Тайна трагедии 22 июня. Книга вторая. Первый день войны

АНОТАЦИЯ:

«В книге О.Ю. Козинкина «Тайна трагедии 22 июня. Первый день войны», которая  продолжает исследование начатое автором в книге «Тайна трагедии 22 июня. Внезапности не было» рассказывается о событиях вечера 21 июня и ночи на 22 июня, что на самом деле требовала знаменитая «Директива б/н» от командиров на местах, в какое время началась война на самом деле, о том, кто запрещал вести ответный огонь по напавшему врагу, кто же виноват в трагедии 22 июня!

Никаких мифов или маршальских баек! Только факты и документы.»

Книга издается в авторской редакции.

 

 

 

 

Посвящается моему отцу, Козинкину Юрию Степановичу, который в годы моего детства любил читать книги «о войне» и мне привил интерес к этой теме

 

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

 

В первой книге нашего исследования, «ТАЙНА 22 ИЮНЯ. Внезапности не было.» которым мы рискнули попробовать «закончить» расследование, которое Военно-научное управление Генерального штаба Вооруженных Сил СССР проводило в конце 1940 годов в начале 1950-х, до того как министром обороны стал маршал Советского Союза Г.К. Жуков который и свернул это расследование. Расследование это проводилось под видом «обобщения» опыта сосредоточения и развертывания войск западных приграничных военных округов по плану прикрытия государственной границы 1941 года накануне Великой Отечественной войны. И в первой книге были рассмотрены ответы командиров июня 41-го также как и в ВИЖ в 1989 году, только на первые два вопроса Покровского – «1. Был ли доведен до войск в части, их касающейся, план обороны государственной границы; когда и что было сделано командованием и штабами по обеспечению выполнения этого плана?» и «2. С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу, и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?».

Какие итоги можно было бы подвести по ответам комдивов на эти два вопроса? Неутешительные.

Комдивы и тем более приграничных дивизий, к маю 1941 года имели на руках вполне отработанные и законченные Планы прикрытия границы (ПП). На их основе велись некие работы по укреплению оборонительных рубежей на границе, и командиры хорошо знали, что и как им делать в случае нападения врага – куда выдвигаться, в какие нормативы и т.п. Однако в начале мая Генштаб в лице Жукова спустил округам новые ПП и вот их как раз комдивы не знали. И бо-

3

лее того: им штабы округов даже не давали ознакамливаться с этими ПП – в части касающейся их дивизий – чтобы комдивы могли отработать новые ПП в дивизиях.

Особенно это было распространено в Киевском ОВО. Ведь КОВО готовился к немедленному ответному наступлению по планам ГШ-Жукова и не доведение ПП до комдивов больше похоже на то, что Жуков и дал на это какие-то указания. Ведь новые ПП не соответствовали рабочим планам ГШ, как показывает исследование «1941 год — уроки и выводы» (М., ИВИ, 1992г.). Т.е. – Жуков пошел на подмену имеющихся и одобренных минимум планов на случай войны с Германией, и скинул в начале мая округам новые ПП под его авантюру – «план от 15 мая», план нашего превентивного удара. Разработка которого реально началась еще в апреле в ГШ.

Скинул новые ПП не дожидаясь когда Сталин утвердит-одобрит его план превентивного удара! И не в его интересах было, чтобы эта подмена – новые ПП стали известны в Кремле. Ведь в отличие от «нормальных» ПП, по новым – никоим образом приграничные дивизии не могли удержать противника на границе и обеспечить вторым эшелонам и резервам спокойную мобилизацию, в случае нападения на СССР Германии всеми силами и сразу – массированно.

Приграничные дивизии, растянутые по новым ПП на границе по втрое больше от уставных нормативов рубежам обороны, в принципе не могли удержать противника, который в любом случае будет иметь кратный перевес в районах своего удара-наступления. И хотя эта растянутость дивизий прикрытия границы была заложена в планах ГШ еще генералом Мерецковым, когда он был начГШ, Жукову стоило скрывать от всех свои новые майские ПП. Ведь эти новые ПП писались Жуковым даже не для немедленного ответного удара, как предложил первым еще Мерецков с Тимошенко, а – под наш превентивный удар.

Рассмотрение же того как проходил вывод войск в округах перед нападением Германии показывает что делалось это в ручном режиме. КОВО и скорее всего и ПрибОВО – выводились по неким картам. И только ЗапОВО и возможно ОдВО – по новым ПП. Вопрос ставился по выводу, прежде всего именно приграничных дивизий, на что ответить по нему могли только комдивы вторых эшелонов и резервов с мехкорпусами. Ведь приграничные дивизии только в ПрибОВО и ОдВО были выведены ДО 21 июня к рубежами обороны, и несколько дивизий в КОВО. А приграничные дивизии ЗапОВО – так и оставались в «казармах» до самого момента нападения.

4

В общем, отвечая на вопрос, было ли нападение на СССР внезапным в смысле неожиданным для НКО-ГШ и Кремля, судя по ответам командиров на первые два вопроса Покровского нужно дать однозначный ответ – не было, конечно же. Однако и этот вывод войск перед нападением Германии также шел через одно место, или вообще срывался.

В 1989 году Военно-исторический журнал, опубликовав частично, урезанные ответы командиров июня 41-го на 1-й и 2-й «вопросы Покровского» публикацию прекратил. Ведь в ответах на следующие вопросы и кроется та самая тайна трагедии  22 июня. Однако сегодня нам никто не мешает продолжить изучить эти ответы и закончить, наконец, это «незаконченное» когда-то расследование. И теперь пора перейти к самому интересному и важному – а как комдивы отвечали на третий вопрос Покровского? Как войска округов поднимались в ночь на 22 июня…

(Хотелось бы еще раз сказать читателю – все возможные «ошибки», нескладности речи в изложении в приводимых текстах ответов командиров, или в документах – приводятся точно и дословно. Как было в оригиналах документов…)

 

 

 

5

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Вопрос № 3. КОГДА БЫЛО ПОЛУЧЕНО РАСПОРЯЖЕНИЕ О ПРИВЕДЕНИИ В БОЕВУЮ ГОТОВНОСТЬ В СВЯЗИ С ОЖИДАВШИМСЯ НАПАДЕНИЕМ ФАШИСТСКОЙ ГЕРМАНИИ С УТРА 22 ИЮНЯ; КАКИЕ И КОГДА БЫЛИ ОТДАНЫ УКАЗАНИЯ ПО ВЫПОЛНЕНИЮ ЭТОГО РАСПОРЯЖЕНИЯ И ЧТО БЫЛО СДЕЛАНО ВОЙСКАМИ?

 

 

В своих мемуарах Г. К. Жуков заявил, что приказ на приведение в «боевую готовность» войска западных округов получили только в ночь с 21 на 22 июня, якобы только согласно т.н. «Директиве № 1 от 21.06.41 г.». А до этого Сталин запрещал это делать. Точнее, Жуков писал, что когда он с Тимошенко пришел к Сталину и нарком заявил на вопрос «тирана»: «Что будем делать?» (на который отмолчались члены Политбюро) – «Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность», Сталин ответил что «Такую директиву сейчас давать преждевременно»! Т.е.. Сталин и в ночь на 22 июня, по мемуарам Жукова, запрещал приводить войска приграничных округов в полную боевую готовность!

Смотрим «воспоминания» Жукова, которые используют все кому не лень в описании событий этого вечера и ночи, как истину в первой и последней инстанции, и восстановив на ответах командиров, мемуарах других участников событий и документах в этой главе посмотрим – где и как наврал «маршал Победы». Также с этих мемуаров Жукова и в кино и в д/фильмах о начале войны нам показывают именно так эту сцену:

 

«Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М.А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик — немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня.

Я тотчас же доложил наркому и И.В. Сталину то, что передал М.А. Пуркаев.

6

— Приезжайте с наркомом минут через 45 в Кремль, — сказал И.В. Сталин.

Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н. Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.

И.В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.

— А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? — спросил он.

— Нет, — ответил С.К. Тимошенко. — Считаем, что перебежчик говорит правду.

Тем временем в кабинет И.В. Сталина вошли члены Политбюро. Сталин коротко проинформировал их.

— Что будем делать? — спросил И.В. Сталин.

Ответа не последовало.

— Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, — сказал нарком.

— Читайте! — сказал И.В. Сталин.

Я прочитал проект директивы. И.В. Сталин заметил:

— Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.

Не теряя времени, мы с Н.Ф. Ватутиным вышли в другую комнату и быстро составили проект директивы наркома.

Вернувшись в кабинет, попросили разрешения доложить. …» (М., 1969 г., с. 243)

 

Сразу надо сказать – данная сцена подана Жуковым точно в искаженном виде.

Однозначно – Жуков принес к Сталину некую директиву, которая и была бы коротким сигналом «боевой тревоги», например о вводе в действие Планов прикрытия, которую тот забраковал. Которая и должна была стать «Директивой №1». Как указывалось в ПП округов, План прикрытия любого округа должен был вводиться в действие короткой телеграммой НКО и ГШ: «2. План прикрытия вводится в действие при получении шифрованной телеграммы за подписью

7

 народного комиссара обороны, члена Главного военного совета и начальника Генерального штаба Красной Армии следующего содержания: “Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 года”.»!

А также в ПП разъяснялось – кто может поднять по боевой тревоге войска:

«1. Подъем частей по боевой тревоге имеют право производить:

а) народный комиссар обороны;

б) военный совет округа;

в) военные советы армий;

г) лица, имеющие предписания, подписанные только народным комиссаром обороны или военным советом округа;

д) командиры соединений и частей в части [касающейся] подчиненных им частей. 

Шифротелеграмма военного совета о вводе в действие этого плана прикрытия будет следующего содержания: “Командующему (3, 4, 10, 13-й) армией. Объявляю тревогу (Гродно, Белосток, Бельск, Кобрин), 1941 года. Подписи”.

Командующие армиями указывают следующие условные тексты шифротелеграмм (кодограмм) для соединений и частей района прикрытия: “Командиру № корпуса (дивизии). Объявляю тревогу с вскрытием “красного” пакета. Подписи”.

Части поднимаются по боевой тревоге с соблюдением всех мероприятий по сохранению военной тайны  ….»

 

Т.е. – все округа получают из НКО и ГШ директиву – «Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 года». Округа армиям дают свой приказ (примерно) – «Командующему 4-й армией. Объявляю тревогу Кобрин 1941 года», а армии в корпуса указывают – «Командиру № корпуса (дивизии). Объявляю тревогу с вскрытием “красного” пакета». После чего комдивы и вскрывают свои «пакеты».

Тут надо понимать, что в ПП предусматривалось, что таким образом ПП вводятся – в случае угрозы войны, т.е. в мирное время. А в случае «внезапного» начала войны ПП и так введут в округах и сами – вскрыв свои «пакеты» самостоятельно. По факту нападения. Что и происходило в реальности чаще всего…

Но до нападения комдив может получить приказ на тревогу, как со вскрытием «красного» пакета, так и без вскрытия. Если со вскрытием – то он действует по ПП и начинает выполнять его, выводя дивизию в район сосредоточения, или  обороны и занимает окопы, а также готовится к отмобилизованию в том числе. А если без вскрытия – то он

8

все равно поднимет дивизию по тревоге, но выведет ее только в Район сбора. Не выполняя ПП и не начиная мобилизации…

Ну, а поднятая по тревоге и находящаяся в «Районе сбора» дивизия, рвануть занимать окопы на границе может за считанные «минуты» – достаточно дать ей только команду – вскрыть «красный» пакет. Или же – последует команда «отбой» и дивизия вернется в казармы…

 

Как видите, все завязывалось с этим вводом ПП только на одного человека –на Наркома обороны Тимошенко. До начала войны. И именно это и могли пытаться предложить Тимошенко и Жуков Сталину в 20.50 вечера 21 июня. И Сталин только такую телеграмму-директиву и мог в этой ситуации придержать – назвать ее пока преждевременной. Ведь 100 % гарантии, что Гитлер нападет именно в эту ночь, все равно не мог дать никто в любом случае. Ведь он то же нападение на Польшу умудрился отменить в последнюю минуту – 26 августа спецподразделения немцев уже захватили туннели на границе, вступив в бой с польскими пограничниками, а следом пошел отбой и начало Второй Мировой перенесено было на 1 сентября.

А дать в округа телеграмму «Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 года» это – война. И если вдруг сволочь Гитлер не нападет – агрессором окажется СССР-Сталин. Поэтому Сталин мог действительно сказать такие слова: «Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем»…

 

К мемуарам маршала Жукова вообще надо относиться с большой долей недоверия. В случае угрозы нападения в округа должна уйти именно «короткая» директива – «Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 года». Что означает для округов – подъем по боевой тревоге, вскрытие «красных» пакетов, вывод приграничных дивизий по ПП в окопы на границе и начало мобилизации. И это все вводится в действие именно «короткой» директивой. Которую, скорее всего, и нес с собой Жуков к Сталину к 21 часу вечера 21 июня. Однако начавшийся с 8-11-15 и 18 июня вывод дивизий по Планам прикрытия и так ввел ПП по факту! И им на вечер 21 июня оставалось только подняться по боевой тревоге и вскрыть «красные пакеты», что означало – выдача боеприпасов на руки, занятие окопов. Но это означало – войну, которая могла начаться с любого шального выстрела на границе. А можно было пока поднять («разбудить») войска по тревоге, но пока «пакеты» не вскрывать.

9

Поэтому на это время Сталин и мог забраковать такую директиву округам, и поэтому Сталин и указал подготовить директиву, которую мы сегодня знаем как «директиву б/н» от 22.20 21 июня 1941 года. О приведении в полную б.г. всех войск, ВВС, ПВО и флотов, но пока без вскрытия «красных» пакетов – без ввода в действие ПП официально. Которая сообщит им о возможном нападении, приведет войска в боевую готовность все равно, но пока не даст разрешения вскрывать «красные пакеты». И «короткой» эта директива уже точно быть не могла – если только Жуков не нес Сталину совсем уж нечто «пространное» и многословное – но также вводящее ПП в действие. И тогда да – директива, которую Жуков написал уже в кабинете Сталина – т.н. директива «№1» – будет «короткой».

 Т.е. Сталин мог дать «промежуточную» команду – привести все войска пока только в полную б.г., что подразумевает тот же подъем по тревоге и вывод в районы сбора, из спящих казарм. Или из полевых лагерей в районах обороны, куда войска предыдущими приказами НКО и ГШ должны были выйти, к границе. Но пока не разрешает занимать по ПП сами окопы на границе. После чего им остается ждать только именно короткую команду – вскрывать «красные» пакеты и занимать рубежи обороны на госгранице. Что потребует, по нормативам, не более пары часов – при том, что срок занятия окопов первыми батальонами «усиления границы» устанавливался – как не более часа. Или – отбой…

 

Но, по словам Жукова Сталин якобы не дал приводить войска в б.г. а предложил только сообщить в округа, что возможно нападение, которое может начаться с провокаций, на которые поддаваться не стоит. И в итоге и сегодня многие эту чушь повторяют, мол, Сталин вроде как нападения не ждал даже в эту ночь – дай бог какие-то мифические провокации, но не более! И со слов Жукова , суть директивы «б/н» именно так и преподносят до сих пор!

Ну что ж – попробуем разобраться со словами Жукова:

1-е – сегодня точно известно по журналам посещения Кремля, что Ватутин в кабинете Сталина не присутствовал. Хотя возможно ждал Жукова в приемной…

2-е – «перебежчиков» было много в те дни, но в эти минуты – не было, и уж точно о таком перебежчике, после чего якобы и надумал Жуков приводить войска в полную б.г., Жукову никто доложить не мог.

3-е – Тимошенко был у Сталина с 19.05 до 20.15 и затем пришел с Жуковым к Сталину в 20.50 для написания данной директивы.

10

4-е – если и был разговор о перебежчиках у Сталина в 9 часов вечера, то не по их сообщениям принималось решение, и сам Жуков тому же Тюленеву около 18-19 часов вечера ссылался на разведдонесения, а не на перебежчиков по этому вопросу – о возможности нападения.

5-е – если Жуков решил дать директиву о приведении в полную б.г. всех войск  в приграничных округах, то она как раз и должна была быть «короткой». И Сталин не мог ее «укоротить» приписав туда указания о возможных провокациях, на которые нельзя поддаваться. Т.е., это Жуков, скорее всего и принес с собой именно «короткую» директиву, на вскрытие «красных» пакетов, а Сталин дал ему указание – пока повременить с этим, а округам дать более «длинный» текст директивы. О приведении всех войска в полную б.г., что для войск, которые уже должны быть в районах обороны по Планам прикрытия – в принципе пока достаточно. И очень может быть, что в этом «варианте Сталина» также должно было быть указано – что делать войска в случае обстрелов, что делать, если враг границу пересечет, и можно ли нам пересекать границу преследуя врага.

И наконец, 6-е – Жуков уверяет, что Сталин не дал разрешения привести в полную б.г. войска вечером 21 июня и отправленная директива «б/н», которую они написали заново в кабинете «тирана», якобы не об этом – просто вранье. И выяснить это мы можем именно по документам, по мемуарам участников событий и по показаниям генералов – что же было в «директиве б/н», которую упорно называют «Директивой №1» от 22.20 21 июня. Тем более что сам Жуков потом же и пишет что данная директива – именно о приведении в полную боевую готовность.

А заодно выясним – а какой была настоявшая т.н. «директива №1» («б/н»), что в ней указывалось и в какое время она пошла в округа? Ведь на сегодня точно известно, что командиры в округах получали команды и – на вскрытие «красных» пакетов и на ввод ПП. И было это именно До нападения Германии! И в штабах округов ее ВСЕ получили к 1 часу ночи (плюс-минус «пара» минут). Но об этом чуть позже, а пока займемся изучением ответов командиров на вопрос Покровского о ночи на 22 июня. Которым пытались после войны выяснить – как шел подъем войск по тревоге в эту ночь. После получения в округах, прежде всего «Директивы б/н».

 

Вообще-то вопрос «Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность...» – достаточно бессмысле-

11

нен, т. к. в этом случае не играет особой роли, когда войска получили этот «приказ» (часом раньше – часом позже). Времени на его выполнение в ночь на 22 июня (если войска находятся «в спящем» состоянии на «зимних квартирах»), достаточного для приведения войск в «полную боевую готовность», всё равно не остаётся до «4.00 22 июня». Тем более первые залпы прозвучали вообще в 3.15–3.30 утра по московскому и местному времени, а стрельба по пограничникам началась и в 2.00. Ведь «привести войска в полную боевую готовность», что и требует на самом деле «Директива б/н» от 21 июня 1941 года (поступившая в округа буквально за 2–3 часа до нападения), диким воплем дежурного по роте: «Рота подъём! Боевая тревога!!!» и так чтобы войска действительно были приведены в полную б.г. можно только в том случае, если эти войска уже находятся в «повышенной боевой готовности» – не «спят» в подштанниках, и находятся вне казарм. В полевых лагерях куда их и выводили директивами ГШ-Жукова до 21 июня.

Привести войска в боевую готовность – это значит выполнить комплекс мероприятий в чётко отведённое время, от нескольких часов для одних и до полутора суток для других частей и тем более соединений. Чтобы они могли потом быстро занять свои рубежи обороны по ПП.

Сюда входит и получение оружия-патронов и противогазов со складов, и отмена увольнений-отпусков для личного состава, и получение от РВК приписного состава, который надо прогнать через ППЛС («пункт приёма личного состава»), на котором этих приписников надо помыть-побрить, одеть-обуть, выдать оружие, всучить командирам подразделений и отвести командами в казармы; и заправка стоящей на хранении техники, и снятие техники с консервации, и загрузка в технику полученных на складах боеприпасов и тех же аккумуляторов. И ещё масса мероприятий.

В те годы приведение в полную б.г. не было связано с пополнением приписниками, с мобилизацией, и поэтому на самом деле разницы между повышенной б.г. и полной для армии – в общем, особо не было. Только выдача боеприпасов на руки. Т.е. приписной состав для приведения в полную б.г. не требовалось поднимать в ту ночь – приписные через «сборы» и так уже вливались в подразделения с конца мая начала июня. Но остальные-то мероприятия требовали времени все равно, и не малого. И эти мероприятия (перечисленные в директиве НКО № 61582сс от 29.04.1934) можно выполнить в полном

12

объеме и тем более за 3-4 часа до нападения, только если приказы о приведении западных округов в боевую готовность (о повышении боевой готовности) уже отдавались, хотя бы за три-четыре дня до 22 июня, о чём и говорит текст заданного после войны вопроса «№3». И особенно если личным составом дивизии уже пополнены хотя бы до штатов «приближенных к штатам военного времени». Через учебные сборы. И выведены в полевые лагеря в свои районы по планам прикрытия.

Т. е. к 22 июня войска должны были находиться в повышенной б.г. минимум. И мероприятия по повышению боевой готовности к 22 июня и должны были быть отработаны в округах. И это и требовалось от командования в округах по всем тем директивам НКО и ГШ что шли в округа до 21 июня. Так что, в Жуковской «интерпретации» тех событий – армия спала себе мирно и вдруг ей дают команду о полной б.г. – этот вопрос «№3» просто бессмысленен. Из «спящего» состояния привести армию в полную боевую готовность за пару часов до нападения – в принципе невозможно.

 

Но разве Сталин похож на человека, любящего задавать «бессмысленные» вопросы? Однако ещё раз посмотрите на то, как после Войны был поставлен этот самый важный вопрос — «Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня...?».

Уже из вопроса ясно, что Руководством страны и Сталиным лично нападение «фашистской Германии» ожидалось, по крайней мере, за несколько дней до этой даты, и в округа заранее были отданы распоряжения о повышении б.г.. Которые продублировали (или должны были дублировать) своими директивами округа наподобие тех, что 16-19 июня появились в ПрибОВО. С ориентированием командования приграничных округов именно на возможное нападение Германии в ближайшие выходные – на 21-23 июня. И даже на 19-20 июня еще – «Переход границы ожидается в ночь с 19 на 20.6».

Вот что писали в 1992 году в одном закрытом исследовании по истории Генерального штаба: «21 июня <…> с поступлением данных, под­тверждающих ранее имевшиеся сведения о нападении на СССР немецко-фашистских войск 22 июня 1941г., Нарком обороны и начальник Генерального штаба предложили  Сталину направить в военные округа директиву о приведении войск в полную боевую готовность». Т.е., к вечеру 21 июня данные о дате нападения

13

 на 22 июня, которые получали ранее в Москве – были не более чем подтверждены (пусть читатель не обижается, но приводить данные этого секретного исследования, его «инв.» номер, увы, не могу…). И по директиве «б/н» приказывалось именно приводить в полную б.г. все войска в западных округах!

Однако в некоторых округах эти распоряжения открыто (и скрыто) саботировали – вот вам и причина того, почему произошел Разгром РККА летом 41-го. А также причина того, почему практически все маршалы потом откровенно врали в своих «мемуарах», сваливая на Сталина свой позор и предательство и выдумывая, на пару с Хрущевым, байки о 22 июня. Мол, нападение было «внезапным» (в смысле «неожиданным») и поэтому они так неудачно начали воевать.

Но самый важный момент, связанный с «Вопросом № 3», который и пытались выяснить после Войны это, – как и в какое время получали в войсках, в ночь на 22-го июня, приказы на подъем по тревоге – в «котором часу»! Ведь по нормативам дивизиям и давалось максимум 2-3 часа по тревоге на приведение в полную боевую готовность вообще-то. Тем более у приграничных дивизий. Т.е., в ночь на 22 июня у них должно было (пусть и «теоретически») хватить времени на это приведение-переход в полную б.г., после чего им оставалось только вскрыть свои «красные» пакеты следующей директивой ГШ-Жукова. И занять свои окопы.

 

И вот тут и стоит серьезно разобраться с тем, что происходило в тот последний день, в субботу 21 июня в Москве, и где «налукавил» Г.К. Жуков.

В книгах «Кто проспал “начало” войны?» и «Адвокаты Гитлера» достаточно подробно уже делался разбор «по минутам» как в запокруга отправляли «Директиву б/н». Но тут стоит рассмотреть и другие аспекты – а что было известно Тимошенко и Жукову о предстоящем нападении до того как они отправились к Сталину к 21.00 вечера 21 июня 1941 года. А разбором ответов командиров попробуем ответить на данный вопрос – как поднимались войска по этой Директиве «б/н», в каком часу войска узнали о предстоящем нападении?!

 

Судя по воспоминаниям того же И.В.Тюленева, уже в полдень Сталин позвонил ему, командующему Московским ВО, и сообщил что «положение неспокойное» и дал команду «довести боевую готовность войск» ПВО Москвы «до семидесяти пяти процентов». Т.е. привести в повышенную б.г. минимум. У Тюленева «сложилось впечатление, что Сталин получил новые тревожные сведения

14

о планах гитлеровской Германии», и он «тут же отдал соответствующие распоряжения своему помощнику по ПВО генерал-майору М.С. Громадину».

Затем Тюленев уже «Вечером был у Наркома обороны Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко и начальника Генерального штаба генерала армии Г.К. Жукова. От них узнал о новых тревожных симптомах надвигающейся войны. Настораживала и подозрительная возня в немецком посольстве: сотрудники всех рангов поспешно уезжали на машинах за город.»

Вечером, в данном случае – примерно около 17.00-18.00. Не позже. Наркомат и Генштаб находятся в соседних кварталах, и Тюленев вероятнее всего был в наркомате (он наркому как комокругом и подчиняется в первую очередь, а не начГШ) и там общался и с Тимошенко и с Жуковым, у которого в наркомате есть свой отдельный кабинет.

Затем Тюленев «Позднее снова зашел к Жукову.

– По донесениям штабов округов, – сказал он, – как будто все спокойно. Тем не менее, я предупредил командующих о возможном нападении со стороны фашистской Германии. Эти предположения подтверждаются данными нашей разведки.»

 

Данный факт от Тюленева уже приводился в книге «Кто “проспал” начало войны?», однако в то время у меня не было возможности проверить этот факт ни на документах, ни на чьих-то мемуарах. А факт интереснейший – Жуков вечером 21 июня обзванивает западные округа и предупреждает командующих, что в ночь на 22 июня возможно нападение и дата нападения известна ему еще до посещения Сталина. И это известно Жукову ни от надоевших всем «перебежчиков», а от разведки – именно разведки. И этот второй разговор также произошел до того как Тимошенко и Жуков убыли к Сталину к 21.00 вечера. Т.е., до того как нарком и начГШ отправились к Сталину они уже знали что в эти выходные, а точнее и вероятнее в ночь на 22 июня произойдет нападение Германии на СССР. Почему не после того как нарком и начГш убыли от Сталина в 22.20? Это несложно выяснить.

Жуков сообщает Тюленеву, что предупредил командующих западными округами о возможном нападении Германии в эту ночь! И в мемуарах, приводимых в большом количестве в книге «Сталин. Кто предал вождя накануне войны?» также есть упоминания, что им вечером 21 июня ставились задачи повышать боевую готовность сво-

15

их частей – в том же ПрибОВО по воспоминаниям генерала Ротмистрова его 3-му мехкорпусу командующий округом генерал армии Ф.И. Кузнецов именно вечером 21 июня дал команду приводить корпус в боевую готовность. Однако сам Жуков о таком факте не писал и вроде бы не говорил никогда.

В ответах генералов на вопросы Покровского это мы также увидим, и увидим, что делалось после этих звонков Жукова. И это действительно произошло еще вечером 21 июня, до 8 часов вечера минимум… 

«Я поинтересовался, каково сейчас соотношение сил – наших и германских.

– У немцев, насколько мне известно, нет общего превосходства, – коротко ответил Жуков.» (И.В. Тюленев. Через три войны. М.: Воениздат, 1972 г.. Есть в интернете.)

 

Обратите внимание – Жуков в принципе спокоен. Он знает, что общее соотношение сил на границе – примерно одинаковое. У немцев нет общего превосходства над нами, наши войска не спят в казармах, а выведены по ПП в лагеря минимум загодя и им требуется не более чем один приказ – боевой тревоги, вскрыть пакеты и можно начать воевать. И кто кому наваляет – вполне ясно Жукову – мы…

 

Если глянем воспоминания адмирала Н.Г. Кузнецова, то тот вообще прямо пишет, что военные знали от Сталина, что нападение произойдет в ночь на 22 июня еще днем 21 июня. Кузнецов сообщает, что Сталин днем собирал и партийное руководство Москвы по этому же поводу. И Кузнецов практически прямо обвиняет военных (Тимошенко и Жукова) в том, что те после этого не приняли надлежащих мер по повышению боеготовности войск западных округов. Хотя конечно в этом он не совсем прав – надлежащие меры принимались, и из Москвы округа и предупреждали, и давали устные команды о возможном нападении уже именно вечером 21 июня. Задолго до подписания в Кремле «Директивы б/н» в 22.20. Другое дело, что не многие генералы уже в округах в своих мемуарах о таких предупреждениях вечера 21 июня уже от Кирпоносов-Павловых писали, так как они их и не получали. И тот же Калядин по 19-му мехкорпусу именно о таком «молчании» и писал потом: «Странно одно: дали указание вывести войска с зимних квартир, мы доложили о выполнении приказа, а работники штаба округа как воды в рот набрали. Неужели нет никаких данных? Странно...». И Ляпин: «командующий войсками ЗапОВО был ориентирован о сроках возможного нача

16

ла войны. Однако от нас никаких действий почему-то не потребовал». И Рокоссовский писал примерно такое же – молчали штабы округов в последние сутки-часы.

Может кто-то желает сказать, что так на местах выполнялась установка «не поддаваться на провокации»? Так тем более надо было довести указание начГШ до войск – возможно нападение на эти выходные – ждать провокаций и не поддаваться на них. Не отвечать огнем на провокации. Но ведь до самого нападения не доводили до своих войск это павловы кирпоносы. Но – не во всех округах было это «молчание»…

 

В 20.50, согласно «Журналов посещения Кремля» Тимошенко во второй раз, а Жуков в первый в этот день, прибыли в кабинет Сталина: «7. Тимошенко 19.05–20.15. 8. Сафонов 19.05–20.15. 9. Тимошенко 20.50–22.20. 10. Жуков 20.50–22.20. 11. Буденный 20.50–22.20. 12. Мехлис 21.55–22.20. 13. Берия 22.40–23.00. Последние вышли 23.00».

К 22.20 ими под руководством Сталина и при некотором участии того же С.М. Буденного и был составлен текст «Директивы б/н». Взамен текста варианта директивы войскам западных округов принесенного Жуковым с собой. Что это был за текст, что в нем было – Жуков не написал, а сам текст этой директивы пока «архивным копателям» вроде как не попадался. Однако выяснить, что же нес с собой Жуков Сталину на подпись несложно и чуть ниже мы этот вопрос еще рассмотрим подробнее.

Жуков уверяет, что Сталин не разрешил приводить войска в полную б.г., а дал только указание для новой директивы – «не поддаваться на провокации», но это вранье. До «мемуаров» Жукова, который и запустил эту байку о Сталине, никто и никогда не «понимал» так данную директиву «б/н»! Даже притом, что она действительно пока не о «вскрытии красных пакетов» еще….

 

Тут стоит немного отвлечься и вернуться к одному важному и интересному вопросу – кто был у Сталина вечером 21 июня в кабинете.

В предыдущих исследованиях об этом мы рассматривали список посетителей Сталина вечера 21 июня и там были разночтения разных изданий «Журналов посещения Сталина». В одних, например, в сборник документов под редакцией А. Яковлева, А. Сахарова «1941 г. т. 2» издания 1998 года, список посетителей кабинета Сталина в этот веч ер показывали так: «21 июня 1941 года. 1. Молотов 18.27—23.00 2. Воронцов 19.05—23.00 3. Берия 19.05—23.00 4. Воз-

17

несенский 19.05—20.15 5. Маленков 19.05—22.20 6. Кузнецов 19.05—20.15 7. Тимошенко 19.05—20.15 8. Сафонов 19.05—20.15 9. Тимошенко 20.50—22.20 10. Жуков 20.50—22.20…».  А в других, в издании «На приеме у Сталина. Тетради (журналы) записей лиц, принятых И.В. Сталиным  (1924-1953гг.)», (М., 2008 г.) вместо Воронцова показывается уже Ворошилов. При этом в интернете вполне есть фото страниц за 22 июня но, увы – нет оригиналов страницы за 21 июня…

Военно-морской атташе капитан первого ранга М. Воронцов был резидентом военно-морской разведки СССР в Берлине. Как показывает в своих исследованиях А. Мартиросян, 17-18 июня Воронцов отправил из Берлина сообщение в Москву, в котором доложил, что нападение Германии произойдет 22 июня в 3.30 утра. Всего лишь…. Сведения эти Воронцову передала некая «Анна Ревельская». А также как показывает Мартиросян, Воронцов отправил в Москву еще и копию запроса от немцев шведскому атташе в Берлине о маршрутах шведских судов и самолетов на Балтике – в районах возможных боевых действий («Сталин и разведка накануне войны». М., 2014г.). После чего Воронцова тут же вызвали в Москву.

О том, что Воронцов сообщил из Берлина в эти дни дату нападения и отозван был именно по этой причине в Москву, писал потом в мемуарах и адмирал Н.Г. Кузнецов, нарком ВМФ в те дни: «...Он не только сообщал о приготовлениях немцев, но и называл почти точную дату начала войны». Т.е., резидента разведки Воронцова вызвали к Сталину на личный доклад именно потому, что он сообщил именно точную дату нападения. И Воронцов был с этим докладом в Кремле с 19.05, но не до 23.00, а скорее всего до 20.15. Как и Кузнецов с Тимошенко. А Ворошилов мог прибыть к Сталину позже – к 20.50 – вместе с Тимошенко, который уходил за начГШ Жуковым.

При этом адмирал Кузнецов в мемуаре умудрился умолчать, что сам был у Сталина вечером 21 июня, но это как раз объяснимо, как и скрытие присутствия Воронцова у Сталина. Ведь присутствие с докладом резидента разведки у главы страны накануне войны, это подтверждение факта, что нападение Германии ожидалось и дату в Кремле знали! Но данный факт не нужен нашим маршалам мемуаристам, и поэтому лучше не упоминать Воронцова, как присутствовавшего у Сталина вечером 21 июня. Ну, а адмиралу Кузнецову лучше сделать вид, что он в Кремле не был с 13 июня, а привести в боевую готовность полная флот в полночь на 22 июня – он сам «догадался».

18

Мог ли резидент нашей разведки из страны, нападение которой ожидается, и для этого принимаются активные меры, начиная с начала июня, вызываться лично к Сталину? Однозначно. Например, в конце ноября 1939 года в Кремль вызывался резидент разведки НКВД в Хельсинки полковник Синицын, Елисей Тихонович. Который описал это подробно в своих мемуарах «Резидент свидетельствует» (М., 1996г. Есть в интернете). Описал подробно как его вызвали к Сталину, как он докладывал, что финское правительство привело свою армию в боевую готовность: «В стране закончена мобилизация резервистов. Солдаты и офицеры обмундированы в теплые, ватные куртки, чуть ниже колен, чтобы не застревать в снегу, покрытые тканью цвета хаки. На голове — шапки-ушанки. Завершено обмундирование армии в октябре этого года». Докладывал о наличии у финнов «автоматов», что ими вооружены все солдаты в ротах: « На Карельском перешейке мы наблюдали обучение роты солдат. Все они имели автоматы, за исключением одного солдата, у которого была обычная винтовка с оптическим прицелом». Докладывал о том, как он лично осматривал укрепления «Линии Маннергейма» проезжая вдоль границы с финской стороны, которые наши гаубицы не смогут так просто разнести. Данный доклад Синицын делал в присутствии Берии и Ворошилова, наркома обороны.

Факт присутствия Синицына у Сталина легко проверяется по журналам посещения Сталина. Например, в издании «На приеме у Сталина. Тетради (журналы) записей лиц, принятых И.В. Сталиным  (1924-1953гг.)», на странице 282. Война с Финляндией началась 30 ноября 1939 года, а 27-го ноября у Сталина были – «16. т. Ворошилов 18.05 – 21.10, 17. т. Мерецков 18.15 – 21.10, 18.т. Мехлис 18.15 – 21.10, 19.т. Берия 18.10 – 21.10, 20. т. Елисеев 19.35 – 20.40, 21. т. Куусинен 20.00. 21.10. Последние вышли 21.10 м.»

Мерецков – командующий Ленинградского военного округа, Мехлис – главный «комиссар» РККА, Куусинен – несостоявшийся глава освобожденной от «белофиннов» Финляндии, ну а «Елисеев» это – и есть резидент разведки НКВД в Хельсинки Елисей Синицын. Который в течение часа был в кабинете Сталина и докладывал Сталину о военной и политической ситуации в Финляндии в присутствии старшего начальника – Берии. Под этой «фамилией» Синицын убыл впоследствии и в Швецию, в начале 1942 года. Где впоследствии активно помогал послу СССР в Швеции Коллонтай выводить Финляндию из Войны. Как писал сам Синицын, под этой фамилией он

19

 служил резидентом при посольствах при убытии его еще в Польшу в июле 1939 года: «В дипломатическом паспорте стоял вместо моей фамилии псевдоним — Елисеев. Почти два десятилетия я проработал под этим именем».

Так вот. Вызов к Сталину резидента разведки из страны, с которой возможен конфликт – не был чем-то сверхъестественным. Тут из-за Финляндии вызвали резидента для личного доклада, а в ожидании войны с Германией тем более – вызвать резидента, который сообщает точную дату и время нападения – было бы нормальным делом. Мог ли быть Воронцов у Сталина вечером 21 июня? Вполне мог, и это было бы вполне «логично» в те дни и той ситуации. Но вполне может быть что он, прибыв в Кремль с Н.Г. Кузнецовым к 19.00, которому он подчинялся, мог остаться и в приемной. А вместо него доклад делал его начальник – нарком ВМФ. Ну а Воронцов ожидал в приемной – «на всякий случай»пока Кузнецов не вышел от Сталина, с заседания Комиссии по военным и морским делам, в 20.15. Куда и входили все присутствовавшие на совещании с 19 часов до 20.15 лица.

Кузнецов потом писал в мемуарах, в разных изданиях, что с Воронцовым он общался – и в 20.00 и после 20.00. В общем, нужен фотоскан страницы журналов посещения за 21 июня. Однако в 2008 году ограниченным тиражом (300 экз.) выходила «подарочная» книга для работников ГРУ «Военная разведка России. 200 лет», в которой на странице 457-458 рассказывается о том, как М. Воронцов докладывал в Кремль точную дату и время нападения, после чего его вызвали срочно в Москву – для личного доклада. Даная работа «ссылается» и на мои исследования по вопросу о Воронцове – его более чем вероятном присутствии у Сталина 21 июня, но не опровергает их (такое милое лукавство чекистов – если чо – это не мы про Воронцова «придумали»…).

И еще насчет докладов в Москву точной даты нападения. Резидент разведки НКВД Синицын в своих воспоминаниях показал, что он 11 июня докладывал в Москву из Хельсинки срочное донесение от агента «Монаха» («Резидент свидетельствует»). В котором сообщалось, что нападение Германии на СССР состоится 22 июня, но Финляндия начнет боевые действия спустя 4 дня только. А также Синицын показал интересную историю. О том, как в 1944 году он об этом факте разговаривал со Ждановым, вторым лицом в партии и в стране после Сталина:

«Рассказал Жданову о том, что источник влияния Монах намерен встретиться с Паасикиви.

20

Жданов перебил меня:

— Расскажите, а кто такой Монах?

— Это финн, сообщивший мне 11 июня 1941 года о том, что фашистская Германия 22 июня начнет войну против Советского Союза и на ее стороне в войну против нас выступит и Финляндия.

Жданов вопросительно посмотрел на меня и строго спросил:

— Ну-ка, повторите ваш рассказ о сообщении Монаха.

Во всех деталях, слово в слово, я рассказал ему, при каких обстоятельствах Монах получил эту информацию и от кого она исходила.

Жданов торопливо спросил:

— Вы эту информацию посылали в Москву?

— Да, информация была послана в тот же день, час спустя после ее получения. Она была послана «молнией» начальнику разведки Фитину с просьбой о немедленном докладе наркому Берии. Вскоре мною было получено подтверждение о вручении информации наркому.

Я видел, что мой рассказ сильно взволновал Жданова. Он быстро встал из-за стола, стал ходить по комнате, напряженно размышляя. Через минуту сел за стол и, глядя в мою сторону, тихим голосом, как бы рассуждая сам с собой, произнес:

— Такая информация мне не встречалась, — и чуть позже, глядя на меня в упор, взволнованно спросил: — Докладывалась она Сталину?

— Сталину эта информация докладывалась спецсообщением в день получения ее из Хельсинки (т.е.12 июня точно – К.О.). Второй раз она докладывалась Сталину лично Фитиным в присутствии Меркулова 17 июня 1941 года. Об этом мне рассказывал сам Фитин.

Жданов затих, продолжая в упор смотреть на меня немигающими глазами. Мне показалось, что он не замечает меня и все еще находится в возбужденном состоянии. Чтобы прервать его молчание, сказал, что после посещения Монахом Паасикиви результаты их беседы доложу. Жданов посмотрел на меня и уже спокойным голосом заметил, что Монаху можно доверять. Ведь он, рискуя жизнью, доказал свое доброе отношение к СССР.

Утром следующего дня я решил собрать разведчиков резидентуры, чтобы рассказать о своей беседе со Ждановым и задачах, поставленных им.

Выйдя из душного помещения резиденции на свежий воздух парка, я спросил себя, почему мой рассказ об информации Монаха о вой-

21

не так сильно взволновал Жданова? Тогда ответа я не нашел. Нет его и теперь, хотя прошло полвека…» (Е. Синицин, указанное сочинение.)

 

Надеюсь, современный читатель уже понимает – что так взволновало Жданова? В общем, все просто – секретарь ЦК ВКП(б), отвечающий за идеологию в стране, ближайший помощник Сталина которому тот доверял больше всех (дача Жданова в Сочи – рядом с дачей Сталина), ничего не знает о том, что еще 11 июня Сталину должны были доложить о дате нападения!? Но если не знает Жданов, то, похоже, и Сталин не знал о донесении Синицына и «Монаха»?! Но тогда получается, и НКГБ в лице Меркулова, и то же ГРУ в лице Голикова не всю информацию докладывали Сталину – о будущем нападении Германии которую собирали разведчики?

Для «справки» – в мае 1945 года по ложному доносу Е. Синицын был отозван в Москву, однако после тщательного расследования, проведенного по инициативе Жданова, назначен начальником отдела Скандинавских стран 1-го Управления НКГБ-МГБ.

Как пишет полковник Е. Морозов: «Загадочная история с начальниками разведок. Ф. Голиков стал начальником РУ ГШ в июле 1940 года, т. е. в «Соображениях» Шапошникова и позже сведения о силах вероятных противников поданы Голиковым. Легко убедиться, что эти силы завышены минимум в полтора раза (те же цифры и в последующих документах… до начала войны). В то же самое время к началу разработки плана «Барбаросса» коллега-протагонист Голикова адмирал Канарис подаёт для плана данные об РККА, заниженные почти в два раза.  Иначе говоря, Канарис просто провоцировал Гитлера на вторжение.

Кому это было нужно? Разумеется, Черчиллю. Англия осенью 1949 г. находилась на краю пропасти и вторжение вермахта в СССР просто спасло её. И Канарис, как установлено в послевоенное время, был британским агентом влияния. А Голиков?

Стоит вспомнить, что, если в 1937-1938 гг. арестовывали по обвинениям в шпионаже на Германию и Японию, то всплеск репрессий перед самой войной знаменовался обвинениями арестованных в шпионаже в пользу Англии и США (в числе прочих был арестован по такому обвинению и Мерецков, за которым тоже числится несколько загадочных моментов его служебной деятельности). То есть, Политбюро и НКГБ имели какие-то сведения, заставлявшие их опасаться деятельности английской агентуры в высших эшелонах власти и армии?

22

Особо любопытным представляется то, что после начала войны и Канарис, и Голиков начали показывать сведения, гораздо более похожие на реальность. Голиков, как известно, полководческих талантов на фронте не проявил (мягко выражаясь), в начале 1943 г. был убран с фронта и до пришествия Хрущёва находился в задвинутом состоянии. А при Хрущёве… в 1958 году – начальник ГлавПУРа (высший знак доверия военному человеку – обычно этот пост занимал крупный партийный деятель), в 1961 году – Маршал Советского Союза… За какие заслуги Хрущёв награждал и приближал Голикова? И если правда то, что вырисовывается из моих размышлений, то кем был сам Хрущёв?».

 

Насчет «английских шпионов в высших органах власти – известно, что в секретариате у А. Микояна был выявлен именно такой английский шпион, хотя точные данные на него до сих пор не известны публике,…Но и у немцев, в нашем Генштабе были свои агенты. Не зря ж Жуков писал в августе 41-го, что в Генштабе явно есть агент немцев – слишком уж хорошо ориентируются немцы в наших планах. Но возвращаемся к предвоенным дням…

Как видите, точную дату нападения Сталину сообщали уже 12 июня и один из источников – агентура в Хельсинки. И по этим донесениям, уже Фитин, непосредственный начальник Синицына, руководитель внешней разведки Госбезопасности СССР – ИНО ГУГБ НКВД-НКГБ в 1939-1946 гг. 12 июня и подал Сталину докладную. Должен был подать, как считает Синицын.

Фитин представил донесение Синицына Сталину (а также и других резидентов) 12 июня. А 17 июня, днем Сталин вызвал к себе Меркулова и Фитина. Как вспоминал потом якобы Фитин, в изложении «разоблачителей сталинизма»:

«Первыми словами Сталина были: «Прочитал ваше донесение… Выходит, Германия собирается напасть на Советский Союз?» Не дождавшись ответа, он продолжал: «Что за человек, сообщивший эти сведения?». Фитин дал подробную характеристику «Корсиканцу» и сказал, что нет оснований сомневаться в правдоподобности его информации. После окончания доклада Фитина вновь наступила длительная пауза. Наконец Сталин произнес: «Дезинформация! Можете быть свободны».

Придя в Наркомат, Меркулов и Фитин тут же составили шифровку в Берлинскую резидентуру о немедленной проверке присланного сообщения о предстоящем нападении Германии на СССР. Однако ответ на нее так и не был получен.

23

В тот же день по указанию Сталина Берия отдал Судоплатову приказ о формировании Особой группы при наркоме, как специального органа разведывательно-диверсионных операций на случай начала войны.» (Дамаскин И. «Сталин и разведка». М., 2004 г.)

Т.е. Фитин, на пару с Меркуловым, докладывают о сообщении агентов, но не из Хельсинки, а из Германии. И Сталин якобы не верит им…

В общем, получается что донесение «Монаха» (Синицына) или не докладывается или преподносится как недостоверное. И тот же Голиков, кстати, этим страдал – давал свои «комментарии» к донесениям разведчиков. И если попытаетесь проанализировать как и что докладывала разведка Сталину, создается впечатление что не все Сталину они докладывали – уже в Москве, из того что разведчики слали в Москву. При этом большую часть докладных Голикова-ГРУ – Сталину представляли Тимошенко и Жуков. А доклады того же Фитина – по линии НКГБ – докладывал Меркулов и тот же Синицын также показывал потом, со слов Фитина, что Меркулов вел себя «странно», не очень адекватно на том докладе 17 июня. (Фитин в 1946 году, когда наркомом НКГБ вместо Меркулова стал Абакумов, бывший начальник Главного управления контрразведки «СМЕРШ» НКО СССР, был с понижением отправлен служить в Свердловск…)

И, в общем становится более понятна реакция Сталина на донесения разведки – минимум осторожная…

Но – еще насчет того что Сталин считал донесения разведчиков «дезинформацией». В 1995 году было выставлено на всеобщее обозрение донесение Меркулова Сталину от 17 июня о том, что нападение произойдет 22 июня, на котором Сталин якобы написал (зеленым карандашом) «матерную» резолюцию: «Можете послать ваш источник из штаба герм[анской] авиации к еб-ой матери. Это не «источник», а дезинформатор. И.Ст.» (легко найти в интернете).

 

Увы, мне лично эта резолюция очень нравится – в донесении из штаба авиации Германии сообщали дурь о том, что немцы в первую очередь нанесут авиаудары по каким-то мастерским автомобильным под Москвой. И я бы лично похлеще отписал бы. Но – данная резолюция – фальшивка. В том смысле, что ею пытались и в те годы, и сегодня доказывать миф, что разведка хоть и докладывала Сталину точную дату, но сам тиран не верил разведке, посылая эти донесения куда подальше.

Писал ли Сталин эту резолюцию? Сомневаюсь, что писал но – мог устно вполне высказаться об «источнике», но это в принципе – не важно.

24

Меркулов 17 июня подготовил несколько экземпляров данного сообщения – для Сталина, Молотова, Берии и т.д. Всем кроме Сталина это сообщение НКГБ было разослано, а вот Сталину, первый экземпляр Меркулов лично вручил и доложил лично суть сообщения. Повторюсь – я  бы на месте Сталина и похлеще отозвался бы и об агенте – «источнике», который сообщил, что Германия в первую очередь будет бомбить какие-то мастерские да электростанцию небольшую под Москвой. Это – действительно дезинформация – когда вместе с правдивым фактом подсовывается полная дурость, после чего уже нет доверия и важному факту-информации о скором нападении.

И Сталин однозначно мог и должен был указать Меркулову на это. Другое дело – на кой черт Сталину писать резолюцию для Меркулова, если Меркулов сам стоит перед «тираном» и можно вполне ему в глаза сказать все что думаешь о таком «источнике» дезинформаторе. И самое важное – данный экземпляр не возвращался Меркулову – а оставался в архиве Сталина, который со временем и стал «архивом президента РФ» – ведь данный экземпляр Сталину и предназначался. Поэтому писать резолюции Сталину в принципе нужды не было.

То, что это фальшивка (не сам текст доклада Меркулова а «резолюция» на «сопроводительном» листе к нему) показывает в своих работах А.Б. Мартиросян. Данное сообщение уже публиковалось в приличных изданиях и эту «резолюцию» там не приводили. Но – ФСБ публикуя данное сообщение в своих сборниках документов, использовало тот экземпляр, который хранится в их архиве. Поэтому их публикация – в принципе не может иметь «матерную резолюцию» Сталина. Т.е. – на экземпляре для Сталина в принципе могла быть резолюция сия. Если тиран ее писал, конечно же.

На данном сообщении – бланк от времени пожелтел, а карандашная «резолюция» выглядит как новенькая. Сталин пользовался не зеленым, а синим и красным карандашами для таких резолюций. Но и это не важно. Странным выглядит сам бланк «сопроводиловки» для Сообщения – он не прямоугольной формы, а квадратной. Но и это – не самое «странное».

Как показывает Мартиросян, все кто кидался разоблачать эту фальшивку, пытались показать, что почерк «резолюции» не Сталина, но подделан он вполне красиво, а надо было – сравнить почерк Меркулова. Его подпись. Взять подписи Меркулова на других экземплярах сообщения в тот день и сравнить с подписью этой. И все встанет на свои места: данный «документ» с матюгами «Сталина» – или настоя-

25

щий, или фальшивка. Я думаю фальшивка – и сам бланк и «резолюция Сталина» на нем. И писалась она в то же время когда выдумывалась и «резолюция» Берии от «18 июня» – что надо стереть в лагерную пыль разведчиков, которые шлют данные о нападении на 22 июня. А генерал Тупиков, резидент в Берлине – тупой.…

Нужны же были эти «резолюции» двух «злодеев» для разоблачителей «сталинизмы» только для одного – уверить обывателя, что нападение было неожиданным, нападения на 22 июня не ждали и поэтому погром РККА – целиком на совести «тирана». Потому что Сталин не верил разведке, и вообще был параноиком…

Хотя повторюсь – в принципе, я бы на месте Сталина и похлеще отозвался бы Меркулову на это сообщение. Но. Не важно в принципе – что там Сталин сказал или «отписал» Меркулову на это конкретное сообщение. Важно, что в реальности и без него были и другие сообщения разведки о скором нападении Германии и то, что Сталин 18 -19 июня дал команду выводить приграничные дивизии на их рубежи обороны по Планам прикрытия! И они и начали выводиться по ПП именно в эти дни – после 17 июня. А это само важное свидетельство того что о нападении 22 июня было известно.

Так что байка о том, что Сталин не верил в нападение и поэтому запрещал военным принимать какие-то меры и это якобы подтверждается данной «матерной резолюцией» – чушь. И в любом случае Сталин «материл» Меркулова, что в принципе не могло не быть, не за информацию о нападении как таковую а – «источник», который сообщает всякую ерунду о каких-то мастерских…

Кстати, об «источнике» этом, и агенте по прозвищу «Старшина».

«Старшина» это немецкий офицер, служивший в штабе ВВС Германии – Хайнц Харро Макс Вильгельм Георг Шульце-Бойзен. В отделе разведки штаба ВВС. И его сообщения, особенно с начала 1941 года больше походили именно на сообщение именно дезинформатора. Который использует явно сомнительные источники информации – от некоего офицера разведки штаба люфтваффе – своего сослуживца.

То он сообщает, что вермахт ударит только двумя ударами – по Прибалтике и Молдавии, то – что главное – захват Украины. При этом – другие агенты сообщали и фамилии ТРЕХ командующих групп армий и говорили о ТРЕХ направлениях ударов, и главным ударом точно не Украина была. Т.е. – такое ощущение что «Старшина», а точнее его «источник», офицер разведки люфтваффе, был скорее двойным агентом. Подставленный нашим разведчикам в Берлине

25

именно для слива дезы.… Сам Шульце-Бойзен был казнен нацистами как руководитель «Красной Капеллы», но почему-то я сомневаюсь, что и его «источник»-сослуживец тоже попал в застенки гестапо…

 

Но вернемся к событиям вечера 21 июня…

 

Тимошенко и Жуков вышли от Сталина в 22.20, и согласно «воспоминаниям» Жукова, бывший с ними в Кремле (возможно в приемной дожидался – в журналах не отмечен) Ватутин якобы немедленно с этим текстом, подписанным и Тимошенко и Жуковым в присутствии Сталина, уехал в Генштаб. Для «немедленной» отправки «Директивы б/н» в западные округа.

По «воспоминаниям» Жукова данная директива ушла в войска уже в 00.30 22 июня, приказы во исполнение данной Директивы пошли в войска в самих округах только после 2.30 ночи, но в самих частях, практически во всех округах, дивизии и корпуса узнавали о начале войны или уже под обстрелом и бомбежкой в «4.00», или из сообщения Молотова в 12.00 (это в лучшем для них случае)! Т. е. в штабы округов «Директива б/н», хоть и с запозданием, но все же пришла в ночь 22-го июня, но во многих частях об этом так и не узнали до нападения.

Но как раз данным «вопросом № 3 от Покровского» и ставилась цель выяснить, прежде всего, именно этот момент в истории 22 июня – «Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня?». Т.е. в каком часу эта директива поступила в округа, и доводили ли до частей в западных округах вообще это «распоряжение»? А также – «какие и когда были отданы указания по выполнению этого распоряжения и что было сделано войсками?»

Т.е.:

 – в какое время штабы западных округов выдали в войска свои приказы «о приведении в боевую готовность» на основании «Директивы б/н» – другой-то в эти часы не было вообще;

– в каком часу поднимались войска;

– что представляли собой эти приказы – короткие приказы-команды, или длинные и «странные» директивы;

– объявлялась ли «боевая тревога» в частях, как и должно было произойти в этом случае в округах;

– и самое, наверное, важное – «что было сделано войсками» в этом случае?

27

А, разобравшись по ответам генералов с тем, в какое время в округах получили «Директиву б/н», можно было и перед Жуковым с Тимошенко поставить вопрос: в каком же часу они отправили «приказ наркомата» в округа, если вышли от Сталина в 22.20?

 

С одной стороны, действительно, не играет никакой особой роли вопрос, когда войска получили этот «приказ» в виде текста шифровки – часом раньше или часом позже. Времени на выполнение этого приказа в полном объеме, достаточного, для приведения войск в «полную боевую готовность» всё равно не остаётся до «4.00 22 июня», если войска до этого действительно не отрабатывали никаких мероприятий по повышению боевой готовности.

Но! Если войска уже находятся в повышенной б.г., в районах, «предусмотренных планами прикрытия», то им действительно необходимо всего несколько десятков минут на подъем по «сигналу боевой тревоги», чтобы выбежать из палаток и выйти к рубежам обороны, или начать движение к этим рубежам! И вот тут время передачи в войска команды на боевую тревогу играет огромную роль – дорога каждая минута. После чего выполнить следующий приказ Москвы – на вскрытие «красных» пакетов и на ввод ПП, времени тем более много не потребуется.

 

Вспомните, сколько времени потребовалось флоту для приведения в полную б.г. по этому самому «сигналу боевой тревоги»! А точнее переводе из повышенной б.г. в полную. Всего час-полтора! И в том же Одесском округе этот «сигнал боевой тревоги» и получили, и выполнили. И особой роли в том, «в каком часу» пришел в округ этот «сигнал» – «Директива б/н» (а она пришла в округа все же не в то время, как преподносит Жуков и его сторонники), это действительно не сыграло! Получив, даже после 1 часа ночи эту директиву Захаров сделал именно то, что и требовалось в этом случае, и что сделал для флотов адмирал Кузнецов – они дали в войска приказ «поднять войска по боевой тревоге»! Немедленно и по телефону, а не так как в том же ПрибОВО – получите к 3 часам письменный приказ по округу выполненный на основании «Директивы б/н», и делайте чо хотите. За час-полчаса до нападения.

И в ОдВО времени командирам частей вполне хватило для выполнения. Тем более что действительно они еще вечером 21 июня получали предупреждения от Тимошенко или Жукова о возможном нападении к утру 22 июня, и были готовы выполнить приказ по первой команде. Как получали такие же предупреждения о вероятном

28

нападении с вечера 21 июня и другие округа (или придется признать, что Одесский округ пользовался особой симпатией Жукова и Тимошенко, коли только им такие звонки вечером были).

Однако ответов генералов из этого округа в ВИЖ вообще не показали. Даже на первые два вопроса «от Покровского» – Захарова, Малиновского и многих им подобных Батюнь. И ответы командиров из ОдВО действительно отличаются от ответов командиров соседних округов. Впрочем, ВИЖ и ответов на вопрос № 3 ни от кого не привел, хотя в ответах на вопрос № 2 и показали некоторые из ответов на вопрос №3.

 

Итак, к вечеру 21 июня все войска, ВВС, ПВО и флота должны находиться в повышенной б.г. чаще всего это делалось скрытно, устными командами в том числе. Но после того как вечером 21 июня в кабинете Сталина принимается решение о приведении (переводе по сути) всех войск западных округов, а также ВВС, ПВО в полную боевую готовность (а также флотов), в 22.20 подписывается прямой приказ на приведение всех войск западных округов в полную б.г. – «Директива б/н». После которой в западных округах должны были поднимать войска по боевой тревоге уже открыто. И после этого начинается очередной этап сознательного саботажа со стороны генералов – в доведении данной директивы  до войск. И в этом уже напрямую оказываются замешаны нарком обороны СССР С.К.Тимошенко и начальник Генерального штаба Г.К. Жуков, или их подчиненные в ГШ (в округах срывом доведения до войск этой директивы занималось уже командование округов).

Эти двое сделали «всё возможное», чтобы так «немедленно» отправить «Директиву б/н» в западные округа и сделали это так «быстро», что её в итоге отправляли из ГШ только около 0.30 и после 1.00 часа ночи. Т.е. спустя почти 2,5 часа после её подписания в кабинете Сталина!

Сначала Тимошенко и Жуков почти 1,5 часа передавали текст этой директивы в шифровальный отдел ГШ для зашифровывания – вышли они от Сталина в 22.20, а поступила директива к шифровальщикам, согласно отметке на черновике-оригинале «Директивы б/н» в 23.45. Видимо Ватутин и отнес текст от Жукова к шифровальщикам после того как Жуков под диктовку наркома переписал ее в бланк шифрблокнота в присутствии адмирала Н.Г. Кузнецова (вот почему Тюленев не мог разговаривать с Жуковым после 22.20 – тот находился в кабинете наркома и переписывал текст «Директивы б/н» в шифрблокнот).

29

А затем её уже Маландин с Василевским почти час передавали в округа, получив её от шифровальщиков в первом часу ночи, примерно в 0.10-0.15 – Василевский А.М.: «В первом часу ночи на 22 июня нас обязали в срочном порядке передать поступившую от начальника Генерального штаба Г.К. Жукова подписанную наркомом обороны и им директиву в адреса командования Ленинградского, Прибалтийского особого, Западного особого, Киевского особого и Одесского военных округов...». («Дело всей жизни», М., 1978 г. Есть в интернете)

 

Жуков или Тимошенко поручили Маландину и Василевскому с Ватутиным проконтролировать отправку текста «Директивы б/н» в западные округа. Поручили «в первом часу ночи». Однако в округах «приказ наркома» стали получать:

– в КОВО около 0.30 (по утверждению Баграмяна, в мемуарах, получать стали в 0.25, но «принимали и расшифровывали» до 2.30);

– в Минске – после 0.45 (см. «директиву № 1» в ВИЖ № 5 за 1989 г., и как указывает исследователь С.Чекунов на принятой в Минске директиве стоят отметки – «Подана 22.6 01.00 принята 22.6 01.10.»);

– в ПрибОВО – «около часу ночи 22 июня» (по воспоминаниям генерала Хлебникова или в 0.25 по воспоминаниям начсвязи ПрибОВО Курочкина).

А в ОдВО в 1.15 примерно («во втором часу ночи», как написал маршал М.В. Захаров). Более точно это, могут подтвердить или «опровергнуть» входящие  шифровки этих округов, хранящиеся в ЦАМО. Или исходящие шифровки ГШ хранящиеся до сих пор в архиве ГШ в Москве (не в ЦАМО, в Подольске). Но. Из шифровального отдела ГШ текст должен поступать на узел связи ГШ без участия Оперуправления, т.е., офицер-шифровальщик сам относит готовый к отправке текст офицерам-связистам («восьмерикам»). Т.е. задержки на этом участке быть не могло.

Маршалы уверяют, что отправку во все западные округа закончили в ГШ к 0.30 ночи 22 июня. Однако на самом деле с 0.30 ее только начали отправлять. Точнее в 0.30 ее начали отправлять только в ПрибОВО и КОВО. Ну, а затем уже в самих округах «Кузнецовы (Кленовы)-Павловы-Кирпоносы» сделали все, чтобы дивизии и корпуса либо этот «приказ наркома» не получили до нападения, либо не получили его вообще. И об этом и задавался вопрос № 3 «от Покровского» после Войны.

30

Согласно отметкам на директивах по ПрибОВО, ЗапОВО окружные приказы были сотворены примерно к 2.30 ночи (в КОВО похоже вообще не делали свой вариант этой директивы для армий), и в это время и должны были начать получать в войсках приказ «боевой тревоги». Но и этого якобы не происходило – все ждали друг от друга «письменных» приказов. Сначала из Москвы в округа, потом из округа в армии – «тратили время» на зашифрование-расшифрование. А потом мемуаристы Жуковы переживали, что тут уже провода порезали диверсанты. Но это – вранье и ниже мы это рассмотрим…

 

Вот что писали о нормативах по приведению в полную б.г. в РККА в те дни все в том же исследовании «1941 год — уроки и выводы»:

«В планах прикрытия важное место отводилось последовательности сосредоточения войск. В общих чертах она выражалась в том, что войска, расположенные в непосредственной близости от государственной границы, с объявлением боевой тревоги должны были занять районы обороны, намеченные им по плану. Первыми, через 45 мин после объявления тревоги, занимали оборону специально выделенные от дивизий первого эшелона отряды в составе усиленного стрелкового батальона. Они имели задачу поддержать боевые действия подразделений пограничных войск и подразделений укрепленных районов. Далее, под прикрытием боевого охранения, должны были выдвигаться части дивизий первого эшелона армий прикрытия. Первый эшелон этих дивизий должен был занять оборону через 3-9 ч.{103 – ЦАМО, ф. 16А, оп. 2951, д. 241, л. 74.}(это «директивы на разработку окружных планов прикрытия» согласно этому сборнику, которые были «подписаны наркомом обороны в начале мая 1941 г.» – К.О.). Все эти войска планировалось содержать в постоянной боевой готовности.»

 

Сегодня нам точно известно, что приграничные дивизии («войска, расположенные в непосредственной близости от государственной границы») свой приказ на вывод из казарм, в «Районы сбора» минимум, а то и на занятие окопов на границе (отдельными батальонами) получили именно по «телеграмме ГШ от 18 июня» еще. И даже тем, кто не сидел в окопах, выйти к ним из районов сосредоточения на границе требовалось действительно считанные минуты и часы. После полуночи на 22 июня... Достаточно было дать им команду привести эти дивизии в полную б.г., т.е. «разбудить» в данном случае, после чего получив команду вскрыть свои «пакеты» занять сами окопы они

31

смогли бы буквально за считанные «минуты». А стрелковые батальоны от приграничных дивизий, усиления пограничников, усиленные артвизионами находились на границе вообще с начала мая! Занимались «обустройством» границы…

 

«Под боевой готовностью в тактическом масштабе понималась способность войск своевременно вступить в бой с противником в различных условиях обстановки. Она складывалась из многих элементов, связанных с подготовкой войск для боя. Особо следует подчеркнуть, что уровень боевой готовности частей и соединений должен был поддерживаться в зависимости от роли, места и задач, возлагаемых на них с началом военных действий. Сроки готовности частей определялись временем, необходимым для сбора по тревоге и выхода в назначенные районы.

Доукомплектование автотранспортом и личным составом должно было осуществляться после начала боевых действий или в угрожаемый период из близлежащих районов. Часть войск второго оперативного эшелона планировалось перевозить железнодорожным транспортом.»

 

Второй эшелон приграничных округов, «глубинные дивизии» получили свой приказ на вывод в районы сосредоточения или районы сбора, и начали выводиться с 7-11-15 июня. Правда чаще всего они шли своим ходом и по ночам, что увеличивало время на этот вывод. Однако если приграничные дивизии свою задачу выполнят и задержат противника на границе на несколько дней как положено по ПП, то 2-е эшелоны и успеют «вовремя» выйти к своим рубежам сосредоточения или обороны. А отмобилизование, «доукомплектование автотранспортом и личным составом», проводилось и в приграничных дивизиях также и именно «в угрожаемый период», до 21 июня еще. Через «учебные сборы» в мае-июне в том числе…

 

«В каждом соединении для борьбы против диверсионно-разведывательных групп выделялся специальный отряд, как правило, в составе роты, имеющей постоянную боевую готовность и усиленной танками и артиллерией. План прикрытия предусматривалось вводить в действие при объявлении мобилизации автоматически, а в других случаях только распоряжением наркома обороны СССР шифрованной телеграммой: «Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 г.» {104 – ЦГАСА, ф. 40442, оп. 1, д. 1872, л. 44.}Ввод его в действие не был рассчитан на внезапные действия врага.»

32

 

Т.е., наши Планы прикрытия, и особенно майские ПП не могли сработать «как надо» если дивизии приграничных округов заранее не будут приведены в повышенную (минимум) б.г., и выведены в районы сосредоточения или обороны. Особенно это касается приграничных дивизий. Т.е. эти ПП должны были вводить (хоть открыто, хоть скрытно) – заранее! В связи с угрозой войны! Что и делалось в реальности через вывод войск в районы предусмотренные Планом прикрытия по запросам самих округов уже с 8-11-15 июня!

После чего ввести ПП в действие «официально» было бы делом «формальным» и быстрым – буквально «минутным». Ведь в этом случае округам оставалось только получить  короткий приказ – «Ввести в действие ПП 1941 года», что означает для них – вскрывать «красные» пакеты, занимать окопы на границе тем, кто еще там не сидит, и быть готовы – воевать. Или – получить команду – «Вскрыть красные пакеты», если Москве давать прямой приказ «Приступить к выполнению ПП» нежелательно по политическим мотивам. Что в принципе для военных – одно и то же.

И точно также это игралось и на майских КШИ – мы узнаем о возможном нападении, выводим войска по ПП недели за две и в момент нападения – никаких «неожиданностей» и «внезапностей» нападения для нас нет.

Мехкорпуса должны были приводиться в б.г. и выводиться в «Районы сбора» или сосредоточения по ПП по директивам от 14 июня, а приграничные дивизии должны были выводиться к своим рубежам обороны по приказам ГШ от 18 июня! И как показывает Абрамидзе – сами окопы им занимать еще пока запрещалось!

ВВС и ПВО округов приводились в повышенную б.г. с 19-20 июня, и точно также и флота приводились в повышенную б.г. с 18 июня! После чего ПП «ввести», дать команду занять сами рубежи обороны, так чтобы они сработали как надо, труда действительно не составило бы.

В принципе вводить ПП и не надо было особо в ту ночь. По крайней мере, на 10 часов вечера 21 июня. Действительно достаточно было просто поднять по боевой тревоге дивизии и объявить о введении полной б.г.. Что и требовала «Директива б/н». А ввести формально сами ПП можно было и буквально за час до нападения, и после нападения. И после 4 часов утра округа и сообщали в ГШ, что они ввели свои Планы прикрытия.

33

Сделать они это могли и самостоятельно по факту нападения, что есть вполне нормально, или выполнили приказ Жукова на это, все же посланный им ДО нападения. И это не важно на самом деле. Главное было в те часы – поднять войска по тревоге хотя бы в 1.00-1.30 ночи! А занять окопы или не занимать – это следующий шаг, который можно было бы и не делать – если угроза нападения окажется опять ложной…

 

«Принятая система многоступенчатой передачи шифрованной телеграммы таила в себе опасность, что процесс — зашифровка, передача и расшифровка — займет много времени и до войск не будут своевременно доведены важнейшие распоряжения. Не учитывалось также, что противник сможет вывести из строя целые звенья управления. К тому же система оповещения не обеспечивала поддержание связи на две-три ступени вниз. Скрытое управление войсками при их отмобилизовании и развертывании предусматривалось достичь с помощью кодов, кодированных карт и радиосигнальных таблиц. Открытые разговоры по телеграфу и особенно по телефону категорически запрещались.»

 

Может передача по телефону команд на поднятие по тревоге и запрещалась, но реально так все и делалось в округах в ту ночь – там, где хотели поднять быстро…

 

«В целях быстрого и планомерного вступления частей и соединений в боевые действия была разработана система приведения войск в полную боевую готовность (система оперативных готовностей флота). В планах прикрытия имелись «Указания по подъему частей по тревоге», на основании которых командиры частей и соединений разрабатывали план-инструкцию по подъему войск по тревоге. Приказ на подъем частей по боевой тревоге предусматривалось передавать письменно или устно установленным сигналом (приложение 19 – «Система боевой готовности в армии и на флоте накануне Великой Отечественной войны»).

Боевая тревога могла быть объявлена в двух вариантах: без вывода материальной части и с выводом. Сроки полной боевой готовности устанавливались: для стрелковых, артиллерийских и кавалерийских частей и соединении: летом — 2 ч, зимой — 3 ч; для танковых (механизированных) частей: летом — 2 ч, зимой — 4 ч. При расположении техники в теплых гаражах сроки зимой сокращались на 1 ч. Готовность дежурных подразделений определялась в 45 мин.» («1941 год — уроки и выводы», с. 68-69)

34

Как показывает в своих исследованиях С. Чекунов:

«Термин "полная боевая готовность" в 1941 году отличался от современной терминологии, т.к. не включал в себя отмобилизование части. Соответственно в 1941 году было два процесса, которые сейчас "объединены" в один – отмобилизование и приведение в полную боевую готовность. Кроме того, отдельно следует подчеркнуть, что термин "полная боевая готовность" применялся только для приграничных частей.

Что имелось в виду под сокращением этих сроков?

Имелось ввиду проведение мероприятий, направленных на сокращение обоих "процессов" – и отмобилизования и "приведения в полную боевую готовность". Например, директивой от 14.06.1941 все механизированные корпуса предписывалось привести в "полную боевую готовность", при этом перечислялись конкретные мероприятия, кои следовало провести с получением директивы, как то: произвести необходимый ремонт материальной части, доукомплектовать части до необходимой положенности, в случае надобности используя окружные склады, создать положенные запасы ГСМ в т.ч. используя центральные склады и т.д. и т.п.»

 

Т.е., в наши дни при вводе полной б.г. – начинаются и мероприятия по отмобилизованию войск, а тогда, в июне 41-го – отмобилизование начинали, только введя Планы прикрытия официально – вскрыв «красные» пакеты в том числе. Отдельно специальной командой. Или давали отдельные указания и директивы на выполнение каких-то мероприятий повышающих мобготовность частей, «прилагаемых» к приказам ввести полную боевую готовность.

Поэтому сначала в округа и ушла директива «б/н» – о приведении в полную б.г., а затем – должна была уйти и следующая – на вскрытие «красных» пакетов, на занятие окопов на границе и на начало мобилизации. И эта отдельная директива до нападения ушла таки (минимум в виде устного приказа НКО, по ВЧ связи, например)…

Еще. Для приграничных дивизий использовали слова – «полная» боевая готовность в те дни, а для остальных – указывали просто – боевая готовность. Почему? Все просто: между полной и повышенной б.г. разница есть – выдача на руки боеприпасов личному составу поднятых по тревоге частей.

А все потому, что с февраля 41-го Жуков же и предложил отменить для приграничных дивизий проведение «скрытой мобилизации» под видом «БУСов», и сразу ввести для них более высокую степень

35

моб. и боеготовности чем у остальных войск приграничных округов. Чтобы приграничные дивизии к моменту возможного нападения Германии уже были в «штатах приближенных к штатам военного времени», не требовали проведения мобилизации «распорядительным порядком» и были готовы вступить в бой максимально в короткие сроки. По команде о приведении в полную б.г. например. И пока они будут воевать, сдерживая атаки врага, остальные войска и получат возможность провести и отмобилизование и развертывание…

 

Как видите, для приведения в полную б.г. войск приграничных округов, и тем более их приграничных дивизий, которые уже с весны стали доводить до численности в 10-12 тысяч в среднем личного состава, что давало им возможность вполне успешно воевать некоторое время, давая возможность вторым эшелонам подготовиться к войне, требовалось не более 2-3 часов! При условии, конечно же, четкого исполнения всех команд ДО этого. При том что усиленные батальоны первыми по тревоге занимали окопы на границе вообще в течение часа, а реально они торчали на границе уже с начала мая!

Так что с учетом того что на вечер 21 июня эти дивизии должны были находиться в «Районах сбора» или даже в окопах, в повышенной б.г. (по современным понятиям) поднять войска по тревоге в ночь на 22 июня и привести их в полную б.г. в округах вполне могли бы. Если бы конечно подписанную в 22.20 «Директиву б/н» на самом деле попытались передать в округа как можно быстрее те же Тимошенко и Жуков. А в округах ее исполняли бы как положено – быстро.

Также время получения и выполнения распоряжений о приведении в полную б.г. должны были сократить и звонки наркома и нГШ в округа около полуночи.

Формально было запрещено давать команды по телефонам, но реально это вполне можно было сделать и там где хотели именно так и делали. И если бы Кирпоносы-Павловы-Кузнецовы начали поднимать свои войска по тревоге, как это делал Захаров в ОдВО сразу после этих звонков наркома и нГШ, то до нападения, до 3.30-4.00 приграничные дивизии успели бы, по крайней мере, убраться из «спящих казарм Бреста» (впрочем, о Бресте нужен отдельный разговор…).

В книге «Кто “проспал” начало войны?» вопрос – как отправляли «Директиву б/н» в западные округа, в каком часу, подробно уже рассматривался. Вывод однозначный и объяснить его никто на сегодня не в состоянии – подписали данную директиву в кабинете Сталина к 22.20, но Жуков с Тимошенко умышленно тянули с пере-

36

дачей текста шифровальщикам и связистам более полутора часов и отдали ее в ГШ для шифровки и оправки только в 23.45. Теперь рассмотрим, как она пришла в округа и что было сделано командованием округов после этого. А по ходу изучения посмотрим – а была ли команда комдивам и на вскрытие и «красных» пакетов, на ввод в действие ПП и в каком часу.

 

На третий вопрос «от Покровского» некоторые ответы генералов в ВИЖ № 5 от 1989 года все же приводятся, в ответах на вопрос «№ 2».

Генерал-лейтенант Г.В. Ревуненко, начштаба 37-й сд 3-й армии ЗапОВО:

«О начале войны мы узнали в 12 часов 22 июня на станции Богданув из речи В.М. Молотова. В то время части дивизии ещё продолжали путь, связи с ними не было, обстановку ни командир, ни штаб не знали.

25 февраля 1953 года». (ВИЖ № 5, 1989г., с. 26)

 

Дивизию Ревуненко в полевой лагерь выводили в соответствии с директивой для ЗапОВО от 11 июня, из под Витебска, что в восточной Белоруссии – в Лиду, что в 100 км от границы. Т. е. из глубины округа в сторону границы и именно в район, предусмотренный ПП округа для этой дивизии. При этом хоть сами комдивы и понимали, что идут они не на «учения» и сама «передислокация совершалась в плане развертывания войск на государственной границе», но павловы ориентировали их именно для «учебной», лагерной жизни, и приказывалось им брать всё необходимое «с собой» именно «для жизни в лагере», а не для боя. И в этом плане Павлову (некоторым не очень грамотным историкам) «трудно предъявить» обвинение. Ведь, согласно Директиве для КОВО от 12 июня, указывалось: «С войсками вывести полностью возимые запасы огнеприпасов и горюче-смазочных материалов», а в директиве для ЗапОВО от 11 июня такого пункта вроде нет. Однако при выводе соединений в район предусмотренный ПП эти соединения выводятся только с приведением в полную б.г. по меркам тех лет и в повышенную по современным «степеням б.г.». А это и подразумевает – брать с собой все «огнеприпасы и гсм». Даже если это прямо и не указывается!

В принципе, эта 37-я стрелковая дивизия была на марше и, вроде бы, «объективно» до её командиров сложно было довести ночью 22 июня приказ наркома, да ещё и в округе у Павлова, расстрелянного

37

в том числе, и за то, что часть его войск встречали войну в «спящих казармах». Но и в других округах творилось то же самое.

Смотрим: «СПРАВКА о полученных письмах от участников начального периода Великой отечественной войны на просьбу начальника Главного Военно-научного управления Генерального штаба Советской Армии за 1951-1952 годы. 21.03.1953г.

4. Генерал-лейтенант Кондратьев А.К. Начальник штаба 3А (ЗапОВО – К.О.). Подтвердил:

3) Отсутствие распоряжений о приведении в боевую готовность войск.

<…>

7. Генерал-лейтенант Семенов И.И. Начальник оперативного отдела штаба Западного фронта.

Был не начальником оперативного отдела, а заместителем начальника штаба БОВО по оперативной работе, но на последней должности фактически не работал, так как с ноября 1940г. По вторую половину апреля 1941г. Работал в Генеральном штабе по составлению плана развертывания войск округа. В мае и июне 1941г. проводил оперативные игры в 3 и 10 армиях.

<…>

11. Генерал-полковник Барсуков М.М. Начальник артиллерии 10 А (ЗапОВО – К.О.).

1) Артиллерия дивизий находилась при своих соединениях и выполняла задачи вместе со своими дивизиями.

2) На сборах находилась лишь артиллерия корпусная и РВК.

3) Артчасти, находящиеся в лагерях получили приказ о приведении себя в боевую готовность в период 5.00-7.00 – 22.6.1941г.

4) Выход артиллерии в районы предстоящих действий был произведен в течении 22.6 без помех со стороны противника.

5) Стрелковые дивизии первого эшелона (2, 8, 13, 86, 153) свои полосы обороны знали. <…>» (Ф.15, оп. 178612, д. 50, л. 1-8.)

 

В «Справке» ошибка – генерал Семенов был именно начальником оперотдела штаба ЗапОВО. Смотрим «воспоминания» замначальника оперотдела штаба ЗапОВО полковника Фомина:

«3. Точно ответить на вопрос о времени получения в штабе округа распоряжения Генерального штаба о приведении войск округа в боевую готовность не смогу. Меня в штабе округа в это время не было. Я с группой офицеров Управления и Штаба округа утром 21.6 (в 6.00)

38

выехал из Минска поездом в Обуз-Лесна для развертывания там КП штаба фронта.

Докладывал о готовности КП нач. штаба округа Климовских в 1.30 22.6. Последний ничего мне не говорил о поступивших распоряжениях о приведении войск округа в боевую готовность, только обещал к утру 22.6 прибыть со штабом в Обуз-Лесна. О войне узнал около четырех часов утра.» (Ф.15, оп 977441, д.2, л.441-445. 5 июня 1952 года. Также – на сайте МО РФ «Документы. Накануне войны»)

 

Фомин пишет, что в 1.30 он разговаривал с нш ЗапОВО Климовских, но тот ему ничего о поступивших из Москвы распоряжениях о приведении в боевую готовность не сообщил. А ведь к 1.30 Климовских точно уже прочитал расшифрованный текст «Директивы б/н», которая поступила в Минск к часу ночи. Якобы в Минске, в штабе округа, по уверению исследователя С. Чекунова «не могли найти» шифровальщика, но это уже полный бред. И – Фомин, отвечая на вопрос, точно знает, что там были за «распоряжения» из Москвы к этому часу, и знает, что этими распоряжениями войска ЗапОВО именно надо было приводить в полную б.г.… И тот же Павлов в протокол потом показывал, что в это же время, в 1.30, он лично сообщал командармам что надо «приводить войска в боевое состояние»!

Тоже самое – о том что, имея связь со штабом округа, именно с Климовских, оттуда не доводили до частей, что началась война, писали в «Докладе о боевых действиях» по тому же 17-му мехкорпусу ЗапОВО. Вот что по 17-му мк нашел в ЦАМО такой замечательный «резун» как М.Солонин:

«Начальнику АБТУ ЗапФронта.

Доклад о действиях 17 МК за период с 22.6 по 1.8.41 года.

1.Ведомости наличия матчасти на 22.6 и 1.8.41г. прилагаются (в ведомости на стр. 322 архивного дела перечислено: 9 БТ-7, 47 Т-26, 33 БА-10 (пушечный бронеавтомобиль с 45-мм пушкой в башне танкового типа), 5 БА-20, 22 легковых а/м, 480 грузовых а/м, 31 автоцистерна, 10 мощных тягачей "Ворошиловец", 5 "Коминтернов", 2 легких бронированных "Комсомольца", 31 трактор, 29 мотоциклов - М.Солонин).

2. 17-й мехкорпус в 5-45 22.6.41 получил из штаба Запфронта телеграмму с приказанием поднять части по боевой тревоге, что было немедленно проделано путём передачи приказа в дивизии по теле-

39

графу (в 209-ю моторизованную дивизию приказ был передан через 27-ю тд, так как к этому времени связь с 209-й мд была прервана.)

О начале военных действий с фашистами узнали только по радио, после выступления тов. Молотова. До этого, несмотря на наличие прямой телефонной связи с начальником штаба округа, о войне ничего не знали.

Вечером 22.6 из Минска возвратился командир корпуса генерал-майор Петров, который поставил дивизиям задачу: двигаться к г. Слоним и занять оборону по восточному берегу р. Щара. Дивизии корпуса действовали как стрелковые дивизии при небольшом количестве танков и артиллерии. Часть танков, как неисправных, остались на месте (17 БТ-2 в 27-й тд), и большая часть артиллерии и боеприпасов не могли быть подняты из-за отсутствия тяги и транспорта (? много же артиллерии было в формирующемся мехкорпусе, если 48 гусеничных машин и 480 грузовиков не могли ее с места сдвинуть - М.С.). В корпусе до 10.000 бойцов совершенно не было вооружено, даже винтовками. (рядом со строкой перьевой ручкой написано "Преступление" - М.С.).

<…>

Вывод:

а) Части корпуса матчастью боевых и транспортных машин были обеспечены весьма мало. Наличное количество машин - [это] машины учебно-боевого парка, некоторые машины требовали капитального ремонта.

б) Дивизии корпуса были использованы как стрелковые дивизии, при этом они были мало насыщены средствами ПТО, автоматическим и стрелковым оружием.

в) Личный состав дивизий, призванный в апреле, мае 1941 года (на 80%), недостаточно был подготовлен для ведения пехотного боя.

г) Отсутствие транспорта и средств связи затрудняло передвижение частей и управление ими.» (ЦАМО, ф. 38, оп. 11360, д. 2, л.л. 318-320. Выложено на сайте М.Солонина http://www.solonin.org/docs 16.05.2013г.)

 

Маленькие комментарии на «комментарии» Солонина:

1-е – данный мк имел всего 56 танков БТ-7 и Т-26, и 17 неисправных пулеметных БТ-2, 38 бронеавтомобилей БА-10 и БА-20, свыше 10 тысяч бойцов личного состава и был в резерве округа. Такие мехкорпуса без танков пытались укомплектовать артиллерией, но вроде

40

как из-за нехватки для этих пушек тягачей (тех же полуторок для тех же «сорокапяток») артиллерия и была оставлена немцам.

2-е – у личного состава не было даже личного оружия и тут вина целиком на командире корпуса генерале Петрове М.П. лежит. Хоть Петров назначен был на корпус только весной 41-го.

3-е – в этом округе потом все валили на отсутствие связи частей с округом, и нач связи генерал Григорьев за это, похоже, и был расстрелян. Однако в реальности – связь всех со всеми вполне была в ЗапОВО. Ведь если вы не выполнили приказ, то первое что вы будете уверять на следствии – связи не было…

Для справки: 17-й и 20-й мехкорпуса «второй очереди сокращенного состава», находившиеся в резерве ЗапОВО, формировались с марта 1941 года на базе 4-й Донской кавалерийской дивизии им. К.Е. Ворошилова, и поступление дополнительного личного состава началось только в апреле 1941 года. Укомплектование этих мк танками на лето 1941 года не планировалось. По планам ГШ эти соединения должны были использоваться, оснащаясь орудиями ПТО к 1 июля 1941 года, в качестве противотанкового резерва. На 13-19 июня 1941 года 17-й мк имел 108 пушек (из них 12 штук 37-мм) и 54 гаубицы, 20-й мехкорпус — 100 пушек (из них 12-ть 37-мм) и 44 гаубицы.

Т.е. это Петров обязан был получить на складах округа для пополнения те же винтовки с автоматами и пулеметами и б/п к ним в нужном количестве. И действительно удивительно – как это Петров с подчиненными ему комдивами не смог организовать вывоз «48-ю гусеничными машинами и 480-ю грузовиками» своих аж 108 орудий типа «сорокопятка» (из них 12-ть 37-ми мм) и 54 гаубицы?… Герой Советского Союза (№31) за Испанию генерал Петров в начале августа командует уже 20-м стрелковым корпусом. А с 16 августа – 50-й армией Брянского фронта Еременко. В начале октября армия попала в окружение и 7 октября Петров назначен взамен раненого Еременко комфронта. 10 октября при выходе из окружения Петров раненый попал в плен и в середине ноября умер в немецком лагере в г. Карачев…

Но обратите внимание – данный мк именно вечером 21 июня начинает выдвигаться к рубежам обороны – с целью их занятия. Как второй рубеж обороны. И самое важное – связь с Минском у корпуса вполне есть.

41

 

Ответ командира 135-й СД КОВО генерала Смехотворова уже приводился – ВИЖ часть его ответа также приводит в ответе на вопрос № 2. Но это ответ именно на вопрос № 3:

«...Распоряжение о приведении частей 135 сд в боевую готовность до начала боевых действий не поступало, а когда дивизия на марше утром 22.06 была подвергнута пулеметному обстрелу немецкими самолетами, из штаба 5 А поступило распоряжение «На провокацию не поддаваться, по самолетам не стрелять».

Распоряжение о приведении в боевую готовность и о приведении в исполнение плана мобилизации поступило лишь утром 23.06.41 г, когда части дивизии находились в Киверцах, в 100–150 километров от пунктов постоянного расквартирования». (ВИЖ № 5, 1989г., с. 27)

 

Ночью 22 июня, после того, как в округа пришла «Директива б/н» о приведении в полную б.г. всех войск западных округов, до комдива Смехотворова также «забыли», но уже в КОВО довести этот «приказ наркома»! И он узнал о том, что Война началась, когда его дивизию расстреливали на марше, к месту «лагерного сбора», немецкие самолеты!

Задайте сами себе вопрос – почему вопросы от Покровского составлены именно так (и особенно «вопрос № 3») и почему комдивы, а то и комкоры КОВО, ответить на них толком не могут? Почему Покровский задает вопросы о событиях вокруг 22 июня генералу Смехотворову, если в той же директиве от 12 июня для КОВО его дивизия и корпус, вроде, не упоминаются и вообще являются «резервом»? А все потому, что командиров уровня комдивов должны были ставить в известность обо всех приказах из НКО и ГШ приходящих в округа перед 22 июня. И не играло никакой роли – в «резерве» находится часть или нет! И, уж тем более, до них должны были довести «Директиву б/н» ночью 22 июня! И не просто довести, а поднять эти части по боевой тревоге!

Выдвижение с мест дислокации к новому месту, в полевой лагерь, 135-я сд начала на основании приказа командующего 5-й армии Потапова – якобы для прохождения лагерных сборов! Как и все дивизии его армии. А когда началась война, то им «не смогли» сообщить о нападении. И это уже «заслуга» командарма Потапова. А потом немцы в своих отчетах писали, что русские хоть и вывели свои дивизии к границе, но без боеприпасов, на маневры. И не ведут серьезного ответного артогня…

42

Но тогда понятно, почему царила растерянность среди командиров Красной армии в первые часы и дни войны. Для генералов уровня комдив и комкор, если им в округах не ставилась задача приводить свои части в б.г. за несколько дней перед 22 июня, на основании приходящих из Москвы директив, которые предписывали вывозить с собой все запасы б/п, если им не сообщили о поступивших в округа «приказе наркома», «Директивы б/н», – было конечно шоком начало войны 22 июня! О котором они узнавали под бомбами, да по радио, в 12.00 дня!

 

Ведь во многих дивизиях «В момент внезапного нападения противника проводились сборы артиллеристов, пулемётчиков, сапёров. Из-за этого соединения были организационно раздробленны. Часть войск располагалась в лагерях, имея в пунктах постоянной дислокации запасы вооружения и материальные средства.

Части прикрытия по распоряжению командующего войсками Киевского особого военного округа к границе выдвигать было запрещено.

1 декабря 1949 года». (ВИЖ № 5, 1989г., с. 26 – ответ начштаба 6-й армии КОВО генерала Н.П. Иванова.)

 

В 1949-м начштаба 6-й армии ответил так, как и было на самом деле – к 22 июня в 6-й армии никакого повышения боевой готовности не проводилось. Так как директива НКО и ГШ от 12 июня для КОВО о начале выдвижения глубинных дивизий в новые районы («согласно прилагаемых карт») до командования 6-й армии, видимо, вообще не доводилась. А иначе никаких сборов (плановых) в армии не проводили бы в последнюю неделю перед 22 июня. «Части прикрытия» выдвигать в сторону границы запрещалось по команде Москвы, но это было вполне оправдано, вплоть до 18-19 июня (для всех округов). До 22 июня, до нападения запрещалось занимать сами укрепления на границе, однако, Кирпонос вообще не отправлял части прикрытия к границе и после 18 июня. Делал ли он это по личной инициативе или по указаниям Москвы-Жукова?

Смотрим полный ответ начштаба 6-й армии генерала Н.П. Иванова:

«Условия вступления в войну.

С вечера 21 июня 1941 года из штаба КОВО предупредили командующего 6 армией генерала Музыченко, что возможны провокации со стороны немцев и приказали быть всем командирам у телефонных аппаратов в штабах армии, корпусов и дивизий.

43

Командный пункт 6 армии северо-западнее города Львова еще не был готов, блиндажи не были закончены, связь не установлена. Поэтому в ночь с 21 на 22 июня Военный Совет 6 армии находился в своем помещении в центре города, не приняв никаких мер к усилению боеспособности войск, в связи с запрещением это делать со стороны командующего КОВО.»

 

Т.е., Жуков в КОВО также дозвонился вечером 21 июня и предупредил о возможных провокациях минимум в ночь на 22 июня. Дал команду всем командирам частей быть в штабах и ждать «у телефонных аппаратов» следующих команд. Однако Кирпонос после этого звонка Жукова запретил командующим армиями принимать меры «к усилению боеспособности войск»! Еще хуже он поступил после звонка Жукова в полночь!

 

«Еще в темноте перед рассветом начался обстрел государственной границы артиллерией, минометами и были сделаны налеты авиации немцев в том числе по аэродрому у г. Львов. К рассвету начали появляться бежавшие с госграницы семьи пограничников и некоторые жители. В городе началась стрельба из некоторых домов и с колокольни по улицам города. Пойманные с оружием оказывались украинскими националистами.»

 

Первые обстрелы пограничников и воинских частей начались со стороны немцев уже около 2.00. И именно это и были те самые провокации, на которые нельзя было поддаваться.

 

«При первых же сведениях об обстреле границы Военный Совет 6 армии предложил выдвинуть немедленно на госграницу все войска, кроме 4 мех. корпуса, но командующий КОВО вновь запретил это делать.»

 

А вот тут уже Кирпонос начал явно саботажем заниматься…  В полночь (в 24.00 21 июня или в 00.00 22 июня) ему в Тернополь звонил сам Жуков, и дал прямой приказ приводить войска в полную б.г. не дожидаясь поступления в округ «Директивы б/н». Которую, по воспоминаниям Баграмяна, в половине первого ночи (в 0.30) начали принимать в Тернополе, на полевом КП.

 Г.К. Жуков:

«Глава десятая. Начало войны.

В ночь на 22 июня 1941 года всем работникам Генерального штаба и Наркомата обороны было приказано оставаться на своих местах. Необходимо было как можно быстрее передать в округа директиву о приведении приграничных войск в боевую готовность. В это вре-

44

мя у меня и наркома обороны шли непрерывные переговоры с командующими округами и начальниками штабов, которые докладывали нам об усиливавшемся шуме по ту сторону границы. Эти сведения они получали от пограничников и передовых частей прикрытия.

Примерно в 24 часа 21 июня командующий Киевским округом М.П. Кирпонос, находившийся на своем командном пункте в Тернополе, доложил по ВЧ, что, кроме перебежчика, о котором сообщил генерал М.А. Пуркаев, в наших частях появился еще один немецкий солдат – 222-го пехотного полка 74-й пехотной дивизии. Он переплыл речку, явился к пограничникам и сообщил, что в 4 часа немецкие войска перейдут в наступление. М.П. Кирпоносу было приказано быстрее передавать директиву в войска о приведении их в боевую готовность.

Все говорило о том, что немецкие войска выдвигаются ближе к границе. Об этом мы доложили в 00.30 минут ночи И. В. Сталину. Он спросил, передана ли директива в округа. Я ответил утвердительно.» (Воспоминания и размышления, М.1972г., с. 246)

 

Т.е. Жуков пишет, что дал команду Кирпоносу в полночь «быстрее передавать директиву в войска о приведении их в боевую готовность», но тот «кладет» на это указание начальник Генштаба!? Но ведь Сталин, по словам же Жукова запретил приводить войска в боевую готовность?! Получается что «инициативный» Жуков, «вопреки указаниям тирана» пытается поднять войска и привести их в полную б.г.?! Какой маладэц… Или, директива «б/н» – это все же директива именно на приведение в полную б.г. и именно Сталин и был инициаторам ее отправки в округа?

Однако, похоже, Кирпонос все же «звонил» в войска… Выше уже приводились «беседы» Потапова с немцами в плену и вот что говорил Потапов о действиях Кирпоноса после полуночи:

«В ночь на понедельник позвонил генерал-полковник Кирпанос. Это было в середине ночи. Он сказал: "Тревожные сообщения с границы. Но ничего точно не известно. Будьте готовы." Второй звонок был в 3 утра: "Севастополь бомбят. Это означает — началась война"…”»

С учётом ошибки в днях недели, допущенной Потаповым в плену, получается, что Кирпонос действительно (после звонка Жукова в полночь) звонил в армии. По крайней мере, Потапову. Однако вместо того чтобы выполнить приказ начальника Генштаба о приведении в б.г. Кирпонос предлагает «быть готовыми». И ведь смотрите, что

45

написал Жуков – в полночь «Кирпоносу было приказано быстрее передавать директиву в войска о приведении их в боевую готовность». Т.е., в тексте переписанной под «давлением» Сталина директиве все же именно о приведении в полную б.г.говорится?!

Текст «Директивы б/н» в это время еще не поступал в КОВО (Тернополь), но Жуков дает команду именно приводить войска в полную б.г.. Может Кирпонос «на самом деле» получил от Жукова приказ не приводить войска округа немедленно в боевую готовность, а «всего лишь» «быстрее передавать директиву в войска о приведении их в боевую готовность»? Т.е., как только придет директива, так и передавать ее «быстрее»? Но это уже неумное лукавство. Понимать эти слова Жукова можно только так – «быстрее передавать директиву в войска о приведении их в боевую готовность». Т.е. приводи ка командующий войска в боевую готовность. (По Баграмяну, по его мемуарам, в штабе КОВО расшифровали текст этой «телеграммы» ГШ только к 2.30, мол, о сути данной директивы в штабе округа не знали до 2.30. Но это просто «лукавство» и чуть ниже мы это увидим – слова Баграмяна опровергнет начштаба КОВО Пуркаев...)

Второй раз Кирпонос звонил Потапову уже после начала войны…

Т.е., Кирпонос действительно после полуночи, как и Павлов, обзванивал командующих после звонка Жукова? Звонил, но не он, а Пуркаев, после 3 часов утра уже. В отличие от расстрелянного потом Павлова Кирпонос никому не ставил задач «приводить войска в боевое состояние» и тем более не поднимал войска своего округа по тревоге, как это делал генерал М.В. Захаров в ОдВО. Кирпонос, похоже, только штабы «поднимал» и только вечером 21 июня еще.

 

Также Кирпонос запрещал выдвигать войска 6-й армии к границе и также фактически не давал вести ответный огонь по врагу… Но если приграничные дивизии Кирпонос не выводил к границе по прямому запрету от Жукова – в связи с подготовкой ответного удара из КОВО силами всего округа, по «южному» варианту к которому и готовили КОВО наши «стратеги» в ГШ, и та же 6-я армия по «Директиве №3» и должна была вместе с 5-й армией вести это ответное наступление «на Люблин», то запрет на ответный огонь – явно «инициатива» Кирпоноса…

Возвращаемся к Иванову:

«С рассветом начали поступать сведения о высадке немецких десантов восточнее, юго-восточнее и южнее г. Львов. Сведения о воз-

46

душных десантах передавали местные советы, милиция, железнодорожные органы. Высланные в эти районы разведгруппы ничего не находили в них. Сведения о десантах за все месяцы начального периода войны оказывались ложными, только нервировали войска и распыляли наши силы на ненужную разведку. Не исключено, что такие данные передавали немецкие агенты, засланные к нам заранее.

На границе бои вели пограничники и гарнизоны укрепленных районов, удерживая в течении нескольких дней линию укреплений. Главный удар противник наносил севернее Крыстынополь, Сокаль в общем направлении на Броды, глубоко обходя правый фланг 6 армии.

Только днем 22 июня (часа не помню) из штаба КОВО было приказано выдвигать войска к госгранице, не трогая 4 мех. корпус без разрешения Командующего КОВО.

Войска, в связи с неготовностью артиллерии, бывшей на артиллерийских сборах, выходили к границе по частям под прикрытием пограничных войск и гарнизонов Укрепленных районов. Наступление немцев западнее Крыстынополь было более слабым, чем в полосе 5 армии.»

Отсутствует лист 74, но пожалуй приведем остальной ответ Иванова полностью.

Л. 75:«прорыве постоянных линий, восстанавливать и наводить новые было невозможно, так как в армии никаких частей связи не было. Это очень затрудняло управление и замедляло маневр войск.

 Ход боевых действий в первые месяцы войны

(22 июня – 31 июля 1941 г.)

Противник, нанося главный удар в общем направлении Сокаль, Броды, обошел правый фланг 6 армии, которая оборонялась на фронте севернее Мосты Вельке (45 км севернее Львов), севернее Рава Русская, Лобачев, Перемышль.

Правее 5 армия отходила на восток и юго-восток. Левее войска 26 армии оборонялись по государственной границе южнее Перемышль.

В течении нескольких дней (с 22 июня 1941г.) армия вела борьбу с наступающим противником в своей полосе с задачей удержать занимаемые рубежи. Развернувшиеся соединения 6 армии сдерживали противника. 4 мех. корпус был намечен для использования в северном направлении с целью нанести фланговый удар в общем направлении Томашув или Сокаль во фланг и тыл главной групп-

47

пировки немцев, но затем задачи ему была изменены, так как противник приближался к Броды.

По приказанию Командующего Юго-Западным фронтом (бывш. КОВО) 4 мк, а затем и 8 мк, которым командовал генерал Рябышев и который находился в районе Дрогобыч, были переданы в распоряжение фронта и использованы на этом направлении. Так как мех. корпуса вводились в бой по мере их подготовки, они сталкивались с превосходящими танковыми соединениями противника и были разбиты. Остатки их начали отход на восток и юго-восток.

Создавшаяся угроза с севера вынудила командующего Юго-Западным фронтом начать быстрый отвод 6, 26 и 12 армий на восток.

6 армия должна была оставить район г. Львов и отходить в общем направлении на Шепетовка, Бердичев, но, в связи с прорывом противника, фактически отходила на Тарнополь, Проскуров, Винница, Умань. При этом промежуточные рубежи обороны, как правило, назначались по восточным берегам рек, которые, как известно каждому, на Украине ниже, чем берега западные. Это ставило всегда наши войска в не выгодное положение, а немцев в господствующее при этом большинство рек не представляло никакого противотанкового препятствия.

В состав 6 армии с 28 июня 1941 г. был передан 49 ск (197, 199 и еще одна сд), которые выдвигались из Черткова по распоряжению Командующего Юго-Западным фронтом с задачей занять фронт Подволочиск, Тарнополь.

Авиация противника штурмовала и бомбила наши отходящие колонны на всех дорогах днем и ночью, так как ночи с 22.6.41 г. были очень короткие и лунные, а погода ясная.

 Наша авиация, понесшая значительные потери на аэродромах 22 июня при массированных налетах немецких ВВС, не имела возможности противодействовать авиации противника. Зенитных средств было очень мало, боеприпасов к ним были малоэффективны, в боекомплекте было мало зажигательных пуль и снарядов.» (ЦАМО, ф. 15, оп 977441, д. 3, л. 68-70. 72, 73. 75, 76)

 

Почему Кирпонос только днем 22 июня дал разрешение выдвигать войска к границе для отражения агрессии? Возможно, потому что он уже утром ждал от Тимошенко и Жукова команды на начало наступления. По «южному» варианту отражения агрессии – для наступления «на Люблин». И для этого дивизии КОВО должны быть не «распылены» на линии границы по ПП,

48

а находиться в «кулаке», под рукой. Ведь скоро приедет сам Жуков и поведет войска всего КОВО в победное наступление «на Люблин»!

Но почему он не поднимал войска по тревоге после полуночи и не приводил их в боевую готовность? Мой ответ – саботаж. Но читатель, конечно же, может и сам придумать «объяснение»…

Иванов показывает, что 4-й МК Власова «был намечен для использования в северном направлении с целью нанести фланговый удар в общем направлении Томашув или Сокаль во фланг и тыл главной группировки немцев». Эти города – на «полпути» на Люблин, по «Директиве №3». А «главная» группировка немцев – это их войска севернее Полесья, куда и собирался Жуков выйти – во фланг и тыл этой группировки…

Иванов показывает, что 4-й МК Власова «был намечен для использования в северном направлении с целью нанести фланговый удар в общем направлении Томашув или Сокаль во фланг и тыл главной группировки немцев». Эти города – на «полпути» на Люблин, по «Директиве №3». А «главная» группировка немцев – это их войска севернее Полесья, куда и собирался Жуков выйти – во фланг и тыл этой группировки…

 

ВИЖ (№ 5, 1989г., с. 26) приводил ответ генерал-майора С.Ф. Горохова, бывшего начальника штаба 99-й стрелковой дивизии 26-й армии, но это больше похоже на вольный пересказ оригинала. Читаем полные «воспоминания» Горохова:

«3.Части дивизии, как части расположенные на государственной границе, постоянно находились в боевой готовности и в очень короткие сроки могли занять свои участки обороны, тем более, что командиры артполков т.т. Лосев и Мурашев, выйдя с войсками в район огневых позиций (походный лагерь), развернули наблюдательные пункты, подготовили огни по некоторым уже замеченным целям, но командир дивизии полковник Дементьев, получил от б. командира 8 ск Снегова противоречивое распоряжение, т.е. стрелковым полкам занять свои участки обороны, а арт. полкам до особого распоряжения огня не открывать, т.к. возможно со стороны немцев проводится провокация (это было уже 22 июня – К.О.). И несмотря на настойчивые требования с моей стороны и командующего артиллерии полк. тов. Романова, до 10 часов дня так и не было разрешено нашей артиллерии открыть огонь, по фашистским гадам, а к этому времени немцы уже овладели гор. Перемышль и только в 4.00 23 июня 1941г., после 30 минутной арт. подготовки мы выбили немцев из Перемышля с большими для него потерями и освободили город, в котором находилось много наших советских людей (работники советских и торгово-промышленных учреждений и предприятий и многие семьи офицерского состава).

В освобождении города, а в особенности при бегстве немцев через р. Сан дивизии большую помощь оказал Перемышльский УР,

49

 огневые точки которого, по овладению немцами городом, затаились и вновь ожили при нашем наступлении на город.

Освободив город от противника, дивизия закрепилась на заранее подготовленном рубеже обороны вдоль государственной границы, прикрыв правый фланг со стороны Яворово одним полком, переданного нам из 72 сд распоряжением командира 8 ск и обороняла свою полосу обороны семь дней, пока враг не овладел гор. Львов.

Только тогда дивизия получила приказ отходить в направлении на гор. Тарнополь (свертывала свои боевые порядки  в сторону своего левого фланга).

Артиллерийские склады дивизии находились за пределами города, но даже боеприпасы полков, находившиеся в складах на зимних квартирах, немцами не были тронуты, они разграбили все магазины города. Перемышля, не тронув военных складов, а поэтому дивизия в боеприпасах, продовольствии, вещевом довольствии и ГСМ недостатка не ощущали. Помимо уцелевших складов боеприпасов дивизии, сохранились также склады боеприпасов Перемышлянского укрепленного района, у которого дивизия брала 76 мм снаряды и мины.

Примечание. По имеющимся у меня сведениям, бывший командир 99 сд полковник Дементьев работает военным комиссаром Алтайского края, бывший зам. командира дивизии г.м. Олякин работает начальником отдела боевой и физической подготовки в городе Мурманске, они могли бы уточнить ряд вопросов, что неполно освещено мною.

СТ. ПРЕПОДАВАТЕЛЬ КАФЕДРЫ ТАКТИКИ ВЫСШИХ СОЕДИНЕНИЙ ВОЕННОЙ АКАДЕМИИ имени М.ФРУНЗЕ ГВ. ГЕНЕРАЛ-МАЙОР  подпись  /ГОРОХОВ/

16 марта 1953г.» (ЦАМО, ф. 15, оп. 178612, д. 50, л. 87-90)

 

Обратите внимание на слова генерала Горохова, бывшего нш 99-й сд 8-го ск 26-й армии. В составе этого же 8-го ск была и 72-я гсд Абрамидзе, но, по словам Горохова, приказ ГШ от 18 июня в его дивизию, похоже, не поступал. В отличие от дивизии Абрамидзе. 99-й приграничной дивизии дали команду занять позиции стрелковыми полками только утром 22 июня, но ответного артогня по напавшему врагу приказали не открывать! И также свои «возимые» запасы боеприпасов полки оставили на своих складах – на «зимних квартирах». Однако, судя по тому, что командарм-26 не репрессировался – этот преступный приказ шел не от него.

50

Эти дивизии по ПП были «соседями» и прикрывали фланги друг друга. 99-я стояла на границе, правее (севернее) 72-й и обороняла находящийся на самой границе г. Перемышль. Не отвечать артогнем на провокации в виде обстрела наших пограничников или даже частей с той стороны – вполне разумное решение. Но не отвечать артиллерией, когда враг уже на нашей земле – это нечто. Но от кого шел этот запрет – от комкора, от округа или – Москвы?

И в 6-й армии приказ ГШ от 18-19 июня на вывод приграничных дивизий («частей прикрытия») на их рубежи также не получали.

 

Насчёт того, почему командующие армиями запрещали артиллеристам открывать огонь по противнику уже после нападения, вроде как даёт «объяснение» генерал Болдин, первый заместитель командующего ЗапОВО (Болдин И.В. «Страницы жизни», М., 1961г., гл. «Так началась война». Есть в интернете):

«За короткое время в четвёртый раз вызывает нарком обороны. Докладываю новые данные. Выслушав меня, С.К. Тимошенко говорит:

— Товарищ Болдин, учтите, никаких действий против немцев без нашего ведома не предпринимать. Ставлю в известность вас и прошу передать Павлову, что товарищ Сталин не разрешает открывать артиллерийский огонь по немцам.

— Как же так? — кричу в трубку. — Ведь наши войска вынуждены отступать. Горят города, гибнут люди!

Я очень взволнован. Мне трудно подобрать слова, которыми можно было бы передать всю трагедию, разыгравшуюся на нашей земле. Но существует приказ не поддаваться на провокации немецких генералов.

— Разведку самолётами вести не далее шестидесяти километров, — говорит нарком...».

 

Возможно, что в первые часы нападения и был негласный запрет Москвы на открытие артиллерийского огня по врагу, пока немцы не проявили себя окончательно, как агрессор? Нет, Болдин соврал и чуть ниже мы это увидим. По воспоминаниям Болдина можно вычислить время, когда он, первый зам. Павлова, появился в штабе округа по звонку дежурного – выйдет около 4.00 утра! А ведь Павлов вроде бы уверял на следствии, что вызывал своих подчинённых в штаб округа сразу после звонка наркома, ещё в 1.00! Но зама Павлова найти не могли? А звонок Тимошенко, в котором тот ссылается на Сталина, как «запретителя» применять артиллерию против напавшего врага, был после 4.30!

Болдин докладывает Тимошенко в этом же разговоре, что уже «...фашисты на аэродромах первой линии вывели из строя почти всю нашу авиацию...». Но в 4.00 утра об этом погроме авиации в штабе округа ещё не могли знать.

Дальше Болдин пишет:

«Наконец из Москвы поступил приказ немедленно ввести в действие „Красный пакет”, содержавший план прикрытия государственной границы. Но было уже поздно. В 3-й и 4-й армиях приказ успели расшифровать только частично, а в 10-й взялись за это, когда фашисты уже развернули широкие военные действия.

Замечу, кстати, что и этот приказ ограничивал наши ответные меры и заканчивался такими строками: „Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить”. Но о каком прикрытии государственной границы могла идти речь, когда на ряде направлений враг уже глубоко вклинился на нашу территорию! ...».

 

Как видите, если судить по книге Болдина, то запрет на открытие огня и тем более артиллерийского исходил не от командующих округами и даже не от наркома, в тот момент Командующего РККА. Запрет исходил якобы от самого Сталина! Но это вранье. В данном случае – «от Болдина». И про то – как, кто и когда вскрывал свои

51

пакеты, Болдин тоже врет. И чуть позже мы рассмотрим – в каком часу кто вскрывал эти «пакеты» в ЗапОВО, а кто нет...

Почему Болдин соврал – что ему Тимошенко запрещал от имени Сталина открывать огонь артиллерии? Дело в том, что книга его вышла примерно к осени 1961 года, а вот весной 1961-го, в апреле в журнале ВИЖ №4 была опубликована статья об этих же событиях ночи-утра 22 июня. И в ней Болдин несколько по-другому показывает, какие звонки были от наркома, сколько и о чем. В книге «Сталин. Кто предал вождя накануне войны?» уже делалось сравнение статьи Болдин с его книгой, но стоит и здесь это показать. Тем более что по ответам генералов и попробуем разобраться с важным на самом деле вопросом: от кого исходил тот запрет на ответный артогонь – от Сталина или это чудили командующие на местах…

 

«Сорок пять дней в тылу врага.

В субботу 21 июня 1941 года я возвратился домой довольно поздно. <…>

Не далее как вчера разведка донесла, что около 18 часов шесть германских самолетов нарушили нашу государственную границу и углубились на советскую территорию на несколько километров. Поднятые по тревоге наши истребители,  не открывая огня, сопроводили нарушителей до границы. Немецкие самолеты систематически вторгались в наше воздушное пространство. Мы же имели категорический приказ – огня по ним не открывать.»

 

Это «лукавство» от Болдина. Авиация ПВО округов могла сбивать немецкие самолеты, если они не выполняют команд на посадку на нашем аэродроме…

 

«Вечером командующий 3-й армией генерал-лейтенант Кузнецов В.И. сообщил, что вдоль границы у дороги Августов — Сейни были еще проволочные заграждения. К вечеру немцы их сняли. Из лесу в этом же районе отчетливо слышался шум многочисленных моторов.»

 

Это было вечером 20-го июня, после чего Климовских в 2 часа ночи 21 июня отправил в ГШ срочное донесение о снятии проволоки на границе:

«Сов. секретно Вручить немедленно

Начальнику Генерального штаба Красной Армии

Первое. 20 июня направлении Августов имело место нарушение госграницы германскими самолетами: в 17 часов 41 минута шесть самолетов углубились на 2 км, в 17 часов 43 минуты девять самолетов

52

на 1 1/2 км, в 17 часов 45 минут десять самолетов были у границы, в то же время три самолета углубились нашу территорию на 2 км.

Данным погранотряда самолеты имели подвешенными бомбы.

Второе. Докладу командующего 3-й армией проволочные заграждения вдоль границы у дороги Августов, Сейны, бывшие еще днем, к вечеру сняты. В этом районе лесу будто бы слышен шум наземных моторов.

Пограничниками усилен наряд.

345-му стрелковому полку (Августов) приказано быть готовности.

Климовских

На документе отметка: «Отправлено 21 июня 1941 г. в 2 часа 40 минут». Ф. 208, оп. 2454сс, д. 26, л. 34» (Сборник боевых документов Великой отечественной войны. Выпуск 35. Москва 1958г.)

По словам С.Чекунова который также показывает этот документ в своих работах, на этом донесении есть резолюция Ватутина: «Срочно подготовить донесение в Правительство и отдельно Вышинскому». Вышинский был заместителем наркома ИнДел Молотова.

Т.е. немцы уже днем 20 июня начали снимать и к вечеру 20-го сняли заграждения на участке границы между ЗапОВО и ПрибОВО. Жуков к 19.00 21 июня предупредил округа, что возможно нападение, но Павлов идет в театр вечером 21 июня…

 

(Примечание: Факт снятия колючей проволоки на отдельных участках границы, в разных округах, показывали и другие «мемуаристы». По этому же участку в Белоруссии – писал бывший комиссар Е.Г. Решин в книге «Генерал Карбышев» (М., 1971г.). По КОВО – генерал А.А. Свиридов «Батальоны вступают в бой» (М., 1967г.). И по этим двум фактам тот же В. Резун и строит «гипотезу», что СССР-Сталин собирался нападать первым. Ведь у Решина написано, что проволоку якобы снимали мы, а у Свиридова – точно мы снимали проволоку – за пару дней до 22 июня.

20 июня «Карбышев с командующим 3-й армией В.И. Кузнецовым и комендантом Гродненского УРа полковником Н.А. Ивановым побывал на погранзаставе. Вдоль границы, у дороги Августово — Сейно, еще утром стояли наши проволочные заграждения, а когда они проезжали вторично, заграждения оказались снятыми. …». Эти мемуары Резун использовал в «Ледоколе» еще. И раз снимали «нашу» проволоку, то значит – мы, и однозначно, чтоб напасть первыми – 6 июля.

53

В.Резун-Суворов «Самоубийство: Зачем Гитлер напал на Советский Союз? (М.:АСТ, 2000г.):  «... генерал-майор Свиридов. Его книга - "Батальоны вступают в бой". Был генерал тогда капитаном. Командовал 144-м отдельным разведывательным батальоном. Готовился воевать в Румынии. Пограничники проволоку сняли и отошли, а войсковые разведчики, в том числе и из батальона Свиридова, границу приняли.».

Резун как всегда не цитату привел, а свой пересказ и далее «резюмировал»:

«Совершенно однозначно из этих свидетельств следует, что на участках в десятки, иногда в сотни километров (там, где готовились советские удары), граница была открыта, то есть пограничники ушли, передав границу в распоряжение Красной Армии. Вот тут и надо искать ответ на вопрос, как пограничники оказались в глубоком тылу в первые дни войны: все необходимое для формирования трех чекистских армий было подготовлено заранее, а личный состав от генералов до рядовых, целые пограничные заставы, комендатуры, отряды и штабы пограничных округов отошли в тыл ДО германского вторжения.».

Но если с ЗапОВО ситуация при помощи документа, донесения Климовских в ГШ, прояснилась – проволоку сняли немцы и не нашу. Что и Болдин показывает – «К вечеру немцы их сняли». То с КОВО еще проще – проволоку сняли именно наши пограничники, передав границу разведбату, но делать на этом «сенсацию» и вопить, что СССР-Сталин собирался нападать первым, могут только безграмотные неучи. Ведь все надо проверять, и особенно мемуары, именно документами.

144-й отдельный разведбат – это 164-я приграничная сд КОВО. По директиве НКО и ГШ  № 504205 сс/ов от 12 июня 1941 года она выводилась к 17 июня к границе:

«164 сд для лагерной стоянки вывести к 17 июня 1941 г.:

1) один сп - в Дунаевцы, 20 км. сев. Герца;

2) один сп - в район Ларга;

3) остальные части - в район Хотин».

Там граница – по реке Прут. И разведчики вполне могли обосноваться на нашей стороне реки – на границе. Сменив погранцов… И все это делалось вполне по предвоенным планам ГШ – если немцы нападают мы из КОВО наносим наш ответный удар, немедленный при чем, буквально на следующий день. Ну а разведбат выполняя свои

54

задачи – захватывает на той стороне какие-то объекты, или плацдарм создает...  Т.е. – и тут у Резуна облом. Уход погранцов на этом участке в КОВО, и размещение там разведбата – числа 20 июня – вполне объяснимо.

18 июня Жуков отписал на запросе КОВО – начать занимать УР как раз в районе обороны 164-й этой дивизии, но кроме того что ее вывели в район по ПП, в сам Укрепрайон она не выходила к 21 июня.…)

 

«По данным разведотдела округа, к 21 июня основная часть германских войск находилась в тридцатикилометровой полосе от границы. В районе Сувалки, Арис продолжалось подтягивание войск и тылов. Немецкая артиллерия занимала огневые позиции. Южнее Сувалки было сосредоточено большое количество танков. На станцию Бяла-Подляска прибыли эшелоны с понтонными парками, разборными мостами и боеприпасами. Все эти факты свидетельствовали о том, что против войск Западного особого военного округа сосредоточены силы немецкой армии и что они заняли исходное положение.

Щемящая боль давит сердце. Неужели вправду война? Звоню в штаб оперативному дежурному. Спрашиваю, нет ли чего нового. Отвечает, что пока нет ничего.»

 

Болдин показал, так как они и знали на вечер 21 июня – немцы заняли именно исходное положение – для нападения. Знали по донесениям разведки округа и тех же пограничников.

Болдин звонил, как он сам пишет, вечером в штаб ЗапОВО, оперативному. Однако тот якобы понятия не имел о вечернем звонке Жукова (около 19.00) с предупреждением, что в ночь возможно нападение и надо быть к нему готовыми. Павлов в это время был в театре, и вообще-то звонки Москвы при отсутствии командующего принимает именно оперативный дежурный. Так что – странно, что он ничего не сказал Болдину, первому заму, о звонке Жукова. И – либо Жуков в Минск не звонил, либо оперативный был в «измене». Уже около 22.00 уже оперативный ГШ обзванивал округа и предупреждал, чтобы там ждали важную шифровку, но Болдин, возможно, звонил раньше в штаб округа…

 

«Многим офицерам и генералам штаба округа, в том числе и мне, как заместителю командующего войсками Западного особого военного округа, доводилось часто бывать в приграничных гарнизонах, знакомиться с обстановкой на месте. Имевшиеся данные говори-

55

ли о том, что немецкое командование ведет активную подготовку к войне против Советского Союза. О результатах своих поездок в войска и на границу я подробно докладывал командующему войсками округа генералу армии Павлову Д.Г.. Не раз такой доклад вызывал упреки Павлова: “Иван Васильевич, пойми меня. В Москве лучше нас с тобой знают военно-политическую обстановку и наши отношения с Германией”.

Вспомнилось, как совсем недавно начальник штаба округа генерал-майор Климовских В.Е. в моем присутствии пытался доложить ему план мероприятий по повышению боевой готовности войск. Павлов вспылил, отбросил рукой карту и резко сказал: “Война возможна, но не в ближайшее время. Сейчас надо готовиться к осенним маневрам да принять меры, чтобы какой-нибудь паникер на немецкие провокации не ответил огнем...”

Стараюсь уяснить, чем вызвано у Павлова такое пренебрежительное отношение к донесениям разведки. Может быть, это только внешне? Возможно, он прав, а я проявляю излишнюю нервозность? Ведь командующий ежедневно разговаривал по прямому проводу с Москвой. Он, конечно, более полно, чем я, ориентирован в обстановке.

Беспокойство не проходило. А что если эти передвижения немецких войск к границе, о которых сообщили Кузнецов и разведчики, не провокация, а начало войны? И словно в ответ резко прозвучал телефонный звонок. Оперативный дежурный передал мне приказание немедленно явиться  в штаб. Через пятнадцать минут я вошел в кабинет командующего и застал там члена Военного совета корпусного комиссара Фоминых А.Я. и начальника штаба генерал-майора Климовских В.Е.

– Что случилось? – спрашиваю генерала армии Павлова.

– Сам как следует не разберусь. Несколько минут назад звонил Кузнецов. Говорит, что немцы нарушили государственную границу на участке от Сопоцкина до Августова, бомбят Гродно. Проводная связь с частями нарушена. Две радиостанции разбиты. Перед твоим приходом повесил трубку Голубев. Звонил также Сандалов. Сообщения невероятные... Немцы бомбят...»

 

Похоже, Болдина вызвали в штаб только после 4.00 утра.

 

«Наш разговор прервал телефонный звонок из Москвы. Павлова вызывал Нарком О6ороны Маршал Советского Союза Тимошенко С.К. Командующий доложил обстановку. Вскоре опять позвонил генерал Кузнецов: немцы продолжают бомбить.

56

По многочисленным каналам в кабинет командующего стекаются все новые и новые сведения, одно хуже другого. Наша разведка сообщила, что с рассветом 22 июня против войск Западного фронта перешли в наступление более тридцати пехотных, пять танковых и две моторизованные немецкие дивизии.»

 

Тут по Болдину не ясно – разведка ЗапОВО смогла уже в первые же часы выяснить, что на округ прет 30-ть пехотных и 5-ть танковых с 2-мя моторизованными дивизиями, или они об этой армаде все же знали еще до нападения?! Увы – получается, что знали именно до нападении об этих силах. Ведь выявить их так точно утром, через пару часов после нападения – вряд ли смогли бы.

 

«Все чаще нарушается связь с армиями. После нескольких безрезультатных попыток связаться со штабом 10-й армии Павлов обратился ко мне:

– Голубев один раз позвонил, и больше никаких сведений нет. Сейчас полечу туда, а ты оставайся здесь вместо меня.

– В сложившейся обстановке командующему войсками округа нельзя уезжать из штаба, – возразил я.

– Вы, товарищ Болдин, – перейдя на официальный тон, сказал генерал армии, – первый заместитель командующего. Предлагаю заменить меня в штабе. Иного решения в создавшейся ситуации не вижу.

Докладываю Павлову, что вернее будет, если я полечу в Белосток. Павлов не соглашается, нервничает.

А тем временем поступают новые донесения. Немецкие самолеты продолжают бомбить наши аэродромы, города Белосток и Гродно, Лиду и Цехановец, Волковыск и Кобрин, Брест и Слоним и другие. Много наших самолетов, не успев даже подняться в воздух, было уничтожено в первые же часы войны. Местами отмечаются действия немецких парашютистов.

Через некоторое время снова звонит маршал Тимошенко. Так как Павлов в это время вышел из кабинета, докладывать обстановку пришлось мне. Я сообщил, что немецкие самолеты продолжают с бреющего полете расстреливать советские войска, мирное население. На многих участках противник перешел границу и продвигается вперед. Внимательно выслушав меня, маршал Тимошенко говорит:

– Товарищ Болдин, учтите, никаких действий против немцев без нашего ведома не начинать.

57

– Как же так, – кричу в трубку, – наши войска вынуждены отступать, горят города, гибнут люди....

– Иосиф Виссарионович считает, что это, возможно, провокационные действия некоторых германских генералов.

Я очень взволнован. Мне буквально трудно подобрать слова, которыми можно было бы передать то положение, в котором мы оказались.

Разговор с маршалом Тимошенко продолжается.

– Приказываю самолетами вести разведку не далее шестидесяти километров, – говорит Нарком.

– Товарищ маршал, нам нужно действовать. Каждая минута дорога. Это не провокация. Немцы начали войну!

Настаиваю на немедленном применении механизированных стрелковых частей и артиллерии, особенно зенитной. В противном случае дело обернется плохо. Но Нарком, выслушав меня, повторил прежний приказ.

Получаю согласие Наркома на вылет в Белосток в штаб 10-й армии, с которой нет связи, для выяснения обстановки и оказания помощи на месте.

Я передал Павлову содержание разговора с Наркомом Обороны и сообщил, что он разрешил мне лететь на Белосток. До моего вылета командование и штаб принимали все меры по восстановлению нарушенного управления войсками.

<…>

Направляемся в Белосток, до которого около 35 километров.

На окраине Белостока горят склады с бензином и зерном. Население поспешно покидает город. Наконец добрались до штаба. Здесь только начальник тыла. Говорит, что командующий и основной состав штаба выехал на КП. Получаем данные о его месторасположении и направляемся туда.

Проехав около двенадцати километров на юго-запад от Белостока, мы заметили небольшой лес. На его опушке и расположился КП 10-м армии: две палатки, в каждой по деревянному столу, несколько табуреток. На одном из столов – телефонный аппарат. Поодаль от палатки – машина с радиостанцией. Вот и весь командный пункт. Было около 19 часов. Близился закат.

Меня встретил генерал-майор Голубев К.Д. с группой штабных офицеров. Спрашиваю, почему от него в штаб округа не поступило

58

почти никаких сведений. Оказывается, проводная связь нарушена, а радиосвязь наладить не могут.

Нападение врага с воздуха, доложил Голубев, застигло войска армии в лагерях и казармах. Потери большие, особенно в 5-м корпусе, на который навалилось три армейских корпуса противника. Идут тяжелые бои.

<…>

Голубев молчит. Склонился над картой, тяжко вздыхает.

– У нас замечательные люди – волевые, преданные, выносливые, – снова заговорил он. – Но боеприпасов мало, авиация и зенитная артиллерия понесли большие потери. Горючее на исходе.

– Насколько мне известно, товарищ Голубев, у вас было достаточно горючего. Куда оно девалось?

– Уже в первые часы нападения вражеская авиация подожгла многие склады горючего на аэродромах и в других местах. Они до сих пор горят. На железных дорогах немцы уничтожили цистерны с горючим зажигательными пулями.

После короткой паузы Голубев продолжает:

– Тяжело, Иван Васильевич. Очень тяжело. Наши части понесли большие потери от первого налета, находясь в лагерях и казармах. Теперь они героически дерутся за каждый метр земли, но вынуждены отступать, оставляя одну позицию за другой. Пехота противника при поддержке авиации и танков быстро продвигается вперед.

Я посмотрел на Голубева. Он высок, атлетического сложения, богатырской силы, имеет большой жизненный и военный опыт, в округе был на хорошем счету. Что же с ним произошло? Неужели пошатнулась вера в свои силы у этого волевого человека? Нет, этого быть не может. Просто овладела им тревога. Ведь при всем старании остановить вражескую лавину ему не удалось. Я прекрасно понимал это, ибо сам испытывал такие же чувства.…» (ВИЖ №4, 1961г., с. 64-67. Глава из подготавливаемой к печати Военным издательством книги «Страницы жизни» в литературной записи Палея А.С.)

 

Как видите, звонков было всего два от наркома утром 22 июня в Минск, по крайней мере, Болдин тут только о двух упоминает, и Тимошенко ничего о запрете применять артиллерию и тем более от имени Сталина не говорил. Он говорит об ответных действиях против немцев – а это уже не ответный огонь как таковой, а именно действия самих войск.

59

Также тут Болдин не упоминает о приказе ГШ на ввод ПП – «приказ немедленно ввести в действие „Красный пакет”, содержавший план прикрытия государственной границы». О котором напишет позже в книге. И укажет примерное время – после 4 часов утра уже. Который на самом деле был, и – до нападения.

Однако Тимошенко тут вот что творит.… Вечером 21 июня Жуков обзванивал округа и предупреждал их, что в ночь возможно нападение и таким образом давал команду быть в готовности к этому. Т.е. фактически Жуков вечером 21 июня еще раз продублировал приказ о повышении боевой готовности! В 10 часов Жуков же дает указание через оперативного дежурного ГШ – всем быть в штабах и ждать важной шифровки. Около 23 часов Тимошенко сам же дает наркому ВМФ Н.Г. Кузнецову разъяснения, что будет уже точно война, хотя возможны именно провокации перед нападением. И Тимошенко также дает указание-разрешение адмиралу Кузнецову, что огонь открывать по напавшему врагу можно. Но тут , в Минск Тимошенко Болдину около 4.00 утра несет ахинею о «провокациях». Как перед этим и Павлову в 1 час ночи предлагал собраться утром в штабе округа, если «что-то случится неприятное».

Получается – нарком обороны у нас чудеса творил чудные в эту ночь?! Но ведь в этом жуковы обвиняли именно Сталина – якобы войскам дается указания не поддаваться на провокации, но запрещается приводить их в б.г. …

 

Эта статья Болдина вышла в апреле 61-го, и видимо для книги Болдину и «предложили» немного «скорректировать» о звонках Тимошенко и самое важное – вставить байку о том, что Тимошенко давал команду не применять оружие, артиллерию, и «виноват» в этом – Сталин! Для чего? А запрет применять артиллерию шел на самом деле на местах – от павловых-кирпоносов и ниже – от командующих армиями и корпусов. И он явно был самовольным. Но ведь генералы наши ни в чем «невиноватые» и благодаря Жукову и Хрущеву – уже «реабилитированы»! Также Болдин в этой статье не показывает, что округа получали приказ ГШ на вскрытие «красных» пакетов! А ведь это важный момент. И дальше мы увидим, что именно в ЗапОВО и вскрывали свои «пакеты» и именно – до нападения еще – около 2-3 часов ночи!

Есть и другой подобный факт вброса этой фальшивки – о «запрете» применять ответный огонь. От 1969 года. Его привел в своем

60

многотомном исследовании «22 июня. Блицкриг предательства. От истоков до кануна» (М. 2012 г., с. 656) А.Б. Мартиросян:

«… звонок раздался около полуночи. Трубку взял командующий КОВО генерал-полковник М.П. Кирпонос. Звонил дежурный генерал наркомата обороны (оперативный дежурный НКО – К.О.). Он передал, что в соответствии с приказом наркома обороны ему поручено передать Кирпоносу, что в 4.00 22 июня 1941 г. ожидается переход германскими войсками государственной границы. Одновременно дежурный генерал сообщил Кирпоносу, что нарком обороны приказал привести войска округа в боевую готовность, выдать боеприпасы, но огня по противнику до особого указания не открывать, границу не переходить. (Вакуров И., Андреев Г. Генерал Кирпонос. М. 1969, с. 63)»

Как видите, в 1969 году Вакуров и Андреев повествуя о Кирпоносе (в героических тонах, конечно же) прямо указали, что около полуночи ему сообщили, что война начнется в 4.00 утра и что ему при этом передавали приказ наркома – «привести войска округа в боевую готовность, выдать боеприпасы». С некоторыми вполне разумными на тот момент ограничениями. В полночь Кирпоносу действительно звонил начальник ГШ Жуков. Однако – никакого запрета от Сталина утром 22 июня на открытие огня артиллерией не было. Но Вакуров и Андреев в 1969 году запускают байку – о запрете на открытие огня. И ведь байка о таком запрете Сталина и гуляет до сих пор.

Кстати, в эти же примерно годы свои «мемуары» начал писать и Н.С. Хрущев. Который также выдал, что мол, Сталин запрещал ответный огонь в ту ночь…

«Когда мы получили сведения, что немцы открыли  огонь, из Москвы  было дано указание не отвечать огнем. Это было странное указание, а объяснялось оно так: возможно, там какая-то диверсия местного командования  немецких войск или какая-то провокация, а не выполнение директивы Гитлера. Это говорит о том, что Сталин настолько боялся войны, что сдерживал наши войска, чтобы они не отвечали врагу огнем. Он не верил, что Гитлер начнет  войну, хотя сам не раз говорил, что Гитлер, конечно, использует ситуацию, которая у него сложилась на Западе, и может напасть на нас.

Это свидетельствует и о том, что Сталин не хотел войны и поэтому уверял себя, что Гитлер сдержит свое слово и не нападет на Советский Союз. Когда мы сообщили Сталину, что враг уже бомбил Киев,

61

Севастополь и Одессу, что не может быть и речи о локальной провокации немецких военных на каком-то участке, а что это действительно начало войны, то только тогда было сказано: "Да, это война, и военным надо принять соответствующие меры". Да ведь так или иначе, но раз в них стреляют, они вынуждены отвечать. …» (Н.С. Хрущев. Воспоминания. Кн 1. – М.: "Московские Новости", 1999. – с. 301).

Мемуары Хрущева вышли сначала в США и в начале 1970-х годов. Однако «мемуары» Болдина вышли именно при Хрущеве. Который, на пару с Жуковым, и провел реабилитацию «невинно репрессированных» генералов июня 41-го. Ну а тупое вранье в адрес Сталина у Хрущева вообще было бзиком…

 

Фразу «Ставлю в известность вас и прошу передать Павлову, что товарищ Сталин не разрешает открывать артиллерийский огонь по немцам» от якобы Тимошенко Болдин в 1961 году, скорее всего, вставил по «просьбе» цензоров. И в итоге и Сталина оболгали, и Тимошенко выставили чуть не изменником. Но в реальности нарком действовал вполне разумно и в первые минуты он ставит задачу, прежде всего, разобраться в обстановке, и не начинать ответные полномасштабные действия по нанесению ударов по Германии. И тем более сходу мехкорпусами. Но никаких запретов для артиллерии по вторгшемуся врагу нет – нарком вообще о другом говорит.

А вот слова Сталина Жукову и Тимошенко, – мол, немецкие генералы и свои города бомбить могут ради провокаций, похоже, могли быть на самом деле. Дело в том что «Воспоминания и размышления» Г.К. Жукова регулярно переиздаются и с каждым разом в них появляются «дополнения» отсутствующие до этого в первых изданиях маршала. Вот что появилось в очередном переиздании Жукова, как дополнение из «черновиков» (выделено жирным):

«В 4 часа 30 минут утра мы с С.К. Тимошенко приехали в Кремль. Все вызванные члены Политбюро были уже в сборе. Меня и наркома пригласили в кабинет.

И.В. Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руках не набитую табаком трубку.

Мы доложили обстановку. И.В. Сталин недоумевающе сказал:

— Не провокация ли это немецких генералов?

— Немцы бомбят наши города на Украине, в Белоруссии и Прибалтике. Какая же это провокация... — ответил С.К. Тимошенко.

62

— Если нужно организовать провокацию, — сказал И.В. Сталин, — то немецкие генералы бомбят и свои города... — И, подумав немного, продолжал: — Гитлер наверняка не знает об этом.

— Надо срочно позвонить в германское посольство, — обратился он к В.М. Молотову. …» (Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. В 2 т. — М.: Олма-Пресс, 2002г.)

 

Говорил ли Сталин что-то о Гитлере на самом деле в эти минуты? Кто его знает – Жуков еще тот сочинитель. Но вот слова о провокациях немецких генералов возможно и были сказаны – Жуков о них помянул еще в том самом незачитаном письме на Пленум ЦК КПСС в 1956 году. При Хрущеве. Болдин в 1961 году тоже написал об этом в первоначальном варианте, но в книгу это не вошло, Жуков также возможно это писал в оригинале, но слова о провокациях немецких генералов также могли убрать в 1969 году в первом издании. Хотя какое еще могло быть «недоумение» у Сталина о «провокациях немецких генералов», если он сам утверждал директиву о приведении в полную б.г. за 6 часов до этого в которой указывалось, что будет нападение, и оно может начаться с провокаций на границе… А также Сталин тем более, зная, что в округа ушел приказ Тимошенко о приведении в полную б.г. точно не стал бы «недоумевать» услышав о нападении – в 4 часа.

Конечно, запрет отвечать огнем на провокации – вполне был. В директиве «б/н» от 22.20 21 июня. Но данная директива вовсе не запрещала расстреливать врага который пересек границу. Так что, Директвиа «б/н» запрета на ответный огонь не несла точно. Она запрещала пересечение границы и не более, но подробнее о ней – чуть позже.

В общем, нужны фотокопии самих черновиков мемуаров Жукова по этим событиям. А также тексты исходящих телеграмм ГШ в ту ночь.

 

Но зачем ввели в оборот через Болдина  (и прочие «защитники» Кирпоноса) это вранье о запрете на открытие огня? Так ведь виновные и расстрелянные были к этому времени уже «реабилитированы», остальные отделались за 22 июня «легким испугом», но все же помнят, что им запрещали вести ответный огонь, и шел он вроде как от командиров на местах и в том же КОВО все указывает на Кирпоноса. Но как доказать что они не были ни предателями ни саботажниками или перестраховщиками? Все просто – сочини байку, что это шло от «тирана» и озвучивал это якобы нарком – и все встанет «на свои места». И пускай это будет исходить от вроде вполне приличного генерала, отмеченного Сталиным в приказе еще летом 41-го как достой-

63

ного командира, который вывел из окружения свои войска! Болдину предложили вставить это вранье о Сталина в книгу, и он не отказался. И чуть далее мы и увидим на ответах генералов, кто им давал запрет на открытие огня на самом деле.

Но самое интересное – в книгу не попала такая деталь описания поведения Павлова Болдиным в статье: «Вспомнилось, как совсем недавно начальник штаба округа генерал-майор Климовских В.Е. в моем присутствии пытался доложить ему план мероприятий по повышению боевой готовности войск. Павлов вспылил, отбросил рукой карту и резко сказал: «Война возможна, но не в ближайшее время. Сейчас надо готовиться к осенним маневрам да принять меры, чтобы какой-нибудь паникер на немецкие провокации не ответил огнем...»…». А еще в этой статье Болдин показал, что разведка округа вполне четко отслеживала развертывание немецких войск и вычислила, что немцы вышли на исходные для нападения. Но Павлов даже не желал рассматривать «План мероприятий по повышению боевой готовности войск округа», а ведь это его прямая обязанность. Так что как видите именно павловы и занимались расхолаживанием подчиненных, а точнее явным саботажем своих обязанностей и ослаблением мобилизационной и боевой готовности вверенных им войск. В чем их потом и обвинили на следствии…

 

Вот что показал сам Павлов в первом протоколе допроса 7 июля, заявив, что после 4 часов утра он докладывал наркому обстановку: «Всё, о чём доложили мне командующие, я немедленно и точно доложил народному комиссару обороны. Последний ответил: „Действуйте так, как подсказывает обстановка”» (к этому протоколу мы еще вернемся…).

Т.е. – никаких запретов на применение оружия Павлов, да и никто из командующих других округов, от наркома не получал.

Однако мы еще не раз столкнемся с этим запретом по артиллерии...

Но самое интересное у Болдина это то, как Павлов пытался ранним утром 22 июня, сразу после нападения, уехать из штаба округа-фронта в 10-ю армию, в Белосток, к линии фронта, командовать армией:

«Павлов обращается ко мне:

— Голубев один раз позвонил, и больше никаких сведений из десятой армии нет. Сейчас полечу туда, а ты оставайся здесь.

— Считаю такое решение неверным. Командующему нельзя бросать управление войсками, — возражаю я.

— Вы, товарищ Болдин, — переходя на официальный тон, говорит Павлов, — первый заместитель командующего. Предлагаю остаться вместо меня в штабе. Иного решения в создавшейся ситуации не вижу.

Я доказываю Павлову, что вернее будет, если в Белосток полечу я. Но он упорствует, нервничает, то и дело выходит из кабинета и возвращается обратно.

Снова звонит маршал С. К. Тимошенко. На сей раз обстановку докладываю я. Одновременно сообщаю:

— Павлов рвётся в Белосток. Считаю, что командующему нельзя оставлять управления войсками. Прошу разрешить мне вылететь в десятую армию.

Нарком никому не разрешает вылетать, предлагает остаться в Минске и немедленно наладить связь с армиями». (Страницы жизни. М.,1961г., с. 85. Есть в интернете.)

 

Так и хочется назвать эти действия Павлова «странными» – рвался армией командовать (как Кузнецов, остался в 11-й армии в ПрибОВО) вместо того, чтобы руководить всем фронтом-округом. Может, в плен торопился попасть?

По вопросу кто и как давал запрет на открытие огня мы поговорим чуть позже, а пока закончим со временем прихода «Директивы б/н» в округа…

64

 

О времени поступления «Директивы б/н» в округа говорят и документы. Один из них был составлен примерно в конце августа 41-го замначштаба Западного фронта генералом Маландиным, который и «контролировал» отправку этой директивы («приказ наркома») в западные округа в ночь на 22 июня из ГШ (сокращено и подчеркнуто мною – К.О.). Обратите внимание, что никаких двусмысленностей в описании событий 22 июня и того, что требовалось «Директивой б/н», в 41-м не было:

 

«Из журнала боевых действий войск Западного фронта за июнь 1941 г. о группировке и положении войск фронта к началу войны¹

22 июня 1941 г. Около часа ночи из Москвы была получена шифровка с приказанием о немедленном приведении войск в боевую готовность на случай ожидающегося с утра нападения Германии.

Примерно в 2 часа – 2 часа 30 минут аналогичное приказание было сделано шифром армиям, частям укреплённых районов предписывалось немедленно занять укреплённые районы.

По сигналу „Гроза” вводился в действие „Красный пакет”, содержащий в себе план прикрытия госграницы.

Шифровки штаба округа штабами армий были получены, как оказалось, слишком поздно, 3-я и 4-я армии успели расшифровать приказания и сделать кое-какие распоряжения, а 10-я армия расшифровала предупреждение уже после начала военных действий. <…>

Войска подтягивались к границе в соответствии с указаниями Генерального штаба Красной Армии.

Письменных приказов и распоряжений корпусам и дивизиям не давалось.

Указания командиры дивизий получали устно от начальника штаба округа генерал-майора Климовских. Личному составу объяснялось, что они идут на большие учения. Войска брали с собой всё учебное имущество (приборы, мишени и т. д.) <...>

Заместитель начальника штаба Западного фронта генерал-лейтенант Маландин

Старший помощник начальника оперативного отдела майор Петров

(Ф. 208, оп. 355802с, д. 1, лл. 4–10.)

65

Примечания:

¹ Журнал боевых действий войск Западного фронта составлен в августе-сентябре 1941 г., вследствие чего некоторые события и положение отдельных соединений могут оказаться приведёнными не точно. Положение соединений, уточнённое по другим документам, отражено на схеме 1.» (Сайт «Боевые действия Красной армии в ВОВ», легко находится в интернете.)

 

Обратите внимание, Маландин показывает, что к 3 часам Павлов отправляет в армии и некий сигнал «Гроза». Которым «вводился с действие „Красный пакет”, содержащий в себе план прикрытия госграницы». К сожалению Маландин не указывает – делал он это по указанию-телеграмме-директиве НКО и ГШ или по «личной» инициативе»! Ведь в «Директиве б/н» Москвы нет ничего о вводе ПП и на вскрытие «красных» пакетов! И в опубликованной директиве «№1» по ЗапОВО от 2.25 тоже нет ничего о вводе в действие «красных» пакетов! Т.е. этот «ввод в действие красного пакета» точно не связан с директивой «б/н».

Павлов «проявил личную инициативу» в этом? Или – он ввел ПП в ЗапОВО в 2.30 все же по некой отдельной директиве Москвы?!

 

Насколько сегодня известно, к вечеру 22 июня на вскрытие мобилизационных «пакетов» в ЗапОВО из Генштаба действительно пришел сигнал «Гроза» и об этом еще в 2000 году писал генерал М.Гареев: «Бунич пишет об "операции "Гроза", которой просто не существовало, и поэтому Сталин не мог ее 16 мая 1941 г. утверждать. "Грозой" был назван условный сигнал для введения в действие плана мобилизации.» («Независимое военное обозрение», 23.06.2000г. «Правда и ложь о начале войны»). Другие округа получали сигналы на мобилизацию другими условными словами. Однако в ЗапОВО, похоже, точно таким же «словом» обозначали и ввод в действие своего, окружного Плана прикрытия. Жаль Маландин, указав время отдачи этого сигнала по округу, не показал – по чьей же команде Павлов это сделал? Ведь если такой приказ пришел из ГШ, то Маландин тем более обязан был знать о нем – ведь он его бы и отправлял из ГШ в округа. По Болдину – это было после нападения уже… Но по Маландину – это было именно около 2-3 часов ночи еще! И это точно было не связано с директивой «б/н» – о вводе полной б.г.

После Оперуправления ГШ Маландин с 30 июня до 10 июля был начштаба Западного фронта. С 10-го по 21-е июля – начштаба Западного направления.. После 21-го июля (после суда и расстрела Павлова

66

21-22 июля) Маландин понижен до замначштаба Западного фронта, а после Вязьмы, в октябре 1941-го – снят и с этой должности. Проходил по Делу начальника ВОСО генерала Трубецкого как свидетель минимум – «ТРУБЕЦКОЙ Николай Иустинович 1890 года рождения, бывший член ВКП/б/ с 1919 года, из дворян. До ареста – начальник ВОСО Красной Армии, генерал-лейтенант технических войск. Арестован 11/VII-1941 года. По антисоветской деятельности был связан со СМОРОДИНОВЫМ, ИВАНОВЫМ, МАЛАНДИНЫМ, КАЩЕЕВЫМ-СЕМИНЫМ, АППОГА, ЦИФЕРОМ и др.» (АП РФ, оп.24, д. 378, л. 198)

Как отправлявший «Директиву б/н» из ГШ в округа, Маландин указал точное время приёма её в Минске – «около часа ночи». Однако многие любители истории и «исследователи» продолжают считать что т.н. «Директива №1» пришла в Минск только в 1.45 – ведь на Павловской директиве из «яковлевского» сборника указано: «...Имеются пометы: „Поступила 22 июня 1941 г. в 01-45”, „Отправлена 22 июня 1941 г. в 02-25–02-35”...». На директиве из СБД № 35 за 1958 год нет времени поступления, стоит только: «Отправлен 22 июня 1941 г. в 2 часа 25 минут...», и это время отправки уже павловской директивы-приказа в армии округа. В ВИЖ № 5 за 1989 г. в статье «Первые дни войны в документах» (с. 44), приводится вариант «Директивы № 1», который точно соответствует варианту из СБД № 35 от 1958 года. Только архивные данные за эти годы поменялись с совсекретных – на обычные. В начале текста в ВИЖе первая фраза указана так: «Приказ Народного Комиссара Обороны СССР № 1*». В СБД № 35 от 1958 года эта фраза показана так: «Передаю приказ Народного Комиссара Обороны для немедленного исполнения». А в «сборнике Яковлева»: «Передаю приказ Наркомата обороны для немедленного исполнения». Но в конце текста «Директивы № 1» из ВИЖ стоят пометки, отличные и от СБД № 35 и от «яковлевского варианта»: «*Поступил в штаб Западного особого военного округа 22 июня 1941 г. в 0 ч 45 мин. Отправлен в войска 22 июня 1941 г. в 2 ч 25 мин.–2 ч 35 мин.». И как уверяет исследователь С.Чекунов, данная директива действительно поступила в Минск в «1.00».

 

На сайте МО РФ «Документы. Накануне войны» директива Павлова в армии ЗапОВО выложена – на бланке «шифровального отдела штаба ЗапОВО»:

67

«Совершенно секретно

снятие копий запрещается

экз. №______ Исх №5203 – 5206

ШИФРОВКА № ____  Поступила 22.6. 01.45 Отправлена 22.6  02.25 02.35

_____ подана _______ принята ________».

 

Эти пометки времени поступления и отправки написаны от руки. Но не там где положено – в «графах» «подана», «принята». А на полях шифровки. Также нет подписи и офицера шифровальщика – как положено. Указано только от руки – «Отпечатана в одном экз. Капитан (подпись неразборчива) 22.6.41».

Так вот – это подлинная шифровка Павлова в армии округа, имеющая подписи его и Климовских. Отправлять ее начали в армии – в 2.25-2.35, а «поступила» она – действительно в 01.45.

В 1998 году, в «малиновке» эта директива Павлова была опубликована, и там указали реквизиты – «ЦА МО РФ. Ф.208. Оп.2513. Д.71. Л.69. Машинопись. Имеются пометы: "Поступила 22 июня 1941 г. в 01-45", "Отправлена 22 июня 1941 г. в 02-25 - 02-35". Подлинник, автограф.».

Т.е. – то, что выложено сейчас на сайте МО РФ и публикация  от 1998 года – вроде как идентичны. Но – по этим «пометкам» в публикации в «малиновке» и пошла гулять байка – что пришла директива «№1» из Москвы в Минск – в 1.45 22 июня. И именно так это и пишут историки – от официоза до «резунов».

Однако – те, кто работал со спецсвязью в армии – глядя на эту «шифровку» в оригинале, вам сразу и однозначно скажут – время «поступления» 1.45 это не время прихода директивы «б/н» в Минск из Москвы. А, это время когда текст подготовленный Павловым на основании московской директивы – поступил в Шифровальный отдел штаба округа! О чем и написали потом шифровальщики на бланке – как и положено. А также они показали – в какое время директива Павлова пошла в армии ЗапОВО.

Т.е. – Павлов написал свой текст, его в 1.45 получили шифровальщики, полчаса его шифровали, и с 2.25 начали передавать в армии округа. И любой военный и тем более связист, глядя на оригинал этой директивы Павлова – вам скажет только это – 1.45 – это время когда эту директиву отдали в ШО ЗаОВО.

68

Ну, а «отмотав назад» вполне можно «вычислить» и время прихода  директивы «б/н» из Москвы в Минск…

Павлов отдает в ШО готовый текст – в 1.45. Ему надо было время его написать – ведь он не копию отдал шифровальщикам, а свой текст – совместив пару пунктов. Т.е. – минут 15 он его писал точно, а значит, ему принесли текст директивы НКО и ГШ расшифрованным – около 1.30. Время на расшифровку такого текста (как и на зашифровку) – минут 30 уйдет точно. И таким образом – шифровальщики ЗапОВО получили директиву «б/н» из Москвы – около 1 часа ночи 22 июня.

Видите как все просто – когда изучаешь оригинальный документ, а не «публикации» … В конце концов, если бы «Приказ наркома» пришел в Минск в 01.45 22 июня, то его расшифровать надо было – это минут 30, затем написать новый, для округа и зашифровать его – еще минут 45 минимум. Итого – раньше 3.00 утра отправить в армии его не смогли бы точно… 

Фото директивы Павлова

 

 

В общем, на сегодня можно однозначно говорить, что в Минск «Директива б/н» пришла именно в 1 час ночи 22 июня. А вот в 2.30 Павлов ее передал уже в свои армии. Но самое важное – она именно о «немедленном приведении войск в боевую готовность»!!! Как показал Маландин. А также в это же время, в 2.30 ночи, по телефону Павлов давал указания в армии – вскрывать и свои «красные пакеты». И чуть позже мы это рассмотрим…

 

Главное отличие подлинного текста «Директивы б/н» и той, что выдал Павлов в армии в том, что Павлов совместив пункты «в)» и «г)» из «приказа наркомата», выкинул приказ о приведении ПВО округа в боевую готовность! Было – «в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточено и замаскировано; г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов». А стало – «в) все части привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов». С. Чекунов приводил на форуме «милитера» текст поступившей в Минск «Директивы б/н» («нескладность» текста – так в оригинале):

«) Противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительных подемов принятия мер. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;

69

 д) Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить».

 

(Примечание: Чекунов показывает время поступления директивы ГШ в Минск – «1.00-1.10». И он также показывает, что на входящей шифровке указано и время передачи текста из Генштаба в шифровальный отдел штаба ЗапОВО на расшифрование – «2.20». На этом Чекунов начал строить версии, что в штабе ночью не могли найти шифровальщика, но это конечно ерунда. Шифровальщик был на месте и скорее всего, произошла «описка» у самого шифровальщика – он поставил на бланке не 1.20 – как время получения им текста на расшифрование а – 2.20. Ведь мы точно знаем – после 1.30 Павлов по телефону уже лично обзванивал свои армии и ставил задачи – «привести в боевое состояние». Т.е. суть директивы НКО и ГШ «б/н» он знал к 1.30 точно.

Затем Павлов дает указание – сочинить свою окружную директиву – на основе директивы Москвы и в 1.45 текст попадает к шифровальщику штаба ЗапОВО. Минут 20 уходит на зашифрование и в 2.25 директива Павлова уходит в армии округа, о чем шифровальщик и поставил отметки, которые мы видим на фото этой директивы из ЦАМО. Т.е. – в 2.20 расшифровывать московскую директиву в Минске не могли т.к. расшифровали ее скорее всего – в 1.20…)

 

Т.е. Павлов получил из Москвы, пусть и с искажениями и ошибками в этих фразах (которые появились видимо от того что произошел некий сбой на линии связи при передаче шифрованного текста) в «п.г)», тоже что и другие округа – о ПВО отдельное указание было. И никакой особой нужды «совмещать» два пункта у ГШ не было. Впрочем, как уверяет С.Чекунов, Павлов отдал для ПВО отдельный приказ, и поэтому, мол, положение о нем в данную директиву не вошло. ПВО округа было собрано практически все под Минском на полигоне и в войсках своих зенитных средств практически не было…

Обратите внимание – для ПВО дается указание – приписной состав пока не поднимать. Ведь приписной состав начинают поднимать, только вскрыв «красные» пакеты. А директива «б/н» НКО и ГШ от 22.20 21 июня – пока только приводит войска в полную б.г. – но без мобилизации. И если Павлов действительно дал какие-то отдельные указания для ПВО в это время, то в принципе – для всех войск эта его директива запрещала поднимать еще приписных официально – начинать мобилизацию/

70

 

Так что – «Директива б/н», с «приказанием о немедленном приведении войск в боевую готовность» поступила в Минск именно к часу ночи. И Маландин точно указал, когда она пришла в Минск – именно около часа ночи Павлов и получил шифровку из Москвы с текстом этой директивы. Время «около часа ночи» Маландин сообщает в сентябре 1941-го, когда ещё шло следствие по «Делу Героев» и тот же Кленов, начштаба ПрибОВО на 22 июня, да и другие генералы-предатели ещё не были расстреляны. Так что врать было просто опасно, слова Маландина вполне подтверждаются документами, и, значит, данная директива пришла в Минск действительно «около часа ночи», в 1.00. И уж точно не рискнул бы Маландин в те дни врать – о чем была данная директива!

 

Сообщал об отправке «Директивы б/н» в округа оперативный дежурный Генштаба (об этом пишет маршал М. Захаров). Но если Оперуправление ГШ «В первом часу ночи на 22 июня» ... «обязали в срочном порядке передать поступившую от начальника Генерального штаба Г. К. Жукова подписанную наркомом обороны и им директиву», то офицеры-направленцы Оперативного управления также должны были звонить в округа. Именно «в первом часу ночи». Но из всего рассмотренного видно, что отправка (а значит и прием в западных округах) «Директивы б/н» из ГШ прошла все же с задержкой. Не в 0.30 она попала во все округа, как потом писали «Жуковы-Василевские», а около 0.30 ее только стали отправлять. Это уж потом мемуаристы сдвинули время отправки в округа на 0.30. А в 1941-м врать не стоило.

В Минск она пришла к 1.00, около 1.15 Павлову звонил нарком Тимошенко и в армии Павлов все же звонил по телефону и предлагал «привести войска в боевое состояние» около 1.30. А вот уже там тоже мудрили от души… некоторые командармы.

 Маландин, как человек, отправлявший эту директиву в округа, точно указал и суть данной директивы – это была «шифровка с приказанием о немедленном приведении войск в боевую готовность на случай ожидающегося с утра нападения Германии». О «немедленном»! И послевоенный вопрос № 3 именно так и ставился: «Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня?». Приведение в полную б.г. «немедленно», это значит – подъем войск по боевой тревоге и немедленно. И если нет ограничений – со вскрытием «красных пакетов» в том числе. Одна-

71

ко в директиве «б/н» были все же «ограничения», но раз Павлов стал после 2.30 давать команды вводить ПП, то значит следом за директивой «б/н» возможно пришла еще одна директива из Москвы – и на вскрытие «красных» пакетов – директива «№1».

Ведь если есть директива «б/н», от 22.20 21 июня, есть директива «№2» от 7.15 22 июня то должна быть и дирктива «№1» – и она и должна быть – директивой на вскрытие «красных» пакетов!

 

Но в округах, даже издав к 2.30 письменный приказ о приведении в боевую готовность, отправляли в армии его так, что там его получали уже под обстрелом, в 3.30–4.00. А в 10-й, в той самой, где были самые боеспособные части, и где начштаба был «настырный» генерал Ляпин, получили саму директиву только утром 22 июня. Точнее, ближе к обеду. Хотя при этом в 10-й поднимать стали свои дивизии в 2 часа ночи. И это объясняется вполне просто – по телефону все команды отдавались в этом округе…

Павлов в первом протоколе от 7 июля 1941-го дал такие показания: «Согласно указанию наркома я немедленно вызвал к аппарату ВЧ всех командующих армий, приказав им явиться в штаб армии вместе с начальниками штабов и оперативных отделов. Мною также было предложено командующим привести войска в боевое состояние и занять все сооружения боевого типа и даже недоделанные железобетонные...».

Тимошенко таких указаний Павлову не давал – он предлагал всего лишь утром собрать штаб округа. Но сам Павлов «предложил» «командующим привести войска в боевое состояние» именно после этого разговора и принятия и расшифровки «Директивы б/н» – примерно около 1.30 ночи. По телефону спецсвязи – ВЧ. После чего в 3-й и 10-й армиях свои войска командующие поднимать по тревоге вроде как стали. А вот в 4-й, что прикрывала Брест – точно нет.

А затем Павлов дает указание и на вскрытие «красных» пакетов (опять по телефону). О чем указал и Маландин…

Н.И. Бирюков, Член Военного совета 3-й армии ЗапОВО:

«В 2 часа ночи мы получили приказ командующего фронтом ввести в действие «Красный пакет», а еще через час, при передаче директивы Военного совета округа, связь прервалась». (Бирюков Н. И. Танки — фронту!  Служебные записки генерал-полковника танковых войск Николая Ивановича Бирюкова. — Смоленск: Русич, 2005г., с. 13)

72

Т.е., Павлов действительно получив и прочитав «Директиву б/н» в 1.30 ночи давал по телефону свои странные указания. После чего он издал свой письменный вариант директивы «№1» для округа и отправил ее в армии по телеграфу типа БОДО. И судя по всему, Павлов параллельно еще и по телефону давал указания около 2 часов ночи – вскрывать и «красные» пакеты. Но на каком основании Павлов это делал? Излишней инициативностью Павлов вроде не страдал и если стал бы давать команду вскрывать пакеты то, скорее всего именно по указанию Москвы!

Член военного совета 3-й армии пишет в мемуары, что Павлов вроде как в 2 часа ночи дал команду в 3-ю армию вскрывать «пакеты», т.е. поднимать армию по боевой тревоге, и его слова подтверждают и другие командиры – из соседних армий. Однако, к марту 1953 года  генерал-лейтенант Кондратьев А.К., начальник штаба 3А показал, что от Павлова было только: «3) Отсутствие распоряжений о приведении в боевую готовность войск».

Возможно, в этой армии если и поднимались дивизии какие-то по тревоге, то благодаря командарму и ЧВС? Возможно, Бирюков на старости лет в мемуары показал то, что они начали делать по тому звонку Павлова, еще в 1.30? Или попытался немного обелить Павлова, а заодно и командарма Кузнецова, который, получив около (после) 2 часов команду вскрывать пакеты не дал ее в корпуса на самом деле?

 

Вот что написал в своем письме своему другу, начальнику 16-го района авиационного базирования, генерал-майор в отставке, а 22 июня полковник Павел Петрович Воронов, начальник 14-го района ЗапОВО, Гродненская область, г. Лида: «…Немцы первый раз бомбили наш аэродром в 3 часа 14 минут, но полки были уже в воздухе. Все части находились в готовности № 1, которая, согласно вторичной телеграмме сверху, должна была быть отменена. Но у нас она не отменялась. Приказ о подъёме по тревоге в воздух был дан командующим 3-й армии генералом Кузнецовым В.И. Таким образом, первый налёт нам не причинил почти никакого урона…»

В этом районе базировалась 11-я САД приданной этой же 3-й армии, в которой начал воевать на пушечном И-16, в 122 ИАП разоруженном вечером 21 июня по команде Павлова и Копца, и генерал Долгушин. И в этой же САД утром 22 июня произошел и первый таран

73

на бомбардировщике в воздухе (подробнее об этой САД – «Сталин. Кто предал вождя накануне войны?», М. 2013г.).

Посыльный из штаба пришёл за полковником Вороновым «около двух часов. Первые выстрелы, по его словам, прозвучали уже спустя час, а спустя ещё десять минут первые бомбы посыпались на его аэродром». Однако в то время когда немцы начали бомбить аэродром, в 3.14 полки уже был в воздухе: «Немцы первый раз бомбили наш аэродром в 3 часа 14 минут, но полки были уже в воздухе». Т.е. – они были подняты по боевой тревоге минимум минут за 30-40 до налета. Около – 2.30-2.40! Ведь полкам надо какое-то время чтобы, получив сигнал тревоги прогреть моторы и подняться в воздух – всем. А это минимум полчаса потребует и тем более для авиадивизии, в которой около 200-т самолетов…

Данное письмо, это «черновики письма деда к своему старинному другу и сослуживцу полковнику Василию Васильевичу Смышляеву», которое  опубликовал его внук, Владимир Воронов, в июне 2012 года еще, в газете «Совершенно секретно», 5 Февраля, № 6/277, «Первый день войны». Как он пишет «Предназначалось письмо, разумеется, не для публикации: дед просто отвечал на вопросы своего товарища, просившего уточнить какие-то детали тех дней. Но отвечал обстоятельно, сделав несколько вариантов…».

 О чем написал генерал Воронов? Похоже, боевая тревога в 3-й армии была объявлена уже в 2 часа ночи, т.е., после того как Павлов дал такое указание в армии около 1.30 еще. А также генерал показал, что в боевую готовность ВВС действительно приводили, и было это точно 19-20 июня, а перед самым нападением, вечером 21 июня ее пытались отменить копцы – «Все части находились в готовности № 1, которая, согласно вторичной телеграмме сверху, должна была быть отменена».

Вот что пишет еще Вл. Воронов: «В апреле 1941 года ЦК ВКП (б) и СНК СССР приняли постановление о реорганизации системы тыла ВВС, в соответствии с которым территориальными органами тыла ВВС становились создаваемые районы авиационного базирования (РАБ) и батальоны аэродромного обслуживания (БАО). РАБ отвечал за снабжение боевых частей боеприпасами, горюче-смазочными материалами (ГСМ), за управление аэродромами, БАО, техническими аэродромными службами, подразделениями связи и автотранспорта. Упрощённо говоря, делали то, без чего невозможна была боевая работа: заправка самолётов горючим, смазочными средствами, сна-

74

ряжение боеприпасами, подготовка к вылету, обслуживание после вылета, ремонт самолётов и вооружения, эвакуация повреждённых самолётов, их ремонт и восстановление. Помимо этого – обслуживание и эксплуатация аэродромов, организация питания и быта лётного состава, медслужба, обеспечение полётными метеоданными. И разумеется, оборона аэродромов и охрана складов. В историческом формуляре 14-го РАБ записано: управление района «сформировано согласно директиве Командующего Зап.О.В.О. в г. Лида» 13 мая 1941 года (ЦАМО, фонд 20613, опись 1, дело 1, лист 2). В составе 14-го РАБ должно было быть четыре авиабазы, 16 батальонов аэродромного обслуживания, шесть автотранспортных рот, пять рот связи, четыре зенитные батареи (ЦАМО, фонд 20613, опись 1, дело 6, лист 61). Подчинялся РАБ непосредственно штабу ВВС округа. Фактически же к 22 июня 1941 года в наличии было четыре авиабазы, но лишь восемь батальонов. 14-й РАБ обслуживал тогда четыре авиаполка 11-й смешанной авиадивизии, а также, если подсчитать по документам, не менее восьми аэродромов: Лида, Желудок, Щучин, Лунна (Черлёна), Скидель, Новый Двор,  Лесище, Россь…»

Т.е., у одной только 11-й САД должно было быть готовых к боевому использованию 8 аэродромов – по два на каждый полк: один основной, один полевой, оперативный. И отвечал за их готовность командир 14-го района, подчинявшийся штабу ЗапОВО, штабу ВВС- Копцу, напрямую…

 

Немцы не только атаковали аэродромы с воздуха, но и пытались сначала захватывать их диверсионными группами – базовые аэродромы САД:

«Почти одновременно с первым налётом, на десять минут раньше, на аэродром Лида был произведён налёт диверсионной группы немцев в количестве 39 человек, одетых сверху в нашу форму, а под ней – в немецкую. <…>  Командир взвода (охраны авиабазы – К.О.) поднял взвод в атаку и ударом в штыки полностью уничтожил нападавшую группу. Все 39 человек нападавших были убиты. После этого случая командир дивизии отдал приказ всему командному составу выдать винтовки и патроны, организовав на подступах к аэродрому сторожевое охранение, что и было выполнено. В такой обстановке и начался первый день войны».

Т.е., если бы немцы смогли захватить аэродром, то воздушная атака была бы отменена по радио…

 

Но возвращаемся к докладной Маландина от августа 41-го…

75

Что ещё интересного можно найти в этой докладной? А это слова о том, как войска двигались к границе под видом «учений» еще до нападения. Что в этом интересного? Как раз то, как этот вывод проходил, и как это привело к дезорганизации войск в момент нападения. Ведь не только «личному составу объяснялось, что они идут на большие учения», и потому «войска брали с собой всё учебное имущество (приборы, мишени и т. д.)...». Это же сообщалось и командирам, и именно они давали команды подчинённым тащить с собой всякий хлам вместо лишней заправки или боекомплекта. Команда была выводить войска под видом учений, а выводили их уже павловы как на учения – как потом отмечали немцы – на маневры.

Воинскую часть можно привести в б/г, не выводя её из мест расположения (читайте определение степеней б/г и что надо делать для повышения б/г), – боеготовность повысили, т. е. отработали учебное мероприятие даже с «боевой» тревогой, а потом её и снизить можно. И если нет команды на вывод «в районы, предусмотренные» ПП, вскрывать «красные» пакеты, то на этом всё и закончится. Сыграют отбой и – «все в казармы, оружие чистить». Но выход в районы по ПП или даже в «Район сбора» – уже крайняя ситуация (а именно она и была в июне 1941 г.), и без приведения в б.г. осуществить такой выход войск нельзя. И то, что вывод в районы ПП проводится, – для любого командира должно быть сигналом, что дело идёт к войне. Ведь в район по ПП дивизии в полном составе не выводят никогда, ни на какие «учения»!

Так вот, Павловы и Кирпоносы не доводили командирам, что они идут в районы по ПП, – читайте Маландина и ответы генералов на вопрос № 2 Покровского. В итоге командиры не отрабатывали необходимые в этом случае обязательные мероприятия – не проводили рекогносцировок, тащили с собой учебное имущество... «В результате перегрузили свой автомобильный и конный транспорт лишним имуществом».

И если Павлову указали, что его войска идут в районы по ПП, и по этому указанию Павлову должно было быть понятно, что это не «учения», то Кирпоносу вообще указали прямо: «С войсками вывести полностью возимые запасы огнеприпасов» и ГСМ.

Как дальше у Павлова шло оповещение войск, можно еще раз посмотреть «Доклад командира 7-й танковой дивизии (6-го МК) генерал-майора С.В. Борзилова в Главное бронетанковое управление РККА от 4 августа 1941 г...». Эта дивизия, в составе 6-го мех-

76

корпуса, входила в состав 10-й армии ЗапОВО. Данный доклад в своих книгах цитирует и использует, как «доказательство» того, что РККА собиралась нападать первой на Германию, М.Солонин. Солонин, в отличие от более осторожного В.Резуна, пытается факт приведения в боевую готовность еще до нападения, 22 июня, представить, как подготовку к нападению на Германию. Наверное – 6 июля… или 23 июня… Впрочем, не стоит забывать, что у Резуна консультанты в Лондоне неглупые сидят, а Солонин сам чудит, «по личной инициативе».

Но точно также пытались приведение войск западных округов в СССР выдать за подготовку агрессии и недобитые немецкие генералы еще в середине 1970-х годов. Мол, Гитлер и Германия напали первыми на СССР, потому что защищались» от будущей агрессии Сталина. В августе. Так что те, кто пытается «доказывать» что СССР собирался напасть первым – не более чем адвокаты Гитлера (но об этом в отдельных книгах для «резунов»).

 

Солонин: «...22 июня в 2 часа был получен пароль через делегата связи о боевой тревоге со вскрытием „красного пакета”.

(Ещё одно подтверждение того, что боевая тревога на Западном фронте была объявлена ДО „внезапного нападения”. То же самое время получения приказа о вскрытии „красного пакета” с оперативным планом — 2 часа ночи 22 июня — содержится и в воспоминаниях командира 86-й сд 10-й армии Западного фронта полковника Зашибалова. — М. Солонин)

...Через 10 минут (в 2.10. – О. К.) частям дивизии была объявлена боевая тревога, и в 4 часа 30 минут части дивизии сосредоточились на сборном пункте по боевой тревоге...».

 

Т. е. дивизия Борзилова, а точнее 6-й мехкорпус 10-й армии получает нарочным приказ о боевой тревоге к 2.00, до того как в Минске в 2.30 подписали приказ наркома для армий – свою директиву «№1». Так что, Павлов не врал в протокол – «около часа ночи» он действительно сразу позвонил в армии по телефону: «Мною также было предложено командующим привести войска в боевое состояние...». Пакеты по этой «команде» вскрывать еще нельзя было, однако, похоже, уже комкор 6-го мк Хацкилевич, получив команду Павлова о приведении в «боевое состояние» проявил инициативу и дал команду вскрывать  и пакеты….

Команда Борзилову вскрывать «красный пакет» шла из штаба 6-го мк 10-й армии, но Ляпин и Голубев в 2 часа не получали еще

77

 команду от Павлова вскрывать «красные пакеты», до 2.30 примерно – они сначала получили команду ждать «подробностей», от Павлова. Ждали до 10 утра, хотя и подняли свои дивизии по тревоге со вскрытием «пакетов» – после того как Павлов дал на это указание около 2.30 по телефону. Так что, скорее всего Бирюков не «слукавил» пытаясь выгородить и обелить Павлова – похоже давал штаб ЗапОВО прямые команды на боевую тревогу и вскрытие «красных пакетов». Но не До 2 часов ночи, а около 2.30. А вот командир 6-го мк Хацкилевич дал команду в свои дивизии вскрывать пакеты именно по своей инициативе – в 2 часа!

 

Обожаю исследователей определенной нации. Как сказал о них В.М. Молотов – евреи ну очень неугомонный народ… (почти дословно). Неуемное желание «опровергать и разоблачать» по поводу и без (ты им «белое» а они тебе в ответ обязательно – «черное»), в итоге и дает свои положительные результаты. Не сиделось Солонину, захотелось разоблачить байку «официозную» что нападение было «внезапным» (т.е. якобы «неожиданным») для РККА-СССР и тем более в округах, и он показал, что до нападения даже «красные» пакеты вскрывали! Но – наверное, чтоб напасть первыми «6 июля», или «23 июня»… А в итоге – Солонин показал, что пакеты действительно вскрывались и – именно в связи «с ожидающимся нападением Германии с утра 22 июня».

 А вот с 86-й сд той же 10-й Армии Солонин немного сочиняет. Согласно воспоминаниям самого генерала Зашибалова, командир 86-й сд 10-й армии ЗапОВО не получал, увы, никаких приказов в 2 часа ночи. Он самостоятельно, действительно по личной инициативе поднял дивизию, а указание на вскрытие «красного» пакета он получил из корпуса чуть позже – после 2.30.

Смотрим полные «воспоминаниями» генерала Зашибалова, не вычленяя тут ответы про артиллерию или работу штаба дивизии – чтобы проще было читателю увидеть, как должен был командовать нормальный комдив:

 

«21 июня 1941 года на территории полковых участков обороны находились и вели оборонительные работы:

1-й и 2-й стрелковые батальоны 169 стрелкового Краснознаменного полка с одной полковой артиллерийской батареей в районе спиртоводочного завода Залесье, Глебмоче-Вельке, Пенки, Порцеле.

1-й стрелковый батальон 330 стрелкового полка с одной полковой батареей в районе Смолехи, Калиново, Хмелево, Домброва, которые

78

имели с собой по одному боевому комплекту боеприпасов и по пять суточных дач. Продовольствия.

К началу Великой Отечественной войны новая оборонительная полоса 86 стрелковой Краснознаменной дивизии на Государственной границе СССР построена и оборудована только на 50%. Огневая система в полковых участках обороны и районах обороны стрелковых батальонов и рот была только разработана на картах и схемах, притом только те стрелковые роты и стрелковые батальоны знали свои районы обороны, которые непосредственно строили и оборудовали их.

Остальные части дивизии и подразделения стрелковых и артиллерийских полков находились в лагерях по месту постоянной дислокации, по плану занимались боевой и политической подготовкой:

169 стрелковый Краснознаменный полк 2 ½ километра западнее гор. Чижев, в удалении от своего участка обороны от 20 до 40 километров.

248 стрелковый полк 6 ½ километров Юго-Западнее станции Шепетово в удалении от своего участка обороны от 30 до 40 километров.

 

248 и 383 артиллерийские полки к 21 июня 1941 года были на окружных сборах артиллерийских частей округа, в районе Красный Бор (Червоный Бор – К.О.), западнее города Ломжа на удалении от участков обороны стрелковых полков и подготовительных (подготовленных – К.О.) огневых позиций от 30 до 40 километров.

Отдельный артиллерийский зенитный дивизион был на окружных сборах зенитных частей в районе гор. Белосток, на удалении 130-150 километров от района боевых позиций.

21 июня 1941 года поверял выполнение 330 стрелковым полком план оборонительных работ в районе Смолехи, Хмелево, Домброва на Государственной границе. По окончании поверки в 20 часов, возвращаясь к месту дислокации штаба дивизии, посетил коменданта пограничного участка в Мяново, от которого узнал, что в течении ночей с 19 по 20 июня и с 20 на 21 июня 1941 года западнее станции Малкина-Гурна сосредоточилось до одного пехотного корпуса и в районе Острув-Мозовецки до двух пехотных дивизий с танками немецко-фашистских войск.

В течении последних дней наблюдением установлено – подход пехотных и пулеметных подразделений в населенные пункты, расположенные в 3-5 километрах западнее Государственной границы СССР.

79

Комендант пограничного участка считал, что вероятно немецко-фашистские части, расположенные в 8-20 км, западнее нашей Государственной границы проводят оборонительные работы и полевые учения.»

 

Думаю, Зашибалов в данном случае придумал за пограничника эти «полевые учения и оборонительные работы». В конце концов, «мнение» пограничника в данном случае не многого стоит. Он собирает в приграничной полосе разведданные на передвижения войск соседей (тогда уже пограничникам ставилась задача отслеживать сопредельную сторону до 400 км, что сегодня забито уже в уставы погранвойск) а уж что это – «учения» или подготовка нападения, решать не ему. Более важен сам факт такой информированности и пограничников о немецких войсках, и комдива соответственно. Так что в данном случае «мнение» коменданта отряда это не более чем пустой разговор. Тем более что после него Зашибалов и начал действовать «по-боевому»…

Но обратите внимание – в последние дни то, что немцы стали выводить непосредственно на границу личный состав, по любому вполне отслеживалось и становилось известно командирам…

 

«В 22 часа 21 июня 1941 года возвратился в штаб дивизии в гор. Цехоновец, откуда по телефону, с применением кодовой переговорной таблицы, доложил Командиру 5 стрелкового корпуса о выполнении плана работ и о полученных данных от коменданта пограничного участка о сосредоточении немецко-фашистских войск и проводимых ими полевых учениях.

Доложил Командиру корпуса, что в ночь с 21 на 22 июня 1941 года мной назначена боевая тревога для стрелковых полков и совершение марша каждым из их лагерного сбора на территорию полковых участков обороны.

Командир корпуса мою просьбу отклонил и не разрешил проводить ночное учение, а приказал провести это учение в последних числах июня месяца 1941 года.

В час ночи 22 июня 1941 года Командиром корпуса был вызван к телефону и получил нижеследующее указание – штаб дивизии, штабы полков поднять по тревоге и собрать их к месту расположения. Стрелковые полки по боевой тревоге не поднимать, для чего ждать его приказа.

В 1 час 10 минут 22.61941 года штаб дивизии был поднят по тревоге и собран для подготовки ночного учения по боевой тревоге.»

80

 

Это произошло после того как Павлов переговорив с Тимошенко (после его предложений собрать штаб округа утром) все же дал команду в армии «приводить войска в боевое состояние». Правда как оказывается, после его команды стали поднимать не войска, а только штабы. Однако уже в 2 часа ночи в 10-й армии, танковые дивизии начали поднимать по тревоге… Т.е. похоже на то, что в армиях сами командиры принимали меры и поднимали свои части именно по боевой тревоге. Но Зашибалов поднял свои штабы в 1 час ночи – по команде комкора, который дал указание – поднимать пока только штабы, но не сами полки…

 

«В 1 час 25 минут командиры стрелковых полков доложили, что штабы полков и штабы батальонов собраны и ждут дальнейших распоряжений. Кроме того командиры полков на транспортных автомобилях послали офицеров с приказанием в стрелковые батальоны, находящиеся на Государственной границе СССР с тем, чтобы поднять их по боевой тревоге и занять подготовленные районы обороны.»

 

Похоже, командир дивизии в данном случае начал действительно действовать по «личной инициативе» – Защибалов в 1.30 поднимает батальоны усиления границы, которые с начала мая уже торчат на границе, по тревоге. Чего от него не требовали пока еще...

 

«Начальнику штаба дивизии приказал связаться с пограничными комендатурами и заставами и установить, что делают немецко-фашистские войска и что делают наши пограничные комендатуры и заставы на Государственной границе СССР.

В 2.00. 22 июня 1941 года начальник штаба дивизии доложил сведения, полученные от Начальника Нурской пограничной заставы, что немецко-фашистские войска подходят к реке Западный Буг и подвозят переправочные средства.

После доклада начальника штаба дивизии в 2 часа 10 минут 22 июня 1941 года [я] приказал подать сигнал “Буря” и поднять стрелковые полки по тревоге и выступить форсированным маршем для занятия участков обороны в подготовленных на 50% дивизионной полосе обороны.»

 

Напомню – Зашибалов отработал свой план обороны и показал, что в его 86-й сд было общее условное слово-сигнал для всех полков его дивизии: «По боевой тревоге, сигнал “Буря”, вскрыть пакет и действовать согласно вложенных в него документов». Т.е., Зашибалов начал воевать уже в 2 часа ночи – отдав приказ выдвигаться

81

и своим полкам по ПП в районы обороны непосредственно на границу. И сделал он это на основании доклада своего нш, и на основании донесений от погранцов.

По «Докладу генерала Борзилова» в 7-й тд 6-го мк этой же 10-й А также в «2.00 22 июня через офицера связи был получен пароль о боевой тревоге со вскрытием «красного пакета». От комкора-6 Хацкилевича. В 2.10 и в дивизии Зашибалова была объявлена боевая тревога и к 4.30 дивизия выдвинулась в район сосредоточения.

 

«Командующему артиллерией дивизии полковнику БОЙКОВУ приказал с необходимым автомобильным транспортом, для переброски артиллерии на огневые позиции, выехать в район окружного сбора артиллерийских частей, поднять артиллерийские полки по боевой тревоге и к 6 часам 22 июня 1941 года вывести их в районы огневых позиций полковых и дивизионных артиллерийских групп.

Начальнику штаба дивизии штаб дивизии, штабы полков  батальонов со средствами связи на транспортных автомобилях к 4 часам 22 июня 1941 года вывести на подготовленные командные и наблюдательные пункты, где к приходу стрелковых полков организовать связь для управления оборонительным боем.

Разведывательному батальону дивизии в полном составе в 2 часа 30 минут 22 июня 1941 года выступить из района расквартирования в район Домброва, где сосредоточиться в 4.30 м. 22.6.41.

В 2 часа 40 минут 22.6.41 г. командиры стрелковых полков и начальник штаба дивизии доложили, что стрелковые полки и штабы выступили на территорию участков обороны согласно плану и приказу командира дивизии, изданному в конце мая 1941 года.»

 

Зашибалов говорит о приказе – Плане прикрытия для его дивизии отработанном им в конце мая и приказе, изданном тогда же и заложенном в «красные пакеты». Примерно так это выглядело:

«СОВ. СЕКРЕТНО

ОПИСАНИЕ БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ 8-го МЕХАНИЗИРОВАННОГО КОРПУСА с 22 по 29.6.41 г. Карта 200 000

1.По приказу командующего 26-й армией № 002¹ от 17.5.41 г. части 8-го механизированного корпуса в 5.40 23.6.41 г. были подняты по тревоге и к исходу дня, составляя резерв 26-й армии, сосредоточились в районе Чишки, Ваньковичи, Райтаревиче.

82

<…>

Командир 8-го механизированного корпуса генерал-майор РЯБЫШЕВ

Временно исполняющий обязанности начальника штаба 8-го механизированного корпуса подполковник ЦИНЧЕНКО

[18.7.41 г.⁶] № 00232

ЦАМО, Ф. 229, оп. 3780сс, д. 6, лл. 116-121

¹ Приказ в настоящем выпуске Сборника не публикуется. <…>

⁶ Дата установлена на основании препроводительного отношения.» (Сайт «Боевые действий Советской Армии»)

 

«Приказ командующего 26-й армией №002» от 17 мая 41-го – это и есть ПП этой армии КОВО

 И Зашибалов именно ПП и стал исполнять сразу после 2 часов. По своей личной инициативе.

 

Зашибалов: «В 2 часа 40 минут 22.6.41г. о принятом решении и отданных распоряжениях донёс Командиру корпуса. В два часа 40 минут 22.6.41г. отдал распоряжение дивизионному интенданту в случае начала войны с фашистской Германией, всё имущество с дивизионных и полковых складов отправить на ст. Бельск и откуда железнодорожным транспортом отправить его на окружные склады.

Свернуть лагерные участки полков и отдельных частей, лагерное имущество использовать для батальонных, полковых и дивизионных медицинских пунктов, штабов батальонов, полков и дивизий.

Кроме того указал ему, если создастся тяжёлая обстановка и противник будет угрожать захватом гор. Цехоновец, то всё имущество, которое останется невывезенным со складов дивизии и полков сжечь и не оставлять его врагу.

Указал дивизионному интенданту, что в район гор. Цехоновец должен прибыть штаб 113-й стрелковой дивизии и один стрелковый полк для занятия подготовленного участка обороны, командных и наблюдательных пунктов.

Инструктору политического отдела старшему политруку тов. ГОРЕЛИКОВУ приказал на грузовом автомобиле, с охраной, отправить партийные документы дивизионной партийной организации и мобилизационные документы в штаб округа в г. Минск.

Командиру 330 стрелкового полка приказал до выхода стрелковой дивизии, для обороны участка – местечко Нур, гор. Цехоновец, оставить полковую школу с одной батареей.

83

В 2 часа 50 минут выехал на подготовленный командный и наблюдательный пункт в район Домброва, куда и прибыл в 4.00. 22.6. – 1941 года.

В 6 часов 30 минут на наблюдательный пункт дивизии прибыл Командующий артиллерией дивизии полковник БОЙКОВ и доложил, что артиллерийские полки дивизии и противотанковый артиллерийский дивизион выходят и занимают предназначенные для них артиллерийские огневые позиции:

248 артиллерийский полк на территории участка обороны 169 стрелкового Краснознаменного полка, где организовал взаимодействие и поддерживает стрелковые батальоны этого полка, ведущие оборонительный бой с противником.

382 гаубичный артиллерийский полк одним 122 м.м. гаубичным дивизионом вышел и занимает огневые позиции западнее Анджеево, в 7.00. 22.6.41 г. будет поддерживать стрелковые батальоны 330-го стрелкового полка, ведущие оборонительный бой с противником.

 Отдельный противотанковый артиллерийский дивизион сосредоточен в районе Попрость, Дужая, как противотанковый резерв в готовности к отражению атаки противника с направлений Острув-Мозовецкий, Малкина-Гурна, Зарембы и местечко Нур.

Отдельный зенитный дивизион на марше, головой колоны достиг города Брянск бывшей Белостокской области.

С 2.50. до 7.00. 22.6.41 г. лично искал связь со штабом корпуса, но в связи с тем, что штаб корпуса был н марше, по маршруту Бельск, Замбров, только в 7 часов 30 минут установил связь снизу-вверх и в 8 часов связь была подана штабом корпуса в штаб дивизии Анджеево.

В 8.00. 22.6.41 г. донес Командиру 5 стрелкового корпуса об обстановке, о боевом положении частей, учреждений дивизии и своё решение на ведение оборонительного боя и дооборудование дивизионной полосы обороны.

В 8.00. 22.6.41 г. командир 330 стрелкового полка  донёс, что с хода контратаковал противника силой больше двух батальонов и во взаимодействии с отдельным разведывательным батальоном дивизии, пограничной комендатурой и заставами обратил противника в бегство и восстановили утраченное положение пограничными заставами переднего края на участке Смолехи, Зарембы по Государственной границе СССР.

84

В своем донесении он указал, что в поселке Нур ведёт бой пограничная застава и полковая школа и что до последнего времени стрелковый полк 113 стрелковой дивизии не прибыл.»

 

Далее Зашибалов на 4-х страницах машинописного текста описывает как дивизия вела бои в течении 22-23 июня и как отходила на новые рубежи... Затем комдив заканчивает свои «воспоминания» выводами:

 

«ВЫВОДЫ:

План обороны Государственной границы был мне известен только в пределах 86 Краснознаменной стрелковой дивизии, что мною сделано – ответ изложен в тексте.

Новая оборонительная полоса 86 стрелковой Краснознаменной дивизии была оборудован только на 50%.

В 1.00. 22.6.41г. получил личное приказание Командира 5 стрелкового корпуса собрать штаб дивизии, штабы полков и батальонов, а части и учреждения по боевой тревоге не поднимать и ждать особого приказа.»

 

Как видите, уже в 1 час ночи 22 июня штабы в 10-й армии были подняты по тревоге. Видимо Павлов после разговора с Тимошенко на это также дал команду. А после 2 часов ночи в 10-й армии стали поднимать по боевой тревоге и сами дивизии. Со вскрытием «красных пакетов», что в принципе не требовала «директива б/н» еще! А следом они получали и подтверждение…

 

«В 2.40. 22.6.41г. получил приказ вскрыть пакет Командира корпуса, хранящийся в моем сейфе, из которого мне стало известно – поднять дивизию по боевой тревоге и действовать согласно принятому мной решению и приказу по дивизии, что мною было сделано по своей инициативе на час раньше.

В какой обстановке части дивизии вступили в бой – изложено в тексте ответа.

Артиллерийские части находились на окружных сборах на удалении от участков обороны стрелковых полков и огневых позиций в 30-40 км, а от места дислокации 70-80 км.

Стрелковые и артиллерийские части дивизии боеприпасов имели 1,5 боевого комплекта, кроме того склады армии отпускали один боевой комплект для всех видов вооружения.

 

БЫВШИЙ КОМАНДИР 86 КРАСНОЗНАМЕННОЙ

СТРЕЛКОВОЙ ДИВИЗИИ – ГЕНЕРАЛ-МАЙОР подпись /М. ЗАШИБАЛОВ/» (ЦАМО, ф.15, оп. 178612, д.50, л. 62-78)

85

 

Подпись у комдива мощная и полная – «М.Зашибалов».

 

Так что увы, чёткого и внятного приказа от Павлова в армиях, после его разговора с Тимошенко и после получения «директивы б/н» похоже, не получали, в 1.30. Или получали нечто маловразумительное от Павлова и дальше действовали действительно и самостоятельно. Хотя после 2.30 от Павлова, похоже, пошло и еще указание – вскрывать пакеты? Или – это была иницитатива штабов армий которые видя как телится Павлов взяли на себя смелость и дали таки приказы вскрывать свои «красные» пакеты корпусам?

Вот еще пример «инициативы» командиров – запись в ЖБД Гродненского УРа за 21 июня, по которой видно, что в 23.30 21 июня «Отдано Приказание по телефону полковником Железняковым 9 и 10 пульбатам поднять б-ны по тревоге, занять и загрузить ДОТы» (сайт МО РФ «Память народа»). Но была ли это именно инициатива командования Укрепрайонов? Думаю, нет. Ведь Жуков обзванивал округа уже вечером 21 июня – около 18-19 часов, и предупреждал их о возможном нападении…

 

«Директива б/н» требовала именно приводить войска в полную б.г. но пока не со вскрытием «красных пакетов»! Павлов получив «на руки» расшифрованный текст этой директивы к 1.25, в 1.30 обзвонил армии и дал команду «приводить войска в боевое состояние». Которую разные командиры понимали по разному. А вот когда он подписал к 2.30 свой текст директивы «№1» по округу, может он также дал и команду в армии – вскрывать «красные пакеты» – в 2.30?! После чего эта команда доводилась и комдивам. Т.е. сам Павлов дал команду на боевую тревогу только к 2.30. Но – так как Павлов как раз какой-то особой смелостью не отличался в принятии решений, то команду на вскрытие «красных» пакетов он мог дать только по указанию Москвы?!

Но на примере действий отдельных комдивов, «самостоятельно» начавших войну в западных округах, складывается впечатление, что действительно происходило некое приведение войск в боевую готовность «по личной инициативе». Но делалось это не «вопреки Сталину» или вообще Москве (например, тем же командованием ПрибОВО в последние предвоенные дни), а вопреки именно командованию округов и именно командующими армиями, а точнее, комкорами и комдивами.

Т. е. некоторые комдивы, видя, что вытворяют их старшие начальники в штабах округов (которые докладывали лично Сталину о том, что «всё спокойно»), действительно по личной инициати-

86

ве принимали различные меры по повышению боевой готовности. И даже поднимали свои части по тревоге, получив от пограничников сведения о приготовлениях немцев по переправе через пограничные реки. Вскрывали свои «красные пакеты» и занимали рубежи обороны! Вскрывали до того как получали на это приказы из корпусов и армий. Также не стоит забывать, что члены военных советов армий также давали некую информацию о том, что в округа в эти часы должна прийти важная шифровка из Москвы – об этом чуть ниже.

Кстати, и в дивизии Борзилова предусматривалось учение на эти дни, как и во многих частях ЗапОВО, которые Павлов обязан был отменять сразу после 11-го и, тем более, 18-го июня:

«...на 22 июня 1941 года <…> Части дивизии <…> готовились к учению на 23 июня 1941 года, которое должно было проводиться штабом Армии...».

Для таких как М.Солонин это ещё одно «подтверждение» того, что Сталин собирался «первым напасть на Гитлера»:

«Ещё одно свидетельство того, что в конце июня 1941 г. в Западном особом военном округе, уже официально преобразованном решением Политбюро ЦК от 21 июня 1941 г. в Западный фронт, готовились к крупной “игре”.

Из других документов известно, что незадолго до начала этой „игры” в танки мехкорпусов Западного ОВО были загружены снаряды, усилена охрана парков и складов. Было приказано „всё делать без шумихи, никому об этом не говорить, учёбу продолжать по плану”...».

 

На сайте «Мехкорпуса РККА» выложена большая статья о 6-м мехкорпусе в состав которого входила 7-я тд С.В. Борзилова. Как и 86-я сд М.А. Зашибалова, входившая в 10-ю армию Голубева и Ляпина (там же выложен и укороченный «Доклад Борзилова») – «6-й механизированный корпус. в/ч 9090. 10-я армия. Западный ОВО. Белосток». Из которой складывается впечатление, что Хацкилевич именно по личной инициативе и втайне от вышестоящего, окружного командования (но наверняка по согласованию со своим армейским) и приводил за несколько дней до 22 июня в повышенную боевую готовность дивизии своего «приграничного» корпуса, самого боеспособного во всех округах. Как приводили и остальные дивизии и корпуса в эти же дни –18-20 июня (в 6-м МК был 1131 танк, 242 бронемашины, 162 орудия...). Но по полному «докладу Борзилова» видно, что это не так – в том же ПрибОВО тоже были приказы о повышении б.г. в эти

87

же дни, и это были всё же приказы по корпусам о приведении в боевую готовность, а не «устная самодеятельность» комкоров.

Выше уже приводился «Приказ по в/ч 9443» о приведении в боевую готовность по боевой тревоге – это известный «Приказ по 12-му мехкорпусу ПрибОВО» о приведении в б.г.. В котором открытым текстом для подчиненных писали то, что им требуется исполнить для вывода дивизий этого мехкорпуса в район сосредоточения по Плану прикрытия. И делалось это по некой директиве НКО и ГШ от 14-16 июня для ВСЕХ мехкопусов запокругов.

Исследователь С. Чекунов уверяет, что сразу после14 июня была директива НКО по итогам проверки боеготовности мехкорпусов, которую проводили в мае еще: «В мае месяце в механизированных войсках проводились проверки боевой готовности, по результатам этих проверок и была выпущена директива от 14.06.1941, которой прописывалось провести КОНКРЕТНЫЕ МЕРОПРИЯТИЯ для того, чтобы мехвойска находились в этой готовности. И директива эта была отправлена ВО ВСЕ ОКРУГА, где имелись механизированные войска. » Также Чекунов утверждает, что комокругом Кузнецов лично получал от Сталина, будучи в Кремле 11 июня указания о приведении округа в боевую готовность. О чем сам Кузнецов, по словам Чекунова, указал потом в отчете: «об этом написал САМ Кузнецов. В своем отчете-предложениях о приведении округа в боевую готовность».

Также Чекунов утверждает, что на свои мехкопуса Кузнецов получил устное указание еще от Сталина, на приведение их в полную боевую готовность, видимо 11 июня как раз. После чего однозначно на это в Ригу ушел и письменный приказ НКО и ГШ. И что в другие округа были также свои отдельные приказы НКО и ГШ в те же дни. Т.е. одного «единого» для всех приказа по приведению в б.г. мехкорпусов как такового не было.

 

12-й мк выдвигался по директиве Москвы в район сосредоточения, с приведением в б.г.. Делать он это мог только по директиве НКО и ГШ от 14-16 июня и именно в полную б.г. и должны были на местах приводить свои мк командиры. И в этом приказе для 12-го мк четко видно, что требуется от командира – брать все необходимое именно для «боя», а не для «лагерной жизни, или для «учений». Т.е., требовалось брать возимые запасы боеприпасов, ГСМ и прочего имущества для войны. При этом 12-й мк поднимали по боевой тревоге, но саму тревогу не объявляли громогласно. А вот в ЗапОВО, похоже, именно Павлов и разоружал 6-й мк Хацкилевича. Приказ

88

НКО и ГШ для мехкорпусов вроде довел, но учения и занятия не отменил у тех же зенитчиков этого мк. В итоге

 Хацкилевич ставит задачу и «требует» в личном, устном приказе своим подчиненным: «..."все делать без шумихи, никому об этом не говорить"...» и «плановая» учеба не отменяется. Впрочем, Рокоссовский с Федюнинским тоже, на квартире у Федюнинского, обсуждали, как им вместе воевать в случае войны.

В 6-м мехкорпусе тревога 22 июня в 2 часа ночи объявлялась Хацкилевичем «по корпусу». Но не говорится, что это исходило из штаба округа и по приказу Павлова, тем более что письменный приказ по округу о приведении в полную б.г. появился только после 2 ч 35 мин. Т. е. текста «приказа наркома» («подробностей») в армиях до 2.30 в глаза не видели и, действовали на свой страх и риск, понимая, что в штабе округа творится нечто не понятное. Но им хватило «мутного» приказа Павлова – «привести войска в боевое состояние», чтобы понять что это – война. Хватило из «логики» событий последних дней и приказов, которые все же доводились до комдивов. Ведь тот же Хацкилевич свой МК поднял по тревоге и начал выводить по ПП в район сосредоточения уже с 16 июня и поэтому он и проявил инициативу в ночь на 22 июня, когда получил от Павлова мутное указание от 1.30 – «приводить войска в боевое состояние».

 

Также о том, как и в какое время в ЗапОВО пришла «шифровка» из Москвы и как её доводили до штабов армий и, особенно, до штаба 10-й армии, откуда и пошла команда Хацкилевичу поднимать его корпус, есть свидетельство от 15 июля 1941-го. Это свидетельство широко известно и часто используется в литературе «о 22 июня»:

«...рапорт начальника 3-го отдела 10-й армии полкового комиссара Лося от 15 июля 1941 г., посвящённый описанию обстановки в ЗапОВО в момент нападения Германии на СССР. В нём среди прочего говорилось:

«21 июня 1941 г. в 24.00 мне позвонил член военного совета и просил прийти в штаб... Командующий 10-й армией Голубев сказал, что обстановка чрезвычайно напряжённая и есть приказ из округа руководящему составу ждать распоряжений, не отходя от аппарата. В свою очередь к этому времени были вызваны к проводу и ждали распоряжений все командиры корпусов и дивизий.

Примерно в 1 час ночи 22 июня бывший командующий ЗапОВО Павлов позвонил по ВЧ, приказал привести войска в план боевой готовности и сказал, что подробности сообщит шифром. В соот-

89

ветствии с этим были даны указания всем командирам частей. Около 3 часов все средства связи были порваны. Полагаю, что противником до начала бомбардировки были сброшены парашютисты и ими выведены все средства связи.

К 10–11 часам утра шифровка прибыла. Точного содержания сейчас не помню, но хорошо помню, что в ней говорилось: привести войска в боевую готовность, не поддаваться на провокации и Государственную границу не переходить. К этому времени войска противника продвинулись на 5–10 км. Шифровка была подписана Павловым, Фоминых, Климовских...» …». («Красная звезда», 17 июня 2006 г., «Тот самый первый день», М. Мягков. Есть в интернете.)

 

Так что, Павлов, действительно получив сообщение о шифровке «особой важности» «около» (до) 1-го часа ночи, и текст «приказа наркома» от связистов и шифровальщиков около 1.20, обзвонил свои армии и дал команду «привести войска в план боевой готовности», но только потому, что ему деваться было некуда, – это ещё в 24.00 сделал член военного совета округа Фоминых. И в «соответствии с этим» указанием Павлова и «были даны указания всем командирам частей» – объявлять боевую тревогу в армиях и даже вскрывать «красные пакеты». Там где это конечно хотели делать.

При этом Павлов в свой первый звонок, около 1 часа ночи – около 1.30 как он сам потом показывал на следствии, «сказал, что подробности сообщит шифром». А также, добавил – «Государственную границу не переходить». Напомню, начштаба ОдВО М.В. Захаров подобных слов — «привести войска в план боевой готовности» не использовал, а сразу дал прямой приказ «боевой тревоги» всем войскам округа, получив на руки приказ наркома тоже около 1.30! А вот Павлов пока не подписал свою директиву «№1» в 2.25, армии по тревоге, в общем, не поднимал. А ведь при объявлении боевой тревоги войска и их командиры и сами знают, что им делать и куда выдвигаться – ведь по боевой тревоге даже  вскрывают «красные пакеты», в которых и расписаны задачи частям. Если командирам не указать ограничений…

В Одессе, после таких звонков от Захарова и после объявления боевой тревоги во всех гарнизонах, войска к моменту нападения успели уйти из под удара к 4.00 утра. А в Белоруссии – нет и особенно в Бресте. И «подробности» эти, судя по тексту, Павловской директивы «№1», были действительно «несуразные». Однако обратите внимание – Павлов вроде как после получения «Директивы б/н»

90

дает указание – «границу не переходить». Насколько известно в опубликованной на сегодня «Директиве б/н» и ее черновика нет ничего о пересечении, или не пересечении границы. Указание о границе появилось только в «Директиве №2». Далее, в показания нш штаба КОВО мы с этим также столкнемся. Однако такое указание есть в ПП округов – границу можно пересекать только по отдельному разрешению из Москвы. И когда мы доберемся до КОВО то разберемся, наконец – а что из себя представляла, возможно, настоящая директива «№1» НКО и ГШ? Которая, возможно и ушла из ГШ как раз около 2.30 ночи 22 июня…

 

Обратите также внимание: не Павлов, после звонка Тимошенко ему в театр, а «члены военного совета» обзванивали командиров ещё в 24.00. И вряд ли именно Павлов доводил до них требование «ждать распоряжений, не отходя от аппарата». После которого «были вызваны к проводу и ждали распоряжений все командиры корпусов и дивизий». Скорее всего, команда пошла от члена военного совета округа, от Фоминых. Которому подчинялся и тот же Бирюков в 3-й Армии.

Может, это Павлов дал команду Фоминых обзвонить в 24.00 командующих армиями, а сам стал обзванивать войска чуть позже, в 1 час ночи? Вряд ли. Можно напомнить: члены Военных Советов командующим округов подчинялись не во всем и получали из Политуправления РККА свои приказы, от Мехлиса. Можно также напомнить: начальник Политуправления Красной армии Лев Мехлис был в кабинете Сталина вечером 21 июня — «12. Мехлис 21.55–22.20». Всего полчаса, но вышел от Сталина вместе с Тимошенко и Жуковым.

Мехлис был вызван к Сталину именно потому, что его, как главного замполита армии, касалась не в последнюю очередь «Директива б/н», которую в это время писали в кабинете Сталина! И он также, как и нарком флота Н. Г. Кузнецов, похоже, тут же стал обзванивать своих подчиненных, комиссаров – ЧВС округов и сообщать им, чтобы они ждали прихода важнейшего приказа наркома – «ждать распоряжений, не отходя от аппарата». Именно Мехлис, который так «любил вмешиваться» в дела военных, и дал команду членам военных советов округов по своей линии обзванивать командующих армиями в этих округах. А Павлов, зная об этом звонке Мехлиса, и стал звонить после часа ночи в штабы армий.

Похоже, «маршалы победы» так потом ненавидели Мехлиса, видимо, ещё и за эти его «инициативы» в ночь на 22 июня. Но кроме

91

Мехлиса предупреждение о том, что в округа должна прийти «важная шифровка Генштаба и наркомата обороны» в округа сообщал сам Г.К. Жуков! Точнее оперативный дежурный Генерального штаба, но по команде именно Жукова – ещё в 22.00 21 июня примерно!

Об этом написал маршал М. Захаров в своих воспоминаниях – как это происходило в ОдВО:

«Около 22 часов (21 июня – К.О.) меня вызвали к аппарату Бодо на переговоры с командующим войсками округа. Он спрашивал, смогу ли я расшифровать телеграмму, если получу ее из Москвы. Командующему был дан ответ: что любая шифровка из Москвы будет прочитана. <…> Последовало указание: “Ожидайте поступления из Москвы шифровки особой важности. Военный совет уполномочивает вас немедленно расшифровать ее и отдать соответствующие распоряжения. Я и член Военного совета будем в Тирасполе поездом 9.00 22 июня. Черевиченко”.»

 

Черевиченко мог это сделать, только если бы ему об этом сообщили именно из Москвы. И это мог сделать (на 99,9%) только оперативный дежурный по Генштабу, который подчиняется только начальнику ГШ и наркому!

Т.е., Жуков около 22.00 прямо из кабинета Сталина (и по команде Сталина) позвонил оперативному дежурному по Генштабу и дал команду обзвонить округа – предупредить их, чтобы те ждали «из Москвы шифровки особой важности». И кстати это вполне и здраво и логично в той ситуации – обзвонить округа заранее и предупредить их о том, чтобы они ждали действительно важнейшую шифровку из Москвы! (к сожалению, в первом издании книги «Кто “проспал” начало войны?» данный звонок Черевиченко Захарову мною интерпретирован не совсем верно – К.О.)

В Минск такой звонок прошел Павлову прямо в фойе театра, куда был проведен спецтелефон – в 22.00 спектакль как раз в разгаре. А по КОВО факт такого звонка нашел в своих исследованиях А.Б. Мартиросян. Он пишет, что командование Киевского ОВО подобный звонок из Генштаба получило, и тоже около 22.00 – было бы странно, если бы оперативный дежурный ГШ после команды Жукова из кабинета Сталина около 22.00, позвонил только в ОдВО…

 

Ни в «Директиве № 1» по ЗапОВО, ни в «Директиве б/н», посланной Жуковым из ГШ от 21 июня, нет указаний «государственную границу не переходить». Такая фраза появляется в «Директиве № 2» от 7.15 22 июня: «Войскам всеми силами и средствами обрушиться

92

на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь до особого распоряжения наземными войсками границу не переходить».

В опубликованной в сборнике от Яковлева, в «Малиновке», и не только, «Директиве № 2» такой запрет отсутствует. Но это – фальшивка. В апреле 2015 года на сайте МО РФ «Документы. Первый день волны» выложен оригинальный текст этой директивы (желающие без труда могут с ним ознакомиться). На котором, кстати, есть разметка в виде «галочек» шифровальщика ГШ.

На фото листков этой директивы «№2» видно, что запрет на переход границы здесь есть, но уже дается разрешение нанести авиаудары по вражеской территории. В конце идет указание – «На территорию Финляндии и Румынии до особых указаний налетов не делать», а на последней страничке, которая никогда до этого не публиковалась, указывается – «Т. Ватутину Румынию бомбить» и «Народный комиссар обороны приказал территорию Румынии и румынские … на территории … авиа…» (далее, увы, срезан текст).

 

 Т.е. в директиве «б/н» идет речь только о приведении-переводе в полную б.г. всех войск, ВВС, ПВО приграничных округов и флотов. Затем, до нападения, должна быть директива на ввод ПП в действие, которая запрещает пересекать и перелетать границу – «№1». Затем уходит директива разрешающая отвечать, если противник пересек границу – мочить врага на нашей территории. И разрешающая авиаудары по территории противника – «№2». А потом пойдет и директива о перенесении войны на территорию врага – «№3».

 

Возможно, были устные указания от Сталина наркому Тимошенко, в первые часы войны, а тот давал эти указания в округа – о пересечении границы  до того, как в округа не отправили «Директиву № 2» к 8 часам утра? Возможно. Возможно, указание о запрете переходить границу, было и в «Директиве б/н», той, что писалась в кабинете Сталина? Возможно. А в итоге – спекуляций на эту тему гуляет множество, мол, Москва (читай – Сталин) запрещала «переходить границу», когда немцы были на нашей земле уже чуть не в полусотне километров от неё. Хотя на самом деле этот запрет мог быть указан – для войск как таковых – в директиве, которая пошла бы следом за директивой «б/н», в директиве «№1». От 2.30 примерно.

Но сегодня вполне доступен фотоскан директивы «№2» от 7.15 утра 22 июня и на этом фото черновика данной директивы как

93

раз есть указание – «1. Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь до особого распо­ряжения наземным войскам границу не переходить».

Указание «о границе» также шло и из майских директив на разработку новых планов прикрытия. Из графы «Общие указания». И, скорее всего, именно его и добавляли в приказы по округам в ночь на 22 июня: «Первый перелёт или переход государственной границы допускается только с особого разрешения Главного Командования». Так указано в Директиве № 503859/сс/ов для ЗапОВО, и в Директиве № 503862/сс/ов для КОВО, и в Директиве № 503920/сс/ов для ПрибОВО.

В плане прикрытия ПрибОВО (ЦАМО РФ, ф. 16, oп. 2951, д. 242, лл. 1-35. Есть в интернете) в «п. 5» для авиации указано: «5) ударами по железнодорожным узлам Кёнигсберг, Мариенбург, Эйлау, Алленштейн, Инстербург и по железнодорожным мостам через р. Вислу на участке Данциг — Быдгощ, а также по группировкам войск нарушить и задержать сосредоточение войск». Но также есть и такое указание: «1. Переход границ наземными войсками и перелёт её самолётами производится только с особого разрешения Главного Командования».

 

«Здоровую инициативу» также проявляли и командующие армиями. Сами ПП до подчиненных толком не довели, а вот пункт о «переходе границы» применяли... даже вечером, с 22 июня на 23 июня! В боевом приказе № 02, отданном войскам 4-й армии в 18 ч 30 мин. 22 июня 1941 года, действительно ставились такие задачи:

«Войска 4-й армии, продолжая в течение ночи твёрдую оборону занимаемых рубежей, с утра 23.6.41 г. переходят в наступление в обход Бреста с севера с задачей уничтожить противника, переправившегося через р. Зап. Буг...

Атаку начать в 5.00 23.6.41 г. после 15-минутного огневого налёта.

Границу до особого распоряжения не переходить...

Командующий войсками 4-й армии генерал-майор Коробков

Член Военного совета 4-й армии дивизионный комиссар Шлыков

Начальник штаба полковник Сандалов

Ф. 226, оп. 2156сс, д. 67, лл. 2,3

94

Подписи командующего войсками и члена Военного совета армии на документе отсутствуют».

 

Напомню, командующий 4-й армией генерал-майор Коробков был расстрелян 22 июля, вместе с Павловым.

Однако еще раз повторюсь – эти ограничения были в ПП округов, и при вводе этих ПП эти ограничения и вступали в силу. До тех пор пока Москва не разрешит пересекать границу.

Также могли быть эти разъяснения и в «Директиве б/н». Должны были быть и примерно такого рода:

«В случае провокационных действий немцев огня не открывать.

В случае перехода наступление крупных сил пр-ка разгромить его».

Так указано в директиве «№1»по ПрибОВО, однако в ней не указали – границу самим не пересекать, и по ПрибОВО известно, что некоторые части рванули громить врага на его территорию утром 22 июня.

Кстати, это вполне разумное на тот момент указание-ограничение. Если враг только ведет огонь со своей стороны – не отвечать, а если перешел границу – мочить, но самим границу не пересекать. Пока не разрешит Москва…

 

И такое разрешение» Москва дала только директивой «№3» от позднего вечера 22 июня. Которая и разрешает, наконец, нашим войскам пересекать госграницу и громить противника и на его территории в том числе: «4. На фронте от Балтийского  моря до границы с Венгрией разрешаю переход госграницы и действия, не считаясь с госграницей»…

 

Но все равно, получается, Павлов фактически подставлял свои армии под разгром. 4-ю – тем, что не довел до Сандаловых приказ ГШ ещё от 18 июня на вывод их приграничных дивизий на их рубежи обороны по ПП и о приведении в боевую готовность (см. показания начальника связи ЗапОВО генерала Григорьева, через которого и получали в округе все приказы НКО и ГШ). В итоге три дивизии этой армии были фактически уничтожены в Бресте в первые сутки войны – перестали существовать как боевые единицы.

В ночь на 22 июня Павлов пытался поднять армии, около 1.30 ночи… Звонил, но дать четкий приказ «боевой тревоги» не сподобился. Нес ахинею – «было предложено командующим привести войска в боевое состояние», хотя при этом указывал – «и занять все сооружения боевого типа и даже недоделанные железо-

95

бетонные». Т.е. Павлов в 1.30 вместо четких приказов – «предлагал» командующим – занимать оборону. При этом командующий 3-й Армией Кузнецов ответил Павлову что «согласно ранее мною данным указаниям патроны войскам он раздал и в настоящее время приступает к занятию сооружений»! Голубев, в 10-й доложил, что у него «штабы корпусов после военной игры оставлены для руководства войсками на том месте, где им положено по плану». На что Павлов «предупредил Голубева, чтобы он войска держал в полной боевой готовности и ждал моих дальнейших распоряжений». Из 4-й Армии, Коробков «доложил, что у него войск готовы к бою. Боеготовность Брестского гарнизона он обещал проверить. На это я Коробкову указал, что гарнизон должен быть на том месте, где ему положено по план, и предложил приступить к выполнению моего приказания немедленно».

Затем Павлов похоже стал по телефону давать еще указания в армии – на вскрытие «красных пакетов», на боевую тревогу – в 2.30.

В книге И.Стаднюка «Война» (Стаднюк однозначно работал с источниками – протоколами допроса Павлова) и показан такой ответ Павлова следователю (Павловскому) на первой «беседе», 4 июля:

«Старший батальонный комиссар тяжело вздохнул, оторопело посмотрел на Павлова, затем достал из планшетки несколько листов бумаги с машинописным текстом и заговорил:

— Вот копия вашего майского распоряжения... Здесь для каждой дивизии определены позиции, которые они должны занять в случае опасности, но только по сигналу боевой тревоги. Когда вы дали войскам округа такой сигнал?

— После того, как была расшифрована директива наркома обороны и начальника Генштаба.

— Но в ночь накануне начала войны нарком и начальник Генштаба предупреждали вас по ВЧ, что директива подписана и что надо действовать?

— Прямых указаний о боевом развертывании войск они по телефону не давали. А согласно инструкции такие действия осуществляются только после поступления официального приказа правительства или наркома обороны...»

 

Что показывает Павлову дознаватель? Правильно – План прикрытия ЗапОВО. В котором «для каждой дивизии определены позиции, которые они должны занять в случае опасности». Который и вводится в действие – «по сигналу боевой тревоги».

96

О чем тут речь – возможно о директиве «б/н», по приведению в полную б.г.? Нет… Стаднюк не знал о «телеграмме НКО» от 2.30, на ввод ПП (вскрытие пакетов) и просто использовал протоколы допроса. Но мы-то знаем что «боевое развертывание войск» возможно только по директиве – «Приступить к выполнению ПП 1941 года»! И именно это и есть – «сигнал боевой тревоги» для Павловых! Или – минимум была команда – «Вскрыть «красные» («боевые») пакеты».

Т.е., нарком и начГШ все же предупреждали округа по телефону, что кроме приведения в б.г. им надо ждать и директиву на ввод ПП – на «боевое развертывание войск»! Но они по телефону это не приказали, и Павлов ждал именно письменного приказа. Что с натяжкой в принципе «верно» в его положении – нарком вместо того чтобы дать четкую команду приводить войска в полную боевую готовность вообще черте что советовал Павлову после полуночи…

Но Павлов действительно, после того как получил и расшифровал «директиву наркома обороны и начальника Генштаба», этот самый «сигнал боевой тревоги», дал команду в войска – вскрывать и «красные» пакеты. По крайней мере Ляпины и Бирюковы на него указывают.

Но затем у Стаднюка разговор вернулся к директиве «б/н»:

«Но я скажу больше: директива Главного командования не вводила в полной мере в действие наш план обороны государственной границы, а только требовала от войск прикрытия занять огневые точки укрепрайонов, а от авиации — рассредоточиться по полевым аэродромам и замаскироваться.»

И это верно – «Директива б/н» не требовала еще вводить ПП, но требовала вводить полную боевую готовность. И это в той ситуации могло означать также только одно – война.

Но опять же – Тимошенко Павлову нес какую-то лабуду в 1 час ночи, мол, соберитесь утром, если что случится, в штабе округа… Т.е. нарком около 1 часа ночи сознательно дезориентировал командующего округом Павлова, хотя буквально перед этим, в 23.00 разъяснял наркому ВМФ – это война. Т.е. Тимошенко сознательно срывал подъем по тревоге армий в Белоруссии! Хотя с самого Павлова ответственность снять невозможно, конечно же…

 

«— Ну хорошо... Но могли же вы хотя бы приказать вывести гарнизоны из военных городков?

97

— Если б я это сделал, а Гитлер не напал, мне бы снесли голову.

— Интересное признание. — В глазах старшего батальонного комиссара засветились недобрые огоньки. — Вы опасались за свою голову и потеряли тысячи, если не сотни тысяч голов красноармейцев и командиров!

— Если б знать все наперед!.. Этак мы должны были бы уже с десяток раз покидать военные городки.

— Скажите, Дмитрий Григорьевич... если б нарком по телефону прямо приказал вам действовать по боевой тревоге... Действовали бы?

— А если бы потом немцы не напали?.. И не поступила директива?.. Кто бы из нас ходил в провокаторах? <…>»

 

А вот тут Стаднюк и попытался показать сущность Павлова – трясся за свою шкуру больше чем за жизни подчиненных солдат и командиров… А Тимошенко действительно не отдал приказа действовать по боевой тревоге прямо.

Но. Может на самом деле Павлов действительно давал команду вскрывать «красные» пакеты – «сигнал боевой тревоги»? И именно это и исчезло потом как его оправдание и даже – заслуга?

 

«— Вы лично сделали многое, что вам полагалось делать. Даже очень многое!.. <…> — Но не все, что требовалось, и не сделали весьма существенное, за что и держите ответ, ибо ваши просчеты привели к тяжелым последствиям.» (Стаднюк И.Ф. Война, М., 1987г. Есть в интернете)

                        

Данный диалог «старшего батальонного комиссара» и Павлова интересен тем, что он сделан именно по протоколам допроса. Именно эти вопросы поднимались и ставились перед Павловым во время следствия и на суде. И самые важные среди них: как Павлов повышал боеготовность округа перед 22 июня, и почему он не вывел из Бреста три дивизии – 6-ю и 42-ю стрелковые и 22-ю танковую. И именно это и показал Стаднюк в этом диалоге – возможно, он общался по этому поводу с тем самым «батальонным комиссаром» Павловским. Хотя конечно Стаднюк в 1980-е просто не знал, какие приказы были Павлову до 22 июня. Стаднюк как будто прекрасно разобрался с тем, что происходило, в ночь на 22 июня, но Павлов действительно пытался поднять армии  после того как расшифровал «Директиву б/н», по телефону. После 2 часов и именно по боевой тревоге – со вскрытием «красных» пакетов! А вот этого Стаднюк не показал. И хотя от Пав-

98

лова сначала шли дурацкие указания – «привести в боевое состояние», затем он же дал команду – по боевой тревоге и со вскрытием «красных» пакетов поднимать свои войска после 2-х часа ночи…

 

В этом плане можно привести такие слова генерала Ляпина, бывшего начштаба 10-й армии ЗапОВО, которая, по словам генерала Фомина (бывший замначоперотдела штаба ЗапОВО) якобы «успела развернуться» перед нападением Германии:

«Судя по тому, что за несколько дней до начала войны штаб округа начал организовывать командный пункт, командующий войсками ЗапОВО был ориентирован о сроках возможного начала войны. Однако от нас никаких действий почему-то не потребовал.

В этих условиях мы самостоятельно успели подготовить лишь два полевых командных пункта (в лесу, в 18 км западнее Белостока, между станциями Жедня и Валилы), а также перевести штабы стрелковых корпусов: 1-го — в Визну, 5-го — в Замбров.

На госгранице в полосе армии находилось на оборонительных работах до 70 батальонов и дивизионов общей численностью 40 тыс. человек. Разбросанные по 150-км фронту и на большую глубину, плохо или вообще невооружённые, они не могли представлять реальной силы для обороны государственной границы. Напротив, личный состав строительных, сапёрных и стрелковых батальонов при первых же ударах авиации противника, не имея вооружения и поддержки артиллерии, начал отход на восток, создавая панику в тылу.

А какая иная реакция могла быть, например, у личного состава 25-й и 31-й танковых дивизий 13-го механизированного корпуса, которые имели к началу войны по нескольку учебных танков, до 7 тыс. человек в каждой, совершенно безоружных? Всем это должно быть ясно.

(Дата написания воспоминаний отсутствует. — В. К.)» (ВИЖ № 5, 1989г., с. 25-26)

 

Как раз при штабе этой 10-й армии и служил начальник 3-го («особого») отдела полковой комиссар Лось, что указал в своём рапорте и такое: «...Положение усугублялось тем, что по распоряжению штаба округа с 15 июня все артиллерийские полки дивизий, корпусов и артполки РГК были собраны в лагеря...» (что напрямую относится к вопросу № 4 «от Покровского»).

Таким образом, Павлов ещё и непосредственно перед 22 июня успел подставить 10-ю армию – ослабил её боеготовность, отправив

99

её самую мощную артиллерию «пострелять» на полигоны к самой границе (об этом подробнее в  следующей главе-вопросе).

Начштаба 10-й армии ЗапОВО генерал-майор Ляпин заявляет, что никаких указаний на выдвижение из казарм к границе, на возвращение подразделений в свои расположения и на вывод к границе приграничных частей штаб его армии из штаба округа не получал. Ни после 10-го, ни после 18-го июня. А ведь примерно тоже самое в 1949-м говорил и начштаба 6-й армии КОВО генерал-майор Иванов: «Части прикрытия по распоряжению командующего войсками Киевского особого военного округа к границе выдвигать было запрещено». Но если для КОВО запрет шел в данном случае от Жукова – КОВО готовили к немедленному ответному удару силами всего округа и на границе для этого оставляли минимум войск прикрытия, то в ЗапОВО уже Павлов чудил – по своей инициативе.

Заместитель начоперотдела штаба ЗапОВО Фомин так «вспоминал»: «К осуществлению мероприятий по прикрытию государственной границы войска должны были переходить по получении шифрограммы «Вскрыть красный пакет». Распоряжение о вскрытии красных пакетов из штаба округа последовало в исходе 21 июня. Удар авиации противника (3.50 22.6) застал войска в момент выдвижения их для занятия обороны». Но в данном случае, похоже, Фомин слегка привирает. Точнее больше, похоже, что не очень внятно выразился. Павлов до полуночи никак не мог дать и не давал команду вскрывать красные пакеты. Это могло быть не ранее разговора Павлова с Тимошенко около 1.10 ночи с 21-го на 22 июня. Тот же Сандалов писал потом, что Коробков стал спешно рассылать «пакеты» в дивизии примерно около полуночи. Рассылать, но без команды вскрывать эти пакеты. Но после 2 часов Павлов точно дал команду вскрывать пакеты! А это – можно показывать как – «исход» ночи 21-22 июня.

Короче, прокурорам работы надолго хватит, разбираться в событиях тех дней – с тем, кто сочиняет, и кто что сделал или не сделал. К тому же ответы штабистов и ответы строевых генералов «несколько» отличаются.

 

Но вот что по 10-й армии Голубева, пишет военный историк В.А. Рунов (приведем достаточно большую цитату из книги «Первая кровь» (М. 2005г.) в которой и приводятся полные воспоминания нш Ляпина):

«По воспоминаниям начальника штаба 10-й армии П.И. Ляпина «в отношении подчинения обоих укрепленных районов была полная

100

неразбериха. С одной стороны командующий 10-й армией являлся ответственным не только за техническое выполнение плана строительства обоих укрепленные районов, но и за оперативное решение по размещению батальонных районов и каждого сооружения в отдельности. С другой стороны командарм не знал оперативного решения по использованию УР в системе обороны госграницы на случай возникновения войны, так как оба укрепленных района в состав войск участка прикрытия 10-й армии не входили» (ЦАМО, ф. 15, оп. 977441, д. 2, кор. 23343, л. 174).

Начальник штаба армии считал, что войска этого объединения, расположенные в Белостокском выступе, в случае войны могли быть легко отрезаны противником, а занимаемый ими рубеж с оперативно-тактической точки зрения не представлял собой никакой ценности. Состояние дорог в полосе армии было удовлетворительным, но многие мосты оставались не восстановленными после освободительного похода 1939 года. Линии проволочной связи также были сильно разрушены и нуждались в восстановлении. Эти работы были завершены лишь на некоторых участках, и восстановлена одна линия от фронта к тылу и некоторые рокадные линии. Особенно слабой была связь в сторону левого фланга армии, где должна была обороняться 86-я стрелковая дивизия и прибыла 113-я стрелковая дивизия.

22 апреля 1941 года в соединениях 1-го стрелкового корпуса, на основании директивы заместителя начальника Генерального штаба от 14 апреля, была проверена система приписки военнообязанных запаса и разработка мобилизационного плана «МП-41». В ходе проверки было установлено, что в период с 24 марта по 2 апреля 1941 года начальниками штабов дивизий были проведены десятидневные сборы с мобработниками частей по выполнению требований мобилизационного плана 1941 года. Начальником штаба 2-й Краснознаменной стрелковой дивизии 2 апреля 1941 года были даны указания начальникам штабов частей по вопросам укомплектования личным составом, мехтранспортом, обозом и лошадьми, по подсчету необходимых мобилизационных ресурсов.  Соответствующие планы были составлены в полках. Однако по ряду положений эти планы были плохо увязаны с планами военкоматов по времени и количеству сил и средств.

До 22 июня 1941 года значительная часть артиллерии армии находилась на сборах на полигоне Червоный Бор, а часть зенитной артиллерии – на Крупском зенитном полигоне. Другая часть – в районах постоянной дислокации соединений и готовилась к вы-

101

ходу на период артиллерийских стрельб на полигоны Червоный Бор и Обуз-Лесна. Артиллерия дивизий находилась в составе своих соединений. Войсковая артиллерия была обеспечена боеприпасами в размере 1,5 боекомплекта, которые хранились на войсковых складах, а артиллерия, находящаяся в лагерях, имела от 0,5 до 0,7 боекомплекта боеприпасов.

В этих условиях командующий 10-й армией решил тремя стрелковыми дивизиями 1-го и 5-го стрелковых корпусов оборонятся в первом эшелоне, имея во втором эшелоне в крепости Осовец часть сил 2-й стрелковой дивизии 1-го стрелкового корпуса. В составе оперативных резервов планировалось иметь 6-й кавалерийский и 6-й механизированный корпуса, подготовив ими контрудары в северном, западном и южном направлениях.

 

(Примечание: Е. Морозов – «Не совсем так. Местность там была всё-таки не вполне проходимая из-за многочисленных заболоченных районов. Это, по-видимому, и повлияло на назначение таких широких полос для дивизий. С другой стороны, не имея представления о вероятных направлениях ударов в полосе 10 А, Голубев совершенно закономерно оттянул в резерв наиболее подвижные части. Рассчитывая их выдвинуть на направление главного удара немцев, когда оно будет установлено.»…)

 

Таким образом, полоса армии шириной 145 км оборонялась тремя стрелковыми дивизиями, на каждую из которых приходилась полоса шириной до 50 км. Это была уже оборона не на широком, а на растянутом фронте, причем на местности, совершенно доступной для действий войск противника в любом направлении.

Существенных частных резервов корпусов и дивизий в этой обстановке создать было невозможно, а резерв объединения командарм мог использовать только с разрешения командующего фронтом.

Никакой ориентировки о соседях, в том числе и находящихся на флангах армии, командующий не имел. Он только знал, что правее должна обороняться 3-я армия, но кто должен действовать на левом фланге – оставалось неизвестным.

Большую проблему представляла та часть решения, которой предусматривалось использование кавалерийского и механизированного корпусов. Одна из кавалерийских дивизий для выхода в резерв армии должна был отойти на 40-60 км. Но она находилась всего в 10 км от государственной границы и в случае начала войны могла быть свя-

102

занной боем. Следовательно, выход в назначенный тыловой район для этого соединения был проблематичным, что вскоре реально подтвердилось.

6-й механизированный корпус, составляя подвижный резерв 10-й армии, должен был действовать только по решению командующего округом (фронтом). Такое двойственное подчинение делало его оперативное использование практически невозможным. Кроме того, по двум из трех направлений контрударов корпус не был обеспечен переправами через болотистую реку Нарев. Все обращения по этим вопросам командования 10-й армией в штаб Западного особого военного округа результатов не дали.

Много неясностей было и в отношении укрепленных районов. Они находились на этапе завершения строительства, но многие укрепления уже были готовы. Не смотря на это, в директиве командующего фронтом вопросы использования укрепленных районов в случае войны отражены не были. Сами укрепленные районы имели в своем составе всего по одному-два пулеметных батальона, чего было явно недостаточно для обороны уже готовых сооружений. Кроме того, Осовецкий укрепленный район находился частично в полосе 10-й, а частично – в полосе 3-й армий. Такое же положение было и у расположенного на левом фланге Замбровского укрепленного района. О подчинении укрепленных районов не знали ни командующие армиями, ни их коменданты. Поэтому трудно было определить их роль и место в обороне армии, а округ также не давал ответов на заданные вопросы.»

 

Тут все просто – данная армия по фантазиям ГШ-Жукова также готовилась не обороняться, а наступать. Даже в случае нападения Германии. Помогая 3-й армии – из Белостокского выступа…

 

«Дивизии корпусов прикрытия государственной границы располагались на значительном удалении от назначенных им районов и даже вне полосы обороны армии. На их выдвижение требовалось от одних до двух суток. И это при том, что многие части в местах постоянной дислокации своего казарменного фонда не имели, солдаты жили в палатках или землянках, что позволяло заблаговременно вывести части и соединения в назначенные им районы.

Позже выяснилось, что левым соседом 10-й армии была 4-я армия. Но в январе 1941 года 10-я армия получила очередную директиву штаба фронта с требованием переместиться к северу более, чем на 55 километров. В результате этого образовалась большая брешь

103

между 10-й и 4-й армиями, которая не была прикрыта войсками. Планировалось, что этот промежуток должна занять 13-я армия, находившаяся в стадии формирования. Соединения 13-й армии начали формироваться в полосе 10-й армии, которая являлась ответственной за их развертывание, но командующий 10-й армией не мог добиться от штаба округа четких указаний в отношении размещения и боевого использования соединений 13-й армии. (ЦАМО, ф. 15, оп. 977441, д. 2, кор. 23343, лл. 177 - 190)

Ниже начальник штаба 10-й армии генерал П. И Ляпин пишет: «План обороны госграницы 1941 года мы делали и переделывали с января до самого начала войны, да так и не закончили. Изменения в первой директиве по составлению плана за это время поступали три раза, и все три раза план приходилось переделывать заново. Последнее изменение оперативной директивы лично мной было получено в Минске 14 мая, в которой было приказано к 20 мая закончить разработку плана и представить на утверждение командующему округом. 18 мая в Минск заместителем начальника оперативного отдела штаба армии майором Сидоренко было доставлено решение командарма на карте, которое должен был утвердить командующий войсками округа. Майор Сидоренко вернулся вечером 19 мая и доложил, что генерал-майор Семенов – начальник оперативного отдела штаба округа – передал: «В основном утверждено, продолжайте разработку». Никакого письменного документа об утверждении плана майор Сидоренко не привез.

Мы не ожидали приезда майора Сидоренко и указаний, которые он должен был привезти из Минска, а продолжали письменную разработку плана обороны госграницы, и 20 мая вечером я донес начальнику штаба округа: «План готов, требуется утверждение командующего войсками округа для того, чтобы приступить к разработке исполнительных документов. Ждем вашего вызова для доклада». Но этого вызова я так и не дождался до начала войны.» (ЦАМО, ф. 15, оп. 977441, д. 2, кор. 23343, с. 190 - 191).»

 

Эту армию в январе еще переместили ближе к 3-й, а пустоту между ней и 4-й армией прикрывавшей Брест собирались заполнить армией, 13-й, которой тупо еще не было в реальности!!! И в итоге – когда немцы напали, против группы армий «Центр» оказалось десятки километров вообще не обороняемой границы, и запертые в Бресте дивизии 4-й армии! Которые тупо спали в казармах до последнего.

104

 

«Желая проинформировать командиров соединений о предстоящих задачах, 26 мая 1941 года командующий 10-й армией собрал на совещание командиров корпусов, дивизий и комендантов укрепленных районов. Каждому командиру была вручена карта масштаба 1:50000 с графическим отражением обороны до батальона включительно. В результате к концу мая все командиры соединений 10-й армии имели следующие документы: план поднятия войск по тревоге и порядок сосредоточения в районе сбора, план боевого и материального обеспечения войск, схему обороны государственной границы до батальона включительно, схему связи армии с корпусами и дивизиями.

В предполье между государственной границей и укрепленными районами по приказу командующего войсками округа с конца 1940 года постоянно работали по одному стрелковому батальону от каждой стрелковой дивизии и по одному артиллерийскому дивизиону от каждого артиллерийского полка. Таким образом, в предполье работала треть всех войск эшелона прикрытия государственной границы общей численность в 20 тысяч человек, вооруженных только стрелковым оружием, преимущественно винтовками.

Кроме того, в тылу войск армии и фронта велось строительство полевых аэродромов за счет военнообязанных – ограниченно годных для службы в РККА по физическим и моральным качествам. Всего таких батальонов в полосе 10-й армии было не меньше 25, и они находились в распоряжении строительных организаций НКВД. Общая численность этих батальонов достигала 18 тысяч человек. На вооружении каждого из этих батальонов было всего 60 винтовок и 2 станковых пулемета. Следовательно, никакой военной силы эти формирования собой не представляли.

На строительство Осовецкого и Замбровского укрепленных районов были привлечены все саперные батальоны 10-й армии, а также 8-я инженерная бригада и 10 саперных батальонов из других соединений округа. Всего там работало около 20 батальонов общей численностью до 10 тысяч человек. Но вооружение этих войск также было предельно слабое, а боевая выучка практически отсутствовала.

Всего же на перечисленных оборонительных работах было задействовано до 70 батальонов и дивизионов общей численностью около 40 тысяч невооруженных или плохо вооруженных людей, которые в случае войны не представляли собой никакой во-

105

енной силы, но создавали большие трудности для тыла армии. Не меньшей обузой для армии также были бойцы двух танковых и одной моторизованной дивизий, находившихся в стадии формирования. Эти соединения практически не имели танков, были плохо вооружены и совершенно не сколочены в боевом отношении. Около семи тысяч человек в каждой из танковых дивизий были практически безоружны» (ЦАМО, ф. 15, оп. 977441, д. 2, кор. 23343, лл.194 - 196).

<…>

Из воспоминаний начальника штаба 5-го стрелкового корпуса 10-й армии генерала Бобкова следует, что «задолго до вероломного нападения фашистов на Советский Союз мы имели данные о готовящемся наступлении врага, о сосредоточении его войск на государственной границе, о сосредоточении складов и другие данные. Имелись даже данные и о том, что враг держит вблизи границы начальников железнодорожных станций, которые были расписаны по железнодорожным станциям в глубине нашей территории. В ночь с 20 на 21 июня пограничниками был захвачен перебежчик, который показал, что 22 июня фашисты перейдут в наступление.

В середине июня 1941 года командующий 10-й армией генерал-лейтенант К.Д. Голубев проводил командно-штабное учение, на котором участвовал и штаб корпуса. На этом учении присутствовал заместитель командующего войсками БОВО тов. Болдырев И.В. (Так у Ляпина, правильно – И.В. Болдин. – К.О.)

По окончании учений – 20 июня 1941 г. – тов. Голубев на совещании руководящего состава армии, командиров, комиссаров, начальников штабов корпусов и других должностных лиц сказал: «Мы не можем сказать точно, когда будет война. Она может быть и завтра, и через месяц, и через год. Приказываю к 6 часам утра 21 июня штабам корпусов занять свои командные пункты».

Командный пункт 5-го стрелкового корпуса находился в городе Замброве, в военном городке 13-й стрелковой дивизии, куда штаб корпуса переместился точно к указанному времени. При этом никакого распоряжения о выходе частей корпуса на государственную границу и занятие оборонительных рубежей отдано не было» (ЦАМО, ф. 15, оп. 725588, д. 29, кор. 19128, лл. 30 – 32).»

 

Обратили внимание на показания нш 5-го ск 10-й армии Бобкова? Что «задолго до вероломного нападения фашистов на Советский Союз мы имели данные о готовящемся наступлении врага, о со-

106

средоточении его войск на государственной границе, о сосредоточении складов и другие данные. Имелись даже данные и о том, что враг держит вблизи границы начальников железнодорожных станций, которые были расписаны по железнодорожным станциям в глубине нашей территории».

Т.е. данные о противнике были вполне полные, и данные эти военным дала, конечно же – разведка…

 

«Из свидетельств бывшего начальника связи 5-го стрелкового корпуса полковника Г.Ф. Мишина следует, что все части и подразделения связи всех родов войск корпуса к началу войны по штатам военного времени развернуты не были и 22 июня находились в пунктах дислокации своих соединений и частей.

В последние дни перед войной штаб корпуса имел прямую телеграфную связь со штабом армии и со штабами подчиненных ему дивизий. При необходимости штаб корпуса через штаб армии получал прямую телеграфную связь со штабом округа. Телефонная связь с дивизиями осуществлялась через местные органы связи, а со штабом армии – напрямую.

Радиосвязь со штабом округа, штабом армии и штабами дивизий была предусмотрена по особому плану и обеспечена соответствующими радиосредствами и радиоданными на случай объявления боевой тревоги, но в условиях мирного времени эта связь не использовалась.

В марте-апреле 1941 года для уточнения всех вопросов, связанных с приведение войск в боевую готовность, в штаб корпуса были вызваны начальники штабов и начальники связи дивизий, частей корпусного подчинения. Ими был разработан особый график проведения односторонней проверки приема радиосигналов. Эти сигналы предавались корпусом, а принимались подчиненными дежурными.

Для связи, кроме того, в корпусе имелся отряд самолетов У-2 в количестве 6 машин. Но в начале июня 1941 года этот отряд был вызван на сборы, которые проходили в г. Ломжа, непосредственно у границы с Германией. (ЦАМО, ф. 15, оп. 977441, д. 2, кор 23343, лл. 304 – 305).»

 

Как видите, и со связью особых проблем не было в ЗапОВО. До нападения, по крайней мере. Далее В.Рунов возвращается к показаниям Ляпина…

107

 

«В начале суток 22 июня 1941 года командующий 10-й армией собрал в штаб офицеров штаба армии. Все командиры корпусов и дивизий также находились у телефонов в ожидании важных указаний. Но их все не было. Дежурный доложил, что связи со штабом округа прервана. Только в 2 часа 30 минут генерал-майор К. Д. Голубев получил приказ командующего округом: «Вскрыть красный пакет и действовать, как там указано». Но командующему вскрывать было нечего, так как данные документы на то время все еще неутвержденными находились в штабе округа. В армии были только  документы для поднятия по тревоге и по материальному обеспечению.»

 

В начале суток, это около 1.30 ночи. Павлов в это время и звонил в армии в первый раз – давал команду «приводить войска в боевое состояние». Хотя он врал, конечно же, на следствии. На самом деле он в это врем, после разговора с Тимошенко дал команду штабам собраться и ждать указаний… Что они и выполнили. Связь с Минском на какое-то время, к 2 часам пропала с этой 10-й армией, но после 2-х часов ее восстановили, и от Павлова пришла команда – «Вскрывать красные пакеты». Но новые «пакеты» самим Павловым так и не были утверждены и находились в Минске. Однако конечно и без пакетов командиры знали свои районы обороны, поэтому отсутствие новых пакетов не было большой проблемой: ведь там были не более чем указания – выдвинуться в такой-то район по ПП и т.п. А командиры свои районы и «знали», т.к. они ведь в них и проводили все эти месяцы необходимые работы… И «старые» пакеты в дивизиях должны были быть.

 

«На этом основании командующий армией принимает решение о развертывании войск в соответствии с ранее отданными им устными указаниями командирам соединений. Он подтвердил это по телефону, связавшись с командирами корпусов и дивизий (кроме 113-й стрелковой дивизии, куда на машине был направлен офицер связи). Для приведения в боевую готовность артиллерии и возвращения ее в части с лагерных  сборов был направлен лично начальник артиллерии армии.

Противник вышел к государственной границе в полосе 10-й армии в 4 часа утра. Тогда же навстречу ему из мест постоянной дислокации начали выступать стрелковые дивизии первого эшелона прикрытия государственной границы.  Одновременно начался первый авиационный налет противника, а в 6 часов утра белостокские

108

объекты атаковала новая волна авиации противника. Удар наносился главным образом по аэродрому. К тому времени в воздух взлетело всего несколько советских самолетов, которые не могли существенно повлиять на воздушную обстановку и вскоре были сбиты истребителями противника.

Начальник штаба 5-го стрелкового корпуса 10-й армии генерала Бобков вспоминает, что распоряжение о выходе на госграницу и на занятие оборонительных рубежей было отдано командующим 10-й  армией по телеграфу Морзе. Сразу же после этого дивизии корпуса начали выходить на госграницу. Однако, около 5 часов утра, они, не дойдя до указанных районов, были вынуждены вступить в бой с противником на неподготовленных рубежах. При этом между выдвигавшимися частями отсутствовало должное взаимодействие, их боевые действия не были поддержаны авиацией и артиллерией. (ЦАМО, ф. 15, оп. 725588, д. 29, кор. 19128, лл. 33).»

 

Со слов Ляпина командарм-10 действительно получил таки от Павлова указание в 2.30 ночи на 22 июня «Вскрыть красный пакет». Как видите, связь вполне была и командующие, если хотели, также использовали разные способы доведения до подчиненных приказов Павлова – морзянкой например.

Т.е. команда от Павлова в эту армию была вроде как вполне четкая. Но в связи с тем, что Павлов так и не утвердил План прикрытия для этой армии то и «красный пакет» в штабе этой армии отсутствовал. Как отсутствовали такие пакеты и в других армиях, чьи новые ПП Павлов так и не подписал к 21 июня и вследствие чего новых «красных пакетов» там просто не было… (На самом деле, в этом случае в штабах лежат «старые» «красные пакеты», но новые ПП для того и писались в срочном порядке на конец мая, начало июня чтобы в штабах были именно новые пакеты…)

 

«Начальник связи 5-го стрелкового корпуса Г.Ф. Мишин заявляет, что штаб 5-го стрелкового корпуса, находясь в Замброве, через три-четыре часа после начала военных действий потерял устойчивую связь со штабом армии, а к 11-12 часам и эта эпизодическая связь по постоянным проводам была совершенно потеряна и больше не восстанавливалась. Неоднократные попытки войти в связь со штабом армии по радио также не увенчались успехом. Штаб округа с момента нападения Германии также не отвечал корпусу по радио. Самолеты связи корпуса на окружном

109

сборе в Ломже были уничтожены немецкой авиацией в первый час войны. Гражданская связь Замбров – Белосток тоже не работала, так как при первом налете немецкой авиации гражданские связисты (в большинстве своем поляки) разбежались, а некоторые и, сознательно испортив оборудование связи, скрылись. Немецкая авиация с первых налетов основательно разрушила проводные линии связи на магистралях Белосток-Замбров, Белосток-Высокий Мазовецк и Белосток-Бельск-Брянск.

Кроме того с первых налетов немецкой авиации на Белосток бомбы крупных калибров попали прямо в казарму и гаражи батальона связи армии, в результате чего было уничтожено и ранено много личного состава, уничтожено и повреждено большинство техники связи, в том числе и радиостанции. Единственным средством для связи штаба 5-го стрелкового корпуса со штабом 10-й армии в первый и последующие первые дни войны оставался обмен офицерами связи на автомашинах и броневиках.

Проводная связь по постоянным проводам штаба корпуса со штабами дивизий с первого часа войны стала работать неустойчиво».(ЦАМО, ф. 15, оп. 977441, д. 2, кор 23343, лл. 305 – 306).

Встреча наземных войск сторон произошла примерно в 9 часов утра в основном на рубеже переднего края Осовецкого и Замбровского укрепленных районов. При этом советские войска сильно уступали противнику по количеству артиллерии и знанию обстановки. Начальник штаба 10-й армии генерал П. И Ляпин пишет: «Первый удар противника наши дивизии, вступившие в бой сходу,  приняли на себя, вооруженные только пехотным оружием и полковой артиллерией. Значительная часть дивизионной и корпусной артиллерии и в дальнейшем совершенно не принимала участие в боевых действиях, бродила по дорогам до тех пор, пока не была разгромлена авиацией противника». (ЦАМО, ф. 15, оп. 977441, д. 2, кор. 23343, л. 205).» (В.А. Рунов, 1941. Первая кровь». М., 2009 г.)

 

И вот тут с Павловым и его звонками в 1.30 и 2.30 в армии возникает интересный вопрос…

На сайте МО РФ «Подвиг народа» выложено Донесение штаба 3-й армии, где ЧВС был Бирюков, от 4.45, которым штаб 3-й А докладывает Павлову что произошло нападение и армия действует по Плану прикрытия:

110

 

«ВХ № 010

СССР

НКО

ШТАБ

     3

Армии

Опер. Отдел

22  6  1941

№ 1/00107

 

Командующему Зап. ОВО

БОЕВОЕ ДОНЕСЕНИЕ № 1/ОП ШТАРМ 3 ГРОДНО 22.6.41. 4.45

Карта 200.000

Противник в 4.00 22.6 нарушил госграницу на участке от от СОПОЦКИН до АВГУСТОВ, бомбит ГРОДНО, в частности ШТАРМ.

Проводная связь с частями нарушена, перешли на радио, две радиостанции уничтожено. Действуем в точном соответствии с директивой № 002140/СС по прикрытию госграницы.

Запасный КП – лес ПУТРЫШКИ.

На участке  СОПОЦКИН АВГУСТОВ бой.

 

КОМАНДУЮЩИЙ 3 АРМИЕЙ

ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ /КУЗНЕЦОВ/ подпись

ЧЛЕН ВОЕННОГО СОВЕТА

АРМЕЙСКИЙ КОМИСАР 2 РАНГА

/БИРЮКОВ/ подпись

НАШТАРМ

ГЕНЕРАЛ-МАЙОР подпись /КОНДРАТЬЕВ/

 

Отпечатано 2 экз.

Экз. №1 – Штаб ЗапОВО

Экз. №2 – в Дело Штарма 3

--------------------------------------------

Ф.Л.

Подписано  4⁴⁵ 22.6.41.г.

Отправлено в 6¹⁵  22.6.41 г.

Получено _______________

ПНС – 1»

 

Данное Донесение-отчет, ушло в Минск только в 6.15 утра.

Примерно такие же Донесения Павлову отправили около 5-6  часов и остальные армии ЗапОВО.

111

 

В протоколе допроса Павлова от 7 июля сам Павлов вроде бы показывает, что ПП формально ввели в армиях по его команде – только ПОСЛЕ нападения немцев:

«В 3 часа 30 мин. народный комиссар обороны позвонил ко мне по телефону снова и спросил — что нового? Я ему ответил, что сейчас нового ничего нет, связь с армиями у меня налажена и соответствующие указания командующим даны.

Одновременно я доложил наркому, что вопреки запрещению начальником ВВС Жигаревым заправить самолеты бензином НЗ и заменить моторы за счет моторов НЗ, я такое распоряжение отдал Копцу и Таюрскому. Народный комиссар это мое распоряжение одобрил. Я обещал народному комиссару дальнейшую обстановку на моем участке доложить после вторичных переговоров с командующими армий.

В течение дальнейших 15 минут я получил от командующих следующую информацию:

От командующего 10-й армией — «все спокойно»; от 4-й армии — «всюду и все спокойно, войска выполняют поставленную вами задачу». На мой вопрос — выходит ли 22-я танковая дивизия из Бреста, получил ответ: «Да, выходит, как и другие части». Командующий 3-й армией ответил мне, что у него ничего нового не произошло. Войска Иванова — начальника укрепрайона — находятся в укреплениях, 56-я стрелковая дивизия выведена на положенное ей место по плану; 27-я стрелковая дивизия тоже на своем месте, она примерно за месяц до начала военных действий мною была переведена из Сапоцкин—Гродно на Августов— Граево, Сухового. Эти места утверждены Генеральным штабом.

Я отправился доложить новую обстановку народному комиссару обороны и прежде чем добился Москву, мне позвонил по телефону Кузнецов, доложив: «На всем фронте артиллерийская и оружейно-пулеметная перестрелка. Над  Гродно до 50–60 самолетов штаб бомбят, я вынужден уйти в подвал». Я ему по телефону передал ввести в дело «Гродно-41» (условный пароль плана прикрытия) и действовать не стесняясь, занять со штабом положенное место. После этого я срочно позвонил в Белосток, Белосток ответил: «Сейчас на фронте спокойно».

Примерно в 4.10–4.15 я говорил с Коробковым, который также ответил: «У нас все спокойно».

Через минут 8 Коробков передал, что «на Кобрин налетела авиация, на фронте страшенная артиллерийская стрельба». Я предложил

112

Коробкову ввести в дело «Кобрин 41 года» и приказал держать войска в руках, начинать действовать с полной ответственностью.

Все, о чем доложили мне командующие, я немедленно и точно донес народному комиссару обороны. Последний ответил: «Действуйте так, как подсказывает обстановка».

Вопрос: Через сколько минут вы доложили народному комиссару обороны сообщение Кузнецова о том, что противник открыл в районе расположения его армии артиллерийский и оружейно-пулеметный огонь?

Ответ: Доложил я сообщение Кузнецова наркому минут через 10–12.»  (ЦА ФСБ РФ. Архивно-следственное дело № Р-24000. Лл. 23–53. Рукопись. Подлинник. Доступно в интернете.)

 

На этих словах Павлова и Донесениях из армий Павлову некоторые исследователи делают вывод, что ПП ввели в ЗапОВО не по некой директиве-указанию НКО от примерно 2.30 а – по факту нападения – Павлов и ввел самостоятельно ПП. Но это не совсем так. Все кто вскрывал пакеты ЗапОВО, показывают, что они именно вскрывали свои «красные» пакеты и именно по команде из Минска, а не – вводили после 2.30 План прикрытия сами по себе. Т.е. – Павлов, скорее всего, дал команду именно такого «содержания» после 2.30 – Вскрывать свои пакеты. Не использую указание – «Ввести ПП» в действие – «ввести в дело «Гродно-41» (условный пароль плана прикрытия)», для 3-й Армии, или «ввести в дело «Кобрин 41 года»», для 3-й. или «ввести в дело «Белосток 41 года»» для 10-й. Как и показал Ляпин, которому в общем, врать нужды об этом не было никакой. Ведь Павлов на момент опроса не был еще «реабилитирован.».

И делал он это, конечно же, на основании приказа Москвы на это – приказа НКО и ГШ от возможно 2.30 именно такого же видимо содержания – «Вскрывать красные пакеты». В 3.30 он Тимошенко доложил что некие «соответствующие указания командующим даны». И по протоколу видно, что речь шла о приведении армий в полную б.г. – о выдаче патронов на руки и занятии «всех сооружений боевого типа». Также Павлов показывает, что к 3.30 «Войска Иванова — начальника укрепрайона — находятся в укреплениях, 56-я стрелковая дивизия выведена на положенное ей место по плану; 27-я стрелковая дивизия тоже на своем месте». Т.е. отдельные приграничные дивизии – к 3.30 выведены «по плану» а это можно сделать, только вскрыв пакеты…

113

А донесение 3-й армии это не более чем отчет армии на 4.45 о том, что ПП введены. Что армия действует по такому-то приказу – «Действуем в точном соответствии с директивой № 002140/СС по прикрытию госграницы». Времени же когда в этой армии получили команду вскрывать пакеты – вводить ПП – в этом донесении не показано. Но это и не требуется для этого «отчета»…

 

К ЗапОВО мы еще вернемся, а пока смотрим, что отвечали в своих полных «воспоминаниях» на вопрос № 3 генералы КОВО и попробуем выяснить, наконец – а что по их словам было в указаниях НКО и ГШ в ночь на 22 июня:

«СПРАВКА  о полученных письмах от участников начального периода Великой отечественной войны на просьбу начальника Главного Военно-научного управления Генерального штаба Советской Армии за 1951-1952 годы. 21.03.1953г.

1. Генерал армии Баграмян И.Х. . Начальник оперативного отдела штаба Юго-Зап. Фронта. Подтвердил:

6) Приведение войск в боевую готовность.

2. Генерал армии Пуркаев М.А. Начальник штаба Юго-Западного фронта. Подтвердил:

6)  Начало выхода войск к госгранице с 4 до 6 часов 22.6.1941г. /кроме двух сд 5А, которые были выведены раньше/.

7) Мероприятия штаба округа в части с получением указаний о приведении войск в боевую готовность.» (ЦАМО, ф.15, оп. 178612, д. 50, л. 1-8.)

 

Данная «справка» писалась на основе показаний данных, перечисленных в справке генералов. И если внимательно почитать, «воспоминания» Пуркаева, то тут мы и увидим, кто и как «запрещал» открывать огонь по напавшему врагу и был ли запрет на пересечение границы и когда. И кто не давал в войска КОВО приказ о введении б.г.. А также начштаба КОВО показывает, – в каком часу они получили команду приводить войска округа в полную боевую готовность в ночь на 22 июня:

«В период от 1 часу до 2 часов 22 июня, Командующим войсками округа было получено распоряжение Генерального Штаба, которое требовало привести войска в полную боевую готовность, в случае перехода немцев госграницы отражать всеми силами и средствами, самим границы не переходить и не перелетать, до особого распоряжения.

До начала боевых действий на границе, успели выйти и занять свои оборонительные рубежи, согласно плану, войска 5, 26 и 12 ар-

114

мий. Войска прикрытия 6 армии на Рава Русском направлении у границы вступили во встречные бои.

3 вопрос:

“Когда получено в штабе округа распоряжение Генерального штаба о приведении войск округа в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападение фашистской Германии с утра 22 июня. Какие и когда были отданы войскам указания во исполнение этого распоряжения, и что было сделано войсками?”

Ответ:

– Штаб округа с 10⁰⁰ 21.5.41 г. Переходил на автомашинах из КИЕВА в ТЕРНОПОЛЬ, где имелись уже телеграфные связи (бодо) со штабами армий и Генеральным Штабом и связь по «ВЧ» с КИЕВОМ и МОСКВОЙ и находилась небольшая оперативная группа.

Командующий войсками и член Военного Совета двигались впереди и вне связи с колонной штаба. После РОВНО с основной колонной (где находился оперативный и шифровальный отделы) оставался т. БАГРАМЯН (Начальник оперативного отдела). Я поторопился в ТЕРНОПОЛЬ, куда прибыл около 3 часов утра 22.6.41 года.

К моему приезду Командующий войсками округа генерал КИРПАНОС уже получил распоряжения Генерального штаба о приведении войск в боевую готовность, но никаких распоряжений никому не давал.

 Получив указания генерала КИРПАНОС о распоряжениях Генерального Штаба в связи с ожидаемым нападением немцев, я немедленно вызвал к аппарату БОДО всех командующих армий лично. И в период от 3-х до 4-х часов передал каждому лично приказ привести войска в полную боевую готовность, занять оборону согласно плану. При переходе немцев госграницы отражать всеми силами и средствами, самим границы не переходить. Нашим самолетам границы не перелетать до особого указания.

Все командующие армий приняли эти указания к исполнению. Для проверки того, что распоряжения исходят именно от меня я потребовал от каждого Командарма задать мне контрольный вопрос, существо которого было бы известно нам двоим. Все командармы, кроме Командарма 4 26 тов. КОСТЕНКО такие вопросы мне задали. Например Командующий 6 армии тов. МУЗЫЧЕНКО задал мне следующий вопрос: – Какое отчество жены генерала армии ЖУКОВА. – Командарм 4 26 ответил: «Я верю, приступаю к исполнению». С командиром кавалерийского корпуса (корпус находился в районе

115

ШЕПЕТОВКА) генералом КАМКОВЫМ говорил лично по простому телефону. Передал ему тоже, что и Командармам.

Генерал КАМКОВ мне ответил, что до получения положенной телеграммы Военного Совета округа он ничего делать не будет. Шифртелеграмма тов. КАМКОВУ была послана около 6 часов утра 22.6 (после того как прибыл шифротдел с документами).

Командующие войсками армий поднимали войска по тревоге личными распоряжениями по телефону и телеграфу.» (ЦАМО, ф. 15, оп. 977441, д. 3, л. 267) Также полный ответ выложен на сайте МО РФ «Документы. Накануне войны».

 

Обратите внимание на слова Пуркаева. Он подтвердил что «Директиву б/н» они в Тернополе все же получили, «от 1 часа до 2 часов 22 июня», и что в ней было указано – знали, но о звонке самого Жукова лично Кирпоносу в полночь с таким же приказом, не сказал. В конце концов, сам-то он по телефону с Жуковым мог и не разговаривать в полночь – т.к. сам Пуркаев еще не прибыл на полевой КП в это время. А Кирпонос Пуркаеву мог и не сказать о сути того звонка. Если он сам также к полуночи уже был на этом КП. Но. На самом деле расшифровать текст директивы «б/н» в Тернополе не могли и получать указания ГШ они могли только по телефону, по ВЧ связи. И Пуркаев и показал, что с 1 часа до 2.00 Кирпонос получил некое «распоряжение» ГШ и в нем было указано, что делать войскам – «привести войска в полную боевую готовность, в случае перехода немцев госграницы отражать всеми силами и средствами, самим границы не переходить и не перелетать, до особого распоряжения». (Вспомнили слова Жукова в его мемуарах, что Сталин в ту ночь не разрешил приводить войска в б.г.?) Однако в армии Кирпонос не спешил это «распоряжение» ГШ передавать – ни как Захаров сразу же – в 1.30, звонком по телефону, ни как Павлов хотя бы в 2.30!

Расшифровать они телеграммы ГШ действительно не могли до 2.30, т.к. оперотдела  КОВО с Баграмяном и кодовыми таблицами для расшифровки в Тернополе не было, по милости Пуркаева же. Если так, то им проще и было по ВЧ позвонить в ГШ и уточнить напрямую – что указывается в этой «телеграмме ГШ». Поэтому Пуркаев и написал, что они получили «распоряжение Генерального Штаба, которое требовало привести войска в полную боевую готовность». Он мог иметь в виду и «Директиву б/н», которую они, по словам и не присутствовавшего в Тернополе Баграмяна принимали до половины третьего утра, и устные распоряжения о ее сути. И похоже эти «рас-

116

поряжения» ГШ были более подробные чем текст директивы «б/н». Но в принципе ничего необычного и не было в том, что кроме текста этой директивы шли и устные «распоряжения» от Жукова.

Но Пуркаев и показывает самое важное – «распоряжение» Генштаба требовало «в случае перехода немцев госграницы отражать всеми силами и средствами» нападение! ВСЕМИ СИЛАМИ И СРЕДСТВАМИ! Т.е. «Директива б/н» от 22.20 21 июня 1941 года, а возможно и некие «распоряжения» (дополнительные, устные) давали командованию западных округов полные права по применению оружия в случае перехода немцев границы СССР! Это к вопросу о том кто там и как запрещал применять оружие, артиллерию, ПВО и прочее раним утром 22 июня и что должно было бы быть на самом деле в «Директиве №1»!

Так что запрета на открытие огня и тем более артиллерийского не было из Москвы. И это подтвердил начштаба КОВО генерал Пуркаев! И он же показывает что, получив к 2 часам указание поднимать армии по боевой тревоге – со вскрытием «красных пакетов», в КОВО это делать не стали вообще. До тех пор пока не стали отправлять свою «Директиву №1» в армии точно, и по показаниям командиров КОВО мы это увидим.

Пуркаев показал, что среди подчиненных попался самый «принципиальный» – командир 5-го кавкорпуса Камков, которому подай письменный приказ. Точно так же умничал в ту ночь в ОдВО ком ВВС Мичугин…

 

Смотрим показания Баграмяна – с сайта МО РФ:

«3. Когда было получено в штабе округа распоряжение Генерального Штаба о приведении войск округа в боевую готовность в связи с ожидающимся нападением фашисткой Германии с утра 22.5. Какие и когда были отданы войскам указания во исполнении этого распоряжения и что было сделано войсками.

 

Через Оперативный отдел штаба Киевского особого военного округа никаких распоряжений о приведении в боевую готовность не поступало. Получали ли такие распоряжения лично Командующий войсками и Начальник штаба округа лично мне об этом неизвестно.

Мне известно лишь о том, что по распоряжению Генерального Штаба 21 июня, т.е. накануне нападения Фашистской германии на нашу родину, штаб Киевского особого военного округа выступил из

117

Киева в г.ТАРНОПОЛЬ, на восточной окраине которого был заблаговременно подготовлен КП фронта.

Штаб закончил выход на КП в ночь с 21 на 22 июня и к началу боевых действий был полностью развернут.»

 

Есть ли в тексте «Директивы б/н» о пересечении границы и о применению оружия? В опубликованном на сегодня варианте этой директивы есть только в п. «(г)» приказ «все части привести в боевую готовность» полная (другой тогда степени в РККА «формально» не было), но о том, как применять оружие, или о пересечении границе – ничего нет. Однако нам точно известно, что нарком обороны Тимошенко около 23.00 21 июня наркому ВМФ адмиралу Н.Г. Кузнецову дает разъяснения на его вопрос-уточнение можно ли применять оружие по врагу – можно! Т.е., при звонках в округа Тимошенко и Жуков на словах также ДОЛЖНЫ были такие разъяснения командующим округами давать! И как показывает Пуркаев – давали! И Павлов доводил в 2.30 ночи до армий указание Москвы – «государственную границу не пересекать»! И возможно, что в подлинной «Директиве б/н», той, что была написана в кабинете Сталина и должна была уйти из ГШ в округа, и было такое указание по применению оружия и о том, как пересекать или не пересекать границу. Должно быть. Тем более что фото черновика «Директивы б/н», которое опубликовал М.Солонин, также наводит на такую мысль.

Но еще раз. Все это – о пересечении границы и т.п. – прописано в ПП округов. И если вы даете указание – «Приступить к выполнению ПП», или – «Вскрыть «красный» пакет», то командир, действуя по ПП (пакету), и будет знать – что там делать с границей. До получения следующего приказа.

Т.е., возможно в Кремле, в присутствии Сталина, похоже, была написана одна директива и в ней были вполне четкие указания округам – «привести войска в полную боевую готовность, в случае перехода немцев госграницы отражать всеми силами и средствами, самим границы не переходить и не перелетать, до особого распоряжения». Но когда Жуков с Тимошенко ее переписывали в кабинете наркома с 22.30 примерно до примерно 23.30, то они убрали положение о применении оружия и о том, как отвечать – пересекать границу или нет.

А точнее – они сначала дали директиву о приведении в полную боевую готовность с предупреждением о возможном нападении и что оно может начаться с провокаций, на которые нельзя

118

поддаваться. Директиву «б/н» от 22.29 21 июня. А после того как в 2 часа на границе начались эти самые провокации – в виде обстрелов стрелковым оружием наших войск и застав, следом они отправили еще одну директиву – о вводе в действие ПП – вскрывать «красные» пакеты. Должны были отправить! Директиву «№1» – на вскрытие «красных» пакетов. И возможно уже в ней, и указали бы – как действовать в случае начала стрельбы на границе. И было это действительно – около 2.30 ночи 22 июня. Должно было бы быть…

 

Мы уже столько раз упомянули о возможном существовании некой директиве или телеграмме НКО и ГШ от примерно 2.00-2.30 22 июня, на вскрытие красных пакетов (и ввод в действие ПП по сути), что пора, наконец, о ней поговорить чуть подробнее. Отдельно об этой директиве уже упоминалось и в книге «Защита Сталина. Кто пытается опорочить страну и победу?», но там были допущены некоторые неточности, и здесь о ней надо говорить более подробно –была ли она вообще или указания о пакетах были еще в директиве «б/н»…

 

Вот что писал в 1965 году генерал М.Д. Грецов, в июне 41-го начштаба 2-го кавкорпуса ОдВО. Преподавал с 43-го года в академии им. Фрунзе…

«На юго-западном направлении (июнь-ноябрь 1941г.)» (Москва, МО СССР, 1965г., ДСП. «Гриф» давно снят, а сама книга хранится в единичных экземплярах в библиотеках военных академий Москвы):

«В 1.00- 2.00 22.6 в войска КОВО и ОдВО поступило рас­поряжение Наркома обороны такого неопределенного содер­жания “22-23 июня возможно провокационное наступление немецких войск. Войскам округа на провокации не поддавать­ся, границу не переходить. Авиации границу не перелетать” ¹).

Распоряжение это дезориентировало наши войска и обрекало их на пассивность в первые часы войны.

И наконец, в 2 часа 30 минут 22 июня, за 45 минут до ата­ки противника из Москвы в штабы округов поступила теле­грамма Народного комиссара обороны, требовавшая приня­тия немедленных мер по боеготовности войск¹.

В это время штаб Киевского округа также успел выехать на свой команд­ный пункт в Тернополь, куда он прибыл только в 5 часов утр, 22 июня. ²).

119

Таким образом, в ночь на 22 июня штабы приграничных частей войск Одесского округа были значительно ранее ори­ентированы в отношении угрозы войны, нежели штабы приграничных частей Киевского округа.

В Москве на базе управления и штаба МВО приступлено было к формированию управления Южного фронта, прибытие которого в Винницу намечалось на 25 июня.

 

¹ )Архив МО СССР, дело оп. отд. ЮЗФ, оп. 977б сс, д 83. Эта теле­грамма имеет следующие отметки: «Принята на узле связи в 2 4. 30 м. 22.6; поступила в шифр отд. в 7 ч. 45 м. 22.6; расшифрована в 12 ч. 35 м. 22.6», то есть через 9 часов с момента начала войны).

²⁾Архив МО СССР, ф. ПУ ЮЗФ, оп. 5272с, д. 1, л. 7.)» (с. 41)

 

Первая директива, о которой Грецов пишет – это та самая «Директива б/н» которую много лет называют «Директивой №1». Как видите, Грецов закавычил слова из текста данной директивы, т.е., он дал цитату, но приведенные им слова из директивы не совсем соответствуют тексту, который опубликовал в 1969 году маршал Захаров и Жуков. Грецов показывает реквизиты хранения из Дела оперотдела ЮЗФ, т.е. входящую шифровку директивы «б/н», на 1965 год, а Захаров приводит архивные реквизиты хранения (на 1969 год) «первоисточника» – «ЦАМО, ф. 48а, оп. 3408, д. 3, л.л. 257-259».

В известном тексте от «маршалов» говорится не про «провокационное наступление немецких войск» а о «нападении»: «1. В течение в ночь на 22.6.41 23.6.41 возможно внезапное нападение немцев на фронтах участках ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО, ЛВО. Нападение немцев может начаться с провока- Сегодня 22.6.41г. на рассвете рассредоточить ционных действий.». Также в опубликованной маршалами директиве без номера и ее черновике ничего нет о запрете для войск и авиации пересекать границу.

Насчет времени поступления данной директивы в округа – тут совпадение. Данную директиву действительно принимать начали в округах к 1 часу ночи. И то, что ее в КОВО-ЮЗФ расшифровали только к обеду – все верно. Штаб КОВО к вечеру 21 июня был уже на полевом КП, в Тернополе. А вот оперотдел во главе с полковником И.Х. Баграмяном, куда и входит шифротдел штаба округа, который и должен был заниматься расшифровкой данной директивы (и прочих) из ГШ – прибыл в Тернополь только к 7 часам утра 22 июня (см. мемуары маршала Баграмяна).

120

 

Начала поступать директива «б/н» в Тернополь в 0.30, однако видимо из-за сбоев связи закончить прием текста шифровки дежурные связисты на полевом КП сразу не смогли. Точнее, шифровка из ГШ шла на Киев, там ее приняли, дали в ГШ подтверждение, что приняли текст и стали ее давать в Тернополь. И скорее всего между Киевом и Тернополем и были проблемы со связью. После чего Тернополь, скорее всего сам вышел по ВЧ на ГШ и запросил – дать им содержание шифровки по этой связи. Ведь даже если бы в Тернополе и приняли текст нормально, расшифровать его они также не смогли бы – шифровальщиков оперотдела в Тернополе не было, а с ними и ключей для расшифровки. Ведь связист только занимается связью, а расшифровкой-зашифровкой – занимаются шифровальщики в штабах.

Поэтому на расшифровку Баграмяну эту директиву «б/н» отдали только в 7.45, а расшифровали этот текст вообще только в 12.35. Однако проблем с «прочтением» данной директивы у командования КОВО, у Кирпоноса и его нш Пуркаева не было. Как потом и писал Пуркаев, отвечая на послевоенные вопросы Покровского – «В период от 1 часу до 2 часов 22 июня, Командующим войсками округа было получено распоряжение Генерального Штаба, которое требовало привести войска в полную боевую готовность, в случае перехода немцев госграницы отражать всеми силами и средствами, самим границы не переходить и не перелетать, до особого распоряжения». И эти «распоряжения» ГШ были получены по ВЧ связи.

 

Как видите, ответ Пуркаева из 1952 года – о содержании данной директивы, вполне совпадает с тем, что писал Грецов в 1965 году. У обоих в директиве, а штабу КОВО в отсутствии шифровальщиков видимо лично Жуков (или кто-то из Генштаба, тех, кто отправлял данную директиву – например тот же Маландин, нач Оперуправления ГШ) по телефону (ВЧ) и сообщил текст этой директивы, есть упоминание о пересечении границы. Но тогда получается что опубликованная маршалами «Директива б/н» – липа?! Или в КОВО послали текст отличающийся от того что ушел в ЗапОВО и ОдВО, и возможно в ПрибОВО?

Почему Грецов, как и тот же Пуркаев показывают положения в директиве, которую получали в КОВО с 0.30 до 2.30 отличающиеся от того что нам известно по черновику директивы «б/н»? Может быть в КОВО ушел и другой текст, а скорее всего, из-за того что и шиф-

121

ровку принять не могли долго, и расшифровать ее не могли – из ГШ в Тернополь дали указания, «распоряжения» ГШ – по ВЧ связи, по телефону. И кстати, связисты в своих журналах также записывают время таких «звонков» и тех, кто с кем переговаривал.

И Грецов и Пуркаев эта указания и показывают как именно распоряжения, а не директиву текстовую. А в этом распоряжении по ВЧ, да еще и в 2 часа ночи могли указать и то, что показывают и Пуркаев и Грецов – «привести войска в полную боевую готовность, в случае перехода немцев госграницы отражать всеми силами и средствами, самим границы не переходить и не перелетать, до особого распоряжения» и «Войскам округа на провокации не поддавать­ся, границу не переходить. Авиации границу не перелетать».

Грецов назвал это – телеграммой и сослался на дело «оперативного отдела  ЮЗФ». Еще около 22 часов 21 июня оперативный дежурный ГШ обзванивал округа и уточнял – могут ли полевые КП округов принять шифровку особой важности (как показывал Захаров по ОдВО). Те подтверждали, и им шел текст шифровки. Также непосредственно перед отправкой текста идет еще запрос из ГШ – могут ли штабы принять текст, готовы ли.

В КОВО, два часа возились с приемом, только в 2.30 текст приняли, но из-за отсутствия шифровальщиков Баграмяна – расшифровать его все равно не могли. Поэтому очень может быть, что из ГШ по тому же ВЧ им и дали телефонограмму в 2 часа – «распоряжения ГШ». Устно. Тот же Маландин или кто-то из ОУ ГШ зачитал для КОВО текст, и там вполне могли на 2 часа задиктовать уже несколько другой текст этих «распоряжений». И возможно в журнале приема телефонограмм и остался – текст, который цитировал и Пуркаев и Грецов. И очень может быть что «телеграмма» ГШ ссылку, на которую он дает и записана – в этом журнале оперотдела ЮЗФ…

В общем, архивным копателям есть работа: найти этот  журнал, если он, конечно, сохранился, и выяснить – кто кому звонил в Тернополь с 1 часа до 2 часов и  почему эти «распоряжения ГШ» для КОВО отличаются от текста директивы «б/н» который должен был уйти во все округа одинаковым…

 

Далее Грецов пишет, что около 2.30 ночи, «наконец», в округа пошел еще приказ-телеграмма НКО, «требовавшая приня­тия немедленных мер по боеготовности войск».

К сожалению, когда в книгу «Защита Сталина…» мною были показаны эти слова Грецова, похоже, я ввел читателя в заблужде-

122

ние, посчитав, что речь у Грецова идет о некой дополнительной телеграмме Тимошенко – на ввод ПП в действие, на вскрытие «красных» пакетов! Что в той ситуации может означать только одно – эта телеграмма и есть директива на вскрытие «красных» пакетов и о – введении Планов прикрытия в действие, по сути – та самая настоящая директива «№1».

Грецов как будто прямо показывает – в 2.30 пришла ДРУГАЯ, еще одна («наконец»), шифровка, телеграмма НКО из Москвы. Т.е. данная директива от 2.30 примерно – это и есть короткая команда-приказ об «отсутствии» которого так переживают многие историки. Мол, надо было вместо «пространной» директивы давать короткую – на ввод ПП: «Приступить к выполнение Плана прикрытия 1941 года»», дать команду на вскрытие «боевых пакетов». И такая директива округам должна была уйти, и именно ДО нападения Германии это должно было произойти! По всей логике предвоенных директив…

Но, увы. Грецов дает реквизиты этой «наконец» принятой связистами телеграммы – все той же директивы «б/н»…

 

Однозначно, «короткая» директива, от 2.30 22 июня, должна была бы пойти  вслед за «пространной» директивой «б/н» от 22.20 21 июня. И такой приказ Москвы, т.е. от Сталина должен был бы быть! Но – похоже, дополнительной команды, вслед за директивой «б/н» все же не было из ГШ округам. По крайней мере, в виде шифровки. А вот устно, по ВЧ связи, дать команду вскрывать пакеты вполне мог тот же Жуков – по команде Сталина, и именно  около 2.30 ночи 22 июня. В конце концов, пакеты то вскрывались и именно около 2.30 ночи, и тот же Павлов, не отличающийся особой инициативность, не имел права и это делать и не стал бы – без указаний Москвы точно.

Грецов показал реквизиты еще одного приказа – «Архив МО СССР (ЦАМО), ф. ПУ ЮЗФ, оп. 5272с, д. 1, л. 7» и это реквизиты директивы НКО и ГШ от 19 июня – на вывод штаба КОВО на полевой КП. Т.е. распоряжения ГШ принятые с 1 до 2 часов в Тернополе, отмечены в конкретном деле оперотдела ЮЗФ. Как входящая директива «б/н» для КОВО. А второй документ, это директива на вывод штаба КОВО в Тернополь – которая хранилась в общем фонде Полевого управления ЮЗФ в 1965 году…

Директива «б/н» это именно директива и на ее основе в округах павловы-кленовы могли давать в армии свои варианты приказов.

123

Но если бы пришла телеграмма Тимошенко, или был бы звонок по ВЧ связи – «Приступить к выполнению ПП» то это был бы – прямой боевой приказ. Который округа обязаны были исполнять точно, без «интерпретаций»:

 «Директива б/н это и есть директива в чистом виде, а вот телеграмма о введение ПП и вскрытии пакетов директивой не является – это в чистом виде заранее оговоренный сигнал боевого управления, переданный телеграммой. И если директива дает возможность командирам и начальникам право на варианты разных действий в пределах своих полномочий, то сигнал боевого управления исполняется немедленно и в полном объеме. Это просто мелкие тонкости, которые понимают любой грамотный военный, кто с этим сталкивался» – полковник С. Мильчаков.

 

В общем, пока на сегодняшний день нет документальных подтверждений наличия директивы НКО от «2.30» ночи 22 июня. Увы. Хотя вопрос все равно остался – директива от 22.20 21 июня, это действительно «Директива б/н», «Директива №2», также есть, а вот под «№1» и должна была бы быть и директива от примерно 2.30 22 июня. На вскрытие «красных» пакетов и на ввод ПП. И принять ее округа должны были именно ДО нападения Германии. После которой была директива «№2» от 7.15 утра 22 июня, а затем и директива «№3» от вечера 22 июня. Возможно на ввод ПП (вскрытие пакетов) был просто звонок Тимошенко (Жукова) около 2.30 и от этого звонка осталась бы только пометка о звонке в журнале у связистов в ГШ том же…

 

(Примечание: Может кто-то думает, что посылать-сообщать в округа команду вскрывать «красные» пакеты, вводить ПП в 2.30 было бы «поздно»? Не совсем. Т.е., если думать и верить что до этого все спали (и должны были спать) мирно в казармах, то, конечно же, посылай не посылай в округа за 45 минут до нападения такую директиву о боевой тревоге и на ввод ПП со вскрытием «красных пакетов» – точно будет «поздно».

Но. Если видеть какие распоряжения и приказы шли в те последние часы в округа, с вечера 21 июня, то видно, что такая команда была бы вполне своевременна. По крайней мере «логична»…

Опять же – по показаниям Ляпина, Зашибалова или Бирюкова они свои приказы на вскрытие пакетов получали как раз – сразу после 2.30. И шло это от Павлова! Т.е., все же очень может быть что Генштаб

124

в лице Жукова (?) по ВЧ телефону сообщал – приказ поднимать по боевой тревоге войска.

В КОВО, принимать (расшифровать) директивы не могли из-за отсутствия оперотдела в штабе до 7 часов утра. И Кирпонос с Пуркаевым принимали эти «распоряжения» Генштаба – по телефону. Возможно, Пуркаев в 1952 году «совместил» в памяти две директивы – «б/н» и «№2», в которой тоже есть указания о границе? Вряд ли. Он говорит именно о директиве «б/н», и его слова подтверждает и Грецов, который показывая о директиве «б/н», также показывает об указаниях, которых вроде как нет в известном черновике директивы «б/н»…

Но – получив по телефону данные «распоряжения» Кирпонос по показаниям командиров КОВО прямо запретил приводить войска в боевую готовность. И войска на Украине будили именно немецкие снаряды в большинстве случаев. Точнее Пуркаев около 3.30 все же давал некие команды «будить» войска.

Но если в КОВО у Кирпоноса вроде как не было под рукой шифровальщиков оперотдела, то в ПрибОВО, нш округа Кленов, оставаясь за командующего, также получив данную т.н. «Директиву №1» около 1 часа ночи, не стал поднимать войска округа….)

 

Кстати, после публикации в книге «Защита Сталина…» слов Грецова о директиве «б/н» поступившей в округа около 1 часа ночи нашлись внимательные читатели и «исследователи», которые увидели то что, увы, не заметил я – что директиву «б/н» на самом деле принять могли в Тернополе не в «24.30 м. 22.6» а в «2 ч. 30 м. 22.6». На этом данные исследователи уже кинулись обвинять меня, мол, Козинкин умышленно вводит читателей в заблуждение и пытается, умышленно изменив букву «ч» на цифру «4» в пометках на входящей директиве «б/н» из Москвы – неверно показать время поступления директивы «б/н» в КОВО – «Принята на узле связи в 2 4. 30 м. 22.6». И таким образом Козинкин пытается запустить в научный оборот фальшивое утверждение о том, что в 2.30 в округа и Москвы ушла еще одна директива, о которой до этого никто из историков не показывал, а читатели до этого о ней не знали – настоящая директива «№1». На вскрытие «красных» пакетов – «Приступить к выполнению Плана прикрытия».

Действительно, речь Грецов ведет не о ДВУХ РАЗНЫХ документах-директивах, а об ОДНОМ – о директиве «б/н». В которой, конечно же, нет ничего о вскрытии пакетов и о вводе ПП.

125

Увы, во всех округах директиву «б/н» принимали около 1 часа ночи и это неопровержимый факт. И в КОВО ее начали принимать даже одни из первых – около 0.30. И как писал потом маршал Баграмян, принимать данную директиву и начали – в 0.30. А затем он же написал, что закончили прием этой директивы – только в 2.30. Смотрим, что писал Баграмян: «В 0 часов 25 минут 22 июня окружной узел связи в Тарнополе начал прием телеграммы из Москвы. <…> Только в половине третьего ночи закончился прием этой очень важной, но к сожалению очень пространной директивы».

Грецов также сначала назвал директиву «б/н» – «рас­поряжение Наркома обороны неопределенного содер­жания». Однако потом он же показывает – «в штабы округов поступила теле­грамма Народного комиссара обороны, требовавшая приня­тия немедленных мер по боеготовности войск»! Т.е. – или текст в КОВО действительно пришел отличный от того что получили другие округа – ведь Грецов даже кавычит начало этой директивы и уже там видно расхождение этих указаний от того что мы знаем о директиве «б/н». Или и устные «распоряжения» ГШ отличались от того что было в директиве «б/н».

Полевой КП КОВО располагался в штабе какой-то воинской части, которую вывели из Тернополя, чтобы разместить в здании штаба этой части КП округа-фронта. И подготовка этого КП к работе и узла связи тем более, началась примерно в мае еще. Баграмян показал, что связь полевого КП в Тернополе, что с Киевом, что с Москвой была к этому времени вполне устойчивой – начсвязи округа генерал Добыкин с «гордостью докладывал командующему округом, что с нового командного пункта можно будет напрямую вести разговор как со штабами армий, так и с Москвой – по телефону, телеграфу, радио». И даже то, что уже после нападения эта связь, что «базировалась на постоянные проводные линии Наркомата связи», постоянно нарушалась, в ночь нападения она должна была работать еще вполне нормально.

Но – начатый в 0.25 прием шифровки Директивы «б/н» из-за проблем со связью с Тернополем действительно закончили именно в 2.30 и после окончания приема шифровки, связист поставил время именно окончания приема текста в Тернополе, дал в Москву (Киев) подтверждение – «квитанцию» и поставил отметку на бланке входящей шифровки как 2 ч. 30 м. А время начала приема в этом случае на бланке входящей шифровки как раз и не ставится.

126

Ну а то, что в книге Грецова указано именно так – «Эта теле­грамма имеет следующие отметки: принята на узле связи в 2 4. 30 м. 22.6; поступила в шифр отд. в 7 ч. 45 м. 22.6; расшифрована в 12 ч. 35 м. 22.6», то это не более чем опечатка типографии академии Генштаба, где эта книга в 1965 году и печаталась. (Кстати в ней есть еще несколько опечаток – например Директива №3 показана как Директива №8…).

 

Увы, я ошибся – на пометках указано не время прихода этой директивы, а время – окончания приема шифровки. В связи с чем приношу свои извинения перед читателями – директиву «б/н» в Тернополе «приняли» действительно в «2 ч. 30 м. 22.6»…

 

Как показывает С. Чекунов, реквизиты хранения указанные Грецовым за 50 лет, конечно же, изменились: «Перенумерация была произведена. В настоящее время фонды округов и фронтов – трехзначные. В частности новые номера фондов, где лежат документы, которыми пользовался Грецов следующие: фонд управления Киевского Особого Военного Округа – 131 (дела за 1940-1941 г.г.), фонд полевого управления Юго-Западного фронта – 229. В каждом из этих фондов документы разобраны по источнику комплектования – отдел, управление и т.д. Например: опись дел оперативного отдела КОВО – 12507, опись дел оперативного отдела ЮЗФ – 161. Также в каждом фонде есть, например: опись дел политуправления, опись дел шифровального отдела.

Также директива б/н опубликована в сборнике "Лето 1941. Украина" с действующими реквизитами - фонд 229 (полевое управление Юго-западного фронта), опись 164 (шифровальный отдел), дело 1 (входящие шифртелеграммы), лист 71».

Увы, уважаемый исследователь несколько не прав. Реквизиты хранения входящей директивы «б/н» в Тернополь может и указаны в этом сборнике точно, но опубликованная директива в этом сборнике – выдаваемая за директиву «б/н» принятую в КОВО – не имеет положения о ПВО. Т.е. это тупой передер текста директивы Павлова! У которого не было уже положение о ПВО.

А ведь сам же Чекунов показывал: текст, принятый в Минске, входящая директива «б/н» для Минска соответствует черновику директивы «б/н» и о ПВО указания вполне имеет:

«г) Противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительных подемов принятия мер. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;

127

д) Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить».

Т.е., в КОВО, получается, отправили текст, в котором о ПВО нет указания?! Нет, конечно – эта публикация в 1991году именно что простой передер, да еще и окружной директивы ЗапОВО...

 

Таким образом, можно уже утверждать достаточно обоснованно, что то, что мы знаем как «Директива б/н» (или т.н. «Директива №1»), черновик которой хранится в ЦАМО в виде текста на трех РАЗНЫХ листках – это не совсем тот текст, который писался в кабинете Сталина, но ушел в округа. И также на имеющихся и опубликованных на сегодня источниках – показаниям командиров, видно, что данная директива «без номера» это не последняя директива (приказ), которая ушла из Москвы в приграничные округа перед нападением Германии!

Хотя директива «б/н» именно о приведении в полную боевую готовность, она еще не давала указания вскрывать «красные» пакеты и вводить в действие Планы прикрытия формально. А вот следом за ней, возможно около 2.30 22 июня должна была уйти некая «телеграмма Тимошенко», или был звонок по ВЧ связи с указанием – «Приступить к выполнению ПП 1941года», вскрывать «красные» пакеты.

Также данная директива от 22.20 21 июня имела некие ограничения – по ней не было ясно – можно ли открывать огонь в случае обстрелов или тем более нападения и как действовать, в случае если противник границу перешел. Также в ней ничего сказано о том – можно ли самим переходить-перелетать границу. Хотя Грецов показывает, что в «распоряжении неопределенного содержания», в директиве «б/н» для КОВО это было якобы указано – «на провокации не поддавать­ся, границу не переходить. Авиации границу не перелетать».

А ведь адмирал Кузнецов также утверждает, что когда он читал эту директиву в 23 часа 21 июня, то там он увидел вполне четкие объяснения по этим вопросам и тот же Тимошенко ему разъяснил – огонь открывать можно. И нужно. Но возможно в ней все же не было еще указаний – пересекать ли границу в случае нападения немцев.

Так что, похоже, что именно следующая директива НКО и ГШ, даже в виде звонка, от 2.30 ночи 22 июня и могла нести такие разъяснения – на открытие огня. И судя по всему Жуков и Тимошенко

128

в эти указания-звонки и «перенесли» указания и разъяснения по ответному огню и по пересечению границы из «директивы б/н»,

А точнее, сам приказ «Приступить к выполнению Плана прикрытия 1941года» подразумевает все это – то, что прописано для округов в ПП – занять рубежи обороны по ПП, в случае нападения противника отвечать, если тот пересек границу, но самим  границу не пересекать и не перелетать до особого приказа Москвы!

 

Т.е., вполне возможно, что Жуков действительно нес к Сталину директиву на ввод в действие Планов прикрытия и на вскрытие «красных» пакетов уже к 21 часу 21 июня. При этом Жуков подробно расписал в своей заготовке, как и что делать округам. Сталин назвал такую директиву «преждевременной» и дал указание – поднять войска на границе директивой о вводе полной боевой готовности. Подготовить более короткую директиву – о приведении ВСЕХ  войск, ВВС, ПВО и флотов в полную б.г.. А следом пойдет, если потребуется и директива на вскрытие «пакетов», которая сама и оговорит и о применении оружия по врагу, если он границу пересечет, и о пересечении границы нашими войсками если потребуется.

А возможно, что Жуков и соврал – он нес короткую директиву «Приступить  к выполнению ПП 1941года», а Сталин, назвав ее преждевременной, дал команду написать директиву только о вводе полной б.г. но в ней также подробно указать «подробности» – «привести войска в полную боевую готовность, в случае перехода немцев госграницы отражать всеми силами и средствами, самим границы не переходить и не перелетать, до особого распоряжения».

И очень может быть что, директива, написанная в кабинете Сталина, Жуковым переписывании была «сокращена». И в итоге была разбита на две части. Одну мы знаем как директиву «б/н», в которой нет ничего о границе и применении оружия, а другая – это директива уже «№2». А там где пришлось по телефону полевым КП давать устные «распоряжения» (как КОВО который не мог расшифровать свой текст дир. «б/н»), Жуков и сообщил следующее – «привести войска в полную боевую готовность, в случае перехода немцев госграницы отражать всеми силами и средствами, самим границы не переходить и не перелетать, до особого распоряжения». Т.е., то, что и требовали эти две, а по сути, и изначально – одна директива… Ну и по телефону, скорее всего, были некие указания из Москвы округам – вскрывать пакеты, например…

129

 

К тому, что могло, и должно было быть в «Директиве б/н» и почему Жуков и Тимошенко подменили текст, написанный в кабинете Сталина, мы еще вернемся, а пока продолжим…

 

Разъяснение о том чтобы наши войска при отражении нападения открывали огонь, но не пересекали границу Нарком обороны СССР и начальник Генштаба РККА должны были дать и по телефону павловым в то время пока «Директива б/н» идет в округа! Помимо того что это должно быть в тексте «Директивы б/н» однозначно! В конце концов, это просто нормально – если враг напал, врезать ему по полной в тех местах и по тем войскам что границу нарушили, но не торопиться с пересечением границы чтобы «мочить» супостата на его территории. Такое решение может принять только высшая власть в стране. А если враг просто стреляет по нашей территории, но границу не пересекает – огня не открывать, ибо это и есть «провокация»!

Но! В мемуарной литературе ничего такого нет, а в «воспоминаниях» генералов Покровскому вы постоянно будете встречать рассказы, что командирам запрещали открывать огонь артиллерии по перешедшему границу врагу, запрещали сбивать немецкие самолеты огнем ПВО и прочие подобные запреты! Которые потом «повесили» на Сталина…

 

Генерал Грецов показав о том, что было в директиве «б/н» (могло быть) на самом деле, далее также умудрился налукавить. Дело в том, что получив в Тернополе директиву «б/н», «телеграмму Тимошенко», получив по телефону с 1 часа до 2 часов все нужные указания по телефону, Кирпанос не сделал ни одного звонка в армии КОВО. Не поднял по тревоге ни одну часть! А ведь, по словам Жукова он звонил Кирпаносу лично еще в полночь – указывал «быстрее передавать директиву в войска». И Грецов чтобы как-то обелить, отмазать Кирпаноса показал, что штаб КОВО «успел выехать на свой команд­ный пункт в Тернополь, куда он прибыл только в 5 часов утра, 22 июня».

Т.е. – Кирпанос не поднимал армии округа по тревоге, получив директиву и устные «распоряжения ГШ» на это к 2.30, потому что оказывается, в Тернополе никого еще не было – сам Кирпанос по Грецову оказывается, только в 5 часов утра там появился. Что просто вранье. Кирпанос прибыл в Тернополь раньше всех, минимум к 1 часу ночи. И он действительно не сделал НИ ОДНОГО звонка в армии округа, чтобы поднять их по тревоге! И только прибывший

130

к 3 часам в Тернополь начштаба КОВО Пуркаев, начал в 3.30 поднимать армии по телефону!...

 

Смотрим «воспоминания» генерала П.А. Новичкова по 5-й армии Потапова, КОВО:

«БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ 62-Й СТРЕЛКОВОЙ ДИВИЗИИ В НАЧАЛЬНОМ ПЕРИОДЕ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ.

(Воспоминания бывшего начальника штаба 62-й стрелковой дивизии полковника Новичкова П.А.)

<…>

Вся артиллерия к моменту выхода дивизии к границе находилась в артиллерийских лагерях в м. Повурск, в 25-30 км восточнее Ковеля, и только к утру 20-го июня она была сосредоточена в районе стрелковых полков, имея лишь один боекомплект снарядов всех систем. При сосредоточении дивизии в новом районе из лагерей было взято много лишнего, ненужного для боя имущества, чем был связан весь автомобильный и конный транспорт.»

 

Обратите внимание, что артиллерию вернули все же с полигонов в этой дивизии 5-й Армии. Однако то, как они тащили с собой всякий хлам, говорит о том, что выводили их не по боевому расписанию, как указано в директиве НКО и ГШ от 12 июня для КОВО, а как при совершении маршей по учебным тревогам. Похоже, данную приграничную дивизию, как и дивизию Абрамидзе выводили на границу по отдельной телеграмме ГШ. Но если Абрамидзе от командарма-26 Костенко получил текст ГШ напрямую, то Новичкову Потапов его «пересказал». Накрутив дури про учебное имущество, которое брать не надо было в принципе.

 

«В такой обстановке 62-я стрелковая дивизия вступила в войну. 22 июня в 3 часа утра по распоряжению командира корпуса штаб дивизии был поднят по тревоге. К этому времени от пограничных войск поступили первые сведения о переходе немецких войск в двух пунктах государственной границы в полосе обороны дивизии.»

Еще обратите внимание – в 3 часа штаб дивизии поднимается по тревоге а «К этому времени от пограничных войск» уже «поступили первые сведения о переходе немецких войск в двух пунктах государственной границы в полосе обороны дивизии.». Т.е. немцы начали пересекать границу в полосе этой дивизии ДО 3 часов ночи еще!

131

Но как видите, будить начали в этой армии не сразу после звонка Жукова Кирпоносу в полночь. Или после звонка в полночь какого-нибудь генерала,  «оперативного дежурного» по НКО, от имени наркома с таким же приказом. Пуркаев стал звонить в армии только в 3 часа ночи, но уже, похоже, Потапов поднимал только штабы. И свой «красный» пакет командарма Потапов, похоже, вскрывать не стал – хотя замначоперотдела штаба 5-й А Владимирский в 3.30-3.45 и давал команды (телефонограммы) на это комкорам….

 

«К 4 часам по данным пограничных войск и штаба 15-го стрелкового корпуса противник перешел в наступление по всей границе.

Части дивизии были подняты по боевой тревоге и к 4 часам находились в готовности к выступлению на государственную границу и занятию рубежа обороны по восточному берегу р. Зап. Буг на фронте иск. Любомль, Гродло. Общая ширина полосы обороны назначенной дивизии, достигала 30 км (по уставам – не более 15 км.. – К.О.).

Несмотря на явное вторжение немецко-фашистских войск на нашу территорию, из штаба корпуса следовало одна за другим предупреждение о запрещении применения огня всех видов против перешедшего в наступление противника. Поэтому части дивизии, вышедшие в свои участки и занявшие оборону к 6 часам 22-го июня, только к 11-12 часам вступили в бой, отражая попытки противника форсировать р. Зап. Буг.»

 

Здорово – запрета Москва на открытие огня и тем более «всех видов» точно не давала никакого.  И это подтверждал и сам начштаба КОВО генерал Пуркаев! А Потапов давал такие команды? И кто его надоумил – Кирпонос?

 

«Саперный батальон дивизии, находившийся на оборонительных работах в районе Усцилуг, первыми ударами авиации противника с утра 22-го июня был разгромлен в расположении своего лагеря.

Артиллерия дивизии поддерживала бой первого эшелон; отдельный истребительно-противотанковый дивизион был выдвинут на правый фланг в район Радзехув для обеспечения стыка с соседней 45-й стрелковой дивизией.

Полосу обороны слева занимала 87-я стрелковая дивизия.

Во избежание перехвата и подслушивания противником отдаваемых распоряжений управлению частями в первые часы боевых действий осуществлялось исключительно через офицеров связи, которые находились в постоянной готовности на машинах на командном пункте дивизии.

132

Ввиду широкого фронта полосы обороны первоначальное построение дивизии в два эшелона было изменено, через два дня все полки оказались в первом эшелоне. Отдельный разведывательный батальон, истребительно-противотанковый дивизион и до батальона пехоты командир дивизии держал в своем резерве.

В течении двух дней части дивизии совместно с пограничными заставами вели упорные бои непосредственно на границе. Главный удар противник наносил в направлении Владимр-Волынский, Луцк в полосе 87-й стрелковой и 14-й танковой дивизии. В результате наступления, поддержанному мощным огнем артиллерии и ударами авиации, противнику удалось прорвать фронт обороны этих дивизий и ввести крупные танковые силы по шоссе Владимир-Волынский, Луцк. Правофланговый полк 87-й стрелковой дивизии ударом танковых частей был отброшен к нашему левому фланговому 123-му стрелковому полку. По распоряжению командира корпуса полк 87-й стрелковой дивизии был приведен в порядок и под руководством заместителя командира 62-й стрелковой дивизии использован для нанесения контратаки по противнику, занявшему Владимир-Волынский. …» (ЦАМО, ф.15, оп.881474, д.12, л.143-149)

 

Генерал Г.И. Шерстюк, 5-я армия КОВО:

«3. С какого времени и на основании какого распоряжения части вверенного Вам соединения начали выход на государственную границу, и какое количество из них был развернуто для обороны границы до начала военных действий и какую задачу они получили?

 

21 июня 1941 года командир 15 ск. полковник Федюнинский, со мной, начальником погранотряда полковником Сульженок и двумя-тремя офицерами штаба 15 ск. и погранотряда на легковых автомашинах, с целью рекогносцировки огневых позиций и новых земляных сооружений со стороны противника, проехали вдоль госграницы от ее правого фланга г. Влодава (граница БССР и УССР) до ж.д. Ковель-Холм. По пути следования рекогносцировочной группы, командир 15 ск. Заезжая во все погранзаставы с целью получения новых данных о противнике, о новых ОП, ОТ и других земляных работах. При проезде у госграницы командир ск. производил проверку качества и темпов строительства ДЗОТ и противотанковых рвов. После проведенной рекогносцировки и соответствующих указаний мне, чего конечно я не помню, командир 15 ск. под вечер 21.6.41 г. убыл в пункт дислокации Штакора г. Ковель, а я с разрешения командира ск. остался на 22.6.421 г. в г. Любомль (гарнизон 61 сп., ЛАП, ОПТД

133

 и УР), ожидая приезда командира ГАП с целью уточнения и освежения выбора ОП для ГАП, в соответствии моего ориентировочного плана обороны.

На ночлег в ночь на 22.6.41 г. я расположился в клубе 61 сп. г. Любомль. В 3 часа 20-30 минут 22.6.41 г. я был разбужен разрывами беглого артогня немцев по району расположения зимних квартир и лагеря 61 сп. (лагерь 61 сп. размещался в лесу Южнее г. Любомль на удалении 400-500 метров от зимних квартир). В это-же время ко мне в клуб явился дежурный офицер 61 сп. (штаб полка размещался через улицу от клуба) и доложил, что немцы ведут огонь по Любомль, зимним квартирам и лагерю. Я отдал распоряжение: играть сигнал “тревоги”, личный состав полка разместить в щелях и вызывать командира полка.

Прибыв в штаб сп. я решил вызвать к телефону начальника штаба дивизии, информировать его и узнать распоряжения командира корпуса. Вызвать штаб сд. или квартиру начальника штаба мне не удалось, так как связь с Ковелем была прервана. Разрывы снарядов продолжались.

Через 20-30 минут после моего прихода в штаб 61 сп. я был вызван к телефону начальником погранотряда Сульженко (штаб погранотряда размещался вблизи штаба 61 сп. В г. Любомль), который доложил мне: “ противник (немцы) под сильным артиллерийским и пулеметным огнем по району расположения у госграницы ДЗОТ и окопов погранвойск, перешли в наступление и стремятся преодолеть р. Западный Буг; погранотряд занял подготовленные ОТ и ведет упорный бой; противник в переправе р. Западный Буг пока успеха не имеет; прошу содействия погранотряду частями дивизии”.

На доклад и просьбу начальника погранотряда я дал примерно следующий ответ: “Привожу части в боевой порядок и готовность к выброске на рубеж обороны госграницы (полковник Сульженко подробно знал участки обороны стрелковых полков на рубеже госграницы), запрашиваю Ковель о решении н действия частей сд.”.

Примерно в 4 часа 30 минут22 июня 1941 года после разговора с начальником погранотряда и указаний о готовности командиру правофлангового сп. по телефону в г. Шацк (телефон хорошо работал), личных указаний командиру 61 сп. и после высылки связистов 61 сп. для восстановления линии связи со Штадивом г. Ковель, я решил еще попытать вызов к телефону Штадив 45-Ковель, но связь продолжала быть прерванной. Отсутствие связи со Штадивом

134

и Штакором поставило меня в весьма тяжелое положение, обстановка усложнялась.

По докладу начальника погранотряда и его штаба, которые давались мне через каждые 15-20 минут, бой на границе принимал весьма серьезный характер и создавал угрозу уничтожения погранотряда, захвату госграницы и развитию наступления противника на восток. Примерно около 5-00 22.6.41г. я уже имел данные от погранотряда, что незначительные части противника овладели Восточным берегом р. Западный Буг у Влодава (стык границы УССР и БССР).

Не имея связи со Штадивом и Штакором (г. Ковель) и получая тревожные донесения погранотряда (артстрельба по району Любомль со стороны противника в 4.30-5.00 была прекращена), примерно 5.20 22.6.41г. я отдал по телефону и лично командиру правофлангового сп. – Шацк, командирам 61 сп. ЛАП, ОТД и коменданту УР-Любомль распоряжение: вскрыть мобпланы и  приступить к их выполнению, К 5.30-6.00 указанным частям выступить на рубеж обороны, занять участки обороны по госгранице, подчинить стрелковым полкам погранвойска в границах их участков, а 61 сп. – и батальон УР управления 9 УР, уничтожить наступающего противника и удержать госграницу. КП-СД до прибытия Штадива-Любомль (штаб 61 сп.), телефонную связь правофлангового сп. держать через постоянку с 61 сп. – через постоянку погранотряда и новую проводную связь к новым КП штаба сп. и УР.

Примерно через 30-40 минут т.е. 5.30-6.00 я имел донесения от командира сп., ап. ОПТД и коменданта УР о выступлении на рубеж обороны и о высылке приемщиков за переменным составом.

Примерно в 7.00 22.6.41г. я имел донесение начальника погранотряда о частичной переправе противника на восточный берег р. Западный Буг, об окружении отдельных круговых ДЗОТ погранподразделений и весьма серьезном бое подразделений погранотряда за удержание границы и частично в окружении. 8.00 – 8.30 22.6.41г. я имел донесение от правофлангового сп., 61 сп. и от командира УР о выходе частями на рубеж обороны госграницы и втянутость их в бой за удержание госграницы и деблокировку окруженных ДЗОТ с подразделениями погранотряда. ОПТД, направленный правофланговым полком для закрытия дороги Влодава-Ковель, ведет бой с  отдельными танками противника, прорывающимися от Влодавы на Ковель.

8.00 – 8.30 начальник штаба сд. полковник Чумаков восстановил связь Ковель-Любомль и вызвал меня к телефону. На мой вопрос

135

“ Каковы распоряжения свыше на действия 45 сд.” – получил ответ Комкора 15 через нач.штаба 45: “Провокация, частям сд. быть в гарнизонах в полной готовности, категорически запретить погранотряду ведение огня, ждать дополнительных распоряжений ”.»

 

Запрет на открытие огня идет от командира корпуса полковника Федюнинского! Но не от Москвы – Москва не запрещала открывать огонь по врагу, перешедшему границу! А комдиву приказывают держать личный состав в казармах – гарнизонах. Пограничники уже подчинялись военным и им также пытались запретить стрелять по немцам! Было ли это «инициативой» Федюнинского? Вряд ли… 5-я армией командовал генерал Потапов.

Пуркаев пытался 16 июня вывести приграничные дивизии этой армии в Укрепрайоны, и заявил, что две сд в этой армии  в УРы вышли. Но – 45-я Шерстюка точно оставалась на месте, а 62-я Новичкова – к 20 июня к границе в районы обороны выдвинулась...

 

«Проинформировав начальника штаба сд. о положении на границе, о вскрытии пакетов мобпланов, с выдвижением стрелковых полков, ЛАП, ОПТД, и батальонов УР на границу и о том, что стрелковые полки и батальоны увязались в бой; просил срочно доложить о действительно м положении на госгранице и был готов к ответу за отдание распоряжений по лично инициативе и действий частей сд., кои противоречили приказу командира 15 ск. Отменить свои распоряжения, поставить части в боевую готовность в прежних гарнизонах я не имел никакой возможности.

В 9.15 – 9.30 начальник штаба сд. доложил по телефону приказ Комкора: “Продолжать вести бой. Я срочно со Штадивом убываю к вам в Любомль; сп. дислоцирующийся в г. Ковель и ГАП, дислоцирующийся в Мацеюв, а также остальные части и тыловые учреждения, направляю в район Любомль”.

Если понимать начало боевых действий 45 сд. после получения мною через НШ распоряжения командира 15 ск. в девятом часу 22.6.41г., то до начала военных действий были развернуты, вышли на границу на рубеж обороны и вступили в бой два стрелковых полка, ЛАП, ОПТД, пульбат 9 управления УР (УР и состоял из одного пульбата) и погранотряд. Указанные части действовали  в соответствии с задачами, изложенным в моем ответе на первый ваш вопрос.

4. Когда было получено Вами распоряжение о приведении частей вверенного Вам соединения в боевую готовность? Какие и когда

136

были отданы частям соединения во исполнение этого распоряжения и что было сделано?

Как указал я выше, распоряжение командира ск. о приведении частей сд. в боевую готовность и оставление их в своих гарнизонах, получено мною по телефону через начальника штаба дивизии полковника Чумакова в г. Любомль в девятом часу 22.6.41 г. По этому же распоряжению начальник штаба дивизии дал указание стрелковому полку, дислоцирующемуся в г. Ковель, гаубичному полку, дислоцирующемуся в Мацеюв и остальным частям – батальону связи, саперному батальону, медсанбату и тыловым учреждениям, – об их готовности в своих гарнизонах. Части же дислоцирующиеся: правофланговый сп. в Шацк, 61 сп., ЛАП, ОПТД, 9 управление УР-Любомль, получили распоряжения о готовности по личным моим соображениям в четвертом часу, о чем доложено мною подробно выше.

5.В каких условиях части вверенного Вам соединения вступили в бой в немецко-фашистскими войсками?

Об этом изложено мною в поставленном Вами третьем вопросе. Полк же второго эшелона прибыл в Любомль примерно на рассвете 23.6.41г, ГАП прибыл в район Любомль, вошел в подчинение одним дивизионом правофлангового сп. и увязался в бой примерно к 18.20 часам 22.6.41г. остальные части дивизии, кроме Штадива и батальона связи, прибыли в район Любомль к 5-6 часам 23.6, откуда направлены были для использования в бою по дополнительному плану, которого не помню. Штадив 45 сд. прибыл в район Любомль к 14-15.00 22.6, развернул КП в районе Куснище и установил связь и надежное управление к 19.00 – 20.00 22.5.» (Сайт МО РФ «Документы. Накануне войны»)

 

Смотрим «воспоминания» генерала З.З. Рогозного, бывшего нш 15-го стрелкового корпуса 5-й Армии КОВО:

 

«ТРЕТЬЕ и ЧЕТВЕРТОЕ: Примерно в 3 ч. 20 минут 22 июня 1941 года командующий 5 Армии генерал-майор танковых войск Потапов по моему домашнему телефону передал, примерно, следующее:

«Немцы кое-где начали вести бои с нашими погранзаставами. Это очередная провокация. На провокации не идти. Войска поднять по тревоге, но патронов на руки не выдавать».

При этом он предупредил меня о необходимости сохранения большевистской выдержки.»

137

Командарм-5 Потапов поднимает свою армию в 3.20 примерно. И делает это, конечно же, после указаний на это Пуркаева. Который с 3.00 начал давать указания «привести войска в полную боевую готовность, занять оборону согласно плану. При переходе немцев госграницы отражать всеми силами и средствами, самим границы не переходить»! Что и дает разрешение на вскрытие «красных» пакетов! И погранцы действительно уже ведут бои с немцами на границе…

Но каков коммунист и большевик генерал Потапов! Который, попав потом в плен, не сильно вспоминал о «большевистской выдержке» подробно общаясь с немцами по разным вопросам…

 

«Немедленно прибыв в штаб корпуса я связался по телефону и телеграфу с командирами дивизий, которые сообщили мне, что казармы и дома начсостава 87 сд в Владимир-Волынске и 45 сд и других местах обстреливаются артиллерийским огнем, а местами ведут бои с немецкими парашютистами. Мною было отдано распоряжение о выполнении известных им боевых задач. Таким образом части корпуса ходом событий были втянуты в боевые действия, без какого-либо боевого распоряжения свыше. В завязанных боях, в неравных условиях войска корпуса проявили мужество и устойчивость. Лично я в 9 ч. 30 мин. прибыл на место боя в 45 сд в район Любомль, где это наблюдал.

О вступлении в бой войск корпуса я доложил по телефону немедленно командующему 5 Армии генерал-майору ПОТАПОВУ, который отдал мне распоряжение “Вскрыть мобилизационные пакеты”. Таким образом в описываемых условиях при наличии в районе расположения войск и штабов диверсионных групп, активности авиации немцев и невероятной панике среди местного населения корпус вел бои и отмобилизовывался.»

 

87-я сд и должна была занимать оборону во Владимир-Волынском УРе и в этот УР и пытался вывести приграничные дивизии Пуркаев с 16 июня. В первой главе мы приводили по этой дивизии воспоминания генерала Петрова, который показал в мемуарах – эта дивизия действительно была приведена в полную б.г. в эти дни, но вечером 21 июня – ей боевую готовность отменили. Кстати, даже В.Резун факт приведения этой приграничной дивизии в б.г. и вывод в район обороны отмечал в «Ледоколе»: «Официальная история Киевского военного округа: "87-я стрелковая дивизия генерал-майора Ф.Ф. Алябушева 14 июня под видом учений была выдвинута к государственной грани-

138

це" (Киевский Краснознаменный. История Краснознаменного Киевского военного округа. 1919-1972. С. 162). Метод выдвижения войск к границе под видом учений — это не местная самодеятельность.»…

По словам нш 15 ск Рогозного он чуть не в 4 часа утра связался с дивизиями, и он якобы поставил им задачи – «выполнять известные им задачи». Однако верить в этом ему не стоит. Шерстюку врать, что ему не давали ПП для ознакомления, что он его не знал и сам «инициативно» отработал своей дивизии примерный план на случай войны, вряд ли надо было. Ведь его слова подтвердил , отдельно от него – его бывший начштаба. Шерстюк показал, что ему и после 8 часов утра запрещали вести огонь и приказывали вернуть полки в казармы. Что также его нш подтвердил. Так что – приврал – Рогозный… И вряд ли Потапов давал указания Рогозному который «немедленно» (сразу после 4-х часов утра) прибыл в штаб корпуса и «немедленно» доложил Потапову об идущих боях – «Вскрыть мобпакеты». Скорее всего, это было как раз к 9 часам утра, не ранее…

 

«Пятое: Части дивизий вступили в бой с немцами в крайне тяжелых условиях, так как боевые действия начатые внезапно явились неожиданностью, при этом одна треть стрелковых войск находилась на оборонительных работах, а корпусная артиллерия была на армейском лагерном сборе.

Шестое: Артиллерия находилась в составе своих соединении. Корпусная артиллерия в составе двух полков находилась на армейском специальном артиллерийском лагерном сборе на Повурском полигоне (около 50 км. восточнее Ковель). Оба артиллерийских полка своим ходом прибыли в район боевых действий и заняли свои позиционные районы, примерно к 13.00 22 июня 1941 года. Всеми видами боеприпасов войска корпуса были обеспечены по норме. Боеприпасы хранились на складах частей в районе своих дислокаций.

Кроме этого считаю необходимым кратко дополнить обстановку, существующую на границе и в районе расположения войск корпуса, примерно с конца марта 1941 года и до начала войны.»

 

Дивизии этого 15-го ск и должны были с 16 июня занять свой УР, но реально – «треть стрелковых войск находилась на оборонительных работах, а корпусная артиллерия была на армейском лагерном сборе». Но Рогозный, похоже, решил немного выгородить себя и Потапова, прогнуться, так сказать…

 

«Во-первых, немцы систематически проводили провокационные действия, направленные на притупление нашей бдительно-

139

сти. Так, в начале апреля 1941 года агентурная разведка Владимир-Волынского погранотряда донесла, что завтра утром в 5.00 из общего направления западнее Устилуг немцы начнут наступление в направлении Владимир-Волынск, Луцк. Ведь как нам казалось маловероятная, но на всякий случай я приказал усилить наблюдение за этим районом и через каждый час докладывать мне все, что там делается. В 4.00 был слышен шум танковых моторов, а в 5.00 большая группа немецких офицеров подошли к р. Буг и проводили рекогносцировку. На этом все и кончилось. Ряд провокаций было еще в наших тылах. В конечном итоге, когда немцы начали боевые действия 22 июня, командующий 5 А генерал-майор Потапов это оценил как очередную провокацию.»

 

Не знаю что там и как «оценивал» Потапов, но после 2.30 ему Кирпонос  обязан был довести приказ Москвы от 2 часов примерно ночи еще – «привести войска в полную боевую готовность, в случае перехода немцев госграницы отражать всеми силами и средствами, самим границы не переходить и не перелетать, до особого распоряжения». И что ж получается – Кирпонос вводил Потапова в заблуждение, или сам Потапов саботажем занимался?

Но Пуркаев показал что – к 3 часам утра Кирпонос «уже получил распоряжения Генерального штаба о приведении войск в боевую готовность, но никаких распоряжений никому не давал». Пуркаев утверждает также что – «немедленно вызвал к аппарату БОДО всех командующих армий лично» и всем довел «лично приказ привести войска в полную боевую готовность, занять оборону согласно плану. При переходе немцев госграницы отражать всеми силами и средствами, самим границы не переходить. Нашим самолетам границы не перелетать до особого указания» И «Все командующие армий приняли эти указания к исполнению».

Т.е. к моменту начала войны Потапов точно знал – что делать и нести ахинею о «провокациях» и запрещать вести огонь – не имел права!

Т.е. – можно утверждать, что именно такие указания и должны были быть в настоящей директиве «б/н» которую писали в Кремле в 22.20 21 июня.

 

Рогозный:

«Во-вторых, немцы безнаказанно проводили систематическую ежедневную воздушную разведку района Ковель, Владимир-Волынск,

140

Луцк. По существовавшему с Германией договору вести зенитный огонь, а также огонь средствами ВВС мы не имели права.

В третьих, командование 5 А недооценивало сведения агентурной разведки, которые с исчерпывающей полнотой раскрывали намерения немецкого командования.

Генерал-майор Потапов 20 июня 1941 года ответил подполковнику Черных (бывший разведчик штаба округа) на его информацию о явных приготовлениях к боевым действиям, что немцы воевать с нами не будут и не могут. Что у нас мол существует с Германией договор о ненападении. Кроме того, у Германии якобы недостаток в продовольствии и других материальных средствах и начать войну не может.»

 

И тут разведка полностью раскрыла намерения противника – начальник разведки штаба КОВО (!) предупреждает командарма о намерениях немцев, показывая полные данные на них, а Потапов втирает подчиненным что немцы, видите ли, нападать не станут, потому что им кушать нечего в Германии.

Но Потапов, в общем «боялся провокаций» еще по одной причине. Дело в том, что вечером 21 июня, когда Жуков обзванивал западные округа, он предупреждал и о возможном нападении и о возможных провокациях со стороны Германии. Это показал нш 6-й армии генерал Иванов и об этом же мы увидим, когда доберемся до воспоминаний-показаний генералов из ОдВО. Которые именно о таком предупреждении и показывали.… А обстрелы с той стороны, при которых войска противника не переходят саму границу – это и есть провокации и на них и нельзя отвечать огнем.

Но каков «стратег» Потапов – Германия не нападет, потому что им там кушать нечего… Стратег хренов. Возможно, по договору с Германией и запрещалось вести зенитный огонь по самолетам-нарушителям, но ВВС то имело как раз вполне однозначные приказы – принуждать к посадке и сбивать, если не подчиняются и это на документах в своих работах показывает М.Солонин. Так что, похоже, что это Потапов по своей инициативе, прикрываясь указаниями о «провокациях» чудил и саботаж разводил…

 

«Эта наивность, проявленная командующим 5 А в некоторой степени расхолаживала командиров и войска.

В-четвертых, перед войной не было принято действенных мер по очищению приграничной полосы и ближайшего тыла от вражеских элементов среди местного населения и насажденной шпионской

141

агентуры и диверсионных групп. В первых боях они безусловно сыграли известную роль и крайне затруднили и так осложнившуюся обстановку.

Генерал-майор  подпись (Рогозный)

Отп. 1 экз. Только адресату. Исп. Рогозный. Отп. Крайнова. 21.4.53г. № 704 с № 702.» (ЦАМО, ф. 15, оп. 178612, д. 50, л.173-175. Сайт МО РФ «Документы. Накануне войны»)

 

К сожалению, командиры отвечали Покровскому только на то, что у них спрашивали. Но вот что о действиях 15-го СК и его дивизиях писал в уже своих мемуарах бывший начштаба 41-й тд 22-го мк генерал Малыгин К. А. (В центре боевого порядка. — М.: Воениздат, 1986. Гл. В сорок первом грозовом. Есть в интернете):

«Приказы из вышестоящих штабов поступали с опозданием. Так, из штаба 5-й армии мы получили приказ: «15-му стрелковому корпусу и 41-й танковой дивизии с утра 23 июня перейти в наступление на город Люблин. Ближайшая задача — овладеть городами Хелм и Красностав, в дальнейшем наступать на Люблин».

Поставленная задача явно не соответствовала создавшейся к этому времени обстановке. Начальник штаба 15-го стрелкового корпуса генерал З.З. Рагозный на наш запрос ответил, что этот приказ уже отменен.»

Т.е. поздно вечером 22 июня они получили приказ о наступлении «на Люблин», который в «Директиве №3» от вечера 22 июня расписал Жуков, и к которому КОВО и готовился все эти месяцы. А перед этим, в КОВО, в 5-й армии побывал заместитель Жукова по оперативным вопросам Ватутин, и провел учения.

 «С 10 по 13 июня прошло плановое армейское командно-штабное учение под руководством генерал-майора Николая Федоровича Ватутина, на которое были привлечены штабы 5-й армии генерал-майора танковых войск М.И. Потапова, 15-го стрелкового корпуса полковника И.И. Федюнинского, 9, 19, 22-го механизированных корпусов и их дивизий.

Наша 41-я танковая входила в состав 22-го механизированного корпуса, штаб которого располагался в Ровно вместе с 19-й танковой и 22-й механизированными дивизиями этого корпуса. Командовал корпусом генерал-майор С.М. Кондрусев, заместителем по политчасти был полковой комиссар И.А. Липодаев, а начальником штаба — генерал-майор танковых войск В.С. Тамручи.»

142

 

К сожалению, Малыгин не указал – так какая задача была у тех учений? Думаю – подготовка к немедленному ответному удару из КОВО «на Люблин» и скорее всего такие же КШУ проводил Ватутин в эти дни и с другими армиями КОВО. 9-й и 19-й мк были резервом КОВО и они похоже пошли бы в наступление с 5-й армией Потапова...

Но обратите внимание – «Директива №3» в Москве была подписана около 21 часа вечера 22 июня и в КОВО сразу пошли приказы Кирпоноса корпусам «с утра 23 июня перейти в наступление на город Люблин». Что и готовил Жуков по «южному» варианту для КОВО с зимы еще. Которые пришлось отменять практически сразу же – в виду их изначальной авантюрности и невыполнимости…

Но вот как начштаба41-й тд 22-го мк Малыгин описал начало войны – он под утро 22 июня уехал на рыбалку. И там, на речке встретил войну. Затем он «помчался» на машине в штаб дивизии и там, после 4 часов уже, самостоятельно вскрывал «красный» пакет…

 

«В городке уже объявили тревогу. Экипажи бежали в лес, к танкам. Автомашины выкатили из парков, загружались на складах и неслись в район сбора. Двухбашенные пулеметные танки тянули за собой гаубицы артполка. Появились первые убитые и раненые.

В штабе я вскрыл сейф, распечатал пакет, в котором лежала карта с обозначенными районами сосредоточения дивизии и маршрутами выхода из них. Связь со штабами корпуса и 5-й армии была прервана. Мои попытки связаться с ними ни к чему не привели.»

 

А ведь мехкорпуса сразу после 14 июня должны были получить приказ Москвы – привести в полную б.г. и вывести в «районы сбора», «сосредоточения по ПП». С 16 июня начштаба округа пытается вывести в этой армии приграничные дивизии в УРы, а нш танковой дивизии едет на рыбалку в ночь на 22 июня…

Как пишет Малыгин «полковник Иван Иванович Федюнинский только что принял этот корпус, а генерал Зиновий Захарович Рагозный получил новое назначение и не успел сдать штаб другому человеку — началась война»…

 

Кстати, насчет «рыбалки»…

В предыдущих исследованиях по проблеме трагедии 22 июня приходилось не раз использовать воспоминания маршала К.К. Рокоссовского, командира 9-го МК 5-й армии Потапова. И он также собирался на рыбалку вечером 21 июня…

143

 

«21 июня я проводил разбор командно-штабного ночного корпусного учения. Закончив дела, пригласил командиров дивизий в выходной на рассвете отправиться на рыбалку. Но вечером кому-то из нашего штаба сообщили по линии погранвойск, что на заставу перебежал ефрейтор немецкой армии, по национальности поляк, из Познани, и утверждает: 22 июня немцы нападут на Советский Союз.

Выезд на рыбалку я решил отменить. Позвонил по телефону командирам дивизий, поделился с ними полученным с границы сообщением. Поговорили мы и у себя в штабе корпуса. Решили все держать наготове...» (Солдатский долг, М. 1988г., с.10-11. )

Как видите, комкор Рокоссовский принимает решение отменить «рыбалку» вечером 21 июня не по команде сверху, а на основании информации от пограничников. Т.е. командарм Потапов, наверняка получивший информацию о звонке Жукова вечером Кирпоносу не довел ее до подчиненных – о том что в эту ночь возможно нападение. Хотя – Рокоссовский не показывает время – когда он отменял свою «рыбалку»… А перебежавший через границу ефрейтор немецкой армии – это конечно же не тот «фельдфебель» о котором писал потом Жуков…

На этом глава «Завтра – война» кончается и далее, в следующей главе, «Бои начались» маршал пишет…

 

«Около четырех часов утра 22 июня дежурный офицер принес мне телефонограмму из штаба 5-й армии: вскрыть особый секретный оперативный пакет.

Сделать это мы имели право только по распоряжению Председателя Совнаркома СССР или Народного комиссара обороны. А в телефонограмме стояла подпись заместителя начальника оперативного отдела штарма. Приказав дежурному уточнить достоверность депеши в округе, в армии, в наркомате, я вызвал начальника штаба, моего заместителя по политчасти и начальника особого отдела, чтобы посоветоваться, как поступить в данном случае.

Вскоре дежурный доложил, что связь нарушена. Не отвечают ни Москва, ни Киев, ни Луцк.

Пришлось взять на себя ответственность и вскрыть пакет.

Директива указывала: немедленно привести корпус в боевую готовность и выступить в направлении Ровно, Луцк, Ковель. В четыре часа приказал объявить боевую тревогу, командирам дивизий Н.А. Новикову, Н.В. Калинину и В.М. Черняеву прибыть на мой КП.»

144

 

Около 4 часов, это, скорее всего около 3.45. Не ранее, но – ДО нападения еще. И начштаба КОВО Пуркаев как раз в это время лично обзванивал армии и давал указания: «В период от 3-х до 4-х часов передал каждому лично приказ привести войска в полную боевую готовность, занять оборону согласно плану. При переходе немцев госграницы отражать всеми силами и средствами, самим границы не переходить. Нашим самолетам границы не перелетать до особого указания. Все командующие армий приняли эти указания к исполнению.».

Указание «занять оборону согласно плану» это и означает – «вскрыть особый секретный оперативный пакет»! Что и потребовал подписавший эту телефонограмму замначоперотдела штаба 5-й армии.

Телефонограмму – а она передается по телефону дежурным офицером вышестоящего штаба, Рокоссовский получил, собрал свой «Военный совет» – начштаба, замполита и начальника контрразведки (особиста), и стал ломать голову – выполнять или нет данный приказ. Ведь звонок был от замначоперотдела штаба 5-й армии п-ка Владимирского (он также потом оставил подробные мемуары об этих событиях) который не имел права такие приказы «подписывать». Т.е. давать такие команды как бы от своего «имени». Дежурный же по штабу армии, не более чем зачитывал дежурным по штабу корпуса эту телефонограмму однозначно «подписанную» Владимирским. Которую он же наверняка и дал дежурному по штабу армии для рассылки в корпуса. И Владимирский получил команду на это – от Потапова.

Не сумев никуда дозвониться – чтобы уточнить верность полученной телефонограммы, Рокоссовский принимает решение вскрыть свой «красный» пакет – в 4 часа утра.

Смотрим еще раз, что показывал Рогозный о действиях Потапова: «в 3 ч. 20 минут 22 июня 1941 года командующий 5 Армии генерал-майор танковых войск Потапов по моему домашнему телефону передал, примерно, следующее: «Немцы кое-где начали вести бои с нашими погранзаставами. Это очередная провокация. На провокации не идти. Войска поднять по тревоге, но патронов на руки не выдавать».

 

А ведь Пуркаев еще «до 4-х часов передал каждому (командарму – К.О.) лично приказ привести войска в полную боевую готовность, занять оборону согласно плану». Что и означает – вскрывать свои пакеты! И по его словам ВСЕ «командующие

134

армий приняли эти указания к исполнению» и Потапов в том числе. Выдача патронов – производится при вводе полной б.г., но Потапов и это запрещает делать!

Т.е. похоже, п-к Владимирский также взял на себя ответственность и стал давать команды вскрывать «красные» пакеты – после 3.30, зная о звонке Пуркаева?! Получив команду от Потапова на тревогу и без выдачи патронов, дал свою – о боевой тревоге и со вскрытием «красных» пакетов!? Ведь при вскрытии пакетов патроны как раз выдавать обязаны. А Потапов их запрещал выдавать на руки…

Опять же – мы то знаем сейчас, что поднимать надо было после 2.30 именно по боевой тревоге и с выдачей патронов однозначно, но получается командарм-5 Потапов или не получил от Пуркаева четких указаний по этому поводу или – сам мутил?

 

Глянем, что там Владимирский писал об этой ночи и как поднимались корпуса в его армии…

Владимирский А.В. На киевском направлении. По опыту ведения боевых действий войсками 5-й армии Юго-Западного фронта в июне–сентябре 1941 г. — М.: Воениздат, 1989г.:

«Глава 2. 5-я армия в приграничном сражении. Бои в тактической зоне 22—23 июня 1941 г.

В час ночи 22 июня 1941 г. управление 5-й армии во главе с начальником штаба генерал-майором Д.С. Писаровским убыло на полевой КП, подготовленный в лесу вблизи клх. Бытень (12 км юго-вост. Ковеля) {⁴⁰ЦАМО, ф. 229, on. 164, д. 50, л. 5}, где к 3 часам 22 июня развернулось, имея проводную и радиосвязь со штабами соединений, пограничных отрядов и штабом КОВО (в Киеве). Сам же командующий армией с небольшой группой штабных командиров временно продолжал оставаться в здании штаба армии в Лупке.

Директива НКО о приведении в боевую готовность войск и занятии ими огневых точек на границе была получена в штабе армии и доложена командарму в 2 часа 30 минут 22 июня.»

 

Как видите, штаб этой армии в 1 час ночи убыл на полевой КП. Видимо звонок Жукова в полночь Кирпоносу с приказом быстрее приводить войска в боевую готовность, все же дошел до армий? Однако свою директиву «№1» по КОВО штаб 5-й армии получил только в 2.30 ночи. По словам Владимирского. После того как ее родили в штабе округа в это же время. Т.е., команду приводить войска в б.г. Кирпонос армиям не отдал после общения с Жуковым. До тех

146

пор пока не написал окружную директиву на основе директивы ГШ «б/н» – в 2.30 примерно?

Но Владимирский явно привирает – Пуркаев показывает, что Кирпанос вообще не отдавал никаких команд после 1 часа ночи – это Пуркаве сам сел на телефон в 3 часа и начал поднимать армии. И до 7 часов директиву НКО и ГШ «б/н», которую якобы в 2.30 уже и в армии скинули, в Тернополе вообще-то даже расшифровать не могли еще. Владимирский описывает действия своего штаба только по директиве по приведению в полную б.г. – по директиве «б/н». О тексте корой он скорее всего вообще узнал только после войны. Но он ничего не пишет что это он двал телефонограммы Рокоссовским – «вскрыть особый секретный оперативный пакет»!

 

В общем, похоже, Владимирский подогнал свои мемуары по этим событиям под  уже устоявшуюся байку – о том, как в округах родили свои директивы в 2.30 и передали их в армии. Не показывая – кто в армии в КОВО на самом деле звонил и во сколько – поднимая эти армии. И даже себя Владимирский не рискнул показать в лучшем свете – как всего лишь замначоперотдела дававшего прикащ вскрывать «красные»пакеты.

Ну а дальше Владимирский вообще нагородил чуши про то, как долго директиву «б/н» расшифровывали-зашифровывали и снова расшифровывали…

 

«Одной из причин запоздалого получения директивы явилось, по-видимому, то, что она передавалась не заранее условленным сигналом о введении в действие плана прикрытия, а полным текстом в зашифрованном виде. На прием, расшифрование и зашифрование текста в нескольких штабных инстанциях ушло много времени, так необходимого войскам для их подъема по тревоге и развертывания на приграничном рубеже.

Командующий армией, ознакомившись с содержанием директивы, сам лично в начале четвертого часа по телефону приказал командирам корпусов поднять войска по тревоге, повторив при этом требование директивы НКО “не поддаваться ни на какие провокации”, что было понято некоторыми командирами соединений как предостережение — не давать немцам повода для раздувания спровоцированных ими приграничных конфликтов в войну {⁴¹}. Но когда артиллерия и авиация начали обстреливать и бомбить военные городки и лагеря, стало ясно, что это война.» (с. 58)

 

Увы – текста директивы «б/н» о «провокациях» в армиях КОВО вообще не читали в то утро, до нападения. А если и читали, то не рань-

147

ше того как ее расшифровали в Тернополе – в 12.45 дня 22 июня. Так что болтовня Владимирского об этом, что указания о «провокациях» в директиве НКО и ГШ о приведении в полную б.г. кого-то в армиях КОВО напрягали – не более чем вранье… в угоду «линии партии»…

Владимирский дает такие «сноски- примечания», как раз из полных ответов комдивов на вопросы Покровского: «{⁴¹ Как вспоминает бывший командир 45-й стрелковой дивизии генерал-майор Шерстюк, он, находясь в штабе 61-го стрелкового полка 45-й стрелковой дивизии в Любомле уже после начала боевых действий, получил переданное через начальника штаба 45-й стрелковой дивизии полковника Чумакова из Ковеля указание командира 15-го стрелкового корпуса следующего содержания: “Провокация! Частям быть в гарнизонах в полной готовности. Категорически запретить пограничному отряду вести огонь, ждать дополнительных распоряжений” (ЦАМО, воспоминания участников Великой Отечественной войны, д. 315, с. 46).}»

 

Как видите, Владимирский пытается уверять что директива «б/н» была якобы непонятной комдивам. Но, нш округа Пуркаев ведь вполне четко показал, отвечая Покровскому – что он лично, после 3-х часов по телефону довел до потаповых: «привести войска в полную боевую готовность, занять оборону согласно плану в случае перехода немцев госграницы отражать всеми силами и средствами, самим границы не переходить и не перелетать, до особого распоряжения».

Владимирский пишет, что Потапов лично обзванивал комкоров и давал им команду поднимать свои дивизии по тревоге, но Рокоссовскому звонил все же не Потапов, а или дежурный по штабу армии, или сам замначоперотдела штаба – Владимирский… Не ссылаясь на приказы Пуркаева от 3.30 ночи утра. «Подписавшись» своим именем, а не хотя бы Потапова…

Т.е. Владимирский или сам врет, или ему присоветовали в ЦК КПСС написать так, что – не Потапов вводил войска в заблуждение, запрещая вести ответный огонь и приводить войска в б.г., хотя и получил вполне внятные указания от нш округа, а сами комкоры федюнинские уже идиотничали на местах. Которых якобы запутали слова-предупреждения о «провокациях» в директивах Москвы… Которую в КОВО просто не могли прочесть в то утро.

148

Ведь начни разбираться с Потаповым, который в плену так откровенничал с немцами, а от него «нити» наверняка пойдут к Кирпоносу. А тронь Кирпоноса, и вылезет, не дай бог и дурная идея с планированием немедленного ответного удара из КОВО. Которое Кирпонос же и срывал в том числе… В общем – кому этот «детектив» нужен-то... Нехай Сталин во всем виноватый будет… 

 

А теперь почитаем, что показал генерал Абрамидзе – 26-я армия генерала Костенко, КОВО. Помните – его соседу, 99-й сд также запрещали вести ответный огонь?

«4-й ВОПРОС.

Когда было получено Вами распоряжение о приведении частей вверенного Вам соединения в боевую готовность?

Какие и когда были отданы частям соединения указания во исполнение этого распоряжения и что было ими сделано?

ОТВЕТ.

Распоряжения о приведение частей соединения в боевую готовность, я начал получать с 15.6.1941г. от непосредственных начальников и шифрованными телеграммами от штаба КВО и Генерального штаба.»

 

Генерал П.И. Абрамидзе не оговорился. Он просто точно показал, что требовалось от него как от командира соединения (дивизии) всеми поступающими директивами начиная с 15 июня, когда в Киев пришла директива НКО и ГШ №504205 от 12 июня, в которой было указано: «Для повышения боевой готовности войск округа все глубинные дивизии и управления корпусов с корпусными частями перевести ближе к госгранице в новые лагеря… С войсками вывести полностью возимые запасы огнеприпасов и горюче-смазочных материалов». А все потому что положения той директивы Костенко в отличии от Потапова до своих подчиненных доводил как и положено! А еще надо понимать одно – это сегодня в армии приведение в боевую готовность проводится одной командой. Но тогда в РККА – только у ВВС, ПВО и флота это так работало. Армия же – по милости своих начальников Генштаба приводилась в б.г. именно кучей разных распоряжений, да еще и растягивалось по времени в итоге. Вот именно это Абрамидзе и говорит этой фразой…

Дивизия Абрамидзе была приграничной и для таких как она вроде бы была оговорка в той директиве №504205: «Приграничные дивизии оставить на месте, имея в виду, что вывод их

149

к госгранице, в случае необходимости, может быть произведен только по моему особому приказу». Однако комдив показал то, что и требовалось этой директивой НКО и ГШ от 12 июня от всех частей КОВО – приводить в б.г. (повышенная по современным меркам) и «глубинные» дивизии, и приграничные. И судя по всему, после 15 июня штаб КОВО отдавал соответствующие приказы и распоряжения всем армиям округа. Должен был отдавать… Тем более что еще 11 июня по КОВО была директива Кирпоноса «Директива Военного совета КОВО военным советам 5-й, 6-й, 12-й, 26 арми», которая предписывала «В целях сокращения сроков боеготовности частей прикрытия и отрядов, выделяемых для поддержки погранвойск» провести мероприятия из перечней повышения степеней боевой готовности. И если эти мероприятия будут выполнены, то части прикрытия госграницы вполне могут вступить в бой и через пару часов после объявления тревоги.

Далее Абрамидзе и показывает – какими мероприятиями и повышалась б.г. в его дивизии – распоряжениями округа и Генштаба… Сегодня командир все это будет делать всего лишь получив короткий приказ – привести дивизию в некую степень б.г. А тогда – именно отдельными конкретными распоряжениями это приведение в б.г. и проводилось…

«Во исполнение полученных распоряжений о приведении в боевую готовность частей соединения я, лично со своим штабом и ответственными работниками дивизии, ставил частям конкретные задачи на местности и сроки выполнения, которые заключались в следующем:

1) выход и расположение некоторых подразделений и частей дивизии в указанные районы около границы в готовности вступить в бой немедленно в нужных направлениях смотря по обстановке;

2) проведение строжайшей маскировки всеми подразделениями и частями соединения от воздушного и наземного наблюдения;

3) оставление некоторыми подразделениями и частями прежних мест нахождения – расположение с целью ввести противника в заблуждение;

4) маскировка складов боеприпасов под цвет окружающей местности;

5) рассредоточение автомашин и других видов транспорта в укрытых местах от авиации противника;

6) усиление наземного и воздушного наблюдения и обороны;

150

7) обеспечение частей дивизии всеми видами вооружения и довольствия;

8) полная договоренность и согласованность между командирами частей, подразделений моего соединения и командирами 92 и 93 погранотрядов с целью единого действия. Погран. подразделения, прикрывающие гос. границу в полосе дивизии, перешли в мое распоряжение 19.6.1941 года.»

 

Пограничники в случае начала боевых действий переходят в подчинение военным. Вот почему в 5-й армии требовали от своих комдивов заставить пограничников не стрелять по напавшему врагу – имели «право».

Но как видите -- Абрамидзе выполнял все те мероприятия по приведению дивизии в повышенную б.г. которые и сегодня входят в перечень мероприятий при приведении части в степень боевой готовности «повышенная». Но т.к. тогда такой степени в РККА формально вроде как не было, а мероприятия реально выполнялись и именно повышение боеготовности части это и означало. Не мифическое «общее повышение боеготовности», а приведение именно в повышенную боевую готовность. После чего перейти в полную б.г. для приграничной дивизии и потребуется всего несколько часов – выдать патроны личному составу на руки да занять сами окопы. И Абрамидзе пишет, что в те дни он получал именно «распоряжения о приведении в боевую готовность частей соединения», которые ему отдавал округ. А основанием для этих «распоряжений» для округов в те дни и были те самые директивы НКО и ГШ от 11-12 и 16-18 июня!

 

«Вся указанная работа по приведению частей соединения в боевую готовность была выполнена со всей ответственностью командирами всех степеней в срок, что подтвердилось проверками со стороны корпусных, армейских и окружных командиров. Неоспоримо, что 72 сд вступила в бой организованно, с полной боевой готовностью и в срок. Несмотря на массовые налеты немецкой авиации на наши гарнизоны, все части дивизии имели убитыми: один сержант, шесть солдат; ранеными: три офицера, восемь сержантов, около 20 красноармейцев и до 20 лошадей. Это было в результате неожиданной бомбардировки в начале войны.

Это я помню потому, что самым серьезным вопросом, в результате воздушного нападения, был вопрос потерь в живой силе и технике.

151

Если бы подразделения и части соединения находились на старых местах (известных немцам места расположения), то имели бы большие потери, что серьезно снизило бы наше моральное состояние и нашу боевую способность.

5й ВОПРОС.

В каких условиях обстановки части вверенного Вам соединения вступили в бой с немецко-фашистскими войсками?

ОТВЕТ.

Части вверенного мне соединения вступили в бой с немецко-фашистскими войсками в условиях полного штата военного времени как по личному составу, так и по всем видам материального обеспечения. Правда, еще за один месяц до начала войны, я получил на переподготовку сержантов и красноармейцев 2500 человек из местных ресурсов (так называемые западные украинцы), которые не отвечали своему назначению, прежде всего по политическим качествам, но они не смогли снизить нашу боеспособность, так как их было мало и кроме того, мы их знали.»

 

Абрамидзе четко показал, что его приграничная дивизия была пополнена до штата военного времени еще в мае 41-го. Т.е., приграничные дивизии на момент нападения должны были находиться и находились в штатах военного времени – по крайней мере, были в «штатах приближенных к штатам военного времени». Как по личному составу, так, и это наиболее важное – по материальному обеспечению, что позволяет дивизии вести войну не один день. И были практически в повышенной б.г., что вполне позволяет выполнять им задачи, возложенные на них Планом прикрытия.

Их задача была сдержать первый удар противника пока в штаты военного времени не перейдут дивизии 2-го эшелона западных округов, пока они не пройдут отмобилизование. На которое им и понадобится всего несколько дней, пока приграничные должны по всем планам продержаться, что и показывали командиры уже «глубинных» дивизий. Также в то время пока воюют боевые подразделения приграничных дивизий, те самые 10-12 тысяч, что у них и были в полках, получат пополнение в 2-3 дня и тыловые подразделения этих дивизий, после начала войны…

Точно также в штатах военного времени находились и мехкорпуса западных округов. И как показывает исследователь архивов С.Чекунов, они вообще должны были постоянно находиться в полной боевой готовности. Особенно стоящие у границы

152

и тем более наиболее укомплектованные боевой техникой и имеющие задачу быть готовыми нанести ответные удары немедленно, по первой же команде. Мехкорпуса резерва или «второй линии» имели полный штат по личному составу, но вот с танками и теми же автомобилями у них был завал… И если машины они еще могли получить из народного хозяйства, то танки у них заменялись либо противотанковыми пушками, либо они вступали в бой с тем что есть.

Дальнейшие воспоминаний Абрамидзе вроде как не относятся к ответу на вопрос о ночи на 22 июня, но стоит их почитать…

 

«Самыми положительным, придающим силу боеспособности было то, что весь личный состав 72 сд участвовал в борьбе с финскими белогвардейцами в 1939-1940 г.г., где получил большой опыт ведения войны в самых тяжелых условиях.

187 и 14 стрелковые полки развернулись и начали боевые действия против войск фашистской германии после 12.00 22.6, а до их вступления, подразделения 92 и 93 погранотрядов героически сдерживали наступательные атаки немецких подразделений.

133 сп начал выдвижение из Нове-Мисто с 6.00 22.6 и сосредоточился в районе Лещева-Дольна к исходу того же дня, где получил приказ от командира 8 ск о немедленном выходе в район Перемышль, что и было исполнено, покрыв в общей сложности до 70 км. в сутки.

33 гап выступил из военного городка Передильница (0231) и к исходу дня, без одного дивизиона, сосредоточился 4 км. сев. Вост. Ольховце, (9289) где вошел в подчинение командира 14 сп.

22 лап выступил из Гувники (0332) и к 12.00 22.6 сосредоточился сев. М. Бирче, где и вошел , без одного дивизиона, в подчинение командира 187 сп.

Штаб 72 сд и все остальные специальные подразделения вышли в район Лещеве-Дольна, где расположились на КП.

Выход и сосредоточение частей соединения в указанные районы проходили организованно и в срок, согласно М-41г., без каких-либо потерь, несмотря на большое количество самолетов противника, в том числе и легких бомбардировщиков, в воздухе.

Серьезной ошибкой я считал тогда, такого мнения и сейчас, переход частей 72 сд на новый штат, т.е. на штат горно-стрелковой дивизии. Этого не нужно было делать, по двум важным причинам:

153

а) было совершенно ясно, что фашистская Германия сосредотачивала войска на границе с целью напасть на нас;

б) нельзя было такую боевую дивизию как 72-я переводить на горно-стрелковую дивизию, тем более что этого совершенно не требовалось в условиях местности.

В действительности части дивизии выполняли боевые задачи при полном восстановлении  сохранении в ходе войны батальонной и дивизионной организации. Несмотря на большую оперативность, боеспособность частей дивизии была снижена, так как мы не были подготовлены и обеспечены как ГСД.

ВЫВОД.

Все части соединения вступили в бой с немецко-фашистскими войсками своевременно, организованно при полной боевой готовности, согласно мобилизационного плана МП-41 года.» (ЦАМО, ф.15, оп. 178612. д. 50, л. 152-171)

 

Ответ Абрамидзе по артиллерии почитаем в следующей главе… Но в подробнейших показаниях генерала П.И. Абрамидзе в 26-й армии КОВО вроде никто не запрещал командирам открывать ответный огонь по напавшему врагу! Хотя Абрамидзе время, когда его дивизию приграничную подняли по тревоге – не сообщил! Впрочем – мы уже знаем что никто в КОВО не был поднят по тревоге До нападения Германии. Хотя все нужные указания от Москвы Кирпонос  получил все же и вовремя, но в итоге его подчиненные не получая от него нужных распоряжений и уезжали в итоге на рыбалку в ночь на 22 июня...

А вот по «воспоминаниям» начштаба 99-й сд 8-го ск этой же 26-й армии генерала Горохова, видно, что командир 8-го ск генерал Снегов отдавал «противоречивые приказы: стрелковым полкам занять оборонительные рубежи, а артиллерийским — огня не открывать до особого распоряжения». И в этой дивизии этого корпуса «до 10 часов 22 июня так и не было разрешения использовать артиллерию». (ВИЖ № 5, 1989г., с. 26)

А ведь дивизия Абрамидзе входила в этот же корпус. Похоже, Абрамидзе из-за своей национальности не был «своим», ему не рискнули давать такие приказы? Или он просто не захотел подставлять старшего начальника в этих «воспоминаниях». Который явно «метался» не по своей воле.

 

Переходим к воспоминаниям генерала Рябышева этой же 26-й армии:

154

«Боевые действия 8-го механизированного корпуса 26-й армии в начальном периоде Великой Отечественной войны.

(Воспоминания бывшего командира 8-го механизированного корпуса генерал-лейтенанта Рябышева Д.И.)»

Л. 179 :

«армии, в г. Самбор,, где в случае массового нарушения границы немецкой авиацией доложил начальнику штаба армией генералу Варенникову И.С. и высказал свое личное предположение о подготовке к нападению со стороны немецких войск.

Генерал Варенников в категорической форме отверг мое мнение и заверил, что если что-либо будет серьезное, то мы все получим своевременное предупреждение.

Успокоенный несколько разговором с начальником штаба армии, я возвратился к месту дислокации корпуса, войска которого продолжали обычную мирную жизнь. Никаких мыслей о войне ни у кого не было.

  В 3 часа ночи 22-го июня командующий 26-й армией генерал-лейтенант Костенко Ф.Я. вызвал меня к телефону и приказал ожидать приказ без какой-либо информации о его содержании.»

 

А ведь Кирпонос получил от Жукова прямой приказ на приведение в б.г. войск КОВО. В полночь еще… И по словам Пуркаева они в штабе КОВО точно знали, что надо делать – приводить войска в полную боевую готовность! И даже вскрывать «красные» пакеты. К 3 часам точно! А это означает – поднимать войска по боевой тревоге и немедленно. Но Кирпонос, похоже, просто «забил» на него. А Костенко озвучил только то, что передал ему Кирпонос – в 3 часа ночи.

 

«Сознавая серьезность существовавшего тогда на границе положения, я на свою ответственность, не ожидая упомянутого приказа, решил поднять войска корпуса по тревоге и вывести их в район сосредоточения. Свое решение условным паролем по телефону передал командирам дивизий и частей, которые и осуществили вывод войск в отведенные им районы.»

 

В свое книге Рябышев описал, как он это сделал – они с командирами дивизий заранее договорились на условные слова на случай поднятия по тревоге по открытой линии. После чего корпус был поднят Рябышевым и приведен в боевую готовность с выводом в районы сосредоточения… Но, Рябышев не указал время когда он дал тот

155

приказ по своему 8-му мк – на подъем по тревоге. До нападения или после?

А теперь смотрим документы, что выложил 30.12.2012 года на своем сайте М.Солонин:

«Журнал боевых действий 12-й танковой дивизии (8-й мехкорпус, Юго-Западный фронт)

ЦАМО, ф. 38, оп. 11360, д.2. л.л.108-111

Журнал боевых действий 12-й танковой дивизии

22 июня 1941

Поставленная задача: 12-й танковой дивизии в составе 8-го мехкорпуса выйти в район САМБОР, ДОМБРОВКА.

2:00 части дивизии поднимаются по боевой тревоге (подчеркнуто мной - М.Солонин) и выводятся в леса сев. и северо-западнее СТРЫЙ.

8:00 С получением боевого приказа 12-я тд выступила в указанный район, имея задачей совместно с частями 26-й Армии прикрыть отмобилизование и сосредоточение (формулировка, дословно повторяющая "красный пакет" - М.С.) частей Красной Армии.

20:00 Дивизия сосредоточилась в указанном районе. Боевая матчасть прошла в среднем 85 км, было затрачено в среднем около 5 моточасов. Тылы дивизии и отдельные боевые машины к указанному сроку сосредоточиться не успели и находились в пути.

Поставленная задача: 12-й танковой дивизии сосредоточиться в р-не КУРОВИЦЫ.

21:08. Дивизия получила от командира 8 МК задачу к 6:00 23.6 сосредоточиться в районе КУРОВИЦЫ.

К 22:00 части были повернуты, но до отставших подразделений и машин задача доведена не была.»

 

Похоже, Рябышев не в 3 часа поднимал свои дивизии, а даже раньше – в 2 часа ночи уже. Поднимал по боевой тревоге и похоже что со вскрытием «красного» пакета! Не дожидаясь от командарма разъяснений и приказа… Действовал действительно по личной инициативе – понимая, что в штабе округа (или армии) творится что-то неладное? Или – был кто-то в КОВО, кто дал такой приказ Рябышеву в 2 часа уже?!  Это отражено в его «ЖБД», который писался по «горячим следам», при Сталине еще, но отвечая на вопросы Покровского, Рябышев не стал на этом акцентировать внимание.… Ведь в отличии от Павлова Кирпонос не был осужден и расстрелян, а погиб и вроде как «геройски» в окружении…

156

По ПП мк Рябышева должен был не нестись на врага на его территорию, а прикрывать своими действиями отмобилизование и сосредоточение войск округа. Как и было прописано в одобренных Сталиным планах ГШ. И Рябышев до вечера 22 июня действует именно по ПП. Однако Кирпонос 20 июня ставил Рябышеву задачу – быть готовым к немедленному рывку за кордон – «на Люблин». А когда в КОВО приходит «директива №3», к 22 часам 22 июня, 8-й мк Рябышева переподчиняют 6-й армии – для наступления «на Люблин».

 

Рябышев: «В 4.30 начальник штаба армии информировал меня о нарушении немецкими войсками нашей границы, предупредив одновременно о необходимости провокациям не поддаваться, по самолетам противника огня не открывать, ждать приказа.

В 4.50 над городом появились немецкие самолеты, которые нанесли удар по нефтяным промыслам и местам расположения частей, но войска к этому времени уже достигли районов сосредоточения и укрылись в лесах. Под удар противника попал только один мотострелковый полк, расположенный в лагере, он понес потери: 70 человек было убито и около 100 – ранено.

Авиационная эскадрилья, обслуживающая корпус, была полностью уничтожена на аэродроме Стрый. Поднять ее в воздух по тревоге я не мог, так как она непосредственно подчинялась командиру авиационной дивизии, расположенной на этом аэродроме. Необходимо отметить, что большая часть самолетов этой дивизии также была уничтожена при первых ударах авиации противника.»

 

Командующий ВВС КОВО генерал Птухин был расстрелян по итогам расследования, 23 февраля 1942 года… А Рябышев поднял свой корпус по тревоге уже в 2 часа ночи, вскрыл пакет и вывел корпус в «Район сбора», сосредоточения по ПП – вывел из под удара. Пострадал только один полк серьезно от первых налетов – расположенный в лагере и не поднятый видимо по тревоге вовремя…

Костенко сам тянул резину с отданием приказа ответного огня? Думаю, нет – скорее всего, он не более чем следовал приказам и распоряжениям командующего округом Кирпоноса.

 

«Происходящие события вынудили меня отдать приказание зенитной артиллерии открыть огонь по немецким самолетам, в результате чего 3 самолета было сбито, а остальные прекратил бомбометание и ушли. Только в 10 часов утра был получен приказ командующего 26-й армией о сосредоточении корпуса западнее г. Самбор.

157

Связь с дивизиями отсутствовала. Приказ командующего командирам соединений был послан офицерами связи и дублировался по радио. Войска корпуса, совершив 8-километровый марш к 23 часам 22-го июня в основном закончили сосредоточение в указанном районе.

В 22.30 был получен приказ командующего армией, на основании которого 8-й механизированный корпус к 12.00 23-го июня должен был перейти в новый район, в 25 км восточнее г. Львова, где поступить в распоряжение командующего 6-й армией. Дивизии корпуса, выполняя поставленную задачу, должны были преодолеть расстояние от 100 до 150 км.

В указанное приказом время 23-го июня в новом районе сосредоточились только передовые отряды дивизий, основные силы …» (ЦАМО ф.15, оп. 881474, д.12, л. 175, 179,180)

 

Рябышев сначала, до вечера 22 июня выполняет План прикрытия и движется к Самбору, что южнее Львова и недалеко от границы. Но это – район сосредоточения его мк по ПП. Ведь «леса сев. и северо-западнее СТРЫЙ» для его 12-й тд – это как раз район вокруг г. Самбора. 21 июня он выезжал к Перемышлю, на саму границу, по приказу Кирпоноса, что недалеко от Самбора. Затем его мк, вечером 22 июня, после получения Кирпоносом директивы «№3» переподчиняют 6-й армии и он несется к Львову, за 150 км, для будущего наступления, вместе с 4-м мк Власова – «на Люблин»…

 

Смотрим, как поднимали 139-ю стрелковую дивизию 37-го ск 6-й Армии КОВО генерала Н.Л. Логинова:

«Приведение в боевую готовность и в состав какого корпуса и армии входила дивизия.

Дивизия входила в состав 37-го стрелкового корпуса (штаб гор. Проскуров), а корпус входил в состав 6-й армии (штаб – гор. Львов). Приказ о приведении частей дивизии в боевую готовность ни откуда не был получен, а обстановка была такова:

17 июня утром я проводил штабные занятия со штабом дивизии и полков в районе гор. Залещики, где и получил шифрованную телеграмму от командира 37 стрелкового корпуса из гор. Проскурова, примерно следующего содержания: “Для проведения корпусных занятий 139 стрелковой дивизии сосредоточиться в районе г. Перемышляны, для чего выступить 18-го утром и двигаться по маршруту: Чертков-Вукач-Монастыриска-Гадич-Рогатин-Перемышляны”.

22 июня 1941 года дивизия достигла района г.Галич, где проводила рано утром внутридивизионное двухстороннее ученье. Во время

158

этого учения части дивизии подверглись нападению немецкой авиации, которая весь день 22июня бомбила и обстреливала район г. Галич (там находился наш аэродром), но благодаря хорошего использования местности и маскировки, потери были ничтожны.»

 

Логинов четко показал – ни после 15 июня, ни после 18-го ни в ночь на 22 июня он не получал из штаба своей 6-й армии, или корпуса приказов о приведении своей «глубинной» дивизии в боевую готовность. Ни перед войной, ни в момент нападения. Ему также как и многим комдивам буквально засрали мозги «учениями». Отправили в район сосредоточения но «забыли» предупредить, чтобы он не занимался там мифическими «учениями», что в директиве НКО и ГШ от 12 июня указано вполне четко – вывести в район сосредоточения и брать с собой «полностью возимые запасы огнеприпасов» и гсм. И никаких «учений» при этом. В итоге этой дивизии повезло – по ним только авиация немцев работала. Успели в кустах, лесах да оврагах спрятаться…

 

«Материальное и техническое обеспечение.

1. Огнеприпасами дивизия была обеспечена полностью, за исключением мин для тяжелых минометов, которые так и не были получены на протяжении всего периода боевых действий дивизии.

2. Транспортными средствами части дивизии были обеспечены плохо, а именно:

а) Легковые машины были сильно изношены, особенно плоха была на них резина, а в НЗ ее не было.

б) Автобатальон дивизии на 80 % совершенно не имел резины и стоял на колодках , так и остался в гор. Чертков, впоследствии был использован вновь сформированными частями в район гор. Черткова.

На мой срочный запрос в мае месяце 1941 года о высылке резины дивизиям был получен ответ из округа такого содержания: “О состоянии частей 139 стрелковой дивизии известно, когда нужно будет, тогда дивизия получит”. Так дивизия и выступила на войну не получив ни одной покрышки для автотранспорта.

3. Средства связи в дивизии и в полках были в плохом состоянии:

а) Часть раций находилась в окружных ремонтных мастерских (после финской войны 1939 г. так и не были возвращены дивизии).

В штабе дивизии была одна исправная рация, которая использовалась для связи с вышестоящим штабом.

Внутри же дивизии радиосвязь не применялась в силу вышеуказанных причин.

159

б) Телефонные средства связи были старые и сильно изношены (особенно кабель), которые быстро пришли в негодность.

4. Инженерных средств, кроме шанцевого инструмента в частях дивизии не было.

5. Топографическими картами дивизия была обеспечена приграничной полосы и далее на запад, на восток карт не было. Во время боевых действий пользовались схемами присылаемыми из штаба корпуса и школьными картами.

Все вышеперечисленное говорит за то, что 139 стрелковая дивизия вступила в Великую Отечественную войну, как дивизия небоеспособная.»

 

При этом эту дивизию также готовили доблестно наступать в случае нападения Германии – карты заготовлены были только на наступление «на запад». Но к 22 июня эта дивизии – на «маневрах»…

 

 «Краткий обзор и характер боевых действий.

22 июня во второй половине дня, в районе г. Галич был получен приказ командира 37 стрелкового корпуса, примерно следующего содержания: “Форсировать движение. Занять и подготовить рубеж в 2-3 км западнее гор. Золочев”. Утром 24-го июня дивизия достигла г. Золочев, где при прохождении передовых частей через г. Золочев были обстреляны с чердачных помещений отдельных домов пулеметным огнем (это было в тылу от линии нашего фронта 80-100 км).

24-го июня 1941 года, находясь в район г. Золочев, был получен приказ лично от командира 37 стрелкового корпуса – комбрига Зыбина и члена военного совета округа (звание и фамилию не помню), в котором было сказано: дивизии выйти в район Топорув, занять рубеж и сменить части 4-го танкового корпуса, которые в то время там вели бои.

26-го июня дивизия вышла в указанный ей район, заняла позиции под огнем мелких частей противника и сменила части 4-го танкового корпуса.

Одновременно должны были выйти в район Топорув: правее 141 стрелковая дивизия 37-го стрелкового корпуса, а левее кавалерийская дивизия. Но ни одна, и другая не вышли на указанный рубеж. Как я узнал впоследствии, что 141 стрелковая дивизия где-то южнее г. Броды встретила крупные части противника и была оттеснена ими на восток, а кав. дивизия, с разрешения командующего 6-й армии ушла в восточном направлении. Таким образом 139 стрелковая дивизия оказалась в районе Топорува с открытыми флангами и тылом, а об-

160

щая линия фронта отходила на восток. С 26 июня до 2 июля дивизия вела на вышеуказанном рубеже упорные дневные (ночью противник не вел боевых действий) оборонительные бои. <…>» (ЦАМО, ф. 15, оп 977441, д. 3, л. 92-96)

 

В итоге 139-я сд сменила 4-й мехкорпус Власова (с его тремя дивизиями), но при этом другие две стрелковые дивизии к ней в помощь не вышли.

Смотрим на биографию командира 37-го ск, старшего начальника Логинова, в «Википедии»… Итак, Семен Петрович Зыбин (18 сентября 1894 – 5 августа 1941), комбриг  . С июля 1937 года  находится под следствием по обвинению в причастности к военному заговору, в апреле 1940 года освобожден в связи с прекращением дела, восстановлен в кадрах РККА. Награждён медалью «XX лет РККА». В октябре 1940 года  назначается командиром 87-й сд 6-й Армии КОВО  . В марте 1941 года  комбриг С.П.Зыбин назначается командиром 37-го ск . С первых дней Великой Отечественной войны 37-й стрелковый корпус в боях в Западной Украине, участвовал в Уманском сражении . Убит в районе села Подвысокое  в начале августа 1941 года .»

6-й Армией КОВО командовал генерал-лейтенант Музыченко И.Н. (июнь –  август 1941 г.). Член Военного совета армии – дивизионный комиссар Попов Н.К. (июнь 1940 г. – август 1941 г.) Начштаба армии – комбриг Иванов Н.П. (май – август 1941 г.) чьи показания разбирались выше.

При попытке выхода из окружения командарм Музыченко попал в плен. До 1945 года находился в плену. 29 апреля 1945 года освобождён американскими войсками. С мая по декабрь 1945 года проходил проверку. 31 декабря возвращён в ряды Советской Армии. В 1947 году окончил Высшие академические курсы при Военной Академии Генштаба. Однако уже в октябре 1947 года уволен в отставку. Умер 8.12.1979 г. в Москве…

В 139-ю дивизию никаких запретов на открытие огня ранним утром 22 июня не было. Она вообще ничего не знала до тех пор, пока ее бомбить не начали. Впрочем, она была от границы чуть не в 100 км…

 

Смотрим, что показал по ПрибОВО:

«19. Генерал-полковник Шумилов М.С. Командир 11 СК. 8 А.

5) Атака немцев началась в 4.00. 22.6.41г. На доклад командующему 8 А об этом, я получил приказ огня не открывать.» (Ф.15, оп. 178612, д. 50, л.1-8.)

161

 

И тут идет запрет от командующего армией об открытии огня по напавшему врагу. Ну, прям «как сговорились»… Или и, правда, сговорились?! Но. Вряд ли Собенников запрещал ответный огонь по своей инициативе. По его действиям видно, что он то, как раз все, что можно делал и даже вопреки приказов округа. Скорее всего, такую команду он получил от комокругом Кузнецова, или его нш Кленова.

Однако Собенников, дав интереснейшие ответы на предыдущие вопросы, умудрился как раз о ночи на 22 июня ничего толком и не ответить:

«3.Какие и когда были отданы войскам указания по обороне границы?

На это вопрос мною дан ответ в предыдущем пункте.

Следует отметить, что никаких письменных приказаний до 20 июня, да и после 20.6 из штаба округа о развертывании войск получено не было.

Я действовал на основании устного приказания генерал-полковника КУЗНЕЦОВА, данного мне утром 18 июня.

В дальнейшем на КП стали поступать по телефону и телеграфу весьма противоречивые указания об устройстве засек, минировании и т.п., при чем одними распоряжениями эти мероприятия приказывалось производить немедленно – другими в последующем отменялись, затем опять подтверждались и опять отменялись.

Следует отметить, что даже в ночь на 22 июня я лично получил приказание от начальника штаба фронта КЛЕНОВА в весьма категорической форме – к рассвету 22 июня отвести войска от границы, вывести их из окопов, что я категорически отказался делать и войска оставались на позициях.

Вообще, чувствовалась большая нервозность, несогласованность, неясность, боязнь “спровоцировать” войну.»

 

Так что, скорее всего команду не открывать ответный огонь он получал в ночь на 22 июня и утром от Кленова. А ведь в директиве «№1» по ПрибОВО никаких запретов на ответный огонь нет:

«2. Задача наших частей – не поддаваться ни на какие провокационные действия немцев, могущие вызвать крупные осложнения.

Одновременно наши части должны быть в полной боевой готовности встретить внезапный удар немцев и разгромить [противника].

ПРИКАЗЫВАЮ:

162

1. В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять оборону основной полосы. В предполье выдвинуть полевые караулы для охраны дзотов, а подразделения, назначенные для занятия предполья, иметь позади. Боевые патроны и снаряды выдать.

В случае провокационных действий немцев огня не открывать. При полетах над нашей территорией немецких самолетов не показываться и до тех пор, пока самолеты противника не начнут боевых действий, огня не открывать.

2. В случае перехода в наступление крупных сил противника разгромить его.»

 

Видите, как все доходчиво написано и подписано самим же Кленовым: на провокационную стрельбу с той стороны границы – не отвечать. Летают немцы просто так – не стрелять. Попрут немецкие войска или начнут бомбить немцы – мочить без разбору и сомнений. Как и указал Пуркаев в КОВО – «Директива б/н» (распоряжение ГШ) требовала уничтожать врага «всеми силами и средствами». Должна была требовать. Однако в ПрибОВО и КОВО получив около 1 часа ночи директиву «б/н» (точнее устные «распоряжения» ГШ-Жукова), стали запутывать командиров и это давало возможность Кирпоносам-Кленовым не вести ответный огонь по врагу даже перешедшему границу.

 

Собенников, конечно же, ответ о том, как его дивизии выводились на рубежи обороны, в окопы, дал, отвечая на предыдущий вопрос. Он показал, что его дивизии, особенно приграничные 10-я, 90-я и 125-я «занимали окопы» уже с 19 июня. И даже если реально они на самой границе держали только отдельные батальоны в окопах, то получив по директиве «б/н», часа в 2 ночи (эти дивизии, что ждали только приказ о боевой тревоге на случай нападения врага) такой приказ – они бы заняли полностью эти окопы к моменту нападения без проблем.

Но Собенников отвечая на эти вопросы Покровского, уже прекрасно знал, что за приказы и директивы слала Москва в те предвоенные дни, и поэтому постарался показать, как он все верно делал. И хотя, как утверждают исследователи ПрибОВО, далеко не все его подразделения успели занять окопы к вечеру 21 июня, тем более ответ Собенникова, который пытается акцентировать внимание на том, что его дивизии окопы занимали с 19 июня, наиболее интересен, ибо он и показывает, что действовал он именно на основании директив Москвы. Ведь никакой пресловутой «личной инициативы»

163

в ПрибОВО со стороны комокругом в том занятии окопов с 19 июня не было. И быть не могло.

 

Генерал Шумилов, командир 11-го ск 8-й Армии:

«Война началась в 4.00 22.6.1941 года, одновременно началась артиллерийская подготовка по частям 125 СД и пролеты самолетов через государственную границу в тыл нашей страны.

Мной немедленно было доложено Командующему 8 Армии, который находился на своем командном пункте в лесу западнее Шауляй. Получил приказ огня не открывать. На провокацию не поддаваться. Но войска без приказа открыли ответный огонь. Тауроген горел. Аэродром, находившийся в Шауляй был подвергнут бомбардировке. В направлении Шауляй были слышны разрывы бомб и зенитная стрельба. В 4 часа 30 минут мне командиром корпусного зенитного дивизиона, который находился в Шауляй на прикрытии, было доложено, что немцы бомбили аэродром в Шауляй, горят наши самолеты на аэродроме и что сбиты два немецких самолета. Две дивизии и корпусные части вели бой по восточному берегу р. Юра, а 42 дивизия, находившаяся в г. Рига, была в движении направления Расейняй.»

 

Собенников действовал и указывал своим подчиненным в принципе верно – пока немцы вели огонь со своей стороны, но границу не переходили – отвечать нельзя было.

 

Генерал Морозов, командующий 11-й Армии:

«Вопрос 3-й. “Когда было получено в штабе армии округа [распоряжение] о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22.6. Какие и когда были отданы войскам указания по выполнению этого распоряжения и что было сделано войсками?”

Такое распоряжение было получено по телефону около 1 часу 22.6.41 г. Начальник Штаба фронта разыскивая Командующего дал мне понять, что надо действовать, выводить войска к границе, что мол заготовлено об этом распоряжение и Вы его получите.

На основании этого мною условным кодом по телефону между 1-2 час. 22.6.41 г. были отданы распоряжения войскам и последние по тревоге выступили по принятым ранее решениям для выполнения боевой задачи.»

 

Как видите, до ПрибОВО нарком или Жуков либо дозвонились около 1.00 ночи 22 июня, либо текст «директивы б/н» Кленов уже расшифровал к этому времени, к 1 часу ночи (как писал потом

164

начсвязи ПрибОВО эту директиву они получили еще в 0.25). Кленов директиву Москвы прочел, текст своей директивы, о приведении в полную б.г., похоже, был заготовлен заранее и он стал искать командующего округом, чтобы доложить ему и получить у него команду на дальнейшие действия. Так положено в армии. Кузнецов был где-то в районе 11-й Армии, в районе полевого КП округа, поэтому Морозову просто «повезло» – Кленов искал Кузнецова и, позвонив Морозову в этих поисках, и сообщил тому о директиве Москвы на приведение в полную б.г. и на подъем войск по тревоге.

Морозов утверждает, что после этого разговора он, к 2 часам по телефону, «условным кодом» поднял армию по тревоге, и та двинулась выполнять «боевую задачу». А это – явно со вскрытием «красных» пакетов делалось и по ПП.

Собенников о таком приказе от Кленова не сообщает. Ему Кленов звонить не стал о поступлении этой важнейшей директивы и дивизии Собенникова спали до нападения. А ведь по тому же уставу начштаба, если или остается за командира или не может его найти – обязан принимать в таких случаях командование и инициативу на себя! Как это сделал нш Захаров в ОдВО, оставаясь за комокруга Черевиченко. Однако в ПрибОВО нш Кленов такой инициативы проявлять не стал, и армии ПрибОВО спали до момента нападения. И никого не смущали слова о «провокациях» в указаниях Москвы…

 

Но. Как показывает исследователь С.Чекунов, судя по отметкам на входящей директиве «б/н» Кленов как бы «вообще не причем. Шифровка была отдана из шифротдела Софронову, который передал ее Кузнецову». Т.е.. полученный текст директивы о приведении в полную б.г. у шифровальщиков получил не нш ПрибОВО Кленов, а первый зам командующего – генерал Софронов. И произошло это потому что: «Директиву принимали в Риге, т.к. связи с Паневежисом ночью не было. После расшифровки ее передали Софронову, который ознакомил с содержанием Кузнецова. Есть отчет о прохождении директивы в ПрибОВО» (С. Чекунов)

Т.е. получается, что по некому отчету, возможно написанному самим же Кленовым, штаб фронта не имел связи с Москвой в ночь на 22июня?! Т.е. картина примерно такая же, как и в КОВО – в момент передачи Москвой директивы о приведении в полную б.г. связь отказывает… Если в КОВО связь полевого КП округа-фронта из Тернополя с Киевом и даже Москвой работала по линиям Наркомата связи и в случае начала войны эти воздушные линии станови-

165

лись ненадежными, то линии связи в Прибалтике и до войны были ненадежны для наших военных. Т.к. на этих линиях работал местный контингент явно не испытывающий симпатий к Советской власти. И в предвоенные дни в Прибалтику выезжал нарком связи СССР И.Т. Пересыпкин с целым вагоном чекистов охраны для наведения порядка в Прибалтике в вопросах именно связи. 22 июля 41-го Сталин освободил о занимаемой должности начальника связи РККА Галича и назначил Пересыпкина начсвязи армии с сохранением и должности наркома гражданской связи.

Но, думаю, директиву «б/н» все же принимали в полевом КП в первую очередь, в Паневежисе – в штабе фронта. Где и командовал, оставаясь за комфронта Ф.Кузнецова его нш Кленов. И Морозов и Собенников Покровскому показывают, что они разговаривали именно с Кленовым в ту ночь, а не с Софроновым. Который оставался за Кузнецова, за командующего округом – в Риге. Это Кленов им нес какую-то ерунду – «даже в ночь на 22 июня» начальник штаба фронта КЛЕНОВ приказывал «в весьма категорической форме – к рассвету 22 июня отвести войска от границы, вывести их из окопов». Или – «Начальник Штаба фронта разыскивая Командующего дал мне понять, что надо действовать, выводить войска к границе, что мол заготовлено об этом распоряжение и Вы его получите».

Очень может быть, что в Риге, где в штабе округа и оставался первый зам командующего Софронов также приняли текст директивы «б/н», и на входящей шифровке в Риге и мог расписаться Софронов однозначно в этом случае. Ведь связь округа в Риге с Москвой должна была быть более надежной. А проводная (телеграфная) связь с Паневежисом могла и прерваться – именно в эту ночь. Но – полевые КП также должны были оборудоваться и радиостанциями, независящими от работы проводной связи. И связисты в Риге и должны были по радио передать шифровку в Паневежис – если проводная связь вдруг не сработает. И также было в те дни и в других округах – каждый полевой КП должен был иметь и радиостанцию для связи (с Ригой, Минском, Киевом и Одессой) в запасе обязательно. И при наличии шифровальщика и таблиц кодов, расшифровать текст, переданный по радиоканалу на полевой КП – не проблема будет. Хотя эта передача шифровки по радио из штаба округа в полевой КП даст дополнительную задержку.

166

По воспоминаниям генерал-полковника Хлебникова, начальника артиллерии 27-й армии ПрибОВО, который находился в штабе округа в Риге, после 1.30 в Ригу якобы пошли звонки командиров частей с просьбой разъяснить, что за директиву («директиву № 1» по ПрибОВО) им прислал командующий округом Ф. Кузнецов. Однако остававшийся за Кузнецова в Риге его заместитель генерал-лейтенант Софронов не мог ничего ответить вразумительного, т.к. самого Кузнецова найти никто не мог, а тот в Ригу не сообщил об этой директиве. Находился он вроде в расположении полевого КП в районе 11-й армии ПрибОВО, но чуть ли не сутки его найти не могли: «Где командующий?» — «Командует…».

Т.е. если кто и отсылал директиву «№1» в армии ПрибОВО то это был Кленов, а не Кузнецов…

«...Примерно в половине второго ночи начались непрерывные звонки из частей. Командиры спрашивали: как понимать директиву командующего округом? Как отличить провокацию от настоящей атаки, если противник предпримет боевые действия?

Положение у Егора Павловича (Софронова – К.О.) затруднительное: что им ответить, если сам в глаза не видел этой директивы? Командующий округом отдал её войскам первого эшелона, не известив своего заместителя.

Уже после войны я узнал причину этой несогласованности. Оказывается, командующий округом генерал-полковник Кузнецов, как и другие командующие приграничными округами, сам получил из Москвы директиву Наркома обороны и начальника Генерального штаба о приведении войск в боевую готовность лишь около часа ночи 22 июня». (Хлебников Н.М. Под грохот сотен батарей. М., 1974 г., гл. «Страна вступает в бой. Накануне». Есть в интернете.)

 

Хлебников тут однозначно налукавил. Директиву «б/н» везде принимали около 1 часа ночи, а в ПрибОВО – около 0.30 еще, но из Паневежиса, где также приняли директиву НКО и ГШ «б/н» о приведении в полную б.г., директиву в армии если и отправляли, то, как раз после 2.30. Но по телефону, сразу после 1 часа ночи армии не поднимал Кленов.

Принимал ли директиву «б/н» в Риге Софронов? Если Паневежис не получил шифровку сразу, то чуть позже ее могли продублировать и в Ригу и уже там ее Софронов и мог принять и расписаться на бланке о получении.

167

Но вот то, что в Паневежисе связь с Москвой вполне была (через Ригу или прямая – не важно) и именно там и принимали директиву «б/н», в своих мемуарах и очень подробно показал – начсвязи ПрибОВО, генерал Курочкин и к его мемуарам мы еще обратимся…

Кстати, еще о связи. В РККА в мае-июне проводились «учебные» сборы по схеме БУС, частичная мобилизация практически всех видов и родов войск, но при этом связь в этих сборах никаким образом не принимала участия. И как показал в мемуарах Баграмян – «большинство армейских и фронтовых подразделений связи должно было формироваться [по планам только] с объявлением мобилизации в западных областях Украины; внезапное вторжение врага нарушило эти планы». Т.е. ГШ-Жуков умудрился наиболее важный вопрос – вопрос связи, за который он лично отвечал как начГШ, пустить на самотек – в случае угрозы войны связь так и оставалась не развернутой и начинала разворачиваться только после начала войны, после объявления мобилизации. А в первые часы и дни войны обеспечивать связь должны были те средства и мощности что были в частях в мирное время. Т.е. – армия по связи была в принципе подставлена…

 

Генерал Шлемин, бывший начальник штаба 11-й армии Морозова от ответа о событиях ночи на 22 июня просто уклонился. Этот генерал умудрился и на вопрос по артиллерии не ответить. Отвечая на вопрос «№2» сразу перешел к вопросу по «артиллерии», к «№4»:

 

«…числа 18-20 июня три дивизии были поставлены в оборону с задачей прочно удерживать занимаемые рубежи и не пропустить противника.

3.Почему большая часть артиллерии корпусов и дивизий находилась в учебных лагерях?

Ответ изложен в п.2.»

 

Как видите, и эта армия с 18 июня свои приграничные дивизии приводила в б.г.. и выводила к границе – сажала в окопы. Должна была сажать.

Почему заместитель Морозова уклонился от ответа по событиям ночи на 22 июня? Так на самом деле Морозов похоже свою армию по тревоге, и в 2 часа ночи, – не поднимал после того звонка Кленова. Поэтому Шлемину и не хотелось врать попусту.

 

Так же ничего о том, почему артиллерия оставалась или нет на полигонах в «п.2» нет. А затем Шлемин сразу отвечал на вопрос о работе штабов, но это был вопрос «№5»:

168

«4.Насколько был штаб армии подготовлен к управлению войсками и в какой степени это отразилось на ход ведения операций первых дней войны?

...»

 

А вот генерал Фадеев, бывший командир 10-й стрелковой дивизии 11-го стрелкового корпуса 8-й армии Собенникорва, об артиллерии ответил:

«5. 22 июня 1941 года в 4.00 утра немцы начали артиллерийскую подготовку и стрельбу прямой наводкой по ДЗОТам, погранзаставам, населенным пунктам, создали много очагов пожаров, после чего перешли в наступление. Главные усилия немцы сосредоточили в направлениях ПАЛАНГА-ЛИБАВА, по берегу БАЛТИЙСКОГО моря обходили г. КРЕТИНГА в направлениях  СКУОДОС на ПЛУНГЕ и вдоль Клопедского шоссе РЕТАВАС, ШАУЛЯЙ, обходным маневром от РЕТАВАС-ПЛУНГИ пытались отразить отход дивизии.

В этой обстановке части дивизии вступили в бой с немецко-фашистскими войсками, отражали огнем атаки немцев и неоднократно переходили в контратаки, вели упорные оборонительные бои на всю глубину (предполья) до р. МИНИЯ, ПЛУНГИ, РЕТОВАС.

Противнику, имевшему превосходство в силах, удалось прорвать фронт обороны ПАЛАНГА-ЛИБАВА и вдоль Клопедского шоссе на РЕТОМАС, который стремился отрезать пути отхода частям дивизии.

Ввиду сложившейся обстановки, к исходу 22 июня мной был получен приказ от командира 10 стрелкового корпуса, – отходить на следующие рубежи, в двух основных направлениях: ПЕРВОЕ направление – КРЕТИНА, ПЛУНГИ, ТЕЛЬШАЙ, МАЖЕКЯЙ, МТТАВА, РИГА; ВТОРОЕ – Клопедское шоссе – РЕТОВАС, ТЕЛЬШАЙ.

На основании приказа части дивизии начали отход, применяя подвижную оборону с заграждениями и вели ожесточенные арьергардные бои в указанных направлениях.

10 стрелковая дивизия с 22 июня 1941 года до 30 сентября отходила и вела бои  в ПРИБАЛТИКЕ, после чего была погружена на транспорт в г. ТАЛЛИНЕ и выведена в г. КРОНШТАДТ, СТРЕЛЬНО.»

 

Как видите, никто до нападения войска ПрибОВО из штаба округа не предупреждал о поступлении в округ «Директивы б/н» 8-ю армию Собенникова. Особенно приграничные части. И никто в ПрибОВО по тревоге не поднимался до 4 часов утра! Даже после того как в 2.30 Кленов также подписал и окружную директиву «№1».

Не знаю, кто там звонил Хлебникову в Ригу около 1.30 с просьбой дать разъяснения по поводу текста «Директивы б/н», но сами

169

генералы приграничных армий ничего такого не «вспомнили» отвечая Покровскому. Они просто уклонились от ответа видимо не желая «обижать» своего бывшего командующего ПрибОВО, генерала Ф.И. Кузнецова и оставшегося за него в штабе в Паневежисе Кленова. Только Морозов, командарм-11 случайно узнал от нш округа Кленова об этом – но насколько правда, что он к 2 часам уже поднял свою армию? Побоялся признать, что после звонка Кленова он сам не принял мер? Ведь Кленова то расстреляли именно за непринятие мер в отсутствии командующего …

А вот их подчиненные ответили, что о нападении они узнали только в момент нападения. Т.е, никакого предупреждения от Ф.Кузнецова или Кленова в войска и распоряжения «о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня», не поступало.

Это видно и по мехкорпусам ПрибОВО:

«21 июня, буквально за несколько часов до вторжения немецко-фашистских войск в Литву, к нам в Каунас прибыл командующий войсками Прибалтийского Особого военного округа генерал-полковник Ф.И. Кузнецов. Торопливо войдя в кабинет генерала Куркина (командир 3 мк), у которого я в то время был на докладе, он кивнул в ответ на наше приветствие и без всякого предисловия сообщил как ударил.

— Есть данные, что в ближайшие сутки-двое возможно внезапное нападение Германии. <…> Немедленно под видом следования на полевые учения выводите части корпуса из военных городков в близлежащие леса и приводите их в полную боевую готовность.» (Начштаба 3-го мехкорпуса на 22 июня генерал П.А. Ротмистров. Стальная гвардия. — М.: Воениздат, 1984 г. (есть в интернете). Гл. вторая. Суровые испытания.)

Т.е., 3-й мк вроде как к полуночи 21 июня Кузнецов лично поднял по тревоге и дал команду выходить в район сосредоточения с приведением в полную боевую готовность? В принципе, если Жуков звонил в округа вечером 21 июня и предупреждал о нападении, то вполне может быть. Но боюсь, Ротмистров в своих послевоенных мемуарах приврал – не поднимался 3-й мк по тревоге «буквально за несколько часов до вторжения немецко-фашистских войск в Литву». В конце концов, это в бытность им главным маршалом бронетанковых войск и похоже с его подачи и было раздуто «Прохоровское сражение», самое «грандиозное танковое сражение» Второй

170

мировой войны. Которое сегодня по документам таковым быть перестает.

 

По 3-му мк тот же Полубояров ничего не ответил по ночи на 22 июня, а по 12-му «ответил» так:

«В 8.00 22.6.41 г. командиром корпуса было отдано боевое распоряжение №4 следующего содержания:

“Противник перешел государственную границу, мотоциклетным батальоном занял Кретинген; Туараге – находится под обстрелом противника, танки противника в направлении Плунгяны, до 50 танков в направлении Таураге.

Командиру 23-й танковой дивизии привести в боевую готовность части и вести разведку в направлении Плунгины. При обнаружении танков противника немедленно их уничтожить. Быть готовыми действовать в направлении Таураге.

Командиру 28-й танковой дивизии привести части в боевую готовность к выступлению для уничтожения танков противника.

Командиру 202-й мотострелковой дивизии, артиллерию – на позиции. Быть готовыми разгромить противника”.» (ЦАМО, ф. 15, оп. 881474, д. 12, л. 291, 294-301)

Т.е., данный 3-й и 12-й мехкорпуса никто до нападения не поднимал? Только в 8 часов утра его дивизии стали приводиться в «боевую готовность»? А ведь директива ГШ для мехкорпусов от «14 июня» точно касалась этих мехкопусов. И 12-й мк к 21 июня был в своих Районах сбора уже…

В общем, не торопились генералы ПрибОВО рассказывать, как их части поднимал командующий округом в ночь на 22 июня. Точнее не сам Ф.И. Кузнецов, а остававшийся за него начштаба Кленов. Даже на официальном расследовании Покровского. Правда, в мемуарах пытались, похоже, ротмистровы Ф.Кузнецова «реабилитировать».

Кленов оставаясь за командующего, мог, как Захаров взять на себя ответственность и поднять округ по тревоге и к 2 часам ночи, но он это не сделал. В итоге 9 июля 41-го он был арестован и обвинен «в проявлении бездеятельности в руководстве войсками округа» (АП РФ, оп.24, дело 378, лист 196). Расстрелян – 23 февраля 42-го.

Кстати, по приказам в армиях ПрибОВО можно узнать – что Кленов сообщал подчиненным, вместо того чтобы поднимать армии по боевой тревоге:

171

 «ПРИКАЗ ШТАБА 27-й АРМИИ ПРИБАЛТИЙСКОГО ОСОБОГО ВОЕННОГО ОКРУГА

22 июня 1941 г.

3 ч 45 мин

Со стороны немцев могут быть действия мелких групп нарушения нашей границы. Не поддаваться [на] провокации.

Командующий войсками 27-й армии генерал-майор БЕРЗАРИН

Член военного совета дивизионный комиссар БАТРАКОВ

Начальник штаба полковник БОЛОЗНЕВ» (ЦАМО, ф. 325, оп. 4579, д. 1, л. 43. Подлинник. ВИЖ №5 1989г.)

 

В 1 час ночи в ПрибОВО получают директиву о возможности внезапного нападения Германии, в 2.30 в ЗапОВО даже «красные» пакеты вскрывают, но в армии ПрибОВО Кленов сообщает что «Со стороны немцев могут быть действия мелких групп нарушения нашей границы»…

 

А теперь переходим, наконец, к показаниям генералов из ОдВО. И посмотрим – как им вообще сообщали о возможном нападении Германии в эту ночь, и был ли в ОдВО запрет, от кого-то ни было на открытие огня утром 22 июня?

Воспоминания начальника штаба 35-го ск ОдВО полковника Верхолович П.М. (командир корпуса генерал Дашичев И.Ф., комбриг – 8.07.1940 – 11.09.1941) читать одно удовольствие:

«Войска корпуса вступили в войну, имея полосу прикрытия по р. Прут от Липканы до Леово на фронте до 200 км. Это фронт прикрывался расположением непосредственно на госгранице четырьмя стрелковыми полками 95 и 176 сд, действие которых было согласовано с планом действия пограничных войск.

В 0.30 22 июня был получен приказ командующего округом о поднятии войск Кишиневского гарнизона и войск, расположенных в других гарнизонах по учебной тревоге без предупреждения об опасности войны. Вслед за этим, последовали предупреждения о боевой готовности войск, о возможных провокациях на границе и о том, чтобы войска не поддавались на провокации.

Ориентировочно в 2.00 22 июня были получены донесения из войск об открытии огня со стороны противника и о перестрелке на госгранице и в это же время указание начальника штаба округа о приведении войск в боевую готовность и о рассредоточении их для обороны госграницы в соответствии с разработанными ранее планами. Приказ о развертывании войск был передан вой-

172

скам и выполнен своевременно. Неожиданностей о начале боевых действий войск корпуса не было.

   Ход боевых действий в течение первых недель войны протекал в условиях обороны войск корпуса на широком фронте с подчинением себе погранвойск против группировок войск противника, наносивших удары в направлении Бельцы и Кишинев.

До 30 июня войска корпуса, входящие в состав 9 армии, используя подготовленные рубежи обороны стойко и упорно их обороняли. Контратаками и контрударами уничтожали наступающие против них части румын. Но в последствии в результате невыгодно сложившегося для нас соотношения сил, войска продолжали вести маневренную оборону, совершив к 20.7 отход на рубеж Оргеев, Кишинев.

20 июля был получен приказ о выводе корпусного управления из состава 9 армии, которое было переброшено на Западное направление, где оно к 1 августа было переформировано в 49 армейское управление, вошедшее вначале в Резервный, а затем в Западный фронт.

Генерал-лейтенант – Верхолович» (ЦАМО, ф.15, оп. 9777441, д.2, л. 564, 565, 567-569)

 

Тут даже комментировать нечего… Никто не запрещал этому стрелковому корпусу отвечать огнем на огонь врага, и никто не пудрил мозги мутными указаниями. Захаров в 0.30 поднял войска вроде как по учебной тревоге, а следом дал указание быть в боевой готовности к нападению. Первые обстрелы на границе в этом округе начались уже в 2 часа ночи, и в это же время Захаров объявил полную боевую готовность по тревоге и фактически ввел ПП в действие. При этом до того как противник не пересек границу – войска огонь не открывали.

 

Смотрим воспоминания бывшего командира 2-го кавалерийского корпуса 9 отд. Армии ОдВО А.П. Белова. Чем интересны эти воспоминания? В них видно, что Одесский ВО имел точно такие же недостатки и проблемы, а то и «бардак с разгильдяйством», как и другие округа. Однако приказы о повышении б.г., а потом и приведение в полную боевую готовность в ночь на 22 июня, здесь просто выполнили, как положено – четко и в срок:

 

«По распоряжению начальника штаба ОдВО генерала Захарова, в ночь на 22.6 части корпуса были подняты по боевой тревоге. По этой тревоге 9 кд заняла предназначенные ей по плану участ-

173

ки на восточном берегу р. Прут, примерно, от Тумай до Зернешты, то есть более 60 км.»

 

Т.е. – Белов явно вскрыл по приказу нш ОдВО Захарова сразу после полуночи свой «красный» пакет и начал выводить свои дивизии по Плану прикрытия – на свои участки обороны…

 

«5 кд получила приказ выдвинуться в район Баймакция. Значительная часть офицеров корпуса находилась на рекогносцировке и возвратилась лишь на второй и третий день войны.

Оборонительные рубежи на восточном берегу р. Прут носили полевой характер и закончены не были, представляли из себя ячейковые окопы и местами примитивные ДЗОТы: строились по принципу обороны на широком фронте, с большими промежутками. Глубина оборонительной полосы не превышала 3 км. Глубина обороны совершенно не была подготовлена. Были лишь намечены по карте рубежи и высланы рекогносцировочные группы, причем последние, как уже изложено, своей работы не закончили. Долговременных сооружений не было. Организованной противотанковой обороны ни в инженерном, ни в артиллерийском отношениях также не было.

Наоборот ПВО была организована удовлетворительно. В частности костяком ПВО были прекрасно обученные 76 м/м зенитные дивизионы артиллерийских  дивизий, а в полках имелись взводы счетверенных пулеметов. В Романовке находился зенитный артдивизион окружного подчинения, хотят и очень плохо обученный. Кроме того, в первые же дни войны с корпусом хорошо взаимодействовала истребительная авиация 9 А, главным образом из засад.

Служба ВНОС была организована плохо. Все основывалось на наблюдениях за воздухом, с последующим сигналом на трубе и передачей по телефону. Общей системы не было, а каждая часть организовывала службу самостоятельно.

Сведений о противнике до 22.6 в штабе корпуса было явно недостаточно. Во всяком случае из отдельных отрывочных сведений не было оснований делать какие-либо серьезные выводы. Даже от пограничников, с которыми была тесно связна 9 кд, сведения были скупые. В целом сведения не отвечали действительности.

Я лично вернулся из отпуска в корпус только утром 23 июня 1941 г. В субботу 21 июня я зашел в Разведотдел штаба округа, так как проводил отпуск в Окружном доме отдыха в Одессе. Разведотдел располагал такими подробными сведениями, которые были

174

очень близки к действительности. Поэтому приходится удивляться почему Штаб округа не сообщал этих сведений в штаб корпуса.»

 

А вот это уже явно «заслуга» командующего Черевиченко… Штаб округа-армии, а точнее ее разведотдел, который получал сведения также и из Москвы (РУ), имел достаточно полные сведения о противнике, но в этот корпус эти сведения не доводил?

Начштаба у Белова генерал Грецов показывал: «Так, в штабе 2-го кавалерийского корпуса Одесско­го округа за 2-3 дня до начала войны имелись сообщения пограничной разведки о том, что противник на румыно-совет­ской границе не только сосредоточил войска и поставил ар­тиллерию на позиции, но и производит отселение мирных жи­телей из сел и деревень, вошедших в зону исходного положе­ния войск для наступления» (М.Д. Грецов, указанное сочинение, с. 40.)

Возможно, Грецов решил не подставлять Черевиченко и написал в 1965 году, что его штаб получал все нужные разведсводки и вовремя…

 

«9 кд двумя полками заняла по боевой тревоге оборону р. Прут, примерно, к 3.00 22.6. Один ее кавполк (103-й) был в резерве в районе Качалия, а 72-й кавполк двигался из Лейпцига тоже на Качалия.

По плану два моста у Фельчиул должны были взорвать пограничники. Однако это сделать не удалось. Румыны внезапной ночной атакой в ночь на 22.6 овладели мостом и захватили плацдарм на восточном берегу р. Прут силами более батальона.

Поэтому командир 9 кд уже 22.6. вынужден был выслать к мостам в Фельчиул свой 106 кав. Полк. Однако 22.6. плацдарм ликвидирован не был. Лишь 23.6., когда был введен в бой 72 кп, плацдарм был ликвидирован и взорван шоссейный мост конными саперами. Железнодорожный мост нам удалось взорвать только в ночь на 26.6. Следует доложить, что были еще отдельные попытки со стороны румын захватить плацдарм на нашем берегу р. Прут в районе Готешты. Но эти попытки оканчивались для румын неудачей и большими потерями в людях, как убитыми, так пленными.

К исходу 23.6. 5 кд вышла в назначенный ей район и сосредоточилась в корпусном резерве. Следует отметить, что эвакуацию семей командного состава кавполков и пограничников из Леово и особенно из Готешты происходила утром 22.6. под артиллерийским огнем противника и в очень тяжелых условиях. Однако потерь не было. В итоге корпусу вполне удалось выпол-»  (ЦАМО, ф. 15, оп 977441, д. 3, л. 320-322)

175

 

Как видите, при всех имеющихся недостатках Белов ничего не сказал о том, что кто-то ему запрещал вести ответный огонь по врагу, перешедшему границу!

 

Генерал А.Г. Батюня:

«БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ 48-го СТРЕЛКОВОГО КОРПУСА В НАЧАЛЬНОМ ПЕРИОДЕ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННО ВОЙНЫ

(Воспоминания бывшего начальника штаба 48-го стрелкового корпуса генерал-лейтенанта Батюня А.Г.)»

Л. 217:

«К моменту нападения немецко-румынских войск дислокация соединений корпуса была изменена:

30-я стрелковая дивизия выдвинулась на линию государственной границы по восточному берегу р. Рут на участок (иск) Валеруслу, Унгены;

74-я стрелковая дивизия оставалась на прежнем месте, усиливая пограничные войска на своем участке.

Штаб корпуса из Флорешти перешел на свой командный пункт в район Бельцы.

В таком положении части корпуса начали боевые действия в начальном периоде Великой Отечественной войны. Вечером 21 июня из штаба округа в корпусе было получено распоряжение о том, что в ночь на 22 июня со стороны немецко-румынских войск возможны диверсии и вооруженные нарушения государственной границы.»

 

Вот откуда пошли «страхи» опасаться «провокаций»! Жуков звонил в округа вечером 21 июня и давал вполне нормальные предупреждения. Которые во всех округах должны были доводить до подчиненных – в ночь на 22 июня возможно нападение, но сначала возможны провокации, а также «диверсии и вооруженные нарушения госграницы». Которых стоит опасаться, и на них нельзя отвечать. Если враг не перешел границу, конечно же. Ведь обстрелы с той стороны – это и есть провокация, а вот если прут через реку войска и бомбят наши войска и города – «мочить» можно. Поэтому в ОдВО «спокойно» реагировали на начавшуюся стрельбу на границе в 2 часа, но как только румыны полезли через границу – их встретили огнем…

После того как оперативный дежурный ГШ полковник Масленников около 22.00 по команде Жукова обзвонил округа чтобы там ждали у аппаратов связи прихода «важной шифровки ГШ» и тем более

176

после того как Жуков же, около полуночи обзванивал округа (после того как передал «Директиву б/н» в шифровальный отдел ГШ для отправки) и давал уже прямой приказ Кирпоносам-Кленовым о приведении в полную боевую готовность войск округов, не дожидаясь прихода «приказа наркома», там и должны были, как в ОдВО дать в войска «предупреждения о боевой готовности войск, о возможных провокациях на границе и о том, чтобы войска не поддавались на провокации» – до тех пор, пока немецкие войска не нарушат границу.

А после того как «в 2.00 22 июня» во всех округах «были получены донесения из войск об открытии огня со стороны противника и о перестрелке на госгранице» и должны были во всех округах дать «в это же время указание» как это сделал Захаров «о приведении войск в боевую готовность и о рассредоточении их для обороны госграницы в соответствии с разработанными ранее планами»…

 

«В связи с этим обращалось внимание на поддержание полной боевой готовности войск к отражению противника в случае нарушения им границы. Вместе с тем, категорически запрещалось переносить боевые действия на территорию Румынии. Считаю целесообразным заметить, что в присланном распоряжении слово «война» отсутствовало, и войска ориентировались только на ликвидацию возможного приграничного инцидента, следовательно, на пассивную оборону. Возможность разгрома врага на его территории заранее исключалась.» (ЦАМО, ф. 15, оп. 81474, д. 12, л. 213, 217)

 

Но это как раз было вполне оправдано – сразу отвечать на вторжение врага вторжением на его территорию нельзя было. Тем более по союзнику Германии, который можно было попытаться от Германии «оторвать». Политика, однако. Однако вечером 21 июня и дали разъяснения округам – возможно нападение и надо быть в «полной боевой готовности войск к отражению противника в случае нарушения им границы». Было ли это письменное распоряжение НКО и ГШ вечером 21 июня или скорее всего устное от того же Жукова – не важно, в данном случае. Важно, что по показаниям командиров округов оно было. И никакого запрета на ответный огонь в случае перехода немцами границы они точно не получали! А значит, такие запреты в соседних округах исходили именно от командования самих этих округов!

 

А теперь смотрим нечто вроде «Журнала боевых действий 9-й Армии» ОдВО-ЮФ за 22 июня 1941 года. В виде таблицы с описанием «Задачи частей и соединений. Описание фактов и событий»:

177

 

«Время записи – 22.6. В 24.00 21.6. части армии, прикрывающие государственную границу телеграфным распоряжением приведены в боевую готовность по тревоге. Дан приказ занять районы по плану прикрытия.

В 4.00 22.6., когда части армии во взаимодействии с погранчастями прикрывали свои участки, румынская армия, поддержанная немецкими частями, открыла артиллерийско-пулеметный огонь, по нашим пограничным пунктам, особенно по Унгени, Леово, Кагул, Рени, Измаил, Картал. Одновременно румыно-германская авиация производила налеты на ряд городов: Севастополь, Кишинев, Дубоссары, Гроссулово, Аккерман, Болград.

В течении дня проводились воздушные бои над Кишинев, Бельцы, Болград, Аккерман, Болрарийка. Наша авиация, которой запрещалось в течении 22.6 бомбить территорию противника, успешно вела воздушные бои с противником. Неоднократные попытки противника форсировать р. Прут успешно отражались нашими частями на всем протяжении госграницы.»

 

Надо иметь в виду, тот же 35-й стрелковый корпус занимал полосу обороны на расстоянии в 200 км, что никакими уставами не предусмотрено. При том, что наверняка не только в полосе кавкорпуса Белова «Глубина обороны совершенно не была подготовлена. Были лишь намечены по карте рубежи и высланы рекогносцировочные группы, причем последние, как уже изложено, своей работы не закончили. Долговременных сооружений не было. Организованной противотанковой обороны ни в инженерном, ни в артиллерийском отношениях также не было». Однако 9-я армия ОдВО-ЮФ держала оборону вполне успешно, до тех пор, пока им не пришлось отходить из-за развала соседних фронтов. Неделю. При этом по «южному» варианту ее готовили в связке с КОВО – к ответному наступлению в случае нападения врага. Поэтому в ОдВО «в глубине обороны» особых укреплений и не строилось.

Также здесь четко показано, что авиации ОдВО действительно также какое-то время запрещали пересекать границу и «бомбить территорию противника», но не запрещали сбивать немецкие самолеты над своей территорией!

 

«35 ск. В течении дня 22.6. успешно отражал атаки пр-ка. 176 сд двумя полками (389 и 404 сп) обороняет госграницу на фронте Тецкань, Костешты. 591 сп с 2/399 АП на марше в районе Скулени. К 17.00 головой колонны подходил к Калугер (4 км ю. Фалешты).

178

Штадив – Бельцы. 95 сд двумя полками (241 и 161 сп) обороняет госграницу на фронте Унгени, Немцени. 90 сп в ударной группе в р-не Бужору в готовности к уничтожению до батальона противника, овладевшего Грозешть. Штадив – Кишинев. Штакор 35 – Кишинев.

9 кд. 9 кд обороняет фронт м. Леево, Фламындаю Штадив 9 кд – Комрат. 5 кд в районе постоянного дислоцирования. Штакор 2 кав. – Романово.

25 сд. 25 сд с погранотрядом в течении дня неоднократно подвергалась сильному артобстрелу и неоднократным контратакам. Успешно отражая попытки противника форсировать р. Прут, обороняет госграницу: 34 сп ….. (текст смазан на названии городов и далее – К.О.).

11 сд – дислоцируется в районе постоянной дислокации: … (текст смазан – К.О.).

Штадив – Кишинев.

6 мотоциклетный полк в районе постоянной дислокации. 102 КАЭ на аэродроме Бендеры.» (ЦАМО, ф. 228, оп. 701, д. 237, л. 8, 9)

 

Ну и напоследок еще по ОдВО – нечто вроде «Журнала боевых действий 9-го СК 9-й Армии Южного фронта» за 22 июня 1941 года, находящегося в Крыму:

«В ночь с 21.6 на 22.6.41. германская армия без объявления войны перешла границы СССР и образовала фронт от Белого до Черного моря.

9 Стр. Отд. Корпус, в составе 155 и 106 сд и 32 кд по приказу Штаба ОдВО в 2.00 22.6.41. приведен в боевую готовность. Командир корпуса генерал-майор Судаков отдал приказ на перегруппировку и сосредоточение частей корпуса по оборонительным участкам.

106 сд, в составе трех стр. полков, АП и ГАП начала сосредотачиваться для обороны западного побережья Крымского полуострова – Ярылгач, р. Кача.

442 СД обороняет участок Япрылгач, Поповка, Евпатория.

397 СП – ов. Сосыж, р. Кача.

534 СП – в дивизионном резерве Донузлав, Кары.

Штадив с учреждениями свх. Первомайский.

156 СД в составе трех стр. полков начала сосредоточение для обороны южного побережья Крымского полуострова, Алушта, Феодосия, Керчь.

530 СП обороняет Ялта, Алушта, имея в этом районе второй батальон. Главные силы полка – Ангара.

179

417 СП в составе двух батальонов начал сосредоточение Феодосия и одним батальоном Керчь.

361 СП в резерве Штаба корпуса в районе Симферополь, выделив один б-н со 2/498 ГАП в направлении Инкерман.

Штадив с 1 и 3/ГАП и спецподразделениями Карасубазар.

32 кд в составе четырех полков и одного ТП являясь резервом корпуса начала сосредоточение :

 86 КП – свх. Тенсу, что в десяти клм. Севернее Джанкой

121 КП – Сарабуз-Тат.

65 КП – Кара-Кият.

153 КП и бронеэскадрон Чистенькая, 2 клм. Южнее станции Булганак.

18 ТП – Богдановка.

Штаб 32 КД в садах у Ахбачи-Кият.

Штакор 9 – Симферополь.

Оперсводка №2. …» (ЦАМО, ф. 228, оп. 701, л. 3-5)

 

Напомню – Крым, это и Севастополь – Черноморский флот. И в Крыму сразу после полуночи поднимали по тревоге и военное училище тех же зенитчиков и прочие части подчиненные Одессе, штабу ОдВО. И соответственно по тревоге поднимался и флот – ведь адмирал Н.Г. Кузнецов свою телеграмму о приведении в полную б.г. отдал флотам еще до полуночи…

 

Как видите, если бы в КОВО, ПрибОВО и ЗапОВО (тем более в Бресте!) действовали примерно так, как действовали с 21 на 22 июня в ОдВО, то однозначно война пошла совсем по другому сценарию.

А с байкой, что войскам западных округов Сталин запрещал вести ответный огонь утром 22 июня и тем более артиллерийский, стоит распрощаться. Вранье это все – озвученное когда-то генералом Болдиным, у которого не хватило совести и смелости ради издания своих мемуаров отказаться от «поправок» цензоров (тщеславие помешало, да и гонорары тогда были приличные за те тиражи). Ну а нынешние историки, не думая эту байку повторяют. Хотя чего уж проще – загляни в Центральный Архив Министерства Обороны РФ (ЦАМО) да почитай ответы генералов в полном виде – узнай, как было на самом деле в ту ночь. И все встанет на свои места.

И с байкой от Владимирских и Хлебниковых о том, что указания в директиве «б/н» о «провокациях» каким-то образом вводили командиров на местах в некое мифическое «заблуждение» – лучше расстаться. Эта байка связана в первую очередь с КОВО и

180

 ПрибОВО. А там как раз вообще данную директиву ДО нападения в глаза не видели в армиях…

А пока посмотрим, что писали о событиях начала войны уже при Хрущеве, году в 1956-м. Посмотрим на примере «воспоминаний» о действиях войск в ОдВО, и сравним с показаниями генералов этого округа данных при жизни Сталина. Чтобы наглядно увидеть то, как начали при Хрущеве фальсифицировать эти события.

В 1956 году некий полковник Литвинов К.Л. написал некие «Боевые действия» 48-го ск в начале войны. Эти «воспоминания» ОдВО интересны тем что они уже отличатся от тех что оставили Батюня или Белов отвечая генералу Покровскому, при жизни Сталина или по крайней мере до того как началась вакханалия по «разоблачению тирана». Если их почитать, то, как  будто в ОдВО вообще ничего отличного от соседних округов не происходило. Захаров не поднимал вовремя свои войска, время отдачи приказов в ночь на 22 июня вроде как неизвестно… Но хотя эти «воспоминания» сделаны явно на заказ, в них Литвинов все же показал важные моменты, которые в те годы, при жизни очевидцев еще трудно было скрыть – о действиях командования ОдВО вечером 21 июня и в ночь на 22-е. При том, что многие недостатки и проблемы были аналогичны тем, что были в соседних округах, но, однако даже здесь видно, что поступающие приказы в ОдВО исполнялись, как положено – вовремя и в срок. Особенно те, что поступали с вечера 21 июня.

Приведем их в полном виде, и по ходу дела будем давать комментарии или разъяснения…

 

«БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ 48-го СТРЕЛКОВОГО КОРПУСА В НАЧАЛЬНЫЙ ПЕРИОД ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

(июнь-август 1941 года)

 

1.Обстановка и состояние войск 48-го стрелкового корпуса к началу войны.

(Схемы 1,2)

К началу нападения фашистской германии на Советский Союз 48-й стрелковый корпус входил в состав 9-й армии Одесского военного округа. Корпус имел в своем составе 176-. И 74-ю стрелковые и 80-ю горно-стрелковую дивизии и корпусные части. 176-я стрелковая и 80-я горно-стрелковая дивизия вошли в состав корпуса всего 8-10 дней до начала войны. До этого они находились в подчинении командира 35-го стрелкового корпуса.

181

Все дивизии, а также и корпусные части содержались по штатам мирного времени. Тыловых подразделений и учреждений, как в корпусе, так и в армии не было.»

 

Литвинов заявил, что дивизии корпуса находились в штатах мирного времени. И по его словам вроде как такое положение сохранялось вплоть до 22 июня. Т.е. корпус вступил в войну неотмобилизованным. Тоже самое и твердят и современные историки – никакой «скрытой мобилизации под видом учебных сборов» не было. А были не более чем обычные ежегодные сборы приписных, которые в штаты дивизий не вводились. Потому что нападения никто в Кремле не ждал…

Однако начштаба этого корпуса, генерал-лейтенант Батюня А.Г. заявил что «Примерно с 8-10 июня все дивизии корпуса стали развертываться до штатов военного времени, то есть по общей численности личного состава в 11000 человек». Данный «призыв» приписных ну никак не списать на «плановые Учебные сборы», ведь Батюна четко указал, что проводилось развертывание дивизий до штатов военного времени. А ввод приписных в роты это уже не просто «учебные, ежегодные» сборы. И также нш 48-го ск показал, что в корпус в эти же дни поступал и тот же автотранспорт из народного хозяйства. А это уже отмобилизование. Один из компонентов введения в действие Плана прикрытия. Правда, как отметил Батюня, «Поступающий из народного хозяйства автотранспорт в большинстве своем был в неудовлетворительном состоянии».

Тоже самое указывает и нш 35-го ск ОдВО Верхолович: «До начала войны стрелковые дивизии были пополнены до штата за счет местного контингента из числа бессарабцев проживающих на территории бывшей фашистской Румынии». Так что, в мае-июне 41-го была именно «скрытая мобилизация распорядительным порядком» под видом учебных сборов, с вводом приписных в состав рот, а не «обычные» сборы приписных. Как сказал Жуков – проводилась «частичная мобилизация».

Также Батюне писал о том что были и ограничения – «Большим недостатком в работе по развертыванию частей корпуса надо также считать запрещение поднимать неприкосновен-» ные запасы. О том, что в последнюю неделю в западных округах перед войной проводилось отмобилизование, писал по КОВО и генерал Владимирский, и также отмобилизование проводилось перед выдвижением войск внутренних округов. Конечно, «штат» в 11-12 тысяч бойцов – это

182

не штат военного времени. Но это все же «штаты, приближенные к штатам военного времени», что позволяет считать эти дивизии готовыми выполнять боевую задачу. Маршал же Захаров вообще прямо показал – отмобилизование шло под видом учебных сборов – БУС. Которые формально также не объявлялись в армии и стране:

«Армии, сосредоточиваемые на территории приграничных округов, были, как говорилось выше, подняты в мае — июне не полностью отмобилизованными. Так, например, стрелковые дивизии, имевшие штатную численность 4483 человека, доводились в среднем только до 12—13 тысяч человек. По литеру «Б» планом вообще предусматривалось доводить численность частей до 75—80 процентов. Таким образом, штатный некомплект поднятых частей и соединений по БУС стал восполняться только в первые дни войны. Многие части положенное им пополнение так и не получили.<…>

В результате проведенных организационных мероприятий, о чем говорилось выше, штатная численность Красной Армии к началу войны достигла 4 755 034 человек, а списочная численность составляла 4 275 713 человек. Некомплект составлял 479 321 человек, и в основном он падал на незаконченные формирования, предусмотренные планом на 1941 год.

Однако в связи с подъемом ряда частей в военных округах и их переброске на запад (эти переброски начались в конце апреля) соединения и части были подняты по так называемым Большим Учебным Сборам, по которым для пополнения войск было призвано 755 267 человек военнообязанных запаса. С учетом сборов численность Красной Армии к моменту начала войны составляла 5 030 980 человек, а общая укомплектованность армии составляла – 89,5 %. » (М.В. Захаров. Указанное сочинение. Гл. «Накануне великий испытаний», стр.410)

 

О каких «проведенных организационных мероприятий» пишет Захаров?

«В феврале 1941 года, уже в бытность начальником Генерального штаба генерала армии Г.К. Жукова, был разработан новый мобилизационный план¹ (¹ ОХДМ ГШ, ф. 15, оп. 2154, д. 4, лл. 199-287). Разработка его была связана с тем, что  по существовавшему мобилизационному плану, о котором говорилось выше, были развернуты войска как во время частичной мобилизации в семи военных округах в сентябре 1939 год, так и во время войны с Финляндией» (с. 385)

Новый мобплан предусматривал увеличение РККА в случае войны и при объявлении мобилизации до 303 дивизий – «общая числен-

183

ность Красной армии … на 1941 год … составляла 8 682 827 военнослужащих» (с. 386)

 Однако «В связи с нарастанием угрозы нападения фашистской Германии на СССР было принято решение в 1941 году начать формирование большей части соединений и частей, предусмотренных мобилизационным планом. Директивами Наркома обороны военным советам округов приказывалось в период с 1 марта по 1 июля 1941 года сформировать 16 управлений стрелковых корпусов, 21 механизированных и 5 воздушно-десантных корпусов, несколько стрелковых дивизий и 10 противотанковых бригад». (М.В. Захаров. Указанное сочинение. Гл. «Накануне великий испытаний», с. 389)

Таким образом, мобплан который, по словам Жукова якобы не был окончательно утвержден Сталиным (СНК) к началу войны, вполне имелся и уже с марта по этому мобплану начали формировать дивизии которые планировалось формировать только в случае начала войны – по мобилизации! И также его реальное выполнение, под видом «учебных сборов» по схеме БУС в том числе, также  шло активно.

 И Захаров это подтверждает: «Согласно мобилизационному плану, утвержденному в феврале 1941 года, в конце мая — начале июня проводится призыв 793,5 тыс. военнообязанных запаса, что позволило укомплектовать до полного штата военного времени 21 дивизию приграничных округов, а также значительно пополнить другие соединения, части артиллерии, войск ПВО и укрепленных районов¹ {«50 лет Вооруженных сил СССР. М., 1968 г., с.250}». (М.В. Захаров, Генеральный штаб в предвоенные годы, М. 2005г., с. 213-214)

Как видите, Захаров показывает, что новый мобплан все же был утвержден и 21 дивизия, укомплектованная до штатов военного времени, до 14 тысяч – были укомплектованы именно в приграничных округах.

Кстати, Жуков в мемуары утверждал, что новый мобплан от 12.02.1941 года не был утвержден к началу войны, однако исследователь С. Чекунов еще в 2009 году показывал: «После ознакомления с документом у меня лично не осталось ни малейшего сомнения в том, что именно этот документ и был утвержден. Судя по подписям всего было напечатано 5 (пять) экземпляров данного документа. По указанным реквизитам находится экземпляр № 1. Само Постановле-

184

ние СНК действительно заверено, причем заверено Жуковым (автограф и дата имеются).

Вероятно, что подписанным (т.е. с подписями Сталина и Ко) является какой-то другой экземпляр, который находится в другом фонде. На данном же экземпляре имеется только входящий номер ОргУ ГШ от 14.03.1941.»…

 

Литвинов:

«Из трех стрелковых дивизий, имевшихся в составе корпуса, только одна – 176-я стрелковая дивизия без средств усиления была заблаговременно развернута в боевой порядок вдоль государственной границы на участке Единцы (25 км юго-восточнее Липканы), Фалешты, (иск) Унгень. Фронт, прикрываемый ее частями, достигал примерно 125 км. Рубеж, который занимала 176-я стрелковая дивизия, находился на удалении 3-15 км от пограничных войск, непосредственно оборонявших государственную границу СССР с Румынией. На этом участке государственную границу охраняли два-три пограничных отряда.

30-я горно-стрелковая и 74я стрелковая дивизии и корпусные части были сосредоточены в районах Бельцы, Флорешти на удалении до 140 км от государственной границы. Необходимо отметить, что артиллерийско-противотанковые и зенитно-артиллерийские части и подразделения стрелковых дивизий к началу войны находились на окружных сборах и прибывали в свои дивизии уже в ходе начавшихся боевых действий.»

 

Как видите, Литвинов утверждает, что артиллерия этого корпуса также находилась на полигонах. К сожалению, часть показаний генерала Батюня об этом не удалось найти… Хотя Литвинов тут не соврал – часть артиллерии действительно в ОдВО к 21 июня была и на полигонах. Выводилась планово для занятий, как и в других округах. Часть все же успели вернуть со стрельб к 22 июня, а часть нет. Но одна дивизия корпуса все же была развернута на границе в боевой порядок. Как и положено…

 

«Командовал 48-м стрелковым корпусом генерал-майор Малиновский Р.Я. Начальником штаба корпуса был полковник комбриг Батюня А.Г. Штаб корпуса находился в районе Флорешти, имея устойчивую связь со всеми соединениями и частями корпуса.

Справа в районе южнее и юго-восточнее Черновицы к границе были выдвинуты соединения 18-й армии. Однако точных данных о их положении и задаче, а также связи с ними штаб корпуса не имел.

185

Левее 176-й стрелковой дивизии участок государственной границы СССР с Румынией до побережья Черного моря прикрывали 35-й и 14-й стрелковые корпуса. Штаб 35-го стрелкового корпуса располагался в г. Кишиневе. Связь со штабом этого корпуса поддерживалась по постоянным проводам непосредственно и через штаб 9-й армии.

В юго-восточной части Молдавской АССР в районе Бендеры и южнее формировался 2-й механизированный корпус.

В тылу 48-го стрелкового корпуса, по восточному берегу р. Днестр, занимали долговременные сооружения подразделения Рыбнинского укрепленного района.

Необходимо отметить, что по прибытии управления штаба корпуса в район Флорешти, на управление войсками крайне отрицательно сказалось оставление на месте прежней дислокации (г. Кировоград) некоторых корпусных частей и прежде всего батальона связи со всем его имуществом. Штаб корпуса поддерживал связь с частями в основном через гражданскую сеть связи, что не исключало возможности подслушиванием противником и его агентурой наших переговоров.

Точными и проверенными данными о противнике командир и штаб корпуса не располагали, за исключением информации штаба округа о сосредоточении крупной группировки немецко-румынских войск на советско-румынской границе. Следует однако отметить, что имеющиеся данные о поведении противника и его группировке, примерно, еще за месяц до начала войны позволяли сделать вывод о том, что готовится прямое вторжение немецко-фашистских войск на территорию СССР со стороны Румынии. Однако вплоть до 8 июня по сути дела никаких эффективных мер для приведения войск в боевую готовность и по укреплению обороны государственной границы не проводилось. (!!!!! – К.О.) С 8 июня отдельные части и соединения Одесского военного округа начали выдвижение к границе и частичное развертывание, предусмотренное мобилизационными планами. Но эти мероприятия в соединениях корпуса не были завершены к началу войны.»

 

Вообще-то генерал Белов лично интересовался в штабе округа по разведке – какими данными она располагает к 21 июня – «Разведотдел располагал такими подробными сведениями, которые были очень близки к действительности».

186

Обратите внимание – Литвинов прямо говорит, что до 8 июня, до тех пор, пока первые дивизии ОдВО не начали вывод в районы по плану прикрытия, никто в б.г. эти дивизии не приводил. До 8 июня. Обратите внимание – Литвинов говорит не об общем, абстрактном повышении «боеготовности», а именно и конкретно – о приведении войск в боевую готовность. Однако после того как ВС ОдВО 6 июня получил от Генштаба разрешение на этот вывод, и в ночь на 8 июня первые дивизии начали выводиться по ПП, то они автоматом и стали приводиться в повышенную б.г.. Ведь вывод в районы по Плану прикрытия и сопровождается приведением дивизий в боевую готовность. Литвинов переживает, что аж до 8 июня не приводили в б.г. войска в ОдВО? Как говорится – без комментариев… До 6-8 июня нужды в этом еще не было.

 

«Боевую задачу по обороне государственной границы корпус получил только в первый день войны. До этого каких-либо конкретных распоряжений и указаний со стороны командования армии, за исключением предупреждения о возможных провокациях противника и выводе войск в новые районы сосредоточения не было.»

 

Вот тут Литвинов почти соврал. Боевую задачу до вечера 21 июня вообще никто не получал в армиях западных округов, и не мог. Формально План обороны, в котором и расписывалась «боевая задача» не вводился. Но сам вывод войск в районы по ПП и есть начало выполнения «боевой задачи». Посмотрим, что писал Батюня о задачах полученных вечером 21 июня и в ночь на 22 июня: «Вечером 21 июня из штаба округа в корпусе было получено распоряжение о том, что в ночь на 22 июня со стороны немецко-румынских войск возможны диверсии и вооруженные нарушения государственной границы. В связи с этим обращалось внимание на поддержание полной боевой готовности войск к отражению противника в случае нарушения им границы.»

Как видите из штаба округа в корпус, вечером 21 июня поступило вполне нормальное распоряжение быть готовыми к возможным провокациям на границе с требованием быть в полной боевой готовности к уничтожению («отражению») противника, если тот пересечет границу. Также шло и предупреждение – на выполнение «боевой задачи»: «категорически запрещалось переносить боевые действия на территорию Румынии».

187

 

Данное распоряжение поступило во все округа – вспомните воспоминания генерала Тюленева, который и приводит слова Г.К. Жукова вечера 21 июня: «я предупредил командующих о возможном нападении со стороны фашистской Германии. Эти предположения подтверждаются данными нашей разведки». Как видите, по словам Тюленева не о провокациях, а именно о нападении возможном предупреждал Жуков округа. Которые могли начаться и с «провокаций» что вполне ожидаемо в той ситуации.

О звонках Жукова вечером 21 июня с предупреждением о возможном нападении в ночь на 22 июня писал Тюленев, однако документального подтверждения этому, пока не были рассмотрены ответы командиров, не было.

Далее Литвинов показывает, какие задачи стояли перед 48-м ск…

 

«Задача корпуса состояла в том, чтобы прикрыть мобилизацию, сосредоточение и развертывание главных сил Одесского военного округа, предназначенных для действий на территории северной части Молдавской АССР. Корпус должен был отразить на своем участке попытки врага вклиниться на советскую территорию и возможно большее время задержать его продвижение.

Таким образом, к началу войны соединения и части корпуса еще не завершили отмобилизование, значительная часть их была сосредоточена на большом удалении от границы, превышавшем два-три суточных перехода, что затрудняло своевременное и организованное вступление их в бой.»

 

Литвинов не соврал – полное отмобилизование корпус не закончил после 11 июня. Однако не это мешало бы ему воевать, а именно то, что к границе он не успел выйти в полном составе – по словам Литвинова. Но по ПП округа – и не должен был, в полном составе. Батюня показывал что:

«За неделю до начала войны, т.е. примерно к 15 июня 1941 г. дислокация корпуса была следующей:

176 СД была выброшен на усиление пограничных войск на линию госграницы на участках Костешты, Валеруслуи;

30 СД выдвинулась южнее Бельцы в район Фалешти, Скумиия;

74 СД выдвинулась в район Флорешти.

Штакор 48 – Флорешти.

К моменту нападения румыно-германских войск , т.е. к 22 июня 1941 года дислокация соединений корпуса была изменена, а именно:

188

176 СД осталась на месте, усилив погранвойска на своем участке;

74 СД перешла в район Бельцы и западнее, составляя второй эшелон корпуса.

Штакор с утра 22 июня сменил КП в районе Бельцы.

В этой дислокации части корпуса начали свои боевые действия».

 

Т.е. одна дивизия занимала оборону на границе, позади пограничников. Одна дивизия была в корпусе «2-м эшелоном», а третья дивизия, 30-я также выдвинулась на границу до нападения:

«К моменту нападения немецко-румынских войск дислокация соединений корпуса была изменена:

30-я стрелковая дивизия выдвинулась на линию государственной границы по восточному берегу р. Прут на участок (иск) Валеруслу, Унгены;

74-я стрелковая дивизия оставалась на прежнем месте, усиливая пограничные войска на своем участке.

Штаб корпуса из Флорешти перешел на свой командный пункт в район Бельцы.»

 

Т.е. как видите в принципе, дивизии корпуса были именно там где им и положено быть в случае войны: на границе – две дивизии в первой линии, и одна – у них в тылу, в резерве корпуса. Сам командир 48-го ск Малиновский показал, что корпус еще «7 июня выступил из района Кировограда в Бельцы и 14 июня был на месте.». (ВИЖ №6, 1961 г., с. 6)

«После освобождения в 1940 г. Молдавии из-под гнета румынских помещиков и капиталистов вдоль границы СССР с Румынией, по восточному берегу р. Прут, были произведены оборонительные работы полевого типа. К началу войны этот рубеж был в известной степени подготовлен к обороне на случай нападения врага. В дальнейшем предполагалось прикрыть госграницу СССР с Румынией системой долговременных сооружений, но эта работа к началу войны далеко была не завершена. Однако соединения 48-го стрелкового корпуса при заблаговременном занятии рубежа и при соответствующем его дооборудовании могли упорно удерживать этот выгодный рубеж.»

 

Литвинов показывает, что подготовленные по реке Прут полевые сооружения вполне были готовы и могли выполнить свою задачу в случае войны. Долговременные бетонные сооружения готовы не были, но так их и в других округах объективно не успевали подгото-

189

вить. А на подготовленных полевых укреплениях не только дивизии этого корпуса ОдВО могли успешно вести оборону.

 

«В тылу, за исключением Рыбнинского Ура (по рубежу старой госграницы на р. Днестр), никаких оборонительных рубежей заблаговременно не подготавливалось.»

 

Увы, «стратегия» РККА предусматривала перенос войны на территорию врага, как только он нападет. Поэтому и карты в частях были не своей территории, на случай вероятного отхода и обороны, а сопредельной. Но подобными «теориями» увы, страдали во всех странах того времени…

 

«Необходимо также отметить, что, перейдя в новые районы дислокации, удаленные на сотни километров от постоянных квартир, войска взяли с собой лишь то, что они могли поднять своими ограниченными транспортными средствами. Времени же для последующего подвоза боеприпасов и другого имущества оказалось очень мало.»

 

Подняли то, что могли поднять имеющимся в наличии транспортом и это и делается при введении повышенной б.г. и это требовалось от КОВО директивой от 12 июня на вывод «глубинных» дивизий (дивизий 2-го эшелона) округа – «С войсками вывезти полностью возимый запас огнеприпасов и горюче-смазочных материалов». Однако в ОдВО насколько известно вообще директивы подобной той, что отправили соседям, не отправляли! У них вывод осуществлялся на основании запроса ВС округа от 6 июня еще и ответной телеграммы Жукова с разрешением в те же дни. Однако в ОдВО именно боеприпасы везли в районы сосредоточения, а в соседних округах – всякий хлам в виде мишеней и ненужного учебного имущества.

 

«Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что войска вплоть до получения боевого приказа по существу не знали какие задачи им предстоит решать в самом ближайшем будущем.»

 

Странное утверждение. Если о личном составе идет речь, то солдату и знать не положено, куда и зачем его ведут или везут – и это нормально. Но командиры, если они поднимают то боевое имущество, что могут вывозить, и без ненужных «разъяснений» понимают что не на грибалку идут. Но и в этом случае рядовому командиру задачу поставят тогда когда надо его старшие начальники… Так что не совсем понятно – о каких «войсках» тут говорит Литвинов?

190

 

«Соединения корпуса, вследствие незавершенности мобилизационных мероприятий, были недостаточно обеспечены боеприпасами и почти не имели новых образцов вооружений.»

 

Литвинов сам написал выше, что боеприпасов не хватало из-за нехватки транспорта для вывоза в районы сосредоточения. Склады дивизий имеют запасы боеприпасов по военному времени всегда. По крайней мере, на наличное или штатное вооружение точно. И если не имели, то вина за это ляжет на исполнителя – начальника артвооружения соединения. А также на командира соединения. А новых образцов вооружения во всей РККА не хватало.

 

«Поскольку противотанковая и зенитная артиллерия находилась на сборах, то она не могла принять участие в отражении первых ударов противника.»

 

Чья тут недоработка Малиновского, Захарова, или – Черевиченко? Вопрос пока открытый. Вряд ли Литвинов приврал насчет артиллерии – об этом же сообщает и:

«10. Генерал-майор Кузнецов Н.С. Начальник артиллерии 9 А.

1) Основная масса артиллерии выходила на сборы на нештатные артиллерийские полигоны, удаленные от зимних квартир на 30 км.

2) Распоряжение о приведении артиллерии в боевую готовность отдано не было.» (ЦАМО, ф.15, оп. 178612, д. 50, л. 1-8. СПРАВКА о полученных письмах от участников начального периода Великой отечественной войны на просьбу начальника Главного Военно-научного управления Генерального штаба Советской Армии за 1951-1952 годы. 21.03.1953г.)

 

Но по артиллерии будем разбираться в следующей главе-вопросе…

 

«Тыл не был готов для развертывания и работы в условиях войны. Эти обстоятельства в первые дни войны значительно усложнили обстановку в которой войска корпуса приступили к выполнению боевой задачи.»

 

Тут возникает вполне закономерный вопрос: «Почему, если Сталин чуть не с 12 июня знал о возможном нападении, почему до 22 июня в РККА не были развернуты тылы?».

Ответ простой: «На готовности и возможностях оперативного тыла отрицательно сказались и принятые в то время взгляды на характер будущей войны. Так, в случае агрессии приграничные военные округа (фронты) должны были готовиться к обеспече-

191

нию глубоких наступательных операций. Варианты отмобилизования и развертывания оперативного тыла при переходе советских войск к стратегической обороне и тем более при отходе на значительную глубину не отрабатывались [4. Там же. – С. 15].

Это в свою очередь обусловило неоправданное сосредоточение и размещение в приграничных военных округах большого количества складов и баз с мобилизационными и неприкосновенными запасами материальных средств. По состоянию на 1 июня 1941 года на территории пяти западных военных округов (ЛенВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО и ОдВО) было сосредоточено 340 стационарных складов и баз, или 41 проц. их общего количества [5. Тыл Советской Армии в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг. – Ч. 1. – Л.: Изд. Военной академии тыла и транспорта, 1963. – С. 20 – 21].

Здесь же размещалось значительное количество центральных складов и баз Главнефтеснаба и Управления государственных материальных резервов. Необоснованная концентрация складов и баз в приграничной полосе стала одной из главных причин больших потерь материальных средств в начальном периоде войны.» (Развертывание оперативного тыла в начальный период войны. Генерал-полковник Г.П. Пастуховский. ВИЖ № 6, 1988г., с. 18-25)

Т.е., сама «стратегия» ведения войны в РККА с подачи Тимошенок и Жуковых не предусматривала отход и ведение войны на своей территории. Для чего и нужны развернутые заранее тылы.

А для ответного наступления (немедленного) и подводили тыловые склады и части к самой границе поближе. И армии, которые должны были начать «встречное наступление» после нападения врага «должны были готовиться к обеспечению глубоких наступательных операций» … Не тратя время на развертывание тылов для обороны. Мол, пока мы будем лихо громить врага на его территории в случае нападения на СССР нашими боевыми частями, доведенными до «штатов приближенных к штатам военного времени» заранее – тылы и развернутся окончательно…

 

Литвинов: «Что касается боевой подготовки соединений, частей и подразделений корпуса, то она в основном была достаточной. Штабы частей и соединений к управлению войсками были подготовлены удовлетворительно.

Общий недостаток в боевой подготовке войск заключался в забвении военно-инженерного дела. Это имело место во всех звеньях и дало о себе знать в первые же дни боев с врагом.

192

2.Боевые действия 48-го стрелкового корпуса на рубеже р. Прут.

(Схема 2)

Рано утром 22 июня 1941 года штаб корпуса был информирован штабом 9-й армии о нападении на СССР фашистской Германии и ее сателлитов. Вслед за этим было получено донесение и от командира 176-й стрелковой дивизии, который сообщил, что немецко-фашистские и румынские войска нарушили советскую государственную границу в районах Скуляны, Унгень и подвергли ожесточенной бомбардировки с воздуха г. Бельцы.»

 

Вот тут Литвинов, явно по «подсказке» начал «лукавить» – «рано утром», это в каком часу? В 3.30, в 4.00, в 4.15, в 4.30, в 5.00? Думаю не позже 4.30. Это вполне «раннее утро»…

 

«Однако, части и соединения корпуса, предупрежденные 21 июня штабом округа о готовящемся нападении врага, были заблаговременно приведены в боевую готовность и в первые часы начавшейся войны не понесли почти никаких потерь.»

 

И опять «лукавство»… Ведь точно знал Литвинов, в каком часу еще вечера 21 июня войска ОдВО были предупреждены о том, что в ночь на 22 июня возможно нападение или как минимум «провокации». Знал, что написано в Журнале боевых действий ОдВО который приводился выше, «В 24.00 21.6. части армии, прикрывающие государственную границу телеграфным распоряжением приведены в боевую готовность по тревоге. Дан приказ занять районы по плану прикрытия.». Но как человек военный и подневольный, в 1956 году, при Жукове и Хрущеве он уже не мог писать по-другому.

 

«Немаловажное значение при этом имело и то, что войска корпуса были сосредоточены на таком направлении, где противник в начале войны не предпринимал боевых действий сильными ударными группировками своих войск с решительными целями.

 Главные события развернулись, как известно, на киевском, могилев-подольском и одесском направлениях. Но и в этих условиях смелые и решительные действия войск корпуса имели важное значение в ходе событий, происходивших в начале войны на южном крыле советско-германского фронта.»

 

Надо было конечно обязательно указать, что ОдВО не имел «стратегического значения» и против него не шли главные силы Германии. Как будто это означает, что можно было спать, как спали в Бресте. Но у Литвинова хватило порядочности добавить, что свою задачу войска ОдВО выполнили, как положено. В рамках своей «компетенции» и поставленных задач…

193

 

«Необходимо также отметить, что несмотря на то, что немецко-фашистские войска начали уже настоящую войну против СССР, в штабах и войсках корпуса в первые дни войны царила атмосфера неверия в возможность ее.»

 

Ну, это была слабость многих командиров. И сегодня, если и начнется война, многие будут считать и надеяться что она быстро закончится, и война эта не настоящая, а так… ненадолго.

 

«Происшедшие акты со стороны врага считали инцидентом, который может быть урегулированным дипломатическим путем. Но эти иллюзии были быстро рассеяны дальнейшими наглыми действиями врага и война стала неопровержимым фактом.

 По указанию командира корпуса 22 июня для организации разведки противника и информации о положении на границе в штаб 176-й стрелковой дивизии, размешавшейся в г. Бельцы, был направлен начальник разведотдела штаба корпуса.

В ночь на 23 июня, в соответствии с решением командира корпуса, 30-я горно-стрелковая и 74-я стрелковая дивизия и корпусные части были двинуты в район г. Бельцы, а в ночь на 24 июня, в Бельцы переместился и штаб корпуса с целью более оперативного управления войсками и организации обороны рубежа западнее и юго-западнее Бельцы. Штаб 176-й стрелковой дивизии к этому времени переехал в Фалешти.

Основные события, связанные с форсированием р. Прут противником, на участке корпуса и соседа слева проходили в первый день войны в районах Скуляны и Унгень.

В первый день противник силами 14-й румынской и 190-й немецкой пехотных дивизий внезапно захватил и закрепил за собой небольшой плацдарм на левом берегу р. Прут в излучине, обращенной выступом в его сторону. Попытка подразделений 24-го пограничного отряда и подошедшего левофлангового 591-го стрелкового полка 176-й стрелковой дивизии уничтожить переправившегося противника или сбросить его в реку успеха не имели. На других участках обороны 176-й стрелковой дивизии приз-» (ЦАМО, ф. 15, оп. 735588, д. 29, л. 345-352)

 

Также стоит привести и такие «воспоминания участника» из 1956 года. По 16-й танковой дивизии 2-го мехкорпуса ОдВО. В них также показаны общие для всех западных округов недостатки как в организации так и подготовки тех же командиров и нехваткой того же автотранспорта. Однако опять «очевидец» (к сожалению не уда-

194

лось установить имя того кто писал данные «воспоминания») показал то что скрыть было невозможно – четкое выполнение приказов вышестоящих штабов в ОдВО.

 

«О БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЯХ 16 ТАНКОВОЙ ДИВИЗИИ 2 МЕХАНИЗИРОВАННОГО КОРПУСА ЗА ПЕРИОД С 22.6 по 6.8.1941 года.

<…>

Артиллерийские части и штабы были оснащены устаревшими средствами наблюдения и управления. Специальным инженерным имуществом части были оснащены на 40-60 %.

На наличное штатное вооружение боекомплект был завезен полностью, вещевым имуществом части дивизии были обеспечены полностью. Недостаточно были оснащены ремонтные подразделения специальным оборудованием и совершенно отсутствовали средства эвакуации у ремонтных подразделений полков и дивизий.

К моменту вероломного нападения фашистской Германии на Советский Союз и вторжение немецко-румынских войск в пределы Молдавской АССР, части дивизии были заблаговременно выведены из гарнизонов в прилегающие леса Балты и Котовска, все меры были приняты по защите войск от воздушного наблюдения и нападения с воздуха.

В боевую готовность части дивизии были приведены на основании шифртелеграммы Командующего Одесского Военного округа от 22.6.41 г. 0.20 и приступили к отмобилизованию частей и подразделений дивизии.

В 14.00 22.6.41 г. из штаба 2 механизированного корпуса  было получено боевое распоряжение о сосредоточении 16 танковой дивизии в район “ВАТИЧ, БЕЗИН, СЕЛИШТЕ. Выход частей дивизии в район сосредоточения производить в ночное время и закончить сосредоточение к рассвету 25.6.41 г.“.»

                         

«Резуны» и не только всегда радостно указывают – сроки на сосредоточение многих частей поднимаемых и приводимых в боевую готовность перед 21 июня были – и к 23 июня, и к 26 июня и даже позже. Мол, – раз даты окончания сосредоточения не к 21-22 июня для всех частей, а позже, то значит «нападение не ждали»!

(Правда 18 июня Жуков дал команду занимать УРы на границе и готовить «Линию Сталина» к занятию войсками. А замначоперотдела ЗапОВО Фомин показал, что срок им был указан для их «глубин-

195

ных» дивизий – к 21-23 июня закончить вывод! И Абрамидзе указал срок готовности – к 24.00 21 июня, и замполит ВВС ПрибОВО указывал комдивам ВВС срок готовности – 3.00 22 июня... Но «резунам» ведь по фиг такие факты в принципе…)

Но как видите, уже началась война, а дивизиям этого мк и в 2 часа дня 22 июня ставится задача – «Выход частей дивизии в район сосредоточения производить в ночное время и закончить сосредоточение к рассвету 25.6.41 г.»! Т.е., не более чем с учетом реальных возможностей на вывод дивизий те сроки устанавливались. Особенно для частей 2-го эшелона. Однако в боевую готовность повышенная этот мехкорпус ОдВО также был приведен «заблаговременно». И выведен в «Район сбора» до 4.00 утра 22 июня, где был замаскирован, и также были готовы к воздушному нападению и средства ПВО корпуса.

Жаль, не указана в отчете дата вывода дивизий 2-го мк в «леса Балты и Котовска», в «Район сбора». Думаю, это было до 21 июня – ведь вывести такую махину как мехкорпус (в этом мк было все же под 530 танков), сложно было бы с вечера 21 июня, с полуночи если точно, к утру 22 июня. И уже в этих лесах мехкорпус и получил 22 июня боевой приказ на выдвижение в район сосредоточения, для нанесения удара по напавшему врагу к рассвету 25 июня. Как и прописано в ПП округа. Впрочем, сегодня уже известно, что мехкорпуса свой приказ о выводе по ПП получали еще 14-15 июня.

Но обратите внимание – в этом 2-м мк «приступили к отмобилизованию частей и подразделений дивизии» «на основании шифртелеграммы Командующего Одесского Военного округа от 22.6.41 г. 0.20». Т.е. – вскрыли свои «красные» пакеты по приказу Захарова в 0.30 уже, и из «лесов Балты» двинулись с район сосредоточения по ПП!

 

«<…> Район сосредоточения войск заблаговременно в инженерном отношении не оборудовался.

С выходом в район сосредоточения 23.6.41 г. Управлением дивизии была установлена связь со штабом 167 сд и 11 танковой дивизией 2 механизированного корпуса. Из информации этих штабов было известно, что противник после короткой артиллерийской подготовки на рассвете 23.6.41 г. захватил плацдарм на восточном берегу р. ПРУТ в районе ЩЕРБАКИ, КОСТЕШТЫ, ТАКСАБЕНЫ, ЦУЦОРА и стремится расширить их. <…>» (ЦАМО, ф. 15, оп. 725588, д.29, л. 316 -320)

196

 

К сожалению, отчет не подписан. Также не показано, что указание Жукова ждать в ночь на 22 июня нападения с вечера 21 июня получали все части ОдВО. И можно уточнить – шифртелеграмму от 0.20 22.6.41 года о приведении в боевую готовность отправлял не командующий ОдВО Черевиченко, а его начштаба – генерал М.В. Захаров. Впрочем, Захаров отправлял ее от имени командующего округом. Также по приведенным «воспоминаниям» из ОдВО не видно чтобы кто-то запрещал войскам открывать огонь по напавшему врагу.

Но раз уж мы дошли до Одесского округа, то стоит привести воспоминания о ночи на 22 июня главного очевидца из этого округа, тогда генерал-майора, а потом маршала Советского Союза, начальника Генерального штаба СА СССР в течение 10 лет, в 1960- годы, маршала М.В. Захарова. Его рассказ об этой ночи из его книги приведем полностью, но будем разбивать на части и сразу комментировать:

 

«Собранный по боевой тревоге к 5 часам утра 20 июня личный состав, выделенный на формирование управления 9-й армии, был отправлен на автомашинах в Тирасполь. Мне выехать из Одессы в этот день не удалось по служебным делам. С разрешения командующего войсками округа я выехал 21 июня поездом и прибыл в Тирасполь вечером того же дня.»

 

Офицеры штаба округа, поднятые по боевой тревоге, убыли 20 июня в полевой КП фронта – в Тирасполь. Захаров вечером 21 июня находился в дороге и видимо прибыл в Тирасполь часам к 21.00 вечера. А в это время, в корпуса из штаба округа, видимо от Черевиченко который до 22.00 был в Одессе, и пошло жуковское предупреждение о возможных в ночь на 22 июня провокациях и нападениях. Однако, похоже, Захаров об этом предупреждении (из Одессы, от Черевиченко), о которых довели до корпусов без его участия, ничего не знал в тот день – иначе указал бы обязательно.

 

«Около 22 часов меня вызвали к аппарату Бодо на переговоры с командующим войсками округа. Он спрашивал, смогу ли я расшифровать телеграмму, если получу ее из Москвы. Командующему был дан ответ: что любая шифровка из Москвы будет прочитана. Вновь последовал вопрос «Вторично спрашивают, подтвердите свой ответ, можете ли расшифровать шифровку из Москвы?» Меня это крайне удивило. Я ответил: «Вторично докладываю, что любую шифровку из Москвы могу расшифровать». Последовало указание «Ожидайте поступления из Москвы шифровки особой важности. Военный совет

197

уполномочивает вас немедленно расшифровать ее и отдать соответствующие распоряжения. Я и член Военного совета будем в Тирасполе поездом 9.00 22 июня. Черевиченко».»

 

В 22.00 Жуков и Тимошенко были еще в кабинете Сталина и только заканчивали писать и подписывать «Директиву б/н». Однако оперативный дежурный ГШ команду звонить в округа и предупреждать, чтобы там ждали важную шифровку, мог получить только от непосредственного начальника – начальника Генштаба Жукова. А тот мог позвонить оперативному в Генштаб – только из кабинета Сталина. По его команде.

 

«После получения такого распоряжения был немедленно вызван начальник шифровального отдела, которому было дано указание прислать шифровальщика, как только последует вызов к аппарату Бодо из Москвы, чтобы расшифровать телеграмму.

Спустившись в помещение узла связи, я вызвал к аппарату Бодо оперативного дежурного по Генеральному штабу и спросил его, когда можно ожидать передачу шифровки особой важности. Дежурный ответил, что пока не знает. Оценив создавшееся положение, я около 23 часов 21 июня решил вызвать к аппаратам командиров 14-го, 35-го и 48-го стрелковых корпусов и начальника штаба 2-го кавалерийского корпуса (Командир 2-го кавалерийского корпуса генерал П.А. Белов был в это время в очередном отпуске и отдыхал в окружном санатории в Одессе.)

Первым к аппарату СТ-3 5 подошел командир 14-го корпуса генерал-майор Д.Г. Егоров, вторым — командир 35-го корпуса тогда комбриг И.Ф. Дашичев, а затем — начальник штаба 2-го кавкорпуса полковник M.Д. Грецов. Командиру 48-го корпуса Р.Я. Малиновскому распоряжение передавалось по аппарату Морзе. Всем им были даны следующие указания: 1) штабы и войска поднять по боевой тревоге и вывести из населенных пунктов; 2) частям прикрытия занять свои районы; 3) установить связь с пограничными частями.»

 

Захаров не стал ждать прихода «Директивы б/н» из Москвы и стал поднимать войска округа и приводить их в полную б.г. (по боевой тревоге только так и делается) сразу после 23 часов ночи на 22 июня! А приграничным дивизиям, которые и так были на границе, но в лагерях, дал команду занимать сами окопы на границе. По Планам прикрытия. После чего те начали действовать по своим вскрытым к 1 часу ночи «красным» пакетам!

198

Был ли ему звонок в это время от Жукова или Тимошенко? Нет. Они в это время еще только переписывали «набело» текст «Директивы б/н» из рабочего блокнота Жукова в шифрблокнот, около 22.40 – 23.25. И Жуков стал звонить в тот же КОВО Кирпоносу с приказом приводить войска округа в боевую готовность, не дожидаясь прихода «Директивы б/н», только в полночь. После того как текст «шифровки» передали шифровальщикам ГШ, примерно после 23.35.

В данном случае Захаров «поторопился» и «проявил инициативу», не испугавшись как тот же Павлов или Кленов «ответственности»… Но он действительно поторопился выводить войска округа в окопы – ввел в действие План прикрытия! Хотя и явно с некоторыми «ограничениями», не в полном объеме явно. И по ответам командиров видно, что в полночь по этой команде Захарова не все в ОдВО поднимали войска – некоторые только штабы…

 

«К этому времени в штабе по срочному вызову собрались начальники отделов и родов войск, командующий ВВС округа. Тут же присутствовал командир 2-го механизированного корпуса генерал-лейтенант Ю.В. Новосельский, прибывший из Тирасполя. Я информировал их о том, что ожидается телеграмма особой важности и что мною отданы соответствующие приказания командирам соединений. Командиру 2-го мехкорпуса также было дано указание привести части корпуса в боевую готовность и вывести их в намеченные выжидательные районы.

Таким образом, непосредственно в приграничной полосе Одесского военного округа по боевой тревоге были подняты 7 стрелковых, 2 кавалерийские, 2 танковые и механизированная дивизии и 2 укрепленных района. Во втором эшелоне округа оставались 150-я стрелковая дивизия и дивизии 7-го стрелкового корпуса (на третий день войны этот корпус был передан в состав Юго-Западного фронта).

Когда командующему ВВС округа было предложено к рассвету рассредоточить авиацию по оперативным аэродромам, он высказал возражения, мотивируя их тем, что при посадке на оперативные аэродромы будет повреждено много самолетов. Только после отдачи письменного приказания командующий ВВС приступил к его исполнению.

Примерно во втором часу ночи 22 июня дежурный по узлу связи штаба армии доложил, что меня вызывает оперативный дежурный Генерального штаба к аппарату Бодо. Произошел следующий разго-

199

вор: «У аппарата ответственный дежурный Генштаба (кажется, он назвал себя полковником Масленниковым), примите шифровку особой важности, немедля ее расшифруйте и доложите Военному совету». Я ответил: «У аппарата генерал Захаров. Предупреждение понял. Прошу передавать». По мере передачи телеграммы она по частям направлялась в шифровальный отдел на расшифрование. Содержание телеграммы было следующим. … (далее Захаров приводит текст «Директивы №1» и архивные реквизиты хранение известного сегодня черновика директивы на 1969 год – ОХДМ ГШ, ф. 48, он. 1554сс, д. 90, лл. 257-259. – К.О.)

В настоящее время известно, что эти указания военным советам приграничных округов были переданы по распоряжению Председателя Совета Народных Комиссаров СССР И.В. Сталина. Сделал он это не без основания. Учитывая незавершенность мероприятий по срочному усилению Вооруженных Сил, И.В. Сталин делал все для того, чтобы избежать преждевременного столкновения с немецко-фашистской армией, развернувшейся в полной боевой готовности у границ Советского Союза.

Получив директиву Народного комиссара обороны, я был очень взволнован, так как отданное приказание о выводе войск в районы прикрытия на государственную границу находилось в противоречии с полученными указаниями из Москвы. Мною было принято решение передать содержание указаний Народного комиссара обороны командирам корпусов для неуклонного исполнения и руководства. Ранее отданное приказание о приведении войск в боевую готовность и о выводе их в районы ожидания не отменялось.»

 

Признаюсь, реакция Захарова на «Директиву б/н» долгое время озадачивала. Как потом писал в ЖБД Западного фронта генерал Маландин данная «шифровка» полученная везде «Около часа ночи из Москвы» была именно «с приказанием о немедленном приведении войск в боевую готовность на случай ожидающегося с утра нападения Германии». А следом Маландин указывает, что по окружному сигналу «Гроза» в ЗапОВО вводится и ПП! А раз нападение ожидается то войска как бы и должны занимать окопы на границе – по Плану прикрытия! Что и сделал Захаров к 1 часу ночи в ОдВО! Однако в «директиве б/н» вроде как нет ничего о вводе ПП. И это как раз Захарова и озадачило.

200

Но если держать в голове все факты, то, в общем, все просто – Захаров всей «логикой» событий и сообщений из Москвы к полуночи ждал из Москвы короткую команду – «Приступить к выполнению Плана прикрытия 1941 года». Ждал единственного приказа – вводить План прикрытия в действие! И уверенный, что именно такой приказ и придет, получив звонок из ГШ в 22.00 о важной шифровке, он, чтобы не терять время и отдал после 23 часов приказ приграничным дивизиям, которые были на границе в повышенной б.г. в лагерях, занимать окопы на границе по ПП. Не дожидаясь, когда придет сама директива, о которой его предупредил оперативный дежурный Генштаба.

Однако в «Директиве б/н» действительно нет положения о выводе приграничных дивизий в их районы обороны по ПП, что сделал Захаров. Указано – привести в полную б.г. все войска округа. А далее идет указание в конце – «никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить».

Это означает – поднять по боевой тревоге и вывести в районы сбора или сосредоточения по ПП, но не вскрывать «красные пакеты» и не занимать рубежи обороны на границе по ПП – что сделал Захаров уже. Т.е. – формально в «директиве б/н» нет ничего о вводе ПП – есть «ограничения» в последнем пункте – что именно и запрещает пока вводить ПП. А значит – или Захаров совершает должностное преступление, за которое его могут и расстрелять вообще-то, или Захаров пытается «намекнуть» что с текстом данной директивы что-то не то.… Или намекает о том, что следом пришла телеграмма НКО и ГШ – на ввод ПП и вскрытие «красных» пакетов (минимум устные распоряжения по ВЧ из НКО и ГШ). Что узаконивало самовольные действия Захарова.

Тут возможно дело еще в том, что в ОдВО, возможно, не поступали телеграммы ГШ на вывод приграничных дивизий в их районы по ПП и приведение их в б.г. еще с 18 июня? Но тот же Верхолович показал ведь что и 12 и 18 июня они приводили в б.г. свои приграничные дивизии. Впрочем, если у вас приграничные и так на границе «квартируют» то им «выводиться» куда-то – смысла нет. У них и так – норматив – часы и минуты – на занятие рубежей по плану прикрытия расписаны. И для этого у них есть подразделения и части повышенной боевой готовности – стрелковые батальоны усиленные артдивизионами, которые  с начала мая и так торчали на границе под видом обустройства границы, с полным боекомплектом. Так что и 12,

201

 и 18 июня эти дивизии принимали меры повышения боеготовности, но ПП явно не вводили еще.

С одной стороны, возможно дело в том, что не было из Москвы звонков с разъяснениями, которые должны были делать Тимошенко и Жуков после полуночи на 22 июня. В которых они доводили до командующих, что это война и можно ли открывать огонь по нападающим. И разъясняли, что поднимать войска надо именно по боевой тревоге. Должны были разъяснять. Ведь нш КОВО прямо показывал в 52-м, что требовалось от них «распоряжениями» ГШ в ночь на 22 июня – «привести войска в полную боевую готовность, в случае перехода немцев госграницы отражать всеми силами и средствами, самим границы не переходить и не перелетать, до особого распоряжения». А привести в полную б.г. и «отражать всеми силами и средствами» нападение «в случае перехода немцев госграницы» можно, только если вы посадите войска в окопы в их районах прикрытия.

С другой стороны, ОдВО по всем вариантам «Соображений» объединялся с КОВО в один фронт – ЮЗФ. Задача по «южному» варианту военных у ЮЗФ была – нанесение ответного удара. И Баграмян прямо показал по выводу приграничных дивизий по ПП – «Заблаговременный их выход на подготовленные позиции был запрещен Генеральным штабом»! Т.е., дивизии ОдВО также не должны были занимать позиции на границе?! Жуков хотел их использовать для нанесения ответного удара тоже?! Мол, все равно в ОдВО будут нападать слабые румыны и их удержат те силы, что и так есть на границе…

В общем – нужна публикация всех исходящих директив и телеграмм НКО и ГШ за те сутки. Ведь если на самом деле директива «б/н» требовала «привести войска в полную боевую готовность, занять оборону согласно плану. При переходе немцев госграницы отражать всеми силами и средствами, самим границы не переходить» и она так и не была выполнена кирпаносами и прочими «невинными жертвами сталинизма», а Павлова, который ее выполнил еще и расстреляли – то лучше сделать вид, что этих указаний в ней и не было вовсе.

Жуков звонил в КОВО в полночь, Тимошенко в Минск в 1 час ночи, в Прибалтику тоже кто-то звонил (выяснить пока не удалось – кто из них, но похоже Жуков), но похоже  в Одесский ВО звонков не было около полуночи. А точнее – Захаров таких не получал. Воз-

202

можно, Жуков или Тимошенко звонили в Одессу, в штаб округа, но Черевиченко в это время уже «садился в поезд» и в любом случае Захарову о таком звонке с разъяснениями сути этой директивы никто не сообщил.

 

Далее Захаров, прочитав текст «Директивы б/н», «взволнованный» тем, что отданные уже им приказы противоречат указаниям этой директивы, сделал то, что требовалось этой директивой в любом случае – стал отправлять текст «директивы наркома» в корпуса по спецсвязи. И – дал команду по телефону объявлять боевую тревогу во всех гарнизонах округа. Приводить в полную б.г. уже все войска округа. После чего и там стали вскрывать свои «красные» пакеты. Особенно после того как стрельба на границе с Румынией началась уже в 2 часа ночи...

 

«В шифровке, направленной командирам корпусов, было написано: «По приказанию командующего войсками передаю к неуклонному исполнению шифртелеграмму Наркома. О принятых мерах донести. М. Захаров». Далее шел текст указаний шифровки Народного комиссара обороны. Одновременно объявлялась боевая тревога всем гарнизонам округа.

Но беспокойство о том, как бы выходящие в районы прикрытия войска не поддались на возможную провокацию, не покидало меня.»

 

В принципе – если немцы начали стрельбу со своей стороны по нашей территории и пограничникам уже с 2 часов ночи, то если бы в окопах уже сидели наши войска они, конечно, могли бы начать ответную стрельбу. Чего как раз требовалось избежать до последнего – до того как противник не пересечет саму границу. Так что Захаров действительно «поторопился» вводить ПП, и ему было от чего волноваться…

 

«В 3 часа 45 минут 22 июня в комнату, где мы находились, вбежал дежурный по телеграфу и передал принятое из Одессы сообщение заместителя начальника штаба округа по организационно-мобилизационной работе полковника Кашкина, в котором сообщалось: «По данным командира Одесской военно-морской базы адмирала А.А. Жукова, неизвестная авиация в 3 часа 15 минут бомбила Очаков и Севастополь. Кашкин». Стало ясно, что это война, начавшаяся нападением воздушных сил противника.

Не успели мы обсудить обстановку с начальниками отделов штаба и начальниками родов войск, как в 4 часа дежурный по узлу связи

203

доложил, что к аппарату СТ-3 5 меня вызывает командир 14-го корпуса генерал Д.Г. Егоров. Передаю примерное содержание разговора: «У аппарата Егоров. Товарищ Захаров! В 3 часа 30 минут в районе Рени противник открыл артиллерийско-минометный и ружейный огонь и пытается форсировать реку. Части 25-й стрелковой дивизии и заняли район прикрытия и ведут огонь. Нас...» (перерыв связи). (Дивизией командовал полковник А.С. Захарченко.)

Минут через пять-десять, когда аппарат начал работать, Егоров добавил, что авиация бомбит Болград и он, генерал Егоров, уезжает из города в штаб корпуса. В это же время командир 35-го корпуса комбриг И.Ф. Дашичев доложил, что в районах Унгены и Скуляны противник ведет сильный артиллерийско-минометный огонь и пытается форсировать реку Прут. Части прикрытия заняли свои районы. Идет бой. Авиация врага бомбит Кишинев и кишиневский аэродром.

Вскоре последовал доклад начальника штаба 2-го кавалерийского корпуса полковника М.Д. Грецова о том, что в районе Леово противник, пытаясь форсировать Прут, ведет сильный огонь, но части прикрытия, занявшие свои районы, отражают атаки врага. От 48-го стрелкового корпуса поступило сообщение, что авиация противника бомбила Бельцы.

Около 5 часов утра авиация противника бомбила тираспольский аэродром. От бомбовых ударов взорвался склад боеприпасов. В здании штаба, где мы размещались, были выбиты стекла. Пришлось принимать меры к укрытию личного состава штаба.

На рассвете командующий ВВС округа генерал-майор авиации Ф.Г. Мичугин доложил, что основная часть подчиненной ему авиации перебазирована на оперативные аэродромы и выведена из-под ударов авиации противника, которые наносились по стационарным аэродромам с 3 часов 30 минут до 4 часов 30 минут 22 июня. На кишиневском аэродроме попали под удар семь самолетов СБ, три Р-2 и дваУ-2, потому что командир авиационной бригады А.С. Осипенко не успел выполнить указание о перебазировании самолетов на оперативный аэродром.

Так начались боевые действия на границе с Румынией. Авиация противника систематически бомбила стационарные аэродромы, так как продолжительное время не могла вскрыть оперативные. В первый день войны в воздушных боях авиация округа сбила более 20 вражеских самолетов. Наши потери были незначительными.

204

Боевая подготовка советских летчиков оказалась более высокой, чем румынских.

22 июня в 9 часов в Тирасполь по железной дороге прибыли командующий войсками округа генерал-полковник Я.Т. Черевиченко и член Военного совета А. Ф. Колобяков.» (M.В.Захаров. Генеральный штаб в предвоенные годы. АСТ. Москва 2005. С. 223-226.)

 

Захаров в 1969-71 годах, когда писал данные воспоминания, не показал о том, что он после 2.30 иог получить таки разрешение НКО и ГШ на ввод ПП и на вскрытие «красных» пакетов. Которое «реабилитировало» бы его инициативные действия от 0.00-2.00 часов ночи на ввод ПП. Он упомянул фамилию нш кавкопуса Белова, полковника Грецова, который в 1965 году об этих указаниях  директивы «б/н» показал в своей книге «На юго-западном направлении» как о полученной и в ОдВО. Но сам Захаров ограничился только цитированием директивы «б/н» идентичной жуковскому тексту в его мемуарах. Почему? Да потому что к 1969 году ЦК КПСС уже начало редактирование «воспоминаний» Жукова, где об этих указаниях, в настоящей «директиве б/н», и тем более о возможных устных распоряжения НКО и ГШ около 2.30 нет ни слова. И виновным за все назван один человек – И.В. Сталин. Который «не давал» жуковым приводить войска в б.г. на границе даже в ночь на 22 июня… Ведь Павлов что выполнял данную «телеграмму» был расстрелян, а тот же Кирпонос, который пальцем не шевельнул для ее выполнения – чуть не героем стал. А Кленов, который также не поднимал округ получив эту директиву – стал «невинной жертвой сталинизма»…

Ну и так же данная «телеграмма НКО и ГШ» мешала созданию байки – о том, что нападение было «неожиданным» и виноват в этом Сталин. Что уже активно проповедовал сам Жуков. Ведь если вы видите перед собой всю цепочку событий, которая закончилась своей финальной «точкой» – этой самой «телеграммой Тимошенко», с подробным указание и о применении оружия и о пересечении границы и в общем – о вскрытии пакетов, то картина последних предвоенных дней выглядит совсем не такой, какой нам ее втюхтивали все эти годы.

Начиная от запросов ВС округов о выводе по ПП, до событий утра 21 июня, когда округа докладывают о снятии проволоки на госгранице, начинается процесс прямой подготовки страны и армии к нападению Германии, которое ожидается именно на 22 июня.

205

Сталин приводит днем 21 июня ПВО Москвы в повышенную б.г., а нач ГШ Жуков вечером 21 июня предупреждает округа о возможном нападении. По указанию Сталина Жуков же в 22 часа дает команду округам быть на связи и ждать важнейшую телеграмму НКО и ГШ. Он же в полночь обзванивает округа и дает указания – быстрее приводить войска в полную б.г. Затем, после того как начались обстрелы на границе о которых Жуков и Тимошенко докладывают Сталину, и в это же время посол Германии в Москве пытается встретиться с Молотовым и всучить ему Ноту о нападении, в 2.30 ночи 22 июня у Павлова вскрывают и «красные» пакеты!

Т.е. – о какой еще «внезапности» и тем более «неожиданности» нападения Германии на СССР можно в принципе говорить после этого то?! Ведь Сталин на самом деле сделал все что можно и нужно было сделать в те дни – в связи с угрозой нападения Германии, о котором он же и предупреждал Тимошенко и Жукова, и которые по его команде отдавали все нужные приказы в войска. И таким образом, «Директива №1» от 2.30 – это логическое завершение всех предвоенных приготовлений страны и армии к нападению Германии, о котором все прекрасно знали и которое ждали именно на эти числа июня. Как «Директива «№3» это «логическое» завершение предвоенных планов уже Тимошенко и Жукова.

 

(Примечание: Е. Морозов – «В стратегии внезапность вовсе не означает незнания о предстоящем нападении противника. В этом плане внезапность определяется степень завершённости стратегического развёртывания. Германия упредила СССР в стратегическом, да и в оперативном развёртывании – вот это и есть стратегическая внезапность (и оперативная внезапность тоже). Тезис Сталина в «Великой Отечественной войне советского Союза» о внезапности, как причине всех бед, был верен. Не менее верен был и его тезис об изначальной неподготовленности к войне «неагрессивных государств» – ведь тот, кто решился на агрессию, естественно, упреждает в развёртывании, а тот, кто подвергается агрессии, только делает ответные ходы и неизбежно запаздывает. Как оно и было в июне 1941 г.».

Т.е. Сталин говоря о внезапности нападения говорил об одних вещах а современные неучи его слова пытаются истолковать – как слова о неожиданности нападения…)

 

В общем, вывод о том, как проходило приведение войск в полную боевую готовность в округах после прихода «Директивы б/н» в штабы округов, можно сделать такой: передача этого «приказа нарко-

206

ма» в войска в самих западных округах осуществлялась с сознательной задержкой. Во всех округах получили эту директиву около 1 часа ночи: в Минске – в 0.45, в Риге – «около часа ночи» (около 0.30), в Одессе – «во втором часу ночи» и в Киеве – в 0.25. И если в Одесском ВО (где свою шифровку получили позже всех) начштаба Захаров немедленно передал её в войска, а также и по телефону стал поднимать армию, то в остальных округах это делали, накручивая к «ватутинским перекурам» свои час-полтора, сочиняя свои директивы. Не используя телефону вообще. Кроме Павлова как ни странно. И реально в том же ПрибОВО и КОВО войска будили буквально – немецкие снаряды и бомбы. Как и в Бресте том же – ключевой точке обороны всей госграницы!

Захаров по телефону дал команду во «всех гарнизонах» округа объявлять «боевую тревогу» и подкреплял ее короткими приказами о приведении войск округа в боевую готовность около 2 часа ночи 22 июня и дал команду на вскрытие «красных пакетов». А в соседних округах этого никто из командования и штабов округов сделать не удосужился. Или так давали «приказ» на объявление «боевой тревоги», что большинство частей продолжали оставаться в местах расположения и ждать «подробностей». Правда, отдельные командиры уже самостоятельно поднимали свои дивизии и корпуса по тревоге в том же  ЗапОВО в 2 часа ночи и выводили их на рубежи обороны. Получая команды вскрывать пакеты, «вдогонку».

Правда и этих командиров «павловы» потом и подставляли. 6-й мехкорпус Хацкилевича 10-й армии в Белостоцком выступе в первые дни войны гоняли за немцами так, что он половину танков потерял на дорогах-маршах из-за поломок, не находя противника. Тоже самое сделали и с 8-м мк Рябышева и 4-м Власова в КОВО. Да и другие мехкорпуса больше теряли танков не от огня противника, а от «маршей» в поисках врага в первые дни войны! Впрочем, сии «маневры» с мк списать на измену сложнее, чем на тупость командования и бардак…

Хотя по Павлову нужно сказать – он действительно во все армии дал команду вскрывать свои «красные» пакеты – около 2.30. Но в 4-й армии уже Коробков с Сандаловым сделали все, чтобы в Бресте продолжали спать – до самого нападения. Потом Сандалов врал что, мол, связи не было, но вот что показывал начштаба 28 ск генерал Г.С.Лукин:

207

«3. До момента нападения врага никаких указаний или распоряжений о подъеме войск и вводе их для занятия оборонительных рубежей ни от штаба 4 армии, в состав которой входил 28 ск, ни от штаба округа получено не было, хотя телефонная связь до этого момента работала исправно (!!!! – К.О.). Поэтому оборонительный рубеж по государственной границе войсками своевременно занят не был.

4. Массированный артиллерийско-минометный огонь по крепости и военным объектам города был начат примерно в 4 часа 15 минут 22 июня 1941 года, в сочетании с ударами авиации – внезапно. В этих условиях несколько стрелковых батальонов 6 стрелковой дивизии, работавших на границе  по сооружению укрепленного района вступали в бой разрозненно.

Часть гарнизона г. Бреста (6 и 42 стрелковых дивизий) которую под массированным огнем противника удалось вывести из крепости, развернулась по указанию командира корпуса на высотах непосредственно восточнее Бреста и вступила в упорный бой с наступающим врагом. Бои на рубежах восточнее Брест продолжались примерно до 16-17 часов 22 июня, когда обходящие танковые группировки немцев вынудили командование корпуса отводить войска на последующие рубежи.

5. К моменту начала боевых действий зенитный артиллерийский дивизион корпуса и некоторые части связи дивизий находились на окружных и армейских учебных сборах.

Корпусные артиллерийские полки, расположенные на восточной окраине города, также подверглись массированным артиллерийским налетам и ударам авиации противника.

Отдельные батареи этих полков присоединились к корпусу в ходе боев.

Обеспеченность боеприпасами частей и соединений корпуса к началу боевых действий, насколько я помню, была е менее 1-го боекомплекта.

Бывший начальник штаба 28 стрелкового корпуса, ныне старший преподаватель ВВА имени К.Е. Ворошилова

ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ подпись /ЛУКИН/.» (Сайт МО РФ «Документы. Накануне войны»)

 

 

Часть 2-я. Как отправляли «Директиву б/н» в округа в ночь на 22 июня…

 

О сути вопросов № 2 и № 3 часто можно слышать и от таких признанных историков как А. Исаев, что особой роли не сыграло то, что

208

часть войск успели привести в боевую готовность к нападению Германии. Мол, дальнейшие события в той же Прибалтике показали, что немцы с лёгкостью разгромили и приведённые заранее части, и те, что о начале войны узнавали «из газет». Так что, вроде и приводить армию в б.г. вовсе не стоит перед возможным нападением противника.

В самом деле, «какой смысл» в приведении в б.г., если и так разгромили части в некоторых округах?! Но, например, в Одесском округе никого не разгромили, ни в первую неделю, ни в последующие. И не потому что «против ОдВО боевых действий не велось» чуть не до 1 июля как пытаются заявлять некоторые «исследователи». Велись, и ОДВО эти атаки и попытки форсировать Днестр отражал вполне успешно – своими дивизиями и притом, что у него часть войск почти сразу перекинули в помощь КОВО. И только разгром войск, и дальнейшее отступление в Белоруссии и Прибалтике, потянувшее за собой отступления на Украине, вынудили «захаровых-малиновских» также сдавать свою территорию и отступать. В конце концов, почитайте еще раз мнение об этом у генерала Хлебникова по ПрибОВО. Думаю, он получше большинства «историков» понимал, о чем говорил, когда писал о том, что дало бы своевременное приведение войск в боевую готовность. Это – сохранение армии.

Тем более что в той же Прибалтике были свои причины поражений в первые дни войны, никак уже не связанные с приведением в б.г.. В конце концов, нельзя же игнорировать тот факт, что против трех неполноценных армий ПрибОВО в штатах мирного времени (половины дай бог) шла полноценная мощная немецкая группировка, чуть не вдвое больше численностью (смотрите статистику и воспоминания ветеранов). А те же национальные армии Эстонии, Латвии и Литвы, превращенные в 1940 году в стрелковые корпуса и поставленные частично на стыке ПрибОВО и ЗапОВО, просто разбежались (в лучшем случае). И дальнейшая сдача через несколько дней столиц Прибалтийских республик никак не связана с тем, были войска этого округа приведены в боевую готовность заранее или не были. Если бы дивизии Черняховских в том же 12-м мк вообще не были приведены в б.г. до нападения, и выведены с 17 июня в районы сосредоточения, то через несколько дней после 22 июня немцы и в Ленинграде могли бы оказаться.

Но в этом как раз прямая вина Тимошенко и Жукова. Которые изначально против Главных сил Германии выставили ослабленный

209

ЗапОВО с ПрибОВО. Когда подменив одобренные Сталиным «южный» и «северный» варианты «Соображений о стратегическом развертывании» РККА уже своим «южным» вариантом, накачали более мощные силы в КОВО. Для «победного», но дурного наступления «на Люблин», фланговым ударом по напавшему врагу, с дурной идеей отрезать Германию от Балкан с Румынской нефтью и дурной же попыткой красиво окружить до 100 дивизий вермахта. Немедленным ответным ударом из КОВО чуть не до Балтики пока ПрибОВО и ЗапОВО будут «сковывать» главные силы немцев.

При этом ПрибОВО оставили без пополнения приписными к 22 июня эти самые национальные корпуса, а стрелковые дивизии армий Собенникова и Морозова «ополовинили», передав от них солдат в УРы. И в этом прямая вина начштаба округа Кленова и – нач ГШ Жукова в том числе. А в ЗапОВО Брест вообще явно умышленно «кто-то» подставил под погром…

 

Говоря о том, как и кто украл у войск западных округов необходимые им для приведения (перевода) в полную б.г. «2-3 часа», стоит вкратце напомнить (для тех кто не знает): «А как вообще отправляются директивы и как это делали в ГШ в ночь на 22 июня»? И как срывалась отправка «Директивы б/н»? Директива о приведении в полную боевую готовность! Ведь практически ВСЕ историки и сегодня несут такую примерно чушь: оправка директивы «б/н» запоздала, приняли ее в округах поздно, свои директивы на ее основе в округах выдали поздно, и поэтому – все спали до момента нападения немцев! Но при этом – все всё правильно делали!

И ведь это – почти верно! Если верить что директивы уходят по телеграфу, и других способов поднимать войска не существуют. Например – по телефону обычному и тем более – по связи ВЧ.

Ведь если бы ее, подписанную в 22.20 21 июня, сразу же отправили в приграничные округа, то к 2 часам ночи 22 июня войска уже точно не спали бы в казармах и находились в районах сбора. И не попали бы под первые удары в 4 часа утра! Ведь им на этот вывод из казарм, в «Районы сбора» и требовалось как раз 2-3 часа по нормативам! Т.е. если директива «б/н» уйдет из ГШ около 23 часов ночи 21 июня, а также суть директивы о приведении в полную б.г. будет продублирована по телефону тем же Жуковым, то к 2-3 часам войска точно не будут находиться в казармах и быстрее если надо займут и сами окопы на границе! На что им потребовалось бы вообще считанные «минуты». И даже Брест свою задачу вполне

210

выполнил бы – Гудериан не обошел бы своими танками город и не рванул бы дальше на Минск, а завяз бы в боях вокруг города. С тремя нашими дивизиями, которые и должны были держать оборону вокруг города.

 Ну что ж, попробуем разобраться с этим…

 

«Кухня отправки» была примерно такая. Написанный от руки в рабочем блокноте Жукова (блокнот этот в обязательном порядке был учтён и оформлен в секретной части ГШ) к 22.20 21 июня в кабинете Сталина текст необходимо было переписать в блокнот шифрограмм. Который в 23.45 передали шифровальщикам, и только с текста, написанного на этих бланках строгого учета, те и зашифровывали текст «Директивы б/н». После чего на черновике могли поставить отметки о времени отправки и т.п., а сам черновик в рабочем блокноте Жукова вернулся исполнителю.

Времени на зашифровку такого текста требовалось тогда (и сегодня) – максимум полчаса. После этого зашифрованный текст (в виде, например, групп по пять цифр) передаётся связистам, и те проводят отправку текста в округа (сразу на полевые КП) телеграфами типа БОДО – разными аппаратами, по «направлениям», отдельным аппаратом – в отдельное направление-округ свой аппарат связи будет отправлять. (Ну, может одним аппаратом сразу на два округа…)

Оперативный дежурный ГШ получает от начальника ГШ команду «обзванивать» округа и сообщать им, чтобы они принимали «важнейшую шифровку» на своих узлах связи. В округах текст принимается (автоматически – аппараты связи всегда включены), а из округов дают в Москву подтверждение, что текст принят – «квитанцию». Занимает прием-передача считанные минуты, а потом шифровальщики округа расшифровывают текст за те же полчаса, и уже расшифрованный текст поступает в оперативный отдел или к начштаба округа.

Примерно с 00.20, оперативный дежурный ГШ сообщал в округа, что в их адрес идёт шифровка, по аппарату БОДО (не по телефону, и об этом пишет М.В. Захаров): «У аппарата ответственный дежурный Генштаба. Примите телеграмму особой важности и немедленно доложите её Военному совету...», и принимающий отвечал: «У аппарата генерал Захаров. Предупреждение понял. Прошу передавать...».

Оперативный начал «обзванивать» округа сразу после полуночи, а текст должны были отправлять связисты ГШ сами, в это же время.

211

Связисты получили текст от шифровальщиков примерно в 0.15, но закончили передачу только к 1.20. Почему? Скорее всего, потому что имелся только один бланк с шифровкой «Директивы б/н». Зашифрованные текст на бланке ШО по очереди набивали-отправляли операторы на каждый округ-направление – сначала его отдали оператору на ЛенВО, затем на Киевское направление, потом на Минское, потом на Рижское, а потом и на Одесское. О чем и указали потом на черновике «Директивы №1»: «Директива отправлена в 00.30 в ЛВО, ЗОВО, КОВО, ОдВО, ПрибОВО под номерами: 19942, 19943, 19944, 19945, 19946 соответственно». Пять минут на передачу, столько же на подтверждение и т.п., а затем бланк шифровки передается соседнему оператору на другой округ-направление.

Судя по номерам, возможно и такая была последовательность отправки в округа – ЛенВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО, ПрибОВО. Но точно время отправки можно выяснить, только подняв сами исходящие шифровки ГШ, хранящиеся в архиве Генштаба в Москве. Но они как раз не рассекречиваются до сих пор – если они, конечно, не были уничтожены актами уже в те же дни июня 41-го, как положено. Но в принципе достаточно точное время мы все же «вычислили» и сами – по имеющимся на сегодня данным: ПрибОВО – 0.25, Минск – 0.45-1.00, КОВО – 0.25-0.30, ОдВО – 1.15. ЛенВО – примерно в это же время, около 1 часа и там свою директиву «б/н» получили однозначно…

 

Но, если, как писал потом Жуков, все они так спешили, то может, можно было сделать и бланк шифровок на каждый округ, по крайней мере, на западные округа? Нет, бланк был один. Почему я уверен, что бланк с зашифрованными группами цифр текста «Директивы б/н» был только на одном бланке? А вы попробуйте сами переписать этот текст от руки – сколько времени у вас это займет. Т.е. отправка шла с данного бланка с зашифрованным текстом этой директивы. Иначе время отправки еще увеличилось бы.

Шифровальщики получили текст в 23.45, на шифрование минут 25-30 и передали они зашифрованный текст связистам уже к 0.20 минимум. Т.е., если бы шифровальщики переписывали текст на еще несколько бланков для каждого округа, то отдать связистам к 0.30 не успели бы чисто технически.

Т.е. – время действительно теряется при переписывании текста в шифрблокнот, шифровке и при отправке уже в аппаратной связистов.

212

Но! Если бы кирпоносы выполнили приказ Жукова после его звонков еще в полночь, и привели свои войска в боевую готовность до прихода и расшифровки текста «приказа наркома» («шифровки ГШ») в округа, то не играло бы особой роли, в какие минуты отправляется «Директива б/н от 22.20 21 июня 1941 года».

Т.е. – в принципе не важно – как и в какое время шла отправка директивы «б/н» – если Тимошенко и Жуков по телефону сообщали о ней округам – в то время когда директива о приведении в полную б.г. только шифровалась!

 

Но с другой стороны – и нарком с начГШ тоже тянули резину – с отправкой текста в округа. Ведь текст округам тоже был нужен – вопрос стоял о начале войны и прикрыть задницу «бумажкой» тоже не лишним было для округов…

 

О том, как Кирпонос или Кленов реагировали на команды Жукова по телефону и на текст директивы «б/н» выше мы уже разобрали. Но кто же, исходя из «правил работы» с документами, «тянул резину» с отправкой в ГШ? Маландин и его подчиненные Оперотдела ГШ – почти нет. А вот как раз сам т. Жуков – да. Он ведь и написал потом в своих «Воспоминаниях», что Ватутин «немедленно» выехал в ГШ (в 22.20) с листками, на которых в кабинете Сталина был написан текст «приказа наркома»? А потом врал Сталину:

«Все говорило о том, что немецкие войска выдвигаются ближе к границе. Об этом мы доложили в 00.30 минут ночи И. В. Сталину. Он спросил, передана ли директива в округа. Я ответил утвердительно». (Воспоминания и размышления. Глава десятая. Начало войны., с. 246, М. 1969г.)

Однако в 0.15-0.30 ее только начали отправлять в округа. Так что «тянули» время именно Жуков с Тимошенко – когда переписывали текст в шифроблокнот в кабинете наркома больше часа, с 22.30 примерно. О чём свидетельствует и адмирал Кузнецов, бывший всегда в натянутых отношениях с Жуковым, и знавший, что и как происходило с отправкой «Директивы б/н» в округа.

Текст директивы о подъеме по тревоге войск округов только к 23.45 и передали (возможно, как раз через Ватутина) в шифровальный отдел ГШ.

Время поступления «Директивы б/н» к шифровальщикам даёт «черновик-оригинал»: «...поступила в шифровальный отдел в 23.45 21 июня 1941 года». Затем идет пометка – «Машинистка Грибкова отпечатала две копии в 23.50. Первый экземпляр ма-

213

шинописной копии передан в НКВМФ. Второй экземпляр машинописной копии передан Покровскому». Т.е., текст директивы на бланке шифрблокнота и черновик принесли в шифровальный отдел Оперуправления ГШ в 23.45. После этого, скорее всего с черновика Жукова машинистка перепечатала (под копирку, для быстроты – всего-то пара минут ей понадобилось бы) две копии в 23.50. А шифровальщик приступил к зашифровке текста «Директивы б/н» на бланках шифрблокнота. Потратив на это минут 25-30 и после этого шифровку и передали связистам в соседний кабинет.

На черновике стоит отметка точного времени, когда директива якобы была отправлена в округа — «Директива отправлена в 00.30 в ЛВО, ЗОВО, КОВО, ОдВО, ПрибОВО под номерами: 19942, 19943, 19944, 19945, 19946». Однако это не так. Это – начало времени отправки. И на самих бланках «шифровок»-«чистовиков» указывают два времени – время поступления текста в ШО и время – окончания оправки текста адресатам. Как, например, на бланке «директивы Павлова» в армии ЗапОВО – «Поступила 22.6. 01.45 Отправлена 22.6  02.25 02.35». Как видите, ШО ЗапОВО отправлял свою шифровку в четыре свои армии – минимум 10 минут. Черновик директивы «б/н» поступил в ШО ОУ ГШ в 23.45, и уйти в одну минуту текст ну никак не мог в пять округов.

Реально получали её в округах в разное время и даже после 1.00 и в том же КОВО из-за сбоев связи текст принимали аж 2 часа – до 2.30. Василевский писал потом что их, генералов Оперуправления ГШ и обязали около 0.30 контролировать отправку этой важной директивы. Т.е., к 0.30 она была у связистов Оперуправления ГШ точно, но в 0.30 она только начала уходить в округа.

 

Итак, только один зашифрованный текст связисты отправляли в округа по очереди. С учетом ожидания «квитанции» (получения ответного сигнала об окончании приема в округе и подтверждением оного) и выходит примерно 12-15 минут на направление. Но! Самое важное – эта директива не более чем документ, подшиваемый в «Дело». Более важными были разъяснения Тимошенко и Жукова по ней в виде звонков. Должны были стать…

И вот тут можно вспомнить Павлова – его показания на следствии. И как это показал Стаднюк в книге – как Тимошенко и Жуков на самом деле, по телефону сообщали округам об этой директиве и о том, что надо поднимать войска по тревоге. И тем более о директиве на ввод ПП. Павлову ставят в упрек, что он не поднял войска по тре-

214

воге, хотя: «в ночь накануне начала войны нарком и начальник Генштаба предупреждали вас по ВЧ, что директива подписана и что надо действовать?». На что Павлов вполне справедливо ответил – словоблудием эти двое занимались, а не отдачей приказов по телефону: «Прямых указаний о боевом развертывании войск они по телефону не давали»!

Более того, Тимошенко около 1 часа ночи Павлову «советы» стал давать – вы не волнуйтесь, не суетитесь, а если что-то произойдет – соберитесь утром в штабе!!!

Стаднюк показывает «диалог» Павлова с дознавателем Павловским:

«— Скажите, Дмитрий Григорьевич... если б нарком по телефону прямо приказал вам действовать по боевой тревоге... Действовали бы?

— А если бы потом немцы не напали?.. И не поступила директива?.. Кто бы из нас ходил в провокаторах?»

Но это, похоже, вранье. Реально Павлов в этой ситуации действовал в принципе верно – хотя «согласно инструкции такие действия осуществляются только после поступления официального приказа правительства или наркома обороны…», он стал обзванивать в 1.30 армии и давать им хоть какие-то указания – «привести войска в боевое состояние»! Что уже подразумевает – подъем по тревоге в любом случае! А в после 2 часов, к 2.30 дал таки команду вскрывать и «красные» пакеты!

Поэтому Павлов, и это факт – сразу стал требовать очной ставки с Тимошенко и Жуковым!: «— Я требую, чтобы меня судили в присутствии наркома обороны и начальника Генерального штаба!»…

Снимает ли это общую вину с Павлова за трагедию 22 июня в его округе? Даже за то, что творили те же Коробковы, которых Павлов и обвинил в измене – на брестском направлении, но у него под носом – ему как старшему начальнику хватит…

 

Подробно текст «черновика-оригинала Директивы б/н» и как он отправлялся в запокруга, приводился и разбирался в книгах «Кто "проспал" начало войны» (М. 2011г.) а также «Сталин. Кто предал вождя накануне войны?» (М.2012г.). Этот текст имеет подписи Тимошенко и Жукова. Жуков мог бы писать черновик директивы и сразу на бланках шифрблокнота, после чего с черновика текст переписывается на бланки шифрблокнота уже начисто и уже с этим текстом работает шифровальщик. Возможно, что он и нес

215

свой первоначальный вариант директивы в округа с собой именно на таких бланках, но у Сталина они текст переписали заново. Поэтому он сегодня известен на листках рабочего блокнота Жукова. Ведь, скорее всего Жуков нес к 21 часу 21 июня к Сталину директиву на ввод ПП и на вскрытие «красных» пакетов («Приступить к выполнению ПП»), где возможно также были какие-то разъяснения для округов по применению оружия и пересечению границы. Сталин эту директиву приказал пока придержать и дать в округа приказ на приведение в полную б.г. всех войск, ПВО, ВВС и флотов. В котором следует также подробно указать – что делать в случае пересечения противником границы и о наших ответных действиях в этом случае – по применению оружия. А приказ на ввод ПП уйдет или чуть позже – когда нападение станет точно неизбежным, и наши войска, поднятые по тревоге и выведенные из казарм, не попадут в любом случае под первые авиаудары немцев! Или свои ПП павловы и так ведут – автоматом – по факту нападения, что не важно уже будет… чистая формальность.

 

Черновик, написанный на бланках шифротдела, после отправки текста могут вернуть исполнителю, а «чистовик» сдают на хранение в архив 8-го Управления ГШ в архив Генштаба. Где его могут уничтожить в течении трех дней, а могут и хранить «вечно» если будет отдельное указание. Так как Жуков написал черновик «Директивы б/н» в своем рабочем блокноте, то этот блокнот, получив необходимые отметки, сначала вернулся к Жукову, а уже потом его сдали на хранение в другой архив. В тот же ЦАМО. «Так положено». Вот почему черновик «Директивы б/н» стал доступен, хотя и он также был засекречен... А вот чистовик – хранится, возможно, все еще – в архиве Генштаба. А туда доступа нет практически никому.

 

Первым черновик «Директивы б/н» выложил в интернете С. Чекунов еще в 2009 году. Как он пояснил уже в 2015 году:

«Разъясняю, что это за документ, и где именно он хранится:

1. Директива выполнена на ТРЕХ листах разного формата. Пункт "г" - о ПВО, находится на дополнительном листе, пронумерованном в деле под № 258.

Два листа – 257 и 259 выполнены синими чернилами, лист 258 – вставка – простым карандашом.

Кроме того, на обороте листа 259 имеются служебные отметки (данные шифровальщиков, а также данные о снятии копий с этого документа).

216

2. Директива находится в деле, которое именуется "Оригиналы исходящих шифртелеграмм НКО и НГШ". 

3. В связи с неоднократными передачами дела из одного "учреждения" в другое, и соответственным переучетом, дело имело несколько реквизитов:

а/ ОХДМ ГШ (отдел хранения документальных материалов Генерального Штаба), ф. 48, опись 1554сс, д. 90, л.л. 257-259 – данная ссылка дается в книге Захарова.

б/ После реорганизации хранения материалов и включения в состав ЦАМО, реквизиты документа стали: ЦАМО, ф. 48а, опись 3408, д. 3, л.л. 257-259 »

Однако Чекунов при «публикации» в 2009 году как раз и допустил «ошибку», которая и породила споры вокруг данного черновика. Чекунов, увы, «опубликовал» текст не так как он написан в этом черновике. Надо было – показать точно текст и точную последовательность «пунктов», а Чекунов – в общем «подогнал» текст при своей «публикации» под то, что опубликовал Жуков, и Захаров в свое время. Чекунов поменял местами «пункты» директивы в черновике, который он считает «оригиналом»…

 

Зачем надо было так подробно, по «минутам» разбирать время отправки данной директивы? Только для одного – чтобы знать и понимать, как это в принципе делается. Ведь без знания «кухни» военной делать какие-то выводы – сложно…

 

Изучая ответы того же Пуркаева или цитаты Грецова  возникает важный вопрос – Почему Пуркаев утверждал при Сталине что «распоряжение Генерального Штаба» («директива б/н») которое «Командующим войсками округа было получено» в «период от 1 часу до 2 часов 22 июня» требовало «привести войска в полную боевую готовность, в случае перехода немцев госграницы отражать всеми силами и средствами, самим границы не переходить и не перелетать, до особого распоряжения», а в найденном несколько лет назад черновике «Директивы б/н» этого нет? И черновик этот (при том, что и листки у него разного формата и почерка разные – первый и третий листки написаны рукой возможно Жукова, а второй, «средний» кем-то другим) точно соответствует тексту от Жукова и как показал исследователь С. Чекунов именно точно такой же текст приняли и в том же Минске!

А ответ напрашивается, в общем, простой – похоже, то, что нашел и первым выложил в интернете Чекунов в 2009 году – конечно, не

217

 фальшивка как таковая. Ведь текст, отправленный из Москвы и тот, что принимали в том же Минске – одинаковы. Т.е. текст, который Тимошенко и Жуков писали-переписывали в кабинете наркома – идентичен тому, что принимали в округах. Но не факт что тот текст, что писался в кабинете Сталина и подписанный при нем Тимошенко и Жуковым, и текст, отправленный в округа – скорее всего тоже идентичны. Т.е. – похоже, в Кремле писался один текст, а в кабинете у Тимошенко был написан уже другой, без указаний о границе и применении оружия.

Чекунов на форуме «милитера» 29.05.2009 года показал:

«Все дело в том, что этот документ составлен ДВУМЯ людьми. На 2-х листах написано, на мой взгляд, Ватутиным, а затем между ними вставлен третий лист, с новой редакцией пункта г), а вот этот текст, опять же, на мой взгляд, написан Жуковым. Повторяю, это мое личное мнение, потому как никто экспертизу не проводил».

Также Чекунов показывал, что этот средний листок – написан на бланке шифрблокнота – но тогда может это действительно текст из первого варианта Жукова, что он и нес с собой в Кремль?!

 

На фото последней страницы черновика, что выложил на своем сайте М.Солонин видно что предыдущий листок не того формата что последний (Солонин этот листок снял два раза). Т.е. кто-то подменил средний листок Жуковского блокнота и вложил на хранение другой, с другим текстом.

                                                      

 

 

 

Или же, если «средний» листок написан Жуковым, потом подменили первый и третий листы. Т.е., в кабинете Сталина в рабочем блокноте Жукова писался один текст. Затем, в кабинете наркома пишется другой текст, отличный от того что писался в Кремле и уже он отправляется в округа – тот что мы знаем как т.н. «Директиву №1».

 

Так выглядит этот последний листок, сфотографированный Солониным в два захода и «скомпонованный» неким «К.Закорецким»…

 

 

 

 

Что там поменялось, что было на настоящем «втором» листке, который писался в кабинете Сталина? Может там и были указания, что делать при нападении врага – как открывать огонь, что вполне вероятно. Стрелять ли по врагу, ведущему огонь по нашей территории, но который не пересек границу и как отвечать, если враг границу пересек. Без такого указания, на что первым обратил внимание историк А.Б. Мартиросян, данная директива «б/н» от 21.06.1941г. действительно и «несуразная и противоречивая». Но текст ушел в округа, и в архив сдали текст аналогичный отправленному, а не тот, что писался у Сталина.

218

Но все встает на свои места, если допустить что действительно первоначально в директиве «б/н» были указания и по применению оружия и по границе. Становится понятнее, почему в директиве «б/н» такие «несуразности» и вопрос историков за многие годы исследований о том, почему вместо нее не послали сразу короткую директиву на ввод ПП, отпадает.

Получается все просто – если на 22.00 21 июня подписывается директива на приведение всех войск в полную б.г. но в ней нет ограничений – на применение оружия в ответ, то тогда отдельная, дополнительная директива на ввод ПП в принципе не будет нужна!

Ведь при вводе полной б.г. и если нет ограничений командиры и патроны на руки выдадут бойцам, и, будут вскрывать и свои пакеты и «занимать оборону согласно плану». И при этом вполне выполнят и указания – «на провокации не поддавать­ся, границу не переходить».

Получив такую директиву войска надо было поднять по тревоге, «привести войска в полную боевую готовность, в случае перехода немцев госграницы отражать всеми силами и средствами, самим границы не переходить и не перелетать, до особого распоряжения». А также по такой директиве требовалось и вскрытие самих «красных» пакетов. Что больше всего кроме ОдВО к 3 часам выполняли в том же ЗапОВО. Вот почему Борзиловы и Зашибаловы поднимали свои дивизии, и кто им разрешал вскрывать свои пакеты в 2-3 часа ночи еще…

В общем – надо проводить сверки почерков и страниц, хранящихся в ЦАМО с листками рабочего блокнота Жукова которые имеют нумерацию (если он, конечно, не был уничтожен). А также надо поднимать и архивы с подлинными исходящими шифровками ГШ за ту ночь – 22 июня.

Но еще раз повторюсь – не важно, как и в какое время шла отправка из ГШ директивы «б/н». Важно – в какое время ЗВОНИЛИ, должны были звонить в округа Тимошенко и Жуков и как они павловым-кирпаносам-кленовым ставили задачи по этой директиве!

 

Впервые текст «Директивы б/н» как директива Павлова для армий ЗапОВО появился в литературе о «22 июня» еще в начале 1960-х, и взят он был, скорее всего, из СБД № 35 за 1958 од. Но это – вариант уже Павлова – без пункта о приведении в б.г. ПВО. Затем эту

219

директиву опубликовал Жуков в своих «воспоминаниях» в 1969 году и в том виде как его все сегодня знают. Но нигде нет указания – что делать нашим войскам в случае вторжения врага. Чего не может быть – не должно было быть, если бы директива «б/н» была единственной в ту ночь.

Но она ушла в округа именно в таком виде, как она нам известна – как уверяет исследователь С. Чекунов текст, принятый в том же Минске точно соответствует тексту черновика «Директивы б/н» и публикации Жукова от 1969 года. Т.е. именно этот текст Жукова и ушел в округа в ту ночь. Однако если мы знаем что в директиве «б/н» должно было быть подробно расписано и о границе, и о применении оружия в том числе то все становится на свои места.

В том же КОВО текст принять может и могли, но расшифровать – нет в ту ночь. Поэтому получив в «период от 1 часу до 2 часов 22 июня» эту шифровку связистам, пришлось звонить в ГШ и спрашивать у Жукова лично – что требует «Директива б/н»!? И тот, похоже, и довел (должен был довести коли в округе не могут расшифровать директиву Москвы) в «общих словах» что требует данное распоряжение ГШ – «привести войска в полную боевую готовность, в случае перехода немцев госграницы отражать всеми силами и средствами, самим границы не переходить и не перелетать, до особого распоряжения»! Так что – в тексте, что округа получили около 1 часа ночи действительно не совсем ясно, что делать, если враг границу перешел и поэтому Жуков мог вполне разъяснять по телефону – отвечать огнем и уничтожать, но границу пока не пересекать. Если он с Тимошенко «сократил» текст директивы «б/н» переписывая его на бело в кабинете наркома в 23 часа – для видимо «более скорой передачи» текста в округа.

Т.е. в этот округ Жуков, в отличии от Тимошенко который звонил в Минск Павлову и занимался словоблудием, дал вполне четкие указания!

 

То, что Кирпонос не поднимал округ даже после этих вполне четких разъяснений Жукова – отдельный разговор, но, похоже, действительно получается, что в Кремле Жуков писал один текст под надзором Сталина, а в кабинете наркома они, переписывая текст в бланки шифрблокнота написали другой! Укороченный. Который и ушел затем в округа. Без четких разъяснений по применению оружия, запутывающий командующих.

220

Возможно сделано это было с учетом того, что следом пойдет отдельная телеграмма о вскрытии «красных» пакетов, что полностью и официально «развяжет руки» командирам на местах – мочить врага без особых ограничений. И вскрыв пакет, командир и узнает – что ему делать и как поступать. А может Жуков из лучших побуждений сократил текст – все равно он по телефону даст все нужные разъяснения и так…

Ну а затем, когда подъем по тревоге был сорван в ту ночь, и кленовы-кирпаносы не поднимали свои армии до самого нападения, и было решено скрыть вообще что там было на самом деле в директиве «б/н», и вопрос о приведении в б.г. в ту ночь превратился в балаган – мол, «тиран не давал военным приводить войска в б.г.» вообще…

 

Кто переписал потом тот листок, когда, и почему не сам Жуков – неважно в принципе. Скорее всего, при Сталине писался текст – на приведение в б.г. всех войск, ПВО, ВВС и флотов, и в директиве «б/н» (которая должна была все же иметь номер – «№1») и были эти разъяснения по применению оружия и на «пересечение границы». Конечно, вскрыв пакет, командир и так все узнает – что ему делать и как. Но так как такого прямого приказа, скорее всего в директиве Сталина не было, возможно (и скорее всего) эти разъяснения сразу были и в тексте директивы «б/н». А может Сталин дал команду Тимошенко-Жукову – держать под рукой действительно «короткую» директиву-телеграмму на ввод ПП и оправить ее самостоятельно – как только они получат на это его указание. 

Возможно, Жуков сократил текст директивы «б/н», убрав из нее разъяснения по применению оружия, чтобы она быстрее ушла в округа? И собирался эти разъяснения давать по телефону округам? Возможно.… В общем – нужен точный текст «телеграммы наркома» от 22.20 21 июня, но боюсь, мы черновик который писался в Кремле так никогда и не узнаем….

 

Есть вариант, раз почерка в черновике разные, что если Жуков в шифрблокнот переписал текст набело, как было в подлинном варианте, то подмену сделал кто-то из Оперуправления ГШ?! Ватутин, например, отвез бланки с текстом в ГШ к шифровальщикам, а если шифровальщики получили искаженный текст, то написать новый тест для них мог кто-то только уровня Маландина или Василевского?! Может да, а может и нет… хотя  это уж совсем нечто…

221

При этом тот же С. Чекунов сам же утверждал, что текст черновика написан все же на одинаковых листках: «Это не бланк, а три листа из блокнота. Насколько помню, шапки там никакой нет».

 

Так что нужен подлинный «второй» листок рабочего блокнота Жукова, но скорее всего его просто уничтожили. Ведь там мог быть и другой текст – отличный от отправленного.

Желательно глянуть и листки шифрблокнота, что хранятся в архиве ШО ОУ ГШ, которые должны быть написаны только рукой Жукова – чтобы сличить текст черновика и почерк на этих листках. Ведь адмирал Кузнецов утверждает, что Тимошенко диктовал и именно Жукову, который и писал текст «Директиву б/н» в бланки «для радиограмм», в шифрблокнот. Кузнецов при этом утверждает, что в директиве подробно расписывалось, что делать войскам в случае нападения, и Тимошенко ему подтвердил – это война и оружие применять по перешедшим и нападающим без ограничений, а в том тексте, что ушел в округа, этого уже как раз не было! При этом у Кузнецова не совсем ясно – он читал текст, написанный уже на бланках шифрблокнота, или – на листках рабочего блокнота Жукова.

В общем – пока не будут рассекречены и опубликованы фотосканы исходящих шифровок ГШ за ту ночь – останется только «догадываться» …

Например – выложило МО РФ на своем сайте в 2015 году фотоскан директивы Павлова в армии ЗапОВО – с которой и стал известен текст т.н. «Директивы №1» – и все встало на свои места. Стало ясно – по «отметкам» – что они означают и когда на самом деле директива НКО и ГШ «б/н» пришла в Минск. Также все встанет на свои места и после точной публикации – а лучше фотосканов, как черновиков, так и текста в шифрблокноте директивы «б/н».

Однако надо понимать важное – и директива «б/н» и директива «№2» от 7.15 утра 22 июня запрещают нашим войскам пересекать государственную границу – «до особого приказа». Директива «№2» разрешила только делать авианалеты по немецкой территории. И этот особый приказ появился лишь в директиве «№3» от позднего вечера 22 июня – «4. На фронте от Балтийского моря до границы с Венгрией разрешаю переход госграницы и действия, не считаясь с госграницей»!

Т.е. эти все директивы четко логично следуют друг за другом.

 

Но кроме этого получается, что именно Жуков все же еще и тянул с отправкой «Директивы б/н» в округа, когда красиво переписывал

222

текст со своего рабочего блокнота в шифроблокнот под диктовку Тимошенко. И он обманул Сталина, когда доложил ему, что директива отправлена в округа уже в 0.30. И его надо было наказывать вместе с Павловым или точнее Кирпоносами-Кленовыми, которые, получив текст «приказа наркома» около часа ночи (и около полуночи еще в виде звонка от Жукова), больше полутора часов не поднимали свои округа по тревоге.

Жуков это понимал и явно чувствовал свою вину за это. Иначе он не пытался бы врать в мемуаре о том, как Ватутин у него немедленно умчался в Генштаб из Кремля с текстом директивы. Сразу, как только Жуков с наркомом вышли от Сталина – в 22.20.

Однако формально обвинить Жукова вроде как и не в чем за то, как он «переписывал» текст черновика из своего рабочего блокнота в бланки шифрблокнота. Он делал всё точно «по инструкции». Точнее, «не проявил необходимой инициативы» и «расторопности с прытью», но «не более». И когда задается вопрос «Почему вместе с Павловым не расстреляли Жукова?», то, отвечая на него, можно сказать, что формально он делал так, «как положено» при отправке «Директивы б/н» в округа. Как, впрочем, это делал и тот же Кленов в ПрибОВО – ждал письменного приказа и письменным своим приказом поднимал и свои армии, но никого звонками до нападения специально не будил. А Кирпонос так вообще, получив по телефону прямые указания начГШ о приведении в полную б.г. сначала в полночь, а затем еще через час, тупо не поднимал никого! А когда Пуркаев начал по телефону поднимать армии КОВО с 3-х до 4-х часов утра, то командир отдельного кавкорпуса Камков – отказался выполнять команду – требуя письменного приказа.

Но при этом они все всё делали «по инструкции», а за отсутствие «инициативы» и «рвения» при приведении в полную боевую готовность войск в ночь на 22 июня, может и не накажут.

 

Жуков сам лично её переписал в шифроблокнот, что «не возбраняется», и через своего зама Ватутина передал её шифровальщикам. Ну, подумаешь, переписывал в шифроблокнот не 15-20 минут, а минут 50! Так это чтоб почерк был разборчивым, чтоб все запятые соблюсти и чтоб шифровальщики не ошиблись при шифровке (запрещено делать помарки и исправления в шифрблокнотах). Да и писать быстро не умеет, поди.

Подумаешь – переписывал в здании Наркомата обороны, а шифровальщики сидят в ГШ, в другом здании, и не очень «соседнем»...

223

Куда якобы сразу из Кремля поехал Ватутин с текстом «Директивы б/н» по «воспоминаниям» Жукова, Но ведь «инструкции» не нарушил и текст отправил! «Как положено», «по инструкции». Правда, это дало задержку почти в 1,5 часа, но ведь «таков порядок» отправки приказов в округа! Правда, в округах ещё и командование свои 1,5 часа добавило, но зато – «по инструкции», все всё правильно делали. Правда получается, что при отправке возможно еще и подмена написанного в кабинете «тирана» текста произошла, но кто там, в суете это заметил бы…

В округах, правда можно было и по телефону армии поднимать, как это начал делать с 3-х до 4-х часов Пуркаев или – не делать Кленов в ПрибОВО. А можно было – как это делал Захаров, в полночь еще, или Павлов – в 1.30…

 

Украв у войск необходимые им «2–3 часа», Жуковы-Тимошенко, которые по телефону умудрялись нести ахинею вместо отдачи прямых приказов, этим в итоге убили тысячи наших бойцов в «спящих казармах», уничтожили сотни самолётов на аэродромах. И в этом им помогли те же Кирпонос и Кленов. Но зато – все «действовали строго по инструкции»! А ведь именно 2-3 часа и давалось приграничным дивизиям на вывод в «район сбора» и на приведение в полную б.г. тогдашними нормативами! А если они уже были в повышенной б.г. и в районах обороны, то им за эти 2-3 часа занять их рубежи обороны в принципе не было проблемой. И этого времени вполне хватило было в ночь на 22 июня этим дивизиям, получи они приказ о тревоге (директиву «б/н») вовремя, без задержек.

Мог ли Жуков отправить директиву «б/н» быстро? Мог, конечно. Для этого надо было, действительно отправить Ватутина в Генштаб с черновиком директивы «немедленно», прямо из приёмной Сталина, в 22.20. Как он это и описал в своих «Воспоминаниях» в 1969 году (не указав, правда, время своего выхода от Сталина). Или самому ехать в ГШ к шифровальщикам. Текст бы «приказа наркома» прямо у шифровальщиков уже в 22.30–22.40, надиктовался в шифрблокнот, а машинистка Грибкова параллельно перепечатала бы ещё и пару копий – для наркома ВМФ и для генерала Покровского.

Зашифрованный текст Ватутин же и отнёс бы связистам в соседний кабинет (буквально – шифровальщики и связисты «сидят» рядом) для отправки в округа, примерно в 23.10–23.20. А в это время оперативный дежурный ГШ обзвонил бы оперативных дежурных

224

округов и сообщил им, что в их адрес идёт «шифровка особой важности». Вот в этом случае «директиву б/н» уже к 23.30 точно передали бы в округа. В те же 23.30 примерно там бы её получили, к 00.00 расшифровали и уже к половине первого ночи родили бы и свои директивы на основании приказа наркомата обороны. Подняв войска по тревоге около 1 часу ночи уже в армиях!

А если перед этим, как Захаров, в ОдВО и Кузнецов на флоте, в округах уже в полночь 21 июня 1941-го по округам дали бы команду на объявление «боевой тревоги во всех гарнизонах» по телефонам, то проблем с приведением в полную б.г. и с подъёмом по тревоге особых бы не было. Как раз за 3 часа до нападения. И телефонные провода к этому времени ещё не были «порезаны» диверсантами. Тот же Захаров, просто продублировал текст «приказа наркомата» и дал в корпуса такую шифровку: «По приказанию командующего войсками передаю к неуклонному исполнению шифртелеграмму Наркома. О принятых мерах донести». А также им «одновременно объявлялась боевая тревога всем гарнизонам округа», именно по телефону. (М.Захаров, Указанное сочинение, с. 225)

 

Конечно, формально так делать «нельзя» (или не желательно) – не самому писать текст из черновика в бланк шифрблокнота. Но чисто технически было вполне реально отправить «директиву б/н» так, чтобы уже войска получили сигнал боевой тревоги в округах до часа ночи. Ведь, в конце концов, вопрос стоял о скором нападении врага на страну и в том, что нападение ожидается именно на утро 22 июня! И даже, если бы Жуков и получил бы «выговор» от наркома за нарушения правил работы с секретными документами, то, наверное, это, не самое страшное было бы в карьере будущего «маршала Победы» (в хранящихся сегодня в ЦАМО черновиках шифровок «до 22 июня» есть и исправления и помарки). Тем более что оперативный дежурный ГШ обзванивал округа «около 22.00» по команде того же Жукова не просто так, от нечего делать, предупреждая командование о том чтобы те ждали «из Москвы шифровки особой важности», не отходя от аппаратов связи.

 И тогда бы, в 1969 году Г.К. Жуков мог бы с чистой совестью писать, что Ватутин  или даже он «немедленно выехал в Генеральный штаб, чтобы тотчас передать её в округа». И тогда бы «передача в округа была закончена» не «в 0.30 минут 22 июня 1941 года», а, например, «в 23.30 минут 21 июня 1941 года». И тогда бы на «директиве б/н» появилась и фамилия того же Ватутина, как исполни-

225

теля и отправителя документа. Но тогда бы точно никто не рискнул бы подделывать («править») текст директивы написанной в кабинете Сталина.

Но мало того что отправку директивы «б/н» провели через задницу, с задержкой более чем на час, так еще и по телефону тот же Нарком обороны – словоблудием занимался, и боюсь и Жуков не был так уж «решителен и смел» в тех звонках…

 

Самое интересное что во время войны отправку директив фронтам и упрощали и делал это сам Сталин (вполне возможно произошло это и с учетом того как Г.К. Жуков отправил «директиву б/н» в западные округа в ночь на 22 июня). Вот как описывает генерал армии С.М. Штеменко в своей книге «Генеральный штаб в годы войны» то, как во время войны шла оправка некоторых директив в войска:

«Директивы Ставки подписывали Верховный Главнокомандующий и его заместитель или начальник Генерального штаба, а когда в Москве не было ни Г.К. Жукова, ни А.М. Василевского, вторым подписывался А.И. Антонов. Распоряжения меньшей важности заканчивались фразой «По поручению Ставки», и дальше следовала подпись либо А.М. Василевского, либо А.И. Антонова. Часто такие распоряжения формулировались прямо в Ставке. Сталин диктовал, я записывал. Потом он заставлял читать текст вслух и при этом вносил поправки. Эти документы, как правило, не перепечатывались на машинке, а прямо в оригинале поступали в находившуюся неподалеку аппаратную узла связи и немедленно передавались на фронты.» (Кн. 1, глава 7, «Дела и люди Генерального штаба», с. 104, М. Воениздат 1989 г.. Есть в интернете)

Т.е., бывало, что шифровальщикам и связистам отдавали «черновик», рабочий вариант директивы или приказа, и уже они сами с этого текста писали его в бланки шифрблокнотов и проводили шифрование. Таким образом, сокращалось время отправки приказов из Ставки (ГШ) в войска минимум минут на 45.

 

 Но у Жукова есть замечательная «отговорка»: в случае, если его будут обвинять в нерасторопности – в «директиве б/н» указано достаточно неточное время возможного нападения на СССР: «В течении 22–23 июня 1941 г. возможно внезапное нападение немцев...». Этим мог бы «прикрыться» и Тимошенко, если бы у него спросили – почему он Павлову сказал собрать штаб округа только утром, а не потребовал поднимать войска немедленно по тревоге? Ведь если

226

нападение всего лишь «возможно», то ли 22-го, то ли 23-го июня, так зачем спешить? Но Маландин, ещё в 41-м, в своем донесении написал – эта директива («шифровка») говорила «о немедленном приведении войск в боевую готовность на случай ожидающегося с утра нападения Германии». Т.е., спешка была, и от командиров требовали именно немедленного приведения войск в боевую готовность на случай «ожидающегося с утра нападения Германии». Ведь им еще надо было потом вскрывать и «красные» пакеты, и действовать по ним…

 

Но в любом случае, вся проблема была в той ситуации еще и прежде всего в кирпоносах-кленовых. Которые откровенно «забили» на устные приказы Жукова о приведении в боевую готовность в 24.00 21 июня, не дожидаясь поступления или расшифровывания  «Директивы б/н» в округе. И которые также уже от себя начали давать команды не открывать ответный огонь по напавшему врагу!

 

Обратимся к воспоминаниям адмирала Н.Г. Кузнецова (в который раз) чтобы восстановить картину той ночи в кабинете Тимошенко. К его более ранним воспоминаниям, ведь в 1963 году адмирал Кузнецов сказал о событиях вечера 21 июня более конкретно, чем сделал позже, в своих мемуарах, в 1969 году.

В 1968 году под руководством Академии наук СССР, Ленинградского отделения Института истории тиражом 14 500 экземпляров (по тогдашним меркам – мизер) вышла книга «Оборона Ленинграда. 1941–1944. Воспоминания и дневники участников» (Ленинград, Издательство «Наука», 1968 г.) с предисловием маршала М.В.Захарова. Эти воспоминания уже приводились в той же книге «Сталин. Кто предал вождя накануне войны?» или «Адвокаты Гитлера», но здесь стоит их еще раз разобрать. В конце концов, не каждый читатель читал те книги, и там еще не было показано о «телеграмме НКО и ГШ от 2.30 22 июня». Которая серьезно уточняет ситуацию с директивой «б/н»…

 

Из воспоминаний Наркома ВМФ Н.Г. Кузнецова (записано в ноябре 1963г., стр. 224–227):

«Позволю себе рассказать о любопытном разговоре, возникшем у меня с нашим военно-морским атташе в Берлине М.А. Воронцовым. После его телеграммы о возможности войны и подробного доклада начальнику Главного морского штаба Воронцов был вызван в Москву. Прибыл он (в Москву) около 18 часов 21 июня. В 21 час был назначен его доклад мне. Он подробно в течение 40–45 минут докладывал мне свои соображения.

227

„Так что — это война?” — спросил я его. „Да, это война”, — ответил Воронцов. Несколько минут прошло в молчании, потом пришли к заключению, что нужно переходить на оперативную готовность номер 1. Однако сомнения и колебания отняли у нас известное время, и приведение флотов в готовность номер 1 состоялось уже после вызова меня в 23 часа к маршалу С.К. Тимошенко.

...Со мною был В.А. Алафузов. Когда вошли в кабинет, нарком в расстёгнутом кителе ходил по кабинету и что-то диктовал. За столом сидел начальник Генерального штаба Г. К. Жуков и, не отрываясь, продолжал писать телеграмму. Несколько листов большого блокнота лежали слева от него: значит, прошло уже много времени, как они вернулись из Кремля (мы знали, что в 18 часов оба они вызывались туда) и готовили указания округам.

„Возможно нападение немецко-фашистских войск”, — начал разговор С.К.Тимошенко. По его словам, приказание привести войска в состояние боевой готовности для отражения ожидающегося вражеского нападения было им получено лично от И.В. Сталина, который к тому времени уже располагал, видимо, соответствующей достоверной информацией. При этом С.К. Тимошенко показал нам телеграмму, только что написанную Г.К. Жуковым. Мы с В.А. Алафузовым прочитали её. Она была адресована округам, а из неё можно было сделать только один вывод — как можно скорее, не теряя ни минуты, отдать приказ о переводе флотов на оперативную готовность номер 1...

Не теряя времени В.А. Алафузов бегом (именно бегом) отправился в штаб, чтобы дать экстренную радиограмму с одним условным сигналом или коротким приказом, по которому завертится вся машина... Множество фактов говорило за то, что гитлеровцы скоро нападут...»

 

Кузнецов показывает, что Жуков писал под диктовку наркома текст «Директивы б/н». В шифрблокнот – так просто должно было бы быть. В своих мемуарах в 1969 году он назовет это листками блокнота для радиограмм. Листы шифрблокнота небольшого формата и поэтому перед Жуковым лежало несколько листков. Возможно, он несколько раз переписывал текст, чтобы не было исправлений и помарок.

Кузнецову нарком дал почитать уже готовый текст «директивы б/н», именно на бланках шифрблокнота, и после этого Кузнецов убыл в свой наркомат и сам стал по телефону обзванивать флота и поднимать их по тревоге:

228

«В 23 ч 35 мин. я закончил разговор по телефону с командующим Балтийским флотом. А в 23 ч 37 мин., как записано в журнале боевых действий, на Балтике объявлена оперативная готовность номер 1, т. е. буквально через несколько минут все соединения флота уже начали получать приказы о возможном нападении Германии...

Черноморский флот в 1 ч 15 мин. 22 июня объявил о повышении готовности, провёл ряд экстренных мероприятий и в 3 часа был уже готов встретить врага...»

 

В этом варианте воспоминаний адмирал более резко показывает, что Жуков и Тимошенко, получив приказ Сталина «привести войска в состояние боевой готовности для отражения ожидающегося вражеского нападения», тянули время и не торопились с отправкой этого приказа в округа — «прошло уже много времени, как они вернулись из Кремля (мы знали, что в 18 часов оба они вызывались туда) и готовили указания округам». (На самом деле Жукова не было на первом совещании в 19.05, где Сталин, по словам управляющего делами СНК Чадаева довел до Тимошенко, что будет нападение. Жуков в это время обзванивал округа и предупреждал о нападении. А в кабинет Тимошенко они приехали переписывать директиву только к 22.30.)

 

Адмирал сообщает, что, прочитав текст «приказа», он сделал для себя однозначный вывод, что флота данная «директива б/н» касалась: «Она была адресована округам, а из неё можно было сделать только один вывод — как можно скорее, не теряя ни минуты, отдать приказ о переводе флотов на оперативную готовность номер 1...». В своих последующих же мемуарах, через несколько лет, Кузнецов заявит, что данный «приказ» флота не касался вовсе, а вот он вроде как «проявил инициативу» – дал на флота телеграмму о приведении в «готовность № 1» после 23.00 21 июня. И это лукавство адмирала сегодня повторяют многие «историки» – о том, как Н.Г. Кузнецов «по своей инициативе» разбудил и поднял флота в эту ночь.

Стоит повторить, что Кузнецов был у Сталина с 19.02 до 20.15 и, скорее всего, либо докладывал лично Сталину сообщение Воронцова о нападении в эту ночь, либо получал от Сталина указания по флоту, в связи с этим сообщением. Также в поздних «мемуарах» адмирал напишет, что Жукова и Тимошенко вызвали в Кремль ещё в 17 часов 21 июня, а Воронцов прибыл к нему на доклад в ... 20.00. При этом в «официальных» мемуарах Кузнецов уже не пишет, что Воронцов давал из Берлина какое-то сообщение о начале войны (из-за

229

 чего его и вызвали), однако в них адмирал вообще чудно составил фразу: «В 20.00 пришел М.А.Воронцов, только что прибывший из Берлина. В тот вечер Михаил Александрович минут пятьдесят рассказывал мне о том, что делается в Германии. Повторил: нападения надо ждать с часу на час».

Что значит «повторил»?! Т.е. до этого разговора атташе с наркомом ВМФ уже был предыдущий, после прибытия Воронцова в 18.00 в Москву, и в нем резидент военно-морской разведки уже сообщал Н.Г. Кузнецову о нападении «с часу на час»?! Или Кузнецов имеет в виду сообщение Воронцова от 17-18 июня из Берлина об этом?!

Об этом сообщении Воронцова и пишет историк А.Б. Мартиросян («Что знала разведка?», ч. II, «Красная звезда», МО РФ от 16.02.2011 г.):

«В 10 часов утра 17 июня Анна Ревельская посетила советского военно-морского атташе в Берлине капитана 1-го ранга М.А.Воронцова и сообщила ему, что в 3 часа ночи 22 июня германские войска вторгнутся в Советскую Россию. Информация Анны Ревельской немедленно была сообщена в Москву и доложена Сталину». (Запись беседы с М.А. Воронцовым (1900—1986) была опубликована в «Морском сборнике», № 6, 1991 г. Кто желает проверить – всегда сам может найти этот журнал в приличной библиотеке, но лучше в «Ленинке».)

 

В любом случае, уже в 1963 году адмирал Н.Г. Кузнецов и ответил своими воспоминаниями на вопрос Покровского № 3 «кто и как тянул время с отправкой в западные округа сообщения об ожидавшемся возможном нападении Германии 22 июня...». Но и в этих воспоминаниях от 1963 года, и особенно в тех, что стали его «официальными» мемуарами в 1969-м адмирал Н.Г. Кузнецов четко показывал, что Тимошенко еще в 23.15 примерно ему прямо дал разъяснение по открытию огня по напавшему врагу, и это было указано и в самой директиве:

«Семен Константинович заметил нас, остановился. Коротко, не называя источников, сказал, что считается возможным нападение Германии на нашу страну. Жуков встал и показал нам телеграмму, которую он заготовил для пограничных округов. Помнится, она была пространной – на трех листах. В ней подробно излагалось, что следует предпринять войскам в случае нападения гитлеровской Германии. <…>

Пробежав текст телеграммы, я спросил:

– Разрешено ли в случае нападения применять оружие?

230

– Разрешено.

Поворачиваюсь к контр-адмиралу Алафузову:

– Бегите в штаб и дайте немедленно указание флотам о полной фактической готовности, то есть о готовности номер один. Бегите!

Тут уж некогда было рассуждать, удобно ли адмиралу бегать по улице. Владимир Антонович побежал, сам я задержался еще на минуту, уточнил, правильно ли понял, что нападения можно ждать в эту ночь. Да, правильно, в ночь на 22 июня. А она уже наступила!.. » (Кузнецов Н.Г. Накануне. М.: Воениздат, 1969 г. Переиздание – 1989 г.)

 

Адмирал утверждает что в «директиве б/н», в тексте, написанном уже для передачи в ГШ, «подробно излагалось, что следует предпринять войскам в случае нападения гитлеровской Германии», однако в тексте, что нам известен и что действительно ушел в округа никаких «подробностей» на случай нападения Германии – нет. Одни «несуразности» и «противоречия». На радость «резунам»…

Возможно, Кузнецов читал все же «оригинал», текст, написанный в блокноте Жукова в кабинете Сталина и там действительно «подробно излагалось, что следует предпринять войскам в случае нападения» Германии.

 

С тем как Воронцов и что докладывал в Москву после 18 июня, где, кому и в каком часу докладывал, прибыв в Москву, и кто был на совещании у Сталина с 19.05 до 20.15 21 июня до сих пор до конца неясно. Сам Н.Г. Кузнецов не признал, что это он был на том совещании у Сталина, а в «малиновке» указали, что с 19.05 и аж до 23.00 Воронцов присутствовал на нем. Однако это, конечно же, не так – даже атташе с важной информацией вряд ли находился бы целых 4 часа в кабинете Сталина на двух разных совещаниях, без перерыва. Скорее всего, как указано в официально опубликованных «Журналах» там был столько времени не Воронцов, а действительно Ворошилов. И на первом совещании был именно нарком флота Н.Г. Кузнецов. Который, скорее всего, мог «прихватить» с собой на доклад и Воронцова, который вполне мог ждать в приемной (как и тот же Ватутин которого Жуков указал потом как «посетителя» Сталина в тот вечер) но к Сталину его так и не пригласили. В 20.15 они ушли в наркомат Флота и там, в 21.00 в кабинете Кузнецова они и обсуждали ситуацию, ожидая приказа от Сталина на приведение флота в полную боевую готовность, а к 23.00 Кузнецова вызвал к себе Тимошенко.

231

 А вот что написали о Воронцове и его предвоенных сообщениях в сборнике «Военная разведка России. 200 лет» (М., Кучково поле, 2012 г.):

«Последнее сообщение от Б. (одного из информаторов Воронцова – К.О.) было получено 13 июня 1941 года «немцы в период 21.24.06. 1941 года наметили внезапный удар против СССР. Удар будет направлен по аэродромам, железнодорожным узлам и промышленным центрам, а также по району Баку. Источник, передававший информацию Б. советовал советскому руководству рассредоточить авиацию на аэродромах и самим уничтожить Бакинские нефтяные прииски, так как в противном случае они достанутся немцам в нетронутом виде» (ЦАМО, РФ, ф. 23, оп. 241119, д. 3, л. 153).» (с. 455)

Этот информатор Воронцова «Б.» – объявленный на ХХ съезде Хрущевым некто «Бозер» (выехавший из СССР в Германию в 1940 году еврей!?!) – явно провокатор. Или давал такую инфу как подставное лицо. И если Сталину доложили что надо самим взрывать Бакинские промыслы т.к. они могут достаться немцам (???) в первые же дни войны, то однозначно на таком сообщении должна была появиться еще одна «матерная» резолюция «тирана». Т.е. явно шла деза через «Б.» – сообщалось достаточно точное время нападения, но при этом вбрасывалась чушь откровенная, что должно было вызвать недоверие и к сообщаемой дате.

Ни о каких «Аннах Ревельских» что сообщали Воронцову дату нападения после 13 июня, данный сборник не сообщает (это в принципе не научное исследование, а не более чем «юбилейное» сочинение хотя и подготовленное сотрудниками ГРУ), однако здесь указали что: «За трое суток до начала Великой Отечественной войны 1-е (разведывательное) управление НК ВМФ» сообщило в посольство в Берлине, в «аппарат военно-морского атташе в Германии» что с «13 по 20 июня Москву уже покинули или собирались покинуть все работники аппарата германского военно-морского атташе в Москве. <…> «Сообщается для ориентирования. Это странно и необычно. Доложите полпреду» – телеграфировал начальник управления контр-адмирал Зуйков. (ЦАМО РФ, ф. 23, оп. 24343, д. 1, л. 53)». (с. 456)

19 июня М.А. Воронцов выехал из Берлина и «21 июня 1941 года капитан 1 ранга Воронцов прибыл в Москву» (с. 456).

А далее авторы сборника также подвергли сомнению «воспоминания» Н.Г. Кузнецова – что он вроде как не был у Сталина с 19.05 до

232

20.15, а также указали, что в ответ на телеграмму управления от 19 июня подчиненные Воронцова в Берлине ответили:

«Последняя телеграмма, отправленная аппаратом военно-морского атташе из Берлина в Москву, гласила: «Сроки сообщенные ранее – 21-24 июня вновь подтвердились источниками. Считаю их стратегическими. Старая граница между Германией и занятыми польскими владениями закрыта. Немецкое население из Кракова и других польских городов эвакуируется. Исходя из обстановки, в отъезде Баумбаха (Баумбах фон Норберт – каптан II ранга, военно-морской атташе Германии в СССР) нет ничего необычного» (ЦАМО РФ, ф. 23, оп. 24345, д. 4, л. 107). Телеграмма была отправлена в 21 час 15 минут 21 июня 1941 года, получена же была в 3 часа 15 минут, а расшифрована лишь около 6 часов 22 июня, когда уже началась война».

 

Т.е. в Москву от Воронцова уходила некая телеграмма с датой – «21-24 июня» от «стратегических источников». И было это точно перед 18 июня…

 

Флота и приграничные флотилии План прикрытия не вводят, а действуют по факту нападения. И им достаточно приказа на ввод полной б.г. – «готовности №1», а дальше, если враг нападет – они действуют по обстановке. Что и уточнял Кузнецов у Тимошенко – можно ли применять оружие в случае нападения? Но адмирал покзала самое важное – в директвие «б/н» «подробно излагалось, что следует предпринять войскам в случае нападения гитлеровской Германии». Хотя история этой ночи начала писаться Жуковым еще при Хрущеве, Кузнецов в 63-м показал об этих «подробностях» специально, явно подставив Жукова. Ведь общий подъем по тревоге был сорван в ту ночь, виновным назван в этом был Сталин, а Кузнецов явно знал – кто на самом деле виноват и в чем.

 В любом случае Н.Г. Кузнецов сначала позвонил на флота после разговора с Тимошенко, видимо около 23.20-23.30, а затем ушел и его короткий приказ. С которым и «убежал» Алафузов:

«ДИРЕКТИВА ВОЕННЫМ СОВЕТАМ СФ, КБФ, ЧФ, КОМАНДУЮЩИМ ПИНСКОЙ И ДУНАЙСКОЙ ФЛОТИЛИЙ О ПЕРЕХОДЕ НА ПОЛНУЮ БОЕВУЮ ГОТОВНОСТЬ

№ зн/87 21 июня 1941 г. 23.50

Немедленно перейти на оперативную готовность №1

КУЗНЕЦОВ» (ЦВМА, ф. 216, д. 12487, л. 443. Подлинник. Легко находится в интернете.)

233

Данный приказ – о переводе флотов в полную боевую готовность. Который был приведен Кузнецовым в повышенную еще вечером 18 июня. По приказу, конечно же, Сталина. А затем Кузнецов дал и подробные письменные указания о мероприятиях при переводе флота в полную б.г. – в «готовность №1»:

«ДИРЕКТИВА ВОЕННЫМ СОВЕТАМ КБФ, СФ, ЧФ, КОМАНДУЮЩИМ ПИНСКОЙ И ДУНАЙСКОЙ ФЛОТИЛИЙ О ВОЗМОЖНОСТИ ВНЕЗАПНОГО НАПАДЕНИЯ НЕМЦЕВ

№ зн/88 22 июня 1941 г. 01.12.

В течение 22.6-23.6 возможно внезапное нападение немцев. Нападение немцев может начаться с провокационных действий. Наша задача не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно флотам и флотилиям быть в полной боевой готовности встретить возможный удар немцев или их союзников.

Приказываю, перейдя на оперативную готовность № 1, тщательно маскировать повышение боевой готовности. Ведение разведки в чужих территориальных водах категорически запрещаю. Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

КУЗНЕЦОВ» (ЦВМА, ф. 216, д. 12487, л. 442. Подлинник.)

 

Как видите, данная директива флотам вполне себе и «суразная» и не «противоречива». Если вы понимаете что флотам не надо «вводить ПП». Хотя в этом тесте положения из директивы «б/н» НКО и ГШ от 22.20 21 июня, в общем, просто повторены. Но «суразная» данная директива флотам еще и потому что она шла в связке с «короткой» директивой Кузнецова – о вводе «готовности №1». Аналогу директивы о вводе ПП для армии.

Наркому ВМФ Кузнецову «машинистка Грибкова» отпечатала экземпляр «директивы б/н» в 23.50. Пока из Генштаба около полуночи текст передали в наркомат ВМФ Кузнецову, пока сочиняли свою директиву под «№ зн/88» для флотов, пока новый текст переписали в штабе ВМФ в шифрблокнот, пока зашифровали да отправили с ожиданием подтверждения – вот и вышло 1.12 22 июня. И в данном случае Кузнецову торопиться с этой директивой нужды особой как раз не было – он около 23.30 уже обзвонил флота и в 23.50 отправил свой короткий приказ-команду. О переводе флотов с «готовности №2» в «готовность №1» – о приведении-переводе в полную боевую готовность.

После этого Кузнецов сообщил и на Тихоокеанский флот:

234

«ДИРЕКТИВА ВОЕННОМУ СОВЕТУ ТОФ (лично).  О ПРИНЯТИИ МЕР ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ В СВЯЗИ С УГРОЗОЙ НАПАДЕНИЯ ФАШИСТСКОЙ ГЕРМАНИИ

9/д 22 июня 1941 г. 01.20.

Западные флоты переведены в готовность. В случае необходимости получите указания. Оставаясь в прежней готовности, примите меры осторожности.

КУЗНЕЦОВ» (ЦВМА, ф. 216. д. 12487, л. 445. Автограф.)

 

«Быть в полной боевой готовности встретить возможный удар немцев или их союзников» что в «директиве б/н» для западных округов, что для флотов означает только одно – быть готовыми к нападению находясь в полной боевой готовности. Перейдя по этой директиве и флотам и округам – в полную б.г.! Готовыми ответить на это нападение всеми силами и средствами. Но при этом предупреждается, что нападение может начаться с провокаций, на которые не следует отвечать.

Т.е. данная директива НКО и ГШ от 22.20 21 июня – это директива о приведении в полную б.г. в первую очередь. А не директива о «не поддаваться на провокации». Как продолжают нести чушь многие «историки» и сегодня. «Ссылаясь» на слова об этом Владимирских, которые точно данную директиву не могли в ту ночь прочесть…

Все еще сомневаетесь что «директива б/н» фразой «Быть в полной боевой готовности встретить возможный удар немцев» требовала от округов отвечать огнем на вторжение – если те пересекут границу? Смотрите точный текст «директивы №1» по ПрибОВО (подчеркнуто было в документе, выделено жирным мною, курсив – то, что дописано от руки в машинописный текст, подготовленный возможно заранее, до нападения еще. – К.О.):

 

«ВОЕННОМУ СОВЕТУ 8-й и 11-й АРМИЙ.

22 июня 1941 г. 02.25 мин.

Директива Военного Совета ПрибОВО о приведении войск в полную боевую готовность.

1. Возможно в течение 22-23.6 внезапное нападение немцев на наше расположение. Нападение может начаться внезапно провокационными действиями.

2. Задача наших частей не поддаваться ни на какие провокационные действия немцев, могущие вызвать крупные осложнения.

235

Одновременно наши части должны быть в полной боевой готовности встретить внезапный удар немцев и разгромить.

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. В течение ночи на 22.6. скрытно занять оборону основной полосы; Боевые патроны и снаряды выдать.

В случае провокационных действий немцев огня не открывать.

2. Случае перехода наступление крупных сил пр-ка разгромить его.

3. Крепко держать управление войсками в руках командиров;

4. Обстановку разъяснить начсоставу и красноармейцам;

5. Семьи начсостава 10, 125, 33 и 128 сд перевозить в тыл только в случае перехода границы крупными силами пр-ка;

6. Случае перехода крупных сил пр-ка в наступление:

а) саперные батальоны УНС (управлений начальника строительства УРов – К.О.) передать командирам дивизий на участках их местонахождения и использовать для усиления войск;

В предполье выдвинуть полевые караулы для охраны дзотов, а подразделения, назначенные для занятия предполья, иметь готовыми позади.

При полетах нашей территорией немецких самолетов не показываться и до тех пор пока самолеты противника не начнут боевых действий, огня не открывать.

б) стройбаты, автотранспорт и механизмы УНС отвести на тыловые рубежи по планам армий;

7. Командарму 11 немедленно выдвинуть штадив 126 и возможное количество пехоты и артиллерии ее район Кальвария, куда продвигать все части 126 сд.

8. Средства и силы ПВО привести в боевую готовность номер один, подготовив полное затемнение городов и объектов;

9. Противотанковые мины и малозаметные препятствия ставить немедленно.

10. Исполнение сего и о нарушении границы доносить немедленно.

Ф. Кузнецов  Рябчий   Кленов» (Архив МО СССР, ф. СЗФ, д. 23, оп. 1394, л. 84-77. подлинник телеграммы. Верно: младший научный сотрудник капитан /подпись/  =Баженов= 29.12.69г.) 

 

Реквизиты даны на 18.6.1969 г. На документе указано – копия. Данная директива «№1» по ПрибОВО давно опубликована, но тут она несколько по-другому скомпонована. Директиву подписал так-

236

же начальник управления политпропаганды ПрибОВО бригадный комиссар К.Л. Рябчий, который вечером 21 июня распорядился: «...Отделам ПП корпусов и дивизий письменных директив в части не давать. Задачи политработы ставить устно через своих представителей. …». Т.е., помимо письменных директив шли и устные разъяснения. Должны были идти. Или в директвие «б/н» были более подробные указания, чем мы думаем…

Обратите внимание на такие первые строки приказной части – «1. В течение ночи на 22.6. скрытно занять оборону основной полосы; Боевые патроны и снаряды выдать»!

Что это значит? Все просто – занять оборону основной полосы – это ввод ПП в действие. По факту. Но пока «красные» пакеты» вскрывать не разрешается. Почему? Так в пакетах указано, что делать дальше – после начала войны, после нападения, которое будет зафиксировано официально. А также вскрытие пакетов это – начало мобилизации. Но ПП – это, прежде всего оборона границы и в первую очередь надо занять окопы на границе – в основной полосе обороны. Выдав на руки патроны бойцам и снаряды к орудиям, что и делается при вводе полной б.г..

 

А теперь видите, как все просто становится, если понимать, что требовалось в «директиве б/н» и приказе Н.Г. Кузнецова флотам, и как понимали суть этих директив в войсках? Если будут провокации в виде, например обстрелов с той стороны, но без пересечения противником самой границы – огня войскам не открывать – «В случае провокационных действий немцев огня не открывать». Но если враг попрет через границу своими войсками и развернет полномасштабные боевые действия – быть готовыми «в полной боевой готовности встретить возможный удар немцев или их союзников», приведя по этой директиве войска в эту самую полную б.г.. И в «Случае перехода наступление крупных сил пр-ка разгромить его». А по авиации противника вообще четко прописано – «пока самолеты противника не начнут боевых действий, огня не открывать»! Кстати, пограничникам таких ограничений не давалось – в случае обстрела их застав или нарядов те вполне могут отвечать огнем. Это просто их право и обязанность.

 Так что – никаких запретов об ответном огне в случае вторжения ни от Тимошенко, ни тем более от Сталина в ночь на 22 июня не было.… И никаких сомнений в Москве, что нападение произойдет именно в эту ночь ни у кого кто общался вечером 21 июня со

237

Сталиным, не было. И уж тем более в «директиве б/н» ничего «непонятного» для военных не было, и быть не могло. Хотя разъяснение о том, как действовать – пересекать ли границу отражая агрессию, нет. Это, было прописано в ПП округов, которые вступят в силу и так – по факту нападения врага.

Но в принципе никто командующим округов не запрещал звонить в Москву, Жукову и уточнять что-то по последнему пункту – что значит «Никаких других мероприятий без особого разрешения не проводить» и можно ли переносить войну на вражью сторону?! Хотя Москва в лице ГШ-Жукова такие «разъяснения» давала и тот же Пуркаев это и подтвердил  в 1952 году.

Однако из-за того что на местах от кирпоносов пошли команды с запретами на ответный огонь, и возможно и в черновике «Директивы б/н» поменяли лист с этими указаниями, а потом генералы стали врать что это от Сталина и шел запрет отвечать огнем на вторжение.

 

На тексте директивы «№1» по ПрибОВО, который здесь приведен, в 1969 году и приписано от руки к-ном Баженовым, делавшим эту «копию» – о чем эта директива: «Директива Военного Совета ПрибОВО о приведении войск в полную боевую готовность».

Пришла эта директива по мемуарам Хлебникова в ПрибОВО около часа ночи. Но начсвязи ПрибОВО П.М. Курочкин пишет:

«В ночь с 21 на 22 июня в штабе Северо-Западного фронта отдыхающих не было, все чего-то ожидали. В 0 часов 20 минут на телеграфной ленте аппарата Бодо, работающего с Москвой, появились требовательные слова: «Немедленно к аппарату начальника штаба для приема весьма важного». Дежурный по связи доложил начальнику штаба, мне и оперативному дежурному. Через минуту ответ в Москву: «У аппарата Кленов». «Принимайте директиву народного комиссара обороны». Слово за словом начала передаваться директива о возможном нападении немецко-фашистской армии на нашу страну и о требовании приведения всех частей округа в полную боевую готовность. В этой же директиве содержалось предостережение не поддаваться ни на какие провокации, могущие вызвать крупные осложнения.

Через два часа последовала директива нашего Военного совета о скрытном занятии основной оборонительной полосы, выдвижении полевых караулов для охраны дзотов в предполье, постановке противотанковых мин и приведении в готовность номер один противовоздушной обороны. В этой директиве повторялись слова

238

 директивы Наркома обороны, предостерегающие о возможной провокации со стороны немецко-фашистских войск.» (На Северо-Западном фронте. М.: Наука, 1969г. Гл. Связь Северо-Западного фронта.)

 

Как видите, в 1969 году Курочкин показал и точное время прихода этой директивы в Паневежис – около 0.25 начался ее прием, и о чем она – «о требовании приведения всех частей округа в полную боевую готовность». На что ВС округа (Кленов) дал директиву «о скрытном занятии основной оборонительной полосы» и т.д….  Т.е., к часу ночи ее уже должны были расшифровать точно, и поняли ее в штабе округа вполне верно – приводить войска в полную б.г.. Но только спустя 2 часа (!), в 2.30 примерно, Кленов сподобился выдать в армии окружную директиву по директиве ГШ «б/н».

Т.е. – приняли ее в 0.30. На расшифровку – полчаса. На написание своей – если она не заготовлена заранее – полчаса еще. Еще полчаса – на шифрование. Итого – к 2 часам ее должны были начать передавать в армии. А передавать стали – в 2.30.

Ничего о «телеграмме НКО и ГШ» или звонках по ВЧ – на вскрытие пактов от 2.30 начсвязи ПрибОВО писать не стал. Однако он же и указал – что они армиям указали, в 2.30 – «скрытно занять оборону основной полосы», что делается только по ПП.

По словам начсвязи округа директиву «б/н» они приняли без проблем, по прямой связи с Москвой, минуя Ригу. С.Чекунов утверждает, что с Паневежисом связи как раз не было, и директиву эту принимали в Риге. Мог ли Курочкин «налукавить» в мемуары, чтобы прикрыть свой ... авторитет? Мог, конечно. Но командарм 11А Морозов показывает, что Кленов ему в 1 час ночи уже довел об этой директиве. Так что – будем считать, что около 1 часа в Паневежисе уже знали суть директивы НКО и ГШ – о поднятии армий по тревоге.

Хлебников указал время ближе к 1 часу ночи, но на полчаса раньше или позже пришла «директива б/н» в ПрибОВО – не так уже и важно. Важно, что потом делал в ПрибОВО начштаба округа Кленов, как поднимал армии округа, оставаясь за командующего. И реально – войска стали будить дай бог после 3.30 только. После того как в штабе сочинили свою директиву в армии – в 2.30 примерно. И возможно получили и команду о вводе ПП и на вскрытие «красных» пакетов. Но Кленов никого по телефону поднимать не стал.

После чего Кленов и был расстрелян – за бездеятельность в управлении войсками округа.

239

Но судя по словам начсвязи округа – именно в Паневежисе, в штабе фронта Кленов и принял эту директиву – «б/н». И связь соответственно у штаба фронта с Ригой и Москвой – была.

Ну а теперь, разобравшись с кухней отправки директив НКО и ГШ в ночь на 22 июня, снова возвращаемся к ЗапОВО, к Бресту. Ключевому узлу обороны не только Белоруссии, но и всей границы.

 

ВИЖ показывая ответы генералов в 1989 году, не приводит ответ генерала Сандалова (так любимого историками) на вопрос № 2 и №3. А жаль. Исходя из того, что он ответил на вопрос № 1, видно, что в 1952–53-м особо он не выдумывал и «павловых», похоже, не выгораживал. Однако, когда в 1955 году министром обороны стал маршал Г.К.Жуков, ускоривший «реабилитацию невинных военных», Сандалов (видимо, по «личной инициативе») обратился с письмом к уже новому начальнику Военно-научного Управления ГШ генералу армии Курасову, при котором расследование Покровского и было свернуто, в защиту Павлова (кто-то же должен был начать процесс «реабилитации» Павловых):

«СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИКА Л.М. САНДАЛОВА НАЧАЛЬНИКУ ВОЕННО-НАУЧНОГО УПРАВЛЕНИЯ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА ВООРУЖЁННЫХ СИЛ СССР ГЕНЕРАЛУ АРМИИ В. В. КУРАСОВУ

1 сентября 1956 г.

Войска Западного Особого военного округа, в том числе и 4 А, в течение начального периода Великой Отечественной войны почти целиком были разгромлены. В тот период я был начальником штаба 4-й армии.

Виновато ли командование войсками ЗОВО (переименованное с первых дней войны в командование войсками Западного фронта) и командование 4 А в разгроме войск в начальный период войны?

Для того, чтобы ответить на этот важный и сложный вопрос, следует, на мой взгляд, предварительно ответить на другой вопрос: смогло ли бы любое другое командование войсками округа и армии предотвратить этот разгром?

Едва ли кто возьмётся доказать возможность предотвращения разгрома войск округа и при другом более талантливом составе командования войсками округа.

Ведь войска соседних с ЗОВО Прибалтийского и Киевского военных округов были также разгромлены в начальный период

240

войны, хотя главный удар врага и не нацеливался против войск этих округов.

Следовательно, поражение войск наших западных приграничных военных округов зависело, в конечном счёте, не от качества управления войсками, а случилось:

во-первых, вследствие более слабого технического оснащения и более слабой подготовки войск и штабов Красной Армии по сравнению с армией гитлеровской Германии;

во-вторых, вследствие внезапности нападения полностью отмобилизованной и сосредоточенной к нашим границам фашистской армии против не приведённых в боевую готовность наших войск.

В этих основных причинах разгрома войск приграничных военных округов доля вины командования войсками округов и армий невелика, что, на мой взгляд, не требует особых доказательств.

Против войск ЗОВО был направлен главный удар и, в частности, из четырёх танковых групп, игравших основную роль в наступательной операции немцев, две танковые группы наступали против войск ЗОВО. С другой стороны, быстрота разгрома войск Западного округа, несомненно, в чём-то зависела и от слабого управления войсками со стороны командования войсками ЗОВО и армий.

Причиной слабого управления войсками ЗОВО в значительной мере является более чем неудачный состав командования войсками ЗОВО и в первую очередь несоответствие своей должности самого командующего войсками округа.

Генерал армии ПАВЛОВ, не имея опыта в командовании войсковыми соединениями (исключая командование в течение непродолжительного срока танковой бригадой), после участия в войне в Испании был назначен начальником АБТУ Красной Армии, а за год до войны — командующим войсками ЗОВО. Не имея ни опыта в управлении войсками, ни достаточного военного образования и широкого оперативного кругозора, генерал армии ПАВЛОВ растерялся в сложной обстановке начального периода войны и выпустил из рук управление войсками. Такими же случайными и не соответствующими своим должностям были командующий ВВС ЗОВО КОПЕЦ и командующий артиллерией округа КЛИЧ.

И тот, и другой также, как и сам ПАВЛОВ, были участниками войны в Испании и опыта в управлении войсковыми соединениями не имели: КЛИЧ до командировки в Испанию весьма продолжительное

241

время был преподавателем и начальником кафедры артиллерии в академии, а КОПЕЦ до войны в Испании командовал авиаэскадрильей (в первые дни войны КОПЕЦ застрелился).

Можно ли было назначать ПАВЛОВА, КОПЦА и КЛИЧА с их лёгким военно-научным багажом и опытом на такие высокие должности в самый важный военный округ Красной Армии? Ответ очевиден.

Резюмирую изложенное:

1. Основная вина в разгроме войск ЗОВО в начальный период войны должна быть с командования войсками ЗОВО снята.

2. Более тяжёлая доля вины командования войсками ЗОВО в разгроме войск округа по сравнению с командованием соседних военных округов проистекает из-за неудачного состава командования ЗОВО предвоенного периода, и часть этой вины поэтому ложится на тех, кто утвердил такой состав командования округа.

3. Никакого заранее намеченного умысла по разгрому войск округа или способствованию разгрому войск со стороны всего командования округа и его отдельных лиц не было.

4. Судимость с представителей командования войсками ЗОВО должна быть снята...» (Легко находится в интернете)

 

Кто б спорил – Сандалов верно указал и на слабость военно-технической готовности РККА против Вермахта. И то, что погром произошел и «вследствие внезапности нападения полностью отмобилизованной и сосредоточенной к нашим границам фашистской армии против не приведённых в боевую готовность наших войск». Это верно – приведение в б.г. было сорвано. Но, как и кто его срывал – Сандалов не стал показывать генералу, который должен был или продолжить расследование по ответам командиров или закрыть его…Ведь срывом приведения войск в б.г. в те дни и ночь занимался и сам Сандалов!

Т.е. Сандалов явно этим письмом попытался навязать некие «выводы» по проводимому расследованию ВНУ Генштаба. Ведь расследование должно же было закончиться какими-то некими «выводами». А тут Сандалов вовремя «подвернулся» со своим письмом…

Этим письмом Сандалов не только организовал «реабилитацию» павловых-коробковых, но и определил на годы суть версий разгрома, случившегося 22 июня 1941-го, которыми нас «потчуют» до сих пор. Тут вам и «внезапность» нападения (как некая «неожиданность»), из-за которой якобы сандаловы не успели ничего сделать, и уже тут

242

Сандалов и начал врать усердно – мол, им не давали приводить войска округа в боевую готовность. А ведь при выводе по ПП дивизии в б.г. приводить надо «автоматом». При этом Сандалов отмазывает Коробкова (и себя как начштаба 4-й Армии прикрывавшей Брест) валя все на Павлова который якобы растерялся.

И самое «главное» – это «Сталин во всём и виноват», это ведь он назначал таких «павловых» в Белоруссию.

Но не надо быть особо талантливым командиром, чтобы просто выполнять свои должностные обязанности. Генерал Захаров, например, никогда военным талантом не назывался, но его округ не был сдан врагу, как это было сделано Павловым и тем более Кленовым. Захаров просто выполнял свои должностные обязанности, и он не был ни Героем Советского союза на 22 июня, ни генералом армии, чтобы «правильно понять» «директиву б/н» и поднять по тревоге все гарнизоны округа после ее расшифровки. Даже не дожидаясь на это следующей директивы НКО и ГШ.

Или тот же адмирал Кузнецов на флоте, что за несколько месяцев, до июня 1941-го, занимался планомерным повышением боевой готовности флота. А чуть не за неделю до 22 июня привёл по команде Сталина флот в повышенную б.г. – «готовность № 2», что позволило ему в ночь на 22 июня без особых затруднений (ВСЕГО ЗА «2–3 часа»!) перейти в «готовность № 1», в полную боевую готовность.

 

Нет никакого желания разбирать письмо Сандалова подробно, каждая фраза в котором, как минимум – «лукавство» (с точки зрения современных знаний фактов о событиях тех дней). Взять хотя бы его слова о том, что в Прибалтике «тоже всех разгромили» – «Ведь войска соседних с ЗОВО Прибалтийского и Киевского военных округов были также разгромлены в начальный период войны, хотя главный удар врага и не нацеливался против войск этих округов....».

Когда такое говорят дилетанты, то это можно списать на незнание ими фактов. Но боевой генерал мог бы и знать, что в Прибалтике общее реальное арифметическое соотношение наших и немецких войск было чуть не 1 к 2-м только по пехоте, и из-за отсутствия приписного состава в том числе. Не говоря уж о том, что соотношение на участках прорыва доходило до – 8 к 1-му. А стрелковые корпуса из этих республик практически сразу разбежались (если не поворачивали оружие против наших войск). Что по ПрибОВО било сразу две танковые группы немцев, одна из которых потом повернула на

243

Минск (на стыке ПрибОВО и ЗапОВО как раз и поставили некоторые дивизии стрелковых корпусов из местных кадров). И вина за такое «соотношение» войск – целиком на совести ГШ-Жукова! С их дурными авантюрами немедленных ответных ударов главными силами из Украины.

А уж что там произошло в КОВО, об этом тем более Сандалов должен был знать – как там сначала Кирпонос не поднимал войска ночью на 22 июня, а потом примчался к вечеру Жуков и устроил грандиозное наступление «23 июня» «на Люблин», и к чему это привело. Тем более что для затыкания дыры которую организовал Павлов в Белоруссии, а точнее Коробков, к чему прямо причастен и сам Сандалов как его зам, и пришлось часть войск снимать из того же КОВО…

Не зря Сандалова так любят некоторые историки…

 

А вот, что писал бывший начальник оперативного отдела ЗапОВО генерал И.И. Семёнов Сандалову:

«Я лично от начала и до конца был непосредственным участником этих событий. Со всей ответственностью могу сказать, что ни паники, ни растерянности с их (Павлов и его заместители. – О. К.) стороны не было. Всё, что можно было сделать в тех тяжёлых условиях, делалось, но было поздно, мы расплачивались за упущенное время и за то, что были успокоены и верили, вернее, нас заставляли верить, что немцы — наши чуть ли не друзья, вспомните заявление ТАСС и снимки в газетах.

Лично я предлагал Климовских и Павлову за две-три недели до начала войны поднять войска по плану прикрытия, но они на это не пошли, было прямое указание не делать этого.

Эх, Леонид Михайлович! Если бы мы это сделали хотя бы за неделю до войны, разве бы мы дали немцам так быстро продвигаться, даже несмотря на их превосходство?». (Также легко найти в интернете)

 

Всё же не зря в армии гуляет такая, не очень хорошая, «шутка», про некоторых генералов: «Генерал – это выживший из ума полковник». Но некоторые не только ум, но ещё и совесть теряют со временем. О каком на хрен «поднятии войск» по плану прикрытия за «две-три недели до начала войны» можно говорить, если это объективно нельзя было делать официально в тех конкретных исторических условиях? Ну ладно, современные исследователи-замполиты такое несут, но как может такое говорить начальник оперативного отдела округа, тем более, после войны, когда многое стало более известным? Ведь

244

ПП не вводили официально, но по факту – вводили через выполнение отдельных мероприятий из ПП. Может, и этот генерал, уцелевший в расследованиях лета 1941-го по факту сдачи Белоруссии немцам, приложился к тому, что в этом округе уже «за неделю до войны» ничего не сделали в плане повышения боевой готовности и фактического выполнения планов прикрытия, согласно прямым Директивам НКО и ГШ? Хотя свои десять лет вместо расстрела Семенов все же получил в сентябре 41-го.

 

Ответа Сандалова Покровскому найти автору на момент работы над книгой не удалось, но на начало 2015 года все ответы рассекречены, и желающие вполне могут сами в ЦАМО поехать и почитать – что там Сандалов при Сталине рассказывал, как ему провода диверсанты порезали.

А мы немного разберем его мемуары. Ведь в них он на все вопросы Покровского в принципе и отвечает.

 

«Часть первая. Годы предвоенные. 4. Брестское направление»:

«Кольцевая стена цитадели и наружный крепостной вал, опоясанный водными преградами, в случае войны создавали для размещавшихся там войск чрезвычайно опасное положение. Ведь на оборону самой крепости по окружному плану предназначался лишь один стрелковый батальон с артдивизионом. Остальной гарнизон должен был быстро покинуть крепость и занять подготовляемые позиции вдоль границы в полосе армии. Но пропускная способность крепостных ворот была слишком мала. Чтобы вывести из крепости находившиеся там войска и учреждения, требовалось по меньшей мере три часа.

Мы решили ходатайствовать о немедленном выводе из крепости окружного госпиталя и хотя бы одной дивизии. Кстати, это диктовалось и чисто бытовыми потребностями: войска в крепостных помещениях испытывали тесноту, бойцы спали на многоярусных нарах.»

 

Какой заботливый командир… Но обратите внимание – чтобы вывести дивизии из крепости (формально все они – «гарнизон крепости»), где большая часть личного состава дивизий и размещалась, требовалось на само деле не так уж много времени – 3, ну максимум 4 часа! Т.е., при вовремя поданной команде дивизии вполне успевали убраться из города достаточно быстро!

 

«В конце 1940 года неоднократные представления генерала Чуйкова о необходимости разгрузить Брестскую крепость и усилить

245

правый фланг армии, возымели наконец действие. Из крепости была передислоцирована в Слуцк 55-я стрелковая дивизия».

 

Однако на ее место вскоре разместили 42-ю стрелковую, из городка Береза, в казармы которой разместили моторизованную дивизию 14-го мехкорпуса генерала Оборина. Как сказал Павлов:

 

«такое размещение корпуса надо считать временным, вызванным нехваткой жилого фонда. С постройкой казарм этот вопрос пересмотрим...

Павлову, вероятно, удалось убедить начальника Генерального штаба. Через несколько дней к нам поступило официальное письменное распоряжение, подтверждавшее все то, что Павлов высказал устно. Единственной «уступкой» нам было разрешение ставить за пределами Брестской крепости один стрелковый полк 42-й дивизии и разместить его в районе Жабинки.

— Ну что ж, — тяжело вздохнул Федор Иванович Шлыков, — теперь у нас в армии не стало ни второго эшелона, ни резервов. Больше нам незачем ездить к востоку от Кобрина: там ничего нашего не осталось...

Весной 1941 года Брестский гарнизон пополнился новой стрелковой дивизией. Да находившаяся там раньше танковая бригада, развернувшись в танковую дивизию. увеличилась численно в четыре раза. Словом, в Бресте скопилось огромное количество войск. И окружной госпиталь по-прежнему оставался в крепости.

Для размещения личного состава пришлось приспособить часть складских помещений и даже восстановить некоторые форты крепости, взорванные в 1915 году. В нижних этажах казарм устраивались четырехъярусные нары.

И как раз в это время прибыл новый командующий 4-й армией генерал-майор А.А. Коробков. Его я знал давно. Это был очень деятельный командир, быстро продвигавшийся по служебной лестнице и оставивший позади многих своих сослуживцев. В 1938 году он командовал стрелковой дивизией, с дивизии пошел на корпус, а к весне 1941 года стал уже во главе 4-й армии.

Новый командарм педантично исполнял волю командующего округом по размещению войск. Своей точки зрения на этот предмет он либо не имел, либо тщательно скрывал ее.»

 

Т.е. Павлов разместил всю 4-ю армию у самой границе, вроде как по «объективным» причинам – не хватало казарм вне города. Вместе с 14-м мехкорпусом, который в случае войны должен был сосредотачиваться на достаточном удалении от неё. Для подготовки по-

246

следующего ответного удара по прорвавшемуся врагу. Разместил он эти войска вокруг Бреста скученно конечно из-за отсутствия жилого фонда для этих частей, но кто ж ему и Коробкову мешал вывести эти дивизии с началом лета в полевые лагеря? И тем более после того как сам же Павлов еще 8-го июня отправил в Москву запрос на вывод дивизий 2-го оперативного эшелона в районы предусмотренные планом прикрытия. Ведь в районы по «ПП» не выводят вторые эшелоны просто так – только в угрожаемый период это делается. Приграничные дивизии в такой ситуации тем более должны повышать свою боевую готовность и готовиться к рассредоточению по первой же команде. О чем и было указано наркомом в директиве НКО для ЗапОВО от 11 июня – «2.Приграничные дивизии оставить на месте, имея вывод их на границу в назначенные им районы, в случае необходимости будет произведен по особому моему приказу».

Павлов и «оставил» – «и даже после получения приказа ГШ от 18 июня»… Оставил в казармах Бреста. Хотя в этом точно более прямая «заслуга» Коробкова и Сандалова.

Некоторые адвокаты павловых-коробковых пытаются нести чушь, что не вывели эти три дивизии из Бреста, потому что не было «казарм» в другом месте – кроме как в Бресте!? Но эту глупость вообще комментировать нельзя. При чем тут наличие или отсутствие «казарменного фонда» если выводить надо было и выводили остальные дивизии в том же ЗапОВО, в полевые лагеря в ту последнюю перед 22 июня неделю?! Какие еще «казармы» нужны коробковым-сандаловым в полевых лагерях летом?! Палатки тоже диверсанты (вредители и враги народа) «порезали»?

 

«В майской информационной сводке, разосланной штабам округов и армий сообщалось, что в течение всего марта и апреля Германия усиленно перебрасывала к границам СССР новые и новые дивизии.

Учитывая это, командование округа дало нам указания о действиях войск по обороне пограничной полосы на случай чрезвычайных событий. Каждому соединению, каждой части 4-й армии была поручена оборона определенных позиций. По тревоге они должны были в предельно краткие сроки занять эти позиции и стойко удерживать их.»

 

Сандалов тут показывает, что в начале мая ему, штабу армии поставили задачу отработать новые планы прикрытия. И в это же время в округа-армии НКО и ГШ отправили сводку, в которой доводили, что немцы активно выводят к границе свои дивизии. Но он забыл от-

247

ветить – а до комдивов он, как нш армии после этого довел требование директивы НКО и ГШ на разработку новых ПП или «забыл»?

 

«С мая все стрелковые полки дивизий первого эшелона стали выделять по одному дежурному батальону. Этот батальон в течение одной—двух недель неотлучно находился на отведенном полку рубеже в полном боевом составе, с оружием, с боеприпасами и занимался дальнейшим усовершенствованием оборонительных позиций.»

 

Тут Сандалов рассказал о боевом дежурстве отдельных стрелковых батальонов с приданными артдивизиона на границе начатых в первых числах мая. Которые и занимались обустройством укреплений на границе.

 

«Все части армии, исключая специальные, оставались на зимних квартирах или устраивали себе палаточные лагеря поблизости от пунктов постоянной дислокации. Но зенитчики проходили окружные сборы на специальном окружном полигоне восточное Минска, полки полевой артиллерии в порядке очереди выводились для стрельб на полигон под Брестом, связисты были на сборах в районе Кобрина.

А тем временем фашистский зверь уже изготовился к своему коварному прыжку.»

 

Армия была в принципе приграничной и до 18 июня выводиться не должна была, на свои рубежи обороны. Другое дело что уже с 11 июня, после того как начали выводиться в районы сосредоточения по Плану прикрытия «глубинные дивизии», приграничные также, ожидая «особый приказ наркома» должны были приводиться в повышенную б.г. – прекращать всякие занятия и сборы… По крайней мере Сандалов и Коробков обязаны были собирать подразделения в части и отменять всякие учения и занятия. Ведь отдельные приграничные дивизии расположенные не на границе также начали выводиться в свои районы по ПП на границу по директивам от 11-12 июня.

 

«Сведения о сосредоточении у нашей границы немецких войск и вероятности скорого их вторжения в Белоруссию доходили до нас разными путями. Время от времени мы получали информацию сверху (В последней такой информации, поступившей к нам из штаба округа 5 июня, сообщалось, что на границе Белоруссии сосредоточилось около 40 немецких дивизии, из них на брестском направлении поставлены 15 пехотных, 5 танковых, 2 моторизованные и 2 кавалерийские).»

248

 

Вспомнили Болдина? Он писал, что разведка сообщала о «30-ти пехотных дивизиях» и о «5-ти танковых и 2-х моторизованных» дивизиях немцев против ЗапОВО. И у него это разведка якобы сообщила утром 22 июня. Однако Сандалов показывает силы немцев, обнаруженные нашей разведкой аж на 5 июня! И из них только против Бреста и на 5 июня – 5-ть танковых и 2-е моторизованные. А это больше тысячи танков плюс 15 пехотных дивизий! Очень может быть, что на 5 июня самих танков и не было еще на границе, но разведка вскрыла появление штабов этих соединений немцев. А этого вполне достаточно для оценки ситуации.

Тот же М.Мельтюхов показывает, что немецкая группа «Центр» насчитывала около 2250 танков, против всей Белоруссии и соседней 11-й армии ПрибОВО. Сосредоточенных под основаниями «Белостокского выступа», с ударами на Гродно и Брест. Т.е. на Брест нацеливалась половина танков группы «Центр» и это было вскрыто уже в начале июня. При этом под Гродно поставили две ПТБр, а вот у 4-й армии своей ПТБр, на брестском направлении не было.… Хотя Коробков точно знал уже с начала июня, что по Бресту и будет нанесен один их главных ударов немцев! И это тем более знали в ГШ. Более того -- они просто надеялись на этот (такой) удар… (помните «записку Павлова» от января 41-го?).

 

«С нами регулярно делились своими наблюдениями пограногряды и наши подразделения, занятые на постройке оборонительных сооружений в пограничной зоне. Ими отмечалось, что немцы с каждым днем все интенсивнее проводят работы на западном берегу Буга, подводят к реке инженерную технику, устанавливают маскировочные щиты перед открытыми участками, сооружают наблюдательные вышки и т. д.

Многое мы узнали от задержанных при переходе границы и передаче радиограмм немецких шпионов, от двух пойманных в Полесье диверсантов-парашютистов, от арестованного в Гайцовке вражеского резидента.»

 

А Павлов в эти дни уверял Сталина, что никаких приготовлений немцев на той стороне не происходит, мол, он лично выезжал на границу и танков немцев не увидел …

Это тот же Стаднюк и в книге показал – это и Сталин «говорит» с укором в адрес Павлова, и в диалоге дознавателя Павловского с Павловым это показывается:

249

«— Незадолго до начала войны вы доложили товарищу Сталину, что лично выезжали на границу и никакого скопления немецких войск там не обнаружили, а слухи об этом назвали провокационными... Когда это было?

— Примерно в середине июня.

— Куда именно вы выезжали?

— В район Бреста. …».

Это показывал потом и маршал Голованов, присутствовавший при том разговоре Павлова со Сталиным по телефону…

 

Сандалов:

«Слухи о том, что скоро придут немцы, вовсю циркулировали среди местного населения. У магазинов толпились очереди. <…>

В войсках это вызывало тревогу, а из округа шли самые противоречивые указания. Помню, как сейчас, недели за две до начала войны командующий (4-й Армии – К.О.) и член Военного совета нашей армии по возвращении из Минска пригласили к себе начальника отдела политической пропаганды армии, командира механизированного корпуса, командира авиационной дивизии и меня. Нам было объявлено, что Павлов озабочен состоянием боевой подготовки войск и у него обсуждался вопрос о предстоящих летних учениях.

— Нашей четвертой армии, — сказал Коробков, — предложено провести опытное тактическое учение двадцать второго июня в присутствии всего высшего и старшего командного состава армии. Проводить его будем на Брестском артиллерийском полигоне. К участию в нем привлекаются части сорок второй стрелковой и двадцать второй танковой дивизий.»

 

Две недели до начала войны это примерно 8 июня. 8-го июня Военный Совет ЗапОВО запросил НКО и ГШ о разрешении начать вывод дивизий 2-го эшелона в районы предусмотренные ПП. Коробков, похоже, был на этом совете или, по крайней мере, точно знал о том какой запрос ушел после этого в ГШ. И тут же Павлов планирует учения-выставку в Бресте на 22 июня… Которые он отменил только вечером 21 июня.

 

«В ночь на 14 июня я поднимал по боевой тревоге 6-ю стрелковую дивизию. Днем раньше такую же тревогу провел в 42-й стрелковой дивизии командир 28-го стрелкового корпуса генерал-майор В.С. Попов. Подводя итоги этих двух тревог, мы единодушно выразили пожелание о выводе 42-й стрелковой дивизии в район Жабинки и об устройстве в стенах крепости двух — трех запасных выходов. Позже,

250

когда наше предложение было отвергнуто командующим округом, генерал Попов высказался за вывод 42-й дивизии в лагерь на территорию Брестского артиллерийского полигона, но руководство округа воспрепятствовало и этому.<…>

За несколько дней до войны по просьбе генерала Попова я еще раз предложил командующему армией поставить перед округом вопрос о выводе из крепости 42-й стрелковой дивизии, но это только вызвало у него раздражение.

— Мы уже писали об этом, — возразил Коробков. Не поддержал меня и находившийся при этом Ф.И. Шлыков (член ВС 4-й Армии, дивизионный комиссар – К.О.)

— О бесполезности еще раз ставить этот вопрос можете судить по аналогии, — заявил он. — Несколько дней тому назад начальник отдела политпропаганды шестой стрелковой дивизии полковой комиссар Пименов послал в Военный совет округа письмо, в котором просил разрешить дивизии занять оборонительные позиции, а семьям начсостава отправиться из Бреста на Восток. И что же? Пименова заклеймили как паникера.»

 

21 июня Сандалов общался с начальником района ПВО г. Кобрина.

 

«Со старого я поехал на новый кобринский аэродром и застал там командира авиационной дивизии, а также командира района ПВО.

— Как видите, взлетно-посадочная полоса почти готова, — похвалился полковник Белов. — В ближайшие дни можно будет перебазировать сюда полк Сурина.

— Этому полку везет: получает и новый аэродром, и новую технику, и надежное прикрытие, — заметил я, глядя в сторону командира района ПВО.

Реакция последнего была совершенно неожиданной.

— Вам хорошо известно, — заговорил он с нескрываемым раздражением в голосе, — что у меня, как и в войсках четвертой армии, зенитные части находятся в окружном лагере за Минском. Ни штаб армии, ни штаб механизированного корпуса, ни авиацию, ни даже себя прикрыть с воздуха в районе Кобрина мне нечем.

— Но ведь округ обещал возвратить ваши зенитные дивизионы! — возмутился я.»

 

Т.е., после 11 июня Павлов все же собирался дать команду возвращать зенитные части с полигона под Минском в войска? Должен был дать, да «забыл»? Но посмотрите как Сандалов Павлова (которого до этого «защищал» в письме Жукову) «подставляет» с его подчи-

251

ненными в округе, в Минске. Они, оказывается, обещали, но не вернули зенитчиков в свои части… При этом вроде как на некие видимо «просьбы» с мест. А ведь Сандалов прекрасно знал и понимал, что после запроса ВС округа в Москву от 8 июня на вывод дивизий 2-го эшелона ЗапОВО в районы по ПП и прихода директивы НКО и ГШ от 11 июня с разрешением на это, зенитные средства с того полигона должны были быть возвращены немедленно в расположения.

Коробков собирался вечером 21 июня звонить Павлову…

 

«Возвратился обратно около восьми часов. <…> У самого нашего дома я встретил командарма. Он только что вышел из штаба. Разговор с командующим округом у него не состоялся...

— А с генералом Климовских поговорил, высказал ему наши опасения, а он информировал меня, что и от других армий поступают аналогичные данные, — объявил Коробков. — В связи с этим разрешено назначенное на завтра опытное учение перенести на понедельник или вторник... В зависимости от обстановки. Распоряжение я уже отдал...»

 

Т.е. учения в Бресте отменял (перенес) не Павлов, а Климовских?

После этого, вечером 21 июня, ну очень «встревоженные» Коробков и Сандалов пошли … на спектакль…

 

«В 20 часов вечера мы с командующим и своими семьями пошли смотреть оперетту «Цыганский барон». Однако тревожная озабоченность и какое-то гнетущее чувство мешали полностью насладиться чудесное музыкой этой популярной оперетты. Особенно нервничал командующий армией. Его занимало отнюдь не развитие сюжета «Цыганского барона». То и дело он поворачивался ко мне и шепотом спрашивал:

— А не пойти ли нам в штаб?

Оперетту мы так и не досмотрели. Около 23 часов нас вызвал к телефону начальник штаба округа. Однако особых распоряжений мы не получили. О том же, что нужно быть наготове, мы и сами знали.

Командующий (Коробков – К.О.) ограничился тем, что вызвал в штаб ответственных работников армейского управления.»

 

В это время в штабе округа, в Минске уже знали после звонка оперативного дежурного по ГШ п-ка Масленникова, что в округа вскоре поступит «важная шифровка ГШ». Правда, сам Павлов в это время тоже все еще был в театре… А ведь Жуков звонил с предупре-

252

ждением что ночью возможно нападение еще до 20.00, до того как все в театры рванули. И связь с Минском у армии – была вполне. Однако от Павлова сандаловы тоже ничего не получали в это время?

Шифровка ГШ, «Директива б/н» пришла в Минск около 1 часа ночи.

 

А теперь посмотрим, как описывает Сандалов ночь на 22 июня в его штабе…

 

«Часть вторая. Так начиналась война. 1. Первый день.

Последнюю предвоенную ночь старший командный состав армейского управления провел в помещении штаба армии. В нервном тревожном состоянии ходили мы из комнаты в комнату, обсуждая вполголоса кризисную обстановку. Через каждый час звонили в Брестский погранотряд и дивизии. Отовсюду поступали сведения об изготовившихся на западном берегу Буга немецких войсках.

Доносили об этом в штаб округа, но оттуда не следовало никаких распоряжений. Коробков ворчал:

— Я, как командующий армией, имею право поднять по боевой тревоге одну дивизию. Хотел было поднять сорок вторую, не посоветовался с Павловым, а он не разрешил...

Часа в два начала действовать гитлеровская агентура.»

 

Вот и пошло вранье. Сандалов обязан был знать о звонке Павлова Коробкову примерно в 1.20, которым тот поставил задачу Коробкову «приводить войска в боевое состояние». А также Павлов интересовался у Коробкова дивизиями Бреста – выводятся ли? И Коробков ему ответил, что лично проверит, как они поднимаются … И было это до того как «в два начала действовать гитлеровская агентура».

Врать Павлову об этом звонке и словах Коробкова на следствии и суде смысла не было – свидетели могли либо опровергнуть, либо подтвердить это, и в случае уличения во вранье это только ухудшило бы его положение. Так что Павлов сказал правду – данную команду по телефону в это время он командующим давал. И о дивизиях Бреста обеспокоился. Ведь, в конце концов, в 10-й армии в 2.00 по боевой тревоге и именно после указаний Павлова дивизии и поднимали. Со вскрытием даже «красных» пакетов. И в 3-й вроде как поднимали в 2 часа ночи (по словам ЧВС армии Бирюкова). До получения на это «официального», от 2.30, приказа Москвы.

Далее Сандалов пишет, что после 2.00 в Бресте в некоторых районах и на ж/д станции вырубился свет и вышел из строя водопро-

253

вод, а в Кобрине произошла авария на электростанции. Сразу после 2.30 начальник связи армии полковник А.Н. Литвиненко доложил:

«Со штабом округа и со всеми войсками проволочная связь прекратилась. Исправной осталась одна линия на Пинск. Разослал людей по всем направлениям исправлять повреждения».

После этого Коробков отправил в Брест «для ознакомления с обстановкой на месте» заместителя Сандалова «полковника Кривошеева, а в Высокое и Малорита — других командиров штаба».

 

Т.е., в Брест Коробков не стал звонить пока связь была после общения с Павловым, но сподобился отправить в Брест п-ка Кривошеева «для ознакомления с обстановкой на месте»! Какое совпадение – а ведь именно после 2.30 в тот же Минск и пришла телеграмма НКО и ГШ на вскрытие «красных» пакетов!

Но глянем еще раз – а что по связи показал нш 28 ск этой армии, подчиненный Сандалова – генерал Г.С. Лукин:

«3. До момента нападения врага никаких указаний или распоряжений о подъеме войск и вводе их для занятия оборонительных рубежей ни от штаба 4 армии, в состав которой входил 28 ск, ни от штаба округа получено не было, хотя телефонная связь до этого момента работала исправно (!!!! – К.О.). Поэтому оборонительный рубеж по государственной границе войсками своевременно занят не был.»

Т.е. – до момента нападения, до 4 часов, связь с Брестом у сандаловых вполне была, оказывается. Т.е. – Брест имел связь и с Сандаловым и с Минском, а вот Сандаловы – не имели связи с Брестом…

А дальше просто песня пошла от Сандалова…

 

«Примерно через час связь со штабом округа, с Брестом и с Высоким, в котором размещался комендант укрепрайона, была восстановлена (т.е. около 3.30 – К.О.). Выяснилось, что на линиях в нескольких местах были вырезаны десятки метров провода.

В 3 часа 30 минут Коробкова вызвал к телеграфному аппарату командующий округом и сообщил, что в эту ночь ожидается провокационный налет фашистских банд на нашу территорию. Но категорически предупредил, что на провокацию мы не должны поддаваться. Наша задача — только пленить банды. Государственную границу переходить запрещается.

На вопрос командующего армией, какие конкретные мероприятия разрешается провести, Павлов ответил:

254

— Все части армии привести в боевую готовность. Немедленно начинайте выдвигать из крепости 42-ю дивизию для занятия подготовленных позиций. Частями Брестского укрепрайона скрыто занимайте доты. Полки авиадивизии перебазируйте на полевые аэродромы».

 

Обратили внимание на слова Павлова – о пересечении границы?

По Сандалову получается, что Павлов только после 3.30 дает команду приводить войска 4-й армии в боевую готовность, т.е. объявлять боевую тревогу. Это правда – Павлов в 1.30 тоже словоблудием занимался, а не отдачей команд. Правда, его в других армиях поняли как надо и боевую тревогу объявляли уже в 2.00. А вот Коробков видимо «плохо понял» слова Павлова в 1.30 и тем более о дивизиях Бреста… Также Павлов дал указание которого нет в «директиве б/н»  – о том можно ли пересекать границу отражая нападение. Т.е., Павлов Коробкову, скорее всего дает указание вскрывать уже и «красные» пакеты», на что ему в 2.30 дал приказ Тимошенко (ГШ-Жуков). И если в 3-й или 10-й армии после этого стали вскрывать свои «красные» пакеты, т.е. им Павлов дал команду на ввод ПП, то Коробкову и Сандалову Павлов этого не говорил?!

Говорил ли Павлов о «пленении немецких банд нарушителей»? Черт его знает. Но «на все сто» доверять словам Сандалов в этом точно нельзя. Ведь Сандалову выгодно Павлова выставлять идиотом и негодяем, который не дал команду Коробкову (а значит и Сандалову) и в 3.30 команды вскрывать «красные» пакеты и вводить ПП в действие! Хотя Сандалов признал, что от Павлова дошла команда – выводить стрелковые дивизии Бреста – по ПП. Впрочем, валить все на уже расстрелянного – не сложно. Особенно в 1961 году, когда Коробков по ходатайству Сандалова и был «реабилитирован», а Павлов назван кретином по сути Саналовым же – в том «ходатайстве».

По Сандалову Павлов только в 3.30 дает команду выводить 42-ю стрелковую дивизию из Бреста, у которой один полк не в Бресте был, слава богу. Но скорее всего Сандалов врет. Почему врет? Все просто – если Павлов дал эту команду уже в 1.30, но Коробков, в присутствии Сандалова ее проигнорировал, то Сандалов несет такую же ответственность за это, как и расстрелянный потом его старший начальник. Коробков по «ходатайству» Сандалова был в середине 1950-х «реабилитирован» и Сандалову тем более говорить правду об этом к 1961 году ни к чему было. Однако там еще и 6-я стрелковая находилась и 22-я танковая – и Коробков получается, не получив

255

от Павлова приказа выводить и их, эти дивизии не собирался поднимать?

10-я смешанная авиадивизия генерала (тогда полковника) Белова, прикрывавшая Брест и приведенная еще 20 июня в боевую готовность начштаба ВВС ЗапОВО Худяковым (21 июня Копец попытался отменить этот приказ Москвы), свои самолеты и так держала рассредоточенными и замаскированными.

 

«До 4 часов командарм успел лично передать по телефону распоряжение начальнику штаба 42-й дивизии и коменданту укрепрайона. А в 4 часа утра немцы уже открыли артиллерийский огонь по Бресту и крепости.

Почти тотчас же стали поступать донесения и из других наших гарнизонов, подвергшихся нападению врага. Командиры дивизий сами объявили боевую тревогу.»

 

И опять Сандалов не вспоминает 6-ю стрелковую дивизию и 22-ю танковую в Бресте. Ведь одно дело нести ответственность за трагедию одной дивизии, да еще командир которой, Лазаренко, как раз сделал все, чтобы вывести эту дивизии из города под обстрелом, а другое – отвечать за «сон» трех дивизий.

Опять же – и почему Сандалов прямо на дивизии команды раздает, а не через штаб 28 ск – который был в Бресте же, чуть не в том же здании что и штаб дивизии? Зачем командарму звонить самому в каждую дивизию, если достаточно звонить в корпус который и даст указания своим дивизиям – причем обоим – и 42-й и 6-й? Он бы еще в полки звонить стал, чтоб героичнее и мужественнее выглядеть…

Но как здорово, что командиры дивизий сами объявляли боевую тревогу в своих гарнизонах... В 4 часа утра.

 

«О немецком артиллерийском налете, явившемся началом войны, в армейском журнале боевых действий записано следующее:

“В 4.00 22.6, когда еще только близился рассвет, во всей нашей приграничной полосе неожиданно, как гром среди ясного неба, загремела канонада. Внезапный артиллерийский огонь фашистов обрушился по соединениям и частям, расположенным поблизости от границы. По пунктам, где ночевали работавшие в пограничной полосе стрелковые и саперные батальоны, по подразделениям, сосредоточенным на Брестском полигоне для приведения учения, а также по заставам пограничников. Наиболее интенсивный артиллерийский огонь был сосредоточен по военным городкам в Бресте, и особенно по Брестской крепости”. …»

256

 

Даже не песня, а шедевр словесности. Не «Журнал боевых действий армии», а «Сочинение ко Дню Победы». Пушкин отдыхает – «как гром среди ясного неба»…

В 4.30 первые бомбы упали на штаб армии. И в это же время заместитель Сандалова «полковник А.И. Долгов доложил только что принятую телеграмму из округа. В ней воспроизводилась директива «б/н» Москвы:

“В течение 22—23. 6.41 г. возможно внезапное нападение немцев. Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам быть в полной боевой готовности встретить внезапный удар немцев”.

— Опять то же самое, — горестно поморщился генерал Коробков. — До сих пор ни Москва, ни округ не верят, что началась настоящая война!»

 

Коробков (Сандалов за него?) бред выдал. Причем, «горестно» так…

Ведь данная директива была подписана еще в 22.20 21 июня в Кремле, и ничего другого в ней в это время и быть не могло. И ее своевременная передача в округа, за несколько часов до нападения, не более чем сообщала бы Павловым-Кузнецовым-Кирпоносам о возможном в эту ночь нападении. Для чего требуется привести-перевести войска, ВВС, ПВО западных округов и флота в полную б.г.. И вывести их минимум из казарм.

Но – ее передача по связи, это не более чем формальность, для подшития «в дело», «для прокурора», и для историков… А все нужные команды по этой директиве Коробков получил от Павлова все же по телефону – как и положено в армии – еще в 1.20! И горестно вздыхать ему – в 4.30 – это даже не лицемерие…. Или его таким идиотом уже Сандалов пытается выставить...

Коробков и должен был уже после первого звонка Павлова, в 1.30 максимум, поднимать армию по боевой тревоге, и уж тем более начать вывод войск из Бреста и приводить их «в боевое состояние» как приказал в это время Павлов. Но Коробков Павлову в это время и врет – что дивизии Бреста поднимаются уже. И ждет письменного приказа Павлова на это.

Т.е., сначала Павлов словоблудием занимался в 1.30, после словоблудия наркома в 1.00, а потом «дурочку включил» и сам Коробков. Который также, похоже «не понял» указаний и приказов Павлова. Но

257

перед этим, за неделю до нападения, Коробков же и давал команду изымать в дивизиях и частях Бреста патроны из казарм (по указке Павлова, скорее всего). А в итоге мы имеем «героическую оборону» Брестской крепости…

Около 6.00 утра до штаба 4-й армии дошел и письменный «боевой» приказ Павлова:

 

«— Связь со штабом округа потеряли всего несколько минут назад, — доложил оперативный дежурный. — В последний момент получена телеграмма от командующего округом.

Эта депеша была краткой, но уже более определенной:

“Ввиду обозначившихся со стороны немцев военных действий приказываю поднять войск и действовать по-боевому”.

Я обратил внимание на время отправления телеграммы. На ленте было отбито: 5 часов 25 минут.

— Ну вот теперь наконец все убедились, что война началась, — невесело пошутил командующий. — А коль так, и от нас требуют действовать по-боевому. Я выезжаю в Брест, а вы оставайтесь здесь и налаживайте связь с войсками...»

 

Какой наблюдательный Сандалов – заметил, что приказ Павлова подписан в 5.25. а приняли его в штабе 4-й армии только после 6.00 утра. Каков «негодяй» Павлов… Также на самом деле Сандалов все же помнил о 6-й стрелковой и о 22-й танковой дивизиях.

 

Сандалов:

«Из войск первого эшелона 4-й армии больше всего пострадали те, что размещались в цитадели Брестской крепости, а именно: почти вся 6-я стрелковая дивизия (за исключением гаубичного полка) и главные силы 42-й стрелковой дивизии, ее 44-й и 455-й стрелковые полки. <…>

Приведу только два очень интересных документа.

Один из них — краткий боевой отчет о действиях 6-й стрелковой дивизии в первые часы фашистского нападения. В отчете сообщается:

“В 4 часа утра 22.6 был открыт ураганный огонь по казармам и по выходам из казарм в центральной части крепости, а также по мостам и входным воротам крепости и домам начсостава. Этот налет вызвал замешательство среди красноармейского состава, в то время как комсостав, подвергшийся нападению в своих квартирах, был частично уничтожен. Уцелевшая же часть комсостава не могла проникнуть в казармы из-за сильного заградительного огня...

258

В результате красноармейцы и младший комсостав, лишенные руководства и управления, одетые и раздетые, группами и поодиночке самостоятельно выходили из крепости, преодолевая под артиллерийским, минометным и пулеметным огнем обводный канал, реку Мухавец и вал крепости. Потери учесть было невозможно, так как личный состав 6-й дивизии смешался с личным составом 42-й дивизии. На условное место сбора многие не могли попасть, так как немцы вели по нему сосредоточенный артиллерийский огонь. К этому следует добавить, что перед артиллерийским налетом начала активно действовать "пятая колонна". В городе и крепости внезапно погас свет. Телефонная связь крепости с городом прекратилась...

Некоторым командирам все же удалось пробраться к своим частям и подразделениям в крепость, однако вывести подразделения они не смогли и сами остались в крепости. В результате личный состав частей 6-й и 42-й дивизий, а также других частей остался в крепости в качестве ее гарнизона не потому, что ему были поставлены задачи по обороне крепости, а потому что из нее невозможно было выйти. Материальная часть артиллерии гарнизона крепости находилась в открытых артиллерийских парках, и поэтому большая часть орудий была уничтожена. Почти все лошади артиллерийского полка 6-й дивизии и артиллерийских и минометных подразделений стрелковых полков 6-й и 42-й дивизий находились во дворе крепости, у коновязей, и почти целиком были уничтожены. Машины автобатальонов обеих дивизий и автомашины других частей стояли в объединенных открытых автопарках и сгорели при налете немецкой авиации...”

А вот другой документ: донесение заместителя командира по политической части той же 6-й стрелковой дивизии полкового комиссара М.Н. Бутина:

"В районы сосредоточения по тревоге из-за беспрерывного артиллерийского обстрела, внезапно начатого врагом в 4.00 22.6.41 г., части дивизии компактно выведены быть не могли. Солдаты и офицеры прибывали поодиночке в полураздетом виде. Из сосредоточившихся можно было создать максимум до двух батальонов. Первые бои осуществлялись под руководством командиров полков товарищей Дородных (84 сп), Матвеева (333 сп), Ковтуненко (125 сп). Материальную часть артиллерии стрелковых полков вывести не удалось, так как все было уничтожено на месте. 131-й артиллерийский

259

полк вывел 8 орудий 2-го дивизиона... Неприкосновенные запасы, находившиеся в складах, почти целиком остались в крепости..."

Несколько счастливее сложилась судьба 22-й танковой дивизии, которая тоже входила в первый эшелон войск 4-й армии, но располагалась за рекой Мухавец, южнее Бреста, в трех–четырех километрах от границы. В 4 часа утра, как только открыла огонь вражеская артиллерия, командир этой дивизии генерал Пуганов, не дожидаясь распоряжений сверху, самостоятельно объявил боевую тревогу и направил к Бугу для прикрытия границы дежурные танковые подразделения. В первые часы войны дивизия потеряла значительную часть своей техники. Танки и артиллерия, не выведенные из парков в результате вражеской бомбардировки с воздуха оказались под развалинами.

Автомобили и автоцистерны, сосредоточенные на открытых площадках, были уничтожены артогнем. Попытки вывести технику из-под обстрела стоили жизни многим командирам и красноармейцам. В числе других погибли при этом заместитель командира дивизии по политической части полковник Алексей Алексеевич Илларионов и помощник по технической части военинженер 2 ранга Ефим Григорьевич Чертов. Но по сравнению с другими соединениями первого эшелона потери в личном составе здесь были гораздо меньше.»

 

Командир дивизии Пуганов, вскоре погибший, сам объявил боевую тревогу… Здорово. А если бы он смог это сделать не в 4 часа утра, под обстрелом, а как в 10-й армии, еще часа в 2 ночи – по команде Коробкова-Сандалова?

 А что показывает Сандалов по тем частям, которые остались на полигоне под Брестом?

 

«Южнее городка 22-й танковой дивизии, на Брестском артиллерийском полигоне, ночевали в палатках подразделения 28-го стрелкового корпуса, готовившиеся к опытным учениям. Там же располагались закончившие плановые стрельбы 202-й гаубичный полк 6-й стрелковой дивизии и 455-й корпусной артиллерийский полк. По рассказам командиров штаба армии, находившихся вместе с ними в момент открытия по полигону огня немцами, там почти все решили, что произошла какая-то неувязка с началом учений. Предпринимались даже попытки с помощью ракет и звуковых сигналов приостановить артиллерийскую стрельбу. Но когда люди увидели, что сигналы эти никем не воспринимаются и огонь по полигону не прекращается,

260

а, наоборот, все усиливается, до них дошел наконец весь страшный смысл случившегося. Позже эти части и подразделения действовали на стыке между 22-й танковой и 75-й стрелковой дивизиями, а затем без особых потерь присоединились к своим соединениям. …» (Сандалов Л.М. Пережитое. — М.: Воениздат, 1961г.,  с. 64-104. Есть в интернете.)

 

Как здорово – огонь по полигону, на котором оставили столько частей и техники «не причинил никому» особого вреда. Эти части, по Сандалову потом и повоевали южнее Бреста «на стыке между 22-й танковой и 75-й стрелковой дивизиями», а потом еще и «без особых потерь присоединились к своим соединениям». Ну, разве можно в таком случае говорить, что дивизии Бреста, оставленные на полигоне, разбросанные на работах без оружия, не имеющие в казармах боеприпасов, не приведенные после 18 июня в боевую готовность повышенную и не разбуженные в 2 часа ночи Коробковым так уж сильно пострадали…

Ох, как любят Сандалова и его мемуары некоторые историки. А ведь есть «воспоминания» начштаба 22-й танковой дивизии на вопросы Покровского – Кислицына. И тот прямо ответил – данная «выставка» техники досталась врагу. И ни в каких боях она героически не участвовала…

Кстати, это была именно – «техническая выставка техники и вооружения состоящих на вооружении Советской Армии. Ее оборудование было закончено 21-го июня, а 22-го июня к 6 часам на ее просмотр должен был явиться весь офицерский состав 4-й армии. На выставке были сосредоточены все виды боевых, специальных и транспортных машин, артиллерийских и минометных систем, снаряды, мины и патроны, военно-инженерное и военно-техническое имущество с полным описанием тактико-технических и боевых свойств. Вся выставка досталась противнику. Трудно понять до сих пор, явилось ли открытие выставки случайным совпадением с первым днем войны, или это была работа врагов»». (П-к А.С. Кислицын)

Т.е. на момент нападения и расстрела Бреста на полигоне, минимум в Бресте, должны были собраться все офицеры 4-й армии???

А еще Кислицын четко показал (в изложении ВИЖ №3, 1989 года), от кого исходила та «секретная инструкция» по изъятию патронов и боеприпасов из казарм и техники его танковой дивизии в Бресте – из штаба 4-й армии, от Сандалова:

261

«Согласно докладу бывшего начальника штаба 22-й танковой дивизии полковника А. С. Кислицына за две недели  до войны были получены из штаба 4-й армии совершенно секретная инструкция и распоряжение об изъятии боекомплекта из танков и хранении его в складе "НЗ»^l"(^l ЦАМО СССР, Ф. 15, оп. 977441, д.2, л. 371). А ведь дивизия дислоцировалась в Бресте, т. е. непосредственно на границе.»

Напомню – закладку б/п в технику в округах проводили по еще отдельной майской (от 15 мая) директиве ГШ… и по Планам прикрытия.

 

Сам же Сандалов и писал: «В июне 1941 года все части армии имели носимый запас винтовочных патронов в ящиках, хранившихся в подразделениях. Возимый запас боеприпасов для каждого подразделения хранился на складах». (Боевые действия войск 4-й армии в начальный период Великой Отечественной войны. ВИЖ № 11, 1988 г., с. 8) Но Сандалов, конечно же, ничего не написал о той «секретной инструкции» или приказе на изъятие патронов который он же и сочинял для дивизий Бреста дней за 10 до 22 июня. Ведь он же сам ходатайствовал о реабилитации коробковых да павловых. А напиши он о том, как он по приказу (даже не сам) Коробкова и даже Павлова сочинил ту «инструкцию» об изъятии боеприпасов из казарм и техники Бреста, то глядишь, и самому придется под суд идти. А ведь данную «инструкцию» в штабе 4-й армии сочинили именно по указке Минска, Павлова!

В книге «Буг в огне» (Минск, 1965 г.) приводятся воспоминания начальника оперотделения этой дивизии, капитана в июне 1941 года, В.А. Рожнятовского. Глава «С верой в победу»: «наша дивизия нанесла бы несравненно большие потери фашистам, если бы танки имели боеприпасы.

Однако перед войной поступило распоряжение штаба Западного Особого военного округа, запрещающее хранение боеприпасов в машинах. Боеприпасы предписывалось сложить в обитые железом ящики и сдать на склад. А для того, чтобы боеготовность „не снижалась”, на каждом ящике с боеприпасами надлежало написать номер машины. Абсурдность такого распоряжения была очевидна. Никто у нас не сомневался в том, что гитлеровцам известно расположение наших складов, в том числе артиллерийского. И это подтвердилось с жестокой неумолимостью в первые же часы войны.

262

Экипажи танков не очень охотно выполняли распоряжение о сдаче боеприпасов. Возможно, поэтому на некоторых машинах оказались снаряды».

 

Комдив В.П. Пуганов, пытаясь собрать воедино части дивизии в районе Жабинки, куда 22-я тд должна была выдвигаться по тревоге, был убит, начштаба дивизии полковник А.С. Кислицын через 4 часа после начала войны получил тяжёлое ранение, когда руководил переправой дивизии по мосту у д. Пугачёво. А начальник политотдела был тяжело ранен ещё при обстреле Брестской крепости. В результате к середине дня 22 июня дивизия, понеся большие потери и никем не управляемая, вела бои разрозненными группами. Т. е. как боевая единица не существовала.

 

В связи с той «выставкой» под Брестом сразу вспомнилось как в 9-й смешанной авиадивизии ЗапОВО под Белостоком, в ее 124-м иап, под видом показных занятий («учений» или смотра) на которые якобы прибудет сам Павлов, 21 июня сняли вооружение с истребителей. После чего поднятые только в 4 часа утра, они поднимались навстречу немецким самолетам летевшим бомбить их аэродром безоружными. Первый таран в ВОВ и произошел в 4.15 утра на безоружном МиГе мл. лейтенанта Д. Кокорева этого иап. А командир этой 9-й сад Герой Советского Союза генерал-майор А.С. Черных через несколько дней был арестован, предан суду и расстрелян (подробнее это разбиралось отдельной главой в книге «Сталин. Кто предал вождя накануне войны?»).

О том, что патронов в Бресте на руках у бойцов не было докладывалось  потом и в сообщении Брестского обкома КП(б) Белоруссии о 4-й армии ЗапОВО: «При вторжении немецких войск ни одна часть и соединение не были готовы к бою. Командный состав находился на квартирах в городе. У многих бойцов 6-й, 12-й, 49-й стрелковых дивизий не было патронов (они были на складах), в артполку АРГК личный состав находился в отрыве от матчасти в 150 км (в лагерях), склады с боеприпасами и оружием были захвачены врагом, ряд частей и подразделений под воздействием паники бежал с фронта». (Статья «Жестокие поражения в начале войны», А. Огнев, газета Правда, 13.02.2013г.) И такие же факты приводит в своем двухтомнике «Брест. Июнь Крепость» (М., 2013г.) и Р. Алиев, которые мы рассматривали в предыдущей главе еще…

 

Кроме своих мемуаров Сандалов написал и еще одно сочинение «Для служебного пользования» – «Боевые действия войск 4-й армии

263

в начальный период Великой Отечественной войны» (М.: Воениздат, 1961. ВИЖ № 11, 1988 г., с. 8). И там он такие вещи выдавал:

 

«Несмотря на достаточное количество данных о скором нападении немецко-фашистских армий, указания Народного комиссара обороны о том, что приведение войск в боевую готовность спровоцирует войну, даст повод фашистской Германии к нападению на Советский Союз, лишили командование всех степеней самостоятельности в принятии решений на приведение войск в боевую готовность. Поэтому до 24 часов 21 июня никаких мероприятий по приведению войск армии в боевую готовность не проводилось. Аналогичная картина, видимо, была и по линии государственных органов.»

 

Надеюсь, читатель и сам уже видит, где и как врал Сандалов. До 24 часов 21 июня «никаких мероприятий по приведению войск армии в боевую готовность не проводилось» в ЗапОВО и в 4-й армии, потому что это сорвали Павлов и Коробков. В защиту которых Сандалов и ринулся лет за 5 до этих «воспоминаний», организовав их «реабилитацию» как лицо наиболее заинтересованное, за трагедию той же Брестской крепости. Где немцы наносили свой главный удар, о подготовке которого было известно с начала июня уже.… Но также очень хотелось бы увидеть – что это за указания были от Тимошенко, – в которых тот объяснял округам что «приведение войск в боевую готовность спровоцирует войну, даст повод фашистской Германии к нападению на Советский Союз»?! Которые, оказывается «лишили командование всех степеней самостоятельности в принятии решений на приведение войск в боевую готовность». Жаль Сандалов ссылочку не дал на архивные реквизиты таких указаний… Наверное Тимошенко по телефону объяснял павловым-коробковым: не приводите войска в б.г. – это спровоцирует Гитлера! Выводить по ПП можно – но приводить войска в б.г. – нельзя!

 

«Основным недостатком окружного и армейского планов являлась их нереальность. Значительной части войск, предусмотренной для выполнения задач прикрытия, еще не существовало. Например, 13-я армия, на которую возлагалась задача создания района прикрытия № 3 между 10-й и 4-й армиями, и 14-й механизированный корпус, входивший в состав 4-й армии, находились в стадии формирования. Прибытие некоторых соединений в новые районы в случае возникновения военного конфликта намечалось в такие сроки, что они не успевали принять участие в решении задач прикрытия (100-я стрелковая дивизия со сроком прибытия на “М-3”).

264

Наиболее отрицательное влияние на организацию обороны 4-й армии оказало включение в ее полосу половины района прикрытия № 3. Практически это означало, что 49-й стрелковой дивизии 4-й армии надлежало проводить оборонительные работы вне полосы армии на бельском направлении от Нура до Дрохичина и занимать этот участок по тревоге, а 42-й стрелковой дивизии на Семятичском участке Замбровского укрепленного района от Дрохичина до Немирува, т.е. в районе дислокации 49-й стрелковой дивизии. При этом участок от Дрохичина до Немирува после сформирования 13-й армии переходил в состав района прикрытия № 3 и предназначался для занятия 113-й стрелковой дивизией, а 42-я дивизия возвращалась для оборонительных работ на рубеж от Немирува на юго-восток. Следовательно, до перехода управления района прикрытия № 3 в подчинение 13-й армии войска должны были производить оборонительные работы в готовности занять те участки, которые указывались в директиве округа. Этим определялось, что в случае открытия военных действий части трех дивизий (42, 49 и 113-й) вынужденно перебрасывались по тревоге на расстояние 50—75 км. Но вряд ли можно было рассчитывать, что они смогут своевременно занять свои рубежи обороны.»

 

Однозначно, установить срок прибытия «со сроком прибытия на “М-3”» для приграничной дивизии из под Минска, при том что «М» как день начала мобилизации по планам ГШ начинался ПОСЛЕ нападения Германии – это явная диверсия со стороны Генштаба-Жукова. Но Сандалову умнее было сетовать на «неудачные» Планы прикрытия округа и его армии, придуманные в ГШ, чем признать, что Брест Коробков (и он как его нш) с 42-й и 6-й стрелковыми дивизиями и 22-й танковой подставил под убой, заперев их в городе без патронов в казармах и без боеприпасов в танках. А ведь Брест – это ключевой узел обороны не только Белоруссии, но и всей границы. По которому, по словам же Сандалова должны были ударить только танковых дивизий немцев 5-ть да пара моторизованных с десятком пехотными дивизиями, о которых они знали с 5-го июня еще! А это – свыше тысячи танков и самоходок! Которые тупо обошли Брест и рванули далее на Минск без особых задержек. А Брест осталась блокировать одна пехотная дивизия немцев – зачищать город и крепость от остатков трех дивизий Коробколва-Сандалова!

Но это верно – севернее Бреста, на участке где по ПП ЗапОВО оборону должна была держать 13-я армия, которая чис-

265

лилась только на бумаге, и граница на несколько десятков км была вообще без войскового прикрытия!

 

Напоследок, заканчивая говорить о том, как поднимали войска до и 22 июня и как приводили их в боевую готовность, стоит привести такие «солдатские мемуары».

Чернов И.Е. Саперы. Записки солдата. (М.: Современник, 1988г. Есть в интернете). На 22 июня Чернов начальник производственной части участка строительства бетонных точек на границе в южной Литве (ПрибОВО). Призван в РККА из запаса перед войной. Подробно данные мемуары приводились в книге «Сталин. Кто предал вождя накануне войны?», поэтому здесь дадим краткое «содержание».

«…ксендз ближайшего местечка Кончаместас 15 июня в воскресной проповеди открыто говорил о том, что через неделю на земли Литвы придет германская армия, и призывал верующих оказывать ей всяческое содействие». Однако пограничники, которым доложили об этом ксендзе, имели команду – не трогать до времени таких кадров. Мол, «пусть, дескать, немцы не догадываются, что мы что-то знаем». «А перебежчики подтверждали, что через несколько дней все будет готово к вторжению…» (с. 3-4)

 

Утром 21 июня Чернов был вызван в штаб начальника участка военинженера 2-го ранга Меренкова и тот сообщил:«Сегодня в ночь <…>  часа в три или четыре Германия начнет войну». Однако «в целях дезориентации противника бетонному заводу вхолостую, а камнедробилкам с полной нагрузкой работать непрерывно до открытия немцами огня, пусть слушают. Далее. Собрать в батальоне все мешки, а если не хватит, то и матрасовки, набить их песком. Кроме того, оборудовать для боя амбразуры наиболее готовых сооружений, расчистив от кустов и леса сектора обстрела. Готовность — восемнадцать ноль-ноль. Докладывать — мне. Должен прибыть пулеметный батальон и принять огневые точки. Но пока его нет, а есть только представители батальона, сдавайте им точки по мере готовности  амбразур и расчистки сектора обстрел. Маскировочные заборы снять только с наступлением темноты. …» (с. 6)

 

Днем представители пульбатов принимали точки, но сами батальоны и после обеда не прибыли. Стройбат этого участка имел «на тысячу человек — полсотни винтовок, да пара пулеметов». Плюс погранзастава. В 18.07 Чернов узнал от Меренкова, что семьи комсостава приказано в сумерках отправить в Каунас, а «свой штаб и подразделения батальона держать в полной готовности, имущество, что

266

может понадобиться на новом рубеже, погрузить в машины заранее». И Меренков еще раз подтвердил о нападении: «Начнется часа в три или четыре. По обстановке — получите по телефону указание, какой пакет в секретной части вскрыть.» (с. 9)

Семьи отправили в полночь, снабдив машины по бочке с бензином на всякий случай, дополнительно в дорогу. После полуночи «к границе проследовали три наших танка, пять машин с бойцами, а о пулеметном батальоне ничего не слышно».

«Ровно четыре часа утра… И сразу грохот от близкой границы взорвал тишину. В ту же минуту высоко в небе прошли куда-то вглубь, на восток, первые эскадры фашистских самолетов.»

По тревоге вскрыли пакет и прочитали: «под прикрытием полевых частей, которые должны были выйти ночью к границе, а при необходимости с собственным прикрытием вывести личный состав участка и батальона, автороты в район управления к местечку Лейпуны.» Однако ни полевых частей, ни пульбата на границе не было… Стройбат пешком начал выдвижение в тыл.

К обеду батальон проезжал уже на своих машинах мимо полевого аэродрома истребителей недалеко от городка Варена. От безлошадных летчиков они узнали что: «Неожиданный удар по аэродрому немцы нанесли еще в четыре часа, и почти никто не успел взлететь. К тому же часть летного состава еще с субботы оказалась в городских отпусках. Очевидно здесь информация об обстановке на границе оказалась хуже чем у нас».

 

Свой «пакет» стройбат тоже вскрывал, но после нападения. Ведь в ПрибОВО Кленов «забыл» («не сумел») довести до войск директиву «б/н» и указания НКО «ПРИСТУПИТЬ К ВЫПОЛНЕНИЮ ПЛАНА ПРИКРЫТИЯ 1941 ГОДА». Войска вскрывали свои пакеты и начинали выполнять ПП по факту нападения только.

Но если уж действительно стройбатам на границе в ПрибОВО сообщалась утром 21 июня точная дата и время нападения с указанием что делать, то о какой «внезапности» нападения для Кузнецовых-Павловых-Кирпоносов-Кленовых в принципе можно говорить?! Не верите, что утром 21 июня могли такие команды пройти?

Зря. Смотрим другие мемуары…

 

«В субботу, 21 июня, в штаб отряда был доставлен один из нарушителей границы. Отвечать на вопросы отказался. Сквозь зубы прошипел лишь два слова: «Завтра — война».

267

Полученные разведывательные данные с исключительной ответственностью перепроверялись на заставах и в отряде. Все говорило о том, что с часу на час можно было ждать вероломного нападения на нашу границу.

Мы, командиры пограничных частей и войсковых соединений, от которых зависела неприкосновенность рубежей нашей Родины, не сидели сложа руки. Языком документов хочу рассказать читателю о мерах, принятых для отражения нападения врага на участке нашего отряда.

21 июня 1941 года после совещания в моем служебном кабинете в городе Энсо вместе с заместителем начальница отряда по политчасти полковым комиссаром Зябликовым и начальником штаба отряда майором Окуневичем мы оценили сложившуюся обстановку и пришли к такому выводу:

а) немецко-финские войска завершают сосредоточение оперативной наступательной группировки. Наиболее вероятные направления основных ударов: Иматра, Хитола, Кексгольм; Лаппенранта, Выборг, то есть в полосе нашего 5-го пограничного Краснознаменного отряда. В полосе соседа справа: в направлении Лахденпохья, Сортавала;

б) противник наиболее вероятно перейдет в наступление в ближайшие часы;

в) нам известно, что по плану прикрытия на рубеж Энсо, река Вуокси предусматривается выдвижение частей 115-й стрелковой дивизии генерал-майора В. Ф. Конькова из 23-й армии.

Утром 21 июня 1941 года командование 115-й стрелковой дивизии проинформировало нас: «Мы имеем указание быть в полной боевой готовности в местах постоянной дислокации».

На основании этой оценки обстановки мною был отдан следующий приказ по отряду:

«1. Продолжать укреплять охрану и оборону Государственной границы Союза ССР, особо усилив охрану и взаимодействие с соседом справа в направлении Хитола, в районе города Энсо и на левом фланге в направлении Выборга.

2. Личным составом заставы, свободным от непосредственной службы на линии государственной границы, в ночь на 22 июня 1941 года занять и оборонять боевые позиции в районе заставы.

3. Управлению комендатур и маневренной группе занять запасные командные пункты и районы, особо обратив внимание на надежную,

268

устойчивую связь и управление с заставами и пограничными нарядами по фронту и обходной связи с глубины.

4. Штаб пограничного отряда во главе с начальником штаба отряда майором Окуневичем из города Энсо в ночь на 22 июня 1941 года переместить в район запасного командного пункта юго-восточнее города Энсо, к 24.00 21 июня 1941 года организовать связь и управление с комендатурами, заставами и частями Красной Армии, дислоцированными в полосе пограничного отряда, а также с округом и центром.

5. Я и полковой комиссар Зябликов с оперативной группой, со средствами связи с войсками, округом и центром остаемся на прежнем месте дислокации штаба пограничного отряда города Энсо.

6. В ночь на 22 июня 1941 года семьи военнослужащих (дети, старики) отвести в тыл, выделив для этого соответствующий автотранспорт».

В течение ночи на 22 июня 1941 года, выполняя полученный приказ, пограничные заставы нарядами в составе не менее трех — пяти пограничников прикрыли основные вероятные направления наступления противника (перекресток, узлы дорог, отдельные высотки, межозерное дефиле), промежутки перекрывались подвижными дозорными постами.» (Андреев А. М., на 22 июня начальник 5-го пограничного Краснознаменного отряда Ленинградского ВО. «От первого мгновения — до последнего», М.: Воениздат, 1984г.)

 

И кто ж интересно дал указание командиру приграничной 115-й сд ЛенВО «быть в полной боевой готовности» да еще и утром 21 июня?! На каком основании? Ведь по маршальским байкам Сталин не давал им приводить войска и тем более приграничные дивизии в боевую готовность до ночи на 22 июня?! А по Сандаловым Тимошенко давал указания – не приводить войска в боевую готовность.

Это происходило в ЛенВО, на границе с Финляндией. И если помните, та же «директива б/н» адресовалась также и этому округу. Т.е. ЛенВО получал точно такие же директивы НКО и ГШ что и западные округа в те дни. И на примере ЛенВО видно, что и дивизии прикрытия границы с утра 21 июня были в полной боевой готовности – по директивам Москвы от 16-18 июня. И им оставалось только получить приказ на вскрытие пакетов. И пограничники были приведены в полную б.г. с 21 июня. Как впрочем, и пограничники западных округов.

269

Еще по ЛенВО:

«Как начальник управления боевой подготовки округа, в мобилизационные вопросы я был посвящен лишь в незначительной степени. Тем не менее по ряду признаков можно было определить, что война неуклонно и быстро приближается к границам нашей Родины. Формировались новые дивизии и второй в округе мехкорпус, на новой границе усиленными темпами строились укрепления, прокладывались дороги военного значения, создавались аэродромы.

В десятых числах июня войска округа стали приводиться в непосредственную боевую готовность. Мне, например, было поручено в трехдневный срок вернуть в дивизию зенитные, пулеметные и артиллерийские подразделения, которые проходили специальные стрельбы на берегу Ладожского озера. Зенитная артиллерийская дивизия была спешно отозвана с окружного сбора и начала занимать свои позиции под Ленинградом. Артиллерия, сосредоточенная для стрельб на стругикрасненском и лужском полигонах, также возвращалась в свои дивизии. Авиасоединения рассредоточивались на полевых аэродромах. Военное имущество с окружных складов усиленно перебрасывалось в формируемые соединения. Офицеры оперативного и мобилизационного управлений штаба округа теперь засиживались за работой до поздней ночи, а многие и ночевали в своих кабинетах.»

21 июня «Я лег рано, что-то около десяти часов вечера. Только заснул — разбудил шофер моей машины Воробьев. Передал приказание немедленно явиться к начальнику штаба округа. Через полчаса я уже был в кабинете генерала Никишева.

— Немцы придвинули войска вплотную к границе, — сообщил он. — Отправляйтесь в семидесятую. К утру дивизия должна рассредоточиться и приготовиться к мобилизации.

70-я стрелковая дивизия была расположена в лагере близ станции Песочная Финляндской железной дороги. В первом часу ночи командир дивизии генерал-майор А.Г. Федюнин, поднятый мною с постели, уже отдавал необходимые распоряжения.» (Вещезерский Г. А. У хладных скал. — М: Воениздат, 1965г.)

 

Это – о приведении в полную б.г. идет рассказ от начальника управления боевой подготовки округа. Которая началась как раз еще сразу после 10 июня. А около 00.15 ночи на 22 июня в ЛенВО начали приводить в полную б.г. свои дивизии которые также должны были быть готовы и к началу мобилизации, кото-

270

рая начнется после того как придет команда вскрывать «красные» пакеты!

Т.е.. кроме ОдВО, в полночь на 22 июня по тревоге поднимался, и приводился-переводился в полную б.г. и ЛенВО!

 

Еще по ЛенВО: «К середине июня штаб округа располагал сведениями о сосредоточении в Финляндии немецко-фашистских дивизий, перебрасываемых из Германии и Норвегии. На железнодорожных станциях нашего северного соседа царило необычайное оживление — туда были стянуты крупные полицейские силы. Наши пограничники сообщали об усиленном строительстве по ту сторону границы наблюдательных вышек. Внимание разведки привлекали и другие приметы надвигающейся угрозы: германские суда, заходившие в Ленинградский порт, вдруг в эти дни безо всякого объяснения перестали разгружаться и возвращались обратно. Сотрудники немецкого консульства по ночам жгли какие-то бумаги. <…>

На северных участках границы с Финляндией, как и здесь, параллельно со строительством железобетонных сооружений войска строили полевые позиции. <…>

Командующий войсками выехал на кандалакшско-мурманское направление, взяв с собой большую часть старших командиров. На Дворцовой площади многие кабинеты опустели. За командующего остался начальник штаба округа генерал-майор Дмитрий Никитич Никишев.

20 июня он срочно вызвал меня по телефону из Выборга:

— Приезжайте немедленно.

Через три часа я был у него в кабинете.

— Обстановка, братец, стала усложняться. Финны на Карельском перешейке активизируются. Будем начинать боевое прикрытие границы. Понятно?

— Не совсем.

— Готовь саперов к установке минных полей на границе. <…>

Я принес недавно разработанный план инженерного прикрытия границы и стал писать распоряжения в 14-ю, 7-ю и 23-ю армии о перекрытии минными полями важнейших направлений и дорог. Начальник штаба подготовил приказание командующему 23-й армией генерал-лейтенанту П. С. Пшенникову о выдвижении в район Выборга одной дивизии из второго эшелона. Этим пока и ограничились.»

271

 

Это – о приведении в б.г. приграничных дивизий – До 21 июня… О выводе их к их рубежам обороны.  Которое запрещалось, до «особого приказа» наркома  директивами о выводе вторых эшелонов – от 11-.12 июня. Ведь боевое прикрытие границы нельзя провести без приведения в боевую готовность дивизии прикрытия границы? Или можно?

 

« <…> я не знал, чем занимается мой коллега — начальник Инженерного управления Прибалтийского особого военного округа генерал-майор В.Ф. Зотов. Позже он рассказывал мне, что 21 июня спешно собирал население для рытья траншей и окопов на границе с Восточной Пруссией. Начали даже минировать некоторые участки границы.

21 июня я уехал домой поздно ночью. А через час позвонил дежурный и передал, что в штабе объявлена тревога. Собрались быстро. Командиры ходили из комнаты в комнату, пытаясь выяснить причины тревоги, но толком никто ничего не знал. Лишь около пяти часов утра генерал Никишев пригласил к себе в кабинет начальников родов войск.

— Война, товарищи! Фашистская Германия напала на нас. Всем приступить к исполнению планов, — распорядился он.

Вынули из сейфов опечатанные папки. <…>

В восемь часов начальник штаба фронта ознакомил нас с телеграфной директивой наркома обороны СССР Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко и начальника Генерального штаба генерала армии Г.К. Жукова. В ней содержалось требование советским войскам разгромить вражеские силы, вторгшиеся на нашу территорию. Но границу переходить запрещалось, так же как и бомбить территорию Финляндии.» (Бычевский Б. В. Город — фронт. — Л.: Лениздат, 1967г.)

 

Это не показания командиров ЛенВО Покровскому. Это – мемуары только. Но представьте, что они же показывали на расследовании при Сталине?

 Бывший начальник Инженерного управления ЛенВО прибыл в штаб округа видимо около полуночи. По тревоге. Но ему, как и многим офицерам  штаба округа, тем кого не особо касалась директива «б/н» («№1») сообщили только в 5 часов утра о начале войны… После чего они вскрыли свои «красные» пакеты». А в 8 часов утра им довели уже директиву «№2».

272

Но ведь в директиве «б/н» нет указания вскрывать пакеты? Нет. Данную директиву в ЛенВО начали выполнять с полуночи уже – приводить в полную б.г. по тревоге войска – «около 00.15 ночи на 22 июня в ЛенВО начали приводить в полную б.г. свои дивизии». Могли командиры вскрывать пакеты по факту нападения? Могли. Но – могли это сделать и по приказу НКО – Тимошенко. И дальше, в заключительной главе мы еще глянем по ЛенВО отчет – в котором об этом приказе и говорится…

 

Какие выводы из этой главы и как можно ответить на вопрос: «Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня; какие и когда были отданы указания по выполнению этого распоряжения и что было сделано войсками?» Хреновые выводы…

В ПрибОВО оставшийся за командующего нш Кленов, пока не подписал в 2.25 свою «Директиву №1» никому ничего не сообщал о возможном нападении Германии и войска по тревоге специально не поднимал. В ПрибОВО эта директива пришла уже в 0.25-0.30, расшифровали ее к 1 часу ночи, и Кленов разыскивая Кузнецова, в общем, случайно сообщил о ней около 1 часа ночи только Морозову, командарму-11. Т.е. в ПрибОВО по «директиве б/н» поднимали (по словам Морозова) только одну армию – около 2 часов ночи. Остальных точно поднимал немецкий огонь в 4 часа утра.

Был ли звонок от наркома или от начГШ после полуночи с 21-е на 22-е июня в Ригу или Паневежис, где должен был быть командующий округом? Скорее всего, был, но Кузнецов, похоже, о нем не знал, а Кленов ничего не сделал после этого. Точнее он позвонил только Морозову, но тому же Собенникову, в 8-ю армию Кленов ничего не сообщил. Сам Кузнецов потом вообще пропал на сутки – никто не мог с ним связаться. Итог – Кленов арестован и позже расстрелян с обвинением в бездействии. Его заместитель, Трухин, перед этим арестом сбежал к немцам с документами и агитировал их за «РОА»… повешен в 46-м. «Красные» пакеты в ПрибОВО ДО нападения тем более не вскрывали…

В ЗапОВО Павлов, после разговора с Тимошенко, после 1 часа ночи вроде как отдавал приказы-советы приводить войска «в боевое состояние», а точнее также давал команды поднимать штабы, а не сами войска и ждать «подробностей». Затем около 2.00-2.30 часов ночи все армии ЗапОВО худо-бедно, но поднимались. И даже

273

 вскрывали свои «красные» пакеты при этом. По своей инициативе точно – после 2 часов. После чего и Павлов стал давать приказы на это около 2.30 часов. Но на главном направлении, Брестском, уже командарм-4 Коробков и свою армию не поднял и даже не удосужился позвонить в Брест и поднять брестские дивизии до 3.30-4.00. Как потом писал Сандалов – это ему «Павлов запрещал» поднимать дивизии Бреста. Итог – расстрелян и Павлов и Коробков и прочие замы Павлова…

В КОВО, по словам самого Жукова тот звонил в 24.00 21 июня Кирпоносу и приказал срочно отправлять директиву о приведении в боевую готовность в войска. А точнее приказал поднимать войска, не дожидаясь прихода директивы о приведении всех войск в полную б.г. из Москвы, которая только в это время шифровалась еще в ГШ. Выполнил Кирпонос этот приказ начальника Генштаба? Нет.

Начштаба КОВО Пуркаев показывает, что к 2 часам штаб КОВО получил все нужные «распоряжения» НКО и ГШ. Однако Кирпонос и это «распоряжение» Москвы, отданное, по телефону тем же Жуковым, проигнорировал. Точнее стал давать какие-то чудные команды около 3.30. Итог – реально войска КОВО поднимал немецкий огонь в 4 часа утра! А Кирпонос еще и до обеда 22 июня запрещал приводить войска в б.г. и отвечать огнем на немецкое вторжение.

А вот в ОдВО именно сразу после полуночи, даже при том, что к ним «директива б/н» пришла позже всех и звонков от Тимошенко-Жукова после полуночи, похоже, вообще не было (по крайней мере, Захарову, который и поднимал войска округа в эти часы), свои войска поднимали и вводили ПП в 2 час ночи.

Точно также и в ЛенВО – в полночь уже начали поднимать по тревоге свои войска…

 

Таким образом, получается интересная картина.

Во всех «Особых» кругах (кроме Одесcкого и Ленинградского) только Павлов на самом деле, получив «директиву б/н» («директиву №1») попытался поднять войска по тревоге и давал команду вскрывать «красные пакеты» в период с 1.30 до 2.30 ночи на 22 июня! А в ПрибОВО и КОВО войска начали поднимать на час позже, около 3.30, или их будили уже немцы в 4 часа утра!

При этом Павлов получавший «странные» указания от наркома обороны около 1 часа ночи и его начштаба были потом расстреляны, в ПрибОВО расстреляли нш Кленова который действительно

274

проявил «бездействие» в ту ночь, а вот командующий КОВО ушел от ответственности. Свои армии он вообще будить не стал в эту ночь, хотя и получал от Жукова и ГШ команды на это минимум два раза – в полночь и около 1-2-х часов ночи! Также, Жуков еще с вечера 21 июня обзванивал округа и довел до них, что возможно нападение и дал команду всем быть в готовности и быть в штабах минимум.

 

Была ли реакция от Кузнецовых-Павловых-Кирпоносов на звонки Жукова вечером 21 июня, о том, что по данным разведки в ночь на 22 июня возможны минимум провокации и надо быть готовыми к ним? Похоже, кроме ОдВО, никакой. Ничего об этих звонках Жукова вечером 21 июня в западные округа с предупреждением быть в готовности к возможным провокациям и даже войне, в мемуарах вы не найдете. Только в ответах Покровскому они не врали – команда прошла, но тот же Кирпонос прямо запретил принимать, какие-то ни было меры по повышению боевой готовности войск. Ну а Павлов в это время в театре сидел.

 

Хотя в Прибалтике вечером 21 июня меры принимались все же…

По ПрибОВО тот же М.Солонин нашел в ЦАМО такие документы. Например, донесение:

«О боевой деятельности 86-й авиабазы с 22.6 по 28.6.41 г.

...20 и 21.6.41. Постройка оборонительных сооружений по плану обороны.

21.6.41 в 22-00 занятие оборонительных сооружений составом полка и базы для обороны аэродрома. Окончание работ по засыпке и зарывке ГСМ, хранившегося в бочках...».

А также донесение:

«О проделанной работе 213-й авиабазы с 17.6 по 28.6. 41 г.

...При объявлении боевой тревоги к исходу дня 21.6.41 г. на оперативном аэродроме Кармелава было сосредоточено следующее имущество...». (Сайт М.Солонина. 13.01.2011 г. Глава из его новой книги о «22 июня», «О боевых действиях войск с 18 по 23 июня». К сожалению Солонин не выложил полностью эти документы и не показал их реквизиты хранения.)

 

До изучения показаний генералов не совсем было понятно, – с какого перепугу в ПрибОВО к 22.00 21 июня по боевой тревоге приводили авиабазы в полную боевую готовность к отражению возможных налетов? Т. е. на авиабазах ПрибОВО получили задачу к 20-21 июня построить оборонительные сооружения «по плану обороны» – от-

275

рыть щели, оборудовать огневые точки для зенитных средств. А уже в 22.00 начали готовиться к налетам немецкой авиации.

Когда была поставленная задача рыть щели и готовить огневые точки? Сам же Солонин и сообщает, что уже с 18 июня в округе стали приводить войска в б.г.. А вечером 21-го июня, в 22.00 на этих базах объявили боевую тревогу! Но ведь в это время, «директива б/н» ещё даже не была подписана, в 22.00!

Можно вспомнить, к какому времени приграничная дивизия КОВО генерала Абрамидзе должна была выполнить приказ ГШ от 18-19 июня о приведении в полную боевую готовность – «к 24.00 21 июня»! А также вспомнить, как начштаба ОдВО генерал М.В. Захаров уже в 22.00 готовился получать из Москвы на полевом управлении важное сообщение. Однако, похоже, к 22.00 21 июня эти авиабазы приводились в б.г. по боевой тревоге именно после звонка Жукова. Который продублировал кто-то из командования ВВС ПрибОВО знавший об этом звонке.

Один из сторонников Резуна выдал такое «объяснение» на подобные факты в ПрибОВО – ждали провокаций, а не полномасштабного нападения Гитлера. Т.е. приводили, конечно, войска в б/г, но не для отражения нападения, а в ожидании мифических провокаций. Как говорится – попал в точку.... почти. Выше приводился приказ по ПрибОВО с предупреждением о возможных нападениях и провокациях… НО!

Вечером 21 июня, до посещения Сталина Г.К. Жуков мог говорить именно о возможных провокациях в ближайшую ночь и давал команду быть к ним готовым. А вот после 22.20 он же и звонил с приказом поднимать войска по тревоге, не дожидаясь поступления «директивы б/н». И никаких «провокаций» уже никто не ждал. Другой «спец» по ПрибОВО заявил, что там приводили в б.г. войска потому что опасались выступлений «пятой колонны» в этих республиках. Но не из-за ожидания нападения Германии в эту ночь.… Ведь Сталин не верил, что немцы нападут, и верил Гитлеру – т.к. сам хотел напасть первым – 6 июля.

 

Ну а закончить изучение вопроса – знали или не знали в Москве время и дату нападения и сообщали ли ее в приграничные округа, можно «воспоминаниями» еще одного фронтовика, командира эскадрона 6-го кавкорпуса 10-й Армии, что находился непосредственно на границе, в «Белостокском выступе».

276

В январе 2013 года мне пришло письмо от подполковника и военного исследователя Ю.Г. Веремеева:

«Мой отец, Веремеев Григорий Николаевич в июне 1941 был командиром эскадрона в 152 Ростовском Терском казачьем полку 6 кавалерийской дивизии 6 кавалерийского корпуса 10 армии Западного округа. Правда, он называет полк несколько иначе "152 кавалерийский полк Терского красного казачества".

Отец никогда не писал мемуаров и не вел дневников. На Рождество я ездил к сестре в Омск. У нее хранятся так сказать семейные реликвии. И я отыскал среди них несколько рабочих тетрадей отца. Эти тетради – трофейные рабочие блокноты немецких солдат, в которых они должны были записывать свои «впечатления» и по задумке конторы Геббельса по ним видимо, потом писались бы победные истории после Победы Германии над СССР. Сами тетради – меньше современных – для карманной носки, с твердой обложкой. (Эти тетради хранились с такими же, но по «марксистко-ленинской подготовке» когда отец учился в академии в конце 1940-х годов).

В одной из них я обнаружил интересные записи. Они обрывочные. Скорее наброски. Да еще и почерк... Плюс карандаш...

Эти записи очень похожи на показания. Сдается мне, что после войны органы стали разбирать события войны, особенно начального периода с тем, чтобы оценить реальный вклад генералов в дело войны. И, похоже, что ряд генералов, подвергся послевоенным репрессиям именно когда картинка их боевой деятельности была составлена как мозаика.

Я так думаю, что в этих целях производился опрос младших офицеров, переживших войну. (Опрос по «расследованию Покровского» проводился вплоть до полков, и возможно в данном случае могли опрашивать тех, кто остался в живых в тех полках из офицеров и командиров –  К.О.)

152 полк к 22 июня стоял в г.Ломжа, т.е. был самым западным полком в Белостокском выступе.

Вот эти записи. Быть может это будет тебе интересно.

 

“Примерно с начала июня командирскому составу были указаны на картах рубежи, которые должны были быть занимаемы подразделениями по тревоге. Мой рубеж был…

Запрещалось посещать рубежи в военной форме и пользоваться биноклями, компасами, картами.

277

Провел осмотр примерно 6 июня под видом знакомства с местным населением в связи с предстоящей коллективизацией, выступил с докладом о преимуществах колхозного строя на хуторах….

(Данные записи похожи на ответ на первый вопрос Покровского – «1. Был ли доведен до войск в части, их касающейся, план обороны государственной границы; когда и что было сделано командованием и штабами по обеспечению выполнения этого плана?». И, в общем, на вопрос №2 – «2. С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу, и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?» – К.О.)

21.6 вечером в клубе полка проходил смотр художественной самодеятельности с участием местного населения. После смотра фильма и товарищеский ужин. После ужина комполков были вызваны на совещание к комдиву Константинову. Командир полка перед убытием велел командирам не расходиться и удерживать в клубе разговорами хозяев хуторов. Тогда же я отметил, что многие из них нервничают….. добиваются разрешения вернуться домой.

Комполка вернулся вскоре после полуночи, но в клуб не пришел. Всем были объявлены воскресные мероприятия (спортивные состязания, помощь хуторянам в ремонте дорог и т.п..

Я пошел в штаб, это уже было около часа ночи где комполка командирам эскадронов поставил боевые задачи и разрешил убыть по квартирам, приготовиться к походу. Велел предупредить жен быть к готовности к эвакуации. При мне комполка отдал распоряжение парторгу полка, вытянуть на товарную станцию оба эшелона для эвакуированных к 3-00.

Еще до 3 часов ко мне прибыл мой вестовой, доложил, что объявлена тревога. Когда я скакал с вестовым, то видел в городе на перекрестках конные разъезды от нашего полка. Насколько помню, это были бойцы разведвзвода. Когда мы доскакали до околицы, то со стороны еврейского местечка по нам было несколько винтовочных выстрелов.

(Это похоже на ответ на вопрос №3 – «3. Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня; какие и когда были отданы указания по выполнению этого распоряжения и что было сделано войсками?» – К.О.)

278

Возле хутора Развидова нас встретил замкомвзвод моего эскадрона и доложил, что эскадрон на марше и мы стали догонять эскадрон. В это время я уже слышал редкую артиллерийскую стрельбу, а со стороны военного городка был виден дым и зарево.

Видел около десяти спиленных телеграфных столбов. Эскадрон я догнал, когда бойцы уже начали окапываться на намеченном рубеже. Это было уже после 3-00. Немецкие самолеты, я увидел, когда они летели в западном направлении в это же время. Доложил о занятии рубежа. Вестовым от комполка (через вестового) поступил приказ отвести лошадей в Галенковский лес и оставить их там с коноводами.

Пограничников я не видел и контакта у меня с ними не было, телефон взвод связи ко мне не протягивал, вся связь была только вестовыми.

Слева от меня в 300 метрах занимал оборону эскадрон Линькова, справа никого не было там болото. Первая немецкая атака силами до взвода была около 6-00. Отбили легко винтовочным огнем. Эскадрон потерь не имел. Были ли потери у немцев, точно сказать не могу.

Приказа или запрещения вести огонь по немцам я ни от кого не получал. Еще до начала войны мне как командиру эскадрона была боевая задача, удерживать намеченный рубеж обороны всеми средствами.

(Это тем более похоже именно на ответ на некий вопрос – был ли запрет вести огонь по врагу. Похоже, и этим интересовались в том расследовании Покровского. – К.О.)

В течение дня 22.6 мы отбили еще 3 или 4 атаки. Немцы сразу откатывались назад, как только эскадрон открывал огонь. Танков не было. По нам стреляли из минометов но очень неточно. Из пушек немцы не стреляли.

Потери (6 бойцов) эскадрон понес от огня сзади. Кто стрелял не знаю. После прочесывания рощи позади полка было задержано несколько польских хуторян с оружием. Я не знаю, что с ними сделали. Эти сведения мне сообщил нач. продфуражной службы полка уже спустя несколько дней под Белостоком.

Около 19 часов вестовой привез устный приказ комполка оставить позиции и отходить в галенковский лес. Двигались по дороге. Немецкие самолеты летали, но нас не бомбили. Немцы нас не преследовали и оставлять заслоны не было нужно.

279

Приказов поджигать хутора никто не давал и мы этого не делали. Лошадей и коноводов там не было и что стало с ними я не знаю.

Оружие хранилось в казарме в открытых пирамидах. Патроны по 60 штук на карабин были выданы красноармейцам еще 18-19 июня. Эскадронный запас по 300 патронов на карабин был загружен во вьюки на заводных лошадей в эти же сроки. Гранат и ручных пулеметов в эскадроне не было.”

(Ну а здесь явно идет ответ на вопрос о том, где и как хранилось оружие и боеприпасы в полку. Ведь в Бресте прошла команда от штаба 4-й Армии, Коробкова и Сандалова, изъять патроны из казарм и сдать их на склады. И, похоже, этот факт также расследовался при Сталине. Выдача же патронов на руки бойцам 18-19 июня подтверждает, что в эти дни приграничные дивизии западных округов получили приказ Москвы на приведение в повышенную, а точнее полную боевую готовность. – К.О.)

Из рассказов отца помню, что первый раз он попал в окружение южнее Белостока. Выходили практически без боев лесами. Немцы в лес не совались. Продукты везли с собой еще из Ломжи. Горячую пищу готовили ночами, т.к. днем опасались немецкой авиации. Днем их истребители охотились даже за отдельными бойцами. Порой просто хулиганили- три самолета пикировали и бомбили колодец у дороги. По очереди бросали по одной бомбе. Похоже, просто соревновались в точности.

Под Минском попали в окружение второй раз. Там впервые увидел близко пленного немца. Очень старый, лет пятьдесят. Думали обозник, оказалось, нет, пехотинец из охранной дивизии.

Тоже вышли довольно легко. А вот после Минска дивизия втянулась в тяжелые бои. Воевали как пехота. Лошадей потеряли еще в первый день войны. Ночью, отходят, вторую половину ночи окапываются. Немцы тогда ночью не воевали. Утром немцы начинают прогрызать оборону. Тратят на это весь день. У наших потери в основном от пикировщиков. А вот наших самолетов отец не видел совсем. С тех пор у него стойкая неприязнь к летчикам. Всегда о них отзывался очень отрицательно.

Артиллерия у немцев довольно слабая. Как только начинает бить наша, немцы замолкают.

Танков в это время у немцев было немного, да и те дохлые. Наши сорокопятки их и близко не подпускали.

Дивизия кончилась в окружении под Вязьмой. Там отец потерял свой эскадрон и выходил с одним только бойцом вестовым. После

280

выхода отправили на сборный пункт, где в течение недели подлечили от простуды, подкормили, переодели и отправили командиром стрелковой роты в 18 ополченческую дивизию, где он провоевал всю войну (она потом стала 11 гвардейской дивизией).

На сборном пункте дважды допрашивали особисты. Их интересовало где эскадрон принял последний бой, когда потерял связь с комполка, имел ли приказ прорываться из окружения или принял решение самостоятельно, кто командовал остатками полка, как вели себя старшие командиры, кого видел из генералов и старших командиров, когда выходил из окружения, о каких случаях их добровольной сдачи в плен, перехода на сторону немцев ему известно. Видел ли отец брошенные исправные танки, орудия, самолеты. Кто из старших командиров собирал вокруг себя бойцов и вновь организовывал бой.

Как рассказывал отец, к нему самому у особистов не было никакого интереса. Он объясняет это тем, что вышел из окружения в форме, с документами (командирское удостоверение, партбилет) и со своим наганом. Кто уничтожил документы, личность устанавливали по подтверждениям других командиров. Уничтожение партбилета, переодевание в гражданку, результат однозначный – рядовым в пехоту. Таких в звании и должности не восстанавливали.

Еще отец рассказывал, что отношение к тем, кто остался на оккупированной территории партизанить, со стороны командования и особистов и во время войны и после было такое – это скрытая форма дезертирства. Никто из оставшихся в окружении впоследствии не был восстановлен в званиях. Снова начинали с рядовых. Вот отсюда и пошло презрительное "окруженец". И недоверие к "окруженцам" сохранялось и после войны. По службе им продвижения не было.

А отец заканчивал войну комбатом подполковником в 11 гв.дивизии 11 гв. армии на косе Фриш-Нерунг. Это после взятия Кёнигсберга.

С уважением Веремеев Юрий Григорьевич».

 

Судя по тому, что поляков-хуторян (что потом и убили первых бойцов полка) удерживали в клубе за полночь, что парторгу полка в 1 час ночи 22 июня ставится задача вытаскивать к 3.00 на станцию подготовленные заранее два эшелона вагонов под эвакуацию семей командиров и сверхсрочников, дату и время нападения комполка точно знал с вечера 21 июня. И в 10-й Армии действительно сразу после указаний Павлова, около 2 часов ночи дивизии поднимали по тревоге. И самое важное – нападение немцев «внезапным» не было.

 

Ну а теперь переходим к артиллерии и не только. …..

 

281

 

 

 

 

 

Вопрос № 4. ПОЧЕМУ БОЛЬШАЯ ЧАСТЬ АРТИЛЛЕРИИ НАХОДИЛАСЬ В УЧЕБНЫХ ЦЕНТРАХ? (Немного о ВВС западных округов и что же такое на самом деле «пр. ГШ от 18 июня»?)

 

 

На этот вопрос ответов генералов в ВИЖ в 1989 году не публиковали. Но на него ответил в своих «Воспоминания» уже в 1960-е маршал Г.К. Жуков. Не мог не ответить. Ведь некоторая часть артиллерии западных округов из этих учебных центров попала к немцам, или, в любом случае, не вела по врагу практически никакого огня. А начальник ГАУ (с 21 июня) генерал Яковлев был вынужден дать команду в первые же дни войны, 15 июля, на отход всей тяжёлой артиллерии, чтобы она также не досталась врагу. И Жуков назвал тех, кто приказал собрать артиллерию западных округов «на полигоны, для отстрела» за пару недель до нападения Германии — это командующие этих самых западных округов. И, судя по воспоминаниям очевидцев, и по протоколам допроса Павлова, кто-то ещё и в Москве давал советы этим командующим по поводу артиллерии.

О том, что делали с артиллерией в округах, читайте например у И.Г. Старинова, о его друге, генерале Кличе, в июне 1941 года («Записки диверсанта», М., 1997г.) Старинов был в Бресте 20-22 июня, должен был поучаствовать на учениях и на «выставке» техники на южном полигоне. Встречался с начальником артиллерии ЗапОВО Кличом и в воспоминаниях пытался выставить Клича радеющим за то что артиллерия все еще находится на полигонах:

 

«— Случись что — орудия без тяги! — возмущался Клич. — Павлов каждый день докладывает в Москву о серьёзности положения, а нам отвечают, чтобы не разводили панику и что Сталину всё известно. …»

 

Т.е. Павлов пытался вроде как учения и полигоны отменить, но ему не разрешали в НКО и ГШ. Но можно и у Головано-

282

ва («Дальняя бомбардировочная...», М, 2004г.) ещё раз прочитать о том, как «Павлов каждый день докладывал» в Москву «о серьёзности положения»:

«....Павлов... снял трубку и заказал Москву. Через несколько минут он уже разговаривал со Сталиным. ...По его ответам я понял, что Сталин задаёт встречные вопросы.

— Нет, товарищ Сталин, это неправда! Я только что вернулся с оборонительных рубежей. Никакого сосредоточения немецких войск на границе нет, а моя разведка работает хорошо. Я ещё раз проверю, но считаю это просто провокацией. Хорошо, товарищ Сталин... А как насчёт Голованова? Ясно.

Он положил трубку.

— Не в духе хозяин. Какая-то сволочь пытается ему доказать, что немцы сосредоточивают войска на нашей границе...

<…>Кто из нас мог тогда подумать, что не пройдёт и двух недель, как Гитлер обрушит свои главные силы как раз на тот участок, где во главе руководства войсками стоит Павлов? К этому времени и у нас в полку появились разведывательные данные, в которых прямо указывалось на сосредоточение немецких дивизий близ нашей границы... Как мог Павлов, имея в своих руках разведку и предупреждения из Москвы, находиться в приятном заблуждении, остаётся тайной. Может быть, детально проведенный анализ оставшихся документов прольёт свет на этот вопрос...».

 

Старинов указывает на «Москву» (НКО) и косвенно на Сталина, как «виновного» в том, что артиллерия осталась без тягачей, да и вообще на полигонах. Голованов – на Павлова и ему подобных. Павлов за 10 дней до 22 июня успокаивает Сталина, что никаких немецких войск на границе не концентрируется, а потом «каждый день» докладывает, что война на носу, но ему «не верили»? Вот только реальные действия и поступки Павлова говорят, что больше стоит верить в этом Голованову, а не расстрелянному с Павловым Кличу. И его «другу» Старинову.

Но при всей явной «бескомпромиссности» Старинова в его отношении к Сталину, он дал интересные детали об этих днях. Старинов прибыл в Минск 20 июня, на плановые и не отменённые учения в Бресте:

«Начальник штаба округа В.Е. Климовских... выглядел хмурым, замкнутым. Поздоровался кивком, но от телефонной трубки не оторвался. Минуту-другую спустя извинился, сказал, что крайне занят:

283

— Встретимся на полигоне!

Командующий округом Павлов тоже говорил по телефону. Раздражённо требовал от собеседника проявлять побольше выдержки. Показали командующему программу испытаний. Он посмотрел её, недовольно заметил, что инженеры опять взялись за своё: слишком много внимания уделяют устройству противотанковых заграждений и слишком мало способам преодоления их.

В это время вошел Климовских:

— Товарищ генерал армии, важное дело...

Павлов взглянул на нас:

— Подумайте над программой. До свидания. До встречи на учениях.

Пока мы не закрыли за собою дверь, генерал Климовских не проронил ни слова...

...День прошёл в подготовке к учениям: уточняли и изменяли пункты программы испытаний в соответствии с пожеланиями командующего округом.

— Поезжайте отдыхать! — сказал генерал Васильев. — Утро вечера мудренее. Случись что-нибудь серьёзное, учения давно бы отменили, а всё, как видите, идёт по плану.

В словах начальника инженерного управления был резон. Мы отправились в гостиницу, выспались и ранним утром 21 июня, в субботу, выехали поездом в Кобрин, где располагался штаб 4-й армии, прикрывавшей брестское направление...

Начальник инженерного управления устроил нас на ночлег в собственном служебном кабинете. Условились, что поутру вместе поедем в Брест. Прошляков ушёл, а мы с Колесниковым отправились бродить перед сном по живописному субботнему городку. Около двадцати двух часов возвратились в штаб. Дежурный доложил: звонили из округа, учения отменены, нам следует возвратиться в Минск. Невольно вспомнились доводы генерала Васильева...

...Узнав от беженцев, что фашистские войска перешли границу и в Бресте идёт бой, мы с Колесниковым направились в Буховичи, в штаб 4-й армии, где нам сообщили, что в 5 часов 25 минут из штаба Западного особого военного округа получена телеграмма, требующая поднять войска и действовать по-боевому...».

 

Свидетельств и материалов о том, как в округах артиллерию вывели из боевых порядков войск к 22 июня, в различных книгах от мемуаров до исследований опубликовано множество. Например,

284

уже много раз приводимые слова К.К. Рокоссовского: «Войскам было приказано выслать артиллерию на полигоны, находившиеся в приграничной зоне. ...Соединения не имели положенного комплекта боеприпасов и артиллерии, последнюю вывезли на полигоны, расположенные у самой границы, да там и оставили...».

 

Но, кстати, не стоит думать, что Павлов действовал именно по личной инициативе. Когда его арестовали, он вёл себя достаточно независимо и даже ставил условие – будет давать показания только в присутствии наркома Обороны и начальника Генштаба! И на всём протяжении следствия постоянно давал понять, что действовал только по прямым указаниям наркома Тимошенко... И ещё, обратите внимание на слова генерала Васильева: «Случись что-нибудь серьёзное, учения давно бы отменили, а всё, как видите, идёт по плану». То есть, в Минске царила сплошная идиллия мирной жизни. А Москва (НКО) эту «идиллию» поддерживала чуть не специально.

 

Но пора посмотреть, что по артиллерии показывали командиры-артиллеристы…

«СПРАВКА  о полученных письмах от участников начального периода Великой отечественной войны на просьбу начальника Главного Военно-научного управления Генерального штаба Советской Армии за 1951-1952 годы. 21.03.1953г.

1. Генерал армии Баграмян И.Х. . Начальник оперативного отдела штаба Юго-Зап. Фронта. Подтвердил:

7) Своевременное возвращение всей артиллерии в свои части и соединения перед началом войны.

8) Указания по маскировке аэродромов.

<…>

2. Генерал армии Пуркаев М.А. Начальник штаба Юго-Западного фронта. Подтвердил:

8) Вывод артиллерии на артполигоны по частям (не более 1/3).

<…>

4. Генерал-лейтенант Кондратьев А.К. Начальник штаба 3А (ЗапОВО – К.О.). Подтвердил:

4) Нахождение большей части артиллерии в учебных центрах.

<…>

9. Генерал-майор Иванов Н.П. Начальник штаба 6 А (КОВО – К.О.).

285

2) Артиллерия дивизий и корпусов находилась в учебных лагерях.

<…>

10. Генерал-майор Кузнецов Н.С. Начальник артиллерии 9 А (ОдВО – К.О.).

1) Основная масса артиллерии выходила на сборы на нештатные артиллерийские полигоны, удаленные от зимних квартир на 30 км.

2) Распоряжение о приведении артиллерии в боевую готовность отдано не было.

3) Об укомплектованности артиллерийских частей 9 А средствами тяги на 100 %.

<…>

11. Генерал-полковник Барсуков М.М. Начальник артиллерии 10 А (ЗапОВО – К.О.).

1) Артиллерия дивизий находилась при своих соединениях и выполняла задачи вместе со своими дивизиями.

2) На сборах находилась лишь артиллерия корпусная и РВК.

3) Артчасти, находящиеся в лагерях получили приказ о приведении себя в боевую готовность в период 5.00-7.00 – 22.6.1941г.

4) Выход артиллерии в районы предстоящих действий был произведен в течении 22.6 без помех со стороны противника.

5) Стрелковые дивизии первого эшелона (2, 8, 13, 86, 153) свои полосы обороны знали.»

 

Похоже, начальник контрразведки 10-й Армии ЗапОВО полковой комиссар Лось немного «преувеличил» когда писал в своем отчете что «вся артиллерия» 10-й Армии на 22 июня оказалась на полигонах: «...Положение усугублялось тем, что по распоряжению штаба округа с 15 июня все артиллерийские полки дивизий, корпусов и артполки РГК были собраны в лагеря...»? Может, слава богу, не вся, по крайней мере в 10-й армии? Но основная ударная сила на 22 июня на полигонах все же оставалась, и в 10-й в том числе.

Смотрим полные «воспоминания» генерала Барсукова:

«ЗАМЕСТИТЕЛЮ НАЧАЛЬНИКА ГЕНЕРАЛЬНОГО

ШТАБА СОВЕТСКОЙ АРМИИ

Генералу-полковнику тов. ПОКРОВСКОМУ А.П.

 

Докладываю о действиях артиллерии 10 армии в начальный период Великой Отечественной Войны.

286

Настоящий доклад составлен на память, без каких либо документов, а поэтому содержит изложение общих положений на поставленные Вами вопросы.

1. Артиллерия армии собиралась только в одном лагере, полигон Червонный Бор, район Замброво. К 22.6.41 года в лагере находилось: 124 гап и 310 пап РВК, кап и ткап 1 ск, корректировочный отряд 1 ск и один дивизион корпусного полка 3 армии, приписанный к полигону для проведения артиллерийских стрельб.

Кроме того, часть зенитной артиллерии стрелковых  дивизий находилась на Крупском зенитном артиллерийском полигоне. Точный состав частей не помню.

Сбор артиллерийских частей в лагерь произведен согласно лагерного расписания, объявленного в приказе Командующего войсками Зап.ОВО.

2. Артиллерия шести стрелковых дивизий, кавалерийского корпуса, 1 и формируемого 13 танковых корпусов, 301 гап и формируемая истребительно-противотанковая артиллерийская бригада находилась в районах постоянной дислокации и должны были выходить в лагеря на период артиллерийских стрельб на полигон Червоный Бор и Обуз-Лесна.

3. Стрелковые дивизии со своей артиллерией распоряжением Командующего армией выведены в район сосредоточения на свои направления, если память не изменяет, 20.6.41 г.

Артиллерийские части находящиеся в лагере Червоный Бор в боевую готовность приведены в по боевой тревоге, объявленной мною лично в период времени между 5.00-7.00 22.6.41г. При этом, артиллерия 1 ск боевую задачу получила непосредственно от командира корпуса, а части РВК, решением Командующего армией были приданы: 124: гап – 86 сд, 310 пап – 13 сд, 301 гап  РВК был придан 155 сд, дислоцируемой в Барановичи.

4. Войсковая артиллерия была заблаговременно обеспечена боеприпасами в количестве 1,5 б/к, которые хранились на войсковых складах. Находящиеся в лагерях 124 гап и 310 пап РВК имели от 0,5 до 0,7 б/к боеприпасов.

Как известно, войска 10 армии в первые дни войны были вне удара наступающих группировок противника, а поэтому имели крайне незначительный расход боеприпасов.

5. Выход артиллерии РВК и артиллерии 1 ск в район действий стрелковых дивизий совершен в течение дня 22.6. без каких-либо

287

помех со стороны противника, а в ночь с 23 на 24.6 они вместе со стрелковыми дивизиями отошли на восточный берег р.Норев.

До 28.6, до дня потери управления войсками штабом армии, группировок артиллерии не проводилось.

6. Вся артиллерия, кроме истребительно-противотанковой артиллерийской бригады, имела положение по штабу средства тяги и транспорт.

Иптабр находилась в стадии формирования и к началу войны укомплектована личным составом, орудиями, незначительным количеством автомашин для хозяйственных нужд, а средства тяги и автотранспорт отсутствовали совершенно.

7. Стрелковые дивизии первого эшелона (2,8,13,86 163) знали свои полосы обороны, в которых осенью 1940 года были проведены некоторые оборонительные работы.

С весны 1941 года оборудование оборонительных позиций не проводилось и по существу войска занимали слабо подготовленную оборону, которую оставили вследствие выхода противника в тыл 10 армии с Гродненского и Брестского направлений.

Представить доклад в назначенный срок не мог вследствие нахождения в командировке.

ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИК АРТИЛЛЕРИИ – БАРСУКОВ» (ЦАМО, ф. 15, оп. 9777441, д. 2, л. 509-511)

 

Барсуков пишет, что на полигоне Червоный Бор были только «124 гап и 310 пап РВК, кап и ткап 1 ск, корректировочный отряд 1 ск и один дивизион корпусного полка 3 армии». А артиллерия дивизий была с дивизиями.

Однако тот же комдив-86 Зашибалов пишет что его «248 и 383 артиллерийские полки» также «к 21 июня 1941 года были на окружных сборах артиллерийских частей округа, в районе Красный Бор (Червоный Бор – К.О.), западнее города Ломжа на удалении от участков обороны стрелковых полков и подготовительных (подготовленных – К.О.) огневых позиций от 30 до 40 километров». Так что, похоже, Барсуков «слукавил» (соврал) по артиллерии – артиллерия 10-й Армии ЗапОВО в большинстве своем находилась на полигонах и после 11-15 июня в дивизии не возвращалась. Это им «повезло» что против этой армии немцы в принципе не планировали особо бои – обошли со стороны Гродно и Бреста (с севера и юга) и рванули дальше с целью окружения. Поэтому у командования 10-й Армии было время на возращение артчастей в полки

288

с полигонов и 22 июня. В боевую же готовность эти части стали приводить только после начала войны – от 5 до 7 часов утра, хотя в этой армии уже сразу после 2 часов ночи стали вскрывать свои «красные» пакеты.

Так что когда Барсуков указал что «Стрелковые дивизии со своей артиллерией распоряжением Командующего армией выведены в район сосредоточения на свои направления, если память не изменяет, 20.6.41 г.», то он тоже «слукавил». Тот же Ляпин, начштаба 10-й А это не подтверждает – и дивизии может и выводились но артиллерия оставалась на полигонах. По крайней мере, гаубичная. Также Барсуков пишет что с «весны 1941 года оборудование оборонительных позиций не проводилось» и приграничные «войска занимали слабо подготовленную оборону». Однако Ляпин пишет, что у него на работах в 10-й армии на границе находилось до 40 тысяч бойцов с лопатами, и без оружия:

«На госгранице в полосе армии находилось на оборонительных работах до 70 батальонов и дивизионов общей численностью 40 тыс. человек. Разбросанные по 150-км фронту и на большую глубину, плохо или вообще невооруженные, они не могли представлять реальной силы для обороны государственной границы. Напротив, личный состав строительных, саперных и стрелковых батальонов при первых ударах авиации противника, не имея вооружения и поддержки артиллерии, начали отход на восток, создавая панику в тылу». (ВИЖ № 5, 1989 г., с. 25-26)

Там же Ляпин указывает: «А какая иная реакция могла быть, например, у личного состава 25-й и 31-й танковых дивизий 13-го механизированного корпуса, которые имели к началу войны по нескольку учебных танков, до 7 тыс. человек в каждой, совершенно безоружных.»

 

Вот что пишет В.А. Рунов по 10-й армии:

«До 22 июня 1941 года значительная часть артиллерии армии находилась на сборах на полигоне Червоный Бор, а часть зенитной артиллерии – на Крупском зенитном полигоне. Другая часть – в районах постоянной дислокации соединений и готовилась к выходу на период артиллерийских стрельб на полигоны Червоный Бор и Обуз-Лесна. Артиллерия дивизий находилась в составе своих соединений. Войсковая артиллерия была обеспечена боеприпасами в размере 1,5 боекомплекта, которые хранились на войсковых складах, а артил-

289

лерия, находящаяся в лагерях, имела от 0,5 до 0,7 боекомплекта боеприпасов.<…>

Встреча наземных войск сторон произошла примерно в 9 часов утра в основном на рубеже переднего края Осовецкого и Замбровского укрепленных районов. При этом советские войска сильно уступали противнику по количеству артиллерии и знанию обстановки. Начальник штаба 10-й армии генерал П.И Ляпин пишет: «Первый удар противника наши дивизии, вступившие в бой сходу, приняли на себя, вооруженные только пехотным оружием и полковой артиллерией. Значительная часть дивизионной и корпусной артиллерии и в дальнейшем совершенно не принимала участие в боевых действиях, бродила по дорогам до тех пор, пока не была разгромлена авиацией противника». (ЦАМО, ф. 15, оп. 977441, д. 2, кор. 23343, л. 205)» (В.А. Рунов, «1941. Первая кровь», М. 2009г.)

Т.е. гаубичная артиллерия, наиболее мощная огневая сила армии находилась на полигонах по милости Павлова и Клича. А выдвинувшись после нападения немцев в армию, блудя по дорогам войны, так и не приняла участия в боевых действиях, пока ее не уничтожили немецкие ВВС…

 

«12. Генерал-лейтенант артиллерии Дорофеев Н.В. Начальник артиллерии 8 А (ПрибОВО – К.О.).

1) Большая часть артиллерии 10 и 11 ск была выведена в лагерь в мае 1941 года по приказу командующего ПрибОВО.

2) Обеспеченность артиллерии средствами тяги была плохая.

3) большой некомплект артиллерийских частей в личном составе.

 

19. Генерал-полковник Шумилов М.С. Командир 11 СК. 8 А. (ПрибОВО – К.О.)

6) Артиллерия была в войсках.» (Ф.15, оп. 178612, д. 50, л. 1-8.)

 

Как видите, в ПрибОВО, по крайней мере, в 8-й Армии артиллерию хоть и выводили на стрельбы с мая месяца, но к 22 июня ее вернули в дивизии. Смотрим, что ответили сами генералы этого округа.

 

Собенников, 8-я Армия:

«4.Артиллерия была с войсками и сыграла большую роль в первые часы начавшегося в 4 часа 22 июня боя.

Даже тяжелый полк из Риги по железной дороге прибыл и выгрузился 22 июня юго-восточнее г. Шауляй.»

 

Артиллерийские полки этой армии ПрибОВО получали свои приказы на вывод с лагерей уже 15 июня:

290

 ««ВОЕННЫЙ СОВЕТ Прибалтийского Особого военного округа.

15 июня 1941 г. № 00216 Г. Рига.

НАЧАЛЬНИКУ АРТИЛЛЕРИЙСКОГО УПРАВЛЕНИЯ ПрибОВО ГЕНЕРАЛ-МАЙОРУ БЕЛОВУ.

КОПИИ:

КОМАНДУЮЩЕМУ 8А.

ЗАМ.НАЧ.ШТАБА ОКРУГА ПО ОРГ.МОБ. ГЕНЕРУ-МАЙОРУ ГУСЕВУ.       

ЗАМ.НАЧ.ШТАБА ОКРУГА ПО ТЫЛУ ГЕНЕРАЛ-МАЙОРУ КУЗНЕЦОВУ.

ПРИКАЗЫВАЮ:

1.С получением сего вывести из Рижского лагеря и перевести в места зимних стоянок 47 кап и 73 кап. Срок сосредоточения 47 кап в район Варняй; 73 кап в ШАУЛЯЙ к исходу 213.6.

2.402 гап Б/М первого мобэшелона вывести и расположить в районе леса у ст. УЖПЕЛЬКЯЙ (южн. Ур. ТИРЛАУСКИС). 2 эшелон отмобилизовать в РИГА.

Вывод 402 гап закончить к 216.6.

3.Переброску полков произвести по железной дороге, для чего немедленно дать заявку Начальнику ВОСО.

4. Перевозку провести ночью. Погрузку перед наступлением темноты. Выгружать на рассвете.

 

п/п КОМАНДУЮЩИЙ ВОЙСКАМИ ОКРУГА ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИК (КУЗНЕЦОВ)

п/п ЧЛЕН ВОЕННОГО СОВЕТА ОКРУГА КОРПУСНОЙ КОМИССАР (ДИБРОВА)

п/п НАЧАЛЬНИК ШТАБА ОКРУГА ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ (КЛЕНОВ)

Верно, Зам. Нач. Опер Отдела полковник (Киносян) подпись

Отпечатано ПЯТЬ экз.

1.Экз. № 1-4 адресатам

2.Экз. № 5 – в делах Оперативного отдела.

15.6.41 г. печатала А.Соколова.» (ЦАМО, ф. 344, оп. 5554, д. 19, л.37)

 

 В документе видно, что зачеркнута дата «21 июня» и проставлено «23» и «26 июня» как срок возврата этих ГАП и КАП на свои «зимние квартиры».

 

Шумилов, бывший командир 11-го стрелкового корпуса 8-й армии Собенникова:

291

«Артиллерийские части корпуса находились вместе со своими дивизиями. Корпусные артиллерийские полки были выдвинуты к государственной границе к 18.6.1941 года.

В учебных лагерях артиллерийских частей не было.

Обеспеченность патронами и снарядами к моменту начала войны было до 1 БК, а обеспеченность 125 СД – выше, так как ее запасы все были с ней.

 

П.п. ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИК – ШУМИЛОВ» (ЦАМО, ф. 15, оп. 977441, д. 2, л. 467-469)

 

Фадеев, бывший командир 10-й стрелковой дивизии 11-го стрелкового корпуса 8-й армии:

«6. Вся артиллерия к моменту боевых действий находилась на огневых позициях и вела бой во взаимодействии с частями дивизии. Обеспеченность боеприпасами частей дивизии в целом была достаточная.

До начала войны не хватало автотранспорта и биноклей для офицерского состава, что было пополнено в потребном количестве во время самих боевых действий.

 ОБЩИЙ ВЫВОД: – Дивизия была подготовлена для ведения боевых действий своевременно и вступила в бой организованно.

Ввиду отсутствия карт Литовской АССР, не могу подробно описать и дать Вам подробные ответы на Ваши вопросы.

ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ  подпись  /ФАДЕЕВ/

Отп. 2 экз.

Экз. № 1 – адресату

 – “ – № 2 – в дело

Исп. Фадееев Отп. Шакмакова 8.4.53. № – 1814. Р/т № – 100.» (ЦАМО, ф. 15, оп. 178612, д. 50, л. 105-110)

 

Морозов, 11-я Армия:

«Вопрос 4-й. “Почему большая часть артиллерии корпусов и дивизий находилась в учебных лагерях?”

В учебных лагерях не находились 33 и 183 дивизии и их артиллерия. Артиллерия этих дивизий была фактически полностью развернута.

В лагерях находилась часть артиллерии 5 сд, часть артиллерии 188 сд, КАП 16 ск и армейский гаубичный полк. Развертывание этой артиллерии предполагалось произвести по обстановке.

Вообще же в штабе фронта существовало довольно мирное настроение. В лагерь Козлова Руда 21.6.41 г. прибыла инспекция

292

округа во главе зам. комвойск покойным генерал-лейтенантом Львовым, и по приказу командующего генерал-полковника Кузнецова Ф.И. была назначена на утро 22.6.41 г. инспекторская стрельба для частей 5 и 188 сд, а также инспекторская стрельба артиллерии.»

 

Шлемин, бывший начштаба 11-й армии:

«3.Почему большая часть артиллерии корпусов и дивизий находилась в учебных лагерях?

Ответ изложен в п.2.»

 

Шлемин от ответа уклонился… Ничего о том, почему артиллерия была на полигонах в «п.2» нет.

Т.е., если проблем с возвратом артиллерии в 8-й армии ПрибОВО не было – генералы отвечали легко. А там где проблемы были – генералы постарались уклониться от ответа на вопрос.

Есть еще оперсводка №2 по 11-й Армии на 14.00 20 июня (ЦАМО, ф.221, оп. 135, д. 68, к. 10594, л. 4,5) о дислокации частей армии. И по ней видно, что артиллерия, в общем, из лагерей не вся выводилась. И, похоже (судя по нежеланию командиров 11-й армии отвечать на этот вопрос) «заслуга» в том, что часть артиллерии оставалась на полигонах, на совести командования 11-й армии. А точнее на командующем ПрибОВО Ф. Кузнецове, который им не дал такой команды, не сообщив толком и о выводе войск на рубежи обороны, по боевым тревогам и в полной боевой готовности, после 15 июня. При этом на границе находились отдельные батальоны усиленные артдивизионами и та же «128 сд производит оборонительные работы и в боевой готовности к 10.00 20.6 занимает оборону» на своих рубежах. Но артиллерия больших калибров оставались на полигонах – «270 и 448 КАП – в лагере ЮРА». А также «Армейские части: 429 гап РГК – в районе дислокации – ОРАНЫ. 10 ПТБР – КАУНАС».

 

Смотрим по артиллерии «воспоминания» генерала Рогозного, бывшего начальника штаба 15-го стрелкового корпуса 5-й Армии КОВО:

«НАЧАЛЬИКУ ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКОГО ГЛАВНОГО ВОЕННО-НАУЧНОГО УПРАВЛЕНИЯ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА СОВЕТСКОЙ АРМИИ. Г. Москва.

На ваш № 679076 от 29 января 1953 года.

<…>

Пятое: Части дивизий вступили в бой с немцами в крайне тяжелых условиях, так как боевые действия начатые внезапно явились

293

 неожиданностью, при этом одна треть стрелковых войск находилась на оборонительных работах, а корпусная артиллерия была на армейском лагерном сборе.

Шестое: Артиллерия находилась в составе своих соединении. Корпусная артиллерия в составе двух полков находилась на армейском специальном артиллерийском лагерном сборе на Повурском полигоне (около 50 км. восточнее Ковель). Оба артиллерийских полка своим ходом прибыли в район боевых действий и заняли свои позиционные районы, примерно к 13.00 22 июня 1941 года. Всеми видами боеприпасов войска корпуса были обеспечены по норме. Боеприпасы хранились на складах частей в районе своих дислокаций.» (ЦАМО, ф. 15, оп. 178612, д. 50, л. 173-175. 21.4.53г.)

 

«БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ 62-Й СТРЕЛКОВОЙ ДИВИЗИИ В НАЧАЛЬНОМ ПЕРИОДЕ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ.

(Воспоминания бывшего начальника штаба 62-й стрелковой дивизии полковника Новичкова П.А.)

<…>

Вся артиллерия к моменту выхода дивизии к границе находилась в артиллерийских лагерях в м. Повурск, в 25-30 км восточнее Ковеля, и только к утру 20-го июня она была сосредоточена в районе стрелковых полков, имея лишь один боекомплект снарядов всех систем.» (ЦАМО, ф.15, оп.881474, д.12, л.143-149)

 

Смотрим «воспоминания» командира 72-й горно-стрелковой дивизии 26-й Армии КОВО генерала П.И. Абрамидзе:

«6-й ВОПРОС.

Где находилась артиллерия вверенного Вам соединения к моменту боевых действий?

Если она находилась в учебных артиллерийских лагерях, то когда она присоединилась к своим частям и соединениям?

ОТВЕТ.

К моменту начала боевых действий артиллерия частей и соединений находилась не на артиллерийских сборах, а на лагерном расположении непосредственно у своих военных городков.

При этом необходимо доложить следующее. По общему плану, 33 и 33 артиллерийские полки должны были с 14 июня 1941 года начать учебно-артиллерийские стрельбы на полигоне в глубоком тылу, 40 км. ю. з. Болехув, населенный пункт – Сколе, но поступило распоряжение от штаба 8 ск, запрещающее отправление указанных полков на учебные стрельбы до определенного времени.

294

Обеспеченность боеприпасами частей и соединения в целом в началу боевых действий сверх достаточная, т.е. она исчислялась многими боекомплектами, сосредоточенными в складах на выгодных пунктах.

В течении 15-20 дней все части дивизии обеспечивались боеприпасами для всех систем вооружения только своим запасом, подготовленным заранее, это тогда, когда расходы боеприпасов, особенно артиллерийских снарядов и мин, были огромные.

72 с.д. в первые дни войны ни в чем не нуждалась.

ГЕНЕРАЛ-МАЙОР /подпись/ (АБРАМИДЗЕ)

Отпечатан 1 экз. Исп. Генерал Абрамидзе. Отп. Волкова

МК № _ 11.6.53.» (ЦАМО, ф.15, оп. 178612. д. 50, л. 152-171)

 

Как видите, для дивизии Абрамидзе не только дали «отдельный», тот самый «особый приказ наркома» и ГШ на приведение в боевую готовность его приграничной дивизии, но ему также дали команду не отправлять артиллерию на запланированные занятия на полигон с 14 июня.

Кстати говоря, есть ряд исследователей, считающих, что словам Абрамидзе не стоит доверять, мол, подзапамятовал данный генерал о событиях тех дней, что-то там «перепутал в своих воспоминаниях»… Ведь его показания слишком уж «противоречат» тому, что потом рассказывали мемуаристы. Но Абрамидзе всю войну пробыл в немецких лагерях и что-то придумывать ему в конце 40-х, чтобы понравиться тем кто «спал» в предвоенные дни – вряд ли хотелось… Может кто-то хочет и Рокоссовского уличить во вранье? Ведь он и писал, что ему удалось «отстоять» свою артиллерию от отправки на полигоны за неделю до войны и это спасло его потом. Округ с 15 июня должен был начать вывод войск с приведением в б.г., что отменяет всякие плановые стрельбы и занятия, но Рокоссовский ничего об этом не пишет. Также Рокоссовский даже не упомянул о том, что мехкорпуса должны были приводиться в полную б.г. уже с 14-15 июня – он понятия не имел и об этой директиве ГШ…

 

Смотрим, что писал начальник штаба 6-й армии КОВО генерал Иванов:

«Войска, в связи с неготовностью артиллерии, бывшей на артиллерийских сборах, выходили к границе по частям под прикрытием пограничных войск и гарнизонов Укрепленных районов.» (ЦАМО, ф. 15, оп 977441, д. 3, л. 68-70. 72, 73. 75, 76)

 

А вот что показывал нш КОВО Пуркаев:

295

«4 вопрос:

“Почему большая часть артиллерии корпусов и дивизий находилась в учебных лагерях?”

Ответ:

Это не так. В первых числах мая была получена директива генерального штаба (или Командующего артиллерией Красной армии, точно не помню) с планом вывода на летний период артиллерии на полигоны и учебные лагеря.

Обсудив эту директиву с Командующим артиллерии (в то время генерал-полковником т. Яковлевым) мы вместе внесли предложение Военному совету округа артиллерию в лагеря и на полигоны (окружные – К.О.) не выводить. Стрельбы проводить на дивизионных полигонах и стрельбищах. Для отстрела положенных стрельб корпусную артиллерию и артиллерию РВГК выводить на полигоны не более одной трети.

Генерал КИРПАНОС это предложение вначале не принял и приказал мне доложить его Начальнику генерального Штаба и получить его санкцию.

Генералу ЖУКОВУ это было доложено. Он одобрил. После чего Военный совет округа утвердил предложенный нами (мною и Командующим артиллерией) план.

Войскам были отданы соответствующие распоряжения и они выполнялись.»

 

Баграмян:

«4.Почему большая часть артиллерии корпусов и дивизий находилась в учебных лагерях.

Насколько я помню, командование и штаб Киевского особого военного округа добилось разрешения Генерального Штаба своевременно возвратить всю артиллерию в свои соединения.

В ночь с 21 на 22 июня командиры всех авиасоединений ВВС получили приказание из штаба округа о рассредоточении и маскировке самолетного парка на аэродромах.

 Это приказание было приведено в исполнение. Благодаря этому потери ВВС округа от внезапных ударов авиации немцев были резко сокращены.» (Сайт МО РФ «Документы. Накануне войны»)

 

Как видите, нш КОВО и его заместитель – пытаются уверить, что артиллерия если и была (оставалась) на полигонах к 22 июня, то в минимальных количествах. Что это штаб КОВО, лично Пуркаев, добился того чтобы артиллерия была возвращена в дивизии к 22 июня.

296

Заодно Баграмян показал, что и ВВС в ночь на 22 июня от штаба КОВО получили приказ на рассредоточение самолетов на случай возможного внезапного первого авиаудара.

Глянем, что писал комдив Шерстюк по артиллерии, а потом и до ВВС доберемся…

«6. Где находилась артиллерия вверенных Вам частей и соединения к моменту начала боевых действий? Если она находилась в учебных артиллерийских лагерях, то когда она присоединилась к своим частям и соединениям? Какова была обеспеченность боеприпасами частей и в целом соединения к началу боевых действий?

 Легкий артиллерийский полк прибыл с артполигона примерно за 10-15 дней до 22.6.41г.; гаубичный артполк прибыл из артполигона – (район Сарны), если не ошибаюсь 21.6., что и заставило меня ожидать командира ГАП в г. Любомль 22.6. после его возвращения из артполигона. Часть батарей, если не ошибаюсь, стрелкового полка, дислоцируемого в г. Ковель, забыл, но к моменту планового отхода сд. от госграницы на восток т.е. к 27-28.6. – все батареи ПА стрелковых полков находились при своих частях. Обеспеченность боеприпасами частей сд. и в целом дивизии к началу боевых действий была вполне достаточной. Снаряды для артиллерии и патроны для стрелкового оружия в достаточном количестве находились в складах частей гарнизонов. Армейский артсклад всех видов боеприпасов находился в 6-8 километрах в лесу Юго-Западнее Ковель т.е. в одном переходе от гарнизона Любомль и в двух переходах от Шацк.

За уточнением отдельных вопросов, быть может слабо освещенным, прошу обратиться к быв. начальнику штаба 45 сд. генерал-майору Чумакову, работающему до 1952 года в Оперуправлении Генерального Штаба Советской Армии, место службы коего мне на сей день неизвестно и к бывшему командиру 15 ск. полковнику Федюнинскому – ныне генерал-полковнику Федюнинскому И.И., место службы коего в настоящее время мне также не известно.

Приложение: Письмо за № 679077 от 29 января 1953 года, наш. вход. № 278 от 14.2.53г. на 3 листах (секретно) только адресату.

 БЫВШИЙ КОМАНДИР 45 СД – ПРЕДСЕДАТЕЛЬ РЕСПУБЛИКАНСКОГО ОРГКОМИТЕТА ДОСААФ БЕЛОРУССКОЙ ССР

ГЕНЕРАЛ-МАЙОР: – подпись /ШЕРСТЮК/

отп. 2 экз.

экз. №1 адр.

297

экз. №2 в дело

исполн. ШЕРСТЮК

24.4.53г. отп. А.С.

ч/м 14 листов.

№ 0236»

 

Шерстюк – бывший офицер еще царской армии и свои показания писал (печатал) сам – отсюда его «коего», «сей день»…

Артполигон под Сарнами – это около 200 км от г.Любомль. 45-я сд – дивизия приграничная, ПП ей не доводят, указав – комдив задачу получит после нападения Германии (когда надо). От Ковеля на Люблин, куда рвался лихо наступать Жуков силами КОВО по планам ГШ – прямая дорога не более 130 км. И к 21 июня ГАП приданный 45-й сд был на месте. Хотя некоторые батареи ПА (полковой артиллерии) сп в Ковеле – остались на полигоне. (Е.Морозов – «На тот момент в штате стрелкового полка состояли полковая артиллерийская батарея (76-мм орудия ПА обр. 1927 г.), противотанковая батарея (45-мм ПТ пушки) и миномётная батарея (120-мм миномёты)»)

Т.е. – хоть эту дивизию 5-й армии Потапова и держали – для красивого наступления «на Люблин» но с 19 июня ее в б.г. не приводили. И тем более предупреждение Жукова о возможном нападении, которое он по телефону делал вечером 21 июня в округа – Шерстюку не доводилось…

 

Напоследок – к ОдВО. В котором тоже не все так идеально было, где М.В. Захаров был только начштаба:

«В последние недели перед войной артиллерийские части (корпусной артполк и по два дивизиона от каждого артполка стр. дивизий) проводили стрельбы и находились на корпусном артиллерийском полигоне в районе Гинчеты в расстоянии 40-150 км от районов своего расположения. Зенитные дивизионы стрелковых дивизий и корпуса находились в Аккермане на сборе зенитных частей округа.

К моменту нападения Германии войска оставались в занимаемых ими районах и на полигонах за исключением двух зенитных дивизионов, которые за 2-3 дня были отозваны и поставлены на огневые позиции для прикрытия гарнизона г. Кишинева.» (Генерал-лейтенант П.М.Верхолович, начальник штаба 35 ск ОдВО. ЦАМО, ф.15, оп. 9777441, д.2, л. 564, 565, 567- 569)

А генерал-майор Кузнецов Н.С., начальник артиллерии 9-й армии ОдВО вообще утверждает что «Распоряжение о приведении

298

артиллерии в боевую готовность отдано не было» от командования ОдВО – Черевиченко...

 

А теперь смотрим, что творилось с авиацией по «воспоминаниям» генералов отвечавших на вопросы Покровского. Ведь кроме командиров соединений и начальников штабов этих же соединений, и кроме начальников артиллерий, свои ответы-показания по «вопросам Покровского» давали и «летчики» – командующие ВВС армий, например.

Интересны воспоминания генерал-полковника Хрюкина, командующего ВВС 12-й Армии КОВО. Написаны они, во-первых, еще при жизни Сталина, а во-вторых, генералом, не несшим ответственности за предвоенные «странности» и прочее…

 

«НАЧАЛЬНИКУ ГЛАВНОГО ВОЕННО-НАУЧНОГО УПРАВЛДЕНИЯ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА СОВЕТСКОЙ АРМИИ. Генерал-полковнику тов. Покровскому.

На Ваш № 100819

Сообщаю:

Приказом Народного Комиссара Обороны Союза ССР я был назначен Командующим ВВС 12 Армии Киевского Особого военного округа 17 июня 1941 года.

Прибыл и вступил в командование ВВС Армии в 18.00 21-го июня 1941 года. Боевой состав ВВС 12-й Армии состоял из 64 иад, 44 иад, 5 сбап и 149 оиап.

К исходу 21.-го июня 1941 года части и соединения ВВС Армии дислоцировались на аэродромах: Станислав, Коломыя, Черновицы, Умань.

Штаб ВВС Армии дислоцировался в гор. Станиславе. Запасных аэродромов Армия не имела. Части и соединения ВВС Армии вооружены были самолетами И-16, И-153 и 149 оиап на МИГ-1 с дислокацией в Черновицах. Материальная часть была в исправности и боеготовности, за исключением 20 самолетов МИГ-1 149 оиап были не собраны. Самолеты МИГ-1 личным составом были еще не освоены. Соединения ВВС Армии вооруженные самолетами И-16, И-153 и СБ для выполнения боевой задачи были подготовлены хорошо.

С 18.00 до 22.00 21 июня 1941 года в разведотделе 12 Армии мною была детально изучена обстановка. Изучив обстановку я убедился, что противник занял исходное положение и готов был к внезапному нападению (что подтверждалось показаниями перебежчиков) о чем мною было доложено Командующему 12 Армией

299

генералу Понеделину и Командующему ВВС Киевского Особого военного округа генералу Птухину, которые указали мне, что никаких действий со стороны немцев не ожидается и не надо верить всяким паническим слухам. Никаких указаний о приведении частей и соединений Армии в боевую готовность я не имел. Учитывая сложившуюся обстановку я отдал боевой приказ по Армии о приведении всех частей и соединений в боевую готовность.»

 

Командующему ВВС армии в разведотделе армии, оказывается, достаточно было почитать разведсводки, чтобы выяснить что «противник занял исходное положение и готов был к внезапному нападению». И при этом ему приказ о приведении в боевую готовность аналогичный тому, что получал в ночь с 19 на 20 июня в ЗапОВО Белов, не довели.

 

«К утру 22 июня 1941 года самолеты на аэродромах были рассредоточены, установлена радиосвязь, организованы были командные пункты, установлена связь с постами ВНОС, были выставлены на всех возвышенностях наблюдатели за воздухом. Весь летный и технический состав дежурил у самолетов, офицеры штаба в штабах.

В результате принятых мер налеты, совершенные немецкой авиацией в 3 часа 40 минут 22 июня 1941 года по аэродромам Станислав, Черновицы, Коломыя, Умань не были внезапными, на всех аэродромах взлетали дежурные подразделения и вступили в бой с самолетами противника на подходах к аэродромам.

 К 5 часам в районе аэродрома Станислав нашей авиацией было сбито 13 бомбардировщиков противника, а за день 22 июня 1941 года было сбито 24 самолета противника. Наши потери составили 40 самолетов, главным образом, уничтоженных на аэродромах – неисправные, не собранные и не успевшие взлететь.

К утру23 июня 1941 года вся неисправная материальная часть с аэродромов была эвакуирована в тыл в район Умань, для ремонта, а часть исправных самолетов была рассредоточена на площадках выбранных прямо в поле, в районе Станислава, Коломыя, Черновицы, Умань.

В дальнейшем проходили обычные боевые действия ВВС Армии по выполнению задач поставленных командованием 12 армией, которому я подчинялся до 1.7.1941 года, после чего приказом Командующего Юго-Западным фронтом, я был подчинен Командующему 26 армией.

300

Штаб ВВС 12 Армии в основном полностью был укомплектован генералами и офицерами, имел средства связи и транспорт. Офицерский состав был хорошо обучен и подготовлен к руководству боевыми действиями Армии, но не имел достаточного опыта и не был сколочен, так как был сформирован в начале июня 1941 года.

Генерал-полковник авиации – Хрюкин.

22 апреля 1952 г.» (ЦАМО, ф. 15, оп. 9777441, д.2, л.539-541)

 

«СПРАВКА о полученных письмах от участников начального периода Великой отечественной войны на просьбу начальника Главного Военно-научного управления Генерального штаба Советской Армии за 1951-1952 годы. 21.03.1953г.

14. Генерал-полковник авиации Хрюкин Т.Т. Командующий ВВС 12 А.

1) После изучения обстановки с 18.00-22.00  1.6.41г.  (так в документе – должно быть 21.6.41г. – К.О.) было ясно, что противник может немедленно выступить против нас, но командующий 12 А. Понеделин сказал, чтобы я не верил никаким паническим слухам. Никаких указаний от командующего о приведении в боевую готовность не имел.

2) Оценив обстановку, отдал приказ о приведении частей и соединений в боевую готовность. В результате этих мер удары авиации противника по аэродромам Станислав, Черновцы, Коломыя, Умань не были внезапными.

3) Штаб ВВС 12 А. не был полностью сколочен как орган управления.»

 

Для справки – генерал Т.Т. Хрюкин личность легендарная. Родился 21 июня 1910 года, умер 19 июля 1953 года вследствие ухудшения здоровья после автоаварии на учениях. Т.е. на 22 июня генерал-майору Хрюкину всего 31 год. Воевал в Испании и Китае. В Китае совершил свой знаменитый подвиг – руководимая им группа из 12 бомбардировщиков СБ осенью 1938 года потопила японский авианосец «Ямато-мару» (скорее авианесущий корабль – плавучий аэродром японцев). За эту операцию Хрюкин награжден китайским орденом, а 22 февраля 1939 года удостоен звания Герой Советского Союза.

 

А это по ПрибОВО:

«15. Генерал-майор Андреев А.П. Командующий ВВС 8 А.

1) Части ВВС 8 А, как и остальные части округа были предупреждены еще 16-17 июня 1941г. о возможном нападении немцев.

301

2) Штаб ВВС 8 А был малочисленным, но способным управлять войсками.

3)  – ВВС 8 А фактически не командовал.» (Ф.15, оп. 178612, д. 50, л.1-8.)

 

Как видите, командующий ВВС 8-й армии ПрибОВО генерал Андреев утверждает, что уже 16-17 июня и части ВВС и остальные войска округа были предупреждены командованием «о возможном нападении» Германии. Той самой директивой ПрибОВО от 15-16 июня которую зачитывали и в полках, в том числе, о чем показал комполка Бурлакин:

«Примерно 16-17 июня в 17.00 командиром 188 сд полковником ИВАНОВЫМ были вызваны командиры частей и зачитана директива не помню чья ПрибОВО или 11 армии, кажется ПрибОВО. Точно всю директиву я перечислить не смогу, но часть пунктов хорошо помню, в которых было указано следующее:

Немцы сосредоточили большое количество пехотных и моторизованных дивизий на государственной границе. Переход границы ожидается в ночь с 19 на 20.6.

В директиве требовалось все имущество и боеприпасы погрузить в транспорт. Личному составу выдать на руки противогазы. (тогда противогаз БСС-МО-2 был секретным), части в ночь на 20.6-41 г. вывести из лагеря и рассредоточить.

Артиллерию по батарейно рассредоточить по лесу.

Самолеты полностью держать заправленными, летчикам дежурить у самолетов. Другие пункты не помню. …» («ВОСПОМИНАНИЯ  бывшего командира 523 сп 188 сд генерал-майора БУРЛАКИНА Ивана Ивановича»)

 

15-16 июня Москва давала даже примерную возможную дату нападения округам – «в ночь с 19 на 20.6». Но в любом случае вывод войск, начатый в 8-й армии ПрибОВО с 16 июня, сопровождался разъяснениями от Собенникова о том, что войска выводят «в районы, предусмотренные для них планом прикрытия» именно в связи с возможным нападением Германии. А не для мифических и дурацких «учений». И ВВС в эти дни именно приводили в повышенную боевую готовность в ПрибОВО! Ведь «дежурство летчиков у самолетов» это и есть – повышенная б.г..

Было ли такое же разъяснение в других округах? Конечно, было. Именно в связи с создавшейся угрозой нападения со стороны Румынии (и Германии) Военный Совет Одесского ВО еще 6 июня и дал

302

запрос в Москву на вывод войск по ПП. И нш 35-г ск Верхолович показал что, и 12 и 18 июня дивизии его корпуса на границе в связи с возможными ожидаемыми нападениями приводились в боевую готовность.

Именно с угрозой возможного нападения ВС ЗапОВО 8 июня также давал запрос в НКО и ГШ на вывод войск округа в районы предусмотренные ПП. Можно конечно пофантазировать, зачем Павлов просил Москву вывести войска ЗапОВО в районы по ПП – мол, от нечего делать, грибов пособирать… Но думаю и без меня чудных «историков», адвокатов павловых найдется масса для этого. Ведь затем павловы-кирпоносы стали буквально засирать подчиненным мозги мифическими учениями, по которым и на которые якобы и выводятся войска в новые районы.

 

В книге «Сталин. Кто предал вождя накануне войны?» есть отдельная глава о ВВС и ПВО. О том, как в последние дни перед 22 июня, 19-20 июня для них сначала дали приказ о приведении в боевую готовность, а 21 июня, к вечеру эту б.г. отменяли копцы своими устными приказами. Глава достаточно подробная и повторять здесь ее не будем. Однако приведем некоторые мемуары генералов ВВС и показания «особистов» по ВВС и ПВО…

 

Генерал Н.С. Скрипко, с ноября 1940 г. – командир 3-го дальнебомбардировочного авиационного корпуса в составе ВВС ЗапОВО, дислоцированного в Смоленске, тогда полковник, утверждает что: «директива о приведении всех частей в боевую готовность стала известна командующему ВВС Западного особого военного округа в 00.30 минут 22 июня 1941 года». Но он не прав. «Директива б/н» пришла в Минск только в 1 час ночи и узнать ее содержание Копец мог от Павлова только к 1.30 – не ранее. И сам Павлов именно это время дает в своих показаниях на следствии. Если только Копцу о ней не сообщил кто-то еще, до Павлова… например командующий ВВС РККА из Москвы. Звонивший командующим ВВС западных округов по поручению наркома Тимошенко или начальник Генштаба Жукова. Что вполне возможно, но как показывал Павлов, Копец со своим заместителем Таюрским и от него получили команду «приводить войска в боевое состояние» примерно в 1.30.

Скрипко пишет что «директива наркома обороны, предупреждающая о возможном нападении фашистской Германии, обязывала Военно-Воздушные Силы быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников, предпи-

303

сывала рассредоточить всю авиацию по полевым аэродромам и тщательно замаскировать ее,». («По целям ближним и дальним», М., Воениздат, 1981 г., гл. «Война», с. 70, есть в интернете)

 

Однако даже если Копец и узнал о ее содержании к 1.30, он, не во все авиадивизии дозвонился, и авиачасти по тревоге до нападения Германии не все поднял. Ибо Скрипко и пишет что, только «Узнав о нападении гитлеровцев, я объявил боевую тревогу авиадивизиям и частям корпуса». И произошло это потому что Копец «сумел за это время передать приказ лишь 10-й смешанной авиадивизии, а остальные соединения не получили никаких распоряжений, поскольку еще с 23 часов 21 июня прекратилась телефонно-телеграфная связь»… Похоже Копец успел дозвониться и в 11-ю сад Долгушина. Но, ох уж эти порезанные диверсантами провода… Которые по другим воспоминаниям вышли из строя все же ближе к 2.00 ночи.

 

Генерал-майор авиации Захаров Г.Н.: «Уже давно рассвело, когда раздался звонок из штаба авиации округа. Это было, по памяти, между пятью и шестью часами утра. Звонил командующий ВВС округа: "Нас бомбят. С Черных и Ганичевым связи нет". Это было первое сообщение о начале войны, какое я услышал. Копец говорил равным голосом, и мне показалось, что он говорит слишком медленно». (Я – истребитель. М., 1985 г., с.112, есть в интернете)

 

Так узнал о начале войны 33-х летний командир 43-й смешанной авиадивизии стоящей за Минском. Тот самый, что 18-го июня вместе со своим штурманом на У-2 делал облет границы в полосе ЗапОВО. С докладом через пограничников обстановки на немецкой стороне в Москву. После чего и было Москвой принято решение приводить в б.г. повышенная все части запокругов, в том числе ВВС и ПВО. А ведь командир 43-й сад Захаров после этого пролета вдоль границы БелПО в своей дивизии и отпуска со сборами и занятиями отменил: «мы до памятного 22 июня приняли еще ряд мер. Все отпускники были отозваны и вернулись в части, увольнения в субботу и воскресенье я отменил, было увеличено число дежурных звеньев, эскадрилий». (с. 102) Т.е., Захаров привел свою дивизию в повышенную боевую готовность 19-20 июня как и Белов в 10-й сад под Брестом. Он только в мемуарах это несколько «лукаво» показал…

На самом деле не прошли от Копца в авиадивизии около 2.00-2.30 22 июня команды «тревоги». Но при этом оказывается, для приграничных авиаполков был и некий запрет подниматься в воздух! Вот что приводит в своей книге «Июнь 1941. Разгром Западного фрон-

304

та» (М., 2008 г.) Д. Егоров о начале войны в 122-м иап: «Н.А. Буньков, бывший рядовой радиовзвода роты связи 286-й авиабазы, вспоминал:

"Фашистские самолеты беспрерывно бомбили наш аэродром, наши самолеты, стоявшие, как солдаты в строю, ровными рядами по всему аэродрому (вот так был "выполнен" пункт приказа НКО о запрете линейного расположения матчасти. - Д. Е.). Летчики к 4:00 22 июня были уже в кабинах самолетов, готовы к бою. Но ни один самолет не взлетел навстречу врагу, а фашисты без помех в упор расстреливали, бомбили и поджигали все самолеты, ангары, все аэродромное хозяйство. Представьте себе наше горе, отчаяние, недоумение... На вопросы нам отвечали: "Нет приказа на взлет и борьбу с врагом. Это провокация, местный инцидент". И так продолжалось до 6 часов утра! Но вот оставшиеся целыми самолеты в 6 утра вылетели навстречу врагу, в бой. И как дрались! Мы не напрасно гордились "своими" летчиками" [76, письмо].» (с. 118)

 

В 122-м иап 11-й сад и в 124-м иап 9-й сад кроме всего прочего прошли команды от Павлова и Копца на снятие вооружения с истребителей. В итоге в 124-м иап, вооруженном МиГами, первый таран в воздухе в Великой Отечественной войне совершенный мл. л-том Д. Кокоревым 22 июня в 4.15 утра, произошел из-за того что стрелять летчику было не из чего. И если в 124-м иап 9-й смешанной авиадивизии были МиГи вооруженные 12,7 мм пулеметами, которые бывало снимали из-за неисправностей, то 122-й иап 11-й сад из 72-х И-16 вообще не вооруженных такими пулеметами, имел на вооружении и 18-ть пушечных истребителей. И его также разоружили перед нападением Германии.

Точно такое же снятие пушек с И-16 проходило и в КОВО.

В книге «1941. Куда исчезли сталинские армады?» (М., 2012 г., с.242) М.Солонин приводит воспоминания техника-лейтенанта 89-м иап 14-й сад КОВО А.П. Биленко в котором также были пушечные И-16: «Не могу утверждать, случайно это было или намеренно, но на многих самолетах были сняты пушки под видом каких-то переделок или усовершенствования». Также Солонин на архивных документах показывает, что целая авиадивизия, 15-я сад, приказом командующего ВВС 6-й армии, 24 июня была переброшена из под Львова под Тернополь – на 100 км в тыл. Приказ прошел от командующего ВВС КОВО: «Командующий Птухин приказал» (ЦАМО, ф. 229, оп. 181, д. 3, л. 95-97).

305

Дело в том, что 23 июня КОВО должен был начать дурное наступление «на Люблин». Наступление должны были осуществлять 4-й и 15-й мехкорпуса 6-й армии, а также приданный им 15-й мк. А прикрывать их в этом и должна была 15-я сад, имевшая три иап, в которых было под 120 МиГ-3 в 2-х иап (также там было 13 И-153 и 20 И-16), и в одном иап было 28 И-153 и 14 И-16. Также в 15-й сад был штурмовой полк с 58 И-15бис и даже 5 Ил-2. Однако Птухин дает команду убрать эту сад с прикрытия и Львова и этих мехкорпусов, и отправил ее под Тернополь – «прикрывать» полевой штаб округа-фронта! 25 июня эту 15-ю сад пытались вернуть обратно, но она так и осталась под Тернополем.

К сожалению, выяснить фамилию этого командующего ВВС 6-й армии не удалось, но начальник оперотдела 6-й армии полковник М.Меандров (штабс-капитан царской армии) в августе 41-го вместе с командармом-6 Музыченко и командармом-12 Понеделиным под Уманью попал в плен и чуть позже стал одним из руководителей РОА. Начштаба 6-й А Иванов тоже был бывшим офицером царской армии и он дал самые интересные показания Покровскому по 6-й армии. Музыченко вернулся из плена в 45-м, отучился на курсах при академии Генштаба в 47-м и в октябре же 47-го уволился в отставку…

 

Но кроме снятия вооружения с истребителей был попытки снимать в эти дни даже двигатели у бомбардировщиков дальней авиации. Которые находились совсем не на границе. На сайте «К.Закорецкого» (ну очень фанатичного «резуна») приводится такое письмо от «Дмитрия Калиниченко – внука одного из тех, кто летал бомбить Данциг»:

«Я нигде не могу найти информацию о своем деде. Ведь это именно он в первый день войны бомбил порт Данциг. В начале войны он был командиром то ли полка, то ли эскадрильи тяжелых бомбардировщиков ДБ-3. На предвоенном фото у него или ромбы, или шпалы. <…>

Все упоминания о таких вылетах, которые я встречал, относятся к концу 22-го или к 23 числу. Но мой дед вскрыл пакет и вылетел на задание утром 22-го. И 22-го, после успешного выполнения боевого задания был сбит, о чем дал последнюю радиограмму. До этого он уже сажал сбитую машину на верхушки деревьев и выходил к своим. <…>

306

Еще я помню, что пока была жива бабушка, она говорила, что над дедом должен был быть трибунал.

Незадолго до начала войны к ним в часть приехал какой-то начальник и приказал демонтировать двигатели, якобы на ремонт или регламент. Мой дед отказался выполнять этот приказ и тогда начальник полез за пистолетом. Но дед достал свой пистолет первым. Начальник написал на него рапорт и деда должны были судить. Но буквально за несколько дней до даты суда началась война. Самолеты со снятыми двигателями немцы уничтожили на земле. Свои же самолеты дед увел на запасной аэродром и оттуда они ушли бомбить порт Данциг. А того начальника, который требовал демонтировать двигатели и хватался за пистолет, вскоре расстреляли.

Последняя РД от деда была из района местечка Сувалки. Он сообщил: "Иду на вынужденную, горит правый, целую Иван".<…> Моего деда звали Калиниченко Иван Панфилович». (http://zhistory.org.ua/db322061.htm . О летчике Иване Панфиловиче Калиниченко. 22-03-2009)

Если и правда снимали двигатели (как уверены «резуны» – для того чтобы летчики сами не полетели бомбить немцев) в предвоенные дни, то видимо не зря расстреляли так много летных генералов по «Делу героев». Ох, не зря…

 

Генерал Хрюкин, командующий ВВС 12-й Армии КОВО указал что «Запасных аэродромов Армия не имела». По воспоминаниям летчиков, некий приказ о рассредоточении авиации по КОВО был еще примерно 10-12 июня. Но приказ о рассредоточении и маскировке авиации был и 19-20 июня, и также в ночь на 22 июня, в «Директиве б/н»: «б) Перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно её замаскировать». Т.е., приказывалось, и рассредоточить и замаскировать и перегнать на полевые аэродромы всю авиацию округов. Однако чаще всего перегонять самолеты в ночь на 22 июня и тем более потом, было некуда. Как указал сам генерал Хрюкин, ввиду отсутствия запасных аэродромов (готовых к боевой работе, а не просто аэродромов как ровных площадок-полей) они после начала войны «часть исправных самолетов» рассредоточивали «на площадках выбранных прямо в поле». Т.е., генерал упирает на нехватку запасных площадок подготовленных к боевой работе, а не на работы на основных аэродромах со строительством бетонных ВПП как «при-

307

чину» будущего погрома ВВС… На что упирают сегодня некоторые «историки».

 

Копцы и Птухины с Ионовыми просто не могли перегонять свои самолеты. Некуда было. Запасные площадки они же и не подготовили на случай войны. На которых должны были быть и запасы ГСМ, и запасы боеприпасов и прочее необходимое для нормальной работы авиаполков. Которые «Копцы» должны были подготовить и организовать на них завоз в последние дни и ГСМ и боеприпасов, когда им из Москвы объявили повышенную боевую готовность 19 июня, сообщив даже дату возможного нападения (чуть ниже об этом еще покажем). Но они не подготовили. А вот это и есть саботаж в чистом виде. И отсутствие запасных подготовленных площадок основной причиной разгрома авиации полков называли все – от летчиков до «особистов». Хотя чаще всего их уничтожали буквально в первые сутки. За счет более частых самолетовылетов – ведь немецкий самолет обслуживало гораздо больше техников и оружейников чем наш. Которых Тимошенко «сократил» весной 41-го…

Смотрим, что сообщали «особисты» в июле 41-го при расследовании погрома ВВС ЗапОВО: «...Согласно рапорту начальника 3-го отдела 10-й армии (начальника контрразведки армии – К.О.) полкового комиссара Лося от 13 июля, „9-я авиадивизия, дислоцированная в Белостоке, несмотря на то, что получила приказ быть в боевой готовности с 20 на 21 число, была также застигнута врасплох и начала прикрывать Белосток несколькими самолётами МиГ из 41-го полка” (Российский государственный военный архив. Ф. 9, оп. 39, д. 99, л. 331. М. Мельтюхов, Начальный период войны в документах военной контрразведки (22 июня – 9 июля 1941 г.).)

Как видите, данная 9-я авиадивизия под Белостоком получила свой приказ о приведении в боевую готовность в ночь с 20 на 21 июня. Как и 10-я смешанная авиадивизия под Брестом. Но в воспоминаниях техника 13-го сбап 9-й сад старшины Титова Н.С., имевшего на вооружении пикирующие Ар-2 и Пе-2 на момент нападения бомбардировщики пулеметов не имели – те хранились на складе. Что вообще то при получении приказа о приведении в б.г. немыслимо: «— Вооружения тоже не было? — А вооружение на складах…» (Сайт «Я помню). Т.е. приказа от комдива Черных они просто не получали.

Генерал С.А. Черных (30 лет всего) по приговору от 28 июля 16 октября 41-го был расстрелян. Видимо долго решали, что делать с молодым генералом летчиком и Героем Советского Союза – может оставить жить и отправить пока в лагеря. Ведь в эти же дни точно

308

так же расстрельные приговоры заменяли на срока многим генералам ЗапОВО, которые уже весной возвращались на фронт. Однако если тот же комдив 42-й сд в Бресте генерал Лазаренко не более чем выполнял преступные приказы Павловых-Коробковых, но при этом организовал выход дивизии и даже приписных из Бреста в первые часы и сутки войны, то Черных мало того что не привел свою 9-ю сад в б.г. 20 июня, но сам «находясь в ночь с 26 на 27 июня на Сещенском аэродроме и приняв прилетевшие на этот аэродром три советский самолета за фашистские, проявил трусость, объявил бесцельную тревогу, а затем бросив руководство личным составом дивизии, в паническом состоянии, на грузовой машине, без головного убора, пояса и боевого оружия бежал с фронта в г. Брянск, где был задержан органами милиции и доставлен к коменданту гарнизона». (М.Солонин, указанное сочинение, с. 496 – копию приговора предоставили М.Солонину в Обществе «Мемориал»)

Умение этого юного генерала «Героя» драпать проявилось уже в первые дни войны, когда штаб его дивизии 25 июня оказался под Могилевом, что от Белостока – около 450 км. Боевую готовность ему объявили в ночь на 21 июня, а после обеда, 21 июня б.г. отменили, и он распустил летчиков по домам. Тревогу в 9-й сад сыграли в 2.00 ночи на 22 июня, а уже в 10.31 22 июня Черных передал в штаб ВВСЗапОВО-ЗФ такое сообщение: «Из Белостока. Командующему ВВС. Истребители уничтожены. Прошу помощи. Черных». (ЦАМО, ф. 208, оп. 2589, д. 59, л.2. М.Солонин, указанное сочинение, с.475-478) И в это же время (но по берлинскому времени в 9.31) немцы перехватили радиограмму Черных: «Все истребители уничтожены. Прошу оказать помощь. Черных». (ЦАМО, ф. 500, оп. 12462, д.606, л.9 – архив трофейных документов)

Воспоминания летчика 124-го иап ныне генерала А.А. Король про утро 22июня приводились подробно в книге «Сталин. Кто предал вождя накануне войну?». О том как у них 20-21 июня снимали пулеметы (все) с МиГов под видом мифических учений и первый таран  воздухе в ВОВ мл. л-т. Д.В. Кокорев совершил, потому что у него оружия не было. А вот что написали потом особисты в спецсообщении 3-го Управления НКО № 37928 от 15 июля: «произведенным расследованием причин уничтожения фашистской авиацией всей материальной части в 41-м и 124-м ИАП 9-й смешанной авиадивизии установлено: <…> Самолеты выпускались в воздух не подразделениями, а одиночками, что не давало должного эффек-

309

та по отпору вражеским самолетам. У большинства истребителей «МИГ-3» не стреляли пулеметы, так как бригада завода № 1 не успела отрегулировать их. Все это привело к тому, что все самолеты полка были уничтожены» (РГВА, ф. 9, оп. 39, д. 99, л. 205-206. Начальный период войны в документах военной контрразведки (22 июня — 9 июля 1941 г.). М.Мельтюхов)

МиГ-3 вооружен был не только капризными пулеметами БС (14,5 мм – 300 патронов на ствол – обычно на них «грешат», мол, они часто отказывали и поэтому их и снимали) но и парой обычных 7,62 мм ШКАСов по 750 патронов. Пулеметы БС были расположены над двигателем и стреляли через винт. И скорее всего именно регулировку синхронизаторов и «не успели» провести к 22 июня в этом иап. Но ШКАСы то – зачем снимать было – 21 июня вечером?!

На почти 230 новых МиГ-3 9-й сад было 220 освоивших их летчиков и не меньше 100 из них были способны на них воевать. Похоже, еще гуманно отнеслись к летчикам на уровне комполка особисты...

 

Командир 10-й смешанной авиадивизии генерал Н.Г. Белов пишет в своих воспоминаниях:

 «20 июня я получил телеграмму начальника штаба ВВС округа полковника С.А. Худякова с приказом командующего ВВС округа: «Привести части в боевую готовность. Отпуск командному составу запретить. Находящихся в отпусках отозвать.» <…>

Сразу же приказ командующего был передан в части. Командиры полков получили и мой приказ: «Самолеты рассредоточить за границей аэродрома, там же вырыть щели для укрытия личного состава. Личный состав из расположения лагеря не отпускать». …»

Однако уже 21 июня Белову передали приказ отменяющий приведение в б.г., который он проигнорировал. Что спасло потом его самого от суда:

«21 июня часов в 10 я вылетел в 74-й штурмовой полк майора Васильева, который вместе с 33-м истребительным полком базировался на аэродроме в Пружанах, проверить, как устроился полк в лагерях. В 16 часов перелетел на аэродром в 123-й истребительный полк майора Бориса Николаевича Сурина. Там планировал провести совещание с командирами полков.

На аэродроме меня уже ждал начальник штаба дивизии полковник Федульев.

310

— Получена новая шифровка. Приказ о приведении частей в боевую готовность и запрещении отпусков — отменяется. Частям заниматься по плану боевой подготовки.

— Как так? — удивился. — Ничего не пойму.

— Ну что ж, нет худа без добра. В воскресенье проведем спортивные соревнования. А то мы было отменили их. В 33-м истребительном полку все подготовлено.

— Нет, Семен Иванович! Давайте эту шифровку пока не будем доводить. Пусть все остается по-старому…»

 

Далее генерал описывает, как началась война для него. 21 июня:

«Я только что сел за стол, как вдруг раздался телефонный звонок.

— Николай Георгиевич, — услышал я голос полковника Сандалова. — Командующий просит зайти сейчас к нему.

По выработавшейся привычке взглянул на часы — 24.00. «Странно, до сего дня командующий меня к себе ночью не вызывал. Видимо, произошло что-то особенное». <…>

Генерал Коробков был один.

— Получен приказ привести штабы в боевую готовность, — сказал он.

— В таком случае я подниму дивизию по тревоге.

— Не паникуйте, — остановил меня командующий. — Я уже хотел поднять одну дивизию, но командующий округом запретил это делать.

— Я командую авиадивизией, да еще пограничной, и не собираюсь спрашивать ни у кого разрешения. Имею право в любое время части дивизии поднять по тревоге.

Надо было более подробно узнать обстановку, и я заглянул к начальнику штаба.

— Только что от командующего, — сказал я и передал Сандалову свой разговор. — Леонид Михайлович, введи в обстановку.

— Мы вызвали всех командиров штаба. Сейчас направляю своих представителей в соединения. Что касается твоей дивизии, то ты имеешь право решать вопрос самостоятельно. Командующий не несет ответственности за ее боевую готовность.»

 

(Примечание: В общевойсковых частях округа «Поднять целиком дивизию по боевой тревоге для проверки ее боевой готовности имел право только командующий войсками военного округа» – Л.М. Сандалов, Боевые действия 4-й армии в начальный период Великой отечественной войны, М., 1961 г., ВИЖ № 11, 1988 г., с. 4.)

311

 

«Около 2 часов ночи 22/VI 1941 года. Даю сигнал «Боевая тревога». Он передается по телефону, дублируется по радио. Через несколько минут получено подтверждение от трех полков о получении сигнала и его исполнении. Из 74-го штурмового полка подтверждения нет. Во время передачи сигнала связь с полком прервана. А к 2.30 телефонная связь прервана со всеми частями дивизии. <…> Взлетом звена лейтенанта Мочалова фактически начались боевые действия дивизии (около 3.40 примерно… – К. О.).

4 часа 15 минут. Аэродром 74-го штурмового полка подвергся артиллерийскому обстрелу и налету авиации. Средств ПВО на аэродроме совершенно не было.» («Буг в огне», Минск: «Беларусь», 1965 г. Воспоминания командиров Бреста из этой книги рассматривались очень подробно в книге «Сталин. Кто предал вождя накануне войны?».)

 

М.Солонин приводит документы 123-го иап этой дивизии: «В 2.00 22.6.41 полку, базирующемуся на аэродромах Стригово, Именин, Брест и Лыщицы, объявлена боевая тревога и предварительным распоряжением поставлена задача – быть в готовности к боевым действиям» (ЦАМО, ф. 27 ГвИАП, оп. 459796, д. 2, л.8). 33-й иап однако был разбужен по боевой тревоге в 3.10, после того как неизвестный самолет обстрелял аэродром (ЦАМО, ф. 33 ИАП, оп. 200513, д. 2, л.2)

В газете «Белорусская военная газета», в № 111 за 22.06.2011 года, была статья «10-я смешанная авиационная дивизия: первые дни» подполковника Д.Дьякова. В которой тот пишет:

«Работая в Центральном архиве Министерства обороны РФ, я держал в руках архивные документы авиационных частей, принявших на себя первый удар люфтваффе. Среди них были и относящиеся к 10‑й смешанной авиационной дивизии… <…>

 10‑я сад под командованием полковника Н. Белова базировалась в Брестской области. В ее состав входили два истребительных (33‑й и 123‑й иап), один штурмовой (74‑й шап) и один бомбардировочный (39‑й сбап) полки. По состоянию на 21 июня в дивизии был 241 самолет, из них только 33 новых типов (Як-1, Ил-2 и Пе-2). Остальные самолеты — И-16, И-153 и СБ производства еще середины 30‑х годов.

Базами полков были постоянные аэродромы Стригово (123‑й иап), Куплин (33‑й иап и 74‑й шап) и Жабчицы (39‑й сбап). В мае, добавлю,

312

74‑й шап передислоцировали на полевой аэродром Малые Взводы, что располагался в нескольких десятков километров от границы.

<…>

В 2 часа ночи 21 июня штабом дивизии был получен приказ командующего ВВС ЗапОВО за подписью полковника Тараненко: «Привести части 10 сад в готовность № 2 и вызвать личный состав из отпусков».

В 4.00 на аэродром Именин были вызваны командиры 123‑го, 33‑го иап и 74‑го шап. Командир 10‑й сад полковник Белов приказал: «Рассредоточить материальную часть на своих аэродромах, привести части в готовность № 2 и вызвать личный состав из отпусков».

Но в 15.00 (21 июня – К.О.) от полковника Тараненко поступил устный приказ: «Шифротелеграмму отменить. Частям продолжать летную тренировку с повышенной готовностью». В 17:00 устное приказание командующего ВВС ЗапОВО было доведено до частей 10‑й сад, и начальник штаба дивизии полковник Федульев донес шифротелеграммой в штаб ВВС ЗапОВО: «Части 10 сад находятся в состоянии лагерной службы повышенной готовности, часть самолетов, которые не используется по производству плановых полетов, рассредоточена. Меры маскировки в целях учебы не сняты».

22.06.1941

В 2.30 командир 10‑й смешанной авиационной дивизии объявил в соединении боевую тревогу. Из-за отсутствия связи с полками в части на самолетах были высланы: полковник Бондаренко — в 74‑й шап на аэродром Малые Взводы с заданием объявить тревогу (готовность № 2) и перебросить 7‑й полк на аэродром Стригово; полковник Федульев — в 33‑й иап (аэродром Куплин) с письменным приказом: «Немедленно привести часть в готовность № 2 и быть готовым к действию. Вылет дополнительным распоряжением»; капитан Добрынин — в 39‑й сбап на аэродром Жабчицы с письменным приказом: «Немедленно привести часть в готовность № 2 и быть готовым к действию. Вылет дополнительным распоряжением». Контроль и руководство 123‑м иап полковник Белов оставил за собой. Боевая тревога была объявлена: в 123‑м иап — в 2.30, в 33‑м иап — в 3.10, в 39‑м сбап — в 4.30 и в 74‑м шап — в 4.10.

Однако уже в 3:45 бомбардировке подверглись Брест, Кобрин, Лыщицы, Малые Взводы, аэродромы Пружаны, Именин, Куплин, За-

313

симовичи, Стригово и Жабчицы. В связи с неполучением сигнала по радио и позднего прилета полковника Бондаренко практически все самолеты в 74‑м шап были уничтожены. Не были готовы к отражению налета и в 123‑м, 33‑м иап, а также в 39‑м сбап.

В момент нападения ВВС противника на аэродром Кобрин в 4 часа утра из штаба ВВС ЗапОВО за подписью полковника Тараненко была получена шифротелеграмма (№ 470, время — 4.00). В ней указывалось:

к 9.00 командиру 10‑й сад прибыть на самолете в штаб ВВС, имея при себе полные сведения о боевом составе частей, состоянии материальной части и решение по использованию частей;

с 5.00 всем частям находиться в готовности № 2 для немедленного вылета.

Полеты по переучиванию не прекращать;

все самолеты заправить горючим (заправка с НЗ); подвижную тару залить ГСМ;

боекомплекты набить: истребительным частям — по 3 комплекта патронов, бомбардировочным — по 3 комплекта бомб.

Спустя 37 минут с момента первых бомбардировок для отражения налета на Кобрин была подняты 1‑я и 2‑я эскадрильи 123‑го иап. В период с 4.30 до 5.20 подразделения полка произвели вылеты на перехват противника в районах Куплин, Брест и Кобрин.

В 5.30 полк в полном составе эскадрилий вылетел навстречу 15 самолетам противника Хе-111 под прикрытием трех Ме-109.<…>»

 

Если Д. Дьяков действительно работал с документами, то в принципе рассказ самого комдива Белова они не сильно опровергают. Он действительно получил приказ о приведении в боевую готовность повышенная. И пусть это было не 20 июня, а именно в 2.00 21 июня это не особо меняет картину и самое важное – его поведение. Особенно на отмену этого приказа от Копца в 15.00 21 июня. Возможно, Белову звонил вечером 20 июня начштаба ВВС округа Худяков об этом приказе, а сам приказ пришел ночью и подписан он был уже другим офицером штаба. А приказ на отмену, скорее всего Белов получил по прибытии в 123-й иап к 16.00 21 июня. После чего Белов и дал команду своему начштаба ответить в Минск: «Части 10 сад находятся в состоянии лагерной службы повышенной готовности, часть самолетов, которые не используется по производству плановых полетов, рассредоточена. Меры маскировки в целях учебы не сняты».

314

 

Т.е. и 9-я и 10-я сад ЗапОВО получили приказы о приведении в готовность №2 в ночь на 21 июня. И точно такие же приказы должны были получить и остальные авиадивизии округа. При этом Черных был потом  расстрелян – к вечеру 23 июня из почти 350 истребителей почти 300 были уничтожены а точнее просто брошены на аэродромах даже с мелким ремонтом. А Белов нет, хотя его дивизия также в пару дней «исчезла».

 

Самое важное в этих воспоминаниях командира 10-й сад генерала Белова это то, что из штаба ВВС ЗапОВО был приказ с 20 на 21 июня о приведении дивизии в боевую готовность, а Копец (по команде Павлова, скорее всего) её отменил 21-го июня! И также Белов показывает, что командующий 4-й армией генерал Коробков до нападения врага никаких мер не принимал и команд о приведении в боевую готовность частей не отдавал. Он всего лишь продублировал «приказ привести штабы в боевую готовность». Было это около полуночи и по воспоминаниям Сандалова известно, что к 24.00 и прошла команда от Павлова собрать штабы и ждать дальнейших указаний. Из протоколов допроса Павлова также известно, что после 1 часа ночи Павлов обзванивал армии и дал уже общую команду «приводить войска в боевое состояние». Но судя по всему Белов точно от Коробкова или Копца подобной команды не получил и действовал самостоятельно. И он пишет, что поднимать свою дивизию по тревоге он начал уже около 2 часов ночи, не дождавшись от того же Копца приказа. Связь пропала к 2.30. А ведь Павлов после 2.30 точно отдавал команду – вскрывать «красные» пакеты…

Но вот что показал Павлов в первом же протоколе допроса 7 июля 1941 года:

«Явившиеся ко мне в штаб округа командующий ВВС округа Копец и его заместитель Таюрский доложили мне, что авиация приведена в боевую готовность полностью и рассредоточена на аэродромах в соответствии с приказом НКО. Этот разговор с командующими армий происходил примерно около двух часов ночи.» (1941 год. — М.,1998. Т. 2)

 

Копец и Таюрский врут, что авиация им подчиненная, была и приведена в боевую готовность, и рассредоточена на 1.30-1.45 22 июня. Но при этом они ссылаются именно на приказ НКО. А таким приказом как мы видим по воспоминаниям командира 10-й сад Белова, был только один приказ о приведении в боевую готовность (по которому должны были и самолеты рассредотачивать непосредственно

315

на аэродромах) – от ночи на 21 июня. Который 21 июня днем был отменен, уже видимо Копцом. Таюрский тоже пошел под суд и был расстрелян, и думаю, он и показал, кто приказал отменить приказ НКО от 20-21 июня о приведении в боевую готовность – Копец сам додумался, Павлов посоветовал, или кто-то из командования ВВС в Москве постарался. Но его однозначно не отменяли на уровне НКО и начГШ.

 

А еще обратите внимание на такие пункты в приказе Копца утра 22 июня (№ 470, время – 4.00):

«к 9.00 командиру 10‑й сад прибыть на самолете в штаб ВВС, имея при себе полные сведения о боевом составе частей, состоянии материальной части и решение по использованию частей;

с 5.00 всем частям находиться в готовности № 2 для немедленного вылета.

Полеты по переучиванию не прекращать…».

 

Т.е. Копец хотел оставить 10-ю авиадивизию без командира утром 22 июня, но при этом предложил продолжать учебные полеты! И хотелось бы списать такое на юный возраст командующего ВВС округа – всего 33 года, да не очень получается. Ведь в итоге дошло до того что в отчетах наших ВВС пришлось сочинять такую графу как «неучтенная убыль». И в неё на 1 августа 41-го вписали аж 5240 самолета, а на 31.12.41 г. «по строке «неучтенная убыль» списано 11005 самолетов (в т.ч. 3871 истребитель, 2912 бомбардировщиков, 1371 штурмовик, 2851 «прочих»)». (ЦАМО, ф.35, оп.11333, д. 23, л.353. М.Солонин, указанное сочинение, с.636)

Что такое «неучтенная убыль»?! Солонин сделал достаточно точный вывод – это в основном брошенные на аэродромах самолеты. С мелким ремонтом, а то и вполне исправные. Правда Солонин и в этом Сталина обвиняет («такую лищную неприязнь испытываю, что кушать не могу»), но брошены они были по вине своих командиров. Часть которых и поставили за такое к стенке.

 

В рапорте начальника контрразведки 10-й армии полкового комиссара Лось от 13 июля также указано, что и ПВО подчиняющаяся Павлову не вела огонь по немецким самолетам:

«В 3 часа 58 минут над Белостоком появились первые самолеты противника и вслед за этим начали бомбить белостокский аэродром, батальон связи армии, узел связи, железную дорогу и ряд других объектов. Одновременно бомбардировке подверглись почти все города и местечки, где располагались штабы соединений 10-й армии.

316

4-я бригада ПВО, прикрывающая Белосток, примерно до 8 часов утра бездействовала и ни одного выстрела по противнику не произвела. При расследовании выяснилось, что 4-я бригада ПВО имела специальное приказание от помощника командующего ЗапОВО по ПВО до особого распоряжения по самолетам противника не стрелять и это приказание было отменено уже командующим 10-й армией.» (РГВА, ф. 9, оп. 39, д. 99, л. 331. М. Мельтюхов, указанное сочинение.)

В те дни помощник командующего округом по ПВО подчинялся именно командующему округа. Подчинение ПВО в округах, а точнее уже фронтов, непосредственно Командующему ПВО КА произошло только осенью 1941 года:

 «За противовоздушную оборону объектов и войск на территории военного округа отвечал командующий войсками военного округа. Руководство частями и соединениями ПВО на территории военных округов осуществлял помощник командующего войсками военного округа по ПВО, он же — командующий зоной ПВО. Части и соединения истребительной авиации, выделенные для ПВО пунктов (объектов), подчинялись командующему ВВС округа, но их дислокация определялась планом ПВО пункта (объекта). За противовоздушную оборону войск (частей, соединений и объединений) отвечали общевойсковые командиры.

В Наркомате обороны ответственность за противовоздушную оборону территории СССР была возложена на Главное управление ПВО Красной Армии (ЦГАСА, ф. 37977, оп. 4. д. 464. л. 29.). Однако с образованием этих органов обеспечить единое руководство системой ПВО как в центре, так и на местах не удалось.». (1941 – уроки и выводы, М. 1992г., с. 41)

Т.е. – за территорию СССР отвечал командующий ПВО РККА, а за объекты и воинские части в округах – комокругом.

 

Как видите, запрет вести ответный огонь был во всех округах. Кроме ОдВО.

Теперь вернемся к ПрибОВО, посмотрим, что там творили генералы с авиацией:

«Согласно докладной записке № 03 от 28 июня начальника 3-го отдела Северо-Западного фронта дивизионного комиссара Бабич (начальник контрразведки округа-фронта – К.О.) в ПрибОВО:

317

...Командир 7-й авиадивизии полковник Петров с самого начала боевых действий все боевые вылеты организовывал по своему усмотрению, надлежаще боевыми операциями не руководил с самого начала.

19 июня Петров был предупреждён заместителем командующего ВВС по политработе о возможных военных действиях; ему был указан срок готовности к 3 часам 22 июня с. г...».

 

В ПрибОВО даже заместитель командующего ВВС округа по политической работе знает о предстоящей войне и ещё 19 июня предупреждает командиров и сроки устанавливает готовности к войне — «к 3 часам утра 22 июня» быть готовыми к нападению Германии. Т.е.. сначала ВВС ПрибОВО приводят в повышенную б.г. с 16 июня с ориентированием на дату возможного нападения на 19-20 июня, а 19 июня командиров ВВС ориентируют уже на «3 часа 22 июня»!

Впрочем, командующий авиацией округа Ионов всё равно попал под суд. За что? Вот дальше и посмотрим.

 

«Петров к этому указанию отнёсся крайне халатно. Не истребовал от командиров полков выполнения этого указания и полки фактически были противником застигнуты врасплох, в результате чего и были большие потери самолётов на аэродромах...». (РГВА, ф. 9, оп. 39, д. 103, л. 86-87. М. Мельтюхов, Начальный период войны в документах военной контрразведки (22 июня – 9 июля 1941 г.).)

 

А теперь смотрим «ГОДОВОЙ ОТЧЕТ О БОЕВОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ВОЕННО-ВОЗДУШНЫХ СИЛ СЕВЕРО-ЗАПАДНОГО ФРОНТА ЗА ПЕРИОД С 22.6.41 г. ПО 1.7.42 г.» (достаточно полно он приводится в книге «Сталин. Кто  предал вождя накануне войны?»):

 

«Не считаясь с тем, что 19.6.41 г. в связи с создавшейся неблагоприятной обстановкой частям был отдан приказ о переходе в боевую готовность и рассредоточении материальной части с базовых аэродромов на оперативные, о выходе штаба Прибалтийского особого военного округа на командный пункт² (В документе – «выхода штабов ПрибВО на КП») в район Паневежис, командованию и авиационным частям конкретных указаний не давалось, а, наоборот, в ночь с 20 на 21 и с 21 на 22.6.41 г. авиационным частям было приказано производить ночные тренировочные полеты.

318

Вследствие этого³ (В документе – «чего») большинство бомбардировочных полков подверглись бомбардировочным налетам противника в момент послеполетного осмотра материальной части и дозаправки ее горючим. Летный состав был только что распущен на отдых после ночной работы. …» (Ф. 221, оп. 142687сс, д. 1, лл. 3-17. СБД № 34, 1958 г.)

 

В итоге «22.6.41 г. фронт потерял до 100 самолетов» (см. «ДОНЕСЕНИЕ КОМАНДУЮЩЕГО СЕВЕРО-ЗАПАДНЫМ ФРОНТОМ ОТ 22 ИЮНЯ 1941 г. НАРОДНОМУ КОМИССАРУ ОБОРОНЫ СССР ОБ ОБСТАНОВКЕ НА 22 ЧАСА 22 ИЮНЯ 1941 г.». Ф. 221, оп. 2467сс, д. 39, лл. 171-175. СБД  № 34 1958 г.). А за три дня боев – 921 самолет, т.е., практически всю авиацию ПрибОВО. (ЦАМО, ф.35, оп. 107559, д.6, л.8)

 

Что все это значит? В общем «ничего особенного» – этот «Отчет» не более чем подтверждает, что 19 июня в ПрибОВО «в связи с создавшейся неблагоприятной обстановкой частям был отдан приказ о переходе в боевую готовность». Это касалось только ВВС? Не только. 19 июня в б.г. приводили ВВС, но остальные части приводились в б.г. даже раньше – по директиве округа от 16-17 июня! В связи с ожиданием возможного нападения на 19-20 июня. И делалось это только по указанию Москвы. По-другому никак. А 19 июня был отдан приказ о приведении в боевую готовность для всех войск ПрибОВО. Не более, но и не менее.

Этот приказ Москвы о приведении в б.г. частей, и в том числе и авиационных поступил в ПрибОВО примерно 15-16 июня. И приведенные в б.г. дивизии так и остались в боевой готовности и до 22 июня.

Также к 22 июня в б.г. должны были оставаться и авиадивизии. И не по «дружескому совету» от «заместителя командующего ВВС по политработе» они должны были приводиться в боевую готовность с 19 июня, а именно по приказу командующего округом Ф.И. Кузнецова. А вот как раз командующий ВВС округа генерал Ионов, бывший прапорщик и летчик Первой мировой, и привел их в небоеспособное состояние к 22 июня. К моменту нападения Германии. При этом он не отменил боевую готовность как Павлов или Копец в ЗапОВО. Он просто привел часть бомбардировочных полков в не боевое состояние к ночи на 22 июня, устроив ненужные в этих условиях учения на эти дни и после них летчики именно в ночь на 22 июня разъехались по домам… Вот за это его и расстреляли.

319

В книге «1941. Куда исчезли сталинские армады?» М. Солонин подкузьмил В.Резуну и по ВВС ПрибОВО:

«за два дня до фактического начала боевых действий части ВВС были приведены в состояние повышенной боевой готовности, рассредоточены на оперативных аэродромах, получили приказ рассредоточить и замаскировать материальную часть. Дежурство в готовности № 2, о чем доложено в Оперативных сводках за 20-21 июня, – это готовность к взлету по тревоге в течение 3-4 минут. Неожиданным и внезапным в такой ситуации может считаться только тот сокрушительный разгром, который случился с ВВС Северо-Западного фронта».

Т.е. Ионову надо было постараться, чтобы угробить свои самолеты после нападения немцев, в пару дней…

 

Далее Солонин приводит документы – о том, что ВВС приводились с 18-19 июня в повышенную б.г.:

 

«Приказ № 1/ОП, штаб 7САД, Шауляй, 20.6.41г.

1.Сего числа штаб дивизии с зимних квартир г. Елгава перебазируется на ЗКП (запасной командный пункт) – лес 5 км ю.в. г. Шауляй .. По каждому отделу и службе на ЗКП иметь минимальное количество документов секретного делопроизводства для обеспечения работы по особому заданию. Отделу кадров личные дела не брать…» (ЦАМО, ф. 20041, оп. 1, д.5, л.5)

«Исх. № 03, 21.6.41 г. Начальникам штабов полков.

1.На основании табеля срочных донесений штаба ВВС ПрибОВО устанавливаю следующий порядок представления донесений…

2.В оперативных сводках освещать следующие вопросы в установленном порядке:

а) характер боевых действий или боевой подготовки;

б) потери и израсходование боеприпасов…

Начальник штаба 8 САД полковник Глухов

21.6.41 г.» (ЦАМО, ф. 20045, оп. 1, д.1, л.2)

«Оперативная сводка № 2, штаб 57 САД, Вильнюс, к 20.00 20.6.41

57 САД в течении 20.6 продолжила маскировку самолетов, подвозку боеприпасов и горючего на оперативные аэродромы.. На аэродромах Ораны, Крыжаки, Двинск по одной [эскадрильи] находится в состоянии боевой готовности...» (ЦАМО, ф. 20120, оп. 1, д.5, л.1)

320

«Оперативная сводка № 01 к 17.00 20.6.41 г., штаб ВВС ПрибОВО, Паневежис

1. Части ВВС в течении 20.6.41 г. производили перебазирование на оперативные аэродромы, рассредоточение и маскировку матчасти на аэродромах.

2. Боевых действий в течении 20.6.41 г. части ВВС не производили В каждом полку находится по одной эскадрильи в готовности №2, остальные занимаются боевой подготовкой.

3.Части ВВС дислоцируются …(далее идет перечень полков и аэродромов).

4.Части ВВС рассредоточены на оперативных аэродромах в боеготовности №2 содержится по одной эскадрильи полка.

Начальник штаба ВВС ПрибОВО комбриг Крупин

начальник оперативного отдела подполковник Карепанов» (ЦАМО, ф. 221, оп. 1374, д. 11, л. 1-2)

  «Оперативная сводка № 02 к 5.00 21.6.41 г. штаб ВВС ПрибОВО, Паневежис

1.Части ВВС в течении ночи 21.6.41 г. боевых действий не производили, в каждом полку по одной эскадрильи находится в боевой готовности №2. Остальные занимаются боевой подготовкой.

2. Дислокация частей без изменений (см. сводку № 01)

Начальник штаба ВВС ПрибОВО комбриг Крупин

начальник оперативного отдела подполковник Карепанов» (ЦАМО, ф. 221, оп. 1374, д. 11, л. 3) (М. 2012 г., с. 334-335)

 

Солонин приводит оперсводку № 03 к 17.00 21 июня в виде скана:

 

«ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА № 03 к 17.00 21.6.41 г. ШТАБА ВВС ПРИБОВО ПАНВЕЖИС. КАРТА 1:500000.

1. Части ВВС в течении 21.6.41г. занимались боевой подгтовкой и маскировкой материальной части на аэродромах. В каждом полку одна эскадрилья находится в положении дежурства в готовности №2.

2. Изменений дислокации частей ВВС нет. …» (ЦАМО, ф. 221, оп. 1374, д. 11, л. 4)»

 

Привести в повышенную б.г. для ВВС это и есть – «В каждом полку одна эскадрилья находится в положении дежурства в готовности №2». Солонин утверждает, что ВВС к вечеру 21 июня должны были находиться в повышенной б.г. но он почему-то не захотел показывать, что эту б.г. вечером 21 июня отменяли в округах копцы. Видимо чтобы сделать удивленный вид – и почему

321

это произошел «тот сокрушительный разгром, который случился с ВВС»!?

Ионов находился в штабе округа-фронта в Паневежис в ночь на 22 июня. Около 1 часа ночи нш округа Кленов из штаба в Паневежисе уже звонил в 11-ю армию Морозову и предупредил, что есть приказ о приведении в полную боевую готовность. Однако Ионов свои авиачасти не поднимал до 3.30 примерно. В 2.25 Кленов издал «Директиву №1» по ПрибОВО и только через час стали подниматься по тревоге и авиачасти.

Начштаба округа Захаров в ОдВО находящемуся рядом с ним в одном штабе Мичугину читая текст расшифрованной «Директивы б/н» тут же ставил задачу – поднимать авиацию и приводить в полную б.г. Тот попытался сопротивляться и тогда Захаров дал ему письменный приказ – что и спасло ком ВВС ОдВО Мичугина потом от расстрела. Однако, похоже, Ионов целый час ждал, когда ему видимо, сделают отдельный приказ по ВВС, зашифруют его, потом расшифруют и после этого он и стал свои САД поднимать.

В первый же день бомбардировщики ПрибОВО-С-ЗФ согласно ПП стали бомбить объекты на территории Германии. В 9.45 ВС фронта выпускает директиву (б/н) – «Командующим 8-й, 11-й армиями. Командирам 3-го и 12-го механизированных корпусов. 22.6.41 9.45» в которой Ионову приказывается «Командующему военно-воздушными силами [фронта] бить сильными ударами тильзитскую и кальварийскую группировки противника» (ЦАМО, ф. 221, оп. 2467, д. 39, л. 125-128. СБД № 34 1953 г, с. 38). Т.е. уже утром 22 июня в ПрибОВО прекрасно знали и скорее всего из разведсводок как своих, так и РУ ГШ, какие танково-механизированные группы вермахта попрут и где. Это к вопросу о том, что «разведка не вскрыла» направления ударов немцев и силы в этих ударах – в этом СБД (с. 28) и приводятся «Сведения о группировке сил и средств немецких войск в Восточной Пруссии к 18.00 21.6.41 г» (Ф. 221, оп. 3928с, д. 22, лл. 22-23). Подписанные заместителем начальника Разведотдела штаба ПрибОВО полковником Кашниковым и начальником 3-го отделения Развотдела майором Кореневским (который дал потом показания на Кленова).

Так что прекрасно знали и силу и направления возможных ударов в том же ПрибОВО и тем более в Москве, в ГШ. И Солонин на стр. 356-357 своей книги приводит «Боевой приказ №01/ОП» утра 22 июня от Ионова:

322

«ВВС ПрибОВО в течении 22.6.41 уничтожают наземные части и авиацию противника в районах Мемель, Тильзит, Шталлупенен, Инстербург.»

Сам текст отпечатан на машинке и возможно как заготовка под План прикрытия. Бомбардировщикам сад ПрибОВО под прикрытием истребителей конкретных иап приказывается уничтожать объекты на территории врага – нанести удары по аэродромам и войскам в В.Пруссии. Но утром 22 июня часть городов и объектов было зачеркнуто и вписано от руки то, что было решено уничтожать утром-днем 22 июня – «танки в районе Кальвария, Лаздьзе, Серее».

«Четвертое. Первый удар нанести: 6 САД в 12.00, 7 САД в 12.30 22.6.

Пятое. Напряжение: истребители и штурмовики – три полка-вылета, бомбардировщики – два полка-вылета в день.

Шестое. Ночные экипажи бомбардировочных полков подготовить для ночных действий по району Кенигсберг.» (ЦАМО, ф. 221, оп. 1374. Д.5. л.1)

 

Как пишет сам Солонин: «Боевой приказ № 01 свидетельствует о том, что командование фронта достаточно быстро и точно выявило направления главных ударов противника и пыталось организовать мощное противодействие». Этот приказ появился около 10.00-11.00. Т.е. на 10 часов Ионов точно знает направления главных ударов немцев? А может эти удары были все же просчитаны раньше и вписаны в ПП округа?

Но бомбардировщики ПрибОВО в эти дни действовали вообще без истребительного прикрытия. В итоге – за пару дней они были практически полностью выбиты.

 

А командующего ВВС КОВО Птухина (как и его начштаба генерала Н.А. Ласкина) расстреляли, потому что он вообще, похоже, не довел до подчиненных приказ Москвы о приведении ВВС в повышенную боевую готовность. О чем командующий ВВС 12-й Армии Хрюкин прибывший в штаб 12-й А «в 18.00 21-го июня 1941 года» и указал Покровскому: «Никаких указаний от командующего о приведении в боевую готовность не имел».

Командующим 12-й А был генерал Понеделин, попавший в начале августа 1941 года в плен, названный предателем в знаменитом приказе № 270 от августа 1941 года, по которому родственников командиров, добровольно сдававшихся в плен, грозились также нака-

323

зывать. Понеделин вернулся из плена в 45-м, пробыл под следствием аж пять лет, и был расстрелян в 1950 году. «Реабилитирован» Жуковым и Хрущевым в 1956 году. А теперь сами подумайте – виновен ли он и ему подобные «невинные жертвы сталинских репрессий», чьи уголовные Дела вообще не публикуются, или нет.

Как было с ВВС в ОдВО? А, в общем, не так гладко как по другим частям этого округа. Если почитаете того же Покрышкина, летчика 20-й сад ОдВО (генерал-майор А.С. Осипенко), то там ничего нет о приведении его дивизии в повышенную б.г. с 19 июня. Он, правда, перегоном новых самолетов (МиГов) занимался и был в отрыве от полка в эти дни (подробнее – «Сталин. Кто предал вождя накануне войны?»). Но в книге начштаба 168-го иап 21-й сад (командир – п-к Д.П. Галунов) Гнездилова Ф.С. «На высотах мужества» (Мн.: Беларусь, 1987г.) видно, что приведения в б.г. в эти дни у них вроде как не было. Этот иап имел на вооружении пушечные И-16 (к августу ожидал новые МиГ-3) и базировался под Одессой.

Примерно 20 мая Гнездилов отработал «уточнения плана подъема полка по боевой тревоге». Новый план «заметно сокращал сроки приведения эскадрилий в боевую готовность» и также «этим планом предусматривался перелет на аэродром, расположенный ближе к государственной границе СССР». Но уже примерно 10 июня в штабе ВВС ОдВО в Одессе, на совещании всех начальников штабов авиачастей и соединений были получены «указания по уточнению наших планов, по поддержанию эскадрилий в постоянной боевой готовности и сокращению отпусков, а также поездок личного состава за пределы гарнизона. Все это связывалось с неспокойной обстановкой у наших западных рубежей».

Итого – ВС Округа 6 июня запросил ГШ о выводе войск по ПП, в ночь на 8 июня дивизии вышли к границе и 10 июня по ВВС и провели это совещание. Однако до 21 июня никаких команд о приведении в повышенную б.г. в этой 21-й сад вроде не было.

Бывший нш ОдВО М.В. Захаров пишет, что в ночь на 22 июня, около полуночи ему пришлось давать письменный приказ командующему ВВС ОдВО Мичугину на подъем авиации по тревоге и рассредоточении самолетов – на аэродромах и по полевым площадкам если нужно. Также вечером по ОдВО прошла команда от Жукова о возможных провокациях в эту ночь и нападении, однако в этом иап и вечером все летчики были распущены по домам, и ночью их ни-

324

кто не будил по тревоге, в полночь. Т.е. все части округа с вечера оповещены о возможном нападении, а ком. ВВС ОдВО Мичугин этого делать не стал и своих подчиненных не оповестил об этом?! Лихо…

 

(Примечание: КШИ которые проводились в середине мая, и проводились, прежде всего, для отработки действий ВВС приграничных округов в случае возможного нападения Германии. И после них и состоялось совещание у Cталина 24 мая – с командованием округов и ВВС этих округов! Но когда о возможном нападении прошла команда от начГШ вечером 21 июня, Мичугины свои части не оповещают об этом… А когда приказывает нш округа поднимать по тревоге ВВС и рассредотачивать их минимум по аэродромам, те требуют письменных приказов… Потом мы удивляемся – почему это расстреляли всех ком ВВС приграничных округов…)

 

Сирена завыла для этого иап только в 4.15 утра! Но командование и ее восприняло как учебную тревогу – «Майор Ярославцев сказал, что тревога объявлена по сигналу штаба дивизии, вероятно, с целью проверки боевой готовности. В этой связи нам следовало в строго установленные сроки полностью выполнить все мероприятия по плану подъема полка». После этого комполка поставил задачу: «— Полк должен быть приведен в боевую готовность в течение часа. За этот срок мы должны рассредоточить технику, надежно замаскировать ее и подготовить к боевому вылету. Первой эскадрилье заступить на боевое дежурство двумя звеньями в готовности номер один и тремя в готовности номер два. Остальным эскадрильям быть в готовности номер три. В районах рассредоточения самолетов в каждом звене отрыть щели для укрытия личного состава, в эскадрильях выставить наблюдателей за воздухом».

И только «В начале шестого один из моих подчиненных доложил мне о том, что получен из штаба дивизии документ, в котором нам предписывается выполнить все мероприятия по боевой тревоге и быть в готовности к отражению возможного налета вражеской авиации. При этом обращалось внимание на то, чтобы наши истребители не нарушали воздушные рубежи, не открывали огня первыми».

 

Хорошо еще, что 168-й иап стоял под Одессой и по ним немецкие самолеты просто не отработали. Иначе он был бы выведен из строя в считанные минуты. Но, похоже, это все же генерал Мичугин чудил с приведением ВВС ОдВО в повышенную б.г. с 19 июня?

325

Впрочем, Мичугина не расстреляли в отличии от командования ВВС ПрибОВО, ЗапОВО и КОВО. Как кстати и командующего ВВС ЛенВО Новикова.

Главный маршал авиации А.А. Новиков в своих мемуарах описал как он, уже сдавший дела и должность новому командующему ВВС ЛенВО генералу Некрасову, в 2 часа ночи, вызванный в штаб ЛенВО был ознакомлен с директивой «б/н» и отдал приказ рассредоточить по аэродромам авиацию округа. (Новиков А.А. В небе Ленинграда (Записки командующего авиацией). — М.: Наука, 1970г., с. 40-47, гл. Июнь-июль 1941 года)

Мемуары Новикова – конечно же, так и сквозят неприязнью к Берии и Сталину. Ведь Новиков сразу после войны был арестован, был в приятелях у Жукова. И это от Новикова и пошли гулять байки, что Берия запрещал погранвойскам стрелять по самолетам-нарушителям, как будто дело погранцов сбивать самолеты. Что Берия добился, чтобы и остальные не сбивали немецкие самолеты: «Именно он запретил пограничным войскам стрелять по фашистским самолетам, нарушавшим нашу границу, и того же добивался от частей Красной Армии и кораблей Военно-Морского Флота».

Но ссылается Новиков при этом не на документы, что странно для маршала авиации начинавшего как раз на границе, а на «Историю Великой Отечественной войны Советского Союза 1941—1945», т. 1, стр. 479, времен Хрущева. Однако по документам, которые нашел в ЦАМО «резун» М. Солонин, все это вранье – сбивать немецкие самолеты вполне разрешалось и даже приказывалось Москвой – ВВС и ПВО округов.

Также Новиков пишет, что якобы был приказ, запрещающий нашим самолетам летать в нашей приграничной полосе – «Незадолго до войны начальник оперативного отдела штаба округа генерал П. Г. Тихомиров сказал мне, что специальной директивой Генштаба запрещается выводить войска к границе и летать нашим самолетам в 10-километровой приграничной полосе». И тут Новиков, вообще не сослался ни на какой документ и сегодня точно известно, что такого запрета точно не было…

В 3 часа утра девятка истребителей «ведомая старшим лейтенантом Михаилом Гнеушевым» начала патрулировать небо Ленинграда. «Еще через двадцать минут под Ленинградом разгорелась первая воздушная схватка — летчики-истребители Шавров и Бойко вступили в бой со звеном Ме-110. В 4 часа утра 12 немецких самолетов пы-

326

тались заминировать фарватер в Финском заливе, но были отогнаны морскими летчиками. Несколько позже 14 Ме-109 сделали попытку отштурмовать один из наших аэродромов под Выборгом. Врага встретила и прогнала группа летчиков 7-го истребительного авиаполка во главе со старшим лейтенантом Николаем Свитенко….»

Т.е. в ЛенВО, даже при том, что Новиков уже сдал должность ком ВВС он, получив к 2 часам приказ оставшегося за командующего начштаба ЛенВО Генерала Никишева без проблем, в темноте рассредоточил авиацию на самих аэродромах, убрав их из под первого удара, и даже поднял в воздух дежурные звенья над Ленинградом. Ведь он получил приказ из директивы «б/н»: «быть в полной боевой готовности встретить внезапный удар немцев или их союзников <…> рассредоточить по полевым аэродромам авиацию, привести в боеготовность все войска и осуществить соответствующие обстановке мероприятия в системе ПВО. Других приготовлений без особых на то распоряжений приказывалось не проводить».

И на основании этой директивы НКО и ГШ Новиков и «приказал немедленно поднять все части по сигналу боевой тревоги и рассредоточить их по полевым аэродромам и добавил, чтобы для дежурства на каждой точке базирования истребительной авиации выделили по одной эскадрилье, готовой к вылету по сигналу ракеты»…

 

Ну и подводя итог, и для тех, кто не понял, что написали в годовом отчете  о боевой деятельности ВВС С-ЗФ «за период с 22.6.41г. по 1.7.41г.», можно еще раз пояснить, а точнее разжевать – особенно для особо упертых кто вопит, что никакого приведения войск западных округов в б.г. 18-19 июня не было. Покажем это на примере этого отчета, разбив его на части:

 

1-е — «19.6.41 г. в связи с создавшейся неблагоприятной обстановкой частям был отдан приказ о переходе в боевую готовность».

2-е — в этот же день, 19 июня был отдан приказ о «рассредоточении материальной части с базовых аэродромов на оперативные» – о приведении в б.г. ВВС округа.

3-е — в этот же день, 19 июня был отдан приказ «о выходе штаба ПрибОВО на КП в район Паневежис». Куда убыл и штаб ВВС ПрибОВО.

 

Т.е. было, как минимум три отдельных директивы-приказа НКО и ГШ в эти дни и два из них давно известны и опубликованы. Один, это приказы от 19 и 20 июня о рассредоточении авиации

327

западных округов, а также о маскировке всех частей – № 0042, и № 0043. Второй – о выводе штабов округов в полевые КП. Ну а третий – тот самый, о котором столько копий уже сломано – «пр. ГШ от 18 июня» о «переходе в боевую готовность», о котором и указано в отчете по ПрибОВО. Однако в ПрибОВО командующим ВВС Ионовым «командованию и авиационным частям конкретных указаний не давалось, а, наоборот, в ночь с 20 на 21 и с 21 на 22.6.41 г. авиационным частям было приказано производить ночные тренировочные полеты.» Хотя судя по оперсводкам от Ионова он вроде все выполнял, однако при вводе повышенной б.г. никакие учения и тем более ночные не проводят. Ведь еще 16 июня от ВВС ПрибОВО требовалось  – «Самолеты полностью держать заправленными, летчикам дежурить у самолетов». Какие уж тут ночные полеты, для «тренировок»…

Но в ЗапОВО командующий ВВС генерал Копец 21 июня приказ о приведении ВВС в боевую готовность отменил, а в КОВО генерал Птухин распускал летчиков по домам вечером 21 июня, также отменив боевую готовность, объявленную ему 19 июня. Кому-то еще не ясно за что расстреляли этих генералов?! Копец застрелился «сам» и пошел к стенке его заместитель, который даже до обеда 22 июня умудрялся отдавать приказы летным училищам ЗапОВО продолжать учебные полеты, не обращая внимания на «провокации» немцев – на их истребители в воздухе. Птухин с замом расстреляны и расстрелян Ионов.

Кстати, перед тем как застрелиться (хотя история с этим самоубийством ну очень темная на самом деле) Копец в 9.30 22 июня издал «Боевой приказ № 01», в котором подчинил приграничные авиадивизии армиям – «1) 9, 10, 11 САД действовать по заданию командующих ВВС армий» (ЦАМО, ф.208, оп. 3589, д. 9, л.5. М.Солонин, указанное сочинение, с. 548). Эти дивизии в основном были «истребительными», и когда этим же приказом ставилась задача бомбардировочным полкам и дивизиям ЗапОВО-ЗФ наносить удары по врагу, то оказалось что прикрывать бомбардировщики будет некому. Итог – практически нулевой результат тех ударов с избиением наших бомбардировщиков…

 

 ВВС и ПВО приграничных округов, как и флота, приводились в повышенную б.г. («готовность№2») с 19 июня, в полную б.г. («готовность№1») они должны были переводиться по директиве «б/н» от 22.20 21 июня – около 1.00-1.30 ночи на 22 июня. И перейдя

328

в полную б.г. ВВС и ПВО и флота не нуждались в дополнительной директиве ГШ на ввод ПП, которую ждали остальные войска. Им вскрывать свои пакеты особой нужды не было. Ну, может, ВВС по ПП должны были нанести авиаудары по территории противника. Опять же – истребительные авиаполки в САДах и тем более в системе ПВО перейдя в полную б.г. действовали бы по факту начала налетов. Им бы с границы ВНОСы и дежурившие на границе отдельные звенья ИАПов дежурившие там весь июнь, сообщили бы о пересечении границы немецких самолетов и полки поднимались бы по этим сообщениям, в воздух.

И на майских КШИ примерно так все и отрабатывалось наверняка! И копцы-ионовы однозначно на тех КШИ, на которых немцам в разы завысили количество их ВВС от реальных, показали себя с наилучшей стороны и они геройски отразили и первые налеты, и не потеряли свои ВВС так позорно в течении первой же недели после начала войны… на картах.

 

Но коли мы снова вернулись к самому важному вопросу – был или не был «приказ Генштаба от 18 июня» о приведении в б.г. в действительности, придется немного кое-что уточнить. Похоже, в исходящих шифровках ГШ возможно и нет такого одного, общего для всех западных округов приказа или директивы на приведение приграничных дивизий в боевую готовность с выводом их на рубежи обороны. Но однозначно есть директивы НКО и ГШ на вывод приграничных дивизий к их рубежам по Планам  прикрытия!

ПрибОВО начал выводить свои приграничные дивизии на границу, на их рубежи обороны своей директивой от 16-17 июня. В которой указывалась дата возможного нападения (с 19 на 20 июня), и данная директива была издана на основании некоего указания ГШ от примерно 16 июня.

Начсвязи ЗапОВО генерал Григорьев заявил на следствии, что Павлов не привел войска в боевую готовность после «телеграммы» ГШ от 18 июня. Т.е. Минск свой приказ ГШ на вывод приграничных дивизий получил чуть позже – 18 июня. А в КОВО пошли отдельные приказы ГШ на вывод конкретных приграничных дивизий – прикрывавших большие, до 100 км участки границы. Но остальные дивизии КОВО, и приграничные и вторые эшелоны с резервами и те же мк, готовили к наступлению «на Люблин», против «неосновных сил» противника.

329

Что могло быть указано в этой «телеграмме ГШ от 18 июня» для ЗапаОВО? Григорьев указал, что и после той «телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня войска округа не были приведены в боевую готовность». Т.е., и для него и для следователей не было открытием, что после этой телеграммы Павлов должен был приводить войска в боевую готовность. Но это был не приказ о приведении в б.г. как таковой, а приказ – на вывод приграничных дивизий по ПП. Который и подразумевал это приведение в б.г. – ведь нельзя выводить в УРы и в приграничную зону приграничные дивизии, не приведя их в повышенную боевую готовность.

В Директивах НКО и ГШ от 11-12 июня для западных округов указывалось – выводить все дивизии 2-го эшелона для сосредоточения в лагеря в районы, предусмотренные ПП, но вывод приграничных дивизий производить только по особому приказу наркома. И этот вывод по Плану прикрытия, как войск 2-го эшелона, так и приграничных дивизий соответственно, и должен был сопровождаться именно приведением войск в боевую готовность. Как писал потом в черновиках своих «Воспоминаний» маршал Г.К. Жуков.

Если в Москве были озабочены режимом секретности, то давать прямой приказ для приграничных дивизий – «привести в боевую готовность» одним общим приказом или директивой на округ, было опасно политически. А самое главное что это и не требовалось.

Вывод «глубинных» дивизий всегда можно «объяснить» учениями или маневрами и к ним сложно прицепиться соседней стороне, даже если войска и идут в районы по ПП (противник еще должен знать что это именно районы по ПП). Вывод же приграничных дивизий к границе на их рубежи обороны могут назвать подготовкой агрессии, но так поэтому его и перенесли на самый последний момент. И кстати и немцы, выведя штабы частей заранее к границе, только в последние пару дней стали выводить свои войска непосредственно к границе перед нападением.

Так что это, скорее всего, были именно телеграммы ГШ и не обязательно секретные! И в них вовсе необязательно было давать прямую команду – приводить в боевую готовность какие-то войска округов. В ней как раз можно даже открытым текстом дать указание, например такого рода: «Выполнить пункт такой-то директивы такой-то». Или – «Выполнить пункт (положение) такой-то исходящего такого»… Что подразумевало, прежде всего, вывод на рубежи обороны полков приграничных дивизий. Что автоматически

330

подразумевало приведение их в боевую готовность полная! Ведь директивами НКО и ГШ от 11-12 июня от округов требовалось – ждать особый приказ наркома именно на вывод приграничных дивизий на их рубежи обороны. А не на приведение в б.г. как таковое.

 

Для разведки противника данный текст ничего не даст, если там не известен документ, на который идет ссылка. А вот для командира получившего такую телеграмму все достаточно просто – надо выполнить такие-то мероприятия. И если там указано – выводить приграничные дивизии согласно ПП (как указали Абрамидзе), то это без приведения в полную боевую готовность не сделаешь. Так что, если военные историки собираются серьезно искать «приказ ГШ от18 июня» о приведении приграничных дивизий в боевую готовность, то для начала надо поднимать «Дело Григорьева» – возможно там более подробно и показано что это была за телеграмма, каков ее текст. И уже от нее и придется «плясать» в поисках «утерянного» приказа ГШ о приведении в боевую готовность повышенная (по современным меркам, конечно же) а тогда полную, приграничных дивизий после 16-18 июня. Ну а чтобы окончательно выяснить, что же за «приказы ГШ от 18 июня» не исполнили павловы – надо изучить исходящие шифровки ГШ хранящиеся в архиве ГШ, в Москве.

 

В общем, с почти 100 процентной уверенностью сегодня можно утверждать что этот «приказ» давал указание выводить приграничные дивизии на их рубежи обороны по ПП. Что и обязывало приводить эти дивизии в боевую готовность повышенная минимум:

«Командующим приграничных военных округов было приказано вывести войска округов — назначенных в состав войск прикрытия, ближе к государственной границе и тем рубежам, которые они должны были занять при чрезвычайном обстоятельстве, по особому распоряжению. При этом передовые части было приказано выдвинуть в зону пограничных частей. Проводились и другие не менее важные мероприятия. Всё это обязывало командующих округами и армиями повысить боевую готовность и общую боевую бдительность». («№ 655. Из неопубликованных воспоминаний маршала Советского Союза Г. К. Жукова [не позднее 1965 г.] РГВА. Ф. 41107. Оп. 1. Д. 48. Л. 1–58. Рукопись, автограф. Сохранены стиль и орфография документа...». – «1941. Документы», М. 1998 г.)

Т.е., ПрибОВО и ЗапОВО свои приказы ГШ на вывод по ПП приграничных дивизий получали 16-18 июня, а 19 июня

331

в ПрибОВО ввели уже для всех войск округа боевую готовность. Однако КОВО Генштаб в лице Жукова прямо запрещал это делать – выводить приграничные дивизии на границу! Хотя Пуркаев добился вывода двух дивизий севернее Львовского выступа в УР и «резолюции» Жукова на вывод приграничных дивизий в УРы южнее Львова. Ведь наши «стратеги» хотели применить «южный» вариант отражения агрессии-нападения Германии – ответный удар из КОВО всеми силами по неосновным силам противника напавшего на СССР своими главными силами севернее Полесья…

 

Ну а теперь перейдем к самому сложному, но в нашем случае и «простому» вопросу. «Простому» потому что подробно разбирать мы его не станем. С одной стороны по «воспоминаниям» генералов ответы уж больно короткие имеются – все штабы работали просто замечательно (а что б они отвечали на самих себя в данном случае?). А с другой стороны, подробное рассмотрение данного вопроса тянет вообще на отдельную большую книгу…

 

332

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Вопрос № 5. НАСКОЛЬКО ШТАБЫ БЫЛИ ПОДГОТОВЛЕНЫ К УПРАВЛЕНИЮ ВОЙСКАМИ, И В КАКОЙ СТЕПЕНИ ЭТО ОТРАЗИЛОСЬ НА ХОДЕ ВЕДЕНИЯ ПЕРВЫХ ДНЕЙ ВОЙНЫ?

 

 

Пятый вопрос ГШ, Покровского – «5. Насколько штабы были готовы к управлению войсками и в какой степени это отразилось на ходе ведения операций первых дней войны?», подробно разбирать не будем. К теме данного исследования он напрямую не относится, т.к. это уже история о событиях случившихся после 22 июня. Хотя сам по себе очень интересен и важен и требует большого отдельного исследования, но мы все же пытаемся в этом исследовании выяснить как развивались события До 22 июня.

Однако по поводу «управления войсками» в ЗапОВО у Павлова: штаб этого округа-фронта был на сутки просто «потерян». Вместо одного места развёртывания, этот штаб убыл в совершенно другое, о котором никто из командиров частей не был предупреждён. В ПрибОВО Кузнецов также умудрился больше суток скрываться и от Москвы и от подчиненных ему войск. Он был вроде на полевом КП округа, но только никто не знал об этом. Его искали в 11-й Армии, но и там его, похоже, потеряли… В КОВО Кирпонос со штабом фронта «прятался» от подчиненных ему частей чуть позже, когда блуждал, пытаясь сдаться в плен немцам в августе-сентябре 1941-го.

Но ведь ещё 14 июня командующий КОВО получил указание ГШ управление ЮЗФ «вывести в Винницу к 25 июня» и 18 июня «этот срок по указанию Генштаба был перенесен на 22 июня». И «Управление Западного (ЗапОВО) и Северо-Западного (ПрибОВО) фронтов распоряжением Генштаба от 18 июня разрешалось вывести на полевые» КП «к 23 июня 1941 года» (М.В.Захаров, указанное сочинение, с. 214). Однако тот же Павлов, свой штаб никуда не выводил вообще. Он стал его выводить уже после 22 июня, после чего его «потеряли»...

Глянем, что писали командиры соединений и частей и их начальники штабов, отвечая на вопрос № 5…

333

 

«СПРАВКА  о полученных письмах от участников начального периода Великой отечественной войны на просьбу начальника Главного Военно-научного управления Генерального штаба Советской Армии за 1951-1952 годы.21.03.1953г.

1. Генерал армии Баграмян И.Х. . Начальник оперативного отдела штаба Юго-Зап. Фронта. Подтвердил:

9) Готовность штабов к управлению войсками.

2. Генерал армии Пуркаев М.А. Начальник штаба Юго-Западного фронта. Подтвердил:

9) Проведение ряда мероприятий по сколачиванию штабов как органов управления войсками.

3. Генерал-лейтенант Собенников П.П. Командующий 8-й армией (ПрибОВО – К.О.).

9) О противоречивости указаний штаба округа.

11) Об управлении войсками

4. Генерал-лейтенант Кондратьев А.К. Начальник штаба 3А (ЗапОВО – К.О.). Подтвердил:

5) Подготовленность штарма к управлению войсками.

6. Генерал-лейтенант Морозов В.И. Командующий 11 А (ПрибОВО – К.О.).

5) Об организации управления войсками.

7. Генерал-лейтенант Семенов И.И. Начальник оперативного отдела штаба Западного фронта.

Был не начальником оперативного отдела, а заместителем начальника штаба БОВО по оперативной работе, но на последней должности фактически не работал, так как с ноября 1940г. По вторую половину апреля 1941г. Работал в Генеральном штабе по составлению плана развертывания войск округа. В мае и июне 1941г. проводил оперативные игры в 3 и 10 армиях.

8. Генерал-лейтенант Шлемин И.Т. Начальник штаба 11 А (ПрибОВО – К.О.).

1) Оформленного плана обороны не видел.

4) Штарм для управления войсками был подготовлен удовлетворительно.»

 

Как видите, все кто долго был на должностях, и нес, таким образом, ответственность за слабую (или даже плохую) работу собственных штабов, конечно же, отвечали, что все у них было налажено и работало «как часы».

Пуркаев:

334

«5 вопрос:

“Насколько штаб округа и штабы армий, входивших в состав округа, были подготовлены к управлению войсками и в какой степени это отразилось на ход ведения операций первых дней войны??

Ответ:

– Управление округа и управление армий личным составом и средствами связи были, в основном, укомплектованы. В 1940 году со всеми штабами армий и штабами механизированных корпусов, под руководством Военного Совета округа были проведены командно-штабные учения со средствами связи, в основном, по теме – Оборонительная операция, с проведением контрударов, в основном механизированными корпусами. Эта учебная работа дала положительные результаты по сколачиванию штабов армий и штаба Округа. Отмечались наибольшие  недостатки в управлении войсками в 6 армии, которые главным образом зависели от стиля руководства самого Командарма 6 тов. МУЗЫЧЕНКО (нервозность, дёргание, не опирался как следует на свой штаб). По механизированным корпусам не в полной мере отмечалась сколоченность штаба командира корпуса т. РЯБЫШЕВА.

Недостатки подготовки и сколоченность штабов, сказалась именно в 6 армии и корпусе тов. РЯБЫШЕВА.

В 6 армии запоздал контрудар армейских резервов (неоднократно менялось решение по направлению контрудара).

Штаб корпуса тов. РЯБЫШЕВА в бою под БРОДАМИ потерял управление дивизиями, неправильно организовал марш-манёвр в сторону ДУБНО: совершенно не было организованно боевое обеспечение манёвра и отсутствовала разведка.

Во всех штабах не справлялись со своими задачами шифрорганы. Телеграммы снизу длительно не расшифровывались, накапливались, благодаря чему информация запаздывала.

Штаб фронта с задачами по сбору данных и по доведению распоряжений до штабов армий и отдельных корпусов справлялся удовлетворительно. Крайне недоставало телефонной связи “ВЧ” с Командующими армий. В управлении фронта впервые 2-3 дня отсутствовало руководство ВВС фронта. Не было ни Командующего ни начальника как штаба, управление шло через второстепенных лиц. Это безусловно сказалось отрицательно на боевом использовании авиации фронта.

ГЕНЕРАЛ АРМИИ подпись М,ПУРКАЕВ

24 апреля 1952 года № 11 /0304»

335

 

Баграмян:

«5. Насколько штаб округа и штабы армий, входившие в состав округа, были подготовлены к управлению войсками и в какой степени это отразилось на ход ведения операций первых дней.

 

Штаб округа и штабы армий, если исходить из тех возможностей и условий, в которых проходили их подготовка и сколачивание, следует считать, что были готовы к управлению войсками.

Однако, отсутствие боевого опыта резко снижало качество управления войскам с их стороны.

ГЕНЕРАЛ АРМИИ

(Бывший начальники Оперативного отдела Киевского Особого военного округа) подпись (И. БАГРАМЯН)

“10” сентября 1952 года.»

 

А вот вновь назначенный, и тем более на должность именно начальника штаба армии генерал ответил более честно:

«9. Генерал-майор Иванов Н.П. Начальник штаба 6 А.

3)  Штарм полностью не был подготовлен к управлению войсками.»

 

В «воспоминаниях» Иванов вот что писал о штабах и, особенно о действиях Командующего КОВО:

«Штабы были недостаточно укомплектованы и слабо сколочены, особенно штабы корпусов и дивизий.

КП 6 армии был выбран, после долгих рекогносцировок и нерешительных указаний командующего 6 армии, северо-западнее Львова. Только за несколько дней до начала войны саперы приступили к его оборудованию. <…>

Командный пункт 6 армии северо-западнее города Львова еще не был готов, блиндажи не были закончены, связь не установлена. Поэтому в ночь с 21 на 22 июня Военный Совет 6 армии находился в своем помещении в центре города, не приняв никаких мер к усилению боеспособности войск, в связи с запрещением это делать со стороны командующего КОВО. <…>

При первых же сведениях об обстреле границы Военный Совет 6 армии предложил выдвинуть немедленно на госграницу все войска, кроме 4 мех. корпуса, но командующий КОВО вновь запретил это делать.<…>

Только днем 22 июня (часа не помню) из штаба КОВО было приказано выдвигать войска к госгранице, не трогая 4 мех. корпус без разрешения Командующего КОВО.<…>

336

4 мех. корпус был намечен для использования в северном направлении с целью нанести фланговый удар в общем направлении Томашув или Сокаль во фланг и тыл главной группировки немцев, но затем задачи ему была изменены, так как противник приближался к Броды.

По приказанию Командующего Юго-Западным фронтом (бывш. КОВО) 4 мк, а затем и 8 мк, которым командовал генерал Рябышев и который находился в районе Дрогобыч, были переданы в распоряжение фронта и использованы на этом направлении. Так как мех. корпуса вводились в бой по мере их подготовки, они сталкивались с превосходящими танковыми соединениями противника и были разбиты. Остатки их начали отход на восток и юго-восток.»

 

О чем тут речь – Кирпонос продолжал выполнять установку и задачу НКО с ГШ о размещении на границе минимальных сил, для последующего удара силами КОВО усиленных 4-м мехкорпусом (с 8-м мк) «на Люблин». Хотя в ПП задача у 4-го мк (как и у остальных в принципе) – нанесение фланговых ударов по тылам атакующих группировок немцев. Однако по мере развития событий задачи поменялись…

 

Дальше в этой справки показаны начальники и командиры, которые о штабах армий или корпусов ничего показать не могли… или не захотели.

«10. Генерал-майор Кузнецов Н.С. Начальник артиллерии 9 А (ОдВО – К.О.).

11. Генерал-полковник Барсуков М.М. Начальник артиллерии 10 А (ЗапОВО – К.О.).

12. Генерал-лейтенант артиллерии Дорофеев Н.В. Начальник артиллерии 8 А (ПрибОВО – К.О.).

13. Генерал-лейтенант авиации Шкурин Я.С. Командующий ВВС 26 А (КОВО – К.О.).

Ответить на поставленные вопросы не мог, т.к. прибыл на должность командующего ВВС 26 А. 24-25 июня 1941 года.

14. Генерал-полковник авиации Хрюкин Т.Т. Командующий ВВС 12 А (КОВО – К.О.).

3) Штаб ВВС 12 А. не был полностью сколочен как орган управления.

15. Генерал-майор Андреев А.П. Командующий ВВС 8 А (ПрибОВО – К.О.).

337

16. Генерал-майор Селезнев Н.Г. Командующий ВВС 23 А (ЛенВО – К.О.).

На указанной нами должности не был.

17. Генерал-майор Фомин Б.А. Начальник оперативного отдела штаба Зап. Особ. ВО.

3) Даны подробные ответы на остальные вопросы.»

 

С заместителем начальника оперативного отдела штаба ЗапОВО Фоминым (так правильнее) справка не показала, что он ответил. Но на этот вопрос он сам ответил просто – в штабе, в Минске, в ночь на 22 июня не был, и что там творили павловы-климовских – не знает…

 

«3. Точно ответить на вопрос о времени получения в штабе округа распоряжения Генерального Штаба о приведении войск округа в боевую готовность не смогу. Меня в штабе округа в это время не было. Я с группой офицеров Управления и Штаба Округа утром 21.6 /в 6:00/ выехал из Минска поездом в Обуз-Лесна для развертывания там КП штаба фронта.

Докладывал о готовности КП нач. штаба округа Климовских в 1:30 22.6. Последний ничего мне не говорил о поступивших распоряжений о приведении войск округа в боевую готовность, только обещал к утру 22.6 прибыть со штабом в Обуз-Лесна. О войне узнал около четырех часов утра.

На вопрос о времени получении распоряжения из генштаба времени отдачи распоряжений в войска, пожалуй, сможет ответить быв. зам. нач. штаба округа  генерал-лейтенант И.Семенов /в настоящее время пом. командующего Прикарпатского Военного Округа/. Он получал из Ген.Штаба эти распоряжения и передавал их в войска.

4. Большая часть артиллерии корпусов и дивизий находилась на стрельбах на артполигонах. Стрельбы были предусмотрены планом боевой подготовки Красной армии на лето 1941 г.

5. Штабы округа и армий, входящих в состав войск Округа /за исключением Штаба 13 армии/ были сколочены и подготовлены к управлению войсками.

Штабом округа с сентября 1940 года по июнь 1941 года было проведено полевых поездок со штабами армий:

- в сентябре 1940 года со штабами 10, Московской, /ген.-л-та ЗАХАРКИНА/ и 4 армий, и их корпусами.

- в марте 1941 года оперативная игра на картах со штабами 3, 10 и 4 армий и их корпусами.

338

- в декабре, январе и апреле – выходы в поле со штабами корпусов, непосредственно подчиненных командующему войсками округа и отдельно радиоучение с управлением 6 мк.

- в июне месяце полевые поездки со штабами 3 и 10 армий и их корпусами.

 

Кроме того каждым штабом армии было проведено по два выхода в поле с управлением армии и штабами корпусов. В результате учений было выявлено готовность и умение управлять войсками штабами всех степеней.

По своей подготовке в лучшую сторону выделялся штаб 3 армии.

В октябре 1940 года, Генеральный штаб провел полевую поездку с управлением Западного особого Военного Округа, его управлениями армий /3, 10, 4 и московской/и их штабами корпусов.

Штаб округа и штабы армий получили положительные оценки.

Штаб Округа накануне и в первые два дня войны находился в г. Минске, в своем помещении /против дома правительства/.

С 4:00 третьего для войны /24.6/, штаб перешел на КП Минского УР-а /13 км сев. Минска/, где пробыл до утра 27.6.

 

Об управлении войсками в первые дни войны

Оперативный отдел штаба Западного Особого Военного Округа по штатам мирного времени (он же оставался и на первый месяц войны) имел четыре отделения и секретную часть.

I отделение - оперативное - 7 человек.

II отделение - оперативкой подготовки войск - 6 человек.

III отделение - шифровальное - 100 человек /39 шифровальщиков и 61 человек школа шифровальщиков/.

IV отделение - морское - 2 человека /штат был не заполнен/.

Секретная часть - 5 человек.

а всего 120 человек, из них могущих быть использованных для управления войсками только - 13 человек /1 и 2 отделения/.

В первый час и день войны один пом. нач. 1 отделения (капитан КАЙДУНОВ), летевший на самолете в Белосток в 10 армию был убит.

Таким образом в оперативном отделе осталось всего двенадцать человек для управления войсками, а еще через два дня осталось всего одиннадцать человек /майор КУСКОВ использовался для подготовки новых КП/.

С первого же момента начала войны проводная связь со штабами 3, 10 и 4 армии была нарушена и восстановить ее до отхода наших

339

войск на территорию восточной Белоруссии не представилось возможным.

Радиостанции в управлениях армий бомбежкой были разбиты. Высланная в первый же день войны радиостанция из штаба Округа в Штаб 4 армии также была повреждена.

Управление приходилось осуществлять офицерами связи /из числа командиров опер, отдела, а в дальнейшем и за счет других отделов/.

Связь поддерживалась самолетами У-2; СБ, бронемашинами и легковыми машинами.

Трудность поддержания связи в управлении войсками при помощи только подвижных средств связи, заключалось в том, что и эти средства были очень ограничены.

Кроме того авиация противника уничтожала эти средства как в воздухе так и на земле.

Достаточно привести такой пример: 26.6 нужно было передать боевое приказ армиям об отходе их на рубеж р. Шара и далее через Налибокскую Пущу.

Для доставки шифрованного приказа мною в каждую армию было отправлено по одному самолету У-2 с приказанием сесть около КП и вручить приказ; по одному самолету СБ в каждую армию с приказанием сбросить около КП парашютиста с шифрованным приказом для вручения; и по одной бронемашины с офицером для вручения этого же шифрованного приказа.

Результаты: - все У-2 сбиты, все бронемашины сожжены; и только на КП 10 армии /Замковая Гора у Волковыска/ было СБ сброшены два парашютиста с приказами.

Для выяснения линии фронта приходилось пользоваться истребителями.

Один из таких потребителей сообщил вечером 26.6 о прорыве 39 танкового /арм/ корпуса немцев из полосы Прибалтийского Военного Округа /Северо-Западного фронта/ из Вильно на Молодечно, в обход Минска с севера.

Между тем Штаб Северо-Западного фронта о этом повороте противника видимо не знал и нас в известность об этом не поставил.

Особо тяжело было в тот момент, когда на Днепре стали сосредоточиваться войска Уральского /22 армия/, Орловского /20 армия/, Приволжского /21 армия/, Северо-Кавказского /19 армия/ округов и 16 армия /из Забайкалья/.

340

Каких либо документов по этому вопросу в штабе фронта не было.

Оперативному отделу пришлось разослать командиров по всем станциям и дорогам.

При помощи этих лиц удавалось узнавать нумерацию частей, направлять в соответствующие районы, и по мере возможности создать стройную систему развертывания войск на Днепре.

Штаб фронта при наличии несовершенных средств связи располагался чересчур далеко от войск. На поездку офицера связи во фланговые армии, как правило, уходило 1-1,5 суток /из-за состояния дорог и воздействия авиации противника/.

Фронт по своему составу был очень громоздок /до 90 только стрелковых дивизий/. Оперативный отдел только начал укомплектоваться после 15-го июля.

Все эти причины мешали и осложняли управление войсками в начальный период войны.

В дальнейшем - полоса Западного фронта была разделена между тремя фронтами; уменьшилось количество войск во фронтах; увеличился намного штат Оперативного Отдела, из него были изъяты шифровальщики (8 отдел), а главное то, что наладилась проводная и радиосвязь.

 

Генерал-майор   подпись  /ФОМИН/

 

" 5 "  июня 1952 г.»

 

«18. Генерал-полковник Диброва П.А. Член Военного Совета Прибалтийского Особого Военного округа.

По месту службы в Берлине не располагает материалами и желает, чтоб его вызвали в Москву для описания событий начального периода Великой Отечественной войны.»

 

С этим интересным замполитом также проблемы. На него показывали генералы и командиры ПрибОВО как на человека прямо приказывающего изымать у солдат патроны и разминировать уже заминированные позиции. С ним явно не так все просто, однако материалов найти пока не удалось по нему. Кроме этого спецсообщения 3-го Управления НКО № 4/37155 от 8 июля 1941 г.:

 «В дополнение к № 36833 от 7.07.41 г. сообщаем, что произведенным 3 отделом Северо-Западного фронта расследованием факт отдачи приказания членом Военного Совета ПрибОВО Диброва в отношении разминирования минных полей и сдачи выданных лично-

341

му составу патронов в частях 11 ск и 125 сд перед началом военных действий, подтверждается.

Расследованием установлено:

После получения Разведотделом данных о начавшейся концентрации немецких войск на наших границах части корпуса начали минировать поля, раздавать боеприпасы личному составу, одновременно началась подготовка эвакуации семей начсостава.»

 

По сути – в 125-й сд Богайчука, куда Диброва приехал видимо с проверкой после телеграммы Жукова с запретом на эвакуацию семей командиров, активно шло приведение в боевую готовность театра военных действий с приведением в боевую готовность частей корпуса.

 

«21 июня с. г. к месту сосредоточения 11 [-го] стр[елкового] корпуса приехал член Военного Совета ПрибОВО корпусной комиссар Диброва и приказал немедленно отобрать у бойцов патроны и разминировать поля, объясняя это возможной провокацией со стороны наших частей.

Начальник ОПП (скорее всего Отдел ПолитПропаганды в штабе дивизии – К.О.) 125-й стрелковой дивизии Левченко дал объяснение Диброва о причинах эвакуации семей комначсостава, ссылаясь при этом на данные разведотдела о начавшейся концентрации войск противника на границах.

На объяснение Левченко Диброва заявил: “Хотя Германия и фашистская страна, но момент, когда они могут начать войну с СССР, еще не назрел, что у нас от страха расширяются глаза”.

После этого Диброва вторично приказал прекратить панику, отобрать у бойцов выданные патроны, разминировать поля, прекратить подготовку к эвакуации семей начсостава.

В этот же день 21 июня член Военного Совета 8-й армии дивизионный комиссар Шабалов телеграммой подтвердил приказание Диброва о прекращении подготовки к эвакуации. В результате этого в момент наступления противника семьи начсостава пришлось вывозить во время боя, при этом значительная часть семей погибла; личный состав дивизии был без боеприпасов, и выдача их проводилась под артиллерийским огнем противника!

Правда, сам П.А. Диброва объяснял свои распоряжения тем, что “минированных полей не было из-за отсутствия мин. Речь шла о под-

342

готовке к минированию полей (ямки), ссылаясь на указание командующего. Патроны дал указание отобрать и сдать на взводные пункты или отделений”. Эвакуация же семей комначсостава была запрещена наркомом обороны…» (РГВА, ф. 9, оп. 39, д. 101, л. 328-329, д. 105, л. 55-56. М. Мельтюхов, Начальный период войны в документах военной контрразведки (22 июня – 9 июля 1941 г.).)

 

Как видите, Жуков запрещал эвакуацию семей командиров, а «дурак с инициативой» пытался до кучи и сорвать подготовку дивизии к обороне. А когда его прижали особисты, начавшие проверять в начале июля срыв приведения в б.г. 21 июня – начал выкручиваться и юлить…

Что означает выданные на руки патроны? Все просто – это делается при приведении в полную б.г.. И сегодня в армии и тем более тогда, отличие повышенной б.г. от полной – только в этом – в выданных на руки патронов. Т.е. при выводе приграничных дивизий с 17-18 июня по ПП на границу, не занимая сами окопы, в ПрибОВО эти дивизии привели именно в полную боевую готовность! И в ЗапОВО, в 10-й А это делалось…

 

«19. Генерал-полковник Шумилов М.С. Командир 11 СК. 8 А. (ПрибОВО – К.О.)»

 

Данный генерал по этой справке о работе штабов не показал, и в его полном ответе также нет ответа на этот вопрос.

На этом данная справка заканчивается, но к ней были списки генералов, которые на ноябрь 1952 года еще не дали свои ответы. Однако фамилии без «приложения» пока неизвестны:

«ПРИЛОЖЕНИЕ: Список генералов, от которых на 10.11.52г. не получены ответы на просьбу начальника Главного Военно-Научного Управления генерального штаба Советской Армии на 1 листе.

НАЧАЛЬНИК 1 ОТДЕЛА ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКОГО УПРАВЛЕНИЯ ГЕНЕРАЛ-МАЙОР   ЛОТОЦКИЙ

СТАРШИЙ НАУЧНЫЙ СОТРУДНИК 1 ОТДЕЛА ПОЛКОВНИК   ПОЛУШКИН» (Ф.15, оп. 178612, д. 50, л. 1-8.)

 

По действиям штаба ПрибОВО–С-ЗФ есть и такое – спецсообщение 3-го Управления НКО (Военная контрразведка РККА) № 35134 от 25 июня:

«По сообщению 3[-го] отдела Северо-Западного фронта 24 июня 1941 г. противник продвинулся на Каунасском направлении на 80 км, направляя удар на северо-восток, и на Шауляйском направлении продвинулся на 60-70 км.

343

Создается серьезное положение для 11-й армии и левого фланга 8-й армии.

Управление войсками от штаба фронта и ниже — плохое. Штаб фронта часто теряет связь с армиями. Радиостанции используются плохо.

В ночь на 24 июня с.г. противник занял Каунас. [...]

Материальная часть артиллерии фронта выбыла в значительном количестве. Большая часть оставлена при отходе, например: 414-й гаубичный артполк 125-й стрелковой дивизии вывел из боя 2–3 орудия по причине убыли конского состава.

Снабжение боевыми припасами, особенно снаряда и — плохое. Совершенно отсутствуют снаряды 85-мм, 37-мм, 107-мм, на исходе расход 122-мм и 155-мм.

Контрудар 12-го мехкорпуса 23 июня с.г. по существу сорван из-за отсутствия связи и контроля со стороны штаба фронта. После отдачи вечером 22 июня приказа на контрудар, штаб фронта в течение суток совершенно не имел связи с корпусом, не знал о подготовке к контрудару, самый ход контрудара, в результате корпус запоздал с атакой на 6 часов, удар наносил разрозненно 11 и в целом — никакого результата от удара.

Части несут большие потери людьми и материальной частью, а пополнения их нет.

По предварительным данным 2-я танковая дивизия, действуя в направлении Россиена [Расейняй], подбила 40 танков и 18 орудий противника.

3-м отделом фронта для оказания помощи и улучшения связи, высланы в армию на длительный период из аппарата 3-го отдела фронта 35 оперативных работников.

Совместно с командованием организованы отряды заграждения для задержания самовольно оставляющих боевые позиции и для сбора блуждающих.

Организована борьба с проявлениями местного бандитизма» (РГВА, ф. 9, оп. 39, д. 98, л. 163-164. М. Мельтюхов, указанное сочинение.)

 

Собенников, командарм-8:

«5. Как войска, так и штаб Армии не были укомплектованы и не были переведены на штаты военного времени. Мобилизация в Литве к этому моменту не проводилась.

Таким образом, штаб Армии не был боеспособным. Особенно это сказалось в отсутствии необходимого количества средств связи

344

(радио и транспортных), охраны штаба, транспортных средств для перемещения. Отсутствие органов управления тылом очень сказалось с первых же дней войны, так как оставалась система снабжения мирного времени – “округ – полк”.

Штаб Армии влиять на организацию снабжения, особенно горючим, не имел возможности.

Управление до начала войны осуществлялось по проводным средствам связи. С началом войны уже 22 июня вся проволочная связь была разрушена и мы перешли на радиосвязь, которая обеспечила бесперебойное управление войсками в исключительно тяжелых условиях первого периода войны.

БЫВШИЙ КОМАНДУЮЩИЙ ВОЙСКАМИ 8 АРМИИ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ подпись (П.П. СОБЕННИКОВ)» (ЦАМО, ф. 15, оп. 178612, д. 50, л. 91-99)

 

Штабы Армий в ПрибОВО и все войска этого округа были в штатах мирного времени к моменту нападения в отличии от других округов. Из-за специфики местного контингента (и просто отсутствия тех же военкоматов в этом регионе) на вопрос отмобилизования не могли никак влиять – этим должен был обеспокоиться штаб округа. Ускорив прибытие пополнения перед войной из Московского ВО. Которые так и не прибыли в ПрибОВО к 22 июня. А теперь представьте, что немцы имели преимущество не только по количеству дивизий на этом участке – чуть не трехкратное! Наши дивизии в ПрибОВО вместо 14 тысяч примерно, имели, дай бог по 10 тысяч бойцов против полноценных дивизий вермахта! И при этом как показывает исследователь Булдыгин – из этих дивизий изымали л/с на укомплектование Укрепрайонов.

Генерал Фадеев, бывший командир 10-й сд 11-го ск 8-й армии на этот вопрос не ответил.

 

Морозов, командарм-11:

«Вопрос 5-й. “Насколько был штаб армии подготовлен к управлению войсками и в какой степени это отразилось на ход ведения операций первых дней войны?”

Штаб армии по оценке Штаба округа считался вполне подготовленным, я имею в виду выучку личного состава.

В начале июня Штаб 11 армии фактически покинул свою постоянную квартиру. КП армии был организован вне г. Каунас. Оперативная группа разместилась в 6-м форте б. Ковенской крепости.

345

Связь с войсками, погран. частями и начальниками строительства УР была организована и действовала к началу войны хорошо.

О переходе государственной границы немецко-фашистскими войсками я как Командующий получал по условному коду буквально со всех пограничных застав, от всех командиров полков и даже батальонов. Это обстоятельство сильно облегчило работу штаба армии и управление войсками. Лишь только со 128 сд была потеряна связь около 11.00 22.6, так как штаб дивизии оказался разгромленным. Потери связи с командирами корпуса и дивизии в первые дни войны не было.

Подготовка штаба в основном обеспечивала управление войсками и позволяла организовать и провести эвакуацию строительства, с их документацией и техникой, с безоружными рабочими; нам удалось собрать разбросанные по Литве семьи офицеров и их организованно, эшелонами эвакуировать.

Предварительная работа, на мой взгляд, помогла частям армии избежать “окружения”. С потерями в людях и технике все же боле или менее организованно отойти за р. Зап. Двина. Где все дивизии входившие в состав 11 армии, кроме 2-х полков 128 сд, оказались способными выполнять боевые задачи.

ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ подпись /МОРОЗОВ/»  (ЦАМО, ф. 15, оп. 9777441, д. 2, л. 470-474) Также на сайте МО РФ «Документы. Накануне войны».

 

Шлемин, начштаба 11-й Армии:

«4. Насколько был штаб армии подготовлен к управлению войсками и в какой степени это отразилось на ход ведения операций первых дней войны?

Штаб армии для управления небольшим количеством соединений (один СК, четыре дивизии) был подготовлен удовлетворительно и обеспечил Командующему Армией управление войсками.

Командный пункт был занят Штабом Армии (Ковенская крепость) 18-20 июня. Связь с корпусом и дивизиями была надежная (проводная, радио, самолеты связи, автомашины).

С началом войны встретились следующие трудности в управлении.

1. 22 июня Командующий войсками округа по телефону передал в подчинение 11-й армии 5 танковую дивизию, находившуюся в г. АЛИТУС. Заблаговременно никакой связи у армии с этой дивизией не было. Штаб округа тоже потерял с ней связь.

346

2. Никакой ориентировки об обстановке на фронте у соседей получить было невозможно ни от соседей, ни от округа. Никаких дополнительных задач (кроме обороны занятых рубежей) с началом военных действий перед армией поставлено не было.

3. 22 июня во второй половине дня с округом прервалась проводная и радиосвязь. Найти округ было невозможно. Позднее, по документам оперативного отдела Штаба С-ЗФ можно было выяснить причины молчания штаба округа на запросы и доклады Командующего 11-й армии, с предложениями о плане действий 11-й армии. Штаб округа получая по радио шифртелеграммы от армии полагал, что шифровки идут от противника и, боясь выдать свой замысел и свое местонахождение, решил не отвечать на запросы армии.

4. Масса беженцев в тылу армии заполнила все дороги и в значительной степени усложнила управление войсками.

5. Пришлось взять управление окружными учреждениями, которые были в КОВНО и потеряли связь с округом.

В состав армии была включена 84 мотодивизия, потерявшая связь с округом и корпусом.

6. В городах и населенных пунктах в тылу армии, местные фашисты и диверсанты нарушали работу тыла: приходилось с боем очищать от противника узлы дорог и населенные пункты.

Заключение по этому вопросу

В основу управления кладется решение командира. К сожалению, такого решения со стороны округа не было, в силу чего управление войсками исходило не из задач, поставленных свыше, а по обстановке, которая складывалась в полосе армии и решений командарма.

П.п. ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ – ШЛЕМИН. 16.5.1952 г.» (ЦАМО, ф. 15, оп. 9777441, д. 2, л. 475-479)

 

Как генерал армии Кузнецов просто прекратил связь с 11-й армией и вообще запретил использовать радио в переговорах с войсками, и описал в своих мемуарах начсвязи ПрибОВО тогда, генерал П.М. Курочкин:

«Интересно, даже, пожалуй, трагично получилось с радиосвязью с 11-й армией. Штаб этой армии, как я уже говорил, из района Каунаса отходил с войсками в направлении на Полоцк. С ним у нас была радиосвязь, с помощью которой штаб фронта получал довольно регулярно информацию.

Однажды меня вызвал к себе командующий Кузнецов.

347

— Подойдите сюда, — обратился ко мне командующий, — посмотрите на эти документы, — сказал он, указывая на несколько разложенных в ряд телеграмм.

Я внимательно прочитал каждую телеграмму (их было пять-шесть). В них командующий 11-й армией генерал-лейтенант В.И. Морозов доносил о тяжелом положении в полосе действий армии и просил об оказании помощи. В последних телеграммах были гневные упреки в адрес командующего фронтом по поводу бездействия в отношении помощи в выходе из окружения войск 11-й армии.

— Ну, что, прочитали? — спросил меня командующий.

— Так точно, прочитал, — ответил я.

— Какой ваш вывод?

— Из этих документов я понял, что положение армии очень тяжелое, что войска ведут боевые действия, находясь на территории, окруженной противником... — пытался я доложить командующему.

— Ничего вы не поняли, я говорил вам, что вы не военный человек, не можете анализировать факты. Вы знаете генерала Морозова?

— Да, знаю, — ответил я.

— Может ли такой дисциплинированный и тактичный человек, как Морозов, писать в такой грубой форме, как в этих шифровках?

— Может, если к этому вынуждает обстановка. Видно, ему сейчас очень тяжело, — сказал я в ответ.

— Вот такой ответ я и предполагал получить от вас. Не военный ответ. Морозов не может так писать. Не кажется ли вам, что эти шифровки мы получаем не из штаба 11-й армии, а от наших врагов? Ведь можно допустить, что штаб 11-й армии попал в плен, не успев уничтожить шифры. Могла попасть к врагу и радиостанция. Вот фашисты, используя наш порядок передачи телеграмм, пытаются нас спровоцировать на ведение неправильных боевых действий. Вот как нужно подходить к анализу документов. Необходимо быть очень бдительным. Вы недостаточно глубоко и всесторонне анализируете факты.

— Но разрешите доложить, радисты ведь друг друга по почерку узнают. Ничего подозрительного на радиосвязи со штабом 11-й армии не отмечалось.

— Почерк может и не измениться: те же радисты 11-й армии под угрозой смерти работают на радиостанции, а их работа контролируется немцами. Вот что — немедленно прекратите связь с так называемым штабом 11-й армии, а фактически с фашистами.

348

— Слушаюсь, но позвольте хоть прием от них производить и на вызовы отвечать. Ведь, может быть, штаб армии не пленен...

— Вы слушайте, что вам говорят и потрудитесь выполнять приказание. Надеюсь, что вам теперь все ясно? Можете идти. (П.М.Курочкин. На Северо-Западном фронте — М.: Наука, 1969г. Связь Северо-Западного фронта. С. 206-207)

 

После этого Курочкин обратился за советом и помощью к Диброва и тот попытался выйти на связь со штабом 11-й А сам. Курочкин уверяет, что после этого они еще два дня пытались вызывать 11-ю армию, однако связь не поддержал уже штаб армии. Но тут есть расхождение с воспоминаниями помначсвязи 11-й армии В.П. Агафонова – «Неман! Неман! Я — Дунай!» (М.: Воениздат, 1967г. Есть в интернете). Агафонов показывает, что 23-я сд, «вызванная из Двинска по решению Военного совета армии еще несколько дней тому назад» прибыла на границу к утру 22 июня готовая «вступить в бой с противником». И 22-23 июня (Шлемин пишет, что связь пропала уже днем 22 июня), после неудавшегося наступления 11-й армии из района Ионавы на Каунас и затем на Восточную Пруссию по приказу наркома Тимошенко, комфронта Кузнецов и прекратил радиосвязь с 11-й армией.

ЧВС С-ЗФ корпусной комиссар Диброва вышел на связь с другой станции и оператор по микрофону от его имени (сам Диброва, по Курочкину) пытался вызвать на связь Члена военсовета 11-й А Зуева. Однако уже в штабе 11-й, якобы с подачи Агафонова, посчитали, что это немцы выходят на связь и связь не поддержали:

«— Что вы предлагаете? — спросил меня сидевший тут же начальник штаба генерал Шлемин.

— В целях проверки предлагаю ответить примерно так: «Кого вы вызываете? Вы же прекрасно знаете, что никакого Зуева здесь нет». Если это немцы, то они прекратят свои вызовы.».

Агафонов пишет, что они так ответили, чтобы проверить – если это немцы выходят на связь, то они больше вызывать не станут. А вот Курочкин уверяет, что после этого они еще два дня пытались вызывать 11-ю армию.

 

Морозов считал, что потерял в детском лагере на границе дочь (лагерь немцы передавили танками но, слава богу, дочь не погибла) и ему было уже не до «вежливости» с Кузнецовым в шифровках. А Кузнецов использовал «резкий стиль» командарма-11 для прекращения связи фронта с армией: «Как только наши войска

349

начали отходить после неудачного наступления на Каунас, было дано распоряжение прекратить работу с соединениями по радио. Правда, у нас оставалась радиосвязь со штабом фронта, но и она просуществовала недолго». (Агафонов, с.37) Ну а как можно поддерживать связь при движении войск проводами – одному аллаху и известно. И, в конце концов, Кузнецов и обязан был сделать все, чтобы связь восстановить, а не прекращать ее. Под дурацким предлогом «это не стиль Шлемина» или «не стиль Морозова».

А ведь при этом Кузнецов пытался «перевести стрелки» за отсутствие радиосвязи на командующих.

Директива командующего войсками С-ЗФ об организации отхода 8-й армии на новый оборонительный рубеж от 29.6.41 г.,18.10:

«Вы преступно оставили войска на произвол судьбы и укрываете свою, шкуру. Для такой ответственной операции, как отход целой армии, нужно было составить план, отводить войска от рубежа к рубежу и крепко управлять отходом каждого соединения.

Требую немедленно это сделать. Оперативной группе штаба вернуться в Митава и руководить отходом. <…> Держите радиосвязь со штабом фронта. Вы уклоняетесь от связи, видимо, с намерением, потому что ничего не знаете и не хотите знать о своих войсках.» (ЦАМО, ф.221, оп. 2467сс, д. 10, л. 263. СБД № 34.1953 г., с. 80)

 

В общем, ясно, почему вскоре «инициативного» генерала Ф.И. Кузнецова сняли с командования Северо-Западного фронта и на его место назначили генерала Собенникова, командующего 8-й армией этого фронта? Кузнецов фактически не командовал фронтом с первых дней войны – воюйте, как хотите.

 

Управление штабами своими дивизиями это, прежде всего связь. Вот что «вспоминал» об этом генерал МИШИН Г.Ф. – начсвязи 5 ск 10 Армии ЗапОВО:

«Все части и подразделения связи всех родов войск корпуса к началу войны по штатам военного времени развернуты не были, а следовательно всех видов транспорт по мобрасписанию к ним не поступил и как следствие создались тяжелые условия маневра средствами связи в первые же дни войны.

П. ДИСЛОКАЦИЯ ВОЙСК СВЯЗИ 5 СК

Части и подразделения связи, за редким исключением, в мирное время, в последние недели перед войной в момент нападения Германии находились в пунктах дислокации штабов своих соединений

350

и частей. К 22 июня 1941 г. штаб корпуса и штабы дивизий со своими батальонами связи дислоцировались совместно в одних пунктах.

П. ОРГАНИЗАЦИЯ СВЯЗИ В 5 СК В ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ПЕРЕД ВОЙНОЙ В МОМЕНТ НАПАДЕНИЯ ГЕРМАНИИ И В ПЕРВЫЕ ДНИ ВОЙНЫ

В последние дни перед войной штаб корпуса имел прямую телеграфную связь со штабом армии и со штабами своих дивизий. По мере надобности, через штаб армии получал прямую телеграфную связь со штабом округа. Телеграфная связь с дивизией осуществлялась через местные органы связи, а со штабом армии была прямой.

Радиосвязь с дивизиями, штабом армии и штабом округа была предусмотрена по особому плану и обеспечена соответствующими радиосвязями и радиоданными для работы на случай тревоги, но повседневно, ввиду близости границы с немцами эта связь не работала. В марте, или апреле месяцах (точно не помню) 1941 года, для уточнения всех вопросов по боевой тревоге в штаб корпуса были вызваны начальники штабов дивизий, корпусных частей и начальники связи. С начальниками связи были тщательно отработаны все вопросы организации проводной и радиосвязи по боевой тревоге.

По особо разработанному графику, с принятием всех мер маскировки от немцев, периодически в разные числа, часы и минуты производилась односторонняя поверка радиосвязи сигналами.

На разного рода занятиях корпусная радиосеть была сколочена и личный состав экипажей радиостанций хорошо натренирован в практической работе в этой сети.

До начала войны с немцами вышеуказанные мероприятия были проведены в дивизиях и полков войск корпуса.

В корпусе имелся отряд связных самолетов “У-2” в количестве 6 штук с хорошо подготовленным летным составом, но этот отряд в начале июня 1941 года был взят на окружной сбор связных самолетов на самую границу с немцами в г. Ломжа.

В момент нападения Германии на Советский Союз в 4 часа утра 22 июня 1941 г., штаб 5 ск находясь в Замбров через 3-4 часа потерял устойчивую связь со штабом 10 Армии – Белосток и к 11-12 часам эта неустойчивая связь по постоянным проводам была совершенно потеряна и больше не восстанавливалась.

Неоднократные попытки войти в связь со штабом армии по радио не увенчались успехом. Штаб округа с момента нападения Германии тоже не отвечал по радио корпусу. Самолеты связи на окружном

351

сборе в Ломжа были уничтожены немецкой авиацией в первые часы войны. Гражданская связь Замбров – Белосток тоже не работала, т.к. при первом налете немецкой авиации гражданские связисты (в большинстве своем поляки) разбежались, а некоторые и сознательно, испортив оборудование связи, скрылись. Немецкая авиация с первых налетов основательно разрушила постоянные провода связи на магистралях: Белосток – Замбров, Белосток – Высокий Мазовецк и Белосток – Бельск – Брянск – Цехановец. Никаких обходных путей для маневра постоянными проводами для выхода из Замбров на Белосток и наоборот, не осталось.

Как после выяснилось, с первых налетов немецкой авиации на Белосток бомбы крупных калибров попали прямо в казарму и гаражи батальонов связи армии и в результате было уничтожено и ранено много личного состава, уничтожено и повреждено большинство техники связи (в т.ч. и радиостанции) и транспорта. Штаб армии фактически остался без полевых средств связи в первый день войны. Единственным средством для связи штаба 5 СК со штабом 10 армии в первый и последующие дни войны оставался обмен офицерами связи на автомашинах и броневиках.

Проводная связь по постоянным проводам штаба корпуса со штабами дивизий по тем же причинам с первого часа войны стала работать неустойчиво. К 13-14 часам 22 июня 1941 г. штаб 5 СК со штабами 13 и 80 стрелковой дивизии установил проводную связь полевыми средствами батальона связи корпуса. К этому времени 80 СД из Цехановец была передвинута на северо-запад ближе к Замброву. Радиосвязь с дивизиями была установлена примерно в течении часа и работала все время устойчиво. Медлительность вхождения в связь по радио произошла по причине внезапного авиационного и артиллерийского нападения противника. Потребовалось время для перемещения раций корпуса и дивизий в наиболее безопасные места.

Несмотря на то, что проводная связь с дивизиями полевыми средствами была установлена по глухим хорошо скрытым направлениям, все же она работала с перебоями и особенно ночью. Очень часто и особенно ночью были повреждения на линиях связи. Эти повреждения делались враждебно настроенными элементами из местного польского населения и специально засланными с немецкой стороны диверсантами.

Проводная и радиосвязь с дивизиями в первый и последующие первые дни войны, как правило, дублировалась офицерами связи на

352

автомашинах и броневиках. Командование и штаб корпуса в очень сложных и тяжелых условиях боя, все же смогли управлять соединениями и отдельными частями корпуса.

Войска корпуса до линии Белосток и реки Свислочь управлялись и отходили организованно.

Штаб 10 армии с переходом из района Белосток в район Волковыск в УР Замковый Лес, систематически подвергался бомбардировкам с воздуха, а с высадкой воздушных десантов немцев на р. Зельвянка (в тылу Волковыска) был окончательно деморализован.» (ЦАМО, ф. 15, оп. 977441, д. 2, л. 304-307)

 

О том насколько морально, а точнее психически устойчив и «решителен» был командарм-10 генерал Голубев отметил в своих воспоминаниях и генерал Болдин (выше воспоминания Болдина об этом приводились). Но как видите, уже Голубев, а затем и командир 5 ск не подняли связистов по тревоге в ночь на 22 июня, а авиацию связи они вернуть со сборов от границы и не могли т.к. просто не были поставлены Павловым в известность о начале вывода войск в районы предусмотренные планом прикрытия с 11 июня. Но сразу после 2-х часов вскрывать свои пакеты стали в 10-й армии – по команде Павлова, а не по инициативе Голубева точно…

 

Вот что по связи и работе штабов в ЗапОВО пишет В.А. Рунов, опираясь на полные показания начштаба Ляпина:

«Около 9 часов утра штаб 10-й армии переместился на командный пункт, находившийся в лесу в 18 км западнее Белостока. В то время этот командный пункт только формально оправдывал свое название: открытые траншеи узла связи были только замаскированы, рабочие места для отделов и служб были оборудованы в легких летних домиках. Объяснялось это тем, что данный командный пункт строился для проведения командно-штабных учений, и был совершенно не пригоден для боевой обстановки. К командному пункту была проложена стационарная линия связи, однако оказалось, что провода почти во всех направлениях с началом войны порваны. Имущество связи почти все погибло при бомбежке городка, и восстанавливать линии было нечем. К счастью уцелела одна единственная радиостанция, выведенная в район командного пункта начальником связи заранее. Однако на ее установку ушло много времени, и только в 13 часов 22 июня радиосвязь была установлена. К тому времени в штаб армии начали прибывать из частей и офицеры с донесениями и постепенно начала вырисовываться общая обстановка.

353

В начале войны в полосе 10-й армии Западного фронта боевые действия развертывались в условиях полного господства авиации противника в воздухе. Единственный дивизион Белостокского зенитного полка ПВО страны молчал, так как не получил команду на открытие огня. Только под угрозой расстрела в 5 часов утра 22 июня зенитный дивизион открыл огонь. Через несколько дней после этого командир дивизиона, прибыв на командный пункт армии в районе Волковыск, заявил, что «в связи с тяжелым положение в дивизионе он не может и отказывается им командовать, за что был публично расстрелян, как трус. Позже выяснилось, что этот дивизион имел в своем распоряжении 12 пушек и всего 4 или 6 тракторов, и перетаскивал свою материальную часть в 3-4 очереди». (ЦАМО, ф. 15, оп. 977441, д. 2, кор. 23343, с. 207).

Только после 13 часов 22 июня командующий 10-й армией смог кое как уяснить обстановку, которая на то время сложилась в полосе его объединения. Выяснилось, что практически все дивизии прикрытия государственной границы вступили в бой с противником, хотя и на неподготовленных рубежах. Соединения резерва армии оказались в трудных условиях. Одна из кавалерийских дивизий была втянута в бой с противником, вторая находилась на марше. Соединения 6-го механизированного корпуса были заняты оборудованием переправ.

Обстановка на левом фланге армии была совершенно не ясной, так как с находившимися там соединениями не было никакой связи. Разведка, посланная в сторону этого фланга, продвинувшись на глубине до 20 километров, советских войск не обнаружила, зато встретила там мелкие группы двигавшегося на восток противника. Было ясно, что 113-я стрелковая дивизия в назначенный район не вышла, в результате чего железная дорога Варшава – Белосток и шоссе Косув – Вельск оставались не прикрытыми.

Около 14 часов 22 июня штаб 5-го стрелкового корпуса также установил связь с штабами 13-й и 80-й стрелковых дивизий при помощи проводных линий связи. Однако надежная связь со штабом армии по-прежнему отсутствовала.

Около 15 часов 22 июня штабу 10-й армии удалось по телеграфу «Морзе» установить связь со штабом фронта через Обус-Лесная. Начальник штаба армии доложил обстановку и попросил переподчинить 113-ю стрелковую дивизию, с которой не было связи и которая не вышла в назначенный район, командующему соседней 4-й армии.

354

Ему ответили отказом и посоветовали самому налаживать связь с этой дивизий. Более того, 10-й армии была передана из состава 4-й армии 49-я стрелковая дивизия, находившаяся в то время в районе Клещели. Это говорило о том, что обстановка в полосе 4-й армии на то время была очень сложная и командующий этим объединением не справлялся с управлением вверенными ему соединениями.

В 16 часов 30минут на командный пункт 10-й армии прибыл заместитель командующего войсками фронта генерал-лейтенант И.В.Болдин со свежеперевязанной рукой. Рану он получил во время посадки самолета на аэродроме, находившемся юго-восточнее Белостока, на который в это время совершался налет вражеской авиации. И.В. Болдин привез директиву командующего фронтом, переданную в ночь с 21 на 22 июня, которая требовала: «На провокации не поддаваться, границу не перелетать и не переходить…». В это время она уже звучала, как насмешка. Война бушевала не на шутку.

Заслушав от командарма обстановку в полосе 10-й армии, И.В. Болдин долго о чем-то говорил с командующим фронтом по телефону. В результате этих переговоров генерал Д.Г. Павлов принял решение создать конно-механизированную группу в составе 6-го механизированного и 6-го кавалерийского корпусов под общим командованием генерала И.В. Болдина, сосредоточив ее в районе Сокулка. В это время 6-я кавалерийская дивизия 6-го кавалерийского корпуса вела бои в первом эшелоне армии в районе Ломжи. А 6-й механизированный корпус в полном составе, составляя резерв армии, находясь в районе ее командного пункта, и готовился к проведению армейского контрудара на южном фланге армии. Его соединения вели усиленную разведку в направлении готовившегося контрудара и завершали оборудование переправ через реку Нарев.

Около 17 часов 22 июня в штаб 10-й армии прибыл офицер связи из 113-й стрелковой дивизии и доложил обстановку в полосе этого соединения, которая было очень тяжелой. Перемешавши боевые порядки с частями 49-й стрелковой дивизии, 113-я стрелковая дивизия вела неорганизованный бой с противником в район Боцки. В тылу этих двух дивизий уже находились небольшие формирования противника, которые всячески мешали эвакуации семей командного состава и чинили расправы среди гражданских жителей. Это еще раз подтверждало, что контрудар 6-го механизированного корпуса в этом направлении мог нормализовать обстановку в промежутке между 10-й и 4-й армиями. Но командующий фронтом, базируясь на

355

докладе генерала И. В. Болдина, принял совсем другое решение, что привело к ослаблению группировки войск 10-й армии.»

 

Далее В.А. Рунов показывает, что творил будущая жертва «сталинских репрессий» начштаба ЗапОВО Климовских. После команд которого и началось беспорядочное бегство армии:

«В 22 часа 30 минут 22 июня начальник штаба 10-й армии генерал П. И. Ляпин был вызван к телеграфу начальником штаба фронта генералом В. Е. Климовских и открытым текстом получил приказ в течение ночи на 23 июня главными силами армии отойти за реку Нарев. При этом начальник штаба фронта не поинтересовался ни обстановкой в полосе 10-й армии, ни проинформировал ее командующего об общей обстановке в полосе фронта и у соседних армий. Анализируя этот факт, бывший начальник штаба 10-й армии пишет:

«Генерала Климовских уже нет в живых, и он не может ответить нам сейчас на вопрос о том, какие причины явились поводом для того, чтобы отказаться детально выслушать обстановку подчиненной армии и ориентировать ее командира и штаб в отношении общей обстановке на фронте. На мой взгляд такое поведение начальника штаба фронта объяснялось незнанием обстановки вообще, неумением штаба фронта собрать данные об обстановке, сделать из них выводы как для ориентировки подчиненных штабов, так и для принятия правильного решения». (ЦАМО. Ф15, оп. 977441, д. 2, кор. 23343, л. 223).

Предстоящий отход был сложен тем, что удаление указанного рубежа для отдельных стрелковых соединений армии составляло 70-75 километров. Вполне понятно, что в течение одной ночи выход из боя и организованный отход на такое расстояние были практически невозможными. Но командование фронтом такие «мелочи» не интересовали.

Командующий и начальник штаба 10-й армии были также не на должной высоте. Понимая невозможность выполнения поставленной задачи, они все же довели ее до командиров соединений. Командный пункт армии был быстро свернут и начал перемещаться в новый район, потеряв при этом последнюю возможность управлять войсками. Отход войск проходил также неорганизовано и вскоре превратился в паническое бегство.

Противник, введя в бой подразделения легких танков, начал преследование войск 10-й армии, нанося им поражение, захватывая массу пленных, оружия, боевой техники.

356

В Центральном архиве министерства обороны Российской Федерации имеется оперативная сводка штаба 1-го стрелкового корпуса 10-й армии на 19 часов 22 июня 1941 года, в которой имеется такая запись: «Связи со штабом 10-й армии в течение дня нет ни по радио, ни телеграфной». (ЦАМО, ф. 253, оп. 5906) д. 2, л. 2).

О каком управлении корпусом со стороны штаба армии при отсутствии связи может идти речь?

И еще один архивный документ – доклад заместителю начальника штаба фронта генерал-лейтенанту Г.К. Маландину начальника оперативного отдела штаба 10-й армии подполковника Маркушевича от 17 августа 1941 года. В этом докладе, в целом, подтверждая описание первого дня войны, составленное начальником штаба армии, Маркушевич пишет: «Об отходе на рубежи р. Бобр и р. Нарев приказа от командующего Западным фронтом не было. Этот отход был осуществлен решением командарма 10-й армии». Это значит, что отход 10-й армии был начат по инициативе ее командующего и не был увязан с замыслом фронтовой операции. (ЦАМО, ф. 208, оп. 2511, д. 83, кор. 5508, л. 52 – 55).

Как осуществлялся отход соединений 10-й армии начальник связи 5-го стрелкового корпуса Г.Ф. Мишин пишет в своих воспоминаниях. В связи с тем, что эти воспоминания далеко не соответствуют официальным описаниям советских историков, считаю необходимым изложить их словами автора.

«Штаб 10-й армии с переходом из района Белосток в район Волковыск систематически подвергался бомбардировкам с воздуха, а с высадкой воздушных десантов немцев на р. Зельвянка (в тылу Волковыска) был окончательно деморализован.

При отходе корпуса на р. Щура, на участке Берестовица – Волковыск, колона штаба корпуса была сильно обстреляна высадившимися воздушными десантами немцев, что явилось началом дезорганизации управления войсками со стороны штаба 5-го стрелкового корпуса.

Командир корпуса генерал-майор А.В. Гарнов и начальник 1-го отдела штаба корпуса майор А.П. Неугодов поехали вперед в штаб армии, и больше в штаб корпуса не возвращались. Куда они исчезли мне до сих пор неизвестно.

Дивизии корпуса (вернее их остатки) на подходе к Волковыску захватил рассвет на открытых дорогах, что немедленно было обнаружено немцами. Беспрерывными мощными налетами немецкой авиации дивизии и их органы управления были окончательно деморализова-

357

ны, большая часть техники, транспорта и живой силы уничтожена, а остатки рассеяны. Одновременно такая же участь постигла и остатки колонн штаба корпуса и его батальона связи. Начальник штаба корпуса полковник М. В. Бобков уехал искать штаб 109-й армии, который уже прекратил свое существование. Командующий артиллерией корпуса генерал-майор Г.П. Козлов исчез без вести.

Попав в окружение немцев, остатки рассеянных, никем не управляемых, перемешанных частей 10-й армии метались в разные стороны под беспрерывной бомбежкой с воздуха днем и ночью. Многие офицеры, проявив личную инициативу, начали собирать отдельные отряды и самостоятельно выходить из окружения». (ЦАМО, ф. 15, оп. 977441, д.2, кор. 23343, лл.307 – 308).

Говоря об отходе войск 10-й армии, ее бывший начальник штаба генерал П.И. Ляпин пишет: «Чтобы быть объективным, нельзя не сказать, что командарм 10 и его штаб также формально отнеслись к выполнению невыполнимого приказа на отход и передали его войскам без всякой трансформации. Может быть, тогда на нас повлияло присутствие на командном пункте заместителя командующего фронтом генерал-лейтенанта Болдина, который также не протестовал против невыполнимого приказа об отходе за реку Нарев. Но все же и мы должны принять на себя значительную долю ответственности перед историей за то, что отдали войскам невыполнимый приказ, обрекавший их на беспорядочное бегство». (ЦАМО. Ф15, оп. 977441, д. 2, кор. 23343, л. 224).

Только в полдень 23 июня штабу 10-й армии удалось наладить связь со штабом Западного фронта. Но эта связь ясности не внесла. Произошел обмен шифротелеграммами, но эти документы в штабе 10-й армии расшифровать не смогли. В результате и 23 июня никакой информации от фронта в штабе 10-й армии не имели.

Утром 24 июня в штабе 10-й армии от специально посланного офицера стало известно, что противник в полосе соседней 4-й армии занял Пружаны и развивает наступление на Слоним. Это создавало угрозу левому флангу 10-й армии, и ее командующий принимает решение на отход на новый рубеж, который произвести с 25 на 26 июня. «В ночь на 25 июня основная часть управления армии выезжала из Валилы в район Волковыска, – вспоминал П.И. Ляпин. – Ночь была светлая и движение без фар особенных затруднений не представляло. Но дорога была сплошь завалена разбитыми и исковерканными автомашинами, броневиками и танками, так что на каждом километре

358

приходилось делать значительные объезды вне шоссе. Какие-нибудь 50 километров расстояния по шоссе, которые мы обычно проезжали за час с небольшим, мы ехали всю ночь и прибыли в Замковый лес только в 6 часов утра 25 июня. На наше счастье противник в этот день начал «работу» своей авиации по дорогам не рано и наша колонна была целиком и без потери замаскирована в лесу». (ЦАМО. Ф15, оп. 977441, д. 2, кор. 23343, л. 243).

Командующий и штаб 10-й армии пытались организовать оборону на новом рубеже, опираясь на Волковыск, но в 12 часов 25 июня командир 1-го стрелкового корпуса сообщил по радио, что 2-я стрелковая дивизия самовольно оставила Осовец и начала отход в восточном направлении. В ответной телеграмме в адрес командира дивизии начальник штаба предупреждал, что «сдача крепости Осовец без приказа граничит с предательством». Командарм потребовал вернуть войска в крепость.

Около 16 часов того дня командир 2-й стрелковой дивизии прислал телеграмму, что его войска не оставляли крепость, и не планируют это делать. В результате штабом армии был сделан вывод о том, что командование 1-го стрелкового корпуса плохо владеет обстановкой в полосе соединения. (ЦАМО. Ф15, оп. 977441, д. 2, кор. 23343, л. 257).

К вечеру 26 июня в штаб 10-й армии начали поступать тревожные сообщения с участков фронта, находившихся южнее Волковыска. На этом направлении противник, усилив свою группировку, к вечеру занял несколько населенных пунктов. Под воздействием этих известий, командующий армией вечером 25 июня принял решение отвести войска еще далее на восток, на рубеж реки Сокулка. Но для перегруппировки с рубежа рек Бебжа и Нарев на рубеж реки Солуки одной ночи было явно недостаточно. 2-я стрелковая дивизия  должна была преодолеть расстояние до 55 километров, 13-я и 86-я стрелковые дивизии – до 45 километров. И только потому, что противник 26 июня не проявлял особой активности, указанные соединения удалось вывести из-под удара. Правда, некоторые соединения на новый рубеж вышли в крайне плохом состоянии.  «Отдельные группы военнослужащий и даже целые подразделения самовольно уходили из колонн и лесами пробивались на восток, нигде не задерживаясь. На шоссе, вернее вдаль шоссе в лесах, на участке Волковыск, Зельва за 25, 26 и 27 июня скопились тысячи людей и сотни машин, самостоятельно устремлявшихся в тыл. У штаба 10-й армии не хватало сил

359

обуздать всю эту массу и превратить ее в какое-либо подобие организации». (ЦАМО. Ф15, оп. 977441, д. 2, кор. 23343, л. 260).

Таким образом «Оперативный кувшин», созданный «творцами» плана государственной границы для 10-й армии перед войной, превратился между реками Соколука и Зельвянка в форму кожаной купеческой мошны для всех сил первого эшелона Западного фронта, – делает вывод П.И. Ляпин. – Эту «купеческую мошну» на рубеже реки Зельвянки немцы могли бы 25 и 26 июня завязать так, что из нее не выбрался бы ни один человек, но они такой цели себе не ставили.

Войска 10-й армии не знали, что им делать, так как с 22 июня никаких вразумительных распоряжений со стороны Западного фронта не поступало.  Находившийся в армии маршал Г.И. Кулик также не знал обстановки и не решался отдать какой-либо приказ, особенно об отходе.

Только 28 июня Маршал Г.И. Кулик принял решение об отходе на рубеж реки Шара. Но этот отход также был организован крайне плохо. Так командир 6-го механизированного корпуса приказал каждому полку отходить самостоятельно, не указав при этом ни маршруты отхода, на рубежи развертывания, ни порядок действий на этих рубежах. Не было организовано прикрытие отходящих войск со стороны противника. После этого «полки 6-го механизированного корпуса потянулись на восток во всей полосе армии. Шли кто как хотел. Все, что было на колесных машинах , двинулось на Пляски и смешалось там с с отходящими частями 6-го кавалерийского корпуса и тылами стрелковых соединений. Остальные соединения, видя неорганизованный отход 6-го механизированного корпуса, также начали свертывать свои боевые порядки и направляться на Зельву, ставя в тяжелое положение войска 1-го и 5-го стрелковых корпусов. 13-я и 86-я стрелковые дивизии немедленно почувствовали обнажение флангов и начали отходить. Отход стрелковых соединений, в конце концов, тоже принял неорганизованный, панический  характер.

В течение всего дня 30 июня мы при всей тщательности поисков не одной организованной части не нашли. К ним прибывали отдельные группы офицеров. Все дороги были заняты бродячими группами различных соединений 10-й и 3-й армий, который двигались в общем направлении на восток. Со второй половины дня 29 июня соединения армии, как войсковые организмы, перестали существовать, рассыпались по лесам и дорогам и самостоятельно пробирались на восток. 30 июня командующий 10-й армией и его штаб остались без армии,

360

без всяких средств управления и без всяких данных об общей обстановке на Западном фронте». (ЦАМО. Ф15, оп. 977441, д. 2, кор. 23343, л. 296 - 301).

Таким образом, из имеющихся архивных документов можно сделать вывод, что командиры и штабы соединений 10-й армии знали о подготовке фашистской Германии к нападению на СССР, не зная, однако, точных сроков начала вражеского наступления. Сама же 10-я армия получила директивы от округа по разработке плана прикрытия государственной границы с большим опозданием, а разработанный ею план командующим округа утвержден не был. В результате этого отсутствовала юридическая база для всей дальнейшей работы командующего армией и его штаба, которая велась исключительно на их страх и риск.

В то же время необходимо признать, что 10-я армия имела достаточное  количество сил и средств для ведения обороны. Однако местонахождение ее войск в Белостокском выступе было крайне не выгодным. Кроме того, к началу войны имелось большое количество нерешенных вопросов организационного и оперативно-тактического характера, которые командующий армией не мог решить самостоятельно, а командующий и штаб Западного особого военного округа сознательно уклонялся от принятия конкретных решений. Такая же нерешительность со стороны округа отслеживается и в вопросах разработки и утверждения главных руководящих документов (директив) по подготовке армий к обороне государственной границы.

Большой проблемой для армии был отрыв значительной части сил для выполнения строительных работ в предполье и укрепленных районах, а также наличие в тылу армии большого количества не подчиненных ей строительных бригад и формирующихся соединений.

На основании директив командующего округом и неутвержденного им плана прикрытия армией государственной границы командующим и штабом объединения все же было принято решение на оборону, доведено до подчиненных командиров соединений в виде рада графических и текстовых документов, исключая боевой приказ. Однако даже в начале 22 июня некоторые командиры корпусов всячески перестраховывались и откладывали с приведением подчиненных войск в боевую готовность и занятием ими назначенных полос и районов обороны. Это затрудняло управленческую деятельность отдельных командиров соединений, которые в ряде

361

случаев должны были действовать по собственной инициативе, поднимая соединения по тревоге.

В результате этого некоторые передовые соединения армии достаточно организовано вступили в бой с противником, но артиллерийские части дивизионной и корпусной артиллерии, заблудившись, не смогли поддержать пехоту, и были уничтожены авиацией противника. К тому же в первый день отсутствовало управление штабом армии подчиненными соединениями.

В первые дни войны войска 10-й армии оказались в стороне от направления главного удара противника, и вели только частные бои. Однако обстановка на флангах армии, особенно на ее южном фланге, складывалась критически. Требовался ввод в бой свежих сил, которые могли заполнить образовавшийся промежуток и восстановить фронт обороны. Но эти силы у армии были, так как командующий фронтом решил армейские резервы использовать по своему решению для проведения фронтового контрудара в другом направлении.

Поспешный отвод армии по приказу штаба фронта в условиях соприкосновения с противником, на большое расстояние, при отсутствии управления со стороны штаба армии и штабов корпусов превратился в паническое бегство. Управление войсками было утеряно, а сами они практически разгромлены ударами авиации.

На основании изложенного выше можно сделать вывод, что первая оборонительная операция 10-й армии в начале Великой Отечественной войны была неудачной и объединение не смогла выполнить поставленные перед ним задачи.» (В.Рунов «1941. Первая кровь» (М.2009 г.)

 

А вот что написали в своей книге «1941» И. Сафонов и И. Судленков (Минск «Харвест», 2011 г. с. 271) со ссылкой на книгу воспоминаний генерала П.А. Теремова «Пылающие берега» (М. Воениздат 1965г. с. 164) по ЗапОВО:

«Сейчас трудно объяснить, почему штаб округа принял такое решение, но за сутки до войны всем разведпунктам были отправлены телеграммы о прекращении до особого распоряжения радиосвязи со штабом округа.

Генерал П.А. Теремов в июне 1941 г. служил в разведотделе штаба ЗапОВО  и находился в разведпункте в Граево. Агентура сообщила: в районе Остроленко  севернее наблюдается большое количество

362

немецкой пехоты, танков и артиллерии; главное же – в Остроленко видели немецких летчиков, одетых в советскую фору. Надо срочно составить донесение и отправить его в Минск. Генерал вспоминал, как в кабинет вошел старший лейтенант Манченко и положил на стол телеграмму о запрещении связи с округом. «Товарищ старший лейтенант, запросите Минск, когда будет восстановлена связь? Сейчас принесу на рацию шифровку! — Манченко покраснел и ответил:— Минск нас не слушает…» Радиосвязь не была восстановлена до начала войны. …»

 

С одной стороны «Во-первых, возможно их заставили перейти на проводную систему связи с целью радиомаскировки, но технически еще до конца не довели. Во-вторых их могли перевести с окружного узла (к сожалению не ясно из текста) на узел связи начальника разведки (хотя это должно было быть и ранее организовано) и тогда, если они не получили новых радиоданных, им никто не отвечал. В общем, слишком мало данных в тексте, чтобы делать однозначный вывод. К сожалению не связисты (а генерал точно им не был) иногда делают такие выводы, которые к реальной ситуации не имеют отношение. Я уж не говорю, что телеграмма могла ограничить радиосвязь ВРЕМЕННО на сутки - есть такой режим радиомолчания, используемый для выяснения работы агентуры противника.» (Полковник С.А. Мильчаков)

Но с другой – зная, что натворили павловы по другим «аспектам» в эти дни, такие факты иначе как изменой и не назовешь… Начальник связи ЗапОВО генерал Григорьев в итоге расстрелян в конце июля 1941 года.

 

По КОВО о связи писал в мемуары маршал Баграмян – «большинство армейских и фронтовых подразделений связи должно было формироваться [только] с объявлением мобилизации в западных областях Украины; внезапное вторжение врага нарушило эти планы». Т.е. до нападения врага вообще не предусматривалось развертывание частей связи, а вот это уже прямая заслуга ГШ-Жукова. В РККА в мае-июне шли учебные сборы по схеме БУС, сам Жуков это назвал частичной мобилизацией, однако части связи так до 22 июня н разворачивались вообще, и остались в режиме мирного времени…

 

Как работали штабы соединений и частей в ОдВО можно увидеть на воспоминаниях бывшего начальника штаба 35-го ск ОдВО генерала Верхолович:

363

«Данные о сосредоточении группировок противника в полосе корпуса, в штабе корпуса наращивались постоянно. Наблюдением за положением на госгранице и данные агентуры еще в мае месяце отмечалось сосредоточение войск противника в лесах на глубине в 10-12 км от границы, а в начале июня проведение противником рекогносцировок. 12 и 18 июня войска корпуса расположенные на границе ожидали провокационных действий со стороны противника, которые своевременно предупреждались с принятием мер боевой готовности.

Основная группировка противника в полосе корпуса намечалась на направлениях Бельцы и Кишинев. Эта оценка и данные о группировке противника, имеющаяся до начала войны полностью подтвердилась в начальный период боевых действий.

Все мероприятия, связанные с обороной госграницы и план действий корпуса, в случае нападения, штабом корпуса были разработаны и согласованы с планом действий пограничных войск. Разработанные планы неоднократно поверялись путем учебных тренировок.» (ЦАМО, ф.15, оп. 9777441, д.2, л. 564, 565, 567- 569)

 

Вот что писал о работе своего штаба генерал П.А. Белов, командира 2-го кавалерийского корпуса 9 отд. Армии ОдВО:

«Сведений о противнике до 22.6 в штабе корпуса было явно недостаточно. Во всяком случае из отдельных отрывочных сведений не было оснований делать какие-либо серьезные выводы. Даже от пограничников, с которыми была тесно связана 9 кд, сведения были скупые. В целом сведения не отвечали действительности.

Я лично вернулся из отпуска в корпус только утром 23 июня 1941 г. В субботу 21 июня я зашел в Разведотдел штаба округа, так как проводил отпуск в Окружном доме отдыха в Одессе. Разведотдел располагал такими подробными сведениями, которые были очень близки к действительности. Поэтому приходится удивляться почему Штаб округа не сообщал этих сведений в штаб корпуса.» (ЦАМО, ф. 15, оп 977441, д. 3, л. 320-322)

 

Такое ощущение, что Белов намеренно «очерняет» штаб ОдВО, которым командовал b М.В.Захаров. Если он давал свои показания после смерти Сталина, то в принципе кое-что становится понятно – Захаров, старый «заклятый друг» Жукова был не в фаворе в эти годы. Поэтому выставлять его героем, единственно выполнявшим все приказы Москвы точно и в срок, и единственно приведшим без проблем

364

свой округ в полную боевую готовность как положено, до нападения немцев, было ни к чему…

Cам Белов был в отпуске чуть не весь июнь, и если его штаб не нашел возможности уточнять разведданные в штабе округа то это и его «заслуга». А вот его нш Грецов показывал в 1965-м, что эти разведданные вполне их штабу штаб ОдВО доводил…

 

А вот что можно увидеть в показаниях бывшего начштаба 48-го ск генерал-лейтенанта А.Г. Батюня о работе своего штаба:

«Примерно с 8-10 июня все дивизии корпуса стали развертываться до штатов военного времени, то есть по общей численности личного состава в 11000 человек.»

Прямо он не говорит, как замечательно работал штаб 48-го ск Малиновского, но по выполненным важнейшим мероприятиям и видна работа штаба.

 

Более подробно о действиях штабов западных округов можно найти и в мемуарной литературе, и во многих исторических исследованиях. Кроме ОдВО (и ЛенВО), дезорганизация была полная со стороны командующих западными округами и их штабов, и боевыми действиями они практически не руководили. В дальнейшем командование ЗапОВО было расстреляно почти в полном составе, часть командования соседних также расстреляли (начштаба ПрибОВО, командующих ВВС этих округов), остальных Сталин отправил в дальние тыловые округа, в которых эти «генералы» залечивали «глубокий психологический стресс» после 22 июня и большого вреда армии и стране принести своими действиями уже не могли. (Тот же начальник штаба КОВО генерал Пуркаев потом вполне грамотно и успешно воевал в 1945-м на Дальнем востоке, командуя фронтом.)

Так что, как штабы округов-фронтов с первых дней потеряли всякую нормальную связь с частями и устроили передачу и получение информации с частями через «делегатов связи», как при Кутузове – вообще отдельная тема.

 

365

  

 

 

 

 ОКОНЧАТЕЛЬНЫЕ ИТОГИ И ВЫВОДЫ (или что «заставило» Жукова сочинять план превентивного удара, и какой «опыт Первой мировой войны» лег в основу плана поражения нашего Генштаба к июню 41-го – в «южный» вариант отражения агрессии) 

 

 

 

«Выявился и другой просчет немцев относительно русских, о котором Клейст упомянул Лиддел Гарту и который, разумеется, разделяло большинство людей на Западе в то лето. «Надежды на победу, – говорил Клейст, – в основном, опирались  на мнение, что вторжение вызовет политический переворот в России….  Очень большие надежды возлагались на то, что Сталин будет свергнут собственным народом, если потерпит на фронте тяжелое поражение. Эту веру лелеяли политические советники фюрера…» (У. Ширер, Взлет и падение третьего рейха, т.2, с. 244, М., Воениздат, 1991 г.)

 

 

Заканчивая разбирать ответы генералов (самый малый мизер из всех ответов) ответим на простой вопрос – были ли эти вопросы чисто «академическими»? Конечно, нет. Эти вопросы сами по себе уже «расстрельные», и задавать их стали явно в связи с подозрением наличия «состава преступления» среди отдельных генералов из числа командования округов и армий. И если бы не было подозрений в адрес военных, в том, что они умышленно срывали выполнение поступающих приказов и директив Москвы, сознательно не выполняли свои должностные обязанности, то такие вопросы так ставить точно не стали бы. В общем, это было вполне официальное дознание. После которого «Дело» либо было бы передано в Военную прокуратуру и МГБ, либо закрыто. В конце концов, часть генералов предателей повесили только в 1946 году – Власова и его подельников. Часть из которых сбежали к немцам именно в первые дни войны и занимали в приграничных округах вполне приличные должности – от

366

комдивов до замначальников штабов округов. А некоторые комдивы июня 41-го еще ждали своей петли…

 

Какие выводы, или какие итоги можно подвести, разобрав достаточно полные ответы некоторых генералов отвечавших на «вопросы Покровского»? Неутешительные…

«Расследование» Покровского формально продолжалось до примерно 1956 года (имеются «воспоминания» записанные в этом году). Прекращено оно было именно маршалом Жуковым, министром обороны в это время, а «инициаторами» реабилитации павловых-коробковых стали такие как тот же Сандалов, нш у Коробкова. Однозначно, судя по всему, никаких выводов или итогов по нему сделано не было, ответы в военную прокуратуру не попали, а были сданы в архив. В 1956 году Покровского сменил генерал армии В.В. Курасов, который и прекратил опросы командиров, а в 1961 году сам Покровский в возрасте 63 лет был уволен из армии. Но разобрав ответы (полные) некоторых генералов по всем запокругам можно попробовать самим сделать эти выводы и подвести некие «итоги» этого незаконченного расследования. Итак…

 

«Соображения» от июля-августа 1940 года начальника Генштаба маршала Б.М. Шапошникова предусматривали два варианта развития событий – два варианта нападения Гитлера. Один – главными силами по ПрибОВО и ЗапОВО, и второй вариант – главные силы немцы бьют по КОВО. При этом указывается, что более вероятным надо ожидать главный удар немцев именно по Прибалтике и Белоруссии – здесь просто проще сконцентрировать самим немцам свои войска, чем гнать их ближе к союзникам, к Венгрии и Румынии. Даже при том, что к осени 40-го на Балканах и присутствовали некоторые немецкие войска, удар по Украине главными силами немцев Шапошниковым считается маловероятным и практически не рассматривается. Германия не могла готовить два главных удара в любом случае – главным мог быть только один удар. Остальные – вспомогательные. Но Главные силы РККА по этим двум вариантам в любом случае следовало концентрировать против главных сил врага.

Те же «резуны» данные «Соображения» Шапошникова пытаются назвать планами нападения первыми но это глупость. «Соображения» Шапошникова можно назвать «универсальными» – при желании их можно использовать и как оборонительные и как даже «нападательные», т.е. все зависит от того какое решение будет принято в Кремле. Главное в них – мы можем выставить против Герма-

367

нии и ее союзников такие-то наши силы и нам надо разгромить противника там-то и там-то. И «детали» будут потом расписаны в планах округов.

Сменивший Шапошникова Мерецков предложил в сентябре свой вариант «Соображений». В которых удар немцев по КОВО уже преподносится как очень даже вероятный и Мерецков подготовил и вариант «Соображений», в котором уже предлагается свой ответный удар готовить из КОВО – «южный» вариант образца 1940 года. Но – как ответ на главный удар Германии по все той же Прибалтике и Белоруссии. После этого ГШ получает задачу-разрешение от Сталина – усилить КОВО и подготовить ДВА варианта отражения агрессии – «северный» и «южный». Которые вступили бы в силу исходя из того где немцы начнут концентрировать свои главные силы для вторжения в СССР. Т.е., против главных сил врага выставляются наши главные силы. Срок полной готовности этих вариантов – 1 мая 1941 года. При этом даже при том, что удар главный у немцев будет севернее Полесья, военным было указано – усилить КОВО, так как Шапошников и потом и Мерецков по «северному» варианту предположили против КОВО слишком уж заниженные силы противника.

Какой вариант станет основным – будет решено Сталиным в тот момент, когда угроза войны станет близкой и станет более определенным – где немцы концентрируют свои главные силы. До этого, численность наших войск севернее и южнее Полесья должна быть примерно равной…

Осенью 40-го ГШ подготовил два варианта отражения агрессии, при которых наш ответный удар главных сил был либо севернее, либо южнее Полесья и Бреста, но при этом главные силы немцев ожидались только севернее Бреста. Новые «северный» и «южный» варианты. Т.е. – главные силы немцев ожидаются севернее Полесья, но наши военные предложили Сталину идею либо ставить наши главные силы против главных сил противника – севернее Полесья, либо – ставить наши основные силы и нанести удар (ответный или превентивный – там видно будет) из Украины, по «неосновным силам» противника – южнее Полесья.

При этом военные стали протаскивать идею именно такого «южного» варианта – нанести наш ответный удар по неосновным силам противника, предлагая считать его основным. Однако принимать решение какой вариант станет основным, должен был и мог по мере готовности этих вариантов и по мере складывающейся военной и по-

368

литической обстановки – также Сталин и СНК (правительство и Политбюро ВКП(б)), а не НКО и ГШ.

 

На осень 40-го планировались КШИ по двум вариантам, которые были проведены в январе 41-го. Но на этих КШИ военные играли не те варианты, которые сочинял Шапошников – против главных сил немцев – наши главные. С нашими ответными действиями не ранее чем через несколько дней, а то и недель после нападения Германии.

На этих КШИ игрались варианты – немцы своими главными силами врежут в одном месте, а мы – им ответим в другом своими главными. По их неосновным силам. И мы при этом наносим свои ответные удары именно немедленно. При этом вводные на этих КШИ, по действиям немцев в случае их нападении – были явно надуманные. Не учитывающие реальность и то, как немцы уже воюют в Европе – в ГШ КШИ не играют по утвержденным планам, но это не значит что надо и за противника выдумывать то чего он делать вряд ли станет. По игре немцы вроде нападают на СССР, но при этом – совсем не стремятся наступать в глубь страны, а топчутся на границе, позволяя нам атаковать себя. И также немцы, решив напасть первыми – свои войска кидают в бой неразвернутыми и неотмобилизованными. То есть идет явная подтасовка условий игр в нашу пользу (подробнее – см. «Защита Сталина. Кто пытается опорочить страну и победу», о «пяти планах генерала Жукова», М., 2015г.).

 

Жуков командуя КОВО на этих КШИ, лихо ударил «на Будапешт» по «южному» варианту военных, ударив сразу после нападения врага по именно неглавным силам «западных», лихо их разгромил и стал после этого начальником Генштаба. И на играх этого варианта, Жуков и Мерецков (тогда начГШ) опять смухлевали. Немцы легко смяли слабые силы в Белоруссии и Прибалтике, должны были сорвать такое красивое наступление Жукова «на Будапешт», но «проблему» решили просто – из воздуха нарисовали в помощь ЗапОВО 18-ть дивизий с парой тысяч танков «резерва» и немецкое наступление погромное было «остановлено».

 

(Примечание: Как показывает преподаватель оперативного искусства и военной географии в ВА им. Фрунзе полковник Е. Морозов, это был «Вариант, повторивший страшную ошибку начала 1915 года. Тогда Юго-Западный фронт генерала Иванова преодолел Карпаты и начал продвижение по Венгерской равнине. Воспользовавшись уходом главной массы войск ЮЗФ за бедные коммуникациями Карпаты, немцы нанесли мощный фланговый

369

 удар, и войскам ЮЗФ пришлось буквально бежать из Венгрии, а Северо-Западный фронт, глубоко охваченный с юга, был вынужден оставить Польшу. Всё это назвали «Великим отступлением», а причиной поражения русской армии в весенне-летней кампании 1915 года стало именно авантюрное наступление на Будапешт.»

То же самое показал и маршал М.В. Захаров:

«Идея нанесения удара через Карпаты по Венгерской низменности не была новой. Она была выдвинута еще в Первую мировую войну, в 1915 году, командующим Юго-Западным фронтом генералом Ивановы, который стоял за прорыв на Венгерскую низменность через восточные Баскиды. Однако немецкое командование само решило прорвать наш фронт у Горлицы». (Генеральный штаб в предвоенные годы, гл. Накануне великий испытаний, с. 383)

Т.е. то, что так лихо провернул Жуков на январских КШИ уже было в реальности! В 1915 году русские войска поперлись «на Будапешт», по слабым союзникам Германии, а после того как немцы ударили по тылам фронта Иванова , мы получили разгром и бежали из Венгрии. И до кучи отступали и севернее Полесья – в Белоруссии. В январе 41-го, Жуков командуя таким же «ЮЗФ» красиво победил! Прикрывшись виртуальными резервами. А в реальности июня 41-го, все повторилось по сценарию весны 1915 года – наступление ЮЗ Фронта «на Люблин» сорвано не начавшись, с потерями наших войск естественно, и разгромлены и войска Зап. Фронта.

Интересно – кто ж научил безграмотного в оперативных вопросах Жукова такому «сценарию» победы»? Кто вложил в голову Мерецкова еще сценарий погрома уже случившейся 25 лет назад катастрофы?! Но если в 1915 году тот погром и отступление проходили на территории Польши да в пределах Венгрии, то в июне 41-го «Великое отступление» было более страшным.

Может именно это и есть тот самый «опыт Первой мировой войны» о котором писали потом Захаров, да и сам Жуков, по которому Тимошенки-Мерецковы готовились воевать в июне 1941 года?! И может не зря потом арестовывали и расстреливали некоторых преподавателей академий Генштаба и Фрунзе и офицеров самого Генштаба – летом 41-го?! Может этот «опыт Первой мировой войны» и лег в основу плана поражения нашего Генштаба к июню 41-го – в «южный» вариант отражения агрессии!?!...)

370 

 

Т.е.. военные уже с января 41-го минимум, свой «южный» вариант отражения нападения Германии – наши главные силы наносят наш немедленный ответный удар по неосновным силам (и союзникам) Германии – начали готовить как основной. Не дожидаясь, что там Сталин решит. И при этом они же занимались и подтасовкой на КШИ, на которых этим они пытались доказать, что их предложение немедленного ответного удара вполне рабочее и единственно верное решение. Насколько это было подготовкой измены или дуростью «оперативно безграмотных» тимошенок-мерецковых-жуковых – увы, мы этого не узнаем видимо никогда. И на этих КШИ также проиграли и некий «северный» вариант – наш ответный удар севернее Полесья по неосновным силам врага, которые своими главными силами ударил по Украине.

Таким образом, реально в ГШ готовилось, и было даже не ДВА, а ЧЕТЫРЕ частных варианта к «Соображениям» осени 1940 года. Два – «северный» и «южный» – с размещением наших главных сил против главных сил противника. Которые и одобрил наверняка Сталин. И два – «северный» и «южный» – с размещением наших главных сил и ответным ударом соответственно – против неосновных сил врага. В мае 41-го Жуков с Василевским сочинили план нанесение превентивного удара из КОВО по готовящему вторжение противнику – и это уже пятый «план войны», который остался не более чем черновым предложением военных Сталину. Однако его общая идея в принципе соответствовала идее наступательного плана Жукова – немедленного ответного удара. А также к середине июня Жуков начал сочинять еще одни «Соображения», которые к 22 июня тем более остались не более чем набросками…  

 

К марту 1941 года наш ГШ уже достаточно точно определил-знал, что Гитлер будет наносить свой главный удар по Прибалтике-Белоруссии (в феврале пришло сообщение от «Альты» (Ильзы Штёбе), в котором та сообщила о ТРЕХ направлениях ударов вермахта, указав фамилии командующих этими группами Армий) и ГШ начинает разрабатывать окончательные «южный» и «северный» вариант отражения агрессии.

 

(Примечание: Мало того что «Альта» дала и направление ТРЕХ ударов нашему Генштабу и фамилии  командующих этими ударами, она еще и дала достаточно точные цифры немецких главных сил что будут бить севернее Полесья:

371

«В конце февраля 1941 года "Альта" на основе данных, полученных от "Арийца", сообщала в Москву: "Подготовка к войне против СССР зашла уже далеко. Руководящие круги, как и прежде, придерживаются точки зрения, что война с Россией начнется в этом году. Формируются три армейские группы под командованием маршалов Бока, Рундштедта и фон Лееба. Армейская группа Кенигсберг будет наступать в направлении на Петербург, армейская группа Варшава - в направлении на Москву, армейская группа Познань - в направлении на Киев. Сроком наступления необходимо считать 20 мая. Запланирована колоссальная битва на окружение Пинской области с участием 120 дивизий с немецкой стороны. Уже построены бронепоезда с русской колеей"….» (В. Лота, «Секретный фронт Генерального штаба. Книга о военной разведке. 1940-1942»М. 2006г.).

Что такое «Пинская область»? Карту гляньте – это область в 150 км восточнее Бреста. Т.е. немцы планируют окружить брестскую группировку наших войск, нашу 4-ю и прочие армии в этом районе, Альта это докладывает и это и произошло в реальности. А 120 дивизий немцев против Белоруссии и Прибалтики и просчитывал за немцев, считая их основными силами, Шапошников в августе 1940 года в своих «Соображениях». Которые Мерецков с Тимошенко похерили…)

 

При этом в обоих разрабатываемых вариантах Жукова главные силы Германии ожидаются только против ПрибОВО и ЗапОВО, как и предусматривают «общие» «Соображения» Шапошникова от августа и даже Мерецкова от сентября 1940 года. При этом «южный» вариант отражения агрессии – ответный удар из КОВО по неосновным войскам противника, южнее Бреста, явно становится предпочтительным для НКО и ГШ. Которые разработку «северного» варианта, с размещением наших главных сил против главных сил противника севернее Бреста просто херят – переносят отработку этого варианта на июль месяц еще 1 февраля! В момент назначения Жукова на Генштаб.

При этом наши «стратеги» ГШ и командующие округов, не просто просчитывают, а и именно надеются, что немцы свой главный удар будут наносить именно севернее Полесья! И «записка Павлова» от конца января 41-го в Генштаб именно об этом – не дай бог, немцы прознают, что мы свои главные силы гоним в КОВО и свой ответный удар планируем из Украины! Немедленный удар – в ответ на нападение.

372

И наши военные до самого нападения прекрасно знали, что севернее Полесья будет ДВА удара – один по Прибалтике и один – по Бресту! Но они отчего-то «верили» что немцы в носу будут ковыряться на этом направлении, а не атаковать сразу, и всеми силами! И не только «верили» но и пытались в этом еще и Сталина убедить – уже днем 22 июня!

И хотя основными по идее должны были стать «Соображения» по «северному» варианту (ведь по «южному» осени 40-го немцы свои войска против Украины не сосредотачивают как главные, а этого на весну 41-го и не ожидается), в Генштабе к маю подготовили всю необходимую документацию по «южному» варианту, но по «северному» – нет. Хотя для видимо Сталина, в ГШ ведется работа и по «отработке» в черновиках вариантов, которые он одобрил – «южный» и «северный» варианты, при которых наши главные силы выставляются против главных сил противника. Такой черновик нам известен как «Соображения от 11 марта» опубликованные в наше время в полном варианте и как именно перечерканный черновик без чьих то подписей (кроме исполнителя Василевского) в сборнике «1941: документы и материалы к 70-летию начала Великой Отечественной войны: в 2 т.» (Сост.: Ю. А. Никифоров, к. и. н., и др.». Санкт-Петербург: ФГБУ "Президентская библиотека им. Б.Н. Ельцина", 2011г.).

При этом Сталина пытаются уверить наши «стратеги» в ГШ и с помощью того же Голикова, нач. РУ ГШ (выходца из КОВО), что немцы свои главные силы гонят на Украину – для ее «захвата» в первую очередь (Жуков в декабре 40-го командуя КОВО подавал записку в НКО (подписанную одним его начштаба Пуркаевым только!), что немцы главные силы выставят против Украины). Таким образом, военные пытаются убедить Сталина в необходимости еще большего усиления КОВО. Хотя они не только точно знают, где врежут немцы главными силами, знают о именно трех направлениях ударов и какие из них основные, но они именно на такой сценарий и надеются – немцы ударят главными силами севернее Полесья. Пусть и двумя ударами, по ПрибОВО и ЗапОВО. А мы им в ответ – из КОВО жахнем.

Т.е., вводя Сталина в заблуждение по поводу Украины, военные пытаются готовить именно свой «южный» вариант начала войны.

 

И тут надо помнить и понимать самое важное – все эти «планы войны», которые «утверждал» (одобрял минимум) Сталин предусматривали наши ответные действия не ранее готовности наших войск к контрнаступлениям, т.е. не ранее чем через не-

373

сколько недель после нападения противника. После начала мобилизации в стране. Которую должны обеспечить приграничные дивизии, которые вступают в бой первыми на границе, и пока они геройски погибают, остальные войска и будут готовиться к ответным действиям.

 Ведь что было сутью наших Планов прикрытия – как до войны, так и после нее, вплоть до уничтожения СССР «Горби» и «ЕБН»!? Что в масштабах такой страны как СССР было единственно возможным способом отражения возможной агрессии соседей?

В случае нападения врага его встречают приграничные дивизии, и они героически погибают и отходят, изматывая противника. А за это время, несколько дней, а лучше – недель, с учетом наших дорог и т.п. реалий нашей большой страны, вторые эшелоны округов и главные силы армии и отмобилизовываются и разворачиваются. После чего начинают свои ответные действия. Что и описал тот же маршал К.К.Рокоссовский в свои мемуары. Который много лет служил, до ареста, именно в приграничных частях:

«Служба в Красной Армии, в войсках, располагавшихся в приграничных районах, многому меня научила. Во всяком случае, [я] имел полное представление обо всех мероприятиях, проводимых в войсках, в задачу которых входило обеспечение (прикрытие) развертывания главных сил на случай войны. Боевая готовность этих войск всегда определялась не днями, а часами.» (Солдатский долг. ВИЖ № 4 1989 г. с. 54)

Данные его слова не вошли в его первые мемуары, но опубликованы. Т.е. имелась нормальная «схема» действия наших войск на случай отражения нападения «вероятного противника».

Но – наши стратеги в ГШ надумали начинать войну именно немедленными ответными контрнаступлениями, по неосновным силам врага. А если получится, то можно попробовать врезать и превентивно – по изготовившемуся к нападения противнику – Германии ее союзникам. Ведь СССР по любому отстает от Германии в степени мобготовности и развернутости. Ведь Германия уже воюет в Европе. А мы не можем позволить себе держать свою армию отмобилизованной и развернутой – чисто экономически, и тем более – политически в «мирное время». Тем более надо учитывать тот факт что полноценную, «железобетонную» оборону на границе в те месяцы ну никак подготовить не могли. Хотя на строительство укреплений на новой границе, на «Линии Молотова», были брошены максимальные силы и средства. И самое важное – для нанесения такого удара нужны

374

 силы всего округа и значит, на границе будут оставлены минимальные силы прикрытия границы.

 

(Примечание: Как показывает в своих исследованиях подполковник Ю. Веремеев, за пару месяцев до нападения в вермахте достаточно подробно знали систему наших укреплений на новой границе. И печатали специальные брошюрки по этим укреплениям – со всеми возможными схемами, чертежами и картами строящихся наших новых ДОТов и ДзОТОв. Как будто информацию немцы получали прямо из нашего Генштаба – все эти схемы и фото укреплений похожи на фото, сделанные строителями для отчета в Генштаб…)

 

Но в РККА и в приграничных округах часть мероприятий по разворачиванию и отмобилизованию также уже начали проводить – с зимы-весны 41-го. А приграничные дивизии у нас вроде как находятся в более высокой степени боеготовности, чем остальные войска. И как писал в своих «трудах великий полководец» Тухачевский – врезать по врагу своими приграничными армиями, которые уже вроде как готовы воевать, но, не имея в тылу готовых к войне главных сил – не есть глупость и авантюра.

 

(Примечание: Как показывает полковник Е. Морозов «Строго говоря, стратегическое развёртывание РККА началось уже с сентября 1939 года. До начала войны были развёрнуты (хотя и в неполном составе) ВСЕ соединения по мобплану, все мобзапасы вооружения и боеприпасов были переданы в войска. К июню 1941 г. оставалось только сформировать структуры тылового и технического обеспечения (со сроком М30 – их-то и не хватило в июне-июле 1941 г. для нормального ведения военных действий) и, конечно, самое главное – отмобилизовать приписной состав для развёртывания соединений до штата военного времени и формирования запасных частей. Не менее важной была также поставка в войска автотранспорта из народного хозяйства»…)

 

Те, кто был потупее и менее грамотен в военных вопросах, видимо считали что «недоучившийся семинарист» ничего не смыслит в военных вопросах и поэтому и надо не обращая внимание на его указания и советы готовить быструю «победу» над агрессором таким вариантом! А были, скорее всего, и те, кто, прекрасно понимая всю губительность такой авантюры, и впихивали в головы неучам этот «южный» вариант. Прекрасно понимая, что будет достаточно небольшого сбоя в подготовке и начале реализации этого сценария и все рухнет и приведет к неминуемому погрому Армии и поражению СССР!

375

 

(Примечание: «”Недоучившийся семинарист” – чисто троцкистское выражение (назвать Троцкого “недоучившимся провизором” никто бы из них не посмел!). Между тем, Сталин осенью 1916-го и зимой 1917-го прошёл курс солдатский подготовки в запасном полку в Красноярске, и в 1919-1920 гг. был членом Военного Совета Южного и Юго-Западного фронтов, в связке с таким мастером военного дела, как Егоров. Т. е., Сталин вплотную ознакомился с военным делом как сверху, так и снизу. Но в 30-х гг. он занимался руководством государством, оставляя руководство военной структурой этого государства на кадровых военных. Принять на себя функции верховного главнокомандующего ему пришлось уже в ходе войны, в кровавой сумятице июля 1941 года.

Честно говоря, сейчас трудно представить – кто другой мог бы занять эту должность. Самым опытным кадровым военным был Маршал Тимошенко – он был единственным, кто имел опыт руководства фронтовой наступательной операцией. Но и он летом 1941 г. не потянул свою должность Главкома, хотя в роли комфронта (главнокомандующего направлением) совсем неплохо показал себя в летне-осенней кампании 1941 года. Но и тут следует сказать, что весной 1942 года Харьковская операция стала рецидивом его предвоенных замыслов и настроений.» – Е. Морозов…)

 

Еще при Тухачевском, начГШ Егоров сочинял мобпланы приводящие к поражению в случае войны – планировалось готовить на случай войны с Германией меньше своих дивизий по мобилизации, чем могут выставить немцы. В чем его потом и обвиняли подельники. Однако зимой 41-го «По МП-41 планировалось после мобилизации выставить 200 только стрелковых дивизий (и это только в первой волне мобилизации). От Германии в те годы никак не ожидалось такого мобилизационного напряжения, и действительно – они достигли такого результата только к 1943 году («Вы хотите тотальной войны?!» - «Да-а-а-а!!!»).» (Е.Морозов). Т.е. последний мобплан был вроде как вполне разумный.

По словам Жукова в его мемуарах, к 22 июня 41-го нового готового мобплана вообще так и не было отработано в ГШ – только черновик от начала февраля, который постоянно доводился до ума. А ведь без планов по мобилизации на случай войны в принципе воевать нельзя… Ведь мобпланы и позволяют иметь необходимые запасы военного имущества под формирование новых своих дивизий, исходя из расчетов сил противника. Или вам придется уже в ходе начавшейся войны,

376

 работая по старому мобплану, в новых условиях заниматься импровизациями с мобилизациями из народного хозяйства людей, техники и ресурсов, что может вполне привести к поражению в войне.

Однако – судя по всему – новый мобплан на 1941 годы был таки отработан и даже утвержден Сталиным в начале марта. Но тогда получается, что или его реализация также срывалась, или в нем также были заложены «косяки», которые также усугубили катастрофу, и потом Жукову проще было врать, что мобплана вообще не было…

Почему Жуков врал, что новый мобплан не был утвержден и «обвинял» в этом, конечно же, Правительство СССР? Увы – в этом мобплане действительно имелись запрограммированные на поражение проблемы. Например, уменьшенные с 17 тысяч до 14 тысяч дивизии, которые должны были противостоять немецким – в их 17 тысячах. Не предусматривалось доведение приграничных дивизий даже до этих 14 000 в мирное время. Это предусматривалось, судя по всему на – угрожаемый период. А это значит, что можно было просто и тупо опоздать с этим отмобилизованием этих дивизий. По связи – не было предусмотрено ее отмобилизование, развертывание ДО нападения врага, через «учебные» сборы по схеме БУС. А без связи армия в принципе обречена на поражения. Возможно, в этом мобплане были и какие-то другие «косяки» Жукова как начальника ГШ, которые лучше было не афишировать, и надеюсь, другие исследователи доведут этот вопрос до ума – почему Жуков врал, что новый мобплан не был отработан и утвержден, обвиняя в общем в этом Молотова и Сталина?...

 

В начале мая в запокруга отправляются директивы на разработку новых Планов прикрытия. И по этому варианту Жукова наши главные силы собираются не против главных сил противника и эти новые ПП в принципе соответствуют «южному» варианту Генштаба. Директивы же и карты на разработку ПП по «северному» варианту в запокруга должны были отправить только в начале июля, после чего в округах должны были иметь «под рукой» ДВА Плана прикрытия. Но эти новые ПП в округах при этом не совсем соответствовали разрабатываемому в ГШ «южному» варианту.

Т.е., Генштаб отправляет в округа директивы на ПП по своему «южному» варианту – главные силы РККА против неосновных сил врага и при этом КОВО должен был быть готов к немедленному удару, а не спустя минимум три недели требуемых для готовности к такому удару по рабочим «Соображениям…»!

377

Если вы сравните эти новые ПП округов, то увидите что если ПП ПрибОВО и ЗапОВО написаны как под копирку – имеют одну задачу – сдержать удар противника, то ПП КОВО имеет задачу – быть готовыми всеми силами нанести немедленный ответный удар. И команда на этот удар для КОВО предполагается как неопределенная, без учета мобилизации которую начнут с началом войны как предполагалось в «Соображениях» Шапошникова. Т.е., – в любой момент КОВО должен начать, по первой же команде, хоть на следующий день после нападения Германии, ответное наступление практически всеми силами округа! А точнее, по этим ПП КОВО в принципе может начать воевать и ДО нападения врага – по первой команде Москвы. Т.е. – в принципе «превентивно». Но также и ПрибОВО с ЗапОВО – по планам Жукова – должны были идти в наступление…

Т.е. реально – Жуков скинул в начале мая в округа новые ПП – под свой «план превентивного удара». Который он собирался представить Сталину на рассмотрение числа 15-16 мая. С которым в ГШ начали носиться с времен еще Мерецкова, а детальную проработку начали в апреле 41-го…

 

Жуков готовил «южный» вариант-задачу отражения агрессии из КОВО по которой главные силы немцев ожидаются севернее Полесья. Должен был иметь и «северный» вариант – наши главные силы против главных сил немцев севернее Полесья. И если главные силы врага определяются разведкой против Прибалтики-Белоруссии (а именно это и показывала разведка – главные силы немцев концентрируются севернее припятских болот, «севернее устья реки Сан»), то он тем более должен был (в первую очередь) готовить вариант, по которому наши главные силы будут сосредотачиваться именно в этих округах – ПрибОВО и ЗапОВО. По крайней мере, только Сталин мог решать – какой вариант будет основным. Однако Тимошенко и Жуков стали реализовывать свой вариант – «южный» – подготовку немедленного ответного удара из КОВО по неосновным силам противника напавшего своими главными силами в Прибалтике и Белоруссии. Кто-то считает, что это и есть – «активная оборона» как было прописано у Шапошникова еще? Нет – это подготовка наступления, хоть и ответного, и никакого отношения к активной обороне это наступление из КОВО не имеет. «Активную» оборону оставили ПрибОВО и ЗапОВО.

378

Как писал в 1965 году М.Д. Грецов: «Такой способ, когда все силы обороны сосредоточиваются против острия клина наступающего противника¹ (¹ Курский вариант обороны 1943 г.) с задачей вначале огнем с позиций (то есть с места) во что бы то ни ста­ло задержать продвижение прорвавшегося противника, счи­тался невыгодным и пассивным.» (На юго-западном направлении (июнь-ноябрь 1941 г.). Москва 1965 г. ДСП. с.39)».

По «северному» варианту, который был предпочтительным по Шапошникову и даже по Мерецкову в единственно утвержденных Сталиным «Соображениях», главные силы РККА и прежде всего западных округов развертываются против главных сил вермахта (в ПрибОВО и ЗапОВО – против В. Пруссии и северной Польши). Они сдерживают первый удар, а потом наносят и свой ответный. По «южному» же варианту Жукова, даже притом, что главные силы немцев все равно ожидаются и бьют по ПрибОВО и ЗапОВО, главные силы РККА концентрируются в КОВО для ответного «флангового» удара-наступления. При активной обороне в ЗапОВО-ПрибОВО и отвлекающих ударов по Пруссии из этих округов – войска ПрибОВО-ЗапОВО округов должны «сковать» главные силы немцев пока КОВО лихо громит врага ответным ударом «на Люблин».

 

(Примечание: Как показывает Е. Морозов, при этом выдвижение резервов РГК шло все же по рабочим планам Генштаба «Вообще-то, второй стратегический эшелон – выдвигающиеся из глубины страны шесть армий – распределялся по другой задумке – четыре за Западным фронтом и две – за Юго-Западным. Было ли это предложением Тимошенко-Жукова или единоличным решением Сталина? Ведь предназначением второго стратегического как раз и был переход в решительное контрнаступление после отражения первого удара Германии.»…)

 

Директивы на новые ПП от 5-6 и 14 мая отправили в округа с готовностью ПП в них – к концу мая. После чего эти ПП должны были утвердить в НКО. И это были ПП под однозначно не одобренный Сталиным еще осенью 40-го вариант – главные наши силы выставляются против главных сил противника.… При этом по этому плану предусматривалось самое страшное – на границе выставлялись стрелковые дивизии, растянутые по фронту, так что плотность их обороны уменьшалась в 3 раза и выше. Т.е., Жуков решил оставить на границе минимум войск в тех местах, где не готовилось

379

наше ответное наступление, и концентрировал их там, где у противника были «неосновные силы». И таким образом немцы получали многократный перевес на участках именно своего наступления. Что при условии их первого удара давало им инициативу, которую нам надо было еще потом перехватить.

 

И вот тут стоит несколько подробнее остановиться на вопросе – так что за новые ПП придумали в ГШ в начале мая, чем они отличались от рабочих планов  ГШ одобренных Сталиным, и насколько они связаны с «планом от 15 мая», планом нашего превентивного удара который Жуков пытался предложить Сталину? На что Сталин, по словам самого же Жукова писателю Анфилову, ответил: не пишите такие записки – для прокурора. Как вообще Жуков додумался до написания «плана от 15 мая» и что его «заставило» написать этот план?

Исследователь Г.Н. Спаськов в своих работах по проблеме 22 июня выдвинул интересную идею – что «План от 15 мая» писался Жуковым сразу после подписания между СССР и Японией Договора о нейтралитете  от 13 апреля 41-го, и что новые майские ПП писались именно под этот «план» нашего превентивного удара. И в принципе – он прав. Именно в апреле и началась возня в ГШ с этим планом превентивного удара.

Судя по всему, Жуков, как человек, плохо разбиравшийся в политике (по словам В.М. Молотова Жуков, «горлопан», в политике не разбирался, но рвался в нее) решил, что раз с Японией подписан Договор о нейтралитете то вполне прокатит предложить Сталину свой план превентивного удара по Германии. Которая явно собирается напасть на СССР в ближайшее время, опережает нас в степени развернутости войск и отмобилизованности и для этого надо нанести по ее войскам, выходящим к нашим границам наш упреждающий удар. Попробовать нанести удар по немецким войскам пока они находятся в неразвернутом состоянии, еще не готовом для нападения на СССР.

И если мы этот удар и нанесем первыми: Япония не нападет на нас с тыла – ведь у нас с ней Договор о нейтралитете! И в своей записке Сталину с этим превентивным ударом – «Соображениях о стратегическом развертывании» от 15 мая, с данными разведки на 15 мая, Жуков и предложил – провести некие мероприятия по подготовке этого удара и указал что – новые Планы прикрытия под этот удар – он уже в округа спустил! Исследователь Спаськов считает,

380

что Жуков этим планом предлагает наносить наш удар не до, а после того как Германия нападет – нападет, но свои войска вроде как не развернет еще, но это не так. Жуков предлагает нанести наш удар именно первыми.

 

«Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар.

Чтобы предотвратить это [и разгромить немецкую армию], считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий Германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск.»

 

Далее Жуков предлагает те мероприятия, которые надо провести для такого удара превентивного:

 «Для того, чтобы обеспечить выполнение изложенного выше замысла, необходимо заблаговременно провести следующие мероприятия, без которых невозможно нанесение внезапного удара по противнику как с воздуха, так и на земле:

1. Произвести скрытое отмобилизование войск под видом учебных сборов запаса;

2. Под видом выхода в лагеря произвести скрытое сосредоточение войск ближе к западной границе, в первую очередь сосредоточить все армии резерва Главного Командования;

3. Скрыто сосредоточить авиацию на полевые аэродромы из отдаленных округов и теперь же начать развертывать авиационный тыл;

4. Постепенно под видом учебных сборов и тыловых учений развертывать тыл и госпитальную базу.»

 

И далее Жуков сообщает, что новые ПП им в округа уже спущены, и закончить их отработку там должны – к 1 июня уже:

«VI. Прикрытие сосредоточения и развертывания.

Для того, чтобы обеспечить себя от возможного, внезапного удара противника, прикрыть сосредоточение и развертывание наших войск и подготовку их к переходу в наступление, необходимо:

1. Организовать прочную оборону и прикрытие госграницы, используя для этого все войска приграничных округов и почти всю авиацию, назначенную для развертывания на западе;

2. Разработать детальный план противовоздушной обороны страны и привести в полную готовность средства ПВО.

381

 

По этим вопросам мною отданы распоряжения, и разработка планов обороны госграницы и ПВО полностью заканчивается к 01.06.41 г.»

 

Т.е. Жуков не дожидаясь, что там скажет Сталин по поводу этого «плана» и уверенный что этот план Сталин одобрит и СССР нанесет удар первыми по Германии, уже отдал распоряжения в округа по подготовке превентивного удара – в виде новых ПП, «планов обороны госграницы»! Ведь докладывать этот «план» Жуков собирался явно в эти же дни – в районе 15-16 мая, опираясь на разведданные по немецкой стороне именно на 15 мая. И на момент доклада по этим «Соображениям» Жуков, явно уверенный что его «план» будет принят, и отправил уже в округа – 5-6 и 14 мая – директивы на эти новые ПП. (Других вариантов ПП в наших архивах вряд ли кто найдет, новее, чем эти ПП – т.е. Жуков сослался именно на уже отправленные им в начале мая в округа ПП…)

 

В те же дни, 5-6 и 14 мая в округах новые ПП получили и должны были отработать их – представить в ГШ и НКО на утверждение, к концу мая.

Как пишет исследование «1941 год – уроки и выводы», новые майские ПП отличались от рабочих планов ГШ. Т.е. – Жуков действительно спустил округам новые ПП, которые не к обороне готовили округа, а к наступлению. И задача этих ПП была не оборонять границу от массированного нападения, а прикрывать ее от неких мелких, незначительных «войск вторжения» – «провокаций». И если «нормальные» ПП предусматривали количество и плотность приграничных дивизий на границе достаточное для удержания противника на те самые жуковские 10-15 суток необходимые для отмобилизования остальных войск, то новые ПП Жукова – на границе оставляли одну дивизии вместо трех, а то и больше. Растянутую на эти «три» участка границы. 

Опубликованный на сайте МО РФ «Документы. Накануне войны» план Жукова «от 15 мая», который был поставлен на учет в секретной части ГШ только спустя 8 лет – в марте 1949 года – это не более чем «сопроводительная записка» к Докладу который Жуков собирался делать в Кремле, если бы слушание этих «Соображений» состоялось у Сталина. И ЦАМО выкладывая этот документ именно «Докладом» его и назвало. После чего такие «записки» обязательно сразу секретят и сдают на хранение вместе с рабочими документами по предложенным «Соображениям…».

382

Т.е. – доклада у Сталина, официального, по этому «плану» Жукова – не было. Но, по словам самого Жукова, он эту идею – нанесения нашего удара первыми – превентивного удара – предложил таки Сталину. На что Сталин ему настучал по голове – за глупость, и посоветовал больше такие «записки для прокурора не делать».

Какого числа Жуков планировал по этому плану нанести наш превентивный удар?! Так очень может быть что – «12 июня». На одном из черновиков якобы «Соображений от 11 марта», на котором даты написания этого черновика как раз и нет, и когда он был написан точно на самом деле неизвестно, эта дата, карандашом, на обратной стороне листа в котором показываются силы и задачи как раз КОВО, и обозначена – «Наступление начать 12.6.»…

Но – новые-то ПП – в округах (в штабах округов точно) отработали, и подготовка пошла по ним, в округах. Однако как уже разбиралось в книге «Защита Сталина. Кто пытается опорочить страну и победу» (о «пяти планах генерала Жукова»), «план от 15 мая» в общем, ничем не отличался от плана немедленного ответного удара, по сути своей. Те же войска, из КОВО попрут «на Люблин» – хоть превентивно, хоть в ответ и немедленно. При растянутых на три норматива приграничных дивизиях на границе.

И то, что Сталин не дал добро на превентивный удар, не важно – мы врежем по немцам теми же войсками, но не ДО нападения Германии, а ПОСЛЕ – на следующий день после нападения...

 

В чем была глупость плана Жукова «от 15 мая»? Исследователь Спаськов показывает – в нем не учитывается поведение Японии. Она в этом плане в принципе вообще не рассматривается как потенциальный противник-агрессор, как это прописывалось у Шапошникова-Мерецкова еще, и даже в «Соображениях от 11 марта». Но которая связанная Тройственным Пактом с Германией, в случае нападения на ту третьей стороны, не участвующей в войне в Европе – обязана будет напасть на эту сторону. Т.е. – если СССР нападет первым (превентивно или как – не важно) на Германию, Япония обязана будет напасть на СССР. Главное – чтобы факт первого удара, авианалета, пересечения границы был зафиксирован за СССР. И договор о нейтралитете СССР и Японии в этой ситуации – СССР не спасет однозначно! И вот это в «плане» Жукова в принципе не рассматривается и не учитывается. Хотя во всех предыдущих «Соображениях», Шапошникова-Мерецкова, которые и были одобрены Сталиным, и по ним шла до этого подготовка к войне и по ним в принципе игрались последние КШИ в мае – РККА долж-

383

на была быть готова к войне именно на двух направлениях: с Запада, против Германии и ее союзников, и с Востока – против Японии.

И когда Жукову Сталин «на пальцах» объяснил, в чем его глупость – Жуков не ломая голову, стал реализовывать свою основную идею – нанести ОТВЕТНЫЙ удар – из КОВО. Которую они в ГШ проверили еще в январе на КШИ и к чему наши стратеги и готовились с января 41-го. И новые ПП вполне обеспечивали и эту идею. И вполне может быть, что это Жуков и дал указания округам – не доводить до комдивов новые ПП.

Но. Когда НКО и ГШ отправили в округа директивы от 11-12 июня – о выводе вторых эшелонов («глубинные» дивизии) в районы сосредоточения, то ЗапОВО указали – вывести эти дивизии «в районы, предусмотренные для них планом прикрытия». И Павлову указали  номер директивы ГШ, которая эти ПП и узаканивала – «(директива НКО за № 503859/сс/ов).». Также и ОдВО – выводил свои войска именно по этим ПП. А вот КОВО (и, похоже, ПрибОВО) указали – «перевести ближе к госгранице в новые лагеря, согласно прилагаемой карты».

 

Т.е. – возможно, что новые, последние, майские ПП и писались под «план от 15 мая», но в связи с тем, что этот план был забракован Сталиным еще без подробного и тем более официального изучения, Жуков на ходу внес коррективы в подготовку и размещение войск к нападению Германии. Под свой основной план – нанесения ответного немедленного удара. И когда пошла команда от Сталина выводить вторые эшелоны округов ближе к границе, по плану прикрытия – он изменил им эти районы – и дал новые. По картам, приложенным к директивам для КОВО и ПрибОВО.

Ведь когда округа худо бедно отработали эти новые майские ПП, к концу мая началу июня, они их отправили в ГШ и НКО – на подпись Тимошенко – только после 10-го июня, и некоторые – аж к 20 июня (в разборе ответов на первый  вопрос этот момент мы разбирали подробно…). Т.е. – округа после 10-11 июня отправили в ГШ, а затем и в НКО, на подпись Тимошенко свои планы обороны, «Записки» к картам, и на момент нападения Германии в округах у командующих тупо не было Планов обороны – под новые ПП Жукова?! Хотя –  напрашивается мысль, что Тимошенко и Жуков специально затянули с «подписанием» этих новых ПП – ведь эти ПП писались явно под неутвержденный Сталиным план – «от 15 мая», а он то не был утвержден Сталиным…

384

 

Но главное тут вот что – Жуков, который был безграмотен не только в оперативных вопросах, но и в политике, не только реализовывал дурную авантюру с немедленным ответным ударом, но он умудрился внести сумятицу и в предвоенные планы (ПП округов) когда начал носиться с идей превентивного удара. Которые были спущены в округа в начале мая. По ним даже некоторые комдивы худо-бедно что-то отработали и провели в конце мая начале июня на местности и на «картах» необходимые мероприятия в спокойной обстановке (рекогносцировки и т.п.), но вывод войск по директивам Жукова от 11-12 июня пошел совсем по другим «картам». В ручном режиме. И тут стоит сравнить эти карты – к «плану от 15 мая» и карты к новым ПП. А потом – сравнить все это с картами к директивам от 11-12 июня. И очень может быть что эти «карты» соответствуют ПП, которые были в этих округах до мая 41-го.

Точнее, в «мелочах» эти карты, конечно же, будут отличаться. Но вот в «сути» – будут в принципе идентичны. Ведь суть идеи Жукова, что для немедленного удара, что для превентивного была одна – мы на границе оставляем минимум войск, и все силы сосредотачиваем для нанесения мощного удара из КОВО, а остальные округа этот удар поддерживают. И – наши основные войска располагаются не против главных сил противника.

А когда пошло разрешение от Сталина на вывод войск по ПП, с 8-11-15 и 18 июня, вот тут Жуков и перешел на «ручной режим» управления – не по планам ГШ, а по «картам» Жукова. Впрочем, если быть точными эту растянутость наших приграничных дивизий на границе заложил в Планы прикрытие еще Мерецков, до Жукова на самом деле, а Жуков ее усугубил. Не зря именно Мерецкова еще назвал ответственным за наши предвоенные планы маршал Захаров. А не Жукова…

 

Имел ли отношение Сталин к этим фантазиями идеям ГШ-Жукова и тому бардаку, который будущий «маршал Победы» устроил этими своими «планами от 15 мая» и новыми ПП? Нет.

Ведь с 14 по 20 мая в Генштабе провели (видимо уже под более плотным контролем Сталина, чем это было в январе) последние и окончательные Командно-Штабные игры (КШИ). На которых по вводной «южного» варианта предлагавшегося еще Шапошниковым в августе 1940 года и которые как показывают эти КШИ Сталиным и одобрялись к исполнению – главные силы немцев и их союзников ударили по КОВО и наши главные стоят там же – отрабатывали, самое наиболее важное: действия ВВС приграничных округов на

385

 случай нападения Германии. И немцам по игре дали численность их ВВС в разы больше, чем у них было в реальности!

 

(Примечание: «Тогда вообще и у нас, и на западе были в ходу самые фантастические цифры о боевом составе люфтваффе – назывались цифры до 100 тыс. самолётов! Конечно, странно, как Разведуправление РККА могло действовать в русле этих фантазий, имея в штабе люфтваффе такого агента, как Шульце-Бойзен. При всех подозрениях в его отношении, боевой состав люфтваффе он в любом случае должен был дать близко к реальному.» – Е. Морозов.

Думаю – в данном случае эти цифры завысили именно специально, для усложнения игры. Чтобы в реальном бою легче воевать было бы – «тяжело  в учении легко в бою»…)

 

Ведь от действий наших ВВС в первые часы и сутки войны, в случае если мы отдаем инициативу первого удара, нападения немцам и зависит – насколько успешными будут дальнейшие наши действия. И тот, кто завоюет господство в воздухе с первых минут и часов войны тот и может оказаться в итоге победителем. Ведь наши ПП, в «нормальном» варианте, работали так: первые удары принимают и первыми вступают в бой приграничные дивизии – при поддержке практически всей авиации округов, и те же мехкорпуса им помогают. И пока они геройски погибают в течении 10-15 суток, в это время свое отмобилизование и проводят: вторые эшелоны и резервы – как округов так и РГК. И на этих КШИ проверяются действия ВВС именно в – ПрибОВО и ЗапОВО!

РККА к 22 июня реально имеет на границе вроде как больше самолетов, чем Германия, и даже при том, что не все полки получили новые истребители, мы вроде как вполне можем удержать господство в воздухе. Даже если немцы начнут первыми и имеют кратный перевес в самолетах, как это игралось на этих КШИ. Но для этого мы должны быть готовы к их первому удару и держать свои ВВС минимум в повышенной б.г. загодя. И в случае нападения немцы не смогут уничтожить нашу авиацию на «спящих» аэродромах. Что и отрабатывалось на этих КШИ – мы узнаём о дате нападения примерно за две недели, и приводим свои войска и ВВС в повышенную боевую готовность. И когда враг нападает, мы вполне готовы его встретить. И самолеты поднимутся в воздух при первой же команде… во всеоружии…

На этих КШИ игрался «южный» вариант одобренный Сталиным и без всяких немедленных ответных ударов, которые игрались в ян-

386

варе. На этих играх – немцы нанесли удар, вторглись на нашу территорию, какое-то время мы обороняемся и спустя время необходимое для подготовки ответного контрудара (полная мобилизация и развертывание своих главных сил) наносим свой удар из КОВО. Спустя примерно пару недель. И наши главные силы у нас – против главных сил немцев! Т.е. данные КШИ играются не по «планам» Жукова в принципе.

На этих КШИ, которые до сих пор толком не изучены и до конца не рассекречены, однозначно наши командующие ВВС приграничных округов также показали Сталину, как они лихо разгромят напавших немцев. 24 мая у Сталина подвели итоги этим КШИ, на совещании которое до сих пор остается «тайной» для многих историков. На котором и присутствовали командующие ВВС западных округов. Ну а через месяц наши копцы-ионовы-птухины и показали – как они лихо прос… свою авиацию…

 

Тут надо понимать одну вещь – Сталин не страдал авантюризмом и другим не позволял. Проведя за месяц до ожидаемого нападения КШИ по одному варианту отражения агрессии, он вряд ли пошел бы на то чтобы изменить этот вариант или поменять его на другой – вместо контрнаступления через несколько недель отмобилизования и подготовки, после нападения врага, готовить ответное и немедленное контрнаступление! Зная прекрасно, что немцы могут напасть буквально спустя несколько недель (ведь уже докладывалась в Москву дата нападения – 15 мая), Сталин не мог дать команду военным (согласие) на авантюру с непредсказуемым результатом – готовить немедленный ответный удар-наступление силами всего КОВО. И не только. Что мы и получили в итоге к 23 июня.

Т.е. – проведя эти последние КШИ, Сталин рассчитывал именно на такой сценарий начала войны с нашей стороны. И не мог дать добро военным на подготовку другого сценария. И доказать обратное в принципе никто не сможет…

Также и в самих округах, под контролем ГШ проводились свои игры на случай нападения Германии.

 

Существует несколько различных опубликованных на сегодня вариантов «южных» «Соображений от 11 марта», в которых вроде бы главный удар немцев ожидается по КОВО и поэтому там надо разместить более мощные силы РККА. Но это – «фальшивки». Не тот вариант, по которому ГШ-Жуков готовились воевать. Сделанные на основе одобренного Сталиным «черновика» ГШ по отработке «юж-

387

ного» варианта – главные силы РККА против главных сил Германии. Когда удар из КОВО просчитывался в ответ на концентрацию главных сил врага против Украины. Такое количество опубликованных «фальшивок» в принципе не имеет никакого логического объяснения – зачем они вообще были бы нужны, если бы не ставилась цель скрыть те «Соображения» Жукова по которым он и собирался начать войну. Что в них такого крамольного было для жуковых? Все просто…

Военные кинулись отрабатывать и готовить к войне «южный» вариант, с размещением главных сил в КОВО для лихого удара по союзникам Гитлера, с целью отрезать их от Германии, а Германию от нефти Румынии. А в «центре» как-нибудь продержатся Павловы-Кузнецовы. Как потом писал маршал М.В. Захаров, с приходом в НКО и ГШ Тимошенко и Мерецкова «взгляды на стратегическое сосредоточение и развертывание резко меняются, хотя в оценке возможных действий противника расхождений не было. Главная группировка советских войск создается южнее Припяти для выполнения следующей стратегической задачи: “Мощным ударом в направлении Бреслау в первый же этап войны отрезать Германию от Балканских стран, лишить ее важнейших экономических баз и решительно воздействовать на Балканские страны в вопросах участия их в войне”.»

 

Т.е., предпочтение было отдано такому «южному» варианту: «По этому варианту и была развернута Красная Армия к началу Великой Отечественной войны». Но если Мерецков в сентябре 40-го еще вроде как предлагал выставить на Украине наши главные силы против главных сил немцев, то Жуков в марте 41-го надумал реализовать еще и дурость Тухачевского – поставить наши главные силы против слабого крыла немецкого фронта и нанести ответный фланговый удар из КОВО. Немедленно.

Как видите, М.В. Захаров писал, что в КОВО нагоняются главные силы РККА для нанесения ответного удара по напавшему врагу притом, что главный удар немцев все равно ожидается в ПрибОВО и ЗапОВО! Могли нарком и нГШ делать это своей волей, имели ли на это право? Могли – но права не имели. Именно это и было «подменой» ими утвержденных Сталиным «планов», о которых столько лет пишет историк А.Б. Мартиросян. Нарком и начГШ реализовывали на случай нападения Германии «Соображения…» по

388

«южному» варианту и этот «южный» вариант Жукова весны 41-го наверняка Сталиным не утверждался и тем более как основной.

А чтобы «доказать» что немецкий удар главных его сил мы вполне выдержим, на том же декабрьском совещании 1940 года проповедовались идеи что немцы начнут войну так: сначала бросят в бой пехоту и артиллерию, и только спустя несколько дней – двинут свои танковые дивизии.

М.Д. Грецов: ««Что касается тактики наступательных действий вероятного противника, то характеристика ее по материалам того же Совещания (31 декабря 1940 года – К.О.) ограничивалась рассмотрением двух вариан­тов прорыва. Схема выполнения первого варианта прорыва преподносилась в таком виде. Вначале, после сильной артиллерийской и авиационной подготовки, пехота противника про­рывает фронт обороны, а затем (на второй - третий день) вступал в действие эшелон развития прорыва (подвижные группы), состоящий из танков, пехоты, артиллерии и т. д., который и будет развивать прорыв в глубину. Схема второго варианта прорыва рисовалась несколько иначе: подвижные соединения противником не резервируются в начальном пе­риоде операции, а бросаются вперед и разрушают оборону противника (см. материалы Военного совещания, стр. 30-32 и СО).

 Как видно будет из дальнейшего, наши предположения о характере начального периода войны основывались на веро­ятности наступления противника по первому варианту, когда главный удар наносит пехота противника с артиллерией, а не с танками.»

 

Далее Грецов и показывает – каким образом предполагалось воевать против немецких «клиньев»:

«Схема ликвидации прорыва противника представлялась так: на флангах продвигающегося противника сосредоточива­ются резервы нашей обороны, которые затем обязательно фланговыми ударами “под основание клина” громят прорвав­шегося противника. Причем не только контрудары, но и контр­атаки мыслились только как фланговые по отношению к противнику –  “Оборона, соединенная с наступательными действия­ми или с последующим переходом в наступление, особенно во фланг ослабленного противника, может привести к его полному поражению” (ст. 222, ПУ – 36).» (с.39)

389

А ведь немцы в Польше или Франции вполне показали – как они воюют – пуская вперед именно танки, и сразу! Проводя свой «танковый блицкриг»!

 

Почему «южный» вариант Тимошенко и Жукова не был утвержден Сталиным как основной или хотя бы одобрен им? Так все просто – после войны проще было бы просто опубликовать этот «южный» вариант (хотя бы в общих чертах) и показать что именно Сталин и виноват в том, что он якобы знал, где попрут главные силы немцев, но при ожидании главных сил немцев против Прибалтики и Белоруссии «тиран заставил военных» гнать войска на Украину. Чтобы нанести ответный удар по слабому флангу напавшего врага. Т.е. это Сталин придумал такой авантюрный план!

Прежде всего, именно Жукову проще потом и было бы валить все «на тирана» с предъявлением подписей Сталина на этом «варианте», мол, он сам подписал тот «план войны», с ударом из КОВО по неосновным силам врага – с него и спрос.

При этом для убедительности показывался бы «северный» вариант, который по версии Жуковых был похерен Сталиным – против главных сил немцев в В. Пруссии размещаются и наши главные силы в Прибалтике и Белоруссии. Военные, мол, хотели этот вариант реализовывать да тиран не давал! И все было бы просто – это «тиран» заставил военных исполнять дурной вариант, «бездарный сценарий» начала войны – готовить из Украины немедленный ответный удар по врагу, напавшему своими главными силами севернее Бреста. При этом на обоих вариантах показывались бы минимум подписи Тимошенко и Жукова и возможно даже утверждающие подписи Сталина.

Но военные НИКОГДА такое не показывали и не говорили, избегая вообще говорить о предвоенных планах! Они врали о другом – «тиран заставлял считать их, что немцы в первую очередь хотят захватить Украину» и там (а не против Прибалтики-Белоруссии) якобы собирают свои главные силы, и, мол, поэтому в КОВО и нагоняли так много войск впустую…

 

Вместо документов, нам все эти годы подсовывали байки о том, что Сталин «устно заставляет» военных нагонять войска в КОВО, мол, там немцы нанесут свой главный удар – «тиран заставлял считать их, что немцы в первую очередь хотят захватить Украину» и там якобы собирают свои главные силы, и, мол, поэтому в КОВО и нагонялись войска. Однако под эти байки маршальские, «планов» воен-

390

ные на этот случай не подготовили хотя бы со своими подписями и утверждающих подписей «тирана» на них тем более нет.

Что скрывали военные? А как раз свои дурные идеи – превентивных ударов в первую очередь. Которые реализовались немедленными ответными ударами. И нашим стратегам пришлось скрывать все это. Ведь тиран ничего из их бредовых идей не утверждал. В противном случае – они бы его в этом и обвинили бы – если бы тот утверждал (одобрял) сие…

 

Известные нам «Соображения от 11 марта» утверждают, что главные силы вермахта будут бить по КОВО. Однако маршал М.В. Захаров пишет, что с общими «Соображениями» Шапошникова в «южном» варианте по которому началась война для РККА «в оценке возможных действий противника расхождений не было». И это подтверждает и исследование «1941 год — уроки и выводы» в 1992 году. Т.е. в тех вариантах ГШ, которые реализовывали военные, главные силы немцев ожидались не против КОВО, а только против Прибалтики и Белоруссии! И на такой сценарий наши «стратеги» именно надеялись и рассчитывали. Чтобы реализовать свой дурной сценарий – ударить по неосновным силам противника, который попрет своими главными в другом месте. И если немцы разгадают наши «замыслы» и погонят против Украины свои главные силы, то тогда Павлов из ЗапОВО (а не Кирпонос из КОВО как планировалось с января 41-го) будет наносить наш главный удар – из Белоруссии, на Варшаву. Т.е. – фланговые ответные действия любой ценой!

Зачем маршалы врали что «тиран заставлял» их считать, что Гитлер в первую очередь пойдет, на Украину, что главные силы немцев будут бить по КОВО, если в реальности главный удар ожидался по Прибалтике и Белоруссии?! Зачем гуляет столько фальшивок к «Соображениям от 11 марта»? Зачем и кому это могло в принципе понадобиться?!

Ответ – чтобы скрыть вину Жукова и его окружения за трагедию 22 июня. Скрыть подмену одобренных минимум, отработанных на последних майских КШИ планов начала войны на планы немедленных ответных контрнаступлений. За запланированную авантюру чуть не приведшую к гибели СССР. Которую Жуков и пытался скрыть всю жизнь. Ведь если убедить всех что главные силы немцев ожидаются на Украине, то тогда проще объяснить, зачем в КОВО столько войск нагнали. А если уверять что так «Сталин приказал» – «заставил считать» что немцев интересует, прежде всего, Украина как главная

391

 цель, то можно под этими байками и скрыть то, что произошло – авантюру с попыткой нанести ответный фланговый удар силами всего КОВО «на Люблин». При том, что в «центре» против главных сил немцев оказались ослабленные ЗапОВО и ПрибОВО, что и привело к катастрофе. За которую хоть и расстреляли павловых и прочих коробковых-кленовых, нести свою ответственность должны были и Тимошенко с Жуковым. И «помогают» в этом черновики «южного» варианта одобренного Сталиным осенью 40-го еще – если враг выставит против Украины свои главные силы, то и мы свои поставим там же.

В реальности же, в «центре», в ЗапОВО, где Гитлер и наносил свой главный удар, немцев еще и ждали спящие по вине павловых-коробковых казармы, разоруженные истребительные полки, и выводимые к границе без боеприпасов дивизии. Однако Жуков по указке Хрущева и с подачи Сандаловых в 1956-м всех их оптом «реабилитировал» и встал вопрос – а кто ж тогда виноват то в трагедии 22 июня? «Ответ» мы знаем – Сталин.

А начни маршалы показывать подлинные, свои «варианты» Соображений весны 41-го и на них утверждать что это Сталин заставил их считать главным вариантом «Южный» вариант, а тем более что Сталин предлагал им нанести еще и превентивный удар, то при более тщательном изучении документов какой-нибудь дотошный исследователь и докажет что Сталин тут не при чем. Да и не все маршалы готовы были «подтверждать» слова жуковых в их обвинениях против Сталина. Так что – рисковать с подлинными «планами войны» и показывать их историкам нельзя было – проще было голословно врать о том что «тиран заставлял военных считать, что Гитлер хочет захватить Украину» и поэтому главные силы выставит против нее.

Хотя Жуков от не большого видимо ума, еще до написания своих мемуаров хвастанул писателю Анфилову, что он предлагал Сталину в мае вариант нанесение превентивного удара. Чего ему точно делать не стоило. За который ему Сталин и настучал по голове за глупость и политическую безграмотность. В  «Воспоминаниях» этой истории нет, но факт у исследователей в памяти отложился и в итоге, спустя десятилетия, все же удалось разобраться – как Жуков этим неутвержденным «планом» смог таки нагадить армии и стране…

 

Таким образом, тот же Захаров и показал, что натворили нарком и его начальники Генштаба – они реализовывали свои дурные идеи начала войны – подготовку ответного и немедленного контрнасту-

392

пления из Украины. Которые сам Тимошенко потом и назвал «бездарным сценарием начала войны». А Еременко прямо обвинил Жукова в «оперативной безграмотности» с трибуны Пленума ЦК КПСС (подробнее об этом – в книге «Защита Сталина. …»).

При этом Захаров даже показал, откуда «ноги растут» у этих идей – от теоретических разработок еще генерала Свечина. Которые Тимошенко и Жуков смешали с дурными идеями фланговых ударов от Тухачевского. Таким образом «Штабу РККА навязывалась давно скомпрометировавшая себя идея периферийной стратегии и кружных путей к достижению цели. Предложения А.А. Свечина в свое время (еще в начале 1930-х годов – К.О.) после тщательного изучения были отклонены обоснованными аргументами Б. М. Шапошникова, а в последующем и А.И. Егорова». (М.В. Захаров, указанное сочинение, с. 179). Однако Тимошенко-Мерецков и Жуков именно это и пытались реализовать. И Захаров, по сути, и назвал эти идеи дуростью и авантюрой.

Конечно, идеи нанесения ответного удара по слабому флангу наступающего противника в принципе вполне «разумны». Почитайте того же Клазузевица, историю Наполеоновских походов. Т.е., «классика» – связать противника относительно слабыми силами в центре, затормозить его и ударить по нему с флангов сильными резервами, вполне разумна. Но! Это «классика» времен Наполеона или ему подобных «Александров Македонских», что воевали, дай бог в масштабах армии, фронта образца середины 20 века. Однако в масштабах трех-четырех фронтов-округов июня 41-го – это становится авантюрой с непредсказуемым результатом. Т.е. переносить идеи и опыт «локальных» войн и операций на такие масштабы лета 41-го – минимум некомпетентность «планировщиков»… Тем более переносить опыт Первой мировой войны с ее немедленными ответными контрнаступлениями, на войну новую, не учитывая то, как уже воюет Германия в Европе.

 

ПП по Жуковскому варианту «Соображений», что должны были исполнить в округах к концу мая – исполнили в штабах округов к началу июня и отправили на утверждение в НКО и ГШ после 10 июня. Но при этом на уровне дивизия-корпус, а то и армия, большинство командиров о существовании новых ПП касающихся их частей не знали и в разработке «в части их касающейся» не участвовали. Что также внесло потом свою «сумятицу» в начале войны. И как показывают многие военные исследователи – именно Жуков именно этой чехардой

393

с этими «Планами прикрытия» в предвоенные недели и запутал всех окончательно. Что в итоге привело к бардаку с «планами» и ручному управлению в начале войны в итоге.

Когда историк А. Мартиросян написал в своем исследовании «22 июня. Блицкриг предательства» (М., 2012 г.) что Жуков и прочие «подменили»  «Соображения Шапошникова» и на основании «негласных устных договоренностей» с командующими запокругов протащили свой «план» отражения агрессии, нагнав войска в КОВО, то это практически верно. Жуков и Тимошенко действовали в строгом соответствии со своим «южным» вариантом общих «Соображений» Шапошникова-Мерецкова. Изучен и одобрен был Сталиным, но как вариант, «южный» вариант отражения агрессии по которому главные силы немцев ожидаются против КОВО, но осени 40-го. Вспомогательный и не главный вариант. Этот «южный» вариант игрался на КШИ в мае 41-го, после которых подводились итоги с участием командования ВВС западных округов 24 мая у Сталина. О котором никто из маршалов не спешил рассказывать. Ведь маршалы мемуаристы уверяли всегда, что это Сталин заставлял военных считать, что немцы ударят главными силами по Украине. А начни поднимать тему тех последних КШИ, и тем более о чем было то совещание у Сталина 24 мая, и выяснится, не дай бог, что это военные убеждали «тирана» что немцы главный удар нанесут по КОВО.

Однако, к июню 41-го, реально военные реализовывали именно свой «южный» вариант, по которому главные силы немцев ожидаются севернее Полесья, но наш ответный удар готовится южнее, по слабым войскам немцев и их союзникам, в «обход». И хотя Шапошников четко и показал, где немцы разместят свои главные силы, и какой вариант должен быть предпочтительным, с размещением наших главных сил против главных сил врага, «киевская мафия» в первую очередь пропихнула исполнение именно своих грандиозных идей как лучше разгромить напавшего врага. «Фланговым» ударом, из КОВО. По «не основным силам» противника. А «северный» вариант – немцы нападают главными силами по ПрибОВО и ЗапОВО и там же и у нас главные силы, который и должен был быть главным, задвинули подальше.

При этом Тимошенко и Жуков всю зиму-весну подсовывали Сталину то записки в которых пытались доказать что немцы главные силы разместят против Украины, то разведсводки в которых уже начальник РУ ГШ генерал Голиков угождая своим прямым начальни-

394

кам – Жукову и Тимошенко, собирал донесения агентов чуть не от анонимных источников и «по слухам» (и это были в основном донесения разведки из Румынии той же), что немцы свой главный удар наносить будут по Украине. Что в первую очередь Гитлер собирается захватить Украину.

Как показывает полковник Е. Морозов, «Интересно то, что в Германии соответствующие органы также распускали среди населения такой слух. РУ ГШ работало параллельно с ними! Хотелось бы узнать, была ли тут только концептуальная связь, или же присутствовала и связь организационная? Может быть, РУ работало не параллельно, а СОВМЕСТНО с германским министерством пропаганды? »

 

Т.е., Жуков и Тимошенко «подменили» не сами «Соображения» от августа-сентября 1940 года, а суть этих «Соображений», поменяли «приоритеты» – то где будут бить главными силами немцы. Самовольно стали реализовывать в первую очередь свой «южный» вариант отражения агрессии, а не утвержденный «южный» и тем более «северный». А также еще больше, похоже, чем предлагал Мерецков растянули рубежи обороны для приграничных дивизий! А также они же скинули округам новые ПП под еще даже не рассмотренный Сталиным «план превентивного удара от 15 мая»!

И как указывают авторы исследования «1941 год — уроки и выводы» последние майские ПП действительно не соответствовали рабочему (одобренному Сталиным) «южному» варианту «Соображений». Ведь наши стратеги решили напасть на Гитлера первыми!

Если брать «южный» вариант Шапошникова-Мерецкова, судя по всему одобренный Сталиным, с размещением главных сил в КОВО против главных сил вермахта, то это одно. А если брать «южный» вариант Мерецкова-Жукова (который Жуков стал реализовывать после того как Сталин послал его с идеей превентивного удара) и в котором главные силы в КОВО выставляются против не основных сил немцев – это другое! И разница – в сроках ответных наших действий.

Каким образом у Тимошенко и Жукова получилось провести эту подмену, и так что никто не доложил Сталину (Берии) об этой возне с этими вариантами и планами? Все просто: основные «доносчики» в таких делах в армии всегда – замполиты и особисты. А когда мы говорим о «киевской мафии», о засилье которой в НКО и ГШ при Тимошенко

395

 показал и тот же Захаров в своей засекреченной на 23 года книге, то надо знать что из КОВО в НКО и ГШ Тимошенко (и Жуков) притащили не только своих бывших замполитов, но и – своих, «домашних» особистов. Ведь особые отделы контрразведки в те дни подчинялись не Берии как раз, а именно – НКО, военным.

Например, у Тимошенко-Жукова был такой друг, домашний замполит из КОВО Борисов, которого с ЧВС КОВО еще в октябре 40-го перевели в НКО – в замы начальника Главного Управления политпропаганды РККА. Этот Борисов отметился как раз в предвоенные дни, когда занимался откровенным саботажем и пораженческими разговорами (замполит – замнач ГУ Политпропаганды!!!) в ПрибОВО, затем его арестовали и посадили на 5 лет за то, что скрыл факт службы в белой армии. Т..е. доказать его вину не получилось и посадили хоть за что-то… Жуков помог его освободить в 44-м и в 45-м Борисов был комендантом Лейпцига. На а затем Жукова чуть не посадили за «трофеи», а Борисова выперли из армии в 47-м и в 48-м опять посадили – на 5 лет – 7  сентября 1949 года по обвинению в проведении антисоветской агитации осуждён на 5 лет ИТЛ. То ли припомнили ему июнь 41-го то ли – опять отметился.

Т.е. весной 41-го некому было просто докладывать, в Кремль – что там мутят военные в НКО и ГШ с предвоенными планами и вариантами «планов войны». А Сталину, похоже, это в голову прийти не могло – что военные настолько заиграются, что пойдут на такое – явную подмену утвержденных им планов… Ведь он действительно на тот момент вполне доверял и Тимошенко и Жукову…

 

По одобренному Сталиным варианту, который на майских КШИ и проверяли – наши ответные действия начнутся не ранее чем через несколько дней и недель оборонительных боев. Как и предусматривали планы мобилизации. От КОВО по этим одобренным «Соображениям» не требовалось начинать ответное наступление немедленно, но в последних ПП КОВО выполненных под «южный» вариант ГШ (и под «план от 15 мая») именно немедленное наступление в ответ на нападение врага уже и предусмотрено. Не исключается минимум. Точнее – войска должны быть готовы переть в наступление – по первой же команде Москвы и это может быть и «превентивное» наступление!

Это немедленное встречное наступление предполагается-подразумевается по самой идее «южного» варианта Тимошенко-Жукова, иначе размещение наших главных сил в КОВО просто

396

 бессмысленно. Ведь немцы ударив своими главными силами севернее могут просто быстро смять ослабленные ПрибОВО-ЗапОВО и выйдя в тылы КОВО свести не нет идею наступления-удара «на Люблин», по тылам противника. «Как и произошло уже и в августе-сентябре 1941 г.» (Е.Морозов). А т.к. допустить этого нельзя было, то наш ответный удар и должен был быть именно немедленным. Буквально «на следующий день» после вторжения Германии. Что и отрабатывалось на КШИ еще в январе в ГШ. И по ответам и мемуарам командиров это готовилось для КОВО, даже не дожидаясь «директивы №3» на это!

Т.е. Тимошенко с Жуковым действительно подменили утвержденный вариант «Соображений» на свой, в котором планируется именно немедленный ответный удар из КОВО! Точнее, этот вариант иначе и не сработает! И под этот немедленный ответный удар и шла подготовка с мая по 22 июня, что закончилось сочинением последних майских ПП, а затем и «Директивы №3».

И эту авантюру с немедленным ответным наступлением Тимошенко-Жуков начали планировать именно уже с января 41-го – смотрите совещание Кирпоноса с Военным Советом КОВО по воспоминаниям Баграмяна. Или «записку Павлова» середины-конца января 41-го, и тем более январские КШИ.

Ну а потом чтобы хоть как то «объяснить» потомкам – зачем в КОВО нагнали столько войск, если ожидали удара по Белоруссии, и придумали   маршалы-мемуаристы байку что «тиран заставил их считать главным в ударе немцев Украину», мол, якобы там немцы нанесут свой главный удар и поэтому в КОВО и нагнали столько войск. И что «Директива №3» которой и попытались начать это немедленное наступление из КОВО, это дурная идея только наркома и, в общем, Сталина. И как сегодня пытаются «рассуждать» различные «историки» от «резунов» до «официоза», данная директива была некой «импровизацией» от «незнания обстановки», «истерикой»

 

(Примечание: Кстати, Голиков собирая по всей Европе слухи и сплетни о том, что Гитлер в первую очередь собирается оттяпать от СССР Украину, или что он против Украины выставит свои главные силы, также указывал и дату немецкого нападения – 15 июня. Немцы эту дату подбрасывали, чтобы запутать нашу разведку, но Сталин на эту дату не реагировал. Точнее вывод войск по ПП начали с 8-11 июня в ОдВО и ЗапОВО, но в том же КОВО подписанные директивы НКО 12 июня о выводе 2-х эшелонов начали выводить только

397

 с 15-16 июня. И историки с исследователями задаются удивленным вопросом – а почему Сталин не реагировал на сообщения разведки о дате 15 июня?! Ответ простой – Сталин прекрасно знал, что сведения о том, что по Украине будет нанесен главный удар – вранье. И НКО с ГШ в своих подлинных планах также прекрасно знали, где попрут главные силы немцев. Поэтому и дата 15 июня применительно к этим «сведениям» и воспринималась как «деза». Опять же, та же разведка пограничников, что отслеживала немецкую территорию на 400 км к «15 июня» скорее всего, просто не показывала еще концентрацию немецких войск готовых к нападению. Хотя судя по ответам командиров Москва, давая в середине июня директивы о приведении в повышенную б.г. также давала округам и дату возможного на тот момент нападения – 19-20 июня…)

 

Шапошников в июле-августе 1940 года ошибочно считал, что немцы будут бить главными силами больше по Прибалтике, но не по Бресту. И эта его «ошибка», перекочевав в новые «Соображения» также наложилась на авантюру ответного наступления из КОВО, южнее Бреста. И уже 22 июня военные Сталину также втирали, что по Бресту немцы особо не атакуют серьезными силами!

Однако не так все просто – разведка к июню 41-го докладывала о формировании отдельной группировке немцев против ЗапОВО, и другой дороги для них, кроме как бить «по Бресту», против которого на 5 июня уже «видели» до тысячи танков и САУ вермахта, особо и не было. В конце концов, никого в РУ ГШ за то, что те якобы проглядели группировку Гудериана, бьющую по Бресту – не расстреляли. И в реальности на Брест шла одна танковая группа немцев, а на Прибалтику, севернее Белостокского выступа – две танковые группы. Там просто других дорог и нет согласно «географии». То есть немцы свой главный удар действительно нанесли больше именно по Прибалтике, как «предсказывал» Шапошников, с последующим поворотом на Минск. Но и брестское направление было жуковым известно как «танкоопасное», и его должна была закрывать армия Коробкова. Однако, как раз там 4-я армия Коробкова была изначально ослаблена – например, в эту армию свою противотанковую бригаду для усиления, как в соседние армии всех округов – не дали. А три дивизии Бреста были даже не по 12 тысяч, а – по 10000 л/с. И хотя у Коробкова был свой мехкорус, который мог как бы исполнить функции «противотанкового средства» но уже благодаря б/у поручику его армия тупо спала до самого момента нападения, не выведенная из казарм с 18 июня.

398

 

«Заставлял» ли «тиран» военных считать удар по Украине главным?! Нет. Если бы это было так, то мы бы просто имели на этот счет документы. С его подписями – уж маршалы-мемуаристы постарались бы прикрыть себе одно место. И те же «Соображения» по «южному» варианту с ожиданием главного удара Германии по КОВО были бы «подписаны» и Сталиным и тем более наркомом и нГШ. И ими бы сегодня вовсю размахивали историки и тем более «официозные». Однако мы имеем только то, что опубликовала «малиновка» – по сути фальшивки (черновики) «Соображений от 11 марта» и прочие «записки» без подписей, в которых главные силы немцев якобы ожидаются против КОВО. А оригинальные и действительно рабочие документы предвоенного планирования Жукова-Тимошенко, как и их «южный» вариант, так и лежат в архивах.

Надеюсь теперь понятно, почему книгу Захарова «Генеральный штаб в предвоенные годы» при его жизни не издали, а книга «Накануне великих испытаний» за 1968 год имела гриф «секретно» до 1989 года? Понятно, почему вообще никто и никогда из официальных историков не разбирал подробно историю этих ДВУХ вариантов отражения агрессии все эти годы, даже если и «разбирали» «планы войны» СССР?! Которые трансформировались в итоге в еще два «плана войны» – наших военных. Понятно, почему майские КШИ до сих пор не известны публике?

 

В предыдущих книгах я уже не раз писал что Тимошенко и его начальники Генштаба «23 июня» и реализовали в итоге дурные идеи «а ля Тухачевский». Точнее Тимошенко-Мерецков смешали в кучу идеи Свечина и авантюрную дурость от Тухачевского. Который также был активным сторонником «превентивных» нападений. Но тут видимо придется подробнее показать (повторить) – что же у Тухачевского, коим так потом восторгался Жуков, они взяли и из-за чего в итоге и произошел разгром РККА летом 1941 года? Для этого придется немного глянуть, что писал Тухачевский в своем «Плане поражения» на следствии 1 июня 1937 года.

Суть «Плана поражения» у заговорщиков была, прежде всего, в том, что по мобпланам они планировали намного меньше сил в виде развертываемых на случай войны дивизий против ожидаемого количества дивизий возможно напавшего врага (в 1937 году – польско-немецкие войска), что неминуемо и должно было привести к поражению РККА и страны. Этого в принципе Тимошенко и его нГШ вроде не делали, хотя Павлов и показал на следствии что в раз-

399

говоре с Мерецковым (нГШ с сентября 40-го по январь 41-го), он узнал, что с мобпланом творятся «странные» вещи – планируются заведомо нереальные цифры. А сам мобплан в итоге вообще не был доведен до ума до 22 июня (или, скорее всего его исполнение срывалось), и с началом войны нам пришлось решать эти вопросы именно «импровизациями».

Однако Тухачевский использовал одну «гениальную» вещь – то, что и привело в итоге к разгрому РККА в июне 41-го, при реальном нападении немцев – это «армии вторжения» и «операции вторжения». Идеи «встречных наступлений» из опыта Первой мировой войны. И по замыслу уже Тухачевского армии наших приграничных округов должны ударить до того как враг нападет – провести «операции вторжения». И сделать они это должны и до того как враг (поляки или немцы – неважно в принципе) нападет, и до того как свои главные силы РККА будут готовы к войне. (Кстати говоря, это в итоге и организовали немцы своим «блицкригом» – удар «клиньями» по дивизиям РККА, которые не успевали выйти в районы сосредоточения и обороны и не были до конца отмобилизованы – готовы к войне).

 

«Если война вспыхнет неожиданно и поляки не будут иметь в своем распоряжении предмобилизационного периода, то действия наших армий вторжения будут носить еще более решительный характер, т.к. по польскому плану мобилизации призываемое в приграничных с нами районах население перебрасывается в тыл для укомплектования расположенных в этнографической Польше частей. Само собой понятно, что быстрые действия армии вторжения, поддержанные сильной авиацией, могут сорвать эти мобилизационные перевозки и поставят мобилизуемую польскую армию в очень тяжелое положение.

Далее, операции вторжения дезорганизуют аэродромную полосу приграничной полосы противника, заставляя его отнести развертывание своей авиации в глубину, сокращая тем самым радиус полезного воздействия его легкой авиации на наши железнодорожные перевозки, осуществляющие стратегическое сосредоточение.

Таким образом операции вторжения срывают сроки сосредоточения противника, если война началась без предмобилизационного периода, что наносит ощутимый удар по польской мобилизации; наконец, операцией вторжения наиболее надежно обеспечивают собственное стратегическое сосредоточение.»

 

Вот такой вот «непризнанный гений» военной науки – сочинитель «превентивных ударов», после которых СССР автоматом объ-

400

является агрессором со всеми вытекающими... А ведь на момент его сочинений, в 1937 году Польша имела союзника – Англию. Как мы знаем от таких «превентивных» ударов СССР (Сталин) отказался и готовился только к ответному удару. Но уже Тимошенко и Мерецков-Жуков попытались протащить идею превентивного удара в середине мая и умудрились скинуть округам новые ПП под это. А когда Сталин отверг этот «план» Жуков эти «операции вторжения» и пытался реализовать в июне 41-го – немедленное и уже ответное наступление силами целого округа с той же целью что и Тухачевский придумал, мол, операции вторжения, мощные фланговые удары, а не оборона «наиболее надежно обеспечивают собственное стратегическое сосредоточение».

Участник заговора 1937 года, командующий ЗапОВО И.Уборевич, видимо уже на следствии показал, что это может привести РККА к поражению – проведение операций вторжения силами запокругов, не имея в тылу готовых к войне Главных сил РККА, приведет к общему разгрому армии и страны в итоге с очень большой вероятностью. На что Тухачевский пытался возразить:

 

«Уборевич указывает на то, что вредительством являются операции вторжения, если они имеют разрыв во времени с окончанием сосредоточения главных сил. Это неправильное, ошибочное заключение. Операции вторжения именно потому и предпринимаются, что запаздывает стратегическое сосредоточение и его надо обеспечить заблаговременным вторжением. В зависимости от успехов сосредоточения на том или другом фронте части армий вторжения могут быть поддержаны соединениями из состава главных сил и смогут обеспечить этим последним более удобные рубежи развертывания. Однако же если такое удержание за собой территории противника армиям вторжения и не удастся, то их задачу следует считать выполненной, если они расстроят и оттеснят назад сосредоточение противника и тем самым обеспечат бесперебойность собственного стратегического сосредоточения.

Само собой понятно, что армии вторжения, выполняя свои операции, неизбежно понесут потери. Конница будет быстро таять от воздействия авиации и химии. Вообще конь трудно защитим от авиахимического нападения. Гужевые парки, обозы и пр. будут нести еще большие потери, чем конница. Механизированные соединения будут напряженно расходовать свои моторесурсы. Поэтому ответственейшей задачей фронтового и Главного Командования будет определе-

401

ние того предела использования армий вторжения, который диктуется как интересами окончания сосредоточения, так и состояния войск армии вторжения, т.е. их моральными и физическими силами и материальными ресурсами. Безусловно, неправильный пример использования успеха армии вторжения имел место на стратегической военной игре в январе месяце с. г., когда Белорусский фронт пачками вводил в наступление эшелоны главных сил до окончательного их сосредоточения только для того, чтобы развить частный успех армии вторжения.» (М.Н. Тухачевский. Как мы предали вождя. М. 2012 г., с. 120)

 

Один из восторженных поклонников Тухачевского и его идей, человек, писавший уже Жукову то планы немедленных ответных ударов то превентивных – маршал Василевский в своих мемуарах показывал, как и когда в головах непризнанных гениев, «невинных жертв сталинизма» забраживались эти «теории»:

«Мы готовились отразить возможную агрессию, бить захватчиков на их же территории, ответить быстрым контрударом, с использованием новейших достижений военной науки и боевой техники. Вот почему теория глубокой операции становилась все более актуальной.

Большую роль в дальнейшей разработке этой теории сыграли Штаб РККА, командующие родами войск и военными округами, начальники их штабов, работники УБП, начальники военных академий, видные теоретики и практики военного дела. Неослабное внимание ей уделяли замнаркома М.Н. Тухачевский, командующий Белорусским военным округом И.П. Уборевич, командующий Украинским военным округом И.Э. Якир, командующий Военно-Воздушными Силами Я.И. Алкснис.» (Василевский А.М. Дело всей жизни. — М., Политиздат, 1978. Гл. Там где бьется пульс армии. Есть в интернете.)

Т.е. идеи ответного немедленного удара-наступления, а если  получится то и удара первыми – вполне были в чести у подельников Тухачевского. Но если Тухачевский только теориями пробавлялся и умничал перед Уборевичем, что ничего страшного не случится если наступать без готовности своих главных сил, то Жуковы-василевские эту авантюру проверили на практике. И при этом у них хватило совести и ума продолжать восхищаться «гением» Тухачевского и в мемуарах. Ведь виновными они же назначили одного человека – Сталина. Который «не дал» им привести войска в боевую готовность и не дал провести мобилизацию с 11 июня…

402

 

Тухачевский проповедовал свои идеи по сути неподготовленного ответного удара-контрнаступления (или превентивного удара – не важно в данном случае) без готовых к войне главных сил армии в середине 1930-х, хотя еще в конце 20-х тот же военный теоретик В.К. Триандафиллов в своей работе «Характер операций современных армий» показал, что проведение неподготовленных контрнаступлений однозначно чревато неудачей минимум и погромом собственных войск в худшем варианте.

Смотрим, что писали в исследовании «1941 год — уроки и выводы» по этому вопросу, но применительно к «планам Жукова» по ответному удару из КОВО:

«Замысел, основанный на идее нанесения мощного контрудара, а не отражения агрессии путем ведения обороны, требовал точного учета сил и планов противника. Как признавал Г. К. Жуков, в плане не учитывался возможный объем и «характер самого удара» агрессора.

Предполагалось, что на минском направлении 63 дивизии приграничных округов, ведя активную оборону, могут противостоять удару главных сил противника. Данное предположение не учитывало реально складывавшейся обстановки, когда немецкие войска упреждали Красную Армию в стратегическом и оперативном развертывании.

Это особенно заметно, когда сравниваются перегруппировки и сосредоточение войск. Уступая противнику в пропускной способности железных и шоссейных дорог, советские войска на 5-й день мобилизации могли сосредоточить в планируемых районах только 17 стрелковых дивизий, на 10-е сутки — 24, на 20-е сутки — 46 и лишь на 35-е сутки — 75 дивизий. Таким образом, переход в общее наступление главных сил был возможен только на 35-е сутки. Даже при одновременном начале перегруппировок противник имел все возможности упредить советские войска в выдвижении и создании группировок сил и средств. Это позволяло ему захватить инициативу и создать предпосылки для успешных боевых действий в начальном периоде войны. В реально создавшейся обстановке вермахт завершил развертывание полностью, а советские войска его лишь начали.» (с.56)

 

 Как видите, «замысел, основанный на идее нанесения мощного контрудара, а не отражения агрессии путем ведения обороны, требовал точного учета сил и планов противника». Но как к чер-

403

тям можно планировать немедленный ответный удар, если наш «переход в общее» и реально не более чем вероятное наше «наступление главных сил был возможен только на 35-е сутки»?! Как можно закладывать в планы идею, что немцы уже воевавшие в Европе с танковых ударов, на СССР погонят вперед сначала пехоту с артиллерией, а танки бросят в бой спустя пару-тройку дней?! Как можно закладывать в планы ответные удары не готовыми к войне войсками?! Ведь тот же Рокоссовский и писал – его мехкорпусу ставились задачи как полноценному в тех «планах». А реально – у него вместо 1000 танков было около 300-т.

Что это – тупость и недомыслие планировщиков-стратегов нашего ГШ, Мерецкова и Жукова, или – предательство через сознательное и просчитанное подставление своей армии под разгром?! Они что – реально считали, что скрытое отмобилизование через «учебные сборы» в мае-июне способно равноценно заменить полноценную мобилизацию?! Серьезно считали, что приграничные дивизии, имевшие не более 10-12 тысяч личного состава вместо 14,5 тысяч, способны будут противостоять немецким имевшим полные штаты – под 17 тысяч?!

Тухачевский делал свои расчеты, на случай если войска противника еще не отмобилизованы, а свои к войне готовы. И в принципе, если армии запокругов уже имеют штаты, приближенные к штатам военного времени и развернуты в районах сосредоточения для войны, то некий «шанс на успех» вроде как есть. Но в реальности вермахт к маю 41-го был полностью отмобилизован, а войска наших приграничных округов – нет. Воевать могли («теоретически») приграничные дивизии и мехкорпуса «1-й линии», но гнать их в бой, не имея в тылу готовых воевать вторых эшелонов, могли только или неучи или – сознательные вредители.

А вот Тимошенко и его нГШ и пытались организовать эти самые «операции вторжения» в июне 41-го (ответное наступление «на Люблин») не до конца отмобилизованными силами КОВО против вермахта, который полностью готов к войне. Не обращая внимания ни на подготовку обороны, ни на то, что главные силы РККА к «23 июня» ну никак не успевали бы закончить выдвижение в районы сосредоточения в западные округа. А ведь армии внутренних округов и шли в западные округа с мая месяца не до конца отмобилизованными. Хотя некоторые и везли с собой все имущество, и даже приписных из своих округов.

404

Похоже, что упор в расчетах был сделан на часть ударных мехкорпусов («первого эшелона»), укомплектованных танками и личным составом практически полностью, что были в каждом округе и могли теоретически нанести некие поражения немцам. Которые по директивам ГШ после 14 июня и приводились в боевую готовность и выводились в «Районы сбора». Должны были выводиться! В конце концов, в одном нашем мехкорпусе полного состава было почти столько же танков, сколько в танковой группе немцев – около тысячи.

Похоже, нарком и нГШ очень «мудро» рассудили, что пока КОВО своими мехкорпусами Власова да Фекленко с Рябышевым (а это около 2300 танков из которых несколько сотен – Т-34 и КВ, и в КОВО есть еще мехкорпуса) доблестно отрезает до «100 немецких дивизий», прет «на Люблин» и отсекает вермахт (Германию) от Балкан, то и Главные силы РККА закончат сосредоточение, а немцы испугаются и остановятся в Белоруссии и Прибалтике. Ведь им помогут и два мк ПрибОВО – 12-й и 3-й. Которые попрут «на Сувалки». А в ЗапОВО в этом участвовать будет 6-й мк Хацкилевича. И именно это и пытались Тимошенко и Жуков сказать Сталину вечером 21 июня, когда по воспоминаниям Буденного они пытались заявить, что быстренько разобьют врага на его же территории, на что «тиран» ответил – «это несерьезно».

Также в «плане поражения» Тухачевского для разгрома РККА предусматривалось – свои главные силы собирать не против возможных ударов врага, его главных сил, а в других местах! Т.е. давать немцам возможность прорывать нашу оборону на большую глубину там, где нет наших больших сил. Что в итоге и вышло уже у Тимошенко и Жукова в реальности. Сделали ли они это специально? Думаю, все же нет. Как сказал кто-то умный (до Наполеона, кажется Талейран): «Это не преступление, это хуже – это ошибка» (типа – «хотели как лучше, а получилось как всегда» – и через одно место, в итоге).

Тот же Тимошенко перед войной, видимо от большого ума копируя немецкую систему званий в ВВС, перевел летчиков имевших офицерские звания в сержанты и загнал их в казармы, а потом «сокращал» техперсонал в авиаполках из-за чего в начале войны летчикам самим приходилось готовить свои самолеты между вылетами. Т.е. не шибко умен был наш нарком… А вот некие «умные советнички» у него и Жукова точно были.

405

 

Этот «южный» вариант отражения агрессии военные проверили на картах в январе 41-го в ГШ на КШИ, и на них было вполне видно, что эти «планы войны» – минимум авантюра. На них немцы ударили главными силами севернее Полесья. А из КОВО в котором были наши главные силы под командованием Жукова, был нанесен встречный удар 75-ю дивизиями (всего по игре у Жукова на Украине была 101 дивизия) по противнику который попытался атаковать «Львовский выступ» силами до 39 дивизий. И этот ответный удар Жукова производился буквально на следующий день после нападения врага – «западные» напали 2 августа, а уже 8 августа Жуков собирался быть под Краковом. (М.В. Захаров, указанное сочинение, с.201-202, 369-372, 381-384).

Немцы смяли войска в Белоруссии, стали угрожать Жукову и для снятия этой угрозы у «восточных» появились «вдруг, откуда не возьмись» 18 виртуальных дивизий с парой тысяч танков («6 стрелковых дивизий, 2 кавалерийских и 2 механизированных корпуса»). Эти дивизии «резерва» остановили и лихо разгромили «западных» угрожавших Жукову с севера, и Жуков победно попер «на Будапешт». Ну, а став после этих КШИ начальником Генштаба Жуков и начал реализовывать этот дурной «южный» вариант отражения агрессии-нападения…

А ведь варианты, проигранные на этих КШИ, показали что они – провальные и именно для нас. На первой Павлов сначала надрал задницу Жукову игравшего за «западных» севернее полесья, когда ударил из ЗапОВО по неосновным силам «восточных», Жукова. Но потом Жуков получив резервы, вроде как остановил войска Павлова и, не дожидаясь этого погрома ЗапОВО, игру прекратили. А на второй Жуков победил всех, потому что его тылы и фланги с севера прикрыли высосанными их пальца «резервами» в помощь ЗапОВО. Т.е. без этих «резервов» нам также грозил погром и катастрофа, и это видно было на этих КШИ!

 

Но! Давал ли Сталин добро на проведение в январе КШИ отличающиеся от того что он утвердил как основные «южный» и «северный» варианты осенью 40-го? Ведь он же 12-13 января подвел по ним некие итоги и давал какие-то указания военным, которые, по словам Еременко их не учли. Конечно, давал.

Тут надо понимать одну вещь. В ГШ КШИ действительно как раз и не проводятся по утвержденным «планам». КШИ – это проверка именно отличающихся от утвержденных планов, вариантов на случай

406

 войны. И Сталин однозначно мог дать добро военным в январе проверить их предложение: ударить в ответ нашими главными силами по неосновным силам противника – или севернее Полесья или южнее, из Украины. Вторые игры показали, что даже притом, что в Белоруссии местность позволяет держать оборону вполне успешно – болота, леса и прочие естественные преграды для наступающих немцев – без резерва Павлову не удержать врага. По расчетам Павлову понадобится минимум 18 дивизий и пара тысяч танков в тылах и эти дивизии в принципе для него стали готовить. Однако из-за того что в первые же дни войска Павлова немцев не удержали, то и резервы ему не помогли – эти резервы были биты по частям в момент выхода на помощь Павлову.

В мае в ГШ играются последние КШИ – по отработке действий авиации приграничных округов в случае нападения Германии. Первоначально их хотели провести уже в феврале 41-го, и даже в январе, сразу после январских «общих» КШИ, но вроде как ввиду неготовности ГУ ВВС к ее проведению, их перенесли на май.

КШИ были для ВВС, но начинались они с вводной – враг напал 20 мая и главными силами по Украине – около 70 дивизий против КОВО, около 32 дивизий против ПрибОВО и около 29 дивизий по ЗапОВО. При этом в КОВО у нас 104 дивизии. Но кроме немцев там же еще и армии венгров и румын имеются – под полсотни минимум к 70-ти немецким! Т.е, «война» началась по одобренному Сталиным варианту – против главных сил противника выставляются наши главные силы. По «южному» варианту.

Но! Никакого нашего немедленного удара не готовится и не играется на этих КШИ – враг вклинивается на нашу территорию и только спустя некоторое время следуют наши ответные действия. Как и положено и прописано в планах одобренных Сталиным, т.е. в отличии от КШИ января эти – играются честно. Точнее ближе к реальности, хотя нам задача усложняется – немецкие ВВС в разы завышены, что для КШИ как раз нормально. И противник достигает своих успехов при том, что мы узнаем от разведки о дате нападения за пару недель и с 5 мая уже выводим в районы сосредоточения по ПП войска западных округов и подтягиваем резервы ГК в эти округа. Т.е. эти КШИ были однозначно более реальными, и на них нам однозначно не грозил погром. Ведь эти игрались по нормальной схеме – враг выставил свои главные силы там то и мы ставим против его главных сил свои главные.

407

И проведя предварительные мероприятия с приведением войск в боевую готовность с выводом их по ПП, с приведением в боевую готовность заранее авиации, мы вполне можем выстоять. Ведь врага встретят приграничные дивизии приведенные в б.г. заранее, находящиеся в практически повышенной «степени» б.г. с весны 41-го. И выведенные на свои рубежи обороны заранее, заняв оборону, а не прущие лихо «на Люблин», они и дадут время, эти самые пару недель, на отмобилизование и развертывание вторых эшелонов округов и главных сил армии. А ведь при этом немцам завысили количество их ВВС в разы от реальности.

После этих КШИ и состоялось то «странное» совещание у Сталина военных 24 мая. На котором и подводились итоги этих КШИ (подробно это показал М.Солонин в Военно-Промышленном курьере № 7 (424) за 22 февраля 2012 года). Однако реально – к 22 июня начали реализовывать другой южный вариант – точно зная заранее и дату нападения и место его главных сил – по ПрибОВО-ЗапОВО, вместо обороны все же удумали готовить свой ответный и немедленный удар в другом месте – в КОВО. И хотя предварительные мероприятия по ПП и были санкционированы в этом случае – получили погром.

В общем – что напланировали то и получили… Жуков готовил ответные немедленные удары из белостокского и львовского выступов, при ослабленных и растянутых («а ля Тухачевский») на границе дивизиях, и получил погром РККА.

 

К сожалению «коротко» показать «итоги» по предвоенным планам не получилось, но без этого понять, что дальше произошло в принципе невозможно. Ведь только разобравшись с тем, что там сочиняли и претворяли в жизнь наши стратеги в Генштабе и можно понять причины трагедии 22 июня.

Ведь если вы в свои планы отражения агрессии сразу заложите проигрышные (или авантюрные – не важно) варианты ваших ответных действий, с заранее невыполнимыми или проигрышными решениями, то вы однозначно получаете погром своих войск. Если вы противника выставляете идиотами на своих КШИ и на учениях в округах, а себе придумываете виртуальные «резервы» в виде несуществующих армий, если фантазируете, что противник будет действовать, ТАК как ВАМ хочется, а не так как МОЖЕТ ОН поступать – то жди беды. А уж делаете вы это по безграмотной дурости своей, или из предательских побуждений – не важно.

408

Но ведь не просто так Гитлер и его окружение почему-то надеялись именно на свержение Сталина, которое будет реакцией «возмущенного народа» на провальное начало войны. В конце концов, не просто же так Клейст утверждал после войны именно что – «Надежды на победу, в основном, опирались  на мнение, что вторжение вызовет политический переворот в России…. Очень большие надежды возлагались на то, что Сталин будет свергнут собственным народом, если потерпит на фронте тяжелое поражение. Эту веру лелеяли политические советники фюрера».

И, похоже, что организовать эти поражения в начале войны и должны были наши дурные «планы войны» в ГШ, по которым и начали воевать жуковы 23 июня…

Но – новые Планы прикрытия отработали только на уровне штабов округов, и может быть некоторых армий. А вот в корпусах и дивизиях, о новых ПП, толком никто ничего не знал.

Эти слова маршала Рокоссовского были вырезаны цензурой при издании его мемуаров. Касаются они прежде всего того что там требовалось от округов по их новым майским  ПП. И как эти новые ПП не доводили до комкоров:

«Довольно внимательно изучая характер действий немецких войск в операциях в Польше и во Франции, я не мог разобраться, каков план действий наших войск в данной обстановке на случай нападения немцев.

Судя по сосредоточению нашей авиации на передовых аэродромах и расположению складов центрального значения в прифронтовой полосе, это походило на подготовку прыжка вперед, а расположение войск и мероприятия, проводимые в войсках, этому не соответствовали.

Даже тогда, когда немцы приступили к сосредоточению своих войск вблизи нашей границы, перебрасывая их с запада, о чем не могли не знать Генеральный штаб и командование КОВО, никаких изменений у нас не произошло. Атмосфера непонятной успокоенности продолжала господствовать в войсках округа…

Стало известно о том, что штаб КОВО начал передислокацию из Киева в Тернополь. Чем это было вызвано, никто нас не информировал. Вообще, должен еще раз повторить, царило какое-то затишье и никакой информации не поступало сверху. Наша печать и радио передавали тоже только успокаивающие сообщения.

409

Во всяком случае, если какой-то план и имелся, то он явно не соответствовал сложившейся к началу войны обстановке, что и повлекло за собой тяжелое поражение наших войск в начальный период войны. …» (Солдатский долг. ВИЖ № 4 1989 г. с. 54)

 

«Резуны» на этих словах маршала строят «гипотезы» что типа СССР готовился нападать первым, но это ерунда, хотя и почти «правда». На самом деле все проще – КОВО готовили в нашем ГШ к немедленному ответному удару (хотя при случае, если тиран позволит – можно и превентивно врезать там же). Но до уровня комкоров округов эти грандиозные планы не доводились. Что и пыталось выяснить первым вопросов расследование Покровского – «Был ли доведен до войск в части, их касающейся, план обороны государственной границы; когда и что было сделано командованием и штабами по обеспечению выполнения этого плана?». А заодно этим вопросом могли выяснить и другое – насколько «планы обороны» в округах вообще соответствовали рабочим планам ГШ?

Ведь наши последние, майские планы прикрытия действительно не были «планами обороны» как таковые, на самом деле, как предыдущие ПП. И они действительно не соответствовали тем рабочим планам Генштаба, которые одобрял и «утверждал» Сталин. Это были – планы прикрытия «первых операций». А первые операции по Жукову: это наше наступление – в ответ и немедленно, или «превентивно» – в принципе и не важно (с «технической» точки зрения – подготовка, что там что там – в принципе одинакова). И эти ПП действительно не были рассчитаны на массированное наступление немцев. Они – писались под идиотские фантазии ГШ-Жукова, что противник не попрет сразу и всеми силами как он делал до этого в Польше той же, а будет на границе колупаться. Как видимо во Франции, когда война была «объявлена» и заявлена, однако немцы не наступали месяцами – с сентября 39-го по май 40-го. И даже если и ударит Гитлер мощными силами по Прибалтике-Белоруссии – то в КОВО он позволит Жукову начать наше грандиозное ответное наступление.

 

 Именно в предвоенном планировании и надо искать причины нашего поражения в июне 41-го. Так что разговор о нем наиболее важен и для лучшего понимания стоит изучать даже «романы» об этом…

Наиболее мощной и правдивой книгой о трагедии 22 июня является книга И. Стаднюка «Война». Которая и сегодня не устарела в принципе. Но книгу Стаднюка лучше всего читать, изучив сначала отдельно «независимые источники» по этой теме.

410

По этой книге в конце 1980-х годов был создан кинофильм – «Война на западном направлении», в котором «сценаристы» Володарские книгу Стаднюка изоврали, гаденько испачкали Сталина, Берию, Мехлиса, Ворошилова и прочих личностей нашей истории, но выкинули все, что было действительно важно у Стаднюка.

Так вот, если мы понимаем, что творилось с предвоенным планированием, то становится гораздо проще понять, что попытался показать И.Стаднюк своей книгой. Ведь книга Стаднюка это не просто «роман». Стаднюк писал его по документам и явно при помощи грамотных консультантов из Генштаба. Которым вранье о начале войны, о Сталине – в «воспоминаниях» Жукова (а точнее в редактуре ЦК КПСС) не нравилось…

Данная книга вполне доступна в интернете – почитайте – не пожалеете…

 

Но возвращаемся к тому, что делалось в непосредственно предвоенные дни в округах. Сделаем своего рода некую краткую «хронологию» событий по известным фактам. Подобная хронология уже показывалась в исследовании «Защита Сталина. …» (М.2015 г.), но здесь мы ее рассмотрим максимально подробно и полно …

 

Исходя из того, что на сегодня известно по мероприятиям, проводимым в мае-июне в СССР по подготовке к войне с гитлеровской Германией видно, что подготовка велась достаточно большая. О выводе войск внутренних округов в помощь западным округам известно давно и много. И в этом плане именно Жукову в том числе все это можно ставить в заслугу – в плане подготовке к войне он лично сделал как начГШ все возможное в его силах и компетенции! Хотят реально, он готовился к немедленному ответному удару, а лучше – к нападению первыми, превентивному удару.

Можно только добавить – перед отправкой этих войск на местах некоторые армии доотмобилизовывались, поднимали все свои запасы боеприпасов и ГСМ и отправлялись на запад в полной боевой готовности. Но некоторые армии планировали отмобилизовывать на месте. Если они прибывали до 21 июня, то на месте они дополучали в местных РВК и приписных и те же автомашины из местных автопредприятий, если требовалось. И тем более это делалось уже после 22 июня.

В начале июня, в связи с усилением группировки немецких войск по ту сторону границы Военные Советы западных округов стали отправлять запросы в НКО и ГШ с предложениями-просьбами на

411

вывод войск 2-го эшелона и резервов округов ближе к границе по Планам прикрытия.

ВС ОдВО отправил такой запрос еще 6 июня – в связи с ожиданием нападения Румынии и немецких войск на границе ОдВО на 12 июня.

ВС ЗапОВО отправил свой запрос – 8 июня.

ВС КОВО 9 июня тоже провел свое совещание и 11 июня дал запрос на вывод и попытался начать поднимать и приграничные дивизии с последующим выводом их на их рубежи обороны, в предполье. 11 июня в том же КОВО издали директиву для приграничных дивизий о проведении мероприятий «В целях сокращения сроков боеготовности частей прикрытия и отрядов, выделяемых для поддержки погранвойск», в которой предписывалось провести мероприятия которые позволили бы в случае получения сигнала тревоги быстро привести войска в б.г. и занять рубежи обороны.

По ПрибОВО – такой запрос пока неизвестен.

Т.е. как только на той стороне началась концентрация войск и тем более от разведки поступила дата возможного нападения – угроза войны, как тут же последовала ответная реакция – Военные Советы округов («республик») сами слали запросы в НКО и ГШ на вывод войск по Планам прикрытия, наши войска приводились в боевую готовность и выдвигались в свои районы сосредоточения по ПП.

 

Однако поступившие в округа директивы-разрешения ГШ от 11-12 июня указывали – начать вывод войск только 2-го эшелона и резервов. Приграничным же дивизиям указали ждать «особый приказ наркома» на их выход в районы сосредоточения и тем более на занятие рубежей на самой границе. При этом мехкорпуса, как соединения не участвующие непосредственно в отражении первых ударов немцев по отдельной директиве Москвы от 14 июня должны были приводиться в боевую готовность в местах постоянной дислокации, т.е. в «районах сбора» по ПП.

 

ОдВО получил разрешение уже 6 июня по телефону от Г.К. Жукова, и потом в Одессу пришла телеграмма, подтверждающая этот вывод «глубинных» дивизий (телеграмма пока не опубликована, но ее наличие подтверждают «архивные копатели») – без таких разрешений-директив войска в районы по Плану прикрытия не поведет никто. После этого в ночь на 8 июня дивизии ОдВО и начали выводиться.

412

ЗапОВО получил также устное разрешение числа 9-10 июня, в 7.00 11 июня первые дивизии 2-го эшелона округа начали выводиться и 11 июня для Минска подписали и отправили саму директиву НКО и ГШ на вывод «глубинных» дивизий округа в «районы предусмотренные планом прикрытия».

КОВО директиву на вывод всех войск 2-го эшелона Киеву подписали 12 июня. Однако если Минску и Риге указали выводить войска строго по новому ПП, который в округе должны были отработать к концу мая, то Киеву указали выводить войска по некой карте. В которой районы сосредоточения были несколько ближе к границе, чем в ПП отработанном штабом КОВО ко 2 июня. Как мы уже выяснили – для подготовки ответного удара – немедленного. Скорее всего эта карта соответствует Планам прикрытия которые КОВО отрабатывал еще к 1 мая.

ВС ПрибОВО возможно также отправлял свой запрос и им директиву на вывод «глубинных дивизий» подписали также 12 июня. А возможно они запрос и не отправляли – 11 июня Ф. Кузнецов вместе с ЧВС ПрибОВО лично были у Сталина: «5. Тимошенко 21.55 –22.55 6. Жуков 21.55 –22.55 7. Кузнецов 21.55 –22.55. 8. Диброва 21.55 –22.55». Т.е. возможно по ПрибОВО решение на вывод 2-го эшелона было принято на этом совещании – возможно этот «запрос» ВС округа Кузнецов и Диброва просто привезли с собой в Москву сами.

Этими директива от 8-11-12 июня от округов требовалось выводить в районы сосредоточения по ПП (или некой карте как для КОВО) стрелковые дивизии округов и резервы – 2-е эшелоны.

Кстати. Есть мнение, что в ПрибОВО началось приведение армий округа в боевую готовность по отдельному указанию Сталина после того как комокругом Ф.Кузнецов вместе с комиссаром ПрибОВО Диброва побывали у «тирана» 11 июня в Кремле. А вот другим округам, по мнению исследователя С. Чекунова, Сталин таких указаний вроде как не дал.

«Такое имело место только в ПрибОВО, поскольку о частичном приведении ПрибОВО в боевую готовность (включая и некоторые приграничные дивизии) было решено лично Сталиным на совещании с командующим округом генералом Кузнецовым и членом ВС Диброва, состоявшемся 11 июня. Введена б.г. в ряде войсковых частей ПрибОВО была из-за угрозы контрреволюционных выступлений пятой колонны прибалтов, возможности провокаций на границе и предстоящим

413

арестом пособников Гитлера. Т.е. эти мероприятия НАПРЯМУЮ не были связаны с предполагаемой датой нападения Германии на СССР!!! Чего Вы никак не желаете понять». (исследователь Ю. Житорчук)

На вопрос – «У вас есть доки и факты или опять мне свое «имхо» втюхивать станете???», и «ФАКТЫ давайте и точные данные – кто сказал, что Сталин что-то указал делать ПрибОВО», ответ был таким – «Да мало ли что еще не рассекречено?».

Точно также считает и исследователь ПрибОВО С. Булдыгин – приведение в б.г. этого округа было связано с намеченными на те же дни чистками в национальных дивизия Прибалтики. А видимо некое, не особо ожидаемое  нападение Германии – не более чем второстепенная причина.

Но, увы, ПрибОВО приводили армии в б.г. именно в связи с угрозой нападения – еще на 19-20 июня. И под наш будущий ответный удар из КОВО и ПрибОВО. Главные силы немцев ожидали по Прибалтике, что было тоже верно в принципе и поэтому его раньше стали приводить в боевую готовность. Но в эти же дни приводились в б.г. и остальные округа. И именно это и было главной причиной этого приведения в боевую готовность ВСЕХ округов. Должны были приводиться, по словам самого Жукова в черновиках его «Воспоминаний».

А чистки в нацчастях в Прибалтике наметили в связи с выявленной угрозой мятежа в этих частях, который офицеры этих дивизий приурочивали к нападению Германии. О котором открыто проповедовали даже ксендзы в костелах в Прибалтике…

 

По ПрибОВО есть такой приказ:

«Указание о рекогносцировке рубежей обороны 11А

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

Экз. №2 11 июня 1941 г.

№ 00210

КОМАНДУЮЩЕМУ 11 А.

Карта 500.000.

 

В целях тщательного изучения и оценки рубежей и объектов местности могущих быть использованными в качестве оборонительных рубежей и противо-танковых районов,

КОМАНДУЮЩИЙ ВОЙСКАМИ ОКРУГА ПРИКАЗАЛ:

В период с 20.6 по 1.7 провести рекогносцировку рубежей и районов:

414

1. Лесной массив зап. и ю.з. КАУНАС с озерно-болотистым участком, что ю.в.; уточнить передний край и районы ПТР №8-13 (см. приложенную карту);

2. Рубеж р.ВИЛИЯ от ИОНАВА до СКЕРЕЙ и далее – СЕМЕЛИШКИС, ЛЕЙПУНЫ, ОРАНЫ, ДРУСКЕНИКИ и от ст. ОЛЬКЕНИКИ до ЕЙШИШКИ;

3. Рубеж ВИЛЬНО, РУДНИКИ, ст. ВЕНЯКОНЕ, ПИРОГАНЬЦЕ.

ЗАДАЧИ:

а/ определить потребность сил, средств и времени для превращения Козловорудского лесного массива и озерно-болотистого рубежа, что ю.в. – танконедоступным;

б/ изучить и дать оценку указанных выше рубежей и крепости КАУНАС с точки зрения использования их для организации обороны;

в/ в направлении ВИЛЬНО установить танкодоступные направления и естественные участки, не позволяющие или затрудняющие применение танков;

г/ определить потребность сил, средств и времени для оборудования рубежей в целях обороны;

д/ установить условия расположения войск с точки зрения маскировки и ПВО.

 К проведению рекогносцировок привлечь ответственных, достаточно подготовленных командиров (начальников штабов армий и корпуса, начальники отделов и служб армейского и корпусного управлений).

Результаты рекогносцировок, утвержденные Военным Советом армии к 5.7.41г. представить по каждому рубежу и ПТР (схемы, расчеты) Военному Совету округа (через Наштаокра).

ПРИЛОЖЕНИЕ: Карта с указанием  рубежей и ПТР.

п.п. НАЧАЛЬНИК ШТАБА ОКРУГА

ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ  (п.КЛЕНОВ)

п.п ЗАМ. НАЧ. ОПЕРАТИВНОГО ОТДЕЛА

ПОЛКОВНИК   (с.КИНОСЯН)

Верно:   Зав. делопроизводством т/инт. 2 р. (подпись)

Отпечатано два экз.

экз. № 1 – адресату.

экз. № 2 – в дело.

11.6.41 года, печатала Боруздина. Исп. полковник Киносян» (ЦАМО, Ф.140, оп. 13000, д. 2, с. 158)

415

По этому приказу, кстати, видно – к какой войне готовились в СССР. Ведь это – «Указание о рекогносцировке рубежей обороны». Т.е. – Германии отдается право «первого выстрела»…

 

11 июня у Сталина был командующий ПриОВО Кузнецов, где Кузнецов действительно мог получить указания по приведению в б.г. войск округа, и в этот же день к Тимошенко, в Москву вызывался и командующий ЗапОВО Павлов (этот факт нашел М.Солонин). Запрос от КОВО пришел в НКО и ГШ 11 июня, и возможно Кирпаноса в Москве в эти дни не было…

11-12 июня Тимошенко и Жуков обратились к Сталину с предложением обратиться к Гитлеру и правительству Германии с целью допустить нашу Комиссию для проверки-инспекции их приграничной полосы – на предмет отсутствия угрозы нападения Германии на СССР. Сталин им в этом отказал, сказав, что Гитлер все равно не даст разрешение на проверку их войск на границе, время будет упущено попусту на эту возню с комиссией, и поэтому проще сделать по-другому (об этой комиссии писал сам … Жуков, в черновиках своих мемуаров – опубликованы в «малиновке»).

13 и 14 июня выходит «Сообщение ТАСС», Советского Правительства, в котором Гитлер-Германия зондируются на предмет желания напасть на СССР. В сообщении как  в дипломатии СССР «уверен» что Германия также не желает войны, как распространяет слухи коварная Англия, как и СССР и нападать (в ближайшее время) не собирается. Этим Сообщением-провокацией Гитлер выставлялся в случае его нападения агрессором по любому! Если он ответит что нападать, конечно же, не собирается и это все гадкие происки Англии, то напав спустя неделю, как и доносит активно наша разведка в эти дни, он однозначно выставляет себя агрессором. А если и не ответит, то напав, все равно – он агрессор..

После того как стало ясно что Гитлер на «Сообщение ТАСС» отвечать не намерен, директивы для КОВО и ПрибОВО подписанные 12 июня отправили в Ригу и Киев 14 июня вечером. И 15-16 июня первые дивизии этих округов также получили свои приказы на вывод в районы сосредоточения. В этих директивах НКО и ГШ от 11-12 июня было ограничение – приграничные дивизии не поднимать «до особого приказа наркома», однако по этим директивам начали выводить к границе и отдельные приграничные дивизии, расположенные на зимних квартирах далеко от границы.

416

Данные директивы требовали («по определению») от командования западных округов приводить в боевую готовность повышенная (по современным меркам – а тогда сразу полная) выводимые «глубинные» дивизии. Для этого от командования требовалось отменять плановые занятия, работы, стрельбы и прочие мероприятия, и отправлять приведенные в б. г. дивизии в полном составе в районы сосредоточения по ПП, или как минимум в «Районы сбора». И в том же ЛенВО, который в эти же дни получал аналогичные директивы, все эти мероприятия выполнялись четко и грамотно.

О том, что этот вывод войск должен был сопровождаться приведением дивизий в боевую готовность и писал сам Г.К. Жуков в черновиках своих «Воспоминаний и размышлений», которые в сами мемуары не попали. Данные слова маршала мы не раз уже и «цитировали» и «пересказывали», но стоит их еще раз привести:

«Проводились ли Наркоматом обороны и Генштабом мероприятия по повышению общей боевой готовности вооруженных сил? Да, проводились, но как теперь мы понимаем, явно недостаточно.

Что было сделано. Весной и в начале лета 1941 года была проведена частичная мобилизация приписного состава с целью доукомплектования войск приграничных военных округов. <…>

Командующим приграничных военных округов было приказано вывести войска округов - назначенных в состав войск прикрытия, ближе к государственной границе и тем рубежам, которые они должны были занять при чрезвычайном обстоятельстве, по особому распоряжению. При этом передовые части было приказано выдвинуть в зону пограничных частей. Проводились и другие не менее важные мероприятия. Все это обязывало командующих округами и армиями повысить боевую готовность». («№ 655. Из неопубликованных воспоминаний маршала Советского союза  Г.К. Жукова [не позднее 1965 г.] РГВА. Ф.41107. Оп. 1. Д.48. Лл. 1-58. Рукопись, автограф. Сохранены стиль и орфография документа». Источник – «1941. Документы», М. 1998г.)

 

Как видите, Жуков проводимые в мае-июне «учебные сборы» назвал именно «частичной мобилизацией», а «войска прикрытия» – приграничные дивизии перед нападением Германии и выводились именно в «приграничную зону» – куда они и должны были выйти – к «рубежам, которые они должны были занять при чрезвычайном обстоятельстве, по особому распоряжению»!

417

Хотя как уверяет исследователь С.Чекунов к этим директивам (по выводу войск) были некие «разъяснения», на самом деле они не могли и не должны были отменить главного в той ситуации – приведение в б.г., что подразумевает прекращение всяких занятий, работ, учений и полигонов… Однако если эти «ограничения» снижали боеготовность выводимых по ПП войск то это уже прямая измена со стороны наркома обороны…

 

Не совсем вроде понятно – Гитлер подписывает свой приказ о нападении на СССР 22 июня только 10 июня, а Сталин дает разрешение (хоть и по запросам округов) начинать вывод войск уже с 8, 11 июня. Но ответ прост. Уже к 10 июня дата нападения «22 июня» в принципе была «известна» как озвученная Гитлером еще в апреле-мае после его расширенных совещаний, на которых он дату и озвучивал. Т.е. дата 22 июня как дата возможного нападения Гитлером была «утверждена» еще в марте-апреле 41-го. 10 июня он ее утверждает окончательно, а 19 июня подтверждает отдачей приказа о нападении. Таким образом чушь некоторых «историков» что Гитлер до 19 июня сам не знал даты нападения – не более чем именно чушь. 22 июня как дата нападения определена была им месяца за два примерно – после того как война Муссолини в Югославии сорвала нападение Гитлера на 15 мая. А 19 июня Гитлер дату нападения – не более чем подтвердил окончательно.

И чтобы не опоздать, «на всякий случай», Сталиным и было решено начать выводить наши войска раньше. Как это репетировали на майских КШИ. Тем более что немецкие войска все активнее концентрировались на той стороне, и разведка о них докладывала исправно. Это кстати и предусматривалось предвоенными планами – к моменту возможного нападения врага РККА должна быть в максимально боеготовом состоянии. Иначе наши ПП – могут не сработать как надо. И разведка в этом и должна была сыграть важнейшую роль – своевременно доложить о планах немцев и о возможных датах нападения.

Как работала разведка – показал историк А.Б.Мартиросян:

«6 июня 1941 г. глава британской политической (дипломатической) разведки Реджинальд Липер пригласил У. Донована в Британский центр расшифровки германских военных сообщений в Блетчли, где и заявил ему: «...премьер-министр поручил мне раскрыть вам тайну, известную г-ну Черчиллю и начальникам штабов вот уже несколько недель. Он разрешил мне сказать вам, и только вам,

418

с тем, чтобы мы могли скоординировать наши планы, — Гитлер нападет на Советскую Россию. Вторжение ожидается в середине июня, вероятно, 22 июня, через две недели и два дня». (Stevenson W. A Man called Intrepid. The Secret War the Authentic Account of the most decisive intelligence operations of World War II — and the superspy who controlled them. N.Y., 1977. P. XVI, XVIII, XXIII. Цит. по: Яковлев Н.Н. ЦРУ против СССР. М., 1983. С. 327.)

<…>

6 июня 1941 г. в Вашингтон поступила шифровка из американского посольства в Берлине. В это срочной телеграмме первый секретарь посольства Дональд Хит с прямой ссылкой на бывшего главного банкира Третьего рейха Ялмара Шахта (В 1940-41 гг. Я.Шахт поддерживал конфиденциальную связь с указанным дипломатом США) сообщил, что, по данным Я. Шахта от 6 июня 1941 г., «Гитлер решил 20 июня или около того напасть на Россию...».  Когда же обе шифровки – то есть от У. Донована из Лондона и от Д. Хита из Берлина - сошлись в Вашингтоне, получилось едва ли не абсолютное очередное подтверждение даты нападения.» (А.Б. Мартиросян. 22 июня. Блицкриг предательства. От истока до кануна., М. 2012 г., с. 594-595)

В Администрации США работала агентура, курировавшаяся нашими резидентами И.Ахмеровым и В. Павловым. А сведения из английской разведки Сталину поставляли К.Филби и его «кембриджская пятерка». Так что дата нападения, которую уже в начале июня знали в Англии и США, также стала известна и Сталину. Поэтому когда ВС приграничных округов на основании своих разведданных о концентрации немецких войск и тем более о возможном нападении слали запросы в Москву на вывод войск округов по планам прикрытия, то Москва такое разрешение и дала. И как показывает исследователь архивов С.Чекунов, примерно 9 июня в Кремле «прозрели и осознали» реальность угрозы нападения Германии на 22 июня – «По моим данным вечером 9 июня. Вот почему прозрели именно девятого - непонятно»…

 

Также в эти же дни в западных округах и проводилось доотмобилизование своих дивизий не только приграничных, но и вторых эшелонов, доведение их до штатов приближенным к штатам военного времени. За счет местных приписников, за счет даже бывших солдат польской армии из числа украинцев и белорусов бывших «польских» территорий, или «бесарабцев». Делалось это через «учебные сборы», по которым призвали и ввели в дивизии всей РККА около 800 тысяч приписных (именно в дивизии вводили приписных, в роты).

419

11 июня был отдан приказ НКО о переходе на новые штаты военного времени для стрелковых дивизий (04/400-16). 12 июня 1941 года ГШ отправил в тот же  ПрибОВО «директиву № орг/1/523864 о внесении изменений в схему развертывания, в связи с переходом на новые штаты военного времени. Вводились они с 15 июня.» (С.Булдыгин) И судя по всему, она требовала переходить с 12 июня на новые штаты, т.е. – то в течении пары дней надо было доукомплектовывать эти дивизии – до 14 тысяч. Ведь приграничные дивизии, доведенные благодаря Жукову (?) «до штатов приближенных к штатам военного времени» с февраля еще, в принципе не зависели уже от «сборов» и требовали не отмобилизования и развертывания, а не более чем именно доукомплектования. И ответы комдивов показывают (особенно по ОдВО) – их примерно 11-12 июня и перевели – в штаты военного времени. Они при этом имели те же самые 10-12 тысяч по л/с, в наличии по факту, но этот переход в штат военного времени позволял развернуть все службы дивизии! И пока боевые части дивизии будут воевать, остальные подразделения – получат приписных из района дислокации в пару дней вполне. (Чуть ниже мы про «мобилизацию» еще немного поговорим – ведь этот вопрос очень важный…)

 

После 14 июня, для отдельных мехкорпусов западных округов были свои директива о выводе их по ПП с приведением в полную б.г.. И c 16 июня в ПрибОВО были подняты по тревоге, приведены в полную б.г. и выведены в «районы сбора» и сосредоточения два мехкорпуса округа – 3-й и 12-й. 18-20 июня в ОдВО – подняли свой 2-й мк, в КОВО подняли два мехкорпуса из 8-ми – 4-й и 19-й, в ЗапОВО – 16 июня изобразили поднятие одного (6-го) мк из шести мехкорпусов.

Т.е., все наиболее боеспособные и мощные мехкорпуса приграничных округов 16-20 июня приводились в полную б.г. и выводились в «Районы сбора» – для подготовки будущего ответного удара «на Люблин» и «на Сувалки» (из Львовского и Белостокского «выступов»). Также после 19 июня в том же КОВО для ответного удара-наступления стали готовить и 8-й мехкорпус Рябышева. Также достаточно мощный.

В эти же дни и противотанковые бригады (ПТБр) приданные каждой армии в запокругах, получили свои приказы на приведение в б.г.

 

Получив команду выводить дивизии 2-го эшелона 15 июня, тот же ВС КОВО 16 июня запросил ГШ – что делать с приписными на сбо-

420

рах? Им ответили – задержать до особого распоряжения. Но, кстати говоря, в КОВО приписные и не были сразу, до 22 июня влиты в составы дивизий. Вот что писал И.И. Федюнинский: «Дивизии содержались по штатам мирного времени. <…> Как раз в это время проходили учебные сборы приписного состава – уроженцев западных областей Украины.[Только] Когда началась война, приписники были влиты в кадровые дивизии». (Поднятые по тревоге., М. 1961г. Есть в интернете)

В феврале 41-го, в момент составления планом на эти сборы НКО сразу дало указание – приписных размещать в подразделениях, т.е. в казармах со срочниками, и выдать им оружие в эти казармы. Что на обычных сборах делать запрещено, но это делается при объявлении мобилизации или при проведении т.н. «БУС»! А также на эти «сборы» планировалось призывать в первую очередь необученный, не принимавший участие в сборах 39-го и 40-го годов контингент. Т.е. «учебные сборы» на лето 41-го изначально были спланированы в феврале – по схеме БУС! Почему в КОВО в некоторых частях некоторых приписных в ротах сразу не размещали? Думаю – именно потому, что часть приписных и была – из неблагонадежного, местного населения – «западенцев».

Также 16 июня ВС КОВО запросил ГШ – можно ли начать занимать Укрепрайоны? На что Жуков 18 июня отписал резолюцию – «Занятие УРов разрешено. УРы по старой границе подготовить к занятию также УРовскими частями с целью обучения и сколачивания. Срочно закончить формирование УРовских частей для Киевского УР, после чего подготовить УР к занятию кадрами». После этого должна была состояться директива всем западным округам на занятие УРов на границе и расконсервацию укреплений «Линии Сталина» на старой границе.

 

Дата 22 июня приближалась, и оставалось только поднять и вывести в районы обороны на границу, приграничные дивизии!

Но! Одного, общего, единого для всех округов пресловутого «пр. ГШ от 18 июня», «особого приказа наркома» о приведении в б.г. приграничных дивизий и выводе их на границу, по ПП, не было. В каждый округ ушли отдельные директивы ГШ на вывод приграничных дивизий по ПП, в разные дни.

 

16-17 июня для приграничных дивизий ПрибОВО Генштаб отправил приказ на вывод приграничных дивизий в их районы обороны по ПП. 18 июня приказом по округу №00229 (о проведении меро-

421

приятий с целью быстрейшего приведения в боевую готовность театра военных действий округа) приводится в полную б.г. ПВО и связь округа. Требуется подготовить к минированию участки в армиях «на предмет устройства на определенных, предусмотренных планом [направлениях] заграждений», «создать на телшяйском, шяуляйском, каунасском и калварийском направлениях подвижные отряды минной противотанковой борьбы». Этим приказом требовалось также подготовить переправочные средства для рек, как на границе, так и в своем тылу, подготовить к подрыву мосты через эти реки. Танки из местных национальных стрелковых корпусов приказывалось изъять и выставить на танкоопасных направлениях в оборону, а бронемашины – для охраны КП 8-й и 11-й Армий.

Следом, 18 июня же отдельно для ПВО был дан такой уточняющий приказ:

«1. Частям ПВО зоны, батальонам ВНОС и средствам ПВО войсковых соедине­нии и частей принять готовность № 2 (повышенная б.г. – К.О.)..

3. Части ПВО, находящиеся в лагерях, в том числе и войсковые, немедленно вернуть в пункты постоянной дислокации …

6. Срок готовности 18.00 19 июня 1941-го. Исполнение донести 20.00 19 июня 1941-го.

Начальник штаба ПрибОВО генерал-лейтенант КЛЕНОВ» (ЦАМО, ф. 344. Оп. 5564. Д. 1. Л. 14. Источник – ВИЖ № 5, 1989 г., с. 29)

 

Из ГШ, 21 июня от Жукова пришла телеграмма – затемнение городов в ПрибОВО – не производить, но это указание само приведение в б.г. для ПВО не отменяло:

«Вами без санкции наркома дано приказание по ПВО о введении в действие положения № 2 — это значит провести по Прибалтике затемнение, чем и нанести ущерб промышленности. Такие действия могут проводиться только по решению правительства. Сейчас Ваше распоряжение вызывает различные толки и нервирует общественность.

Требую немедленно отменить незаконно отданное распоряжение и дать объяснение для доклада наркому.

Начальник генерального штаба Красной Армии генерал армии ЖУКОВ». (ВИЖ № 5, 1989 г., с. 29)

 

Жуков не отменил само «положение №2», а только затемнение крупных городов Прибалтики. И ПрибОВО тут же вечером 21 июня

422

дает приказ по светомаскировке – о затемнении объектов воинских частей:

«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. ШИФРОВКА № 1644 ШТАБА СЗФ. Подана 21.6.41. 14.30.Принята 19.25. Поступила в ШО 20.00.

КОМВОЙСКАМИ 8,11, 27 армий

Начиная с сегодняшней ночи до особого распоряжения ввести светомаскировку в гарнизонах и местах расположения войск. Обеспечить автотранспорт светомаскировочной аппаратурой. Организовать тщательный контроль качеством светомаскировки. Обратить особое внимание на состояние маскировки войск и технику ведения воздушного наблюдения.

№ 4148/III  ПОЛКОВНИК  КАРЛИН.

Расшифровал 21 июня 1941 . 20.30 НЕУСТРОЕВ.

ОТПЕЧАТАНО в 1 экземплярах.» (Выложено на сайте МО РФ «Документы. Накануне войны». ВИЖ №6, в 1989 году показал реквизиты этого приказа – ЦАМО, ф. 344, оп. 5564, д. 1, л. 62.)

 

 На этой шифровке резолюция: «Тов. Смирнову. Уточните: Чему верить – этой шифровке или – переданному Киносяном. (подпись неразборчива) 21.6.41. 20.35».

Полковник М.М.Карлин – командовал Северо-Западной зоной ПВО, являясь помощником командующего ПрибОВО, а п-к И.С. Смирнов был начальником штаба у Карлина. Полковник Киносян С.И. – начальник первого отделения оперативного отдела штаба ПрибОВО (заместитель Трухина). Который видимо и сообщил о телеграмме Жукова. И начштаба ПВО Смирнова и просят уточнить – исполнять эту шифровку – о затемнении объектов – или переданную ранее телеграмму Жукова?

И на этой шифровке Карлина также есть резолюция-ответ такого содержания – «Полковнику (неразборчиво). Немедленно дать распоряжение войскам и гарнизонам кроме (неразборчиво) и Шауляй светомаскировку проводить. (Подпись неразборчива) 21.6.41». Т.е. – затемнение мирных городов – не вводилось, в эти дни. А вот гарнизоны и войска – затемнение ввели, и соответственно введение повышенной б.г. для ПВО не отменялось. Как пытаются на этой телеграмме Жукова уверять читателя некоторые «историки».

 

В ПрибОВО к 18-19 июня устными распоряжениями командующего округом привели в полную б.г. свои шесть приграничных дивизий и посадили их в окопы на границе. Точнее посадили в окопы те

423

батальоны, которые по ПП там и должны были сидеть. Делалось это в связи с ожиданием нападения на 19-20 июня и эти дивизии так и остались на границе до 22 июня. 18-19 июня Кузнецов выдал еще приказы о приведении в б.г. всех войск округа, после чего штаб стал перебираться в Паневежис.

19 июня в этом округе также выдали приказ, в котором приказали немедленно заканчивать работы в предпольях на границе, которые можно будет занимать «только в случае нарушения противником границ». Также требовалось – «Для обеспечения быстрого занятия позиций как в предполье так и основной оборонительной полосе соответствующие части должны быть совершенно в боевой готовности». Приказывалось «усилить контроль боевой готовности, всё делать без шума, твёрдо, спокойно».

И самое важное – приказывалось:

«4. Минные поля установить по плану командующего армией там, где и должны стоять по плану оборонительного строительства. <…>. Завалы и другие противотанковые и противопехотные препятствия создавать по плану командующего армией — тоже по плану оборонительного строительства.

5. Штарм, корпусу и дивизии — на связи КП, которые обеспечить ПТО по решению соответствующего командира.

6. Выдвигающиеся наши части должны выйти в свои районы укрытия. <…>

7. Продолжать настойчиво пополнять части огневыми припасами и другими видами снабжения….» (ЦАМО, ф.344, оп. 5564, д. 1, л. 34-36)

 

Была ли для ПрибОВО из ГШ та сама, одна «телеграмма ГШ от18 июня»? Сложно сказать – без изучения входящих документов в ПрибОВО из ГШ, или исходящих из ГШ – это точно не установишь. Скорее всего такая «телеграмма» была в ПрибОВО из Москвы раньше – 16 июня еще. Но в любом случае – командование ПрибОВО само по себе, без приказов Москвы такие вещи как то же минирование в приграничной полосе, делать не могло.

 

16 июня КОВО запросил Жукова – можно ли занимать УРы, а 17 июня КОВО давал запрос – что делать с приписными? Им ответили – «сборы» продлить, а 18 июня идет команда Жукова КОВО – начинать занимать УРы на новой границе и готовить к заполнению – УРы на старой границе. Но документы КОВО были большей частью

424

уничтожены в окружении осенью 41-го, и поэтому по этому округу так мало данных по предвоенным дням…

Павлов в ЗапОВО получил «телеграмму ГШ от 18 июня» после которой он так и не привел в б.г. свои войска и не вывел приграничные дивизии на их рубежи на границе. КОВО – получил 19 июня директивы Генштаба для отдельных приграничных дивизий на вывод их на их рубежи на границе, без занятия оных, и с готовностью – к 24.00 21 июня! Т.е. в «пр. ГШ от 18 июня» давались даты возможного нападения Германии! Но – Всем остальным приграничным дивизиям КОВО Генштаб запретил занимать оборону на границе! Только отдельным дивизиям на второстепенных участках границы, и дивизии эти имели до 100 км обороны. При том, что армии и имели – Район прикрытия – чуть больше 100 км по ПП. Также границу в КОВО прикрывали отдельные батальоны приграничных дивизий усиленные артдивизионами. Как и писали потом, в июле, в донесение замполиты КОВО….

Такой порядок обороны и расписал Кирпонос Военному совету КОВО еще в январе 41-го, на первом же совещании после своего назначения на округ – как будущую задачу КОВО из «южного» варианта ГШ отражения нападения на СССР. И вывод отдельных приграничных дивизий в КОВО с 19-20 июня делался в точном соответствии с этим «южным» вариантом Генштаба и даже ПП округа – на границе в КОВО оставляются минимальные силы, а все войска округа должны быть готовы к немедленному ответному удару-наступлению в случае начала войны! По неосновным силам врага.

На что тот же Пуркаев задавал вопрос – хорошо, а если немцы тут нанесут свой главный удар, или просто сильный удар и не будут топтаться на границе – что тогда?! Кто удержит их на границе, что смогут сделать отдельные стрелковые батальоны и даже усиленные артдивизионами? И как мы сможем провести мобилизацию и развертывание остальных войск, если против мощных сил немцев у нас будут на границе эти самые отдельные батальоны?!? Как они их задержат?

ОдВО шел в связке с КОВО и, похоже, им вообще отдельного приказа для приграничных дивизий не давали – они, как вывели по ПП часть дивизий к границе с 8 июня так там и оставались. И нш 35-го ск показывал, что и 12 и 18 июня они также принимали меры к повышению б.г. своих войск. Т.е. даты возможных нападений доводились и в этот округ. При этом сами окопы на границе занимать

425

запрещалось вплоть до самого момента нападения – во избежание обвинений со стороны Германии в подготовке агрессии.

 

18 июня ГШ отправил в запокруга директивы о приведении в боевую готовность повышенная ВВС. После чего командованию ВВС округов сообщили и новое точное время нападения Германии – 3.00 22 июня. После этого в ПрибОВО и привели в б.г. ВВС и ПВО округа, с затемнением городов. Точно также ПВО приводилось в повышенную б.г. и в КОВО с ОдВО.

В КОВО боевую готовность для ВВС не вводили Птухины, а вечером 21 июня они еще и распустили летчиков по домам. В ЗапОВО приказ о приведении в готовность «№2» для ВВС прошел по округу 19-20 июня, однако командующий ВВС Копец отменил ее вечером 21 июня. После чего в отдельных ИАП стоящих на границе (там, где летчикам некуда было уехать с полевых аэродромов) и самых боеспособных, он же (по команде Павлова) к вечеру 21 июня дал команду снять вооружение и боеприпасы с истребителей. Снимали оружие в эти дни с истребителей и в КОВО. В ОдВО также приведения в боевую готовность «№2» для ВВС, похоже, не проводилось, но там не рискнули разоружать истребители.

 

18-19 июня западные округа получили приказы на вывод штабов округов в полевые Командные пункты. Но если ПрибОВО и КОВО срок был указан – к 22 июня вывести в полевое управление штабы округов, то Минску Жуков дал команду выводить штаб к 23 июня.

ОдВО вывел свой штаб к исходу 21 июня и был готов работать под руководством нш генерала М.В. Захарова – сам командующий выехал из Одессы в 9 часов вечера в Тирасполь. КОВО штаб вывел не в полном составе – Оперотдел занимающийся приемом и расшифровкой телеграмм ГШ вместе с его начальников И.Х.Баграмяном был оставлен Пуркаевым в Киеве и прибыл в Тернополь только утром 22 июня, к 7 часам.

В ПрибОВО штаб с командованием был в Паневежисе и был готов принимать команды Москвы, но сам командующий Ф.И. Кузнецов «затерялся» где-то в частях 11-й армии Морозова и его потом чуть не сутки найти не могли. Вместо Кузнецова командовать пришлось в эти часы его нш Кленову. В ЗапОВО Павлов часть офицеров штаба (из того же оперотдела – Фомин потом и отвечал Покровскому, что не был в Минске в эту ночь) отправил в полевой КП, но сам штаб остался в Минске. И шифровки ГШ принимать штаб в Минске мог.

426

20 июня командованию приграничных округов ГШ ставит задачу – согласовать с флотами свои действия по ПП. В двухдневный срок. А Балтфлот сообщает штабу ПрибОВО что ввел повышенную б.г.. (Это также показывает генерал-майор И.П. Макара, начальник кафедры истории войн и военного искусства Военной академии Генерального штаба ВС РФ, к.и.н., член редколлегии Военно-Исторического журнала , в статье «Из опыта планирования стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР на случай войны с Германией и непосредственной подготовки к отражению» – ВИЖ № 6, 2006, с. 3-9): – «Одновременно принимались меры по повышению боевой готовности Военно-Морского Флота. 19 июня решением наркома ВМФ флоты и флотилии были переведены в оперативную готовность № 2. На следующий день командующие Ленинградским, Прибалтийским особым и Одесским военными округами получили от Генерального штаба указание в двухдневный срок отработать вопросы взаимодействия с флотом в соответствии с планом прикрытия.»…)

19-20 июня пограничники переходят в подчинение командиров приграничных дивизий, и на отдельных участках границы пограничники даже передают свои позиции войскам…

21 июня вечером, около 19.00, Жуков лично обзванивал округа и предупреждал их о возможном нападении в ближайшие сутки с приказом быть к нему готовыми, но не поддаваться на провокации. После этого в некоторых частях западных округов уже к 22.00 стали приводить подразделения в боевую готовность. И вечером же 21 июня тот же Павлов со штабом отправились в театр Минск, хотя еще сразу после полуночи с 20-е на 21-е июня, начштаба Климовских и отправил донесение в ГШ, которым сообщил Москве, что немцы снимают проволоку на границе:

«Докладу командующего 3-й армией проволочные заграждения вдоль границы у дороги Августов, Сейны, бывшие еще днем, к вечеру сняты. В этом районе лесу будто бы слышен шум наземных моторов.

Пограничниками усилен наряд.

345-му стрелковому полку (Августов) приказано быть готовности.

Климовских»

На документе отметка: «Отправлено 21 июня 1941 г. в 2 часа 40 минут» (Ф. 208, оп. 2454сс, д. 26, л. 34)

427

По словам С.Чекунова на этом донесении есть резолюция Ватутина: «Срочно подготовить донесение в Правительство и отдельно Вышинскому». Правительство – это Сталин. Вышинский был заместителем наркома ИнДел Молотова. Об этом факте писал и генерал Болдин – снятии немцами проволоки на этом участке….

Внук И.В. Сталина, Е.Я. Джугашвили, в своей книге «Мой дед Сталин. «Он святой» (М., 2015г.) также приводит воспоминания маршала К.С. Москаленко в КОВО: «Будучи командиром 1-й артиллерийской противотанковой бригады в районе г. Луцк в то утро я выслал три разведывательно-рекогносцировочной группы к границе – в районе Любомля, Устилуг, Сокаля. Благодаря этому мы к 19 июня располагали сведениями о том, что вблизи Устилуга и Владимир-Волынского замечено оживленное движение по ту сторону Западного Буга. Стало также известно, что оттуда ведется усиленное наблюдение за нашей стороной, а немецкие саперы удаляют инженерные заграждения на границе. У меня не оставалось сомнения в том, что фашисты нападут на нас в один из ближайших дней» (Москаленко К.С, На юго-западном направлении. М.: Наука, 1969 . с.23)

 

Думаю именно такие донесения утра 21 июня, о снятии заграждений на границе и стали для Сталина окончательным сигналом, что донесения разведки  о нападении верны и нападение произойдет в считанные сутки. Как показывает Чекунов, Тимошенко по этому донесению из Белоруссии должен был сделать доклад Сталину и правительству днем 21 июня. После чего на 19.00 21 июня назначается совещание у Сталина Комиссии по Военным и Морским делам в связи с угрозой нападения. В которую постановлением СНК № 1443-580сс от 30.05.1941 года (которым Комитет Обороны при СНК СССР был упразднен) вошли: Сталин (председатель), Вознесенский (заместитель), Ворошилов, Жданов и Маленков. 6 июня 1941 г. секретарем этой комиссии был назначен Сафонов И.А., а 7 июня в состав комиссии ввели Тимошенко и Н.Г. Кузнецов.

Все эти люди, кроме Жданова, что был в отпуске в Сочи, прибыли к Сталину в 7 часов вечера 21 июня. Также присутствовали Берия – НКВД, и Молотов – нарком ИноДел: «21 июня 1941 года. 1. Молотов 18.27 –23.00 2. Ворошилов 19.05–23.00 3. Берия 19.05–23.00 4. Вознесенский 19.05–20.15 5. Маленков 19.05–22.20 6. Кузнецов 19.05–20.15 7. Тимошенко 19.05–20.15 8. Сафонов 19.05–20.15»

428

На этом совещании, обсуждался вопрос (по донесениям разведки) о возможном нападении Германии в ближайшие часы, а также обсуждались вопросы мобилизации. Жуков в это время как раз и обзванивает округа и предупреждает командующих о возможном нападении в эту ночь. Как потом рассказывал историку Г.А. Куманеву управляющий делами СНК Я.Е. Чадаев, уже на этом совещании Сталин довел до присутствующих, что нападение будет в эту ночь (Куманев, «Говорят сталинские наркомы», М. 2005г.). Также Чадаев рассказывал Куманеву, что Сталин еще днем 21 июня действительно оповестил о возможном нападении руководителей ВКП (б) Москвы и дал команду командующему Московского округа генералу Тюленеву привести ПВО столицы в повышенную боевую готовность. Это же показывает в мемуары и адмирал Н.Г. Кузнецов….

 

К 21.00 21 июня уже начГШ Жуков с Тимошенко прибыли к Сталину, где ими был написан черновик «Директивы б/н» о приведении-переводе всех войск западных округов в полную боевую готовность в связи с ожидающимся утром 22 июня нападением Германии. Однако вероятнее всего Жуков нес с собой к Сталину некий вариант директивы войскам, которая приказывала вскрывать «красные» пакеты – вводить в действие Планы прикрытия («Приступить к выполнению Плана прикрытия 1941 года»). И возможно она была написана на бланках шифрблокнота заранее. Этот вариант был отвергнут Сталиным, как преждевременный. И в нем, возможно также прописывалось, как отвечать огнем на вторжение противника, или каким образом можно или нельзя пересекать границу в ответ. Впрочем. Это все прописано в ПП, которые вводит такая директива, и писать об этом еще раз в ней – в принципе не обязательно было бы. Тут же был написан новый текст – известная нам директива «б/н», но на листках рабочего блокнота Жукова.

Придержав директиву о вводе ПП, Сталин утвердил директиву о приведении-переводе в полную б.г. всех войск приграничных округов, ВВС, ПВО и флотов. Которые на вечер 21 июня должны были находиться в повышенной боевой готовности! В связи с ожидающимся нападением Германии, которое может начаться с провокаций, на которые отвечать нельзя. Таким образом, сочиняется директива «б/н», последняя директива мирного времени. А директива о вводе Планов прикрытия, директива «№1», директива уже военного времени, уйдет чуть позже. Когда немцы и начнут свои провокации на границе, в виде обстрелов. Или для этого достаточно будет простого звонка по ВЧ связи в округа!

429

В 22.00 Жуков, прямо из кабинета Сталина (нет данных, что он выходил из кабинета для этого) дал команду оперативному дежурному Генштаба обзвонить штабы западных округов, чтобы там ожидали поступления «важной шифровки» ГШ. После этого Жуков с Тимошенко убыли в 22.20 в наркомат обороны и в кабинете Тимошенко до, примерно 23.30 переписывали в шифрблокнот текст «Директивы б/н».

С. Чекунов, первым нашедший черновик этой «Директивы б/н» сделал предположение, почему так долго не могли отправить эту директиву в округа: «Есть только одна версия, которая объясняет все – Директиву б/н писали Тимошенко с Жуковым в ГШ уже после совещания в Кремле». Но это ерунда – они не «писали», а переписывали эту директиву. Возможно, изменив, сократив часть текста, написанного ими в кабинете Сталина на новый, на тот, что и ушел в округа. Ведь сам же Чекунов и нашел в ЦАМО в 2009 году – черновик данной директивы, перечерканный и с исправлениями. Написанный как раз в Кремле Жуковым в присутствии Сталина. Который надо было еще переписать на бланк шифрблокнота для шифровальщика и связистов ГШ.

С учетом времени потраченного на поездку от Кремля в наркомат, на переписывание без помарок текста с черновика в листки шифрблокнота, времени на доставку этих листков в ГШ шифровальщикам – вполне можно валандаться с 22.20 до 23.45.

Около 23.00 Тимошенко вызвал к себе наркома флота адмирала Кузнецова, дал почитать текст «Директивы б/н» и на его уточняющие вопросы подтвердил, что это война и можно открывать огонь по нападающему врагу. И как уверяет сам Н.Г. Кузнецов в директиве, которую ему дали почитать Тимошенко и Жуков, подробно указывалось, что делать округам в случае нападения Германии.

В 23.45 текст, наконец, поступил в шифровальный отдел Оперативного Управления ГШ, полчаса его шифровали и, начиная с 00.20, началась отправка «Директивы б/н» в запокруга. В КОВО она поступила около 0.30, в Минск – в 1.00, в ПрибОВО – около 1 часа ночи (или еще около 0.25, что не существенно), в ОдВО – около 1.15 ночи 22 июня. Перед этим, в 23.50 для Флота и штаба Резервных армий (создан буквально 21 июня – командующий маршал С.М. Буденный) сделали по копии данной директивы. (Как показывает С. Чекунов «Физическая отправка [директивы] началась позже. В ПрибОВО (Рига), например – в 00.50, в ЗапОВО (Минск) – в 01.00.»)

Около 23.30 нарком флота Кузнецов, после разговора с Тимошенко в 23.15, начал обзванивать флота и давал команду переводить фло-

430

та находящиеся с 14-16 июня в повышенной б.г. (готовности №2) в полную, в готовность №1. А в случае нападения – открывать огонь на поражение.

 

Около 24.00 21 июня, в то время когда шифровальщики ГШ еще только зашифровывали текст «Директивы б/н», Жуков лично звонил в КОВО и дал команду Кирпоносу приводить войска в боевую готовность, не дожидаясь прихода директивы об этом. Как написал потом в мемуарах сам Жуков – «быстрее передавать директиву в войска о приведении их в боевую готовность». Правда перед этим в мемуаре Жуков врет, что Сталин запрещает даже этой директивой приводить войска в боевую готовность.

В это же время в ОдВО начштаба генерал М.В. Захаров не получая таких звонков с разъяснениями из Москвы, по своей инициативе и на основании предыдущих указаний НКО и ГШ, исходя из логики событий и приказов Москвы тех дней, не дожидаясь когда придет в Тирасполь директива о которой еще в 22.00 его однако предупредил оперативный дежурный ГШ, около полуночи дал команду приводить войска округа-армии в полную боевую готовность и занимать рубежи обороны по Плану прикрытия. Т.е. фактически дал команду вводить ПП округа, что не требовала еще «директива б/н».

Однако если Захаров получив позже всех эту директиву о приведении в полную б.г., тут же по телефону дал команду поднимать по боевой тревоге все гарнизоны округа, не отменяя свой приказ о «вводе ПП», то кузнецовы-павловы-кирпоносы и этого не сделали. Точнее один Павлов сначала нечто невнятное выдавал в армии около 1.30 по телефону – «приводить войска в боевое состояние», а затем около 2.00-2.30 он же уже дал более четкую команду – «вскрывать красные пакеты». После чего в 3-й и10-й армиях после 2.30 стали таки поднимать свои дивизии по боевой тревоге со вскрытием «красных пакетов». И как сегодня можно утверждать вполне обоснованно – делал Павлов это именно по приказу ГШ-Жукова. Либо по некой телеграмме НКО и ГШ от примерно 2.30 22 июня» – настоящей директиве «№1». Либо – по звонку из ГШ в это же время.

Однако Коробков в 4-й армии это делать не стал до 3.30 примерно, хотя около 1.30 соврал Павлову, что его армия поднимается и три дивизии Бреста из города и крепости вовсю выводятся (он лично проверит это). Также в 1.30 Копец и Таюрский врали Павлову, что приказы наркома на рассредоточение и приведение ВВС в боевую готовность у них выполнены. Остальные округа делали это – поднимали свои армии –

431

только около 4 часов утра. Только после того как передали в армии свои директивы, а точнее войска будили немецкие снаряды и бомбы.

Т.е. на самом деле только один Павлов (кроме Захарова) все же поднимал свои армии в 1.30-2.30, хотя около 1 часа ночи Тимошенко звонил в Минск и Павлову давал странные «советы» собраться утром в штабе, если будут какие-нибудь «неприятности». Был ли подобный звонок в ПрибОВО? Был. Принял его на полевом КП в Паневежисе начштаба округа-фронта Кленов – генерал Ф.Кузнецов был где-то «в войсках». Также по тревоге, сразу после полуночи стали поднимать войска и в ЛенВО. Хотя свои пакеты стали вскрывать и ввели ПП только после нападения Германии на СССР, ведь Финляндия не нападала еще. Хотя авианалеты немецкие самолеты из Финляндии по ЛенВО пытались совершать…

 

После получения «Директивы б/н» в округах везде кроме ОдВО и ЛенВО командующие начали вести себя «странно». В ПрибОВО составили длинную окружную директиву, при этом выкинули из нее положение на рассредоточение и приведении ВВС в полную б.г. и пока ее не расшифровали в армиях никаких дополнительных звонков и команд не отдали. И армии свои по тревоге как в ОдВО и ЛенВО не поднимали. Точнее, Кленов разыскивая командующего Ф.Кузнецова в 11-й армии, сообщил комармией Морозову об этой директиве, однако в другие армии о ней он не звонил. В итоге остальные войска ПрибОВО получили команду подъема по тревоге буквально за час до нападения, а то и вместе с немецкими ударами в 4 часа утра. Морозов уверяет, что свою армию стал поднимать сразу после этого звонка но, похоже, это не правда.

Кленов так ратовал за нанесение превентивных ударов на зимних совещаниях, а когда ему представилась возможность проявить себя – ему видимо «не хватило смелости» принять решение и поднять округ по боевой тревоге получив «директиву б/н» и «директиву №1», оставаясь за командующего округом в штабе. Он дал указание, которое дублировалось армиями – «Со стороны немцев могут быть действия мелких групп нарушения нашей границы. Не поддаваться [на] провокации». Которое однозначно было его «реакцией» именно на директиву «б/н» – уж больно слова о «провокациях» с этой директивой у Кленова пересекаются. Однако в армии ПриБОВО эта его директива так и не попала  до нападения немцев…

За «проявление бездеятельности» в эту ночь, он и был арестован и расстрелян. Также ему наверняка поставили в вину и срыв проведе-

432

ния сборов в ПрибОВО… Генерал-лейтенант Кленов П.С., б/у штабс-капитан царской армии, арестованный 10 июля 41-го и расстрелянный в феврале 42-го, обвинялся «в проявлении бездеятельности в руководстве войсками округа». Заметьте – не фронта, когда он был начштаба Северо-Западного фронта после 22 июня, а именно округа. Т.е. за то, что он сделал (не сделал), командуя в округе еще – до нападения. После чего округ и стал называться фронтом.

Павлов в ЗапОВО около 1.30 все же начал будить свои армии – «приводить войска в боевое состояние», но уже в Бресте командующий 4-й армией, бывший поручик Коробков сделал все, чтобы три дивизии в Бресте не были разбужены до 4 часов утра. И «испорченная диверсантами связь» тут совершенно не причем! Ведь как показал Покровскому нш 28 СК Лукин – связь Бреста с Кобриным и Минском – была до последнего! Также Коробков с начштаба 4-й армии Сандаловым, по указанию видимо Павлова еще числа с 12 июня дали команду на изъятие боеприпасов из техники и казарм этих приграничных дивизий Бреста. А также они же часть техники этих дивизий согнали на полигон южнее Бреста на «выставку» после 19 июня, где эта техника и осталась после 22 июня немцам. «Выставка» эта утверждена была Тимошенко, Павлов запроса на отмену ее не давал, а Тимошенко видимо «забыл» дать команду ее отменить. Хотя на эти «учения» к 20 июня аж из НКО и ГШ приехали представители… Отменена (приостановлена) она была только вечером 21 июня, Павловым. Офицеры разъехались, а техника осталась на полигоне. Кстати, расстрелянные с Павловым начштаба ЗапОВО Климовских как и генерал Клич, ком артиллерией ЗапОВО – тоже бывшие офицеры царской армии. Как и Ионов, ком ВВС ПрибОВО…

 

Кстати, насчет этих звонков Жукова и Тимошенко с предупреждениями и указаниями поднимать войска после полуночи 21-22 июня.

Тот же В.М. Молотов очень критически отозвался об этих звонках и вообще о действиях военных:

«Что не знали, неправда. Ведь Кирпонос и Кузнецов привели войска в готовность, а Павлов– нет… Военные, как всегда, оказались шляпы. Ну, конечно, мы тогда были очень слабы по сравнению с немцами. Конечно, надо было подтягивать лучше. Но на этом деле лучшие военные у нас были. Жуков считается неплохим военным, он у нас был в Генштабе, Тимошенко тоже неплохой военный, он был наркомом обороны.

433

– А военные сваливают все на Сталина, что он связывал инициативу, ждали от него команды.

– Каждый здесь хочет снять с себя ответственность, – говорит Молотов. – Однако Кузнецов, моряк, морской министр, дал с вечера 21-го на 22 июня указание быть готовым к авиационному налету. Жуков этого не сделал». (Чуев Ф. «Сто сорок бесед с Молотовым: Из дневника Ф. Чуева», М.: ТЕРРА, 1991г., с. 41)

 

Получив и расшифровав «Директиву б/н» Павлов с начштаба сделали свой вариант, почти полностью скопировав текст «приказа наркома» но при этом выкинули положение о приведении в боевую готовность ПВО округа. Как уверяет С. Чекунов, Павлов для ПВО отдал отдельный приказ в это же время (чуть позже) – ведь у него почти вся ПВО была на полигонах…

В КОВО вообще не отправляли в свои армии свою директиву «№1». Из-за того что оперотдел штаба округа был не в Тернополе (по словам Баграмяна – по вине Пуркаева) Кирпонос и Пуркаев не могли сразу расшифровать директиву Москвы которую они все же приняли в 0.30 – 2.30 22 июня. Возможно, Кирпонос звонил в ГШ около 1 часа ночи за разъяснениями и ему указали – «привести войска в полную боевую готовность, в случае перехода немцев госграницы отражать всеми силами и средствами, самим границы не переходить и не перелетать, до особого распоряжения». Т.е. Тернополь принял «распоряжения» ГШ в виде телефонограммы, по ВЧ связи. И им к 2 часам ночи задиктовали уже несколько отличный от директивы «б/н» текст, с «добавлениями» которых в директвие «б/н» нет.

Баграмян прибыл с шифровальщиками только к 7 часам утра в штаб в Тернополь, и т.к. суть данной директивы в штабе КОВО и так знали, и Пуркаев по телефону и так сам уже поднимал армии округа после 3.30, то сам текст директивы «б/н» расшифровали только к обеду 22 июня: «Архив МО СССР, дело оп. отд. ЮЗФ, оп. 9776сс, д 83.Эта теле­грамма имеет следующие отметки: принята на узле связи в 2 4. 30 м. 22.6; поступила в шифр отд. в 7 ч. 45 м. 22.6; расшифрована в 12 ч. 35 м. 22.6». (Принята дир. «б/н» не в «24.30 м.» в Тернополе, а в «2 ч.30м.» – выше мы это разбирали подробно…)

Почему ее расшифровали аж в обед 22 июня? Обстановка требовала уже других директив и тем более армиям КОВО-ЮЗФ. И спустя час штаб Кирпаноса принял уже и директиву №2. Как показывает Грецов – данный «Приказ принят в штабе ЮЗ фронта 8.45 22.6».

434

В общем, штаб КОВО-ЮЗФ вообще не отправлял в свои армии свой «аналог» директивы «б/н». Оперотдел Баграмяна, где и сохранилась данная директива НКО и ГШ с пометками о расшифровке аж в 12.45, в это время был занят более важными делами, чем рассылкой «устаревшей» директивы Москвы в армии. И если вы где-то найдете «публикации» директивы «№1» для КОВО или – директивы исполненной в КОВО на основе директивы НКО и ГШ от 22.201 21 июня – это или передер директивы Павлова по ЗапОВО, или – передер директивы от Жукова-Захарова.

Неучи ссылаются на «директиву №1» по КОВО опубликованную в работе «Киевский Краснознаменный. История Краснознаменного Киевского военного округа. 1919–1972», М. Воениздат, 1974г.) или на «Лето 1941. Украина. Документы и материалы. Хроника событий.» (Киев: Изд -во "Україна", 1991.), но это передер недобросовестных публикаторов. Которые, скорее всего не читали работу генерала Грецова и понятия не имели – как события развивались в штабе КОВО-ЮЗФ в ту ночь, и как, когда и какие директивы там получали.

Сам текст директивы «б/н» отправленной в КОВО в 0.30 22 июня из ГШ по идее не должен отличаться от текста, который ушел в другие округа. Грецов также «цитирует» некоторые положения «распоряжений» ГШ принятых в Тернополе: «22- 23 июня возможно провокационное наступление немецких войск. Войскам округа на провокации не поддавать­ся, границу не переходить. Авиации границу не перелетать». Его «цитата» совпадает с тем, что показал Покровскому Пуркаев, но этих слов – о границе и действиях авиации – нет в том тексте директивы «б/н» что нам известен по публикации Жукова и Захарова. Но эти распоряжения получали в КОВО (Тернополе) – по телефону, устно.

Может быть, что в ПрибОВО и КОВО послали текст директивы «б/н», в котором  подробно расписали, что делать в случае нарушения границы противником – отвечать ли огнем, и что пересекать границу нельзя без особого распоряжения? Ведь и в тексте по ПрибОВО, и в словах Пуркаева и «цитатах» Грецова эти указания, так или иначе, имеются. А в ЗапОВО и ОдВО – послали более короткий текст, тот который мы знаем по публикации Жукова и Захарова, и по тексту директивы Павлова в его армии? Вряд ли. Отправка должна была идти с одного листа шифровальщика, но ГШ-Жуков скорее всего по ВЧ связи и давал пояснения и указания в эти часы.

Как уверяет исследователь С. Чекунов, с Паневежисом тоже не было связи в эту ночь, и очень может быть, что и Кленову также со-

435

общили по ВЧ связи (телефону) что есть директива на приведение в полную б.г. которую приняла Рига, и ему также добавили устно «дополнения» – по пересечению границы и ответному огню…

В общем – нужны фото исходящих директив «б/н» по каждому округу, но они – в архиве Генштаба хранятся. А также журналы регистрации звонков по ВЧ из ГШ…

Ведь либо в КОВО (и ПрибОВО) отправили свой отдельный текст либо, что более вероятно – в округа ушел текст, который нам известен по публикации Жукова и Захарова, но он не соответствует тексту директивы «б/н» написанной у Сталина, однако Жуков по телефону и давал дополнительные «распоряжения» и пояснения к этой директиве.

Дело в том, что адмирал Н.Г. Кузнецов на это даже давал намек – что текст директивы «б/н», который он читал в кабинете Тимошенко в 23.00, отличается от того что Жуков расписал в мемуары. Ведь адмирал указал, что тот текст, который он читал у наркома, был очень подробный. В нем подробно указывалось, что делать округам в случае нападения – по применению оружия в том числе. И скорее всего, когда текст с черновика, написанного у Сталина, перепивался Жуковым, под диктовку Тимошенко, в наркомате обороны, то Тимошенко с Жуковым убрали «для краткости» положения – по пересечению границы в случае нападения Германии, по применению оружия.

Текст ушел в округа но в связи с тем что выполнение данной директивы было сорвано – то проще было потом сделать вид что не выполнена была данная директива из-за того что она была «несуразная» и «противоречивая». Ее, мол, не поняли на местах павловы. Хотя если вы почитаете директиву по ПрибОВО, которая также писалась на основе директивы «б/н» то по ней никаких несуразностей нет. В ней и о применении оружия указано и о пересечении границы также есть.

Но так как о самом существовании директивы «б/н» умолчать нельзя было, то опубликован был текст тот, который мы и знаем в итоге. По словам С.Чекунова текст входящей директивы «б/н» в Минск – идентичен черновику директивы «б/н» и Павлов его просто продублировал для своей директивы для армий ЗапОВО, убрав положение о ПВО. Опять же – Захаров показал, что он принял в ОдВО именно «короткий» вариант текста директивы «б/н».

Но может действительно может быть и так – в ПрибОВО и КОВО – ушел «полный» вариант, а в ЗапОВО и ОдВО – «короткий»? Но тогда

436

получается что в одни округа дали вполне грамотные и «суразные и непротиворечивые» тексты директивы «б/н», а в Минск – дали именно что «несуразный» текст. Что с учетом того как Тимошенко в это же время, около 1 часа ночи, в то время когда Павлов уже читал текст своей директивы, пудрил мозги Павлову – «вы не волнуйтесь и соберитесь если что утром», наводит на мысль что не так уж и не прав был сам Павлов когда на следствии в первый же протокол заявил, что будет давать показания только в присутствии наркома и начГШ, что без предательства в его округе не обошлось.

Но пока архив Генштаба не опубликует исходящие тексты директивы «б/н» по каждому округу – так и будем гадать – почему Пуркаев и Грецов показывают (цитируют) не те тексты директивы «б/н» что показал Жуков и Захаров. А может кто-то сможет найти и «входящие» шифровки директивы «б/н» по каждому округу в делах округов-фронтов, что хранятся в ЦАМО, и это также внесет ясность в этот вопрос …

Но обратите внимание – в ответственный момент – нет связи с полевыми КП в КОВО и ПрибОВО! И они получают указания о поднятии округов по тревоге по телефону от Жукова, в «ручном режиме»…

 

В общем, во все округа текст директивы «б/н» пришел около 1 часа ночи и в округах должны были поднимать свои армии в 1.30, в 2 часа ночи уже – по тревоге!

Однако Кирпонос до чуть не до обеда прямо запрещал приводить армии КОВО в полную б.г. и выводить их на позиции. При этом Пуркаев сам обзванивал армии по телефону и зачитывал им текст директивы «б/н» – с 3 до 4 часов. И по некоторым мемуарам и Кирпонос также звонил в некоторые армии, но уже после нападения, только после 4.00 утра примерно.

При этом о том, что надо вскрывать уже и «красные» пакеты, Пуркаев подчиненным сообщал до нападения еще: «в период от 3-х до 4-х часов передал каждому лично приказ привести войска в полную боевую готовность, занять оборону согласно плану. При переходе немцев госграницы отражать всеми силами и средствами, самим границы не переходить. Нашим самолетам границы не перелетать до особого указания»! Что точно соответствует сути ПП округов и «занять оборону по плану» можно, только если вскроешь пакет. Кирпонос же подобные приказы стал давать только после нападения…

Как пишет генерал-лейтенант Б.И. Арушанян, начальник штаба 12-й армии КОВО, «Боевые действия 12-й армии в на-

437

чальный период войны» (ВИЖ, 1973, № 6, с. 60), Кирпонос только в 4 часа сообщил в эту армию о директиве «б/н» и спустя только час – в 5 часов утра дал команду вскрывать «красные» пакеты: «Примерно через час генерал М.А. Пуркаев вызвал меня к аппарату „Бодо” и передал условный сигнал для ввода в действие плана прикрытия государственной границы — „КОВО 1941”. Я сразу же доложил командарму, в кабинете которого находился и член Военного совета. Мы немедленно оповестили соединения и части».

 

 Но – очень может быть, что не вскрывали «красные» пакеты в КОВО видимо еще и по указке Жукова!? Ведь в пакетах записано, что делать дивизиям именно по ПП – какие районы занимать, и какие задачи выполнять. И если дать комдиву команду вскрыть свой «пакет» то он просто рванет в свой район по Плану прикрытия, (да еще и по старому ПП – ведь новые ему не дали отработать) на ту же границу, а вот этого как раз Жукову и не надо было. Ведь новых ПП комдивы не знают точно, и в сейфах у них лежат пакеты именно со старыми ПП. И Жуков с 12 июня выводил дивизии не по ПП КОВО, а по неким картам.

Как показывал потом Баграмян – Жуков запрещал выводить приграничные дивизии к границе. Ведь Жуков готовил КОВО к немедленному ответному удару, и явно собирался рвануть в штаб Кирпоноса, как только война начнется – чтоб «возглавить» это победное наступление «на Люблин»! И ему для этого нужны были практически все силы округа, и они не должны были распыляться по «рубежам обороны» до «23 июня»! Поэтому, скорее всего и Кирпонос чудил с приведением в б.г. своих войск до обеда 22 июня не сам по себе – делал он это возможно и по указке ГШ-Жукова! По крайней мере, действия Кирпоноса «гуманнее» объяснить этим, чем его неадекватностью или «нерешительностью» и тем более предательством, … если кому-то не нравится идея о его измене…

Впрочем, кроме Кирпоноса, похоже, замешаны были в измене и некоторые командармы. И на примере той же 45-й сд 5-й армии это видно вполне. Комдиву которой и новых ПП не давали для изучения, хотя данная дивизия была именно приграничная и первой должна была в случае нападения противника принимать бой. И до самого нападения ее не поднимали по тревоге. Хотя нш Пуркаев около 3-4 часов лично командармам по телефону сообщал о возможном нападении…

 

На самом деле, в принципе не важно в каком часу родили в округах свои директивы для армий на основании «Директивы б/н» ГШ. О приведении всех войск в полную боевую готовность. Важно, что

438

поднимать кленовы-кирпаносы их вполне могли именно простыми командами по телефонам. Что и сделали тот же Захаров и даже Павлов сразу после прочтения директивы «б/н».

 

Ни в «Директиве б/н» («Директиве №1»), ни в других распоряжениях Тимошенко и Жукова в эти часы не было никаких запретов отвечать огнем на вторжение. Не путать с запретом отвечать огнем на провокации. Ведь в ПрибОВО в своей директиве указали вполне четко – «В случае провокационных действий немцев огня не открывать» и «до тех пор пока самолеты противника не начнут боевых действий, огня не открывать». Но «2. Случае перехода наступление крупных сил пр-ка разгромить его». И Пуркаев также показывает, что запрета не было этими директивами («распоряжениями» ГШ), а указывалось – «в случае перехода немцев госграницы отражать всеми силами и средствами, самим границы не переходить и не перелетать, до особого распоряжения».

В звонках из Москвы около 2.30 могло быть, а могло и не быть указание по пересечению границы – границу до особого распоряжения не пересекать! По крайней мере в ПП, которые вводились при вскрытии пакетов об этом было четкое указание точно.

Но запретов на ответный огонь – ни в коем случае быть не могло в ту ночь из Москвы!

Вот что показывается в «Отчёте о боевых действиях Северного фронта» (ЦАМО фонд 217 опись 1221 единица хранения 219, л. 28), «Бои на дальних и ближних подступах к Ленинграду в 1941 г. Отмобилизование, сосредоточение и развертывание войск Северного фронта. Развертывание войск ЛВО в соответствии с планом прикрытия в начале войны» на сайте «Подвиг народа»:

«Командующий Ленинградского Военного Округа, об”явив его Командующим 14, 7, 23 Армий, отдал в тот же день свой приказ:

“Принять к точному выполнению изложенный выше приказ Народного Комиссара Обороны СССР.

Ввести в действие план прикрытия немедленно.

Переход и перелет границы до особых указаний не производить.

ЗА КОМАНДУЮЩЕГО ВОЙСКАМИ ЛВО

ГЕНЕРАЛ-МАЙОР  НИКИШЕВ

ЧЛЕН ВОЕННОГО СОВЕТА ЛВО ШТЫКОВ”

/Д. №2 за 1941 г.  “ Директивы, приказы и распоряжения Штаба ЛВО – стр. 1/.

439

Во исполнение последнего приказа Командующего фронтом план прикрытия, разработанный Штабом ЛВО, был введен в действие, и войска Ленинградского Военного Округа, преобразованного с началом военных действий в Северный фронт, начали выдвижение на предусмотренные планом прикрытия рубежи обороны. ».

 

Командующий ЛенВО объявив армиям округа директиву НКО и ГШ №2, одновременно доводит и приказ Тимошенко: «Ввести в действие план прикрытия немедленно. Переход и перелет границы до особых указаний не производить»

В ЛенВО под «№1» была директива по округу – о приведении в полную б.г. – по директиве НКО и ГШ «б/н» от 21 июня. И ЛенВО поднимал свои дивизии по тревоге и приводил в полную б.г. (как и ОдВО) – в полночь уже.

Может кто-то решил, что этот приказ по ЛенВО составлен на основании только директивы НКО и ГШ «№2», в которой и было указание о границе? Не пойдет. В директиве «№2» от 7.15 22 июня которую получали в округах аж к 9 часам утра, нет указания вводить План прикрытия. Там уже – о нанесении авиаударов по территории противника. ЛенВО свою директиву «№2» тоже получил к 9 часам, и он ее дублирует для своих армий в это же время.

Но, к 8 часам округа ПП уже ввели и отчитались об этом Москве, и в главе на третий вопрос мы разбирали воспоминания офицеров ЛенВО об этой ночи – в каком часу они вскрывали свои «красные» пакеты. И было это до 8 утра точно.

«Перелет границы» был санкционирован директивой «№2» , от 7.15 утра 22 июня. Которая разрешала нанести авиаудары по немецким войскам, но также пока запрещала наземным войскам пересекать границу отражая нападение Германии. А к 22 часам 22 июня округа получили директиву («№3») которая уже предписывала-разрешила «пересекать» границу.

Но может ЛенВО исполняет, таким образом, директиву «б/н» от 22.20 21 июня? Тем более не пойдет. В этой директиве речь идет только о приведении в полную б.г. и нет указаний (приказа) Наркома обороны СССР «Ввести в действие план прикрытия немедленно» и тем более нет указаний «Переход и перелет границы до особых указаний не производить»!

Так что – данный приказ ЛенВО – это исполнение некоего «приказа наркома» на выполнение ПП – на вскрытие «красных» пакетов. По другому – никак….

440

Это мог быть отдельный приказ НКО для ЛенВО утром, до директивы №2 и после 4 часов утра? Мог, конечно. Но мы знаем, что в ЛенВО пакеты вскрывали и до нападения, как это делалось в ЗапОВО, и поэтому можно предположить, что команда от НКО на вскрытие пакетов пришла в округа ДО нападения, но устно, а после нападения ее разрешено было применять и в виде приказов, письменно.

В «Отчете» показывается, и это подтверждают командиры ЛенВО в мемуарах, которые мы рассматривали в главе №3 – только около 8 часов утра в ЛенВО нш штаба округа Никишев оставаясь за командующего Попова, и отдает официально приказ на ввод ПП – «Ввести в действие план прикрытия немедленно. Переход и перелет границы до особых указаний не производить». Хотя полную б.г. ввели, как и остальные округа, получив сразу после полуночи директиву «б/н» на это.

Т.е. – в ЛенВО ввели ПП официально не до нападения Германии, а ближе к 9 часам утра. Ведь Финляндия не напала утром 22 июня, как и та же Венгрия. Но еще раз – в директиве «№2» нет ничего о вводе ПП. Она это не требует. В ней дается уже указание – уничтожать врага, который пересек границу и можно бомбить территорию «Германии» но – не Финляндии. И директива «№2» касалась в первую очередь – ПрибОВО , ЗапОВО, КОВО и ОдВО. А в ЛенВО ПП ввели именно по приказу Тимошенко, который пришел однозначно раньше директивы №2. И Никишев оставаясь за командующего – объявив «его» (приказ НКО №2) армиям ЛенВО, добавил и этот приказ наркома – «Ввести в действие план прикрытия немедленно»…

 

В общем, никакого запрета на открытие огня не было точно в ту ночь, однако в том же КОВО поперла «инициатива» – там стали давать команды с запретом отвечать на огонь, даже если враг границу перешел и атакует. И шло это как от командующего округом, так и от отдельных комармиями. В ЗапОВО – Павлов в протокол показал что от наркома запретов он не получал на ответный огонь. В ОдВО и ПрибОВО – запретов не было.… И очень может быть что именно из-за того что Кирпанос запрещал ответный огонь и пришлось Жукову, публикуя текст черновика директивы «б/н», а не того что принимали в округах на самом деле, врать таким образом что в тексте директивы «б/н» не было ничего по применению оружия.

 

Почему именно после 2 часов Москва могла дать в округа  команду «Приступить к выполнению ПП», а не раньше?

441

По словам Молотова, уже около 2 часов ночи Тимошенко и Жуков, видимо после докладов с границы о начавшихся провокациях в виде обстрелов пограничников и попыток атаковать их отдельными немецкими взводами, «разбудили» Сталина и всё Политбюро собралось в Кремле:

«Я перечитывал «Воспоминания и размышления» Жукова, и для меня все-таки не совсем ясна ситуация 22 июня 1941 года. У него сказано:

«<…>…В 3 часа 30 минут начальник штаба Западного округа генерал В.Е. Климовских доложил о налете немецкой авиации на города Белоруссии… Нарком приказал мне звонить И.В. Сталину. Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно…»

—Это уже около четырех утра получается, – говорю я Молотову, отрываясь от книги.

— Да раньше мы собрались, раньше! – горячо возражает Молотов. – Ему хочется как-то себя показать, он верит, что он правильно понимал обстановку, но он тоже плохо понимал.

Продолжаю читать из книги Г.К. Жукова:

«Наконец, слышу сонный голос дежурного генерала управления охраны. Прошу его позвать к телефону И.В. Сталина. Минуты через три к аппарату подошел И.В. Сталин. Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия. И.В. Сталин молчит. Я слышу лишь его дыхание.

– Вы меня поняли? Опять молчание.

Наконец, И.В. Сталин спросил:

– Где нарком?

– Говорит с Киевским округом по ВЧ.

– Приезжайте в Кремль с Тимошенко. Скажите Поскребышеву, чтоб он вызвал всех членов Политбюро».

— А это было раньше, – снова утверждает Молотов.

«<…> Через некоторое время в кабинет быстро вошел В.М. Молотов:

– Германское правительство объявило нам войну. И.В. Сталин опустился на стул и глубоко задумался».

— А это уже где-то около пяти утра получается, – говорю я.

— Да, неточно, неправильно, — отвечает Молотов. — Жуков тут не говорит о том, что Сталин дал указание за всем строго следить и докладывать, но надо понять, что, наверное, будут провокационные всякие сообщения – нельзя им на слово верить.

442

…Много раз за семнадцать лет наших встреч разговор возвращался к 22 июня. В целом, со слов Молотова получилась такая картина.

— То ли Жуков ошибается, то ли я запамятовал, – говорит Молотов. – Позвонил Жуков. Он не сказал, что война началась, но опасность на границе уже была. Либо бомбежка, либо получили другие тревожные сведения. Вполне возможно, что настоящей войны еще не было, но уже накал был такой, что в штабе поняли: необходимо собраться. В крайнем случае, около двух часов ночи мы собрались в Кремле, у Сталина, – когда с дачи едешь, минут тридцать-тридцать пять надо.

— Но Жуков пишет, что разбудил Сталина и доложил, что бомбят. Значит, уже в час ночи бомбили?

— Подождите… В этой части, он, может быть, не точен. Жуков и Тимошенко подняли нас: на границе что-то тревожное уже началось. Может, кто-то раньше сообщил им о какой-то отдельной бомбежке, и раньше двух началось, это уже второстепенный вопрос. Мы собрались у товарища Сталина в Кремле около двух часов ночи, официальное заседание, все члены Политбюро были вызваны. До этого, 21 июня, вечером мы были на даче у Сталина часов до одиннадцати-двенадцати. Может быть, даже кино смотрели, в свое время мы часто так делали вечером – после обеда смотрели кино. Потом разошлись, и снова нас собрали.(Заседание в кабинете Сталина закончилось для Молотова, Ворошилова и Берии 21 июня в 23.00. После чего они видимо и поехали на дачу Сталина, где пробыли еще с час и разъехались по домам.– К.О.)

А между двумя и тремя ночи позвонили от Шуленбурга в мой секретариат, а из моего секретариата – Поскребышеву, что немецкий посол Шуленбург хочет видеть наркома иностранных дел Молотова. Ну и тогда я пошел из кабинета Сталина наверх к себе, мы были в одном доме, на одном этаже, но на разных участках. <…> Но звонил мне не Шуленбург, а чекист, связанный с Поскребышевым: Сталин дал указание собраться. Шуленбурга я принимал в полтретьего или в три ночи, думаю, не позже трех часов. Германский посол вручил ноту одновременно с нападением. У них все было согласовано, и, видно, у посла было указание: явиться в такой-то час, ему было известно, когда начнется. Этого мы, конечно, знать не могли.

<…>

Это, по-моему, было не позже, чем в половине третьего. И Жуков с Тимошенко прибыли не позже трех часов. А то, что Жуков

443

 это относит ко времени после четырех, он запаздывает сознательно, чтобы подогнать время к своим часам. События развернулись раньше.» (Чуев Ф. «Сто сорок бесед с Молотовым: Из дневника Ф. Чуева», М.: ТЕРРА, 1991г., с. 46-49)

 

Молотов утверждает, что собрались они в кабинете Сталина в 2 часа ночи по докладу Тимошенко и Жукова о начавшихся на границе обстрелах, но по журналам посещений в кабинете Сталина первые посетители появились только в 5.45 утра 22 июня. Так что, скорее всего Политбюро собралось не в кабинете Сталина в 2 часа ночи, а на его квартире в Кремле (либо тот, кто должен был делать записи в журналах посещения, еще «спал» и не был на месте…).

Т.е. в 2 часа начались обстрелы на границе (по тому же ОдВО это показывают командиры), Жуков доложил о них Сталину и в это же примерно время от посла Германии в СССР Шуленбурга позвонили с просьбой об аудиенции. Немцы спешили всучить Ноту о нападении до начала нападения. И уже в это время от Сталина Жуков и Тимошенко и могли получить указание – дать в округа команду о вводе Планов прикрытия в действие – в 2.30. При этом немецкий посол вручил ноту Молотову около 3 часов 22 июня, за час до нападения по московскому времени, однако Сталин пошел на некоторую хитрость – в официальном выступлении наркома иностранных дел СССР В.М. Молотова в 12.00 22 июня по радио было заявлено, что Германия напала на СССР именно «без объявления войны»…

Также, возможно одной из причин давать в округа такую команду на вскрытие «красных» пакетов послужило, и сообщение из Берлин – телеграмма нашего военного атташе в Берлине – резидента Разведуправления (РУ) Тупикова. С одним кодовым словом – «Гроза». О ней показал в своей работе «Секретный фронт Генерального штаба» (М. 2005 г.) В. Лота, но, к сожалению, он не указал точное время отправки этой телеграммы. И если такая телеграмма существует, и она ушла в Москву из Берлина к 2 часам ночи еще, то эта телеграмма могла стать самой важной причиной отправки «телеграммы Тимошенко» в 2.30 – на вскрытие «красных» пакетов! Или как минимум – устных команд по ВЧ связи в это же время.

Посол же в Германии (и «по совместительству» замнаркома иностранных дел) В.Г. Деканозов, получил от министра иностранных дел Германии И. Рибентроппа меморандум с предъявлениями претензий к СССР и о нападении на СССР после 3 часов по Берлинскому вре-

444

мени. В тот момент, когда нападение Германии уже произошло – в 5 часов по Московскому времени и по времени на госгранице….

 

Ну а «дальше была война» и то, как командовали в первые дни коробковы и прочие «невинные жертвы сталинских репрессий» потом – тема отдельных исследований…

 

Вот такие вот «выводы» можно сделать по ответам генералов и такую хронологию событий предвоенных дней и ночи на 22 июня можно по известным на сегодня документам и фактам составить …

 

Может, кому-то не нравятся мои выводы, не нравится то, как я разобрал ответы генералов? Без проблем – забудьте все мои выводы и сделайте свои на этих ответах генералов и прочих фактах и документах как приведенных в этой книге, так и новых, если они у вас есть. Ведь главной целью данной книги (как и предыдущих о трагедии 22 июня) является не навязывание читателю мнение автора, а сбор в одно целое и публикация максимально полных документов и фактов по предвоенным дням, и в данной книге – ответов некоторых генералов июня 41-го на вопросы Покровского. Впервые достаточно полно опубликованных после проведенного расследования. Спустя более полувека …

 

Конечно, неисполнение (умышленное, или по дурости и тупости) приказов и директив Москвы на местах, не было единственной причиной трагедии 22 июня. Очень важной причиной этой трагедии был, например низкий уровень общей боеспособности армии, которая с сентября 1939 года к июню 41-го выросла с около 2-х млн. человек до 5,5 млн. и вступила в войну на стадии реформ и реорганизаций. Когда вновь созданные соединения всех родов войск, были таковыми только на бумаге, хотя задачи при всей их неукомплектованности ставились в планах именно как полностью готовым к войне! Но – это также прямая вина тех, кто затевал эти реорганизации, как с теми же мехкорпусами. О чем писал маршал М.В. Захаров.

Исследователь В.М. Чунихин в своей работе «”Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин”. Вариант 2. Расширенный» (размещено на его сайте в интернете 27.3.2014г.) показывает, что РККА образца осени 1939 года, комплектуемая по территориально-милицейскому принципу в принципе была армией не способной воевать в современной войне. СССР до начала Второй Мировой войны, до осени 39-го не мог себе позволить иметь кадровую армию основанную на всеобщей воинской обязанности когда солдат служит 2-3 года и на случай войны в стране есть мобресурс из служивших солдат. В РККА до сентя-

445

бря 39-го солдат служил три месяца, потом возвращался на гражданку и потом раз в год призывался на сборы в территориальные дивизии на месяц. И было это от общей неспособности страны проводящей экономические реформы тратить деньги и на содержание мобилизационной армии. Эти деньги шли на перевооружение РККА, на создание новых образцов танков и самолетов.

Германия перешла на всеобщую воинскую обязанность с 1936 года и таким образом сумела, и накопить свои мобрезервы на случай войны и имела к лету 41-го уже вполне профессиональную армии. А СССР, который перешел на такой же принцип комплектования только в сентябре 39-го – за оставшиеся полтора с небольшим года, на июнь 41-го армии способной воевать с вермахтом на равных, не имел в принципе. И локальные войны – у озера Хасан, в Монголии и финская компания и показали, насколько в принципе небоеспособна такая армия. Поэтому стремление и надежды Сталина «оттянуть» неизбежную войну еще на год-другой вполне объясняются именно неспособностью армии воевать и экономической неготовностью страны.

Чунихин приводит вполне доступные читателю директивы и приказы НКО СССР по боеготовности РККА и по ним видно, в каком плачевном состоянии находилась армия в те предвоенные 1939-1941 годы. Повальное пьянство и отсутствие дисциплины у командиров, низкая облученность как рядового-сержантского так и офицерского состава, отмеченные в актах и директивах тех лет показывают (особенно тем кто сам служил и понимает что это все это значит на самом деле) практически полную небоеспособность армии.

Тот же нарком обороны К.Е. Ворошилов указывал в приказах по РККА о «зияющем прорыве в боевой готовности войск» (слово «прорыв» в данном случае – не косноязычие «неграмотного» маршала, а слово означающее «провал» – в терминологиях того времени).

 

Также, хотя на случай войны в НКО и ГШ и были отработаны новые мобпланы, без которых воевать практически невозможно, однако судя по всему, их реализация срывалась.

Однако – реформы незаконченные и общая неготовность к войне, конечно, играли роль, но объяснять ими что-то можно лишь в рассмотрении вопроса и попыток доказывать только, что такая армия собиралась нападать первой «6 июля» 41-го. Т.е. незаконченные реформы армии и ее реальная и очень низкая боеспособность не позволяли нападать первыми, но вполне позволяли готовить оборону страны в от-

446

вет на нападение. Ведь усилиями Сталина РККА с осени 39-го к лету 41-го все же начала приобретать черты нормальной армии.

Так что причины трагедии 22 июня лежат все же, прежде всего в неисполнении приказов по повышению боевой готовности войск в приграничных округах в последние недели и дни перед 22 июня и срыве вывода войск по ПП за неделю до нападения Германии. А также в дурном планировании Генштаба на случай нападения Германии. Когда все утвержденные (одобренные минимум) Сталиным планы ГШ требовали начинать ответные наступления только спустя минимум несколько недель после нападения врага, и то только при благоприятных условиях, а наши стратеги в Генштабе удумали начинать войну ответными «фланговыми» контрнаступлениями буквально на следующий день после возможного нападения Германии. По неосновным силам противника оголяя, в общем, те участки границы, где немцы нанесут свои главные удары.

Однако расследование проводимое генералом Покровским так и осталось незаконченным и ответы командиров, которые могли помочь разобраться в причинах трагедии 22 июня – так и остались на долгие годы недоступны…

 

Данное исследование мы начали с «вопроса»:

«Как можно разобраться в «трагедии 22 июня»? В общем, «несложно». Надо выяснить как «оно должно было быть» на «бумаге», что было в тех же «планах» СССР на случай войны с Германией, разобраться с тем, какие приказы шли в западные округа в предвоенные дни, а затем выяснить, что творилось в войсках на самом деле с выполнением тех приказов и планов. Таким образом, если вы знаете что требовалось от войск и командиров, и что произошло на самом деле, вы в принципе сможете выяснить «разницу» – найти объяснение и причины разгрома РККА в первые же дни войны. Хотя между понятиями – что требовали, что требовалось в реальности, и что могло быть выполнено, конечно же, существует огромная разница. Но чтобы увидеть, где присутствовал примитивный «бардак», а где явный саботаж, и надо – сначала выяснить, что же требовалось от армии в те дни, перед войной.»

 

Есть еще один вопрос, на котором стоит еще подробно остановиться…

447

Некоторые исследователи и историки пытаются убеждать читателя и зрителя что, мол, если бы мы объявили мобилизацию числа так с 1 июня, то немцы испугались и передумали нападать. Ведь сам Жуков и Тимошенко пытались убедить Сталина ее начать с середины мая еще! А «тупой семинарист» – не дал это сделать, потому что верил Гитлеру и не верил своим генералам, и разведке (в тех версиях, где разведка все же докладывала точно о приготовлениях Германии)! Также – эта проведенная заранее мобилизация позволила бы встретить противника более боеготовой армией, и погрома первых дней войны не было бы!

Отвечая на «вопрос» в начале нашего исследования и отвечая заодно на переживания по не проведенной по «глупости» Сталина мобилизации и развертывании войск до нападения, можно ответить примерно так…

 

А разве кто-то в СССР вообще собирался проводить полное отмобилизование ДО 22 июня – до нападения Германии которое ждали? Этого и не было в планах ГШ и Сталина. По экономическим и самое важное – по политическим мотивам и соображениям. И по всем КШИ в последние полгода, мобилизации заранее также не было в вводной на эти игры. Даже при том, что угрожаемый период наступал, и о нападении Германии становилось «известно» заранее по этим КШИ. Ведь скрытая мобилизация под видом «БУС» к весне 41-г была, в общем отменена. Потому что дивизии приграничных округов довели до 10-12 тысяч – до «штатов приближенных к штатам военного времени». Которым не отмобилизование уже требуется, а доукомплектование. А это уже разные вещи. И это доукомплектование и проводилось в предвоенные дни, числа так с 8-10 июня уже – «частичная мобилизация» как назвал ее маршал Жуков.

 

Когда в 1962 году случился «Карибский кризис» – разве мобилизацию проводили в СССР, который был экономически посильнее СССР времен 41-го? Нет. Максимум – «учебные сборы»… Ведь начало мобилизации в стране – это немедленное обвинение ее в подготовке агрессии. Даже сегодня. Что вызовет автоматом мобилизацию у соседей и «вероятных противников» и потом этот процесс остановить будет еще сложнее и все может закончиться войной действительно от «случайного» выстрела на границе.

 

В угрожаемый период и в СССР, и Российской империи (и РФ тоже так будет, скорее всего) проводили частичную мобилизацию – через «сборы учебные». А вот чтобы после нападения можно было

448

провести мобилизацию по полной и никто тому помешать не смог – для этого и довели приграничные дивизии с февраля 41-го в более высокую степень моб. и боеготовности. Чтобы они могли в свои пару часов по нормативам, занять рубежи обороны и, приняв первые удары – задержать противника и дать возможность остальным войскам и провести эту самую мобилизацию.

И все мероприятия предвоенных дней и направлены были на то, чтобы приграничные дивизии свою задачу выполнили. А чтобы и вторые эшелоны были более в высокой степени моб. и боеготовности к моменту возможного нападения Германии – и провели для них в том числе те «сборы» с мая и начали выводить их в районы предусмотренные ПП да с «полностью возимыми запасами б/п и ГСМ» с 8-11-12 июня уже. И те приграничные дивизии, которым на выход к рубежам обороны с зимних квартир требовалось в силу объективных причин не пара, а десятки часов и тем более сутки – также начали выводить к границе за неделю до нападения Германии.

И в этом как раз главная заслуга Г.К. Жукова, как начальника Генштаба в те предвоенные полгода! Который действовал, конечно же, не «вопреки злодею тирану». А вот предвоенные «планы войны» Жукова, которые не он придумал, но активно претворял в жизнь, в общем, сводят на нет эти его заслуги. Как свело на нет его приказы то, как эти приказы исполнялись на местах.

Опубликованные на сайте МО РФ «Документы. Накануне войны» и «Первый день войны» те же сводки, которые прямо показывают, что разведданные о немецких войсках на 22 июня точно соответствуют данным на 20 июня. Т.е. – «сводки Разведуправления первого дня войны – никакой “внезапности”, будто так и должно быть» (исследователь Р.Никитин). Что позволяет сделать вывод –никакой внезапности ни для Сталина ни для наших военных в нападении Германии и не было. А вот когда облажались наши стратеги с ответными действиями – вот потом, чтобы скрыть свой позор и дурость с авантюрой предвоенного плана ГШ, который Сталин не утверждал – и стали нести чушь мемуаристы – о внезапности нападении Германии как причине провала…

 

Как пишет С.Чекунов, сборы, спланированные еще в марте 41-го, должны были пройти с июня по сентябрь. Поэтапно, «волнами»:

«Выписка из протокола решения Политбюро ЦК ВКП (б) от 8-го марта 1941 г: «О проведении учебных сборов военнообязанных запаса в 1941 году и привлечении на сборы из народного хозяйства лошадей и автотранспорта»:

449

«Утвердить следующий проект постановления СНК СССР: «Совет Народных Комиссаров Союза ССР постановляет:

1. Разрешить НКО призвать на учебные сборы в 1941 году военнообязанных запаса в количестве 975.870 человек, из них:

сроком на 90 дней – 192.869 человек;

на 60 дней – 25.000 человек;

на 45 дней – 754.896 человек;

на 30 дней – 3.105 человек.

2. Разрешить НКО привлечь на учебные сборы из народного хозяйства сроком на 45 дней 57.500 лошадей и 1.680 автомашин, с распределением по республикам, краям и областям согласно приложению.

3. Сборы провести:

а) в резервных стрелковых дивизиях тремя очередями:

первая очередь – с 15 мая по 1 июля;

вторая очередь – с 10 июля по 25 августа;

третья очередь – с 5 сентября по 20 октября;

б) в стрелковых дивизиях шеститысячного состава в период – с 15 мая по 1 июля;

в) в стрелковых дивизиях трехтысячного состава в период – с 15 августа по 1 октября;

г) прочие сборы проводить очередями на протяжении всего 1941 года…»

Однако в мае Генштаб дал округам указания – сборы всем начать не позднее 10 июня. Провести сборы не «волнами», а сразу – уже к 15 июня всех запланированных приписных призвать в дивизии.

Были ли эти «учебные сборы» скрытой мобилизацией? Конечно да. Таковыми их и называли и жуковы-василевские и захаровы потом в мемуарах. Ведь на обычные сборы на полтора месяца авто и лошадей из н/х не привлекают, приписных в роты к срочникам не вводят и оружие им в казармы не дают…

Официально Сталин начать мобилизацию и тем более вводить ПП До нападения Германии не мог по политическим мотивам. Но призвав в армию приписных и частично – те же машины и лошадей из народного хозяйства, общую мобготовность армии повышали. И в то время пока приграничные дивизии, доведенные благодаря Жукову до «штатов приближенных к штатам военного времени» будут держать по ПП первые удары, вторым эшелонам и резервам, с главными силами – провести мобилизацию в полном объеме будет проще после

450

нападения Германии. Тем более если действительно с 11-12 июня приграничные дивизии перевели в штат военного времени и формально.

Т.е. проводимые в мае-июне сборы сокращали будущую полноценную мобилизацию для дивизий вторых и третьих эшелонов. По которой упор был также сделан больше на развертывании новых дивизий, с «нуля».

Не были приказом оформлены эти «учебные сборы» как «БУС» – скрытая частичная мобилизация? Не важно. В1939 и 1940 годах частичную мобилизацию провели именно как «БУСы». А в 41-м – по политическим мотивам так делать не могли и не стали, «отменив» само понятие «БУС». Т.к. угроза войны стала реальной и стать «агрессором» СССР ну никак не мог – поэтому и провели «просто» «учебные сборы». Но – по схеме «БУС»! С размещением приписных в казармах со срочниками и выдачей им оружия в эти казармы, что на обычных, учебных сборах – делать запрещено!

Ведь о том, что в стране проводятся «Большие» учебные сборы, которые есть – скрытая мобилизация – станет известно на Западе в любом случае. А это СССР ну никак не помогло бы с будущими союзниками. Которые желали войны СССР с Германией, но сами предпочитали отсидеться в сторонке.… Но то, как вы назовете скрытую мобилизацию – просто сборы или БУСы – не важно. Важно, какие мероприятия вы выполняете. И для чего.

Так что – именно скрытая частичная мобилизация и проводилась с конца мая в СССР. Под видом «учебных сборов». Что в черновик своих мемуаров и сам Жуков показал – «Весной и в начале лета 1941 года была проведена частичная мобилизация приписного состава с целью доукомплектования войск приграничных военных округов». И то, что ее не объявили официально до нападения Германии, а тем более то, что не ввели ПП приказом – не важно. В армии все, что вы хотите сделать вы можете делать, как открыто и одним мероприятием, так и скрытно, поэтапно… растянув по времени. И именно этот вариант подготовки к нападению Германии и был использован в СССР перед 22 июня.

 

Вот какой документ обожают приводить «резуны», пытаясь им «доказать» что СССР хотел напасть первым – «СПРАВКА О численности Красной Армии, пополнении и потерях за период с начала войны по 1 марта 1942 г.

451

1. К началу войны общая численность Красной Армии равнялась 4 924 000 чел., из них призванных на большие учебные сборы до объявления мобилизации 668 000 чел.».

Как видите – в РККА все прекрасно понимали что за «сборы учебные» проводились в армии в мае-июне 41-го. Для самих военных – это были, конечно же, сборы которые «маскировали» именно частичную мобилизацию. Которой повышали общую моб. и боеготовность армии. А то, что не было постановления СНК на проведение «БУС» на май-июнь 41-го – так на то она и скрытая мобилизация – неча ее афишировать перед немцами.

И тот же С.Чекунов приводит такой документ: «Текст телеграммы о проведении скрытой мобилизации был установлен такой (это образец для Московского Военного Округа:

“Пароль______

Тула

Командиру /облвоенкому/ _______________________ (наименование войскового соединения или облвоенкомата)

"____" ________ (число и месяц) приступить выполнению директивы № 8350. Выполнить наряды № ______ 

Комвойсками .“

Пояснения к образцу:

“1. Число и месяц в начале текста телеграммы показывает первый день БУС.

2. Номер директивы указанной в образце телеграммы будет указан в телеграмме для подъема по БУС.

3. Указываемые в телеграмме номера нарядов соответствуют условным номерам команд, присвоенным поднимаемым на БУС войсковым частям. 
Номера нарядов указываются в телеграмме лишь при частичном подъеме войсковых частей, при подъеме на БУС всех частей одновременно, в телеграмме будет указано "выполнить все наряды".”…»

 

Как видите, в начале 1941 года словосочетание «БУС» похоже, убрали из лексикона армии для обозначения скрытой мобилизации. Его заменили на «номер директивы», которая и начнет «учебные сборы – частичную скрытую мобилизацию». Сделано это могло быть только по политическим мотивам – чтобы «вероятные противники» не могли обвинить СССР в агрессии, который проводит у себя «БУС» аналогичные

452

«БУС» в 1939-1940 годах. Т.е. – СССР проводит мобилизацию!

Однако 22 июля 41-го выходит такой документ за подписью Сталина:

«ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ ОБОРОНЫ

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

от 22 июля 1941 года № ГКО-234сс

ВОПРОС НКО

1. Разрешить Народному Комиссариату Обороны призвать на Большие учебные сборы военнообязанных и осуществить поставку мехтранспорта, тары, лошадей, повозок и упряжи, приписанных (занаряженных) для частей и учреждений, развертывающихся по схеме оргразвертывания на территории Дальневосточного фронта и Забайкальского военного округа, а также ресурсов, занаряженных для этих округов с территории Сибирского, Уральского и Средне-Азиатского ВО.

2. Призыв на сборы и поставку произвести скрытым порядком в период с 22 июля по 2 августа 1941 г.

<…>

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ГОСУДАРСТВЕННОГО

КОМИТЕТА ОБОРОНЫ И. СТАЛИН

________________________________________

Выписки посланы: т.т. Жукову, Берия, Кузнецову.» (РГАСПИ, Ф 644, Оп. 1, Д. 4, Л. 9—10.)

Т.е. очень может быть, что в целях обезопасить страну от обвинения СССР в каких-либо приготовлениях к войне на весну-лето 41-го – до нападения Германии  ввели другую форму скрытого отмобилизования? А когда война началась –  вернулись к старой? Почему бы и нет…

 

С этими «сборами» и стенаниями исследователей вокруг несостоявшейся (не проведенной) ДО нападения Германии мобилизации возникает интересный момент. Поэтому стоит разобрать один вопрос, связанный с мобилизацией – когда ДО нападения врага она, по словам исследователя С.Чекунова вводилась бы по предвоенным теориям Генштаба.

Дело в том, что если мы ожидаем массированное нападение крупными силами противника – то в этом случае начинаются «БУС» как скрытая мобилизация в угрожаемый период и также в этом случае начинают выполняться и Планы прикрытия. А если мы ожидаем «локальный» конфликт, как на том же Хасане или на Халхин-Голе, или

453

нападение противника не сразу массированными силами, а например некими мифическими «армиями вторжения», частями, то в этом случае первые удары примут пограничники и приграничные дивизии, а мобилизация начнется для остальных войск армии, только если это понадобится.

Как пишет «исследователь архивов» С. Чекунов, на случай начала войны или угрозы начала войны, было два варианта наших ответных действий:

«1. Если противник начинал сосредоточение, которое предусматривало наступление крупными силами, то по предвоенным взглядам такое сосредоточение разведка должна выявить своевременно, затем должно последовать с нашей стороны БУС+ПП /в мирное время/.

2. Если военные действия начинались малыми силами, то по предвоенным взглядам на это хватало пограничных войск + сил прикрытия с отмобилизованием в 2-4 дня.

При любом раскладе система планирования – ПП + отмобилизование – оставалась неизменной. Такой эта система осталась и на сегодняшний день.»

 

Т.е. – если разведка вскроет, что противник готовится напасть крупными силами, то проводится скрытая мобилизация под видом «учебных сборов» и вводятся в действие Планы прикрытия. Тем боле что «БУС» для приграничных дивизий Жуков «отменил» став начГШ – доведя их до «штатов приближенных к штатам военного времени». А если нападение ожидалось локальным, малыми силами (как это было на том же Хасане в 38-м), то разбираться с этим предстояло пограничникам и приграничным дивизиям им в помощь. Которые получат дополнительно и приписных, если потребуется.

Об этом писал в своих теориях еще Тухачевский:

«Как же должна строиться теперь система прикрытия мобилизации?

<…>

1. Войсковые соединения в пограничной полосе должны иметь штаты, близкие к штатам военного времени.

2. Приписка людей, лошадей и всех видов транспорта к этим частям должна быть основана на коротком сборе их пешим порядком, без использования железнодорожного транспорта, т. е. в районе до полуперехода. (как раз в те самые 2-4 дня как показывает С.Чекунов – К.О.)

3. Использование основной массы людей приграничных полос может предназначаться только для второочередных формирований.

454

4. Конские и транспортные ресурсы могут быть использованы подходящими с тыла войсковыми соединениями.» (Тухачевский М.Н. Избранные произведения. В 2-х т. — М.: Воениздат, 1964. Гл. Характер пограничных операций, Производство мобилизации. (Июль 1934 г. ), с. 213)

 

Как говорится, выбирайте сами, – по какому варианту готовился Кремль к возможному нападению Германии в июне 41-го. Скорее, и по факту событий известных на сегодня – по обоим, но точнее – более по первому варианту ответных действий и развивались события в предвоенные дни. Но учитывайте – формально и официально «БУС», скрытую мобилизацию в 41-м году мы не могли себе позволить проводить.

Т.е., если мелочь ожидается – то пускай приграничные дивизии возятся. Им пару дней на их пополнение-укомплектование хватит. Если что... А там видно будет.

Если же крупными силами вероятный противник попрет – то вводим и мобилизацию (не официально все равно, а через БУС) и ПП вводим (тоже не официально, конечно же) до вероятного нападения о котором разведка доложит однозначно. Но весной 41-го вмешался политический фактор – СССР не может показывать что он к войне вообще готовится, нейтралитет держится до последнего. И в итоге – пришлось и БУС проводить хитрым способом – под видом «учебных» сборов и ПП вводим но – под видом «учений в сторону границы»…

Но обязательно учитывайте – формально и официально «БУС», скрытую мобилизацию в 41-м году и вводить ПП формально мы не могли себе позволить проводить в любом случае.

А вот к чему готовился ГШ=Жуков – это вопрос интересный. И более похоже, что наши военные готовились к началу войны именно малыми силами со стороны Германии, теми самыми «армиями вторжения». Ведь потом Жуков и переживал в мемуары – они, видите ли, не ожидали в своих предвоенных планах, что Гитлер ударит всеми силами и массированно! И по этим планам, похоже, и было задумано – при том, что приграничные дивизии должны будут сдержать на «2-4 дня» противника на границе, они и получат в эти дни своих приписных себе в пополнение. А пока они гибнут геройски – и остальные войска проведут официальное и полное отмобилизование. Если враг попрет уже более серьезными силами.

В реальности это все не сработало (дивизии часто выводились не с «полностью возимыми запасами б/п и ГСМ» а с учебным хламом) и потом маршалы и стали врать в мемуары, что они не ждали удара всеми силами сразу от немцев. Но виноват в этом был, конечно же,

455

 «тиран» который не дал им привести войска в боевую готовность – не дал начать мобилизацию заранее. И поэтому, мол, ничего они не делали по указке «тирана» – и войска спали в казармах и приводить в б.г. он запрещал, и вывода войск по его же указке не было. А ведь в предвоенные недели и «БУС» провели по факту – скрытую частичную мобилизацию под видом «учебных сборов», и это «исторический  факт». Ведь эти «сборы» «частичной скрытой мобилизацией» назвали потом в мемуары и сам Жуков и тот же Захаров и прочие василевские. И Захаров вообще эти сборы называл именно «БУСами». И по ПП войска выводить начали с 8-11-15 июня, и в б.г. войска приводили соответственно заранее, до нападения…

Т.е. – в случае угрозы войны, начала «угрожаемого периода» стрелковые дивизии должны переводиться в штат военного времени, т.е. – пополняться без объявления официальной мобилизации в штат военного времени – до 14.5 тысяч в среднем – «автоматом», решением видимо НКО и ГШ, или даже округов. И таким образом к 21 июня 21 дивизии РККА были доведены до этих 14 тысяч! И маршал Захаров утверждал, что эти дивизии находились в приграничных округах! А 78 дивизий – остались в численности 11-12 тысяч. Правда как справедливо замечают некоторые исследователи – никто до сих пор так и не назвал номера этих сд имевших 14 тысяч к 21 июня. Такие точно были – в ДВО, на Дальнем Востоке СССР, а вот в запокругах – что-то неизвестно о таких…

 

Об этих 21 дивизии в штатах военного времени показывается в справке «Об учебных сборах, проведенных в Красной армии накануне Великой Отечественной войны», в «Приложении 1» к книге М.В. Захарова «Генеральный штаб накануне войны», составленной на основании документов ЦАМО:

«5. В мае 1941 г., учитывая напряженную обстановку, было принято решение увеличить количество дивизий, артиллерийских частей и армейских управлений, проводящих сборы приписного состава.

Кроме того, по всем дивизиям предполагалось увеличить количество приписного состава, привлекаемого на сборы, с 5000 человек до 6000 человек на каждую дивизию. А проведение самих сборов было предложено начать в период с 1 по 15 июня² {² ОХДМ ГШ, ф.15, оп. 2245, д. 83, л.106}.

6. По донесениям военных округов установлено что фактически учебные сборы были проведены в 99 стрелковых дивизиях с привле-

456

чением на них¹ {¹  ОХДМ ГШ, ф.15, оп. 2245, д. 83, л.107}: (далее идет перечень округов и количество приписных по ним – К.О.)<…>

Таким образом, в момент объявления войны в 99 стрелковых дивизиях находился 493 181 человек приписного состава. Это позволило довести численность людей:

– в 21 дивизии – до 14 000 человек;

– в 72 дивизиях – до 12 000 человек;

– в 6 дивизиях – до 11 00 человек.

Остальные дивизии уже в мирное время содержались в 12-тысячном составе». (М.В. Захаров. Указанное сочинение, с. 471-472)

 

Т.е. данные о том, что через сборы довели 21 стрелковую дивизию в приграничных округах до штата военного времени – до 14 тысяч бойцов – подали в НКО и ГШ к 22 июня – округа! И очень может быть, что по отчетам округов таковыми считались именно приграничные дивизии. Т.е. округа врали Москве в этих отчетах?! Или – таковыми дивизиями посчитали дивизии в мехкорпусах, которые действительно имели штат военного времени, сразу формировались таковыми. И в принципе на 4-е западных округа столько дивизий в их МК и наберется. Но в том же Бресте, две их сд и одна тд – имели по 10 тысяч личного состава.

Первоначально эти «учебные» сборы планировалось провести «волнами», с 1 июня по 15 октября. Но как видите, уже в мае принимается решение – сборы провести с 1 по 15 июня всем округам. Т.е. к 15 июня все запланированные под 900 тысяч приписных должны были быть уже призваны в армию.

В задачи этих т.н. учебных сборов входило – «а) усовершенствование боевой выучки приписного состава по должностям согласно предназначение на военное время; б) сколачивание боевых расчетов (пулеметных, минометных и орудийных); в) сколачивание отделений, взводов, рот, батальонов и полков в штатах приближенных к военному времени; г) привитие начальствующему и младшему начальствующему составу практических навыков в командовании подразделениями.»

Кто-то все еще желает называть эти «сборы» обычными, а не скрытой частичной мобилизацией – как их называл Жуков и Захаров и как это называют сегодня преподаватели в военных академиях?!

 

(Примечание: Как указывает полковник современного ГШ «С.», похоже, в наше время в нашем Генштабе работают люди, хорошо

457

знающие историю вопроса. Пополнение стрелковых дивизий до штатов военного времени через «учебные сборы по схеме БУС» спланированные таковыми уже в начале года – при планировании этих сборов, естественно не являются просто «учебными» сборами. Это – именно что: частичная мобилизация. И эти «сборы» должны были изменить баланс сил между ССР и Германией в нашу пользу. По крайней мере, нивелировать наше отставание от вермахта, который на начало 41-гогода был вполне отмобилизован и развернут, в этом вопросе. 

Пример из современности – в Крыму, по Договору с Украиной, до майданутого переворота в Киеве в феврале 2014 года мог находиться контингент Российской армии в количестве около 25 тысяч человек. Реально там находилось гораздо меньше наших военных. Но – доведение количества военных в этих гарнизонах, усиление их спецчастями («вежливыми зелеными человечками»), в связи с началом беспорядков в Киеве и переворотом бандеровцев, но в пределах численности определенной Договором с Украиной – резко изменило баланс сил в регионе и дало сигнал путчистам и тем более украинским военным в Крыму – не стоит дергаться…

Проведенные «учебные» сборы в мае-июне 41-го, конечно же, не могли заменить мобилизацию, но они давали нам возможность удержать немцев на границе – и дать время провести полноценную мобилизацию после нападения (при нормальных планах обороны, конечно же). Ведь официальную мобилизацию СССР не мог себе позволить начинать – ДО начала войны…)

 

Какой датой можно считать начало «угрожаемого периода»? Вряд ли на это было некое «постановление» СНК или ПБ, типа – Считать такое то мая или июня – днем начала угрозы войны!... Но если «дата» нужна – то начало вывода армий из внутренних округов в сторону западных, в середине мая – вполне подойдет… Ведь их выводили не чтобы напасть первыми, а именно в связи с угрозой скорой войны – нападения Германии? Также может подойти дата 5 мая. Сталин стал председателем СНК и речь перед военными выдал – ориентируя их о скорой войне. И 5 мая на границу, под видом обустройства границы, а на самом деле в помощь погранцам вывели стрелковые батальоны усиленные артдивизионами – с полными б/к....

По мне – 5 мая подходит больше всего, хотя ВС округов дали запросы в ГШ на вывод по ПП 10-11 июня. Им дали директивы НКО и ГШ от 11-12 июня – на вывод вторых эшелонов и резервов и – и также дали и директиву на перевод сд в штат военного времени. То есть

458

 дата 10-11 июня также подходит под «дату» начала «угрожаемого периода»… Так что – выбирайте сами – какая дата начала «угрожаемого периода» больше подходит…

 

И вот тут и возникает интересный вопрос – а все эти идиотские «теории» в Генштабе, которые активно проповедовались перед войной, о том, что Германия не ударит по СССР сразу и всеми силами и массированно, что нападение на СССР Гитлер осуществит по сценарию Первой Мировой войны – не специально ли насаждались? С одной стороны был у нашего ГШ перед глазами «опыт» текущей войны Германии и Франции с сентября 1939 года по лето 40-го, когда Германия торчала на границе и не вела почти год активных боевых действий. Предоставляя Франции время на любые мобилизации какие душа пожелает. А с другой стороны – эти «теории» ГШ ставили страну в рискованную зависимость от степени отмобилизования наших войск в угрожаемый период.

Ведь если мы ждем о Германии нападения малыми силами и не всеми сразу, то мы имеем одну численность (укомплектованность) наших войск в приграничных округах. А если ждем нападение массированное – то проведем скрытое отмобилизование и это будут точно «учебные сборы» покруче тех, что были проведены в реальности в мае-июне. Но – если мы ждем нападения малых сил и не сразу и под это дело имеем только приграничные дивизии, доведенные до «штатов приближенных к штатам военного времени», а Германия ударит всеми силами и сразу, то будет погром! Ведь у нас в итоге времени на отмобилизование не будет! Приграничные дивизии не удержат противника на границе, если тот попрет массированно, и значит, у остальных войск не будет времени на развертывание и отмобилизование, которое начнется по мобилизации начатой только после нападения Противника!

Вот что писали об этом в исследовании «1941 год — уроки и выводы»:

«Соединения, входящие в состав армий прикрытия, планировалось отмобилизовать в два эшелона. Сроки готовности первого эшелона к выступлению в поход определялись в пределах от 2 до 6 ч. Время отмобилизования второго эшелона — на 2-3-и сутки мобилизации. Отмобилизование первого эшелона являлось наиболее сложным. За несколько часов планировалось отмобилизовать прежде всего 114 дивизий армий прикрытия, укрепленные районы первой линии, 85% Войск ПВО, воздушно-десантные войска, свы-

459

ше 75% Военно-воздушных сил, 34 артиллерийских полка РГК. Стрелковые, танковые (моторизованные) соединения армии прикрытия при переходе на штаты военного времени должны были получить до 25-30% личного состава.

Сокращение сроков отмобилизования, и прежде всего войск армий прикрытия, достигалось призывом основной массы личного состава запаса по территориальному принципу. В то же время для некоторых соединений первого оперативного эшелона транспорт подавался из тыловых районов страны только на 2-4-е сутки мобилизации. Понятно, что при внезапном начале войны отмобилизование войск, расположенных у границ, может быть сорвано и они будут вынуждены вступить в бой; неукомплектованными и небоеготовыми. Естественно, было бы правильным, чтобы в условиях начала стратегического развертывания противника (в угрожаемый период для нас – К.О.) планировалось такое состояние войск армий прикрытия, которое обеспечивало бы им без дополнительных мобилизационных мероприятий готовность отразить внезапный удар противника. Однако такого варианта в мобплане не предусматривалось. Большая разница в сроках отмобилизования боевых соединений, частей боевого обеспечения и учреждений тыла еще более усугубляла этот крупный просчет в планах мобилизации. …»

 

Как видите – было бы здорово, если бы уже в мобплане было забито, что приграничные дивизии на случай нападения не требовали вообще проведения мобмероприятитй по доукомплектованию своих полков. И они были бы к 22 июня в штатах военного времени «по определению». Начав проводить пополнение своих полков до штатов военного времени «в условиях начала стратегического развертывания противника». И им не пришлось бы пополняться военнообязанными из окрестных деревень под огнем противника в те самые 2-3 часа, что в принципе нереально сделать. Хотя большая часть приписных для таких частей – это те, кто живет и работает вокруг этих частей и в самих частях как «служащие Красной армии».

Но. Доведение приграничных дивизий, сразу, чтоб они не зависели от мобилизации, не было оказывается предусмотрено ГШ-Жуковым в мобпланах на 1941 год. Т.е. мобплан в ГШ вполне допускает сие – иметь те части, которые вам нужны сразу в штатах военного времени и те же новые мехкорпуса и ПТБр которые по этому моб-

460

плану начали формировать в марте уже, и создавались уже – по л/с в штате военного времени сразу.

А вот мобплан уже в округе такой возможности не имеет. Он отрабатывается в рамках общего мобплана.

«Окружной мобплан рассчитывается из возможностей приграничных частей выполнить план прикрытия в полном объеме, т.е. дать возможность призвать всех военнообязанных округа за то время, пока противник будет сдерживаться в приграничных боях. Естественно, что к содержанию дивизий окружной мобплан не имеет отношение, потому что это прерогатива ГШ, которое и определяет необходимый штат соединений исходя из РЕАЛЬНЫХ угроз на данном ТВД и возможностей страны по содержанию таких штатов в мирное время.

В округе быстро усилить приграничную дивизию можно, к примеру, за счет других развернутых частей (например в ПрибОВО таким образом «усилили», пополнили свои УРы – за счет стрелковых дивизий – К.О.), но только не за счет оргмероприятий связанных с Москвой, потому что эти оргмероприятия надо заранее планировать (как минимум в предшествующий год в мирное время в НКО и ГШ), чтобы было исполнено финансирование таких мероприятий, которое закладывается в бюджет страны заранее. Экономика в стране была плановая, и хотелки военных нарастить численность войск (усилить дивизии, как здесь предлагалось) сразу же стопорились на правительственном уровне, если у страны не было лишних денег на подобные мероприятия. Вот поэтому у нас и был такой разброс в численном составе дивизий разных округов, и внутри их тоже.» (п-к С.А. Мильчаков)

 

И вот тут стоит сказать в защиту Жукова (если это было, конечно же, его предложением, а не Сталина, например), что доведение приграничных дивизий до 10-12 тысяч с весны 41-го все же хоть как-то должно было снизить степень грядущего погрома. При своевременном выводе этих дивизий на их рубежи обороны естественно – за пару дней до вероятного нападения и пополнения их приписными из местных населенных пунктов в эти же дни. И если бы то, что требовал Жуков в те месяцы от округов, было бы выполнено, и тем более, по тем планам, которые одобрял Сталин – то все действительно пошло совсем бы по-другому после 22 июня. Может и не так красиво как на майских КШИ, но точно без того погрома армии который случился в реальности…

461

Было ли то, что в мобплан весны 41-го Жуков и ГШ не предусмотрели для приграничных дивизий нахождение их в штатах военного времени вредительством Жукова и его замов или это было, увы, объективной проблемой – узнать мы сегодня не сможем. Так что – будем только «сожалеть» о том, что это не было сделано, не было предусмотрено…

Дело в том, что Жуков этот мобплан получил в наследство от Мерецкова. Но представлял его Сталину и Молотову уже именно он на утверждение.

Очень может быть что, предлагая создавать с нуля еще 21 мехкорпус, к имеющимся 9-ти, плюс, начав формировать уже с марта предусмотренные по этому плану на случай войны новые дивизии и корпуса, Жуков не пошел на доведение приграничных дивизий в силу объективных причин. А ведь с 1 марта начали формировать 16 управлений стрелковых корпусов, которые тоже требовали себе офицеров и пусть небольшое, но все же некоторое количество солдат. 21 механизированный корпус, а это – по три дивизии под 14 тысяч и техника в виде тысячи танков. 5 воздушно-десантных корпусов которым также надо найти десятки тысяч солдат, несколько стрелковых дивизий минимум по 10-12 тысяч сразу, и 10 противотанковых бригад по 5 тысяч бойцов.

Кстати, начГШ мог предлагать какие-то свои предложения, но решения по ним примет НКО и СНК, Правительство. Т.е. вносить в мобплан изменения и решения по доведению в мирное время приграничных дивизий до штатов военного времени мог только Тимошенко – согласовав сначала это с Правительством СССР, со Сталиным.

И очень может быть что в виду объективно больших затрат на вновь формируемые дивизии, по приграничным и было принято решение – довести их до 10-12 тысяч, а пополнение их до полных штатов провести непосредственно в угрожаемый период. Иначе придется, пополняя приграничные дивизии изымать для этого во внутренних округах (или даже в приграничных) целые подразделения из дивизий которые сами в это время находились в численности в 5-6 тысяч…

 

Но. Повторюсь…

Конечно. То, что вместо объявления мобилизации в предвоенные дни, ограничивались тем, что сам же Жуков назвал «частичной мобилизацией, а Захаров – «т.н. БУС» конечно же, дало свой негатив

462

в ситуацию начала войны. И эти «учебные  сборы» даже проводимые по схеме БУС, с вводом приписных в казармы к срочникам в пополнение подразделений, и выдачей им оружия, конечно же, не могли заменить полноценную мобилизацию. И это по «определению» больше похоже на повышение мобготовности армии, чем на ее отмобилизование. Но, задачей этих сборов в первую очередь было – именно пополнение конкретных именно частей и соединений, и только во вторую очередь абстрактное «повышение мобготовности» армии.

Не хватало именно мобилизации, вместо повышения мобготовности?! Однозначно. Но – в таких вопросах как подготовка страны и армии к войне всегда чего-то не хватает. Особенно хреновым танцорам…

Именно САМИ военные так спланировали в феврале уже: провести под видом сборов учебных частичную мобилизацию – по схеме БУС. А потом конечно: им Сталин оказывается виноват – не дал полноценную мобилизацию провести. Когда пришло время ИМ самим оправдываться за трагедию.

Однозначно, не лично Жуков, конечно же, отрабатывал и готовил новый мобплан на 1941 года подписанный уже им 12 февраля, а его замы доставшиеся ему от Мерецкова. Но уже САМ Жуков, в этот новый мобплан, утвержденный уже им у Сталина только спустя месяц, в марте 41-го не сподобился забить, что приграничные дивизии надо бы уже довести до штатов военного времени – до 14 тысяч по личному составу. Чтобы они в случае «внезапного» начала войны, когда может не оказаться времени (пары часов по фантазиям Генштаба) на пополнение этих дивизий приписанными к ним военнообязанными с окрестных деревень, могли по первой же команде, по тревоге занять оборону на границе согласно их нормативам в пару часов.

И никакой причины не сделать это – забить в новый мобплан доведение этих дивизий до штатов военного времени у Жукова, думаю все же не было в те дни. Ведь это приграничные дивизии и принимают первый удар и это они и должны предоставить время остальным войскам на их мобилизациию полную.

А потом, когда настало время оправдываться в мемуары, за подобные просчеты, маршал начал ахать – тиран не дал им провести полноценную мобилизацию 11-13 июня. А все может и попроще, наверное, будет – боюсь, Жуков и не считал необходимым доводить изначально, через мобплан приграничные дивизии до штатов военного времени! Ему ведь важнее было, как он считал – довести до кондиции

463

те дивизии, которые попрут в победоносное наступление (не важно – превентивно или в ответ и немедленно) «на Люблин». По его таким грандиозным планам – «южного варианта» ГШ. Ну а приграничные вроде и так, по имеющимся в ГШ нашим планам, получат своих приписных, из числа местного  контингента вокруг этих дивизий – в пару часов угрожаемого периода. В тот момент, когда они начнут выходить к своим рубежам обороны, по нормативу – за «2-3 часа»…

 

Тут стоит уточнить еще один момент – Сталин, конечно же, постоянно сдерживал военных. В том смысле, что любые их действия связанные тем более с мобилизацией до нападения Германии, которую в принципе скрыть будет невозможно, а это – призыв в армию из народного хозяйства машин, тракторов лошадей и т.п. имущества, станут тут же известны Германии и, обвинив СССР в мобилизации, Гитлер может ударить, но обвинит именно СССР в подготовке агрессии. Ударит  «превентивно», «защищаясь от готовящейся агрессии СССР». Что Гитлер впрочем, и так заявил в «Меморандуме» от 21 июня на весь Мир:

«После осуществления полной русской мобилизации сейчас против Германии развернуто не менее 160 дивизий. Результаты наблюдений за последние дни показывают, что группировка русских войск, и в особенности моторизованных и танковых соединений, происходила таким образом, что главное командование русских на различных участках германской границы готово в любой момент начать агрессивные действия.».

 

Сталин, конечно, не давал проводить мобилизацию формально, но он же разрешил провести учебные сборы (по схеме БУС), на которые кроме приписников в войска из народного хозяйства привлекали и машины и лошадей и прочее. Это однозначно должно было стать известно немцам, и именно эти сборы Гитлер и назвал бы «полной мобилизацией» все равно. Т.е., не важно что мы там в округах делали бы – Гитлер нападая на СССР все равно заявил бы что мы проводим «мобилизацию» чтобы напасть на Германию! Поэтому думаю, что Сталин на эту тему как раз и не заморачивался особо – главное не вводить мобилизацию официально! А вот скрытую, под видом ежегодных учебных сборов – без проблем. Если военные предложат. А вот военные как раз, втирая теории, что Германия нападет не более чем малыми силами, не всеми силами и сразу – и начудили с этими сборами, не доведя их до уровня полноценных «БУС», скрытой мобилизации.

464

Правда, когда стало жечь в одном месте, и они поняли, что сборы не дают нужного эффекта для отражения удара вермахта, они 11-13 июня кинулись к Сталину с просьбой – начать мобилизацию. Чего в эти дни Сталин однозначно не мог позволить сделать тем более…. 

 

Когда утром 22 июня Риббентроп вручал Ноту о нападении (меморандум Гитлера) Молотову он и сделал следующее заявление:

«Для освещения агрессивной и деструктивной политики Советского Союза публикуется ряд документов, которые однозначно доказывают, что Советский Союз с помощью саботажа и подрывной пропаганды хотел уничтожить национал-социалистическую Германию.

 Вниманию мировой общественности предлагаются следующие документы:

Доклад министерства иностранных дел о пропаганде и политической агитации советского правительства от 21 июня 1941 года. (Доклад рейхсмтистра внутренних дел д-ра Фрика и рейхсфюрера СС и начальника германской полиции Гиммлера германскому имперскому правительству о подрывной работе Советского Союза, направленной против Германского Рейха. от 10 июня 1941 года. – К.О.)

 Доклады верховного командования Вермахта правительству Рейха о сосредоточении советских войск против Германии.

 Доклад рейхсминистра внутренних дел и рейхсфюрера СС и начальника германской полиции правительству Рейха о направленной против Германии и национал-социализма подрывной работе СССР от 10 июня 1941 года.

Эти документы неопровержимо доказывают, каковы были цели и намерения московских правителей. Фюрер упредил эти намерения».

 

На этих «Докладах верховного командования Вермахта» (легко найти в интернете) стоит чуть подробнее остановиться. Они состояли из докладов Йодля Гитлеру с января 1941 года по июнь 41-го. Первые четыре, по 11 мая – «Касается: советских нарушений границы» нашей авиацией и отдельными военнослужащими. Доклад от 11 мая – Верховного командования вермахта в МИД Германии – об увеличении советских войск на нашей стороне – «число установленных стрелковых дивизий в Европейской России увеличилось к 01.05.1941 до 143. Из них 119 дивизий находились в германо-русском пограничном районе».

О «мобилизации» в этом докладе Йодля сказано так: «Верховное командование Вермахта на основании этих фактов, в связи с постоянно сообщаемыми Министерству иностранных дел Германии нарушениями границы советскими самолетами и солдатами, пришло к убеждению, что практически равный мобилизации размер сосредоточения русских сил на германской восточной границе может быть истолкован только как подготовка русского наступления в широком размере.».

465

 Т.е. – факта мобилизации и даже сборов немецкие военные на самом деле не зафиксировали, и врать об этом не стали даже Гитлеру.

Следующий доклад – от 8 июня. В нем Йодль представил – «сводку нарушений границы советскими самолетами с начала года. К сему надо заметить, что этот список ограничивается такими случаями, факты которых подтверждены с разных сторон.» и опять – ни слова о мобилизации в СССР или в Красной армии.

В Докладе Йодля от 11 июня говорится что СССР «предпринял во все возрастающем размере усиление пограничных войск», т.е. – об увеличении количества наших войск (дивизий) в западных округах. Но о том, что в СССР начата или объявлена мобилизация, при том, что сборы то уже вовсю шли и о них немцы как-то должны были узнать, и хотя бы их обозвать «мобилизацией» – опять ни слова. Точнее сказано так – «получается такая картина, что русская мобилизация была все ближе придвигаема к границе».

Последний доклад – от 17 июня и в нем сообщается о переходе советских солдат через границу: «17 июня 1941 г. в 8 ч. 25 м. вооруженные русские солдаты перешли русскую границу в пределах германского VI армейского корпуса восточнее Роминтенской пустоши вблизи Эйжерижки (15 км западнее Кальварии) и, разведывая, прошли по германской территории. Когда германские часовые открыли огонь против русских солдат, последние взяли прикрытие. После короткой перестрелки русские отошли обратно на свою территорию. Этот инцидент, в связи с особенно массированным сосредоточением советских сил против Восточной Пруссии, является новым симптомом провокационных намерений Советской России.

<…>

В заключении Верховное командование Вермахта должно заметить, что такое военное положение по отношению к государству, с которым заключен дружеский договор, является единственным в своем роде.

Не может быть никакого сомнения в том, что Советская Россия смотрела на этот договор уже в течение месяцев как на ограду, за которой она безопасно могла выполнять в интересах Англии величайшее в ее истории сосредоточение военных сил против Германии.

Безопасность германского государства требует немедленного устранения этой угрожающей опасности.

Начальник Верховного командования Вермахта по поручению: подписано: Йодль».

466

Как видите, на радость «резунам – адвокатам Гитлера», данные о сосредоточении Красной армии в приграничных округах немцы могли как-то показать, а вот мобилизацию подтвердить, если на нее не было документов с нашей стороны на ее проведение – они не могли и не стали это делать в Ноте о нападении.

Доклад о сосредоточении – это все же документ не о проведенном развертывании и тем более мобилизации в приграничных округах. Не об  увеличении численности солдат в наших дивизиях, а об – увеличении количества самих наших дивизий. Т.е. – заявление Гитлера о мобилизации в «Ноте» и «Меморандуме» – не более чем голословное утверждение, на которое можно было в принципе плевать. Оно бы и так и так прозвучало, но если мы не вводим мобилизацию официально – то слова Гитлера не многого будут стоить. Если нападает первым именно он, если первый выстрел будет с его стороны…

Ну а кто там первым начал выводить войска к границе и кто в ответ – можно потом будет сколько угодно «спорить» на возможных переговорах. И в том же Сообщении ТАСС 13-14 июня Сталин и ответил – «3. СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи (от Англии – К.О.) о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными; 4. проводимые сейчас летние сборы запасных Красной Армии и предстоящие маневры имеют своей целью не что иное, как обучение запасных и проверку работы железнодорожного аппарата, осуществляемые, как известно, каждый год, ввиду чего изображать эти мероприятия Красной Армии как враждебные Германии по меньшей мере нелепо.».

 

Т.е. СССР не скрывал, что у нас проходят учебные сборы, а вот немцы даже и не пытались эти сборы назвать мобилизацией. Ведь призыв по мобилизации и последующие призывы военного времени в СССР производятся исключительно на основании Постановлений Совета Народных Комиссаров СССР приказами Народного комиссара обороны (ст. 49, п. “л” Конституции СССР и ст. 72 Закона о всеобщей воинской обязанности).….

А мы знаем, что большая часть наших дивизий требовала не мобилизации как таковой, т.е. развертывания в реальности тех подразделений, которые в мирное время числятся только на бумаге, а – доукомплектования-пополнения личным составом уже развернутых, имеющихся в реальности структур в этих дивизиях. Особенно

467

это касалось приграничных дивизий, которые были в 10-12 тысяч по личному составу. И пока «боевые» части приграничных дивизий воевали бы, свои пару дней, то «тыловые» подразделения этих дивизий, требующие пополнения, и получили бы своих приписных их местного контингента. И таким образом приграничные дивизии смогли бы продержаться уже больше времени – пару недель – и дать время на развертывание, отмобилизование и доукомплектование и вторых эшелонов округов. При условии, конечно же – если бы эти дивизии и особенно приграничные заблаговременно вывели к рубежам обороны по ПП, и самое важное – если бы у них полоса обороны была уставной, а не в два-три раза шире, т.е. если бы у округов были нормальные, «оборонительные» планы прикрытия…

 

Повторюсь, на майских КШИ именно такой сценарий нападения Германии и играли: – Мы узнаем о нападении заранее; – недели за две примерно до возможного нападения начинаем принимать меры в виде доукомплектования войск и вывода их по ПП, введя эти ПП; – приводим в повышенную б.г. ВВС и ПВО приграничных округов, и приграничные дивизии в том числе, выводим к границе к рубежам обороны. Чтобы в последнюю минуту те быстрее заняли свои окопы, и когда враг нападает – они  уже ждут во всеоружии – не спят точно в казармах Бреста.

И эти КШИ игрались именно по нормальным, утвержденным ПП, по утвержденному Сталиным южному варианту «Соображений» осени 1940 года.

А вот что произошло в реальности – мы и рассмотрели в данном исследовании, по полным ответам командиров в том числе:

– Дивизии по ПП выводятся, но идут к границе как «на маневры», с учебным имуществом вместо «полностью возимых запасов» б/п и ГСМ – ведь в имеющиеся в дивизиях телеги и машины либо то, либо то только положить можно.

– ВВС и ПВО приведены с 18 июня в повышенную б.г., но 21 июня местные командиры отменяют б.г. и распускают летчиков по домам. А там где летчикам некуда с аэродромов уехать – там разоружаются истребители и даже бомбардировщики – и где-то и моторы снимали в тот вечер. Вроде как на профилактики. Это при введенной Москвой повышенной б.г.!!!

468

– В отдельных ГАП и КАП командиры уровня зам командующего округом 19-20 июня дают указания отправить оптику гаубичных полков, ВСЮ, в окружные мастерские! Один такой ГАП – южнее Бреста стоял и свою оптику там отправили в Минск 20 июня. А севернее Бреста, вплоть до Белостокского выступа – вообще толком войск не было в ЗапОВО. Там на бумаге числилась целая армия, коей в реальности тупо не было… А в том же ПрибОВО – сборы решили провести только для «местных» национальных дивизий, которые были сорваны. С мая им так и не пригнали по милости нш округа этих приписных из МВО. А дивизиям ПрибОВО приписные видимо, не нужны – они и так вполне «боеготовы», имея под 10-11 тысяч личного состава.

– Приграничные дивизии с 19 июня в одних округах вроде как к рубежам своим выведены, но в большинстве – торчат на зимних квартирах. Особенно – Брест. Ключевая точка нашей обороны. А в КОВО, по авантюрному плану НКО и ГШ, на границе оставлены слабые силы (одна дивизия прикрывает границу чуть не на участке «Района прикрытия» армии) которые в случае удара немцев более мощными силами, чем хочется нашим стратегам, свою задачу не выполнят в принципе. Их сомнут и времени на развертывание вторым эшелонам, на их вывод в районы сосредоточения для победного ответного наступления «на Люблин» у них не будет… В итоге – немцы действительно врезали хотя и не основными, но большими силами по Украине, чем мечтали наши стратеги в ГШ, и «красивый» план Жукова накрылся медным тазом. А потом он и писал – мы не ожидали, что немцы сразу столько сил кинут в бой. И, похоже, он именно ситуацию с КОВО и имел в виду в первую очередь…

 

Про последние сутки, 21 на 22 июня без матюгов и говорить не хочется. От Жукова пошли прямые указания и приказы: по телефону сообщается о возможном нападении и ставится задача приводить войска в полную б.г.– хрен на них кладут кирпоносы-кленовы. Толком не выполняется директива о приведении в полную б.г. от 22.20 21 июня и тем более – возможные устные приказы наркома на начало выполнение ПП около 2.30 22 июня. А если тот же Павлов эти приказы доводит до армий, армия прикрывающая Брест – спит в казармах вплоть до первых выстрелов.

Итог – погром…

Ну а идиотское планирование: ответный немедленный удар из КОВО по неосновным силам противника, который сам по себе, теоре-

469

тически вроде, как и вполне ничего – но под который не было реально военных и экономических возможностей у СССР и РККА – изначально вел армию и страну к погрому и поражению. Ведь по этим планам ГШ-Мерецкова-Жукова границу у нас прикрывали – растянутые втрое, вчетверо от норматива дивизии, которые не могли никоим образом удержать врага в случае его массированного нападения. А то, что нападение будет мощным и сразу крупными силами – прекрасно знали в нашем ГШ и округах. И когда в округах игрались свои игры и учения, то немцы на них нападали именно массированно и именно крупными силами. А не некими мифическими «мелкими бандами».

Т.е. вводная вроде бы вполне честная. Но. Немцы прорывали нашу оборону, громили наши приграничные дивизии, а затем начинались поддавки – немцы останавливались, предоставлял нам время готовить ответные удары. При этом у нас оборону держат именно – слабые силы на границе!

Учения такие проводились по некоему «шаблону» Генштаба – «оборонительная операция с ограниченными силами и средствами с последующим переходом в контрнаступление» главных наших сил в округах! И чтобы эти главные силы округов – вторые эшелоны и резервы могли успешно наступать в ответ на нападение противника – «каждый раз» на таких учениях или играх мы «давали противнику возможность прорывать нашу оборону крупными силами» (по другому никак – ведь противник прет именно крупными силами, а у нас на границе минимум войск и тут уж удержать мы противника никак не можем), «а затем эти крупные силы» противника «останавливались и ждали нашего контрудара...». Который, конечно же, следовал немедленно – малой кровью да на чужой земле… 

 

Напоследок – о «мотивации» возможного предательства, или минимум трусости и нежелания воевать отдельных генералов. Ведь надо же как-то «объяснить» самим себе – что могло двигать некоторыми генералами, которые не исполняли приказы Москвы в округах…

Стало некой аксиомой, что всеобщий порыв патриотизма, охвативший советский народ в связи с нападением Германии допускал предательство среди простых командиров и тем более солдат в армии, но исключал предательство, трусость и паникерство среди генералов РККА. Но если предательство и трусость все же были (а судя по ответам самих генералов, без измены в чистом виде в их среде не обошлось в июне 41-го), то какие «мотивы» двигали эти-

470

ми отдельными генералами? «Героические» образы генералов, показанные в «Освобождениях» и прочих к/ф увы, не совсем соответствуют действительности. Разные у нас были генералы. В конце концов, кого-то незаконно «репрессировали» по «Делу маршалов» в 1937-1938 годах и они затаили «обиду» (были и такие среди генералов, что сами сдавались, а потом служили под Власовым от «обиды на Советскую власть»). Кто-то изначально не собирался воевать за власть «жидо-коммунистов». Были семьи бывших царских офицеров, или командиров арестованных в «37-м» что детям в Москве втолковывали, как надо говорить при приходе немцев: «Вир вайс!» («Мы белые»). Но какой же мотив был у некоторых генералов, что творили измену в июне 41-го? Да, в общем-то, примитивный…

Вспомним, что там Павлов сообщал на суде про разговор с Мерецковым «по пьянее» еще в январе 1940 года: «С момента начала военных действий Германии на Западе Мерецков говорил, что сейчас немцам не до нас, но в случае нападения их на Советский Союз и победы германской армии хуже нам от этого не будет» («№ 5. Протокол закрытого судебного заседания Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР, Москва 22 июля 1941 г.». ЦА ФСБ России – «...Уничтожить Россию весной 1941 г.» (А. Гитлер, 31 июля 1940 года): Документы спецслужб СССР и Германии. 1937–1945 гг.», Сост. Ямпольский В.П., М., 2008 г. – Есть в интернете)

Как видите, для мерецковых в случае нападения Германии на СССР допускалось только одно – победа германской армии. Т.е. «отдельные» советские генералы (как и многие граждане СССР что, в общем, «нормально») просто не верили, что РККА и СССР может противостоять немецкой армии и Гитлеру! Не верили, что СССР выстоит в случае нападении всей Европы во главе с Гитлером и победит. Ну а раз победить мы не можем с нашими «лаптями» против немецкого «порядка», то проще сдаться, а еще лучше сдать свою армию и страну и при новой власти стать каким-нибудь мелким «гауляйтером» в родной деревеньке, чем гнить в концлагере или канаве. В конце концов, именно генералы и знали лучше других, в каком состоянии находится Армия, которая с около двух миллионов в сентябре 1939 года, армии еще вчера милицейского типа, выросла до армии в 5,5 миллионов. Эта Армия, с незаконченным перевооружением, элементарной нехваткой офицеров для вновь формируемых частей, действительно «позорно победившая» малочисленную финскую армию зимой 40-го, действии-

471

тельно «не могла» реально победить вермахт в июне 41-го. И даже ежегодные «учебные сборы» с 1939 по 1941 годы, с поднятием чуть не по миллиону приписников, которые проводились в таких масштабах именно в связи угрозой скорой войны с Германией, не давали уверенности в том, что СССР и РККА способны на равных воевать с Гитлером и Европой. А в реальности Красная Армия (и СССР) не только смогла остановить нашествие, но и – победила... под руководством И.В. Сталина.

 

Когда генералы-маршалы писали потом что Сталин только к концу Сталинградской Битвы «поумнел и научился» воевать, то они врут. Это они к концу Сталинграда, наконец, поверили, что СССР может победить Гитлера и Европу. А до этого (отдельные) генералы не верили в победу ни в 41-м, ни в даже в конце 42-го. Когда сдавали немцам города и регионы.

Смотрим «Записку наркома внутренних дел СССР JI.П. Берия И.В. Сталину», на которой Сталин наложил резолюцию: «Т[овари]щу Кулику. Прошу представить свои объяснения письменно. И. Сталин. 27.1.42 г.»:

«При этом представляю протокол допроса арестованного Левченко Г.И.{44 – Г.И. Левченко был арестован в конце ноября 1941г. Протокол допроса не пуб­ликуется. Ред. журнала «Известия ЦК КПСС»} — бывшего командующего войсками Крыма:

Левченко признал себя виновным в том, что под влиянием фашистской пропаганды о непобедимости германской армии и мощи ее техники был настроен пораженчески, поддался панике и, не организовав отпора врагу, вопреки приказу Ставки Верховного Главного Командования Красной Армии,— сдал противнику значительную часть территории Крыма с городом Керчь.» («Известия ЦК КПСС» № 12 1991 г., )

Левченко Г.И. – с августа 1937 по январь 1938 года – начштаба, с января 1938 по апрель 1939 года командующий Балтийским флотом. С апреля 1939 года заместитель наркома ВМФ СССР. В 1941 –1945 годов как представитель военно-морского командования участвовал в обороне Одессы, Николаева, Севастополя, командовал войсками Крыма (22 октября – начало ноября 1941). В ноябре 1941 года арестован, признал себя виновным в провале наступления и панике, дал показания на Кулика. 25 января 1942 года осужден к 10 годам лишения свободы, но 31 января 1942 года помилован и понижен в звании до капитана 1-го ранга.

472

Руководил десантной операцией по захвату острова Соммерс в Финском заливе 8 июля 1942 года, окончившейся полной гибелью десанта и значительными потерями в кораблях (потоплено 8 катеров). С апреля 1944 года снова заместитель наркома ВМФ СССР.

Левченко, в силу своего паникерства и неверия в собственных солдат развалил оборону Керчи. Ему в помощь 11 ноября 1941 года прибыл маршал Кулик, который имея четкий приказ Ставки (Сталина) оборонять Керчь с целью недопущения немцев к Севастополю, захвата Крыма и дальнейшего прорыва немцев уже на Таманский полуостров, на Кубань, тут же начал организовывать сдачу Керчи и эвакуацию армии через пролив из Крыма. Кулик «здраво» рассудил, что оборону он не организует с теми войсками, что были в Керчи и проще сделать вид, что главная задача Ставки – не допустить прорыва немцев на Кубань из Крыма, через керченский пролив:

«Г.И. Кулик — И.В. Сталину {47 – Документы публикуются с сохранением особенностей авторского стиля; тексты объяснительных записок, написанных рукой Г. И. Кулика, сверены с их машинописными копиями, перепечатанными для доклада И.В. Сталину. Ред. журнала «Известия ЦК КПСС»}

30 января 1942 г.

т. Сталин!

Представляю объяснение на показание Левченко, согласно Вашей резолюции.

Получив лично от Вас в гор. Ростове 9.10.41. {49 – В данном документе и документе от 22 февраля 1942 г. Г.И. Куликом ошибочно указан октябрь. Правильно ноябрь. В машинописной копии рукой И. В. Сталина исправлено на ноябрь. Ред. журнала «Известия ЦК КПСС»} по телефону указание, Вы мне сказали, что Северному Кавказу угрожает опасность с Крыма, что 51 армия в беспорядке отступает к гор. Керчь. Есть опасность, что противник сможет переправиться у Керченского пролива, овладеть Таманским полуостровом и выйти на Северокавказское побережье и Кубань. Выезжайте на Таманский полуостров и в гор. Керчь, разберитесь на месте с положением, помогите командованию 51 армии не допустить противнику форсировать Керченский пролив, овладеть Таманским полуостровом и выйти на Северный Кавказ с Крыма.»

 

Т.е., Кулик, как говорят в армии, «включил дурочку». Обгадившись со своей «инициативой» по драпу из Керчи, он попытался сделать вид что «неправильно понял» приказ Ставки и Сталина. Мол,

473

он «подумал» что от него требовалось не допустить высадку немцев из Крыма на Кубань, а не оборона Керчи и Крыма – мол, Крым (он так «понял») в планах Ставки уже был списан и сдан под немцев. В итоге Крым по милости Кулика сдали, а самого маршала Кулика разжаловали в генерал-майоры, чтобы в следующий раз он тоже «правильно понимал» приказы Ставки-Сталина (Левченко дали 10 лет, с заменой через год на фронт).

Но в данном случае кулики-левченки не более чем проявляли примитивную трусость и нежелание воевать. При этом шло это от дурного восторгания перед «непобедимостью германской армии и мощью ее техники». Что тогда и всегда называлось – пораженческие настроения. Но когда это присутствует среди рядовых то это одно, а когда исходит от командиров уровня командующих армиями и даже наркомов обороны (хоть и бывших) и их замов – это и ведет к драпу до Волги в итоге. Ведь если почитаете воспоминания маршала С.М. Буденного, то он как раз и описывает что вопил периодически (под Смоленском, а потом и под Сталинградом) тот же бывший нарком обороны СССР  Тимошенко – «Все про..рали!!!», «Драпать надо до Урала и Аляски!!!». (Эти воспоминания не публиковались пока, но в различных интервью дочь Буденного, что и хранит эти воспоминания именно о таких «настроениях» Тимошенко и рассказывает.)

 

Так что с «мотивацией» у павловых-коробковых-кирпоносов было вполне «нормально». Одни просто проявляли примитивную трусость, которая лечилась трибуналом и они после этого вполне достойно воевали, а другие считали, что могут заслужить перед «новой властью» и некие «должности»… Если сознательно сдадут страну и армию. Такие и не собирались сдаваться тут же в плен после нападения Гитлера, а гадили, насколько возможно было, пока их либо к стенке не ставили или они сами не прекращали свою деятельность, поняв, что Гитлер не победит Россию-СССР. Были и такие что сразу же сдавались в плен в первые же дни войны (тот же Трухин или Богданов в ПрибОВО), но многие не торопились сдаваться.

В общем, все, как и всегда в человеческой истории, и наши отдельные генералы, что гадили в начале войны, ничем не отличались от своих таких же «коллег» в других странах и армиях. Но при этом они, конечно же, себя изменниками и предателями Родины не считали. Они так с «кровавым сталинским режимом» боролись, конечно же...

474

Затем всех этих, павловых-кленовых и прочих, уже при Хрущеве, когда Жуков стал министром обороны, назвали «невинными жертвами сталинизма», а виновным за трагедию 22 июня назначили одного Сталина.

 

«После смерти Сталина и после XX съезда партии, когда выявились злоупотребления властью со стороны Сталина и началась реабилитация невинно казненных и посаженных в тюрьмы, военные подняли вопрос о реабилитации Павлова и других генералов, которые были осуждены и казнены за развал фронта в первые дни войны. Это предложение было принято, и они были реабилитированы. Я тоже был за это, хотя и с оговоркой: если рассматривать вопрос с точки зрения юридической и фактической, на чем основывался суд, когда выносил приговор, то основания к осуждению были налицо. Почему же я, занимая такой пост, на котором мог оказывать влияние в ту или другую сторону при решении важных вопросов, согласился на их реабилитацию? Я согласился потому, что в основе-то виноват был не Павлов, а Сталин.

Павлов был совершенно не подготовлен, и я увидел его неподготовленность, когда познакомился с ним. Я сказал об этом Сталину, а он вместо того, чтобы сделать соответствующий вывод и подобрать более подготовленного человека на этот пост, передвинул его с повышением. Считаю, что пост командующего войсками ЗОВО был более ответственным, чем пост командующего автобронетанковыми войсками РККА. А к вопросу истребления Сталиным кадров я еще вернусь.» Н.С. Хрущев. «Воспоминания». В 4 книгах. Книга 1. Гл. Дела предвоенные. (М. 1989 г.)

 

Обратите внимание – как Хрущев подставил военных (Жукова) которые «обратились» к нему с предложением реабилитировать Павлова и ему подобных. Хрущев в своих воспоминаниях вообще регулярно подставляет других людей выгораживая себя любимого. С юридической точки зрения и фактически – Павлов и прочие – осуждены совершенно справедливо. Но – раз стоит задача обвинять Сталина, то значит – виноват только Сталин. Ведь это он, оказывается – назначал таких павловых на такие должности. И не важно, что лично Павлов и прочие кленовы – юридически виноваты в трагедии 22 июня. Не важно, что они не исполняли приказы Сталина – виноват в этом только Сталин. Но – если что, инициатором реабилитации, безусловно виновных в трагедии 22 июня генералов – является не Хрущев а – жуковы.… Так что если встанет вопрос о законности такой «реабили-

475

тации» то ответственность за это – ляжет на тех кто «подняли вопрос о реабилитации Павлова и других генералов, которые были осуждены и казнены за развал фронта в первые дни войны» – на самих военных. Жукова и прочих сандаловых. Которые и прекратили расследование Покровского…

Коли мы вспомнили добрым словом Хрущева, который ненавидел Сталина и больше всех наврал о нем, то стоит привести еще пару слов из его мемуаров …

После того как Хрущева самого сняли с должности «генсека» он занялся писаниной мемуаров, которые потом его сынок вывез «тайно» в США и там они были опубликованы. Примерно в те же «дни» что и мемуары Жукова, кстати, но без цензуры ЦК КПСС, так, как сам Хрущев написал. Так вот, Хрущев, при всем его вранье в адрес Сталина, писал например, о «внезапности» нападения как о вранье отдельных «авторов»:

«… в пятницу 20 июня я обратился к нему: "Товарищ Сталин, мне надо ехать. Война вот-вот начнется и может застать меня в Москве или в пути". Я обращаю внимание "в пути", а ехать-то из Москвы в Киев одну ночь. Он говорит: "Да, да, верно. Езжайте". Я сейчас же воспользовался  согласием Сталина и выехал в Киев. Я выехал в пятницу и в субботу уже был в Киеве. Это говорит о том, что Сталин понимал, что война вот-вот начнется. Поэтому он согласился, чтобы я уехал и был бы на месте, в Киеве в момент начала войны. Какие же могут быть рассуждения о внезапном нападении? Для  кого и во имя чего сейчас создана и  укрепляется эта версия? Это нужно только, чтобы оправдать себя. Эти авторы сами несут ответственность.» (Н.С. Хрущев. Воспоминания. Кн 1. – М.: "Московские Новости", 1999. – с. 299)

Хрущев в первую очередь тут показал, какой он осведомленный был – знал, что война вот-вот начнется. С другой стороны – показал, что нападение ждали, и его неизбежность была ясна даже таким как он лицам. Не сидящим в Кремле сутками. Кого Хрущев пнул, что это за «авторы» оправдывающие себя и пытающиеся враньем о «внезапности» нападения снять с себя ответственность за трагедию 22 июня? Так знамо кого – бывшего друга – маршала  Жукова пнул Хрущев. Ну а тот потом в ответ Хрущева с Тимошенко обвинял в трагедии Харьковской операции, которые, по словам маршала драпая и притащили немцев на Волгу. И при этом оба – вполне себе правду в этих случаях показали…

476

 

Несет ли Сталин ответственность за генералов, которые в предвоенные дни чудили с выводом дивизий по ПП и не выполняли приказы в ночь нападения? Для многих «историков» и исследователей ответ как бы очевиден – он как человек назначавший (утверждавший их назначения) вроде бы и несет за них ответственность. А значит – Сталин главный виновник трагедии 22 июня. Генералы нагадили (отдельные, но этого хватило) но виноваты не они, а тиран-деспот!

И многие «исследователи» именно так и заявляют: «Начальник всегда отвечает за действия подчиненных. В какой степени, зависит от обстоятельств и тяжести. Но отвечает всегда. Это нормально, а главное –  правильно. 
Мне почему-то кажется, что даже в армии такой же порядок».

 

Увы, как раз в армии такие «историки» чаще всего и не служили и понятия не имеют – как несут ответственность начальники за действия подчиненных. Потому что это в принципе не так «работает», в армии точно..

Если вы как командир своим подчиненным поставили некие четкие задачи – пусть даже и в устной форме, а чаще всего именно устные команды и шли в те дни от Сталина генералам и от них в армии и корпуса, и тем более, если это делается при свидетелях, – а ваши подчиненные нагадили, не выполняя ваши указания – вы виновным признаны не будете. Вас конечно накажут, выговором или даже «предупреждением о неполном служебном соответствии», но под суд вы точно не пойдете.

 В предвоенные дни шли приказы, которые не исполнялись – о выводе войск, о приведении в б.г.. И тот, кто приказы отдал, конечно, несет «ответственность», но не более чем «моральную», и не судебную точно – за негодяев которые те приказы не исполняли. Вот почему мемуаристы и писали потом что им – приказов не было. Однако известные на сегодня документы и факты показывают как раз обратное – все нужные команды они от Сталина получили.

Так что придется нашим маршалами самим держать ответ – за свои поступки, проступки и преступления. А не валить все на «тирана». А то ведь даже Хрущев не выдержал – когда Жуковы, пытаясь скрыть свою личную вину, стали врать и валить все на Сталина…

 

Ну и заканчивая эту книгу, выражаю свою признательность и благодарность за помощь в создании моих сочинений полковнику внешней разведки КГБ СССР А.Б. Мартиросяну. Исследователю военной исто-

477

рии, подполковнику Ю.Г. Веремееву, чьи исследования предвоенных «планов войны» помогли и мне. А также полковнику ГРУ С.А. Мильчакову, ст. преподавателю кафедры тактики ПВАИУ подполковнику А.В. Давидюк и доценту кафедры артиллерийских приборов Пензенского ВАИУ подполковнику И.Г. Конурову. Старшему преподавателю, доценту кафедры истории военного искусства Военной академии имени М.В. Фрунзе, кандидату исторических наук, профессору и военному историку, полковнику Советской армии В.А. Рунову, преподавателю оперативного искусства и военной географии ВА им. Фрунзе, полковнику СА Е.Ф. Морозову, а также кандидату исторических наук, доценту Института Военной истории, полковнику В.Б. Маковскому без помощи которых и без чьих работ в принципе эта книга, работа над которой шла 4 года, не появилась бы.

А также – хочется отдельную благодарность выразить и полковнику ГШ РА «С», который первым, еще в 2002 году, поднял вопрос о том, что никакой «внезапности нападения» не было и быть не могло для РККА утром 22 июня. И что войска западных округов должны были быть приведены в боевую готовность еще до 22 июня директивами и приказами НКО и ГШ. Чем вызвал «праведный» гнев у «гаревых»…

Ну и – моим немногочисленным критикам на исторических форумах, и тем более из числа «резунов», где я «обкатывал» отдельные аспекты этой книги, которые иной раз подкидывали или выдавали отдельные и вполне разумные мысли и идеи…

 

478

18.06.2012г. – 11.12.2013г. – 18.12.2014г. – 25.5.2015г. – 7.11.2015г. – 16.01.2016 г. – 16.05.2016г.