свидетельствует»). В котором сообщалось, что нападение Германии на СССР состоится 22 июня, но Финляндия начнет боевые действия спустя 4 дня только. А также Синицын показал интересную историю. О том, как в 1944 году он об этом факте разговаривал со Ждановым, вторым лицом в партии и в стране после Сталина:
«Рассказал Жданову о том, что источник влияния Монах намерен встретиться с Паасикиви.
20
Жданов перебил меня:
— Расскажите, а кто такой Монах?
— Это финн, сообщивший мне 11 июня 1941 года о том, что фашистская Германия 22 июня начнет войну против Советского Союза и на ее стороне в войну против нас выступит и Финляндия.
Жданов вопросительно посмотрел на меня и строго спросил:
— Ну-ка, повторите ваш рассказ о сообщении Монаха.
Во всех деталях, слово в слово, я рассказал ему, при каких обстоятельствах Монах получил эту информацию и от кого она исходила.
Жданов торопливо спросил:
— Вы эту информацию посылали в Москву?
— Да, информация была послана в тот же день, час спустя после ее получения. Она была послана «молнией» начальнику разведки Фитину с просьбой о немедленном докладе наркому Берии. Вскоре мною было получено подтверждение о вручении информации наркому.
Я видел, что мой рассказ сильно взволновал Жданова. Он быстро встал из-за стола, стал ходить по комнате, напряженно размышляя. Через минуту сел за стол и, глядя в мою сторону, тихим голосом, как бы рассуждая сам с собой, произнес:
— Такая информация мне не встречалась, — и чуть позже, глядя на меня в упор, взволнованно спросил: — Докладывалась она Сталину?
— Сталину эта информация докладывалась спецсообщением в день получения ее из Хельсинки (т.е.12 июня точно – К.О.). Второй раз она докладывалась Сталину лично Фитиным в присутствии Меркулова 17 июня 1941 года. Об этом мне рассказывал сам Фитин.
Жданов затих, продолжая в упор смотреть на меня немигающими глазами. Мне показалось, что он не замечает меня и все еще находится в возбужденном состоянии. Чтобы прервать его молчание, сказал, что после посещения Монахом Паасикиви результаты их беседы доложу. Жданов посмотрел на меня и уже спокойным голосом заметил, что Монаху можно доверять. Ведь он, рискуя жизнью, доказал свое доброе отношение к СССР.
Утром следующего дня я решил собрать разведчиков резидентуры, чтобы рассказать о своей беседе со Ждановым и задачах, поставленных им.
Выйдя из душного помещения резиденции на свежий воздух парка, я спросил себя, почему мой рассказ об информации Монаха о вой-
21
не так сильно взволновал Жданова? Тогда ответа я не нашел. Нет его и теперь, хотя прошло полвека…» (Е. Синицин, указанное сочинение.)
Надеюсь, современный читатель уже понимает – что так взволновало Жданова? В общем, все просто – секретарь ЦК ВКП(б), отвечающий за идеологию в стране, ближайший помощник Сталина которому тот доверял больше всех (дача Жданова в Сочи – рядом с дачей Сталина), ничего не знает о том, что еще 11 июня Сталину должны были доложить о дате нападения!? Но если не знает Жданов, то, похоже, и Сталин не знал о донесении Синицына и «Монаха»?! Но тогда получается, и НКГБ в лице Меркулова, и то же ГРУ в лице Голикова не всю информацию докладывали Сталину – о будущем нападении Германии которую собирали разведчики?
Для «справки» – в мае 1945 года по ложному доносу Е. Синицын был отозван в Москву, однако после тщательного расследования, проведенного по инициативе Жданова, назначен начальником отдела Скандинавских стран 1-го Управления НКГБ-МГБ.
Как пишет полковник Е. Морозов: «Загадочная история с начальниками разведок. Ф. Голиков стал начальником РУ ГШ в июле 1940 года, т. е. в «Соображениях» Шапошникова и позже сведения о силах вероятных противников поданы Голиковым. Легко убедиться, что эти силы завышены минимум в полтора раза (те же цифры и в последующих документах… до начала войны). В то же самое время к началу разработки плана «Барбаросса» коллега-протагонист Голикова адмирал Канарис подаёт для плана данные об РККА, заниженные почти в два раза. Иначе говоря, Канарис просто провоцировал Гитлера на вторжение.
Кому это было нужно? Разумеется, Черчиллю. Англия осенью 1949 г. находилась на краю пропасти и вторжение вермахта в СССР просто спасло её. И Канарис, как установлено в послевоенное время, был британским агентом влияния. А Голиков?
Стоит вспомнить, что, если в 1937-1938 гг. арестовывали по обвинениям в шпионаже на Германию и Японию, то всплеск репрессий перед самой войной знаменовался обвинениями арестованных в шпионаже в пользу Англии и США (в числе прочих был арестован по такому обвинению и Мерецков, за которым тоже числится несколько загадочных моментов его служебной деятельности). То есть, Политбюро и НКГБ имели какие-то сведения, заставлявшие их опасаться деятельности английской агентуры в высших эшелонах власти и армии?
22
Особо любопытным представляется то, что после начала войны и Канарис, и Голиков начали показывать сведения, гораздо более похожие на реальность. Голиков, как известно, полководческих талантов на фронте не проявил (мягко выражаясь), в начале 1943 г. был убран с фронта и до пришествия Хрущёва находился в задвинутом состоянии. А при Хрущёве… в 1958 году – начальник ГлавПУРа (высший знак доверия военному человеку – обычно этот пост занимал крупный партийный деятель), в 1961 году – Маршал Советского Союза… За какие заслуги Хрущёв награждал и приближал Голикова? И если правда то, что вырисовывается из моих размышлений, то кем был сам Хрущёв?».
Насчет «английских шпионов в высших органах власти – известно, что в секретариате у А. Микояна был выявлен именно такой английский шпион, хотя точные данные на него до сих пор не известны публике,…Но и у немцев, в нашем Генштабе были свои агенты. Не зря ж Жуков писал в августе 41-го, что в Генштабе явно есть агент немцев – слишком уж хорошо ориентируются немцы в наших планах. Но возвращаемся к предвоенным дням…
Как видите, точную дату нападения Сталину сообщали уже 12 июня и один из источников – агентура в Хельсинки. И по этим донесениям, уже Фитин, непосредственный начальник Синицына, руководитель внешней разведки Госбезопасности СССР – ИНО ГУГБ НКВД-НКГБ в 1939-1946 гг. 12 июня и подал Сталину докладную. Должен был подать, как считает Синицын.
Фитин представил донесение Синицына Сталину (а также и других резидентов) 12 июня. А 17 июня, днем Сталин вызвал к себе Меркулова и Фитина. Как вспоминал потом якобы Фитин, в изложении «разоблачителей сталинизма»:
«Первыми словами Сталина были: «Прочитал ваше донесение… Выходит, Германия собирается напасть на Советский Союз?» Не дождавшись ответа, он продолжал: «Что за человек, сообщивший эти сведения?». Фитин дал подробную характеристику «Корсиканцу» и сказал, что нет оснований сомневаться в правдоподобности его информации. После окончания доклада Фитина вновь наступила длительная пауза. Наконец Сталин произнес: «Дезинформация! Можете быть свободны».
Придя в Наркомат, Меркулов и Фитин тут же составили шифровку в Берлинскую резидентуру о немедленной проверке присланного сообщения о предстоящем нападении Германии на СССР. Однако ответ на нее так и не был получен.
23
В тот же день по указанию Сталина Берия отдал Судоплатову приказ о формировании Особой группы при наркоме, как специального органа разведывательно-диверсионных операций на случай начала войны.» (Дамаскин И. «Сталин и разведка». М., 2004 г.)
Т.е. Фитин, на пару с Меркуловым, докладывают о сообщении агентов, но не из Хельсинки, а из Германии. И Сталин якобы не верит им…
В общем, получается что донесение «Монаха» (Синицына) или не докладывается или преподносится как недостоверное. И тот же Голиков, кстати, этим страдал – давал свои «комментарии» к донесениям разведчиков. И если попытаетесь проанализировать как и что докладывала разведка Сталину, создается впечатление что не все Сталину они докладывали – уже в Москве, из того что разведчики слали в Москву. При этом большую часть докладных Голикова-ГРУ – Сталину представляли Тимошенко и Жуков. А доклады того же Фитина – по линии НКГБ – докладывал Меркулов и тот же Синицын также показывал потом, со слов Фитина, что Меркулов вел себя «странно», не очень адекватно на том докладе 17 июня. (Фитин в 1946 году, когда наркомом НКГБ вместо Меркулова стал Абакумов, бывший начальник Главного управления контрразведки «СМЕРШ» НКО СССР, был с понижением отправлен служить в Свердловск…)
И, в общем становится более понятна реакция Сталина на донесения разведки – минимум осторожная…
Но – еще насчет того что Сталин считал донесения разведчиков «дезинформацией». В 1995 году было выставлено на всеобщее обозрение донесение Меркулова Сталину от 17 июня о том, что нападение произойдет 22 июня, на котором Сталин якобы написал (зеленым карандашом) «матерную» резолюцию: «Можете послать ваш источник из штаба герм[анской] авиации к еб-ой матери. Это не «источник», а дезинформатор. И.Ст.» (легко найти в интернете).
Увы, мне лично эта резолюция очень нравится – в донесении из штаба авиации Германии сообщали дурь о том, что немцы в первую очередь нанесут авиаудары по каким-то мастерским автомобильным под Москвой. И я бы лично похлеще отписал бы. Но – данная резолюция – фальшивка. В том смысле, что ею пытались и в те годы, и сегодня доказывать миф, что разведка хоть и докладывала Сталину точную дату, но сам тиран не верил разведке, посылая эти донесения куда подальше.
Писал ли Сталин эту резолюцию? Сомневаюсь, что писал но – мог устно вполне высказаться об «источнике», но это в принципе – не важно.
24
Меркулов 17 июня подготовил несколько экземпляров данного сообщения – для Сталина, Молотова, Берии и т.д. Всем кроме Сталина это сообщение НКГБ было разослано, а вот Сталину, первый экземпляр Меркулов лично вручил и доложил лично суть сообщения. Повторюсь – я бы на месте Сталина и похлеще отозвался бы и об агенте – «источнике», который сообщил, что Германия в первую очередь будет бомбить какие-то мастерские да электростанцию небольшую под Москвой. Это – действительно дезинформация – когда вместе с правдивым фактом подсовывается полная дурость, после чего уже нет доверия и важному факту-информации о скором нападении.
И Сталин однозначно мог и должен был указать Меркулову на это. Другое дело – на кой черт Сталину писать резолюцию для Меркулова, если Меркулов сам стоит перед «тираном» и можно вполне ему в глаза сказать все что думаешь о таком «источнике» дезинформаторе. И самое важное – данный экземпляр не возвращался Меркулову – а оставался в архиве Сталина, который со временем и стал «архивом президента РФ» – ведь данный экземпляр Сталину и предназначался. Поэтому писать резолюции Сталину в принципе нужды не было.
То, что это фальшивка (не сам текст доклада Меркулова а «резолюция» на «сопроводительном» листе к нему) показывает в своих работах А.Б. Мартиросян. Данное сообщение уже публиковалось в приличных изданиях и эту «резолюцию» там не приводили. Но – ФСБ публикуя данное сообщение в своих сборниках документов, использовало тот экземпляр, который хранится в их архиве. Поэтому их публикация – в принципе не может иметь «матерную резолюцию» Сталина. Т.е. – на экземпляре для Сталина в принципе могла быть резолюция сия. Если тиран ее писал, конечно же.
На данном сообщении – бланк от времени пожелтел, а карандашная «резолюция» выглядит как новенькая. Сталин пользовался не зеленым, а синим и красным карандашами для таких резолюций. Но и это не важно. Странным выглядит сам бланк «сопроводиловки» для Сообщения – он не прямоугольной формы, а квадратной. Но и это – не самое «странное».
Как показывает Мартиросян, все кто кидался разоблачать эту фальшивку, пытались показать, что почерк «резолюции» не Сталина, но подделан он вполне красиво, а надо было – сравнить почерк Меркулова. Его подпись. Взять подписи Меркулова на других экземплярах сообщения в тот день и сравнить с подписью этой. И все встанет на свои места: данный «документ» с матюгами «Сталина» – или настоя-
25
щий, или фальшивка. Я думаю фальшивка – и сам бланк и «резолюция Сталина» на нем. И писалась она в то же время когда выдумывалась и «резолюция» Берии от «18 июня» – что надо стереть в лагерную пыль разведчиков, которые шлют данные о нападении на 22 июня. А генерал Тупиков, резидент в Берлине – тупой.…
Нужны же были эти «резолюции» двух «злодеев» для разоблачителей «сталинизмы» только для одного – уверить обывателя, что нападение было неожиданным, нападения на 22 июня не ждали и поэтому погром РККА – целиком на совести «тирана». Потому что Сталин не верил разведке, и вообще был параноиком…
Хотя повторюсь – в принципе, я бы на месте Сталина и похлеще отозвался бы Меркулову на это сообщение. Но. Не важно в принципе – что там Сталин сказал или «отписал» Меркулову на это конкретное сообщение. Важно, что в реальности и без него были и другие сообщения разведки о скором нападении Германии и то, что Сталин 18 -19 июня дал команду выводить приграничные дивизии на их рубежи обороны по Планам прикрытия! И они и начали выводиться по ПП именно в эти дни – после 17 июня. А это само важное свидетельство того что о нападении 22 июня было известно.
Так что байка о том, что Сталин не верил в нападение и поэтому запрещал военным принимать какие-то меры и это якобы подтверждается данной «матерной резолюцией» – чушь. И в любом случае Сталин «материл» Меркулова, что в принципе не могло не быть, не за информацию о нападении как таковую а – «источник», который сообщает всякую ерунду о каких-то мастерских…
Кстати, об «источнике» этом, и агенте по прозвищу «Старшина».
«Старшина» это немецкий офицер, служивший в штабе ВВС Германии – Хайнц Харро Макс Вильгельм Георг Шульце-Бойзен. В отделе разведки штаба ВВС. И его сообщения, особенно с начала 1941 года больше походили именно на сообщение именно дезинформатора. Который использует явно сомнительные источники информации – от некоего офицера разведки штаба люфтваффе – своего сослуживца.
То он сообщает, что вермахт ударит только двумя ударами – по Прибалтике и Молдавии, то – что главное – захват Украины. При этом – другие агенты сообщали и фамилии ТРЕХ командующих групп армий и говорили о ТРЕХ направлениях ударов, и главным ударом точно не Украина была. Т.е. – такое ощущение что «Старшина», а точнее его «источник», офицер разведки люфтваффе, был скорее двойным агентом. Подставленный нашим разведчикам в Берлине
25
именно для слива дезы.… Сам Шульце-Бойзен был казнен нацистами как руководитель «Красной Капеллы», но почему-то я сомневаюсь, что и его «источник»-сослуживец тоже попал в застенки гестапо…
Но вернемся к событиям вечера 21 июня…
Тимошенко и Жуков вышли от Сталина в 22.20, и согласно «воспоминаниям» Жукова, бывший с ними в Кремле (возможно в приемной дожидался – в журналах не отмечен) Ватутин якобы немедленно с этим текстом, подписанным и Тимошенко и Жуковым в присутствии Сталина, уехал в Генштаб. Для «немедленной» отправки «Директивы б/н» в западные округа.
По «воспоминаниям» Жукова данная директива ушла в войска уже в 00.30 22 июня, приказы во исполнение данной Директивы пошли в войска в самих округах только после 2.30 ночи, но в самих частях, практически во всех округах, дивизии и корпуса узнавали о начале войны или уже под обстрелом и бомбежкой в «4.00», или из сообщения Молотова в 12.00 (это в лучшем для них случае)! Т. е. в штабы округов «Директива б/н», хоть и с запозданием, но все же пришла в ночь 22-го июня, но во многих частях об этом так и не узнали до нападения.
Но как раз данным «вопросом № 3 от Покровского» и ставилась цель выяснить, прежде всего, именно этот момент в истории 22 июня – «Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня?». Т.е. в каком часу эта директива поступила в округа, и доводили ли до частей в западных округах вообще это «распоряжение»? А также – «какие и когда были отданы указания по выполнению этого распоряжения и что было сделано войсками?»
Т.е.:
– в какое время штабы западных округов выдали в войска свои приказы «о приведении в боевую готовность» на основании «Директивы б/н» – другой-то в эти часы не было вообще;
– в каком часу поднимались войска;
– что представляли собой эти приказы – короткие приказы-команды, или длинные и «странные» директивы;
– объявлялась ли «боевая тревога» в частях, как и должно было произойти в этом случае в округах;
– и самое, наверное, важное – «что было сделано войсками» в этом случае?
27
А, разобравшись по ответам генералов с тем, в какое время в округах получили «Директиву б/н», можно было и перед Жуковым с Тимошенко поставить вопрос: в каком же часу они отправили «приказ наркомата» в округа, если вышли от Сталина в 22.20?
С одной стороны, действительно, не играет никакой особой роли вопрос, когда войска получили этот «приказ» в виде текста шифровки – часом раньше или часом позже. Времени на выполнение этого приказа в полном объеме, достаточного, для приведения войск в «полную боевую готовность» всё равно не остаётся до «4.00 22 июня», если войска до этого действительно не отрабатывали никаких мероприятий по повышению боевой готовности.
Но! Если войска уже находятся в повышенной б.г., в районах, «предусмотренных планами прикрытия», то им действительно необходимо всего несколько десятков минут на подъем по «сигналу боевой тревоги», чтобы выбежать из палаток и выйти к рубежам обороны, или начать движение к этим рубежам! И вот тут время передачи в войска команды на боевую тревогу играет огромную роль – дорога каждая минута. После чего выполнить следующий приказ Москвы – на вскрытие «красных» пакетов и на ввод ПП, времени тем более много не потребуется.
Вспомните, сколько времени потребовалось флоту для приведения в полную б.г. по этому самому «сигналу боевой тревоги»! А точнее переводе из повышенной б.г. в полную. Всего час-полтора! И в том же Одесском округе этот «сигнал боевой тревоги» и получили, и выполнили. И особой роли в том, «в каком часу» пришел в округ этот «сигнал» – «Директива б/н» (а она пришла в округа все же не в то время, как преподносит Жуков и его сторонники), это действительно не сыграло! Получив, даже после 1 часа ночи эту директиву Захаров сделал именно то, что и требовалось в этом случае, и что сделал для флотов адмирал Кузнецов – они дали в войска приказ «поднять войска по боевой тревоге»! Немедленно и по телефону, а не так как в том же ПрибОВО – получите к 3 часам письменный приказ по округу выполненный на основании «Директивы б/н», и делайте чо хотите. За час-полчаса до нападения.
И в ОдВО времени командирам частей вполне хватило для выполнения. Тем более что действительно они еще вечером 21 июня получали предупреждения от Тимошенко или Жукова о возможном нападении к утру 22 июня, и были готовы выполнить приказ по первой команде. Как получали такие же предупреждения о вероятном
28
нападении с вечера 21 июня и другие округа (или придется признать, что Одесский округ пользовался особой симпатией Жукова и Тимошенко, коли только им такие звонки вечером были).
Однако ответов генералов из этого округа в ВИЖ вообще не показали. Даже на первые два вопроса «от Покровского» – Захарова, Малиновского и многих им подобных Батюнь. И ответы командиров из ОдВО действительно отличаются от ответов командиров соседних округов. Впрочем, ВИЖ и ответов на вопрос № 3 ни от кого не привел, хотя в ответах на вопрос № 2 и показали некоторые из ответов на вопрос №3.
Итак, к вечеру 21 июня все войска, ВВС, ПВО и флота должны находиться в повышенной б.г. чаще всего это делалось скрытно, устными командами в том числе. Но после того как вечером 21 июня в кабинете Сталина принимается решение о приведении (переводе по сути) всех войск западных округов, а также ВВС, ПВО в полную боевую готовность (а также флотов), в 22.20 подписывается прямой приказ на приведение всех войск западных округов в полную б.г. – «Директива б/н». После которой в западных округах должны были поднимать войска по боевой тревоге уже открыто. И после этого начинается очередной этап сознательного саботажа со стороны генералов – в доведении данной директивы до войск. И в этом уже напрямую оказываются замешаны нарком обороны СССР С.К.Тимошенко и начальник Генерального штаба Г.К. Жуков, или их подчиненные в ГШ (в округах срывом доведения до войск этой директивы занималось уже командование округов).
Эти двое сделали «всё возможное», чтобы так «немедленно» отправить «Директиву б/н» в западные округа и сделали это так «быстро», что её в итоге отправляли из ГШ только около 0.30 и после 1.00 часа ночи. Т.е. спустя почти 2,5 часа после её подписания в кабинете Сталина!
Сначала Тимошенко и Жуков почти 1,5 часа передавали текст этой директивы в шифровальный отдел ГШ для зашифровывания – вышли они от Сталина в 22.20, а поступила директива к шифровальщикам, согласно отметке на черновике-оригинале «Директивы б/н» в 23.45. Видимо Ватутин и отнес текст от Жукова к шифровальщикам после того как Жуков под диктовку наркома переписал ее в бланк шифрблокнота в присутствии адмирала Н.Г. Кузнецова (вот почему Тюленев не мог разговаривать с Жуковым после 22.20 – тот находился в кабинете наркома и переписывал текст «Директивы б/н» в шифрблокнот).
29
А затем её уже Маландин с Василевским почти час передавали в округа, получив её от шифровальщиков в первом часу ночи, примерно в 0.10-0.15 – Василевский А.М.: «В первом часу ночи на 22 июня нас обязали в срочном порядке передать поступившую от начальника Генерального штаба Г.К. Жукова подписанную наркомом обороны и им директиву в адреса командования Ленинградского, Прибалтийского особого, Западного особого, Киевского особого и Одесского военных округов...». («Дело всей жизни», М., 1978 г. Есть в интернете)
Жуков или Тимошенко поручили Маландину и Василевскому с Ватутиным проконтролировать отправку текста «Директивы б/н» в западные округа. Поручили «в первом часу ночи». Однако в округах «приказ наркома» стали получать:
– в КОВО около 0.30 (по утверждению Баграмяна, в мемуарах, получать стали в 0.25, но «принимали и расшифровывали» до 2.30);
– в Минске – после 0.45 (см. «директиву № 1» в ВИЖ № 5 за 1989 г., и как указывает исследователь С.Чекунов на принятой в Минске директиве стоят отметки – «Подана 22.6 01.00 принята 22.6 01.10.»);
– в ПрибОВО – «около часу ночи 22 июня» (по воспоминаниям генерала Хлебникова или в 0.25 по воспоминаниям начсвязи ПрибОВО Курочкина).
А в ОдВО в 1.15 примерно («во втором часу ночи», как написал маршал М.В. Захаров). Более точно это, могут подтвердить или «опровергнуть» входящие шифровки этих округов, хранящиеся в ЦАМО. Или исходящие шифровки ГШ хранящиеся до сих пор в архиве ГШ в Москве (не в ЦАМО, в Подольске). Но. Из шифровального отдела ГШ текст должен поступать на узел связи ГШ без участия Оперуправления, т.е., офицер-шифровальщик сам относит готовый к отправке текст офицерам-связистам («восьмерикам»). Т.е. задержки на этом участке быть не могло.
Маршалы уверяют, что отправку во все западные округа закончили в ГШ к 0.30 ночи 22 июня. Однако на самом деле с 0.30 ее только начали отправлять. Точнее в 0.30 ее начали отправлять только в ПрибОВО и КОВО. Ну, а затем уже в самих округах «Кузнецовы (Кленовы)-Павловы-Кирпоносы» сделали все, чтобы дивизии и корпуса либо этот «приказ наркома» не получили до нападения, либо не получили его вообще. И об этом и задавался вопрос № 3 «от Покровского» после Войны.
30
Согласно отметкам на директивах по ПрибОВО, ЗапОВО окружные приказы были сотворены примерно к 2.30 ночи (в КОВО похоже вообще не делали свой вариант этой директивы для армий), и в это время и должны были начать получать в войсках приказ «боевой тревоги». Но и этого якобы не происходило – все ждали друг от друга «письменных» приказов. Сначала из Москвы в округа, потом из округа в армии – «тратили время» на зашифрование-расшифрование. А потом мемуаристы Жуковы переживали, что тут уже провода порезали диверсанты. Но это – вранье и ниже мы это рассмотрим…
Вот что писали о нормативах по приведению в полную б.г. в РККА в те дни все в том же исследовании «1941 год — уроки и выводы»:
«В планах прикрытия важное место отводилось последовательности сосредоточения войск. В общих чертах она выражалась в том, что войска, расположенные в непосредственной близости от государственной границы, с объявлением боевой тревоги должны были занять районы обороны, намеченные им по плану. Первыми, через 45 мин после объявления тревоги, занимали оборону специально выделенные от дивизий первого эшелона отряды в составе усиленного стрелкового батальона. Они имели задачу поддержать боевые действия подразделений пограничных войск и подразделений укрепленных районов. Далее, под прикрытием боевого охранения, должны были выдвигаться части дивизий первого эшелона армий прикрытия. Первый эшелон этих дивизий должен был занять оборону через 3-9 ч.{103 – ЦАМО, ф. 16А, оп. 2951, д. 241, л. 74.}(это «директивы на разработку окружных планов прикрытия» согласно этому сборнику, которые были «подписаны наркомом обороны в начале мая 1941 г.» – К.О.). Все эти войска планировалось содержать в постоянной боевой готовности.»
Сегодня нам точно известно, что приграничные дивизии («войска, расположенные в непосредственной близости от государственной границы») свой приказ на вывод из казарм, в «Районы сбора» минимум, а то и на занятие окопов на границе (отдельными батальонами) получили именно по «телеграмме ГШ от 18 июня» еще. И даже тем, кто не сидел в окопах, выйти к ним из районов сосредоточения на границе требовалось действительно считанные минуты и часы. После полуночи на 22 июня... Достаточно было дать им команду привести эти дивизии в полную б.г., т.е. «разбудить» в данном случае, после чего получив команду вскрыть свои «пакеты» занять сами окопы они
31
смогли бы буквально за считанные «минуты». А стрелковые батальоны от приграничных дивизий, усиления пограничников, усиленные артвизионами находились на границе вообще с начала мая! Занимались «обустройством» границы…
«Под боевой готовностью в тактическом масштабе понималась способность войск своевременно вступить в бой с противником в различных условиях обстановки. Она складывалась из многих элементов, связанных с подготовкой войск для боя. Особо следует подчеркнуть, что уровень боевой готовности частей и соединений должен был поддерживаться в зависимости от роли, места и задач, возлагаемых на них с началом военных действий. Сроки готовности частей определялись временем, необходимым для сбора по тревоге и выхода в назначенные районы.
Доукомплектование автотранспортом и личным составом должно было осуществляться после начала боевых действий или в угрожаемый период из близлежащих районов. Часть войск второго оперативного эшелона планировалось перевозить железнодорожным транспортом.»
Второй эшелон приграничных округов, «глубинные дивизии» получили свой приказ на вывод в районы сосредоточения или районы сбора, и начали выводиться с 7-11-15 июня. Правда чаще всего они шли своим ходом и по ночам, что увеличивало время на этот вывод. Однако если приграничные дивизии свою задачу выполнят и задержат противника на границе на несколько дней как положено по ПП, то 2-е эшелоны и успеют «вовремя» выйти к своим рубежам сосредоточения или обороны. А отмобилизование, «доукомплектование автотранспортом и личным составом», проводилось и в приграничных дивизиях также и именно «в угрожаемый период», до 21 июня еще. Через «учебные сборы» в мае-июне в том числе…
«В каждом соединении для борьбы против диверсионно-разведывательных групп выделялся специальный отряд, как правило, в составе роты, имеющей постоянную боевую готовность и усиленной танками и артиллерией. План прикрытия предусматривалось вводить в действие при объявлении мобилизации автоматически, а в других случаях только распоряжением наркома обороны СССР шифрованной телеграммой: «Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 г.» {104 – ЦГАСА, ф. 40442, оп. 1, д. 1872, л. 44.}Ввод его в действие не был рассчитан на внезапные действия врага.»
32
Т.е., наши Планы прикрытия, и особенно майские ПП не могли сработать «как надо» если дивизии приграничных округов заранее не будут приведены в повышенную (минимум) б.г., и выведены в районы сосредоточения или обороны. Особенно это касается приграничных дивизий. Т.е. эти ПП должны были вводить (хоть открыто, хоть скрытно) – заранее! В связи с угрозой войны! Что и делалось в реальности через вывод войск в районы предусмотренные Планом прикрытия по запросам самих округов уже с 8-11-15 июня!
После чего ввести ПП в действие «официально» было бы делом «формальным» и быстрым – буквально «минутным». Ведь в этом случае округам оставалось только получить короткий приказ – «Ввести в действие ПП 1941 года», что означает для них – вскрывать «красные» пакеты, занимать окопы на границе тем, кто еще там не сидит, и быть готовы – воевать. Или – получить команду – «Вскрыть красные пакеты», если Москве давать прямой приказ «Приступить к выполнению ПП» нежелательно по политическим мотивам. Что в принципе для военных – одно и то же.
И точно также это игралось и на майских КШИ – мы узнаем о возможном нападении, выводим войска по ПП недели за две и в момент нападения – никаких «неожиданностей» и «внезапностей» нападения для нас нет.
Мехкорпуса должны были приводиться в б.г. и выводиться в «Районы сбора» или сосредоточения по ПП по директивам от 14 июня, а приграничные дивизии должны были выводиться к своим рубежам обороны по приказам ГШ от 18 июня! И как показывает Абрамидзе – сами окопы им занимать еще пока запрещалось!
ВВС и ПВО округов приводились в повышенную б.г. с 19-20 июня, и точно также и флота приводились в повышенную б.г. с 18 июня! После чего ПП «ввести», дать команду занять сами рубежи обороны, так чтобы они сработали как надо, труда действительно не составило бы.
В принципе вводить ПП и не надо было особо в ту ночь. По крайней мере, на 10 часов вечера 21 июня. Действительно достаточно было просто поднять по боевой тревоге дивизии и объявить о введении полной б.г.. Что и требовала «Директива б/н». А ввести формально сами ПП можно было и буквально за час до нападения, и после нападения. И после 4 часов утра округа и сообщали в ГШ, что они ввели свои Планы прикрытия.
33
Сделать они это могли и самостоятельно по факту нападения, что есть вполне нормально, или выполнили приказ Жукова на это, все же посланный им ДО нападения. И это не важно на самом деле. Главное было в те часы – поднять войска по тревоге хотя бы в 1.00-1.30 ночи! А занять окопы или не занимать – это следующий шаг, который можно было бы и не делать – если угроза нападения окажется опять ложной…
«Принятая система многоступенчатой передачи шифрованной телеграммы таила в себе опасность, что процесс — зашифровка, передача и расшифровка — займет много времени и до войск не будут своевременно доведены важнейшие распоряжения. Не учитывалось также, что противник сможет вывести из строя целые звенья управления. К тому же система оповещения не обеспечивала поддержание связи на две-три ступени вниз. Скрытое управление войсками при их отмобилизовании и развертывании предусматривалось достичь с помощью кодов, кодированных карт и радиосигнальных таблиц. Открытые разговоры по телеграфу и особенно по телефону категорически запрещались.»