По приказанию Командующего Юго-Западным фронтом (бывш. КОВО) 4 мк, а затем и 8 мк, которым командовал генерал Рябышев и который находился в районе Дрогобыч, были переданы в распоряжение фронта и использованы на этом направлении. Так как мех. корпуса вводились в бой по мере их подготовки, они сталкивались с превосходящими танковыми соединениями противника и были разбиты. Остатки их начали отход на восток и юго-восток.
Создавшаяся угроза с севера вынудила командующего Юго-Западным фронтом начать быстрый отвод 6, 26 и 12 армий на восток.
6 армия должна была оставить район г. Львов и отходить в общем направлении на Шепетовка, Бердичев, но, в связи с прорывом противника, фактически отходила на Тарнополь, Проскуров, Винница, Умань. При этом промежуточные рубежи обороны, как правило, назначались по восточным берегам рек, которые, как известно каждому, на Украине ниже, чем берега западные. Это ставило всегда наши войска в не выгодное положение, а немцев в господствующее при этом большинство рек не представляло никакого противотанкового препятствия.
В состав 6 армии с 28 июня 1941 г. был передан 49 ск (197, 199 и еще одна сд), которые выдвигались из Черткова по распоряжению Командующего Юго-Западным фронтом с задачей занять фронт Подволочиск, Тарнополь.
Авиация противника штурмовала и бомбила наши отходящие колонны на всех дорогах днем и ночью, так как ночи с 22.6.41 г. были очень короткие и лунные, а погода ясная.
Наша авиация, понесшая значительные потери на аэродромах 22 июня при массированных налетах немецких ВВС, не имела возможности противодействовать авиации противника. Зенитных средств было очень мало, боеприпасов к ним были малоэффективны, в боекомплекте было мало зажигательных пуль и снарядов.» (ЦАМО, ф. 15, оп 977441, д. 3, л. 68-70. 72, 73. 75, 76)
Почему Кирпонос только днем 22 июня дал разрешение выдвигать войска к границе для отражения агрессии? Возможно, потому что он уже утром ждал от Тимошенко и Жукова команды на начало наступления. По «южному» варианту отражения агрессии – для наступления «на Люблин». И для этого дивизии КОВО должны быть не «распылены» на линии границы по ПП,
48
а находиться в «кулаке», под рукой. Ведь скоро приедет сам Жуков и поведет войска всего КОВО в победное наступление «на Люблин»!
Но почему он не поднимал войска по тревоге после полуночи и не приводил их в боевую готовность? Мой ответ – саботаж. Но читатель, конечно же, может и сам придумать «объяснение»…
Иванов показывает, что 4-й МК Власова «был намечен для использования в северном направлении с целью нанести фланговый удар в общем направлении Томашув или Сокаль во фланг и тыл главной группировки немцев». Эти города – на «полпути» на Люблин, по «Директиве №3». А «главная» группировка немцев – это их войска севернее Полесья, куда и собирался Жуков выйти – во фланг и тыл этой группировки…
Иванов показывает, что 4-й МК Власова «был намечен для использования в северном направлении с целью нанести фланговый удар в общем направлении Томашув или Сокаль во фланг и тыл главной группировки немцев». Эти города – на «полпути» на Люблин, по «Директиве №3». А «главная» группировка немцев – это их войска севернее Полесья, куда и собирался Жуков выйти – во фланг и тыл этой группировки…
ВИЖ (№ 5, 1989г., с. 26) приводил ответ генерал-майора С.Ф. Горохова, бывшего начальника штаба 99-й стрелковой дивизии 26-й армии, но это больше похоже на вольный пересказ оригинала. Читаем полные «воспоминания» Горохова:
«3.Части дивизии, как части расположенные на государственной границе, постоянно находились в боевой готовности и в очень короткие сроки могли занять свои участки обороны, тем более, что командиры артполков т.т. Лосев и Мурашев, выйдя с войсками в район огневых позиций (походный лагерь), развернули наблюдательные пункты, подготовили огни по некоторым уже замеченным целям, но командир дивизии полковник Дементьев, получил от б. командира 8 ск Снегова противоречивое распоряжение, т.е. стрелковым полкам занять свои участки обороны, а арт. полкам до особого распоряжения огня не открывать, т.к. возможно со стороны немцев проводится провокация (это было уже 22 июня – К.О.). И несмотря на настойчивые требования с моей стороны и командующего артиллерии полк. тов. Романова, до 10 часов дня так и не было разрешено нашей артиллерии открыть огонь, по фашистским гадам, а к этому времени немцы уже овладели гор. Перемышль и только в 4.00 23 июня 1941г., после 30 минутной арт. подготовки мы выбили немцев из Перемышля с большими для него потерями и освободили город, в котором находилось много наших советских людей (работники советских и торгово-промышленных учреждений и предприятий и многие семьи офицерского состава).
В освобождении города, а в особенности при бегстве немцев через р. Сан дивизии большую помощь оказал Перемышльский УР,
49
огневые точки которого, по овладению немцами городом, затаились и вновь ожили при нашем наступлении на город.
Освободив город от противника, дивизия закрепилась на заранее подготовленном рубеже обороны вдоль государственной границы, прикрыв правый фланг со стороны Яворово одним полком, переданного нам из 72 сд распоряжением командира 8 ск и обороняла свою полосу обороны семь дней, пока враг не овладел гор. Львов.
Только тогда дивизия получила приказ отходить в направлении на гор. Тарнополь (свертывала свои боевые порядки в сторону своего левого фланга).
Артиллерийские склады дивизии находились за пределами города, но даже боеприпасы полков, находившиеся в складах на зимних квартирах, немцами не были тронуты, они разграбили все магазины города. Перемышля, не тронув военных складов, а поэтому дивизия в боеприпасах, продовольствии, вещевом довольствии и ГСМ недостатка не ощущали. Помимо уцелевших складов боеприпасов дивизии, сохранились также склады боеприпасов Перемышлянского укрепленного района, у которого дивизия брала 76 мм снаряды и мины.
Примечание. По имеющимся у меня сведениям, бывший командир 99 сд полковник Дементьев работает военным комиссаром Алтайского края, бывший зам. командира дивизии г.м. Олякин работает начальником отдела боевой и физической подготовки в городе Мурманске, они могли бы уточнить ряд вопросов, что неполно освещено мною.
СТ. ПРЕПОДАВАТЕЛЬ КАФЕДРЫ ТАКТИКИ ВЫСШИХ СОЕДИНЕНИЙ ВОЕННОЙ АКАДЕМИИ имени М.ФРУНЗЕ ГВ. ГЕНЕРАЛ-МАЙОР подпись /ГОРОХОВ/
16 марта 1953г.» (ЦАМО, ф. 15, оп. 178612, д. 50, л. 87-90)
Обратите внимание на слова генерала Горохова, бывшего нш 99-й сд 8-го ск 26-й армии. В составе этого же 8-го ск была и 72-я гсд Абрамидзе, но, по словам Горохова, приказ ГШ от 18 июня в его дивизию, похоже, не поступал. В отличие от дивизии Абрамидзе. 99-й приграничной дивизии дали команду занять позиции стрелковыми полками только утром 22 июня, но ответного артогня по напавшему врагу приказали не открывать! И также свои «возимые» запасы боеприпасов полки оставили на своих складах – на «зимних квартирах». Однако, судя по тому, что командарм-26 не репрессировался – этот преступный приказ шел не от него.
50
Эти дивизии по ПП были «соседями» и прикрывали фланги друг друга. 99-я стояла на границе, правее (севернее) 72-й и обороняла находящийся на самой границе г. Перемышль. Не отвечать артогнем на провокации в виде обстрела наших пограничников или даже частей с той стороны – вполне разумное решение. Но не отвечать артиллерией, когда враг уже на нашей земле – это нечто. Но от кого шел этот запрет – от комкора, от округа или – Москвы?
И в 6-й армии приказ ГШ от 18-19 июня на вывод приграничных дивизий («частей прикрытия») на их рубежи также не получали.
Насчёт того, почему командующие армиями запрещали артиллеристам открывать огонь по противнику уже после нападения, вроде как даёт «объяснение» генерал Болдин, первый заместитель командующего ЗапОВО (Болдин И.В. «Страницы жизни», М., 1961г., гл. «Так началась война». Есть в интернете):
«За короткое время в четвёртый раз вызывает нарком обороны. Докладываю новые данные. Выслушав меня, С.К. Тимошенко говорит:
— Товарищ Болдин, учтите, никаких действий против немцев без нашего ведома не предпринимать. Ставлю в известность вас и прошу передать Павлову, что товарищ Сталин не разрешает открывать артиллерийский огонь по немцам.
— Как же так? — кричу в трубку. — Ведь наши войска вынуждены отступать. Горят города, гибнут люди!
Я очень взволнован. Мне трудно подобрать слова, которыми можно было бы передать всю трагедию, разыгравшуюся на нашей земле. Но существует приказ не поддаваться на провокации немецких генералов.
— Разведку самолётами вести не далее шестидесяти километров, — говорит нарком...».
Возможно, что в первые часы нападения и был негласный запрет Москвы на открытие артиллерийского огня по врагу, пока немцы не проявили себя окончательно, как агрессор? Нет, Болдин соврал и чуть ниже мы это увидим. По воспоминаниям Болдина можно вычислить время, когда он, первый зам. Павлова, появился в штабе округа по звонку дежурного – выйдет около 4.00 утра! А ведь Павлов вроде бы уверял на следствии, что вызывал своих подчинённых в штаб округа сразу после звонка наркома, ещё в 1.00! Но зама Павлова найти не могли? А звонок Тимошенко, в котором тот ссылается на Сталина, как «запретителя» применять артиллерию против напавшего врага, был после 4.30!
Болдин докладывает Тимошенко в этом же разговоре, что уже «...фашисты на аэродромах первой линии вывели из строя почти всю нашу авиацию...». Но в 4.00 утра об этом погроме авиации в штабе округа ещё не могли знать.
Дальше Болдин пишет:
«Наконец из Москвы поступил приказ немедленно ввести в действие „Красный пакет”, содержавший план прикрытия государственной границы. Но было уже поздно. В 3-й и 4-й армиях приказ успели расшифровать только частично, а в 10-й взялись за это, когда фашисты уже развернули широкие военные действия.
Замечу, кстати, что и этот приказ ограничивал наши ответные меры и заканчивался такими строками: „Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить”. Но о каком прикрытии государственной границы могла идти речь, когда на ряде направлений враг уже глубоко вклинился на нашу территорию! ...».
Как видите, если судить по книге Болдина, то запрет на открытие огня и тем более артиллерийского исходил не от командующих округами и даже не от наркома, в тот момент Командующего РККА. Запрет исходил якобы от самого Сталина! Но это вранье. В данном случае – «от Болдина». И про то – как, кто и когда вскрывал свои
51
пакеты, Болдин тоже врет. И чуть позже мы рассмотрим – в каком часу кто вскрывал эти «пакеты» в ЗапОВО, а кто нет...
Почему Болдин соврал – что ему Тимошенко запрещал от имени Сталина открывать огонь артиллерии? Дело в том, что книга его вышла примерно к осени 1961 года, а вот весной 1961-го, в апреле в журнале ВИЖ №4 была опубликована статья об этих же событиях ночи-утра 22 июня. И в ней Болдин несколько по-другому показывает, какие звонки были от наркома, сколько и о чем. В книге «Сталин. Кто предал вождя накануне войны?» уже делалось сравнение статьи Болдин с его книгой, но стоит и здесь это показать. Тем более что по ответам генералов и попробуем разобраться с важным на самом деле вопросом: от кого исходил тот запрет на ответный артогонь – от Сталина или это чудили командующие на местах…
«Сорок пять дней в тылу врага.
В субботу 21 июня 1941 года я возвратился домой довольно поздно. <…>
Не далее как вчера разведка донесла, что около 18 часов шесть германских самолетов нарушили нашу государственную границу и углубились на советскую территорию на несколько километров. Поднятые по тревоге наши истребители, не открывая огня, сопроводили нарушителей до границы. Немецкие самолеты систематически вторгались в наше воздушное пространство. Мы же имели категорический приказ – огня по ним не открывать.»
Это «лукавство» от Болдина. Авиация ПВО округов могла сбивать немецкие самолеты, если они не выполняют команд на посадку на нашем аэродроме…
«Вечером командующий 3-й армией генерал-лейтенант Кузнецов В.И. сообщил, что вдоль границы у дороги Августов — Сейни были еще проволочные заграждения. К вечеру немцы их сняли. Из лесу в этом же районе отчетливо слышался шум многочисленных моторов.»
Это было вечером 20-го июня, после чего Климовских в 2 часа ночи 21 июня отправил в ГШ срочное донесение о снятии проволоки на границе:
«Сов. секретно Вручить немедленно
Начальнику Генерального штаба Красной Армии
Первое. 20 июня направлении Августов имело место нарушение госграницы германскими самолетами: в 17 часов 41 минута шесть самолетов углубились на 2 км, в 17 часов 43 минуты девять самолетов
52
на 1 1/2 км, в 17 часов 45 минут десять самолетов были у границы, в то же время три самолета углубились нашу территорию на 2 км.
Данным погранотряда самолеты имели подвешенными бомбы.
Второе. Докладу командующего 3-й армией проволочные заграждения вдоль границы у дороги Августов, Сейны, бывшие еще днем, к вечеру сняты. В этом районе лесу будто бы слышен шум наземных моторов.
Пограничниками усилен наряд.
345-му стрелковому полку (Августов) приказано быть готовности.
Климовских
На документе отметка: «Отправлено 21 июня 1941 г. в 2 часа 40 минут». Ф. 208, оп. 2454сс, д. 26, л. 34» (Сборник боевых документов Великой отечественной войны. Выпуск 35. Москва 1958г.)
По словам С.Чекунова который также показывает этот документ в своих работах, на этом донесении есть резолюция Ватутина: «Срочно подготовить донесение в Правительство и отдельно Вышинскому». Вышинский был заместителем наркома ИнДел Молотова.
Т.е. немцы уже днем 20 июня начали снимать и к вечеру 20-го сняли заграждения на участке границы между ЗапОВО и ПрибОВО. Жуков к 19.00 21 июня предупредил округа, что возможно нападение, но Павлов идет в театр вечером 21 июня…
(Примечание: Факт снятия колючей проволоки на отдельных участках границы, в разных округах, показывали и другие «мемуаристы». По этому же участку в Белоруссии – писал бывший комиссар Е.Г. Решин в книге «Генерал Карбышев» (М., 1971г.). По КОВО – генерал А.А. Свиридов «Батальоны вступают в бой» (М., 1967г.). И по этим двум фактам тот же В. Резун и строит «гипотезу», что СССР-Сталин собирался нападать первым. Ведь у Решина написано, что проволоку якобы снимали мы, а у Свиридова – точно мы снимали проволоку – за пару дней до 22 июня.
20 июня «Карбышев с командующим 3-й армией В.И. Кузнецовым и комендантом Гродненского УРа полковником Н.А. Ивановым побывал на погранзаставе. Вдоль границы, у дороги Августово — Сейно, еще утром стояли наши проволочные заграждения, а когда они проезжали вторично, заграждения оказались снятыми. …». Эти мемуары Резун использовал в «Ледоколе» еще. И раз снимали «нашу» проволоку, то значит – мы, и однозначно, чтоб напасть первыми – 6 июля.
53
В.Резун-Суворов «Самоубийство: Зачем Гитлер напал на Советский Союз? (М.:АСТ, 2000г.): «... генерал-майор Свиридов. Его книга - "Батальоны вступают в бой". Был генерал тогда капитаном. Командовал 144-м отдельным разведывательным батальоном. Готовился воевать в Румынии. Пограничники проволоку сняли и отошли, а войсковые разведчики, в том числе и из батальона Свиридова, границу приняли.».
Резун как всегда не цитату привел, а свой пересказ и далее «резюмировал»:
«Совершенно однозначно из этих свидетельств следует, что на участках в десятки, иногда в сотни километров (там, где готовились советские удары), граница была открыта, то есть пограничники ушли, передав границу в распоряжение Красной Армии. Вот тут и надо искать ответ на вопрос, как пограничники оказались в глубоком тылу в первые дни войны: все необходимое для формирования трех чекистских армий было подготовлено заранее, а личный состав от генералов до рядовых, целые пограничные заставы, комендатуры, отряды и штабы пограничных округов отошли в тыл ДО германского вторжения.».
Но если с ЗапОВО ситуация при помощи документа, донесения Климовских в ГШ, прояснилась – проволоку сняли немцы и не нашу. Что и Болдин показывает – «К вечеру немцы их сняли». То с КОВО еще проще – проволоку сняли именно наши пограничники, передав границу разведбату, но делать на этом «сенсацию» и вопить, что СССР-Сталин собирался нападать первым, могут только безграмотные неучи. Ведь все надо проверять, и особенно мемуары, именно документами.
144-й отдельный разведбат – это 164-я приграничная сд КОВО. По директиве НКО и ГШ № 504205 сс/ов от 12 июня 1941 года она выводилась к 17 июня к границе:
«164 сд для лагерной стоянки вывести к 17 июня 1941 г.:
1) один сп - в Дунаевцы, 20 км. сев. Герца;
2) один сп - в район Ларга;
3) остальные части - в район Хотин».
Там граница – по реке Прут. И разведчики вполне могли обосноваться на нашей стороне реки – на границе. Сменив погранцов… И все это делалось вполне по предвоенным планам ГШ – если немцы нападают мы из КОВО наносим наш ответный удар, немедленный при чем, буквально на следующий день. Ну а разведбат выполняя свои
54
задачи – захватывает на той стороне какие-то объекты, или плацдарм создает... Т.е. – и тут у Резуна облом. Уход погранцов на этом участке в КОВО, и размещение там разведбата – числа 20 июня – вполне объяснимо.
18 июня Жуков отписал на запросе КОВО – начать занимать УР как раз в районе обороны 164-й этой дивизии, но кроме того что ее вывели в район по ПП, в сам Укрепрайон она не выходила к 21 июня.…)
«По данным разведотдела округа, к 21 июня основная часть германских войск находилась в тридцатикилометровой полосе от границы. В районе Сувалки, Арис продолжалось подтягивание войск и тылов. Немецкая артиллерия занимала огневые позиции. Южнее Сувалки было сосредоточено большое количество танков. На станцию Бяла-Подляска прибыли эшелоны с понтонными парками, разборными мостами и боеприпасами. Все эти факты свидетельствовали о том, что против войск Западного особого военного округа сосредоточены силы немецкой армии и что они заняли исходное положение.
Щемящая боль давит сердце. Неужели вправду война? Звоню в штаб оперативному дежурному. Спрашиваю, нет ли чего нового. Отвечает, что пока нет ничего.»
Болдин показал, так как они и знали на вечер 21 июня – немцы заняли именно исходное положение – для нападения. Знали по донесениям разведки округа и тех же пограничников.
Болдин звонил, как он сам пишет, вечером в штаб ЗапОВО, оперативному. Однако тот якобы понятия не имел о вечернем звонке Жукова (около 19.00) с предупреждением, что в ночь возможно нападение и надо быть к нему готовыми. Павлов в это время был в театре, и вообще-то звонки Москвы при отсутствии командующего принимает именно оперативный дежурный. Так что – странно, что он ничего не сказал Болдину, первому заму, о звонке Жукова. И – либо Жуков в Минск не звонил, либо оперативный был в «измене». Уже около 22.00 уже оперативный ГШ обзванивал округа и предупреждал, чтобы там ждали важную шифровку, но Болдин, возможно, звонил раньше в штаб округа…
«Многим офицерам и генералам штаба округа, в том числе и мне, как заместителю командующего войсками Западного особого военного округа, доводилось часто бывать в приграничных гарнизонах, знакомиться с обстановкой на месте. Имевшиеся данные говори-
55
ли о том, что немецкое командование ведет активную подготовку к войне против Советского Союза. О результатах своих поездок в войска и на границу я подробно докладывал командующему войсками округа генералу армии Павлову Д.Г.. Не раз такой доклад вызывал упреки Павлова: “Иван Васильевич, пойми меня. В Москве лучше нас с тобой знают военно-политическую обстановку и наши отношения с Германией”.
Вспомнилось, как совсем недавно начальник штаба округа генерал-майор Климовских В.Е. в моем присутствии пытался доложить ему план мероприятий по повышению боевой готовности войск. Павлов вспылил, отбросил рукой карту и резко сказал: “Война возможна, но не в ближайшее время. Сейчас надо готовиться к осенним маневрам да принять меры, чтобы какой-нибудь паникер на немецкие провокации не ответил огнем...”
Стараюсь уяснить, чем вызвано у Павлова такое пренебрежительное отношение к донесениям разведки. Может быть, это только внешне? Возможно, он прав, а я проявляю излишнюю нервозность? Ведь командующий ежедневно разговаривал по прямому проводу с Москвой. Он, конечно, более полно, чем я, ориентирован в обстановке.
Беспокойство не проходило. А что если эти передвижения немецких войск к границе, о которых сообщили Кузнецов и разведчики, не провокация, а начало войны? И словно в ответ резко прозвучал телефонный звонок. Оперативный дежурный передал мне приказание немедленно явиться в штаб. Через пятнадцать минут я вошел в кабинет командующего и застал там члена Военного совета корпусного комиссара Фоминых А.Я. и начальника штаба генерал-майора Климовских В.Е.
– Что случилось? – спрашиваю генерала армии Павлова.
– Сам как следует не разберусь. Несколько минут назад звонил Кузнецов. Говорит, что немцы нарушили государственную границу на участке от Сопоцкина до Августова, бомбят Гродно. Проводная связь с частями нарушена. Две радиостанции разбиты. Перед твоим приходом повесил трубку Голубев. Звонил также Сандалов. Сообщения невероятные... Немцы бомбят...»
Похоже, Болдина вызвали в штаб только после 4.00 утра.
«Наш разговор прервал телефонный звонок из Москвы. Павлова вызывал Нарком О6ороны Маршал Советского Союза Тимошенко С.К. Командующий доложил обстановку. Вскоре опять позвонил генерал Кузнецов: немцы продолжают бомбить.
56
По многочисленным каналам в кабинет командующего стекаются все новые и новые сведения, одно хуже другого. Наша разведка сообщила, что с рассветом 22 июня против войск Западного фронта перешли в наступление более тридцати пехотных, пять танковых и две моторизованные немецкие дивизии.»
Тут по Болдину не ясно – разведка ЗапОВО смогла уже в первые же часы выяснить, что на округ прет 30-ть пехотных и 5-ть танковых с 2-мя моторизованными дивизиями, или они об этой армаде все же знали еще до нападения?! Увы – получается, что знали именно до нападении об этих силах. Ведь выявить их так точно утром, через пару часов после нападения – вряд ли смогли бы.
«Все чаще нарушается связь с армиями. После нескольких безрезультатных попыток связаться со штабом 10-й армии Павлов обратился ко мне:
– Голубев один раз позвонил, и больше никаких сведений нет. Сейчас полечу туда, а ты оставайся здесь вместо меня.
– В сложившейся обстановке командующему войсками округа нельзя уезжать из штаба, – возразил я.
– Вы, товарищ Болдин, – перейдя на официальный тон, сказал генерал армии, – первый заместитель командующего. Предлагаю заменить меня в штабе. Иного решения в создавшейся ситуации не вижу.
Докладываю Павлову, что вернее будет, если я полечу в Белосток. Павлов не соглашается, нервничает.
А тем временем поступают новые донесения. Немецкие самолеты продолжают бомбить наши аэродромы, города Белосток и Гродно, Лиду и Цехановец, Волковыск и Кобрин, Брест и Слоним и другие. Много наших самолетов, не успев даже подняться в воздух, было уничтожено в первые же часы войны. Местами отмечаются действия немецких парашютистов.
Через некоторое время снова звонит маршал Тимошенко. Так как Павлов в это время вышел из кабинета, докладывать обстановку пришлось мне. Я сообщил, что немецкие самолеты продолжают с бреющего полете расстреливать советские войска, мирное население. На многих участках противник перешел границу и продвигается вперед. Внимательно выслушав меня, маршал Тимошенко говорит:
– Товарищ Болдин, учтите, никаких действий против немцев без нашего ведома не начинать.
57
– Как же так, – кричу в трубку, – наши войска вынуждены отступать, горят города, гибнут люди....
– Иосиф Виссарионович считает, что это, возможно, провокационные действия некоторых германских генералов.
Я очень взволнован. Мне буквально трудно подобрать слова, которыми можно было бы передать то положение, в котором мы оказались.
Разговор с маршалом Тимошенко продолжается.
– Приказываю самолетами вести разведку не далее шестидесяти километров, – говорит Нарком.
– Товарищ маршал, нам нужно действовать. Каждая минута дорога. Это не провокация. Немцы начали войну!
Настаиваю на немедленном применении механизированных стрелковых частей и артиллерии, особенно зенитной. В противном случае дело обернется плохо. Но Нарком, выслушав меня, повторил прежний приказ.
Получаю согласие Наркома на вылет в Белосток в штаб 10-й армии, с которой нет связи, для выяснения обстановки и оказания помощи на месте.
Я передал Павлову содержание разговора с Наркомом Обороны и сообщил, что он разрешил мне лететь на Белосток. До моего вылета командование и штаб принимали все меры по восстановлению нарушенного управления войсками.
<…>
Направляемся в Белосток, до которого около 35 километров.
На окраине Белостока горят склады с бензином и зерном. Население поспешно покидает город. Наконец добрались до штаба. Здесь только начальник тыла. Говорит, что командующий и основной состав штаба выехал на КП. Получаем данные о его месторасположении и направляемся туда.
Проехав около двенадцати километров на юго-запад от Белостока, мы заметили небольшой лес. На его опушке и расположился КП 10-м армии: две палатки, в каждой по деревянному столу, несколько табуреток. На одном из столов – телефонный аппарат. Поодаль от палатки – машина с радиостанцией. Вот и весь командный пункт. Было около 19 часов. Близился закат.
Меня встретил генерал-майор Голубев К.Д. с группой штабных офицеров. Спрашиваю, почему от него в штаб округа не поступило
58
почти никаких сведений. Оказывается, проводная связь нарушена, а радиосвязь наладить не могут.
Нападение врага с воздуха, доложил Голубев, застигло войска армии в лагерях и казармах. Потери большие, особенно в 5-м корпусе, на который навалилось три армейских корпуса противника. Идут тяжелые бои.
<…>
Голубев молчит. Склонился над картой, тяжко вздыхает.
– У нас замечательные люди – волевые, преданные, выносливые, – снова заговорил он. – Но боеприпасов мало, авиация и зенитная артиллерия понесли большие потери. Горючее на исходе.
– Насколько мне известно, товарищ Голубев, у вас было достаточно горючего. Куда оно девалось?
– Уже в первые часы нападения вражеская авиация подожгла многие склады горючего на аэродромах и в других местах. Они до сих пор горят. На железных дорогах немцы уничтожили цистерны с горючим зажигательными пулями.
После короткой паузы Голубев продолжает:
– Тяжело, Иван Васильевич. Очень тяжело. Наши части понесли большие потери от первого налета, находясь в лагерях и казармах. Теперь они героически дерутся за каждый метр земли, но вынуждены отступать, оставляя одну позицию за другой. Пехота противника при поддержке авиации и танков быстро продвигается вперед.
Я посмотрел на Голубева. Он высок, атлетического сложения, богатырской силы, имеет большой жизненный и военный опыт, в округе был на хорошем счету. Что же с ним произошло? Неужели пошатнулась вера в свои силы у этого волевого человека? Нет, этого быть не может. Просто овладела им тревога. Ведь при всем старании остановить вражескую лавину ему не удалось. Я прекрасно понимал это, ибо сам испытывал такие же чувства.…» (ВИЖ №4, 1961г., с. 64-67. Глава из подготавливаемой к печати Военным издательством книги «Страницы жизни» в литературной записи Палея А.С.)
Как видите, звонков было всего два от наркома утром 22 июня в Минск, по крайней мере, Болдин тут только о двух упоминает, и Тимошенко ничего о запрете применять артиллерию и тем более от имени Сталина не говорил. Он говорит об ответных действиях против немцев – а это уже не ответный огонь как таковой, а именно действия самих войск.
59
Также тут Болдин не упоминает о приказе ГШ на ввод ПП – «приказ немедленно ввести в действие „Красный пакет”, содержавший план прикрытия государственной границы». О котором напишет позже в книге. И укажет примерное время – после 4 часов утра уже. Который на самом деле был, и – до нападения.
Однако Тимошенко тут вот что творит.… Вечером 21 июня Жуков обзванивал округа и предупреждал их, что в ночь возможно нападение и таким образом давал команду быть в готовности к этому. Т.е. фактически Жуков вечером 21 июня еще раз продублировал приказ о повышении боевой готовности! В 10 часов Жуков же дает указание через оперативного дежурного ГШ – всем быть в штабах и ждать важной шифровки. Около 23 часов Тимошенко сам же дает наркому ВМФ Н.Г. Кузнецову разъяснения, что будет уже точно война, хотя возможны именно провокации перед нападением. И Тимошенко также дает указание-разрешение адмиралу Кузнецову, что огонь открывать по напавшему врагу можно. Но тут , в Минск Тимошенко Болдину около 4.00 утра несет ахинею о «провокациях». Как перед этим и Павлову в 1 час ночи предлагал собраться утром в штабе округа, если «что-то случится неприятное».
Получается – нарком обороны у нас чудеса творил чудные в эту ночь?! Но ведь в этом жуковы обвиняли именно Сталина – якобы войскам дается указания не поддаваться на провокации, но запрещается приводить их в б.г. …
Эта статья Болдина вышла в апреле 61-го, и видимо для книги Болдину и «предложили» немного «скорректировать» о звонках Тимошенко и самое важное – вставить байку о том, что Тимошенко давал команду не применять оружие, артиллерию, и «виноват» в этом – Сталин! Для чего? А запрет применять артиллерию шел на самом деле на местах – от павловых-кирпоносов и ниже – от командующих армиями и корпусов. И он явно был самовольным. Но ведь генералы наши ни в чем «невиноватые» и благодаря Жукову и Хрущеву – уже «реабилитированы»! Также Болдин в этой статье не показывает, что округа получали приказ ГШ на вскрытие «красных» пакетов! А ведь это важный момент. И дальше мы увидим, что именно в ЗапОВО и вскрывали свои «пакеты» и именно – до нападения еще – около 2-3 часов ночи!
Есть и другой подобный факт вброса этой фальшивки – о «запрете» применять ответный огонь. От 1969 года. Его привел в своем
60
многотомном исследовании «22 июня. Блицкриг предательства. От истоков до кануна» (М. 2012 г., с. 656) А.Б. Мартиросян:
«… звонок раздался около полуночи. Трубку взял командующий КОВО генерал-полковник М.П. Кирпонос. Звонил дежурный генерал наркомата обороны (оперативный дежурный НКО – К.О.). Он передал, что в соответствии с приказом наркома обороны ему поручено передать Кирпоносу, что в 4.00 22 июня 1941 г. ожидается переход германскими войсками государственной границы. Одновременно дежурный генерал сообщил Кирпоносу, что нарком обороны приказал привести войска округа в боевую готовность, выдать боеприпасы, но огня по противнику до особого указания не открывать, границу не переходить. (Вакуров И., Андреев Г. Генерал Кирпонос. М. 1969, с. 63)»
Как видите, в 1969 году Вакуров и Андреев повествуя о Кирпоносе (в героических тонах, конечно же) прямо указали, что около полуночи ему сообщили, что война начнется в 4.00 утра и что ему при этом передавали приказ наркома – «привести войска округа в боевую готовность, выдать боеприпасы». С некоторыми вполне разумными на тот момент ограничениями. В полночь Кирпоносу действительно звонил начальник ГШ Жуков. Однако – никакого запрета от Сталина утром 22 июня на открытие огня артиллерией не было. Но Вакуров и Андреев в 1969 году запускают байку – о запрете на открытие огня. И ведь байка о таком запрете Сталина и гуляет до сих пор.
Кстати, в эти же примерно годы свои «мемуары» начал писать и Н.С. Хрущев. Который также выдал, что мол, Сталин запрещал ответный огонь в ту ночь…
«Когда мы получили сведения, что немцы открыли огонь, из Москвы было дано указание не отвечать огнем. Это было странное указание, а объяснялось оно так: возможно, там какая-то диверсия местного командования немецких войск или какая-то провокация, а не выполнение директивы Гитлера. Это говорит о том, что Сталин настолько боялся войны, что сдерживал наши войска, чтобы они не отвечали врагу огнем. Он не верил, что Гитлер начнет войну, хотя сам не раз говорил, что Гитлер, конечно, использует ситуацию, которая у него сложилась на Западе, и может напасть на нас.
Это свидетельствует и о том, что Сталин не хотел войны и поэтому уверял себя, что Гитлер сдержит свое слово и не нападет на Советский Союз. Когда мы сообщили Сталину, что враг уже бомбил Киев,
61
Севастополь и Одессу, что не может быть и речи о локальной провокации немецких военных на каком-то участке, а что это действительно начало войны, то только тогда было сказано: "Да, это война, и военным надо принять соответствующие меры". Да ведь так или иначе, но раз в них стреляют, они вынуждены отвечать. …» (Н.С. Хрущев. Воспоминания. Кн 1. – М.: "Московские Новости", 1999. – с. 301).
Мемуары Хрущева вышли сначала в США и в начале 1970-х годов. Однако «мемуары» Болдина вышли именно при Хрущеве. Который, на пару с Жуковым, и провел реабилитацию «невинно репрессированных» генералов июня 41-го. Ну а тупое вранье в адрес Сталина у Хрущева вообще было бзиком…
Фразу «Ставлю в известность вас и прошу передать Павлову, что товарищ Сталин не разрешает открывать артиллерийский огонь по немцам» от якобы Тимошенко Болдин в 1961 году, скорее всего, вставил по «просьбе» цензоров. И в итоге и Сталина оболгали, и Тимошенко выставили чуть не изменником. Но в реальности нарком действовал вполне разумно и в первые минуты он ставит задачу, прежде всего, разобраться в обстановке, и не начинать ответные полномасштабные действия по нанесению ударов по Германии. И тем более сходу мехкорпусами. Но никаких запретов для артиллерии по вторгшемуся врагу нет – нарком вообще о другом говорит.
А вот слова Сталина Жукову и Тимошенко, – мол, немецкие генералы и свои города бомбить могут ради провокаций, похоже, могли быть на самом деле. Дело в том что «Воспоминания и размышления» Г.К. Жукова регулярно переиздаются и с каждым разом в них появляются «дополнения» отсутствующие до этого в первых изданиях маршала. Вот что появилось в очередном переиздании Жукова, как дополнение из «черновиков» (выделено жирным):
«В 4 часа 30 минут утра мы с С.К. Тимошенко приехали в Кремль. Все вызванные члены Политбюро были уже в сборе. Меня и наркома пригласили в кабинет.
И.В. Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руках не набитую табаком трубку.
Мы доложили обстановку. И.В. Сталин недоумевающе сказал:
— Не провокация ли это немецких генералов?
— Немцы бомбят наши города на Украине, в Белоруссии и Прибалтике. Какая же это провокация... — ответил С.К. Тимошенко.
62
— Если нужно организовать провокацию, — сказал И.В. Сталин, — то немецкие генералы бомбят и свои города... — И, подумав немного, продолжал: — Гитлер наверняка не знает об этом.
— Надо срочно позвонить в германское посольство, — обратился он к В.М. Молотову. …» (Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. В 2 т. — М.: Олма-Пресс, 2002г.)
Говорил ли Сталин что-то о Гитлере на самом деле в эти минуты? Кто его знает – Жуков еще тот сочинитель. Но вот слова о провокациях немецких генералов возможно и были сказаны – Жуков о них помянул еще в том самом незачитаном письме на Пленум ЦК КПСС в 1956 году. При Хрущеве. Болдин в 1961 году тоже написал об этом в первоначальном варианте, но в книгу это не вошло, Жуков также возможно это писал в оригинале, но слова о провокациях немецких генералов также могли убрать в 1969 году в первом издании. Хотя какое еще могло быть «недоумение» у Сталина о «провокациях немецких генералов», если он сам утверждал директиву о приведении в полную б.г. за 6 часов до этого в которой указывалось, что будет нападение, и оно может начаться с провокаций на границе… А также Сталин тем более, зная, что в округа ушел приказ Тимошенко о приведении в полную б.г. точно не стал бы «недоумевать» услышав о нападении – в 4 часа.
Конечно, запрет отвечать огнем на провокации – вполне был. В директиве «б/н» от 22.20 21 июня. Но данная директива вовсе не запрещала расстреливать врага который пересек границу. Так что, Директвиа «б/н» запрета на ответный огонь не несла точно. Она запрещала пересечение границы и не более, но подробнее о ней – чуть позже.
В общем, нужны фотокопии самих черновиков мемуаров Жукова по этим событиям. А также тексты исходящих телеграмм ГШ в ту ночь.