А теперь видите, как все просто становится, если понимать, что требовалось в «директиве б/н» и приказе Н.Г. Кузнецова флотам, и как понимали суть этих директив в войсках? Если будут провокации в виде, например обстрелов с той стороны, но без пересечения противником самой границы – огня войскам не открывать – «В случае провокационных действий немцев огня не открывать». Но если враг попрет через границу своими войсками и развернет полномасштабные боевые действия – быть готовыми «в полной боевой готовности встретить возможный удар немцев или их союзников», приведя по этой директиве войска в эту самую полную б.г.. И в «Случае перехода наступление крупных сил пр-ка разгромить его». А по авиации противника вообще четко прописано – «пока самолеты противника не начнут боевых действий, огня не открывать»! Кстати, пограничникам таких ограничений не давалось – в случае обстрела их застав или нарядов те вполне могут отвечать огнем. Это просто их право и обязанность.
Так что – никаких запретов об ответном огне в случае вторжения ни от Тимошенко, ни тем более от Сталина в ночь на 22 июня не было.… И никаких сомнений в Москве, что нападение произойдет именно в эту ночь ни у кого кто общался вечером 21 июня со
237
Сталиным, не было. И уж тем более в «директиве б/н» ничего «непонятного» для военных не было, и быть не могло. Хотя разъяснение о том, как действовать – пересекать ли границу отражая агрессию, нет. Это, было прописано в ПП округов, которые вступят в силу и так – по факту нападения врага.
Но в принципе никто командующим округов не запрещал звонить в Москву, Жукову и уточнять что-то по последнему пункту – что значит «Никаких других мероприятий без особого разрешения не проводить» и можно ли переносить войну на вражью сторону?! Хотя Москва в лице ГШ-Жукова такие «разъяснения» давала и тот же Пуркаев это и подтвердил в 1952 году.
Однако из-за того что на местах от кирпоносов пошли команды с запретами на ответный огонь, и возможно и в черновике «Директивы б/н» поменяли лист с этими указаниями, а потом генералы стали врать что это от Сталина и шел запрет отвечать огнем на вторжение.
На тексте директивы «№1» по ПрибОВО, который здесь приведен, в 1969 году и приписано от руки к-ном Баженовым, делавшим эту «копию» – о чем эта директива: «Директива Военного Совета ПрибОВО о приведении войск в полную боевую готовность».
Пришла эта директива по мемуарам Хлебникова в ПрибОВО около часа ночи. Но начсвязи ПрибОВО П.М. Курочкин пишет:
«В ночь с 21 на 22 июня в штабе Северо-Западного фронта отдыхающих не было, все чего-то ожидали. В 0 часов 20 минут на телеграфной ленте аппарата Бодо, работающего с Москвой, появились требовательные слова: «Немедленно к аппарату начальника штаба для приема весьма важного». Дежурный по связи доложил начальнику штаба, мне и оперативному дежурному. Через минуту ответ в Москву: «У аппарата Кленов». «Принимайте директиву народного комиссара обороны». Слово за словом начала передаваться директива о возможном нападении немецко-фашистской армии на нашу страну и о требовании приведения всех частей округа в полную боевую готовность. В этой же директиве содержалось предостережение не поддаваться ни на какие провокации, могущие вызвать крупные осложнения.
Через два часа последовала директива нашего Военного совета о скрытном занятии основной оборонительной полосы, выдвижении полевых караулов для охраны дзотов в предполье, постановке противотанковых мин и приведении в готовность номер один противовоздушной обороны. В этой директиве повторялись слова
238
директивы Наркома обороны, предостерегающие о возможной провокации со стороны немецко-фашистских войск.» (На Северо-Западном фронте. М.: Наука, 1969г. Гл. Связь Северо-Западного фронта.)
Как видите, в 1969 году Курочкин показал и точное время прихода этой директивы в Паневежис – около 0.25 начался ее прием, и о чем она – «о требовании приведения всех частей округа в полную боевую готовность». На что ВС округа (Кленов) дал директиву «о скрытном занятии основной оборонительной полосы» и т.д…. Т.е., к часу ночи ее уже должны были расшифровать точно, и поняли ее в штабе округа вполне верно – приводить войска в полную б.г.. Но только спустя 2 часа (!), в 2.30 примерно, Кленов сподобился выдать в армии окружную директиву по директиве ГШ «б/н».
Т.е. – приняли ее в 0.30. На расшифровку – полчаса. На написание своей – если она не заготовлена заранее – полчаса еще. Еще полчаса – на шифрование. Итого – к 2 часам ее должны были начать передавать в армии. А передавать стали – в 2.30.
Ничего о «телеграмме НКО и ГШ» или звонках по ВЧ – на вскрытие пактов от 2.30 начсвязи ПрибОВО писать не стал. Однако он же и указал – что они армиям указали, в 2.30 – «скрытно занять оборону основной полосы», что делается только по ПП.
По словам начсвязи округа директиву «б/н» они приняли без проблем, по прямой связи с Москвой, минуя Ригу. С.Чекунов утверждает, что с Паневежисом связи как раз не было, и директиву эту принимали в Риге. Мог ли Курочкин «налукавить» в мемуары, чтобы прикрыть свой ... авторитет? Мог, конечно. Но командарм 11А Морозов показывает, что Кленов ему в 1 час ночи уже довел об этой директиве. Так что – будем считать, что около 1 часа в Паневежисе уже знали суть директивы НКО и ГШ – о поднятии армий по тревоге.
Хлебников указал время ближе к 1 часу ночи, но на полчаса раньше или позже пришла «директива б/н» в ПрибОВО – не так уже и важно. Важно, что потом делал в ПрибОВО начштаба округа Кленов, как поднимал армии округа, оставаясь за командующего. И реально – войска стали будить дай бог после 3.30 только. После того как в штабе сочинили свою директиву в армии – в 2.30 примерно. И возможно получили и команду о вводе ПП и на вскрытие «красных» пакетов. Но Кленов никого по телефону поднимать не стал.
После чего Кленов и был расстрелян – за бездеятельность в управлении войсками округа.
239
Но судя по словам начсвязи округа – именно в Паневежисе, в штабе фронта Кленов и принял эту директиву – «б/н». И связь соответственно у штаба фронта с Ригой и Москвой – была.
Ну а теперь, разобравшись с кухней отправки директив НКО и ГШ в ночь на 22 июня, снова возвращаемся к ЗапОВО, к Бресту. Ключевому узлу обороны не только Белоруссии, но и всей границы.
ВИЖ показывая ответы генералов в 1989 году, не приводит ответ генерала Сандалова (так любимого историками) на вопрос № 2 и №3. А жаль. Исходя из того, что он ответил на вопрос № 1, видно, что в 1952–53-м особо он не выдумывал и «павловых», похоже, не выгораживал. Однако, когда в 1955 году министром обороны стал маршал Г.К.Жуков, ускоривший «реабилитацию невинных военных», Сандалов (видимо, по «личной инициативе») обратился с письмом к уже новому начальнику Военно-научного Управления ГШ генералу армии Курасову, при котором расследование Покровского и было свернуто, в защиту Павлова (кто-то же должен был начать процесс «реабилитации» Павловых):
«СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИКА Л.М. САНДАЛОВА НАЧАЛЬНИКУ ВОЕННО-НАУЧНОГО УПРАВЛЕНИЯ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА ВООРУЖЁННЫХ СИЛ СССР ГЕНЕРАЛУ АРМИИ В. В. КУРАСОВУ
1 сентября 1956 г.
Войска Западного Особого военного округа, в том числе и 4 А, в течение начального периода Великой Отечественной войны почти целиком были разгромлены. В тот период я был начальником штаба 4-й армии.
Виновато ли командование войсками ЗОВО (переименованное с первых дней войны в командование войсками Западного фронта) и командование 4 А в разгроме войск в начальный период войны?
Для того, чтобы ответить на этот важный и сложный вопрос, следует, на мой взгляд, предварительно ответить на другой вопрос: смогло ли бы любое другое командование войсками округа и армии предотвратить этот разгром?
Едва ли кто возьмётся доказать возможность предотвращения разгрома войск округа и при другом более талантливом составе командования войсками округа.
Ведь войска соседних с ЗОВО Прибалтийского и Киевского военных округов были также разгромлены в начальный период
240
войны, хотя главный удар врага и не нацеливался против войск этих округов.
Следовательно, поражение войск наших западных приграничных военных округов зависело, в конечном счёте, не от качества управления войсками, а случилось:
во-первых, вследствие более слабого технического оснащения и более слабой подготовки войск и штабов Красной Армии по сравнению с армией гитлеровской Германии;
во-вторых, вследствие внезапности нападения полностью отмобилизованной и сосредоточенной к нашим границам фашистской армии против не приведённых в боевую готовность наших войск.
В этих основных причинах разгрома войск приграничных военных округов доля вины командования войсками округов и армий невелика, что, на мой взгляд, не требует особых доказательств.
Против войск ЗОВО был направлен главный удар и, в частности, из четырёх танковых групп, игравших основную роль в наступательной операции немцев, две танковые группы наступали против войск ЗОВО. С другой стороны, быстрота разгрома войск Западного округа, несомненно, в чём-то зависела и от слабого управления войсками со стороны командования войсками ЗОВО и армий.
Причиной слабого управления войсками ЗОВО в значительной мере является более чем неудачный состав командования войсками ЗОВО и в первую очередь несоответствие своей должности самого командующего войсками округа.
Генерал армии ПАВЛОВ, не имея опыта в командовании войсковыми соединениями (исключая командование в течение непродолжительного срока танковой бригадой), после участия в войне в Испании был назначен начальником АБТУ Красной Армии, а за год до войны — командующим войсками ЗОВО. Не имея ни опыта в управлении войсками, ни достаточного военного образования и широкого оперативного кругозора, генерал армии ПАВЛОВ растерялся в сложной обстановке начального периода войны и выпустил из рук управление войсками. Такими же случайными и не соответствующими своим должностям были командующий ВВС ЗОВО КОПЕЦ и командующий артиллерией округа КЛИЧ.
И тот, и другой также, как и сам ПАВЛОВ, были участниками войны в Испании и опыта в управлении войсковыми соединениями не имели: КЛИЧ до командировки в Испанию весьма продолжительное
241
время был преподавателем и начальником кафедры артиллерии в академии, а КОПЕЦ до войны в Испании командовал авиаэскадрильей (в первые дни войны КОПЕЦ застрелился).
Можно ли было назначать ПАВЛОВА, КОПЦА и КЛИЧА с их лёгким военно-научным багажом и опытом на такие высокие должности в самый важный военный округ Красной Армии? Ответ очевиден.
Резюмирую изложенное:
1. Основная вина в разгроме войск ЗОВО в начальный период войны должна быть с командования войсками ЗОВО снята.
2. Более тяжёлая доля вины командования войсками ЗОВО в разгроме войск округа по сравнению с командованием соседних военных округов проистекает из-за неудачного состава командования ЗОВО предвоенного периода, и часть этой вины поэтому ложится на тех, кто утвердил такой состав командования округа.
3. Никакого заранее намеченного умысла по разгрому войск округа или способствованию разгрому войск со стороны всего командования округа и его отдельных лиц не было.
4. Судимость с представителей командования войсками ЗОВО должна быть снята...» (Легко находится в интернете)
Кто б спорил – Сандалов верно указал и на слабость военно-технической готовности РККА против Вермахта. И то, что погром произошел и «вследствие внезапности нападения полностью отмобилизованной и сосредоточенной к нашим границам фашистской армии против не приведённых в боевую готовность наших войск». Это верно – приведение в б.г. было сорвано. Но, как и кто его срывал – Сандалов не стал показывать генералу, который должен был или продолжить расследование по ответам командиров или закрыть его…Ведь срывом приведения войск в б.г. в те дни и ночь занимался и сам Сандалов!
Т.е. Сандалов явно этим письмом попытался навязать некие «выводы» по проводимому расследованию ВНУ Генштаба. Ведь расследование должно же было закончиться какими-то некими «выводами». А тут Сандалов вовремя «подвернулся» со своим письмом…
Этим письмом Сандалов не только организовал «реабилитацию» павловых-коробковых, но и определил на годы суть версий разгрома, случившегося 22 июня 1941-го, которыми нас «потчуют» до сих пор. Тут вам и «внезапность» нападения (как некая «неожиданность»), из-за которой якобы сандаловы не успели ничего сделать, и уже тут
242
Сандалов и начал врать усердно – мол, им не давали приводить войска округа в боевую готовность. А ведь при выводе по ПП дивизии в б.г. приводить надо «автоматом». При этом Сандалов отмазывает Коробкова (и себя как начштаба 4-й Армии прикрывавшей Брест) валя все на Павлова который якобы растерялся.
И самое «главное» – это «Сталин во всём и виноват», это ведь он назначал таких «павловых» в Белоруссию.
Но не надо быть особо талантливым командиром, чтобы просто выполнять свои должностные обязанности. Генерал Захаров, например, никогда военным талантом не назывался, но его округ не был сдан врагу, как это было сделано Павловым и тем более Кленовым. Захаров просто выполнял свои должностные обязанности, и он не был ни Героем Советского союза на 22 июня, ни генералом армии, чтобы «правильно понять» «директиву б/н» и поднять по тревоге все гарнизоны округа после ее расшифровки. Даже не дожидаясь на это следующей директивы НКО и ГШ.
Или тот же адмирал Кузнецов на флоте, что за несколько месяцев, до июня 1941-го, занимался планомерным повышением боевой готовности флота. А чуть не за неделю до 22 июня привёл по команде Сталина флот в повышенную б.г. – «готовность № 2», что позволило ему в ночь на 22 июня без особых затруднений (ВСЕГО ЗА «2–3 часа»!) перейти в «готовность № 1», в полную боевую готовность.
Нет никакого желания разбирать письмо Сандалова подробно, каждая фраза в котором, как минимум – «лукавство» (с точки зрения современных знаний фактов о событиях тех дней). Взять хотя бы его слова о том, что в Прибалтике «тоже всех разгромили» – «Ведь войска соседних с ЗОВО Прибалтийского и Киевского военных округов были также разгромлены в начальный период войны, хотя главный удар врага и не нацеливался против войск этих округов....».
Когда такое говорят дилетанты, то это можно списать на незнание ими фактов. Но боевой генерал мог бы и знать, что в Прибалтике общее реальное арифметическое соотношение наших и немецких войск было чуть не 1 к 2-м только по пехоте, и из-за отсутствия приписного состава в том числе. Не говоря уж о том, что соотношение на участках прорыва доходило до – 8 к 1-му. А стрелковые корпуса из этих республик практически сразу разбежались (если не поворачивали оружие против наших войск). Что по ПрибОВО било сразу две танковые группы немцев, одна из которых потом повернула на
243
Минск (на стыке ПрибОВО и ЗапОВО как раз и поставили некоторые дивизии стрелковых корпусов из местных кадров). И вина за такое «соотношение» войск – целиком на совести ГШ-Жукова! С их дурными авантюрами немедленных ответных ударов главными силами из Украины.
А уж что там произошло в КОВО, об этом тем более Сандалов должен был знать – как там сначала Кирпонос не поднимал войска ночью на 22 июня, а потом примчался к вечеру Жуков и устроил грандиозное наступление «23 июня» «на Люблин», и к чему это привело. Тем более что для затыкания дыры которую организовал Павлов в Белоруссии, а точнее Коробков, к чему прямо причастен и сам Сандалов как его зам, и пришлось часть войск снимать из того же КОВО…
Не зря Сандалова так любят некоторые историки…
А вот, что писал бывший начальник оперативного отдела ЗапОВО генерал И.И. Семёнов Сандалову:
«Я лично от начала и до конца был непосредственным участником этих событий. Со всей ответственностью могу сказать, что ни паники, ни растерянности с их (Павлов и его заместители. – О. К.) стороны не было. Всё, что можно было сделать в тех тяжёлых условиях, делалось, но было поздно, мы расплачивались за упущенное время и за то, что были успокоены и верили, вернее, нас заставляли верить, что немцы — наши чуть ли не друзья, вспомните заявление ТАСС и снимки в газетах.
Лично я предлагал Климовских и Павлову за две-три недели до начала войны поднять войска по плану прикрытия, но они на это не пошли, было прямое указание не делать этого.
Эх, Леонид Михайлович! Если бы мы это сделали хотя бы за неделю до войны, разве бы мы дали немцам так быстро продвигаться, даже несмотря на их превосходство?». (Также легко найти в интернете)
Всё же не зря в армии гуляет такая, не очень хорошая, «шутка», про некоторых генералов: «Генерал – это выживший из ума полковник». Но некоторые не только ум, но ещё и совесть теряют со временем. О каком на хрен «поднятии войск» по плану прикрытия за «две-три недели до начала войны» можно говорить, если это объективно нельзя было делать официально в тех конкретных исторических условиях? Ну ладно, современные исследователи-замполиты такое несут, но как может такое говорить начальник оперативного отдела округа, тем более, после войны, когда многое стало более известным? Ведь
244
ПП не вводили официально, но по факту – вводили через выполнение отдельных мероприятий из ПП. Может, и этот генерал, уцелевший в расследованиях лета 1941-го по факту сдачи Белоруссии немцам, приложился к тому, что в этом округе уже «за неделю до войны» ничего не сделали в плане повышения боевой готовности и фактического выполнения планов прикрытия, согласно прямым Директивам НКО и ГШ? Хотя свои десять лет вместо расстрела Семенов все же получил в сентябре 41-го.
Ответа Сандалова Покровскому найти автору на момент работы над книгой не удалось, но на начало 2015 года все ответы рассекречены, и желающие вполне могут сами в ЦАМО поехать и почитать – что там Сандалов при Сталине рассказывал, как ему провода диверсанты порезали.
А мы немного разберем его мемуары. Ведь в них он на все вопросы Покровского в принципе и отвечает.
«Часть первая. Годы предвоенные. 4. Брестское направление»:
«Кольцевая стена цитадели и наружный крепостной вал, опоясанный водными преградами, в случае войны создавали для размещавшихся там войск чрезвычайно опасное положение. Ведь на оборону самой крепости по окружному плану предназначался лишь один стрелковый батальон с артдивизионом. Остальной гарнизон должен был быстро покинуть крепость и занять подготовляемые позиции вдоль границы в полосе армии. Но пропускная способность крепостных ворот была слишком мала. Чтобы вывести из крепости находившиеся там войска и учреждения, требовалось по меньшей мере три часа.
Мы решили ходатайствовать о немедленном выводе из крепости окружного госпиталя и хотя бы одной дивизии. Кстати, это диктовалось и чисто бытовыми потребностями: войска в крепостных помещениях испытывали тесноту, бойцы спали на многоярусных нарах.»
Какой заботливый командир… Но обратите внимание – чтобы вывести дивизии из крепости (формально все они – «гарнизон крепости»), где большая часть личного состава дивизий и размещалась, требовалось на само деле не так уж много времени – 3, ну максимум 4 часа! Т.е., при вовремя поданной команде дивизии вполне успевали убраться из города достаточно быстро!
«В конце 1940 года неоднократные представления генерала Чуйкова о необходимости разгрузить Брестскую крепость и усилить
245
правый фланг армии, возымели наконец действие. Из крепости была передислоцирована в Слуцк 55-я стрелковая дивизия».
Однако на ее место вскоре разместили 42-ю стрелковую, из городка Береза, в казармы которой разместили моторизованную дивизию 14-го мехкорпуса генерала Оборина. Как сказал Павлов:
«такое размещение корпуса надо считать временным, вызванным нехваткой жилого фонда. С постройкой казарм этот вопрос пересмотрим...
Павлову, вероятно, удалось убедить начальника Генерального штаба. Через несколько дней к нам поступило официальное письменное распоряжение, подтверждавшее все то, что Павлов высказал устно. Единственной «уступкой» нам было разрешение ставить за пределами Брестской крепости один стрелковый полк 42-й дивизии и разместить его в районе Жабинки.
— Ну что ж, — тяжело вздохнул Федор Иванович Шлыков, — теперь у нас в армии не стало ни второго эшелона, ни резервов. Больше нам незачем ездить к востоку от Кобрина: там ничего нашего не осталось...
Весной 1941 года Брестский гарнизон пополнился новой стрелковой дивизией. Да находившаяся там раньше танковая бригада, развернувшись в танковую дивизию. увеличилась численно в четыре раза. Словом, в Бресте скопилось огромное количество войск. И окружной госпиталь по-прежнему оставался в крепости.
Для размещения личного состава пришлось приспособить часть складских помещений и даже восстановить некоторые форты крепости, взорванные в 1915 году. В нижних этажах казарм устраивались четырехъярусные нары.
И как раз в это время прибыл новый командующий 4-й армией генерал-майор А.А. Коробков. Его я знал давно. Это был очень деятельный командир, быстро продвигавшийся по служебной лестнице и оставивший позади многих своих сослуживцев. В 1938 году он командовал стрелковой дивизией, с дивизии пошел на корпус, а к весне 1941 года стал уже во главе 4-й армии.
Новый командарм педантично исполнял волю командующего округом по размещению войск. Своей точки зрения на этот предмет он либо не имел, либо тщательно скрывал ее.»
Т.е. Павлов разместил всю 4-ю армию у самой границе, вроде как по «объективным» причинам – не хватало казарм вне города. Вместе с 14-м мехкорпусом, который в случае войны должен был сосредотачиваться на достаточном удалении от неё. Для подготовки по-
246
следующего ответного удара по прорвавшемуся врагу. Разместил он эти войска вокруг Бреста скученно конечно из-за отсутствия жилого фонда для этих частей, но кто ж ему и Коробкову мешал вывести эти дивизии с началом лета в полевые лагеря? И тем более после того как сам же Павлов еще 8-го июня отправил в Москву запрос на вывод дивизий 2-го оперативного эшелона в районы предусмотренные планом прикрытия. Ведь в районы по «ПП» не выводят вторые эшелоны просто так – только в угрожаемый период это делается. Приграничные дивизии в такой ситуации тем более должны повышать свою боевую готовность и готовиться к рассредоточению по первой же команде. О чем и было указано наркомом в директиве НКО для ЗапОВО от 11 июня – «2.Приграничные дивизии оставить на месте, имея вывод их на границу в назначенные им районы, в случае необходимости будет произведен по особому моему приказу».
Павлов и «оставил» – «и даже после получения приказа ГШ от 18 июня»… Оставил в казармах Бреста. Хотя в этом точно более прямая «заслуга» Коробкова и Сандалова.
Некоторые адвокаты павловых-коробковых пытаются нести чушь, что не вывели эти три дивизии из Бреста, потому что не было «казарм» в другом месте – кроме как в Бресте!? Но эту глупость вообще комментировать нельзя. При чем тут наличие или отсутствие «казарменного фонда» если выводить надо было и выводили остальные дивизии в том же ЗапОВО, в полевые лагеря в ту последнюю перед 22 июня неделю?! Какие еще «казармы» нужны коробковым-сандаловым в полевых лагерях летом?! Палатки тоже диверсанты (вредители и враги народа) «порезали»?
«В майской информационной сводке, разосланной штабам округов и армий сообщалось, что в течение всего марта и апреля Германия усиленно перебрасывала к границам СССР новые и новые дивизии.
Учитывая это, командование округа дало нам указания о действиях войск по обороне пограничной полосы на случай чрезвычайных событий. Каждому соединению, каждой части 4-й армии была поручена оборона определенных позиций. По тревоге они должны были в предельно краткие сроки занять эти позиции и стойко удерживать их.»
Сандалов тут показывает, что в начале мая ему, штабу армии поставили задачу отработать новые планы прикрытия. И в это же время в округа-армии НКО и ГШ отправили сводку, в которой доводили, что немцы активно выводят к границе свои дивизии. Но он забыл от-
247
ветить – а до комдивов он, как нш армии после этого довел требование директивы НКО и ГШ на разработку новых ПП или «забыл»?
«С мая все стрелковые полки дивизий первого эшелона стали выделять по одному дежурному батальону. Этот батальон в течение одной—двух недель неотлучно находился на отведенном полку рубеже в полном боевом составе, с оружием, с боеприпасами и занимался дальнейшим усовершенствованием оборонительных позиций.»
Тут Сандалов рассказал о боевом дежурстве отдельных стрелковых батальонов с приданными артдивизиона на границе начатых в первых числах мая. Которые и занимались обустройством укреплений на границе.
«Все части армии, исключая специальные, оставались на зимних квартирах или устраивали себе палаточные лагеря поблизости от пунктов постоянной дислокации. Но зенитчики проходили окружные сборы на специальном окружном полигоне восточное Минска, полки полевой артиллерии в порядке очереди выводились для стрельб на полигон под Брестом, связисты были на сборах в районе Кобрина.
А тем временем фашистский зверь уже изготовился к своему коварному прыжку.»
Армия была в принципе приграничной и до 18 июня выводиться не должна была, на свои рубежи обороны. Другое дело что уже с 11 июня, после того как начали выводиться в районы сосредоточения по Плану прикрытия «глубинные дивизии», приграничные также, ожидая «особый приказ наркома» должны были приводиться в повышенную б.г. – прекращать всякие занятия и сборы… По крайней мере Сандалов и Коробков обязаны были собирать подразделения в части и отменять всякие учения и занятия. Ведь отдельные приграничные дивизии расположенные не на границе также начали выводиться в свои районы по ПП на границу по директивам от 11-12 июня.
«Сведения о сосредоточении у нашей границы немецких войск и вероятности скорого их вторжения в Белоруссию доходили до нас разными путями. Время от времени мы получали информацию сверху (В последней такой информации, поступившей к нам из штаба округа 5 июня, сообщалось, что на границе Белоруссии сосредоточилось около 40 немецких дивизии, из них на брестском направлении поставлены 15 пехотных, 5 танковых, 2 моторизованные и 2 кавалерийские).»
248
Вспомнили Болдина? Он писал, что разведка сообщала о «30-ти пехотных дивизиях» и о «5-ти танковых и 2-х моторизованных» дивизиях немцев против ЗапОВО. И у него это разведка якобы сообщила утром 22 июня. Однако Сандалов показывает силы немцев, обнаруженные нашей разведкой аж на 5 июня! И из них только против Бреста и на 5 июня – 5-ть танковых и 2-е моторизованные. А это больше тысячи танков плюс 15 пехотных дивизий! Очень может быть, что на 5 июня самих танков и не было еще на границе, но разведка вскрыла появление штабов этих соединений немцев. А этого вполне достаточно для оценки ситуации.
Тот же М.Мельтюхов показывает, что немецкая группа «Центр» насчитывала около 2250 танков, против всей Белоруссии и соседней 11-й армии ПрибОВО. Сосредоточенных под основаниями «Белостокского выступа», с ударами на Гродно и Брест. Т.е. на Брест нацеливалась половина танков группы «Центр» и это было вскрыто уже в начале июня. При этом под Гродно поставили две ПТБр, а вот у 4-й армии своей ПТБр, на брестском направлении не было.… Хотя Коробков точно знал уже с начала июня, что по Бресту и будет нанесен один их главных ударов немцев! И это тем более знали в ГШ. Более того -- они просто надеялись на этот (такой) удар… (помните «записку Павлова» от января 41-го?).
«С нами регулярно делились своими наблюдениями пограногряды и наши подразделения, занятые на постройке оборонительных сооружений в пограничной зоне. Ими отмечалось, что немцы с каждым днем все интенсивнее проводят работы на западном берегу Буга, подводят к реке инженерную технику, устанавливают маскировочные щиты перед открытыми участками, сооружают наблюдательные вышки и т. д.
Многое мы узнали от задержанных при переходе границы и передаче радиограмм немецких шпионов, от двух пойманных в Полесье диверсантов-парашютистов, от арестованного в Гайцовке вражеского резидента.»
А Павлов в эти дни уверял Сталина, что никаких приготовлений немцев на той стороне не происходит, мол, он лично выезжал на границу и танков немцев не увидел …
Это тот же Стаднюк и в книге показал – это и Сталин «говорит» с укором в адрес Павлова, и в диалоге дознавателя Павловского с Павловым это показывается:
249
«— Незадолго до начала войны вы доложили товарищу Сталину, что лично выезжали на границу и никакого скопления немецких войск там не обнаружили, а слухи об этом назвали провокационными... Когда это было?
— Примерно в середине июня.
— Куда именно вы выезжали?
— В район Бреста. …».
Это показывал потом и маршал Голованов, присутствовавший при том разговоре Павлова со Сталиным по телефону…
Сандалов:
«Слухи о том, что скоро придут немцы, вовсю циркулировали среди местного населения. У магазинов толпились очереди. <…>
В войсках это вызывало тревогу, а из округа шли самые противоречивые указания. Помню, как сейчас, недели за две до начала войны командующий (4-й Армии – К.О.) и член Военного совета нашей армии по возвращении из Минска пригласили к себе начальника отдела политической пропаганды армии, командира механизированного корпуса, командира авиационной дивизии и меня. Нам было объявлено, что Павлов озабочен состоянием боевой подготовки войск и у него обсуждался вопрос о предстоящих летних учениях.
— Нашей четвертой армии, — сказал Коробков, — предложено провести опытное тактическое учение двадцать второго июня в присутствии всего высшего и старшего командного состава армии. Проводить его будем на Брестском артиллерийском полигоне. К участию в нем привлекаются части сорок второй стрелковой и двадцать второй танковой дивизий.»
Две недели до начала войны это примерно 8 июня. 8-го июня Военный Совет ЗапОВО запросил НКО и ГШ о разрешении начать вывод дивизий 2-го эшелона в районы предусмотренные ПП. Коробков, похоже, был на этом совете или, по крайней мере, точно знал о том какой запрос ушел после этого в ГШ. И тут же Павлов планирует учения-выставку в Бресте на 22 июня… Которые он отменил только вечером 21 июня.
«В ночь на 14 июня я поднимал по боевой тревоге 6-ю стрелковую дивизию. Днем раньше такую же тревогу провел в 42-й стрелковой дивизии командир 28-го стрелкового корпуса генерал-майор В.С. Попов. Подводя итоги этих двух тревог, мы единодушно выразили пожелание о выводе 42-й стрелковой дивизии в район Жабинки и об устройстве в стенах крепости двух — трех запасных выходов. Позже,
250
когда наше предложение было отвергнуто командующим округом, генерал Попов высказался за вывод 42-й дивизии в лагерь на территорию Брестского артиллерийского полигона, но руководство округа воспрепятствовало и этому.<…>
За несколько дней до войны по просьбе генерала Попова я еще раз предложил командующему армией поставить перед округом вопрос о выводе из крепости 42-й стрелковой дивизии, но это только вызвало у него раздражение.
— Мы уже писали об этом, — возразил Коробков. Не поддержал меня и находившийся при этом Ф.И. Шлыков (член ВС 4-й Армии, дивизионный комиссар – К.О.)
— О бесполезности еще раз ставить этот вопрос можете судить по аналогии, — заявил он. — Несколько дней тому назад начальник отдела политпропаганды шестой стрелковой дивизии полковой комиссар Пименов послал в Военный совет округа письмо, в котором просил разрешить дивизии занять оборонительные позиции, а семьям начсостава отправиться из Бреста на Восток. И что же? Пименова заклеймили как паникера.»
21 июня Сандалов общался с начальником района ПВО г. Кобрина.
«Со старого я поехал на новый кобринский аэродром и застал там командира авиационной дивизии, а также командира района ПВО.
— Как видите, взлетно-посадочная полоса почти готова, — похвалился полковник Белов. — В ближайшие дни можно будет перебазировать сюда полк Сурина.
— Этому полку везет: получает и новый аэродром, и новую технику, и надежное прикрытие, — заметил я, глядя в сторону командира района ПВО.
Реакция последнего была совершенно неожиданной.
— Вам хорошо известно, — заговорил он с нескрываемым раздражением в голосе, — что у меня, как и в войсках четвертой армии, зенитные части находятся в окружном лагере за Минском. Ни штаб армии, ни штаб механизированного корпуса, ни авиацию, ни даже себя прикрыть с воздуха в районе Кобрина мне нечем.
— Но ведь округ обещал возвратить ваши зенитные дивизионы! — возмутился я.»
Т.е., после 11 июня Павлов все же собирался дать команду возвращать зенитные части с полигона под Минском в войска? Должен был дать, да «забыл»? Но посмотрите как Сандалов Павлова (которого до этого «защищал» в письме Жукову) «подставляет» с его подчи-
251
ненными в округе, в Минске. Они, оказывается, обещали, но не вернули зенитчиков в свои части… При этом вроде как на некие видимо «просьбы» с мест. А ведь Сандалов прекрасно знал и понимал, что после запроса ВС округа в Москву от 8 июня на вывод дивизий 2-го эшелона ЗапОВО в районы по ПП и прихода директивы НКО и ГШ от 11 июня с разрешением на это, зенитные средства с того полигона должны были быть возвращены немедленно в расположения.
Коробков собирался вечером 21 июня звонить Павлову…
«Возвратился обратно около восьми часов. <…> У самого нашего дома я встретил командарма. Он только что вышел из штаба. Разговор с командующим округом у него не состоялся...
— А с генералом Климовских поговорил, высказал ему наши опасения, а он информировал меня, что и от других армий поступают аналогичные данные, — объявил Коробков. — В связи с этим разрешено назначенное на завтра опытное учение перенести на понедельник или вторник... В зависимости от обстановки. Распоряжение я уже отдал...»
Т.е. учения в Бресте отменял (перенес) не Павлов, а Климовских?
После этого, вечером 21 июня, ну очень «встревоженные» Коробков и Сандалов пошли … на спектакль…
«В 20 часов вечера мы с командующим и своими семьями пошли смотреть оперетту «Цыганский барон». Однако тревожная озабоченность и какое-то гнетущее чувство мешали полностью насладиться чудесное музыкой этой популярной оперетты. Особенно нервничал командующий армией. Его занимало отнюдь не развитие сюжета «Цыганского барона». То и дело он поворачивался ко мне и шепотом спрашивал:
— А не пойти ли нам в штаб?
Оперетту мы так и не досмотрели. Около 23 часов нас вызвал к телефону начальник штаба округа. Однако особых распоряжений мы не получили. О том же, что нужно быть наготове, мы и сами знали.
Командующий (Коробков – К.О.) ограничился тем, что вызвал в штаб ответственных работников армейского управления.»
В это время в штабе округа, в Минске уже знали после звонка оперативного дежурного по ГШ п-ка Масленникова, что в округа вскоре поступит «важная шифровка ГШ». Правда, сам Павлов в это время тоже все еще был в театре… А ведь Жуков звонил с предупре-
252
ждением что ночью возможно нападение еще до 20.00, до того как все в театры рванули. И связь с Минском у армии – была вполне. Однако от Павлова сандаловы тоже ничего не получали в это время?
Шифровка ГШ, «Директива б/н» пришла в Минск около 1 часа ночи.
А теперь посмотрим, как описывает Сандалов ночь на 22 июня в его штабе…
«Часть вторая. Так начиналась война. 1. Первый день.
Последнюю предвоенную ночь старший командный состав армейского управления провел в помещении штаба армии. В нервном тревожном состоянии ходили мы из комнаты в комнату, обсуждая вполголоса кризисную обстановку. Через каждый час звонили в Брестский погранотряд и дивизии. Отовсюду поступали сведения об изготовившихся на западном берегу Буга немецких войсках.
Доносили об этом в штаб округа, но оттуда не следовало никаких распоряжений. Коробков ворчал:
— Я, как командующий армией, имею право поднять по боевой тревоге одну дивизию. Хотел было поднять сорок вторую, не посоветовался с Павловым, а он не разрешил...
Часа в два начала действовать гитлеровская агентура.»
Вот и пошло вранье. Сандалов обязан был знать о звонке Павлова Коробкову примерно в 1.20, которым тот поставил задачу Коробкову «приводить войска в боевое состояние». А также Павлов интересовался у Коробкова дивизиями Бреста – выводятся ли? И Коробков ему ответил, что лично проверит, как они поднимаются … И было это до того как «в два начала действовать гитлеровская агентура».
Врать Павлову об этом звонке и словах Коробкова на следствии и суде смысла не было – свидетели могли либо опровергнуть, либо подтвердить это, и в случае уличения во вранье это только ухудшило бы его положение. Так что Павлов сказал правду – данную команду по телефону в это время он командующим давал. И о дивизиях Бреста обеспокоился. Ведь, в конце концов, в 10-й армии в 2.00 по боевой тревоге и именно после указаний Павлова дивизии и поднимали. Со вскрытием даже «красных» пакетов. И в 3-й вроде как поднимали в 2 часа ночи (по словам ЧВС армии Бирюкова). До получения на это «официального», от 2.30, приказа Москвы.
Далее Сандалов пишет, что после 2.00 в Бресте в некоторых районах и на ж/д станции вырубился свет и вышел из строя водопро-
253
вод, а в Кобрине произошла авария на электростанции. Сразу после 2.30 начальник связи армии полковник А.Н. Литвиненко доложил:
«Со штабом округа и со всеми войсками проволочная связь прекратилась. Исправной осталась одна линия на Пинск. Разослал людей по всем направлениям исправлять повреждения».
После этого Коробков отправил в Брест «для ознакомления с обстановкой на месте» заместителя Сандалова «полковника Кривошеева, а в Высокое и Малорита — других командиров штаба».
Т.е., в Брест Коробков не стал звонить пока связь была после общения с Павловым, но сподобился отправить в Брест п-ка Кривошеева «для ознакомления с обстановкой на месте»! Какое совпадение – а ведь именно после 2.30 в тот же Минск и пришла телеграмма НКО и ГШ на вскрытие «красных» пакетов!
Но глянем еще раз – а что по связи показал нш 28 ск этой армии, подчиненный Сандалова – генерал Г.С. Лукин:
«3. До момента нападения врага никаких указаний или распоряжений о подъеме войск и вводе их для занятия оборонительных рубежей ни от штаба 4 армии, в состав которой входил 28 ск, ни от штаба округа получено не было, хотя телефонная связь до этого момента работала исправно (!!!! – К.О.). Поэтому оборонительный рубеж по государственной границе войсками своевременно занят не был.»
Т.е. – до момента нападения, до 4 часов, связь с Брестом у сандаловых вполне была, оказывается. Т.е. – Брест имел связь и с Сандаловым и с Минском, а вот Сандаловы – не имели связи с Брестом…
А дальше просто песня пошла от Сандалова…
«Примерно через час связь со штабом округа, с Брестом и с Высоким, в котором размещался комендант укрепрайона, была восстановлена (т.е. около 3.30 – К.О.). Выяснилось, что на линиях в нескольких местах были вырезаны десятки метров провода.
В 3 часа 30 минут Коробкова вызвал к телеграфному аппарату командующий округом и сообщил, что в эту ночь ожидается провокационный налет фашистских банд на нашу территорию. Но категорически предупредил, что на провокацию мы не должны поддаваться. Наша задача — только пленить банды. Государственную границу переходить запрещается.
На вопрос командующего армией, какие конкретные мероприятия разрешается провести, Павлов ответил:
254
— Все части армии привести в боевую готовность. Немедленно начинайте выдвигать из крепости 42-ю дивизию для занятия подготовленных позиций. Частями Брестского укрепрайона скрыто занимайте доты. Полки авиадивизии перебазируйте на полевые аэродромы».
Обратили внимание на слова Павлова – о пересечении границы?
По Сандалову получается, что Павлов только после 3.30 дает команду приводить войска 4-й армии в боевую готовность, т.е. объявлять боевую тревогу. Это правда – Павлов в 1.30 тоже словоблудием занимался, а не отдачей команд. Правда, его в других армиях поняли как надо и боевую тревогу объявляли уже в 2.00. А вот Коробков видимо «плохо понял» слова Павлова в 1.30 и тем более о дивизиях Бреста… Также Павлов дал указание которого нет в «директиве б/н» – о том можно ли пересекать границу отражая нападение. Т.е., Павлов Коробкову, скорее всего дает указание вскрывать уже и «красные» пакеты», на что ему в 2.30 дал приказ Тимошенко (ГШ-Жуков). И если в 3-й или 10-й армии после этого стали вскрывать свои «красные» пакеты, т.е. им Павлов дал команду на ввод ПП, то Коробкову и Сандалову Павлов этого не говорил?!
Говорил ли Павлов о «пленении немецких банд нарушителей»? Черт его знает. Но «на все сто» доверять словам Сандалов в этом точно нельзя. Ведь Сандалову выгодно Павлова выставлять идиотом и негодяем, который не дал команду Коробкову (а значит и Сандалову) и в 3.30 команды вскрывать «красные» пакеты и вводить ПП в действие! Хотя Сандалов признал, что от Павлова дошла команда – выводить стрелковые дивизии Бреста – по ПП. Впрочем, валить все на уже расстрелянного – не сложно. Особенно в 1961 году, когда Коробков по ходатайству Сандалова и был «реабилитирован», а Павлов назван кретином по сути Саналовым же – в том «ходатайстве».
По Сандалову Павлов только в 3.30 дает команду выводить 42-ю стрелковую дивизию из Бреста, у которой один полк не в Бресте был, слава богу. Но скорее всего Сандалов врет. Почему врет? Все просто – если Павлов дал эту команду уже в 1.30, но Коробков, в присутствии Сандалова ее проигнорировал, то Сандалов несет такую же ответственность за это, как и расстрелянный потом его старший начальник. Коробков по «ходатайству» Сандалова был в середине 1950-х «реабилитирован» и Сандалову тем более говорить правду об этом к 1961 году ни к чему было. Однако там еще и 6-я стрелковая находилась и 22-я танковая – и Коробков получается, не получив
255
от Павлова приказа выводить и их, эти дивизии не собирался поднимать?
10-я смешанная авиадивизия генерала (тогда полковника) Белова, прикрывавшая Брест и приведенная еще 20 июня в боевую готовность начштаба ВВС ЗапОВО Худяковым (21 июня Копец попытался отменить этот приказ Москвы), свои самолеты и так держала рассредоточенными и замаскированными.
«До 4 часов командарм успел лично передать по телефону распоряжение начальнику штаба 42-й дивизии и коменданту укрепрайона. А в 4 часа утра немцы уже открыли артиллерийский огонь по Бресту и крепости.
Почти тотчас же стали поступать донесения и из других наших гарнизонов, подвергшихся нападению врага. Командиры дивизий сами объявили боевую тревогу.»