В опубликованной в сборнике от Яковлева, в «Малиновке», и не только, «Директиве № 2» такой запрет отсутствует. Но это – фальшивка. В апреле 2015 года на сайте МО РФ «Документы. Первый день волны» выложен оригинальный текст этой директивы (желающие без труда могут с ним ознакомиться). На котором, кстати, есть разметка в виде «галочек» шифровальщика ГШ.
На фото листков этой директивы «№2» видно, что запрет на переход границы здесь есть, но уже дается разрешение нанести авиаудары по вражеской территории. В конце идет указание – «На территорию Финляндии и Румынии до особых указаний налетов не делать», а на последней страничке, которая никогда до этого не публиковалась, указывается – «Т. Ватутину Румынию бомбить» и «Народный комиссар обороны приказал территорию Румынии и румынские … на территории … авиа…» (далее, увы, срезан текст).
Т.е. в директиве «б/н» идет речь только о приведении-переводе в полную б.г. всех войск, ВВС, ПВО приграничных округов и флотов. Затем, до нападения, должна быть директива на ввод ПП в действие, которая запрещает пересекать и перелетать границу – «№1». Затем уходит директива разрешающая отвечать, если противник пересек границу – мочить врага на нашей территории. И разрешающая авиаудары по территории противника – «№2». А потом пойдет и директива о перенесении войны на территорию врага – «№3».
Возможно, были устные указания от Сталина наркому Тимошенко, в первые часы войны, а тот давал эти указания в округа – о пересечении границы до того, как в округа не отправили «Директиву № 2» к 8 часам утра? Возможно. Возможно, указание о запрете переходить границу, было и в «Директиве б/н», той, что писалась в кабинете Сталина? Возможно. А в итоге – спекуляций на эту тему гуляет множество, мол, Москва (читай – Сталин) запрещала «переходить границу», когда немцы были на нашей земле уже чуть не в полусотне километров от неё. Хотя на самом деле этот запрет мог быть указан – для войск как таковых – в директиве, которая пошла бы следом за директивой «б/н», в директиве «№1». От 2.30 примерно.
Но сегодня вполне доступен фотоскан директивы «№2» от 7.15 утра 22 июня и на этом фото черновика данной директивы как
93
раз есть указание – «1. Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь до особого распоряжения наземным войскам границу не переходить».
Указание «о границе» также шло и из майских директив на разработку новых планов прикрытия. Из графы «Общие указания». И, скорее всего, именно его и добавляли в приказы по округам в ночь на 22 июня: «Первый перелёт или переход государственной границы допускается только с особого разрешения Главного Командования». Так указано в Директиве № 503859/сс/ов для ЗапОВО, и в Директиве № 503862/сс/ов для КОВО, и в Директиве № 503920/сс/ов для ПрибОВО.
В плане прикрытия ПрибОВО (ЦАМО РФ, ф. 16, oп. 2951, д. 242, лл. 1-35. Есть в интернете) в «п. 5» для авиации указано: «5) ударами по железнодорожным узлам Кёнигсберг, Мариенбург, Эйлау, Алленштейн, Инстербург и по железнодорожным мостам через р. Вислу на участке Данциг — Быдгощ, а также по группировкам войск нарушить и задержать сосредоточение войск». Но также есть и такое указание: «1. Переход границ наземными войсками и перелёт её самолётами производится только с особого разрешения Главного Командования».
«Здоровую инициативу» также проявляли и командующие армиями. Сами ПП до подчиненных толком не довели, а вот пункт о «переходе границы» применяли... даже вечером, с 22 июня на 23 июня! В боевом приказе № 02, отданном войскам 4-й армии в 18 ч 30 мин. 22 июня 1941 года, действительно ставились такие задачи:
«Войска 4-й армии, продолжая в течение ночи твёрдую оборону занимаемых рубежей, с утра 23.6.41 г. переходят в наступление в обход Бреста с севера с задачей уничтожить противника, переправившегося через р. Зап. Буг...
Атаку начать в 5.00 23.6.41 г. после 15-минутного огневого налёта.
Границу до особого распоряжения не переходить...
Командующий войсками 4-й армии генерал-майор Коробков
Член Военного совета 4-й армии дивизионный комиссар Шлыков
Начальник штаба полковник Сандалов
Ф. 226, оп. 2156сс, д. 67, лл. 2,3
94
Подписи командующего войсками и члена Военного совета армии на документе отсутствуют».
Напомню, командующий 4-й армией генерал-майор Коробков был расстрелян 22 июля, вместе с Павловым.
Однако еще раз повторюсь – эти ограничения были в ПП округов, и при вводе этих ПП эти ограничения и вступали в силу. До тех пор пока Москва не разрешит пересекать границу.
Также могли быть эти разъяснения и в «Директиве б/н». Должны были быть и примерно такого рода:
«В случае провокационных действий немцев огня не открывать.
В случае перехода наступление крупных сил пр-ка разгромить его».
Так указано в директиве «№1»по ПрибОВО, однако в ней не указали – границу самим не пересекать, и по ПрибОВО известно, что некоторые части рванули громить врага на его территорию утром 22 июня.
Кстати, это вполне разумное на тот момент указание-ограничение. Если враг только ведет огонь со своей стороны – не отвечать, а если перешел границу – мочить, но самим границу не пересекать. Пока не разрешит Москва…
И такое разрешение» Москва дала только директивой «№3» от позднего вечера 22 июня. Которая и разрешает, наконец, нашим войскам пересекать госграницу и громить противника и на его территории в том числе: «4. На фронте от Балтийского моря до границы с Венгрией разрешаю переход госграницы и действия, не считаясь с госграницей»…
Но все равно, получается, Павлов фактически подставлял свои армии под разгром. 4-ю – тем, что не довел до Сандаловых приказ ГШ ещё от 18 июня на вывод их приграничных дивизий на их рубежи обороны по ПП и о приведении в боевую готовность (см. показания начальника связи ЗапОВО генерала Григорьева, через которого и получали в округе все приказы НКО и ГШ). В итоге три дивизии этой армии были фактически уничтожены в Бресте в первые сутки войны – перестали существовать как боевые единицы.
В ночь на 22 июня Павлов пытался поднять армии, около 1.30 ночи… Звонил, но дать четкий приказ «боевой тревоги» не сподобился. Нес ахинею – «было предложено командующим привести войска в боевое состояние», хотя при этом указывал – «и занять все сооружения боевого типа и даже недоделанные железо-
95
бетонные». Т.е. Павлов в 1.30 вместо четких приказов – «предлагал» командующим – занимать оборону. При этом командующий 3-й Армией Кузнецов ответил Павлову что «согласно ранее мною данным указаниям патроны войскам он раздал и в настоящее время приступает к занятию сооружений»! Голубев, в 10-й доложил, что у него «штабы корпусов после военной игры оставлены для руководства войсками на том месте, где им положено по плану». На что Павлов «предупредил Голубева, чтобы он войска держал в полной боевой готовности и ждал моих дальнейших распоряжений». Из 4-й Армии, Коробков «доложил, что у него войск готовы к бою. Боеготовность Брестского гарнизона он обещал проверить. На это я Коробкову указал, что гарнизон должен быть на том месте, где ему положено по план, и предложил приступить к выполнению моего приказания немедленно».
Затем Павлов похоже стал по телефону давать еще указания в армии – на вскрытие «красных пакетов», на боевую тревогу – в 2.30.
В книге И.Стаднюка «Война» (Стаднюк однозначно работал с источниками – протоколами допроса Павлова) и показан такой ответ Павлова следователю (Павловскому) на первой «беседе», 4 июля:
«Старший батальонный комиссар тяжело вздохнул, оторопело посмотрел на Павлова, затем достал из планшетки несколько листов бумаги с машинописным текстом и заговорил:
— Вот копия вашего майского распоряжения... Здесь для каждой дивизии определены позиции, которые они должны занять в случае опасности, но только по сигналу боевой тревоги. Когда вы дали войскам округа такой сигнал?
— После того, как была расшифрована директива наркома обороны и начальника Генштаба.
— Но в ночь накануне начала войны нарком и начальник Генштаба предупреждали вас по ВЧ, что директива подписана и что надо действовать?
— Прямых указаний о боевом развертывании войск они по телефону не давали. А согласно инструкции такие действия осуществляются только после поступления официального приказа правительства или наркома обороны...»
Что показывает Павлову дознаватель? Правильно – План прикрытия ЗапОВО. В котором «для каждой дивизии определены позиции, которые они должны занять в случае опасности». Который и вводится в действие – «по сигналу боевой тревоги».
96
О чем тут речь – возможно о директиве «б/н», по приведению в полную б.г.? Нет… Стаднюк не знал о «телеграмме НКО» от 2.30, на ввод ПП (вскрытие пакетов) и просто использовал протоколы допроса. Но мы-то знаем что «боевое развертывание войск» возможно только по директиве – «Приступить к выполнению ПП 1941 года»! И именно это и есть – «сигнал боевой тревоги» для Павловых! Или – минимум была команда – «Вскрыть «красные» («боевые») пакеты».
Т.е., нарком и начГШ все же предупреждали округа по телефону, что кроме приведения в б.г. им надо ждать и директиву на ввод ПП – на «боевое развертывание войск»! Но они по телефону это не приказали, и Павлов ждал именно письменного приказа. Что с натяжкой в принципе «верно» в его положении – нарком вместо того чтобы дать четкую команду приводить войска в полную боевую готовность вообще черте что советовал Павлову после полуночи…
Но Павлов действительно, после того как получил и расшифровал «директиву наркома обороны и начальника Генштаба», этот самый «сигнал боевой тревоги», дал команду в войска – вскрывать и «красные» пакеты. По крайней мере Ляпины и Бирюковы на него указывают.
Но затем у Стаднюка разговор вернулся к директиве «б/н»:
«Но я скажу больше: директива Главного командования не вводила в полной мере в действие наш план обороны государственной границы, а только требовала от войск прикрытия занять огневые точки укрепрайонов, а от авиации — рассредоточиться по полевым аэродромам и замаскироваться.»
И это верно – «Директива б/н» не требовала еще вводить ПП, но требовала вводить полную боевую готовность. И это в той ситуации могло означать также только одно – война.
Но опять же – Тимошенко Павлову нес какую-то лабуду в 1 час ночи, мол, соберитесь утром, если что случится, в штабе округа… Т.е. нарком около 1 часа ночи сознательно дезориентировал командующего округом Павлова, хотя буквально перед этим, в 23.00 разъяснял наркому ВМФ – это война. Т.е. Тимошенко сознательно срывал подъем по тревоге армий в Белоруссии! Хотя с самого Павлова ответственность снять невозможно, конечно же…
«— Ну хорошо... Но могли же вы хотя бы приказать вывести гарнизоны из военных городков?
97
— Если б я это сделал, а Гитлер не напал, мне бы снесли голову.
— Интересное признание. — В глазах старшего батальонного комиссара засветились недобрые огоньки. — Вы опасались за свою голову и потеряли тысячи, если не сотни тысяч голов красноармейцев и командиров!
— Если б знать все наперед!.. Этак мы должны были бы уже с десяток раз покидать военные городки.
— Скажите, Дмитрий Григорьевич... если б нарком по телефону прямо приказал вам действовать по боевой тревоге... Действовали бы?
— А если бы потом немцы не напали?.. И не поступила директива?.. Кто бы из нас ходил в провокаторах? <…>»
А вот тут Стаднюк и попытался показать сущность Павлова – трясся за свою шкуру больше чем за жизни подчиненных солдат и командиров… А Тимошенко действительно не отдал приказа действовать по боевой тревоге прямо.
Но. Может на самом деле Павлов действительно давал команду вскрывать «красные» пакеты – «сигнал боевой тревоги»? И именно это и исчезло потом как его оправдание и даже – заслуга?
«— Вы лично сделали многое, что вам полагалось делать. Даже очень многое!.. <…> — Но не все, что требовалось, и не сделали весьма существенное, за что и держите ответ, ибо ваши просчеты привели к тяжелым последствиям.» (Стаднюк И.Ф. Война, М., 1987г. Есть в интернете)
Данный диалог «старшего батальонного комиссара» и Павлова интересен тем, что он сделан именно по протоколам допроса. Именно эти вопросы поднимались и ставились перед Павловым во время следствия и на суде. И самые важные среди них: как Павлов повышал боеготовность округа перед 22 июня, и почему он не вывел из Бреста три дивизии – 6-ю и 42-ю стрелковые и 22-ю танковую. И именно это и показал Стаднюк в этом диалоге – возможно, он общался по этому поводу с тем самым «батальонным комиссаром» Павловским. Хотя конечно Стаднюк в 1980-е просто не знал, какие приказы были Павлову до 22 июня. Стаднюк как будто прекрасно разобрался с тем, что происходило, в ночь на 22 июня, но Павлов действительно пытался поднять армии после того как расшифровал «Директиву б/н», по телефону. После 2 часов и именно по боевой тревоге – со вскрытием «красных» пакетов! А вот этого Стаднюк не показал. И хотя от Пав-
98
лова сначала шли дурацкие указания – «привести в боевое состояние», затем он же дал команду – по боевой тревоге и со вскрытием «красных» пакетов поднимать свои войска после 2-х часа ночи…
В этом плане можно привести такие слова генерала Ляпина, бывшего начштаба 10-й армии ЗапОВО, которая, по словам генерала Фомина (бывший замначоперотдела штаба ЗапОВО) якобы «успела развернуться» перед нападением Германии:
«Судя по тому, что за несколько дней до начала войны штаб округа начал организовывать командный пункт, командующий войсками ЗапОВО был ориентирован о сроках возможного начала войны. Однако от нас никаких действий почему-то не потребовал.
В этих условиях мы самостоятельно успели подготовить лишь два полевых командных пункта (в лесу, в 18 км западнее Белостока, между станциями Жедня и Валилы), а также перевести штабы стрелковых корпусов: 1-го — в Визну, 5-го — в Замбров.
На госгранице в полосе армии находилось на оборонительных работах до 70 батальонов и дивизионов общей численностью 40 тыс. человек. Разбросанные по 150-км фронту и на большую глубину, плохо или вообще невооружённые, они не могли представлять реальной силы для обороны государственной границы. Напротив, личный состав строительных, сапёрных и стрелковых батальонов при первых же ударах авиации противника, не имея вооружения и поддержки артиллерии, начал отход на восток, создавая панику в тылу.
А какая иная реакция могла быть, например, у личного состава 25-й и 31-й танковых дивизий 13-го механизированного корпуса, которые имели к началу войны по нескольку учебных танков, до 7 тыс. человек в каждой, совершенно безоружных? Всем это должно быть ясно.
(Дата написания воспоминаний отсутствует. — В. К.)» (ВИЖ № 5, 1989г., с. 25-26)
Как раз при штабе этой 10-й армии и служил начальник 3-го («особого») отдела полковой комиссар Лось, что указал в своём рапорте и такое: «...Положение усугублялось тем, что по распоряжению штаба округа с 15 июня все артиллерийские полки дивизий, корпусов и артполки РГК были собраны в лагеря...» (что напрямую относится к вопросу № 4 «от Покровского»).
Таким образом, Павлов ещё и непосредственно перед 22 июня успел подставить 10-ю армию – ослабил её боеготовность, отправив
99
её самую мощную артиллерию «пострелять» на полигоны к самой границе (об этом подробнее в следующей главе-вопросе).
Начштаба 10-й армии ЗапОВО генерал-майор Ляпин заявляет, что никаких указаний на выдвижение из казарм к границе, на возвращение подразделений в свои расположения и на вывод к границе приграничных частей штаб его армии из штаба округа не получал. Ни после 10-го, ни после 18-го июня. А ведь примерно тоже самое в 1949-м говорил и начштаба 6-й армии КОВО генерал-майор Иванов: «Части прикрытия по распоряжению командующего войсками Киевского особого военного округа к границе выдвигать было запрещено». Но если для КОВО запрет шел в данном случае от Жукова – КОВО готовили к немедленному ответному удару силами всего округа и на границе для этого оставляли минимум войск прикрытия, то в ЗапОВО уже Павлов чудил – по своей инициативе.
Заместитель начоперотдела штаба ЗапОВО Фомин так «вспоминал»: «К осуществлению мероприятий по прикрытию государственной границы войска должны были переходить по получении шифрограммы «Вскрыть красный пакет». Распоряжение о вскрытии красных пакетов из штаба округа последовало в исходе 21 июня. Удар авиации противника (3.50 22.6) застал войска в момент выдвижения их для занятия обороны». Но в данном случае, похоже, Фомин слегка привирает. Точнее больше, похоже, что не очень внятно выразился. Павлов до полуночи никак не мог дать и не давал команду вскрывать красные пакеты. Это могло быть не ранее разговора Павлова с Тимошенко около 1.10 ночи с 21-го на 22 июня. Тот же Сандалов писал потом, что Коробков стал спешно рассылать «пакеты» в дивизии примерно около полуночи. Рассылать, но без команды вскрывать эти пакеты. Но после 2 часов Павлов точно дал команду вскрывать пакеты! А это – можно показывать как – «исход» ночи 21-22 июня.
Короче, прокурорам работы надолго хватит, разбираться в событиях тех дней – с тем, кто сочиняет, и кто что сделал или не сделал. К тому же ответы штабистов и ответы строевых генералов «несколько» отличаются.
Но вот что по 10-й армии Голубева, пишет военный историк В.А. Рунов (приведем достаточно большую цитату из книги «Первая кровь» (М. 2005г.) в которой и приводятся полные воспоминания нш Ляпина):
«По воспоминаниям начальника штаба 10-й армии П.И. Ляпина «в отношении подчинения обоих укрепленных районов была полная
100
неразбериха. С одной стороны командующий 10-й армией являлся ответственным не только за техническое выполнение плана строительства обоих укрепленные районов, но и за оперативное решение по размещению батальонных районов и каждого сооружения в отдельности. С другой стороны командарм не знал оперативного решения по использованию УР в системе обороны госграницы на случай возникновения войны, так как оба укрепленных района в состав войск участка прикрытия 10-й армии не входили» (ЦАМО, ф. 15, оп. 977441, д. 2, кор. 23343, л. 174).
Начальник штаба армии считал, что войска этого объединения, расположенные в Белостокском выступе, в случае войны могли быть легко отрезаны противником, а занимаемый ими рубеж с оперативно-тактической точки зрения не представлял собой никакой ценности. Состояние дорог в полосе армии было удовлетворительным, но многие мосты оставались не восстановленными после освободительного похода 1939 года. Линии проволочной связи также были сильно разрушены и нуждались в восстановлении. Эти работы были завершены лишь на некоторых участках, и восстановлена одна линия от фронта к тылу и некоторые рокадные линии. Особенно слабой была связь в сторону левого фланга армии, где должна была обороняться 86-я стрелковая дивизия и прибыла 113-я стрелковая дивизия.
22 апреля 1941 года в соединениях 1-го стрелкового корпуса, на основании директивы заместителя начальника Генерального штаба от 14 апреля, была проверена система приписки военнообязанных запаса и разработка мобилизационного плана «МП-41». В ходе проверки было установлено, что в период с 24 марта по 2 апреля 1941 года начальниками штабов дивизий были проведены десятидневные сборы с мобработниками частей по выполнению требований мобилизационного плана 1941 года. Начальником штаба 2-й Краснознаменной стрелковой дивизии 2 апреля 1941 года были даны указания начальникам штабов частей по вопросам укомплектования личным составом, мехтранспортом, обозом и лошадьми, по подсчету необходимых мобилизационных ресурсов. Соответствующие планы были составлены в полках. Однако по ряду положений эти планы были плохо увязаны с планами военкоматов по времени и количеству сил и средств.
До 22 июня 1941 года значительная часть артиллерии армии находилась на сборах на полигоне Червоный Бор, а часть зенитной артиллерии – на Крупском зенитном полигоне. Другая часть – в районах постоянной дислокации соединений и готовилась к вы-
101
ходу на период артиллерийских стрельб на полигоны Червоный Бор и Обуз-Лесна. Артиллерия дивизий находилась в составе своих соединений. Войсковая артиллерия была обеспечена боеприпасами в размере 1,5 боекомплекта, которые хранились на войсковых складах, а артиллерия, находящаяся в лагерях, имела от 0,5 до 0,7 боекомплекта боеприпасов.
В этих условиях командующий 10-й армией решил тремя стрелковыми дивизиями 1-го и 5-го стрелковых корпусов оборонятся в первом эшелоне, имея во втором эшелоне в крепости Осовец часть сил 2-й стрелковой дивизии 1-го стрелкового корпуса. В составе оперативных резервов планировалось иметь 6-й кавалерийский и 6-й механизированный корпуса, подготовив ими контрудары в северном, западном и южном направлениях.
(Примечание: Е. Морозов – «Не совсем так. Местность там была всё-таки не вполне проходимая из-за многочисленных заболоченных районов. Это, по-видимому, и повлияло на назначение таких широких полос для дивизий. С другой стороны, не имея представления о вероятных направлениях ударов в полосе 10 А, Голубев совершенно закономерно оттянул в резерв наиболее подвижные части. Рассчитывая их выдвинуть на направление главного удара немцев, когда оно будет установлено.»…)
Таким образом, полоса армии шириной 145 км оборонялась тремя стрелковыми дивизиями, на каждую из которых приходилась полоса шириной до 50 км. Это была уже оборона не на широком, а на растянутом фронте, причем на местности, совершенно доступной для действий войск противника в любом направлении.
Существенных частных резервов корпусов и дивизий в этой обстановке создать было невозможно, а резерв объединения командарм мог использовать только с разрешения командующего фронтом.
Никакой ориентировки о соседях, в том числе и находящихся на флангах армии, командующий не имел. Он только знал, что правее должна обороняться 3-я армия, но кто должен действовать на левом фланге – оставалось неизвестным.
Большую проблему представляла та часть решения, которой предусматривалось использование кавалерийского и механизированного корпусов. Одна из кавалерийских дивизий для выхода в резерв армии должна был отойти на 40-60 км. Но она находилась всего в 10 км от государственной границы и в случае начала войны могла быть свя-
102
занной боем. Следовательно, выход в назначенный тыловой район для этого соединения был проблематичным, что вскоре реально подтвердилось.
6-й механизированный корпус, составляя подвижный резерв 10-й армии, должен был действовать только по решению командующего округом (фронтом). Такое двойственное подчинение делало его оперативное использование практически невозможным. Кроме того, по двум из трех направлений контрударов корпус не был обеспечен переправами через болотистую реку Нарев. Все обращения по этим вопросам командования 10-й армией в штаб Западного особого военного округа результатов не дали.
Много неясностей было и в отношении укрепленных районов. Они находились на этапе завершения строительства, но многие укрепления уже были готовы. Не смотря на это, в директиве командующего фронтом вопросы использования укрепленных районов в случае войны отражены не были. Сами укрепленные районы имели в своем составе всего по одному-два пулеметных батальона, чего было явно недостаточно для обороны уже готовых сооружений. Кроме того, Осовецкий укрепленный район находился частично в полосе 10-й, а частично – в полосе 3-й армий. Такое же положение было и у расположенного на левом фланге Замбровского укрепленного района. О подчинении укрепленных районов не знали ни командующие армиями, ни их коменданты. Поэтому трудно было определить их роль и место в обороне армии, а округ также не давал ответов на заданные вопросы.»
Тут все просто – данная армия по фантазиям ГШ-Жукова также готовилась не обороняться, а наступать. Даже в случае нападения Германии. Помогая 3-й армии – из Белостокского выступа…
«Дивизии корпусов прикрытия государственной границы располагались на значительном удалении от назначенных им районов и даже вне полосы обороны армии. На их выдвижение требовалось от одних до двух суток. И это при том, что многие части в местах постоянной дислокации своего казарменного фонда не имели, солдаты жили в палатках или землянках, что позволяло заблаговременно вывести части и соединения в назначенные им районы.
Позже выяснилось, что левым соседом 10-й армии была 4-я армия. Но в январе 1941 года 10-я армия получила очередную директиву штаба фронта с требованием переместиться к северу более, чем на 55 километров. В результате этого образовалась большая брешь
103
между 10-й и 4-й армиями, которая не была прикрыта войсками. Планировалось, что этот промежуток должна занять 13-я армия, находившаяся в стадии формирования. Соединения 13-й армии начали формироваться в полосе 10-й армии, которая являлась ответственной за их развертывание, но командующий 10-й армией не мог добиться от штаба округа четких указаний в отношении размещения и боевого использования соединений 13-й армии. (ЦАМО, ф. 15, оп. 977441, д. 2, кор. 23343, лл. 177 - 190)
Ниже начальник штаба 10-й армии генерал П. И Ляпин пишет: «План обороны госграницы 1941 года мы делали и переделывали с января до самого начала войны, да так и не закончили. Изменения в первой директиве по составлению плана за это время поступали три раза, и все три раза план приходилось переделывать заново. Последнее изменение оперативной директивы лично мной было получено в Минске 14 мая, в которой было приказано к 20 мая закончить разработку плана и представить на утверждение командующему округом. 18 мая в Минск заместителем начальника оперативного отдела штаба армии майором Сидоренко было доставлено решение командарма на карте, которое должен был утвердить командующий войсками округа. Майор Сидоренко вернулся вечером 19 мая и доложил, что генерал-майор Семенов – начальник оперативного отдела штаба округа – передал: «В основном утверждено, продолжайте разработку». Никакого письменного документа об утверждении плана майор Сидоренко не привез.
Мы не ожидали приезда майора Сидоренко и указаний, которые он должен был привезти из Минска, а продолжали письменную разработку плана обороны госграницы, и 20 мая вечером я донес начальнику штаба округа: «План готов, требуется утверждение командующего войсками округа для того, чтобы приступить к разработке исполнительных документов. Ждем вашего вызова для доклада». Но этого вызова я так и не дождался до начала войны.» (ЦАМО, ф. 15, оп. 977441, д. 2, кор. 23343, с. 190 - 191).»
Эту армию в январе еще переместили ближе к 3-й, а пустоту между ней и 4-й армией прикрывавшей Брест собирались заполнить армией, 13-й, которой тупо еще не было в реальности!!! И в итоге – когда немцы напали, против группы армий «Центр» оказалось десятки километров вообще не обороняемой границы, и запертые в Бресте дивизии 4-й армии! Которые тупо спали в казармах до последнего.
104
«Желая проинформировать командиров соединений о предстоящих задачах, 26 мая 1941 года командующий 10-й армией собрал на совещание командиров корпусов, дивизий и комендантов укрепленных районов. Каждому командиру была вручена карта масштаба 1:50000 с графическим отражением обороны до батальона включительно. В результате к концу мая все командиры соединений 10-й армии имели следующие документы: план поднятия войск по тревоге и порядок сосредоточения в районе сбора, план боевого и материального обеспечения войск, схему обороны государственной границы до батальона включительно, схему связи армии с корпусами и дивизиями.
В предполье между государственной границей и укрепленными районами по приказу командующего войсками округа с конца 1940 года постоянно работали по одному стрелковому батальону от каждой стрелковой дивизии и по одному артиллерийскому дивизиону от каждого артиллерийского полка. Таким образом, в предполье работала треть всех войск эшелона прикрытия государственной границы общей численность в 20 тысяч человек, вооруженных только стрелковым оружием, преимущественно винтовками.
Кроме того, в тылу войск армии и фронта велось строительство полевых аэродромов за счет военнообязанных – ограниченно годных для службы в РККА по физическим и моральным качествам. Всего таких батальонов в полосе 10-й армии было не меньше 25, и они находились в распоряжении строительных организаций НКВД. Общая численность этих батальонов достигала 18 тысяч человек. На вооружении каждого из этих батальонов было всего 60 винтовок и 2 станковых пулемета. Следовательно, никакой военной силы эти формирования собой не представляли.
На строительство Осовецкого и Замбровского укрепленных районов были привлечены все саперные батальоны 10-й армии, а также 8-я инженерная бригада и 10 саперных батальонов из других соединений округа. Всего там работало около 20 батальонов общей численностью до 10 тысяч человек. Но вооружение этих войск также было предельно слабое, а боевая выучка практически отсутствовала.
Всего же на перечисленных оборонительных работах было задействовано до 70 батальонов и дивизионов общей численностью около 40 тысяч невооруженных или плохо вооруженных людей, которые в случае войны не представляли собой никакой во-
105
енной силы, но создавали большие трудности для тыла армии. Не меньшей обузой для армии также были бойцы двух танковых и одной моторизованной дивизий, находившихся в стадии формирования. Эти соединения практически не имели танков, были плохо вооружены и совершенно не сколочены в боевом отношении. Около семи тысяч человек в каждой из танковых дивизий были практически безоружны» (ЦАМО, ф. 15, оп. 977441, д. 2, кор. 23343, лл.194 - 196).
<…>
Из воспоминаний начальника штаба 5-го стрелкового корпуса 10-й армии генерала Бобкова следует, что «задолго до вероломного нападения фашистов на Советский Союз мы имели данные о готовящемся наступлении врага, о сосредоточении его войск на государственной границе, о сосредоточении складов и другие данные. Имелись даже данные и о том, что враг держит вблизи границы начальников железнодорожных станций, которые были расписаны по железнодорожным станциям в глубине нашей территории. В ночь с 20 на 21 июня пограничниками был захвачен перебежчик, который показал, что 22 июня фашисты перейдут в наступление.
В середине июня 1941 года командующий 10-й армией генерал-лейтенант К.Д. Голубев проводил командно-штабное учение, на котором участвовал и штаб корпуса. На этом учении присутствовал заместитель командующего войсками БОВО тов. Болдырев И.В. (Так у Ляпина, правильно – И.В. Болдин. – К.О.)
По окончании учений – 20 июня 1941 г. – тов. Голубев на совещании руководящего состава армии, командиров, комиссаров, начальников штабов корпусов и других должностных лиц сказал: «Мы не можем сказать точно, когда будет война. Она может быть и завтра, и через месяц, и через год. Приказываю к 6 часам утра 21 июня штабам корпусов занять свои командные пункты».
Командный пункт 5-го стрелкового корпуса находился в городе Замброве, в военном городке 13-й стрелковой дивизии, куда штаб корпуса переместился точно к указанному времени. При этом никакого распоряжения о выходе частей корпуса на государственную границу и занятие оборонительных рубежей отдано не было» (ЦАМО, ф. 15, оп. 725588, д. 29, кор. 19128, лл. 30 – 32).»
Обратили внимание на показания нш 5-го ск 10-й армии Бобкова? Что «задолго до вероломного нападения фашистов на Советский Союз мы имели данные о готовящемся наступлении врага, о со-
106
средоточении его войск на государственной границе, о сосредоточении складов и другие данные. Имелись даже данные и о том, что враг держит вблизи границы начальников железнодорожных станций, которые были расписаны по железнодорожным станциям в глубине нашей территории».
Т.е. данные о противнике были вполне полные, и данные эти военным дала, конечно же – разведка…