Провал Мюнхенской политики (1938-1939г.) - ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОПЫТОК ЗАПАДНЫХ ДЕРЖАВ НАПРАВИТЬ ФАШИСТСКУЮ АГРЕССИЮ ПРОТИВ СССР

ГЛАВА ШЕСТАЯ
ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОПЫТОК ЗАПАДНЫХ ДЕРЖАВ НАПРАВИТЬ ФАШИСТСКУЮ АГРЕССИЮ ПРОТИВ СССР. НАРАСТАНИЕ ПРОТИВОРЕЧИЙ МЕЖДУ ГИТЛЕРОВСКИМ БЛОКОМ И ЗАПАДНЫМИ ДЕРЖАВАМИ (лето 1939 г.)

Нападение японских милитаристов на Монгольскую Народную Республику

Уже в начальный период англо-франко-советских переговоров в Москве внешнее положение Советского Союза осложнилось в результате нападения японских войск на Монгольскую Народную Республику в районе Халхин- Гола. Агрессоры стремились прорваться на советскую территорию, перерезать Сибирскую железнодорожную магистраль и отрезать Дальний Восток от основной территории Советского Союза. Стратегические планы захватчиков предусматривали сосредоточение в Восточной Маньчжурии главных сил японской армии для нападения на границы СССР и захват Ворошиловки, Владивостока, Хабаровска и других городов Советского Дальнего Востока.

Японская агрессия была осуществлена в тесном контакте с гитлеровской Германией. Англо-франко-советские переговоры в Москве о коллективном антигитлеровском фронте в первый момент (до того как в Берлине стала ясной действительная позиция Англии и Франции) встревожили гитлеровцев. Они испытывали беспокойство по поводу возможности создания англо-франко-советского фронта. Вот почему японское нападение на МНР и возможное в результате этого нападения втягивание СССР в войну на Дальнем Востоке полностью устраивало Гитлера. Это нападение при всех обстоятельствах отвлекало силы СССР из Европы и ослабляло его. С другой стороны, японская агрессия весной 1939 г. отвечала намерениям Англии и Франции. Втягивание СССР в войну на Дальнем Востоке окрыляло надежды англо-французских мюнхенцев на то, что гитлеровская Германия вслед за её союзником Японией также выступит против СССР и тем самым откажется от планов агрессии на западе.

Однако дальнейшие события не оправдали расчётов ни Гитлера, ни англо-французских мюнхенцев.

В соответствии с протоколом о взаимной помощи между Советским Союзом и Монгольской Народной Республикой, подписанным 12 марта 1936 г., Советские Вооружённые Силы пришли на помощь Монгольской Народной Республике для отражения японской агрессии.

Ожесточённые бои в Монголии продолжались в течение всего лета. Если 11—22 мая дело ограничилось столкновениями главным образом пограничных сил, то 22 мая в бой с японской стороны были брошены регулярные армейские части. 28—29 мая японские войска получили свежие подкрепления войсками, прибывшими из Хайлара с танками, бронемашинами, артиллерией и большим количеством авиации.

27 мая группа японских бомбардировщиков и истребителей нарушила монгольскую границу, совершив налёт на два полевых аэродрома монгольской армии. 22 июня в налёте участвовали 120 японских самолётов. Монголо-советская авиация вступила в сражение в составе 95 самолётов. С японской стороны был сбит 31 самолёт, с монголо-советской — 12.

Яростные атаки захватчиков разбивались о стойкость монголо-советской обороны. 3 июля, стянув большие силы, в сопровождении 100 танков и бомбардировочной авиации японское командование предприняло наступление к востоку от реки Халхин-Гол, в то время как к северо-западу позиции монголо-советских войск атаковала другая группа японских войск. 5 июля решительной контратакой монголо-советских войск и авиации наступавшие японцы были отброшены, а затем отогнаны на свою территорию. Но 8 июля усиленные отборными частями Квантунской армии японские войска снова перешли в наступление. С 8 по 12 июля шли упорные рукопашные бои. Опираясь на поддержку бомбардировочной и штурмовой авиации, монголо-советские войска отбили все атаки и нанесли агрессорам огромный урон.

С 12 по 20 июля на фронте установилось сравнительное затишье. Происходила лишь активная артиллерийская перестрелка. Тем временем из Северо-Восточного, Северного и Центрального Китая, наконец, собственно из Японии на подмогу захватчикам прибывали подкрепления. 23—25 июля вспыхнули новые бои. Однако защитники Монголии прочно удерживали свои позиции, и новая авантюра японцев захлебнулась, как и прежние. Разгорелись большие воздушные бои, обходившиеся японцам весьма дорого.

20 августа монголо-советские войска при мощной поддержке авиации перешли в наступление по всей линии фронта к востоку от Халхин-Гола. В течение 21—28 августа японские войска,окружённые с обоих флангов, понеся огромные потери в живой силе и технике, были разгромлены. Японское командование было вынуждено просить заключения соглашения о мирном урегулировании конфликта.

Японская агрессия весной 1939 г. не могла не вызвать обострения империалистических противоречий на Дальнем Востоке и в частности японо-американских противоречий.

Обострение японо-американских противоречий на Дальнем Востоке в 1938—1939 гг.

Интересы американского капитала в этот период сильнее всего затрагивала японская экспансия в бассейне Тихого океана. Тихий океан служил ареной острой борьбы за рынки сбыта, источники сырья. В 30-х годах главным соперником США здесь выступала Япония.

Ещё 3 октября 1938 г. посол США в Японии Грю от имени своего правительства протестовал против ущемления японцами американских «прав» в Китае. Это был не первый и не последний протест такого рода х.

Японская агрессия против Китая была «палкой о двух концах» для бизнесменов Уолл-стрита. С одной стороны, взаимное истощение Китая и Японии сулило США возможность выступить между ними в подходящий момент в качестве «арбитра» и тем самым убить сразу двух зайцев: ослабить своего японского конкурента и подавить растущее демократическое движение в Китае. Результатом явилось бы усиление американских позиций на Дальнем Востоке.

Этими помыслами, несомненно, руководствовался член палаты представителей Ван Зандт, когда 25 января 1939 г. он с видимым удовольствием говорил в конгрессе, что «Япония так глубоко запустила свой самурайский меч во внутренности Китая, что она должна завязнуть там»238. Другой конгрессмен, Маас, 22 февраля 1939 г. заявил в палате: «Японии следует знать, что мы не собираемся вмешиваться в её дела в Китае».

Однако, с другой стороны, расширение японской агрессии в Китае имело для США и теневую сторону. Во-первых, эта агрессия отвлекала силы японского империализма непосредственно от Советского Союза и, во-вторых, ударяла по интересам американского капитала. Японские власти на оккупированных территориях чинили всевозможные препятствия деятельности американских бизнесменов, вплоть до грубых издевательств и насилий; японские вооружённые силы то и дело наносили прямой ущерб американскому имуществу.

Несмотря на это, Соединённые Штаты непрерывно и во всё возраставших размерах снабжали Японию ценными стратегическими материалами. Американский экспорт в Японию увеличился со 169 567 тыс. долл. в 1931—1934 гг. до 239662 тыс. долл. в 1938 г. Удельный вес японского импорта военно-стратегических материалов из США составлял в 1937 г. 58,4% (по отношению ко всему импорту), а в 1938 г.— 66,3 %239. Эти данные неопровержимо свидетельствуют, что американский империализм не хотел ставить палки в колёса японской агрессии. Это объяснялось расчётами правящих кругов США на использование японского милитаризма против Советского Союза и демократических сил Китая.

После Мюнхена американская дипломатия активизировалась в своих попытках обострить советско-японские отношения. 27 ноября 1938 г. посол США в Токио Грю на основе полученной им информации отмечал в своём дневнике о намерении верхушки военно-морского флота Японии ускорить развязывание войны с СССР240. Грю отмечал, как само собой разумеющийся факт, что в этих планах японское правительство исходит из твёрдой убеждённости, что США по меньшей мере «не вмешаются», т. е. будут продолжать оказывать Японии громадную материальную помощь сырьём и военными материалами.

В этой записи привлекает внимание такая деталь. Грю пишет, что японцы убедились в благожелательном отношении США к их антисоветским планам в течение «последней недели»241. Но как раз в описываемые дни, 16 ноября, состоялся разговор между новым министром иностранных дел Арита и советником американского посольства Думаном, во время которого Арита «доказывал» Думану «нужду» Японии в захватах в Азии 242. В американской записи этой беседы, опубликованной госдепартаментом в 1943 г., нет упоминания о Советском Союзе. Однако есть все основания полагать,что именно в ходе этой беседы Думан по поручению правительства США заверил Арита в поддержке антисоветских планов японского правительства. Чем же иначе объяснить указанную ссылку Грю?

Решающий шаг для оформления американо-японского сотрудничества против Советского Союза и демократического движения в Китае американская дипломатия сделала в конце 1938 г. Благовидным предлогом для этого послужило заявление японского премьера Коноэ 22 декабря о создании «нового порядка» в Восточной Азии, основой которого должно было быть объединение в тесном «союзе» Японии, Маньчжурии и Китая. Цель такого союза, декларировал Коноэ,— «общая оборона против коммунизма»243.

Вашингтон очень быстро откликнулся на это заявление.

29 декабря 1938 г. Грю направил Арита ноту, в которой американское правительство выражало несогласие с тем, что Япония устанавливает «новый порядок» в Азии без консультации с другими странами, в том числе и Соединёнными Штатами 244.

Стало быть, «антикоммунистическую» направленность «нового порядка» правящие круги США не только всецело одобряли, но и желали участвовать в его реализации.

Однако Япония не ответила на этот шаг США. Нота Грю была положена в Токио под спуд 245. Это объяснялось тем, что в правящих кругах Японии происходила в этот момент борьба по вопросу о заключении военного союза с Германией и Италией. В то время как Германия и Италия хотели более широкого действия проектируемого блока, который должен был включать помимо пунктов, направленных против Советского Союза, и пункты против западных держав, часть японских милитаристов стремилась свести блок лишь к антисоветскому сговору.

29—30 января 1939 г. в Берлине было назначено подписание итало-германо-японского военного союза. Точка зрения держав «оси» возобладала. Этот союз предполагалось обратить главным образом против западных держав.

Через свою агентуру в Японии США и Англия узнали об этом факте. Вмешательство Грю, его нажим на милитаристскую клику в Токио в последнюю минуту сорвали подписание этого союза. В депеше Хэллу 2 февраля 1939 г. Грю следующим образом объяснил свои действия. «Вопрос,— писал он, — заключается в сфере действия союза, т. е. будет ли он направлен только против России или же против других стран также». По словам Грю, он сообщил японскому правительству «через неофициальные каналы» о большом интересе Соединённых Штатов к этому вопросу. При первой же возможности, писал Грю, лично он сам намерен подчеркнуть японскому министру иностранных дел Арита важность поддержания Японией дружественных отношений с Соединёнными Штатами и Англией 246.

Замысел Грю ясен. К чему сводятся его рассуждения? К стремлению убедить, если не принудить, Японию строго придерживаться антисоветской и только антисоветской политики. Ни словом не упоминая о своём отношении к антисоветскому варианту тройственного союза, но пространно распространяясь о «невыгоде» ссоры Японии с США и Англией, американский посол тем самым агитировал за антисоветский сговор фашистских хищников.

Через два дня Грю получил ответ от государственного секретаря Хэлла на свою депешу. Хэлл не возражал против линии Грю, предоставляя ему действовать «по собственному усмотрению». Любопытно, что Хэлл рекомендовал Грю не подчёркивать японцам важность сохранения добрых англо-японских отношений, а оттенять этот момент лишь в аспекте американо-японских отношений. Из указанного

документа явствует, что Хэлл ни словом не возражал против того, чтобы сколачивание военного блока фашистских стран имело целью войну против Советского Союза.

13 февраля 1939 г. Грю с радостью сообщил Хэллу о разговоре, состоявшемся между ним и Арита. С радостью потому, что Арита заверил Грю в стремлении японского правительства «сузить предполагаемый союз так,чтобы он применялся бы против России» 247.

В результате в японо-германских переговорах произошла заминка. Правящая клика в Токио хотела добиться от Берлина обязательств совместного выступления в первую очередь против СССР. Приветствуя эти планы в принципе, гитлеровская верхушка откладывала их исполнение на практике, так как собиралась прежде всего установить свою гегемонию в Западной Европе. Но это не устраивало японских стратегов, на образ мыслей которых большое влияние оказывал описанный выше нажим американской дипломатии.

Среди документов, представленных Токийскому военному трибуналу в 1946 г., имеются свидетельства главарей японской военщины, которые объясняли указанную позицию японского правительства в рассматриваемый период экономическими причинами. Правящие круги Японии были крайне заинтересованы в получении военно-стратегических материалов из Соединённых Штатов.

Доводы, которые американский посол рассыпал направо и налево в Токио, имели, по его словам, большую силу в глазах японских правителей. А Грю прямо указывал, что «с точки зрения экономической, финансовой и торговой... США могут быть лучшим другом Японии, если Япония будет вести игру с ними (т. е. с США. — В. М.), нежели какая-либо другая страна в мире» 248.

И японские милитаристы чем дальше, тем активнее включались в «игру» с Соединёнными Штатами, зная, что они будут щедро вознаграждены за это из-за океана. Этой «игрой» была подготовка похода против СССР.

Поражения японских захватчиков в районе Халхин- Гола не охладили их воинственный пыл. В правящей японской среде ещё усиленнее ломали голову, каким образом подкрепить антисоветские действия на Дальнем Востоке аналогичными действиями в Европе, со стороны Германии.

О наличии таких настроений в Токио стало известно в середине мая американскому послу Грю. На завтраке 16 мая 1939 г. в посольстве США японские дипломаты заговорили с Грю о необходимости улучшения американо-японских отношений. На другой день, 17 мая, Арита официально заявил Грю, что правящие деятели Японии хотят заключить союз с Германией и Италией, направленный только против СССР 249.

С этой целью они выдвинули такую идею: пусть Соединённые Штаты воздействуют на Англию и Францию, а Япония воздействует на Германию и Италию, чтобы добиться созыва конференции указанных держав для решения «европейских проблем». Предложение такого рода сделал 23 мая японский премьер Хиранума советнику американского посольства в Токио Думану 250.

Правительство США восприняло эту идею положительно. Однако в тот момент оно не находило нужным «воздействовать» на Англию и Францию, как того желал Хиранума. Делать это — значило бы ломиться в открытую дверь. В Вашингтоне знали, что правительства Англии и Франции ничего так не желают, как соглашения с Германией. Знали там и о подлинной цели московских переговоров. Ещё 28 марта Галифакс сообщал своему послу в Вашингтоне для передачи правительству США, что во время московских переговоров речь не идёт о привлечении СССР к настоящему сотрудничеству с Англией и Францией251. Как видно, английские руководящие политики не считали нужным скрывать от своих американских коллег тайны своей дипломатии, когда дело касалось общих заговоров и интриг против СССР. Не могли не знать в Вашингтоне и о том, что в мае 1939 г. Чемберлен только ещё раздумывал над очередными ходами в Берлине. . Оживлённый англо-германский зондаж начался с конца июня 1939 г. Вот тогда американские политики вернулись к идее Хиранума, чтобы с японской стороны помочь подготовке «нового Мюнхена». 1 июля 1939 г. Хэлл напомнил Рузвельту, что японский премьер «предложил американо-японское сотрудничество для выработки мирного соглашения между Германией и Италией (через Японию) и Францией и Англией через нас (т. е. США. — В. М.)» х.

Видимо, Рузвельт одобрил инициативу Хиранума, так как 8 июля Хэлл направил японскому премьеру послание с советом «повлиять» на Германию в целях созыва указанной конференции — «нового Мюнхена» 252.

В круг участников этой конференции должны были войти помимо Англии, Франции, Германии и Италии также Соединённые Штаты и Япония. Знаменательно, что вслед за посланием Хэлла, адресованным Хиранума, начались японоамериканские переговоры в Вашингтоне.

10 июля Хэлл пригласил к себе японского посла Хори- ноуци и, указав на ущерб, который причиняют американскому имуществу в Китае военные действия японцев, поставил наиболее интересующий его вопрос, а именно — намерена ли Япония допустить к «финансированию» и «постепенному развитию» этих районов, т. е. Китая, другие державы? Имелись в виду, конечно, Соединённые Штаты.

Хориноуци ничего определённого на сей счёт сказать не мог. Он заметил, что Япония заинтересована прежде всего в борьбе против коммунизма. Для Хэлла это не было секретом. Указав, что сами США «резко противятся доктринам коммунизма», Хэлл подчеркнул в то же время, что Япония, борясь с «коммунизмом», теснит американский капитал на Дальнем Востоке 253.

Упомянутые переговоры не нашли своего продолжения в ближайшие месяцы, последовавшие за встречами Хэлла с Хориноуци. В Токио не намеревались поступаться в пользу Соединённых Штатов «сферами влияния» в Китае. Следовательно, попытка США с помощью Японии добиться улаживания разногласий между англо-французским блоком и державами «оси» также срывалась, что обостряло надвигающийся большой военный конфликт на Тихом океане. Всё это свидетельствовало о том, что обострение американояпонских империалистических противоречий было важным фактором усиления опасности новой мировой войны.

Об остроте этих противоречий свидетельствовал такой факт, как аннулирование Соединёнными Штатами японоамериканского торгового договора, существовавшего на протяжении многих лет. Заявление об этом шаге правительства США последовало 26 июля 1939 г., т. е. тогда, когда выявилась несостоятельность попыток США достигнуть полюбовного соглашения с Японией о разделе «сфер влияния» на Тихом океане и в Китае.

 

Деятельность Ватикана в пользу «нового Мюнхена»

Католическая церковь во главе с папским престолом развила летом 1939 г. активную деятельность для «примирения» Германии с Англией и Францией. В жертву намечалось принести с этой целью интересы Польши. Конечной задачей Ватикана являлся сговор капиталистических стран против Советского Союза.

Папа Пий XII вскоре после его коронации в марте 1939 г. поведал миру о том, что он «любит Германию и расположен много сделать для неё» х. Цинизм этих слов станет особенно ясным, если принять во внимание, что они произносились в тот момент, когда немецкие фашисты захватили Чехословакию. Видимо, этим новым актом разбоя гитлеровская Германия заслужила «любовь» Пия XII. В самом деле: не прошёл и месяц, как Ватикан признал марионеточное правительство в Словакии, возглавлявшееся матёрым фашистом Тиссо. Тиссо служил двум хозяевам — нацизму и Ватикану. Он так и говорил, что обе эти силы «имеют много общего и сотрудничают рука об руку».

Стало быть, «любовь» Пия XII к гитлеровцам была отнюдь не платонической. От захвата немецкими фашистами Чехословакии Ватикан рассчитывал получить немалый выигрыш в виде усиления своего влияния в Центральной Европе. Сразу после оккупации Чехословакии гитлеровцами туда направились многочисленные католические миссии. Ватикан помогал фашизму устанавливать господство над захваченной страной, а фашизм открывал двери захваченной страны перед католической реакцией.

Зная о тесном сотрудничестве Ватикана с фашизмом, английский кабинет решил использовать услуги папской дипломатии, чтобы помочь «франко-итальянскому сближению». Так на дипломатическом языке назывался английский проект, ставивший целью достижение сговора между Италией, с одной стороны, и Францией и Англией — с другой. Этот сговор мыслился как этап на пути к соглашению с гитлеровской Германией. Предполагалось, что когда Италия заключит широкое соглашение с Англией и Францией, то и Германия будет более уступчивой.

Поскольку Италия предъявляла требования, обращённые главным образом к Франции, английское правительство решило прежде всего воздействовать на Францию, тем более, что во французских правящих кругах имелась группировка, возглавлявшаяся Боннэ, которая также выступала за соглашение с Италией, даже ценой уступки Италии ряда французских позиций.

Так, 17 апреля 1939 г. Боннэ сообщил английскому послу в Париже, что французское правительство готово пойти на «разумные» уступки Италии по вопросу о Суэцком канале, Джибути и другим.

Об этих несколько видоизменённых по сравнению с осенью 1938 г. итальянских требованиях Франция узнала в ходе секретных переговоров, которые вёл в Риме, начиная с марта 1939 г., французский посол А. Франсуа-Понсэ. Италия, в частности, требовала, чтобы Франция предоставила Джибути статус «свободного порта», т. е. допустила туда итальянцев. Итальянские фашисты настаивали, далее, на том, чтобы их представители были допущены к управлению Суэцким каналом.

Однако франко-итальянские переговоры продвигались черепашьими темпами. Против группировки Боннэ, соглашавшегося на крупные уступки Италии, выступала группировка Даладье, не решавшаяся жертвовать жизненными интересами Франции без всяких встречных уступок со стороны Италии. Точка зрения Даладье и его сторонников брала верх. Затяжка франко-итальянских переговоров раздражала английских политиков. Поэтому они обратились к Ватикану с просьбой выступить посредником между Францией и Италией 4. Ватикан не отклонил эту просьбу, однако выставил своё условие. Смысл его сводился к тому, чтобы наряду с улаживанием франко-итальянских отношений были урегулированы германо-польские отношения. Ватикан хотел, чтобы Англия и Франция помогли удовлетворению германских притязаний на Данциг.

Предложение Ватикана преследовало далеко идущие цели. Это видно из того, что в действие были приведены все рычаги огромного католического аппарата, раскинувшего свои сети во всех уголках капиталистического мира. В начале мая 1939 г. папские нунции, аккредитованные в Париже, Лондоне, Берлине и Варшаве, по поручению Пия XII нанесли визиты соответствующим министрам иностранных дел 254.

Показательным было посещение папским нунцием Орсе- ниго Гитлера. Незадолго до этого визита Орсениго с восторгом отзывался о процедуре и результатах Мюнхенской конференции. Он говорил, что метод, применённый в Мюнхене, может быть «узаконен» на всех международных конференциях 255. Орсениго и его хозяева хотели совершенно изолировать Советский Союз от европейских дел. Этим бы дело не ограничилось. Вслед за такой изоляцией должно было наступить создание блока капиталистических стран, направленного против СССР, и развязывание антисоветской войны.

Немудрено, что Ватикан с тревогой реагировал на известие о начале англо-франко-советских переговоров. Некоторые католические газеты начали крикливую антисоветскую кампанию. Газета «Католик геральд», выходящая в Англии, уверяла, что соглашение Англии и Франции с Советским Союзом приведёт к «мировой революции».

Следуя директиве Ватикана, католические партии во Франции, Англии и других капиталистических странах вели борьбу против Народного фронта. Католическая верхушка провела ряд антикоммунистических инсценировок в виде так называемых «социальных недель» во Франции, Бельгии и других странах.

Коварная опасность этой тактики состояла в том, что католические легаты облекали свои попытки сговора с фашизмом в одежды «миротворчества». Это получилось у них

несколько удачнее, чем у мюнхенских дипломатов. Формально римский папа не принимал участия в сделке за счёт Чехословакии, в уничтожении независимости Испании и тому подобных грязных делах правительств США, Англии и Франции.

Прогрессивная печать разоблачала манёвры Ватикана. Газета «Дейли уоркер» писала, что планы «нового Мюнхена», предложенные Пием XII, согласованы с английским правительством и что цель предлагавшейся Ватиканом конференции состоит в том, чтобы преподнести Германии дальнейшие уступки, на этот раз за счёт Польши 256.

Действительно, клика Чемберлена полностью одобрила идею Ватикана. 4 мая Галифакс сделал в этом духе заявление представителю Ватикана в Лондоне. Примечательно, что Галифакс всецело солидаризировался с Ватиканом в намерении исключить Советский Союз из числа участников проектировавшейся конференции.

Что касается Германии и Италии, то, по словам представителя Ватикана, они дали предварительное согласие на созыв упомянутой конференции 3. Ведь агрессоры могли только поживиться от этой конференции либо за счёт Франции, либо за счёт Польши, либо за счёт их обеих!

Проект Пия XII — Чемберлена не был реализован, так как с ним не согласилось французское правительство. 8 мая английский посол в Париже передал в Лондон, что французский кабинет решил отклонить предложение о созыве упомянутой конференции, боясь, как бы это посредничество Ватикана между Италией и Францией не привело к сговору за счёт французских интересов.

Такого рода опасения Парижа имели под собой основательную почву. В Париже было хорошо известно намерение Лондона во что бы то ни стало достигнуть широкого соглашения с Берлином. В этих условиях французским правителям следовало опасаться, что ради такого соглашения английское правительство не погнушается пожертвовать интересами Франции.

На протяжении апреля — июля 1939 г. правительство Англии оказывало возраставший нажим на Париж, чтобы склонить Францию к уступкам Италии. В этих целях Лондон пытался опереться на США. 7 июня Галифакс принял посла США Кеннеди и просил его обратиться к президенту, чтобы тот независимо от Англии нажал на Францию и побудил её пойти на уступки Италии \

Франко-итальянского «сближения» любой ценой пытался добиться во французском кабинете Боннэ, не погнушавшийся 13 июня обратиться со строго конфиденциальным предложением к английскому послу в Париже, прося того через Чемберлена повлиять на Даладье в указанном духе 257. Вскоре Чемберлен направил Даладье послание, рекомендуя благожелательно рассмотреть итальянские притязания 258.

Совместный нажим Англии, США и Ватикана не оказал на Францию должного воздействия. Кабинет Даладье охотно жертвовал чужими интересами, но стоял на своём, когда речь шла об уступке французских позиций. Ещё 29 марта 1939 г. Даладье заявил, что Франция не пойдёт на односторонние уступки Италии 259.

Несмотря на провал своей затеи, Ватикан не оставил мысли об организации конференции представителей Франции, Англии, Германии и Италии. С этим проектом Пий XII снова выступил в конце июля 1939 г. На этот раз ещё более явно, нежели в мае, проступало стремление папского престола услужить фашистским державам. Ватикан предлагал созвать конференцию для того, чтобы рассмотреть проект «урегулирования» польско-германского конфликта на основе предоставления Данцигу статуса «доминиона» под эгидой Германии 260.

Но в условиях обострения военно-политического кризиса в Западной Европе эта новая затея имела ещё меньше шансов на успех, чем в мае. Манёвры Ватикана лили воду на мельницу фашистских агрессоров, облегчая им подготовку новой мировой войны, ослабляя оборону малых стран Европы против фашистской опасности.

Обострение германо-польских противоречий. Позиция Англии и Франции по отношению к Польше

Ведя открытые переговоры в Москве, правительства Англии и Франции не оставляли своей подозрительной игры с фашистскими странами.

13 мая английское правительство признало де-факто марионеточное словацкое государство. 24 мая — аннексию гитлеровцами Богемии и Моравии. Одновременно немецким фашистам была передана часть чешского золотого запаса, хранившегося в Английском банке 2. За кулисами этой операции стоял М. Норман — директор банка, согласовавший свои действия с Чемберленом.

В середине мая в Лондон прибыла делегация из Берлина, чтобы добиться передачиГермании остальной части чешского золотого запаса. Переговоры происходили в обстановке строгой секретности. Членам делегации английские власти предложили держаться инкогнито. Однако сведения о переговорах проникали в печать. Возмущение общественности заставило правительство их прервать. В мае было возобновлено соглашение Англии с Германией о немецких долгах, сохранявшее все уступки, сделанные англичанами ранее. Английские дипломатические представители в Чехословакии помогали гестапо вылавливать деятелей антифашистского движения.

«Чешское золото,— писал английский экономист Эйнциг,— было использовано немцами для спешных закупок важного стратегического сырья за границей. Приобретённые на б млн. фунтов оружие и боеприпасы погубили немало англичан и их имущества».

Вплоть до последней минуты на Варшаву со стороны Англии и Франции оказывалось давление, чтобы добиться «примирения» Польши с Германией. Базой такого «примирения» должно было быть соглашение против Советского Союза. Вот почему англо-французская дипломатия не возражала, а приветствовала отказ панских правителей от сотрудничества с Советским Союзом.

Такая тактика непосредственно содействовала гитлеровским планам изоляции Польши перед лицом агрессии. Именно эту задачу поставил Гитлер перед фашистской дипломатией на совещании своих подручных 23 мая 1939 г. 261

Англия и Франция в принципе не имели ничего против уступки Данцига Германии. Это подразумевал Чемберлен, заявляя 21 мая, что Англия не откажется «от обсуждения любых методов, при помощи которых мы сможем удовлетворить разумные стремления других стран даже при условии, что это предполагает некоторое исправление существующего положения вещей» 262.

Таким языком говорил с Гитлером осенью 1937 г. доверенный Чемберлена Галифакс, когда давал чек на захват Германией Австрии и Чехословакии.Теперь Чемберлен прозрачно намекал на возможность беспрепятственного захвата немецкими фашистами Данцига.

В то же время английские и французские правящие круги внушали полякам ложные надежды, будто помощь Запада предохранит Польшу от фашистского порабощения, а следовательно, ей нет необходимости заручаться помощью СССР. В этом плане протекали польско-французские военные переговоры в мае 1939 г. Французские военачальники, исполняя инструкции сверху, даже не упомянули о возможности согласованных действий армий Польши и СССР против агрессоров. Гамелен, возглавлявший французскую делегацию, не предпринял никаких попыток убедить поляков в необходимости сотрудничества с СССР, зато посулил им прорвать линию Зигфрида и бросить против Рура французскую авиацию в первые же дни войны.

В военном соглашении, заключённом между Францией и Польшей 19 мая 1939 г., говорилось: французская авиация предпримет операции против Германии немедленно после начала войны; локальные наземные операции начнутся на 3-й день войны; на 16-й день французская армия предпримет большое наступление на западном фронте 263.

Это было грубым обманом. Гамелен в своих мемуарах пишет, что французский генштаб вводил в заблуждение поляков. Вместо 100 дивизий, которые было обещано двинуть на западный фронт для активных операций против Германии, на самом деле предполагалось выставить самое большее 35—38 дивизий. Не собирались выполнять французские правители и обещание о наступлении на западе в помощь польскому фронту264.

Двурушническое поведение англо-французских политиков по отношению к Польше выявилось в период обострения польско-германского конфликта. С конца мая гитлеровцы начали открытую подготовку к оккупации Данцига и уничтожению Польского государства. Из Восточной Пруссии и непосредственно из Германии в Данциг валили массами эсэсовцы, прибывали в огромных количествах военные материалы, проводилась регистрация всех перевозочных средств, сооружались проволочные заграждения. 17 июня Геббельс произнёс в Данциге перед аудиторией бесновавшихся штурмовиков речь, в которой повторил лозунг Гитлера, брошенный в его последней речи в рейхстаге о том, что «Данциг — немецкий город и отойдёт к Германии»265.

Чем больше накалялась атмосфера, тем усиленнее давила англо-французская дипломатия на польское правительство, требуя от него фактической капитуляции перед гитлеровскими агрессорами. В конце мая, например, бековская клика отменила некоторые из оборонительных мероприятий в угоду Лондону и Парижу 266. В 20-х числах июня французский посол в Берлине Кулондр передавал в Париж о своих «опасениях», как бы в результате внутреннего переворота в Данциге и ответных польских мер Польша не предстала перед внешним миром в качестве «агрессора»267. Аналогичное донесение было получено в Лондоне.

Галифакс в этой связи поручил английскому послу в Варшаве дать понять Беку о желательности его переговоров с Берлином 268.

Правительства Англии и Франции по сути дела шантажировали польскую дипломатию, разговаривая с ней на языке, которому мог бы позавидовать сам Гитлер. В то время как гитлеровская клика изыскивала предлог для нападения на Польшу, англо-французские правители объявляли её «агрессором». Гитлеру большего и не требовалось!

Бек, чуя, куда дует ветер, не возражал против этих указаний. Панские правители предавали национальные интересы страны, проявляя поразительную беспечность перед лицом роста военной опасности со стороны Германии.

Так, например, когда экономический департамент в Варшаве обратился к высшим военным властям с запросом, следует ли ему планировать строительство новых предприятий, внешнюю торговлю, финансы, экспорт (в том числе и военных материалов), исходя из вероятности возникновения войны, в ответ было указано, что Гитлер «шантажирует», и никакой войны в ближайшем будущем ожидать не следует

То была не просто беспечность, а нечто гораздо худшее для независимости и свободы польского народа. Это был курс на сговор с германским фашизмом, всячески поощрявшийся правящими политиками западных держав. Для многих буржуазных дипломатов не являлась секретом, например, позиция английского посла в Берлине Гендерсона, который не жалел усилий, распространяясь о необходимости скорейшей уступки Данцига Германии. Подобные донесения Гендерсон систематически направлял в течение весны — лета 1939 г. в Лондон.

июля он утверждал, что наплыв германских войск в Данциг не носит никакого «зловещего» характера, так как это, дескать, не войска, а «туристы». Военные приготовления Германии Гендерсон объявлял «оборонительными»269. 17 июля Гендерсон писал в Лондон, что Гитлер не намерен начинать войну и настроен «миролюбиво», поэтому Гендерсон настоятельно советовал полякам поскорее заключить с Германией сделку и передать Германии Данциг270. 26июля он заявлял, что Данциг всё равно разделит участь Чехословакии и Мемеля, т. е. отойдёт к Германии. Английский посол находил почти садистское удовольствие, констатируя тот факт, что сбылись его предсказания о гибели Чехословацкой республики. «Политическое и экономическое подчинение Богемии третьей империи» диктовалось, по словам Гендерсона, «как историей, так и географией, поскольку,— писал он,— этот славянский форпост лежит в самом сердце Германии».

Такие же, с позволения сказать, «доводы», заимствованные из словаря Гитлера, приводил Гендерсон в отношении Данцига, заявляя, что «восхищается» Гитлером и его «достижениями» 271.

Как же реагировали в Лондоне на подобные донесения? Разумеется, Гендерсона не собирались отзывать с его поста. Высокопоставленные английские министры вроде Галифакса благодарили Гендерсона за его донесения и сообщили, что «принимают их к сведению».Под этим казённым выражением крылось нечто большее, нежели обычный дипломатический этикет. Английское правительство со всей серьёзностью готовило уступку Германии важнейших польских территорий.

5 июля Галифакс направил в Рим послание от Чемберлена, адресованное Муссолини. В нём предлагалось Италии повлиять на Германию, чтобы последняя начала с Польшей переговоры о «мирном разрешении» спора272. Английские политики не были столь наивны, чтобы верить в возможность отступления Германии от её требований в ходе подобных переговоров. Речь шла об удовлетворении этих требований за столом новой конференции по типу мюнхенской и с целями, ничем не отличающимися от целей Мюнхенской конференции.

Со своей стороны Англия демонстрировала явным образом нежелание поддерживать Польшу против Германии. В течение многих недель безрезультатно тянулись переговоры о предоставлении Англией военного займа Польше. Англичане под всякими предлогами отказывались решить этот вопрос положительно для Польши. Переговоры зашли в такой тупик, что польский посол в Лондоне был вынужден сделать 29 июня официальное представление английскому правительству, заявив, что «категорический отказ» Англии предоставить Польше заём вызывает сомнения в том, собирается ли Англия вообще оказывать Польше какую-либо поддержку 273.

Панские правители были озабочены тем, как бы в результате такой позиции Англии они не лишились последних карт в их попытках достижения сделки с Германией. Если бы дело шло о защите безопасности Польши против агрессии, то единственно верную и эффективную поддержку Польша могла бы найти у Советского Союза. Однако панские правители исключали сотрудничество Польши с Советским Союзом и тем самым создавали для Польши положение фактической изоляции со всеми вытекавшими из этого тяжелейшими последствиями для польского народа.

Когда английское правительство решилось наконец предоставить Польше незначительный заём, то оно связало его такими условиями, которые вызвали протест Варшавы, ибо в английском предложении о займе прямо говорилось, что Польша в обмен должна «коренным образом изменить свою экономическую и финансовую политику», приспособив её к требованиям Сити 274. Магнаты капитала не изменяли себе, стремясь поживиться за чужой счёт даже в тот момент, когда над Польшей нависла смертельная угроза!

Ничего не изменили, а лишь подтвердили английскую позицию игры с независимостью Польши переговоры в Варшаве руководителя английской военной миссии генерала Айронсайда, прибывшего туда из Англии в середине июля 1939 г.

19 июля в Варшаве состоялось совещание между Айрон- сайдом и Рыдз-Смиглы. Айронсайд, передав заверения о полной английской поддержке Польши, спросил, что предпримет польское правительство, если Берлин объявит о включении Данцига в состав Германии, не прибегая к силе оружия?

Рыдз-Смиглы ответил, что Польша выскажется за трёхсторонний протест в Берлине.

А если германская армия открыто захватит Данциг?— продолжал Айронсайд.

В таком случае, отвечал Рыдз-Смиглы, польский генштаб запросит у немцев «объяснений».

На этом разговор закончился. Что сделает Польша, если протест будет оставлен без внимания, а «объяснение» окажется недостаточным,— участники совещания решили не уточнять 275.

Усиление экономической борьбы между Англией и Германией. Тактические разногласия в лагере английских мюнхенцев

Благожелательное отношение правительств западных держав к фашистским домогательствам отнюдь не было показателем ослабления империалистических противоречий. Напротив, новые уступки Лондона и Парижа агрессорам представляли собой лихорадочные попытки откупиться от хищников и втравить их в антисоветскую авантюру. Как раньше, так и в описываемый период среди правящих кругов Англии, Франции, США не было единодушия по вопросу о том, какими средствами лучше всего осуществить их генеральный замысел — столкнуть Германию с Советским Союзом.

Всё большая часть правящих политиков западных держав склонялась к точке зрения, которую активно проповедовал Черчилль. Он считал, что новыми уступками нельзя добиться от немецких фашистов отказа от их планов наступления на западе, что вследствие этого необходимо всячески форсировать военные приготовления Англии, Франции и США. Если политики типа Чемберлена рассчитывали реализовать антисоветский замысел путём новых уступок Германии на востоке Европы, то политики типа Черчилля настаивали на демонстрации Англией и Францией их военной мощи, чтобы отпугнуть Германию от попыток захватов в Западной Европе и войти с ней в сговор, направленный против Советского Союза.

Чемберлен мало-помалу воспринимал советы Черчилля. Это признал сам Черчилль в беседе с американским бизнесменом в феврале 1939 г. 276 Линия Черчилля во внешней политике отражала требования многих представителей крупного английского капитала, ощущавших на себе пагубные последствия уступок фашистским державам.

В этом смысле были весьма характерны выступления ведущих магнатов английского капитала на ежегодных заседаниях акционеров и правлений их фирм, которые происходили весной и летом 1939 г. Директор «Хадсон бей компани» говорил в начале мая на заседании правления компании, что «каждый новый кризис в Европе (имеются в виду военно-политические кризисы. — В. М.) является дальнейшим препятствием для торговли»277 представляемой им компании.

Председатель «Инглиш энд Каледониан инвестмент компани» указывал, что в результате мартовского кризиса (в связи с захватом Германией Чехословакии) рыночная стоимость капиталовложений его компании упала на 38 тыс.ф.ст. Этот делец не скрывал, что главную угрозу деятельности своей компании он усматриваете Германии и её захватнических планах.

На заседании акционеров корпорации «Сентрал майнинг энд инвестмент». происходившем в середине мая 1939 г., многие выступавшие указывали на ухудшающиеся условия деловой деятельности, в частности, на падение ценности всех видов страховых бумаг ввиду роста военной опасности.

Связь между ухудшением деловой конъюнктуры в Англии и других странах Запада и обострением напряжённости международного положения была очевидна. Так, в марте — апреле 1939 г. в связи с захватом Чехословакии и Албании на лондонской бирже наблюдалось падение курса многих акций. Печать сообщала о тревожном застое на бирже капиталов. Стоимость новых английских капиталовложений в апреле была самой низкой с начала 1939 г. Прибыли промышленных компаний Англии в апреле упали на 11,5%.

Даже крупнейшие монополистические объединения Англии, связанные с военным производством, испытывали на себе воздействие напряжённости международной обстановки и несли крупные потери. Один из столпов Сити — председатель треста «Империал кемикел индастрис» Мак Гоуэн, выступая на ежегодном заседании правления треста 11 мая 1939 г., мрачно отзывался об итогах деловой деятельности его треста в 1938 г. и видах на будущее. По его словам, международная торговля в 1938 г. резко свернулась, в том числе это затронуло и Англию. Вследствие начавшегося нового кризиса в США экспорт продукции 7 крупных английских компаний на американский рынок упал в 1938 г. на 77 млн. ф. ст. Поскольку Соединённые Штаты сократили в 1938 г. ввоз сырья (на 225 млн. ф. ст.), это отрицательно сказалось на Канаде, Австралии, Новой Зеландии, Малайе,

Индии, Цейлоне, Западной Африке. Эти страны были вынуждены уменьшить свои закупки в Англии. В результате экспорт Англии в Британскую империю сократился в 1938 г. на 17 млн. ф. ст. «Торговля нашего треста отразила эти колебания»,— сказал Мак Гоуэн.Так, война в Китае, по его словам, сократила деловые операции «Империал кемикел инда- стрис» в этой стране почти наполовину. Продолжение японского наступления в Китае, предостерегал Мак Гоуэн, чревато ещё более серьёзными последствиями для дел треста. Также оказался закрытым для торговли Англии испанский рынок. В Италии, Румынии, Турции медленные темпы английских закупок мешают развитию английского экспорта в этих странах. В процветающем состоянии, заявил Мак Гоуэн, в этих условиях находятся лишь отрасли, вырабатывающие взрывчатые вещества и оружие.

Не ограничиваясь констатацией этих тревожных фактов, магнаты английской промышленности и торговли требовали от правительства решительных мер для развития экспорта, отстаивания английских позиций на рынках. Журнал «Экономист» — рупор Сити — из номера в номер ратовал за вытеснение германской торговли со всех возможных рынков.

19 мая 1939 г. журнал писал: «Немецко-балканская торговля процветает потому, что Германия субсидирует её... Если торговле Англии с Балканами суждено развиваться, Англия должна ответить контрмерами на немецкие методы».

Эти призывы не оставались без ответа. Помимо уже упомянутых мер, английское правительство провело весной — летом 1939 г. ряд новых мер для отражения фашистской конкуренции на рынках сбыта. Так, в марте правительство объявило о предоставлении субсидий для помощи английскому судоходству и судостроению278.

Печать сообщала, что английское правительство скупило на внешних рынках сбыта все излишки китового жира, крайне необходимого для Германии. Журнал «Экономист» в этой связи припоминал, что в 1918 г. Германия потерпела поражение именно вследствие нехватки такого рода жиров279. В мае 1939 г. в Бухарест и Афины направилась правительственная английская миссия с целью заключения торговых соглашений с Румынией и Грецией. Печать прямо писала,что Англия намерена вытеснить Германию из внешней торговли этих стран.

Однако в этих отдельных попытках отбить германскую конкуренцию было много непоследовательного, противоречивого. Часть английских промышленников выступала за безоговорочные уступки фашистским агрессорам, если только эти уступки не касались коренных империалистических интересов Англии. Симптоматичным, например, было заявление от 9 мая 1939 г. председателя «Мидевропиен корпорейшн» Н. Холдинга на заседании акционеров этой корпорации. Холдинг обратился к правительству с призывом приложить все усилия, чтобы достигнуть «взаимопонимания» Англии с Германией. Вопреки очевидным фактам, он утверждал, что англо-германские отношения улучшаются. Холдинг был не слепой и не глухой. Его призыв объяснялся просто: корпорация «Мид-европиен» вложила в Германии значительную часть капитала. В 1939 г. размер этих капиталовложений равнялся 16% общего капитала корпорации 280. Таких дельцов, имевших в Германии значительные капиталовложения, насчитывалось в Англии немало.

Голос этих дельцов раздался на страницах бюллетеня «Федерации британских промышленников», вышедшего в мае 1939 г. В бюллетене была опубликована статья, в которой выдвигался проект создания в Центральной и Восточной Европе «экономических блоков», подчинённых Германии. Авторы статьи видели в таких блоках средство облегчения экономических трудностей Германии.

Нового в этом проекте ничего не содержалось. Однако заслуживало внимания то обстоятельство, что орган британской тяжёлой промышленности счёл нужным ещё раз выступить с этой идеей в момент, когда упомянутая выше английская правительственная миссия вела в Румынии и Греции торговые переговоры с целью подрыва германской конкуренции в данном районе.

Следовательно, в кругах английских капиталистов имели место разногласия по вопросу о тактике поведения в отношении фашистских держав. Несомненно, что эти разногласия лежали в основе политических разногласий между политиками типа Чемберлена и Черчилля.

Важно подчеркнуть, что даже сторонники более твёрдой политики в отношении фашистских держав в лагере английских правящих кругов действовали с негодными средствами, не говоря уже о прямых капитулянтах. Никакие меры противодействия фашистской конкуренции не имели шансов на успех до тех пор, пока английское правительство поощряло развёртывание фашистской агрессии, пока Англия отказывалась идти на создание фронта коллективной безопасности вместе с Советским Союзом.

Тайные англо-германские переговоры. Позиция США в вопросе о Польше

Идти на создание фронта коллективной безопасности совместно с Советским Союзом правительство Чемберлена, несмотря на открытые переговоры в Москве, в действительности отнюдь не собиралось. Более того, оно одновременно с московскими переговорами возобновило тайные, закулисные переговоры с Гитлером с целью достижения англо-германского сговора, направленного на предотвращение войны на западе и развязывание её на востоке. 19 мая 1939 г. Галифакс принял германского посла Дирксена. Разговор сразу же коснулся наиболее животрепещущей темы: англо-германской торговой конкуренции. Поднял этот вопрос Дирксен. Он начал с жалоб на препятствия, чинимые англичанами германской торговле. Так расценивались в Берлине английские действия на Балканах и в других районах. Дирк- сен упомянул об Иране, где, по его словам, Англия всеми силами стремится вытеснить германский экспорт и импорт.

Тревога Дирксена объяснялась тем, что внешняя торговля Германии, начиная с конца 1938 г., стала свёртываться.

Галифакс, понимая, какое значение придают гитлеровцы внешнеторговым вопросам, в ответ заявил, что Гитлер должен сделать какой-то примирительный шаг в отношении Англии. Тогда, по его словам, английское правительство будет в состоянии начать переговоры с Германией по интересующим её вопросам 281.

Итак, данный обмен мнениями свидетельствовал, что Лондон пробовал слегка нажать на Берлин. Хотя Галифакс и отрицал, что Англия борется с германской конкуренцией, однако это было секретом полишинеля. Предлагая гитлеровской клике продемонстрировать «дружбу» с Англией, Галифакс тем самым намекал, что в обмен Англия ослабит меры, предпринятые против фашистской конкуренции на рынках.

Как же реагировало гитлеровское правительство на приглашение Галифакса? В начале июня оно направило в Лондон особоуполномоченного по «четырёхлетнему плану» Вольтата. Ему предлагалось прощупать более конкретно, что же намереваются уступить Германии английские политики.

Хотя в этом шаге не было ничего, что говорило бы об изменении Германией её планов, однако английское правительство охотно вступило в переговоры с фашистским посланцем. В них участвовали ближайшие доверенные лица Чемберлена.

7 июня Вольтат встретился с Эштоном-Гуэткиным в Лондоне. Выбор английским правительством для этих переговоров Эштона-Гуэткина был знаменателен. Тем самым английское правительство намеревалось продолжить и завершить берлинские переговоры Эштона-Гуэткина, которые он вёл с гитлеровцами в феврале 1939 г.

Как уже упоминалось, эти переговоры были затем продолжены в начале марта в Дюссельдорфе между руководящими деятелями английской и немецкой тяжёлой индустрии, но были прерваны ввиду возмущения английской общественности захватом Чехословакии.

Возобновляя переговоры в начале июня, английское правительство в первую очередь решило выяснить наиболее волнующий его вопрос: о направлении германской агрессии в ближайшем будущем. Поэтому Эштон-Гуэткин первым же вопросом, обращённым к Вольтату, осведомился, не собирается ли Германия вести наступление против Британской империи. Вольтат уклонился от определённого ответа. Он выдвинул проект «экономического урегулирования» между Германией и Англией.

В этом предложении не заключалось ничего нового. С этой идеей немецкие фашисты носились уже давно. Ещё в переговорах с английским правительством осенью 1938 г. гитлеровцы подчёркивали своё стремление добиться такого рода «урегулирования». Всё дело заключалось в условиях.

После предварительного обмена мнениями по ряду вопросов, касающихся англо-германского соперничества на рынках Юго-Восточной Европы, переговоры закончились тем, что стороны условились через короткое время продолжить их, причём в обстановке наибольшей секретности

Спустя почти полтора месяца Вольтат снова появился в Лондоне. Это было в середине июля. Печать сообщила, что он приехал, чтобы участвовать в конференции по китоловным вопросам. Разумеется, это было заведомой дезинформацией общественности. Английское правительство к этому времени подготовило детальную программу сговора с Германией. Её представил во время первой же встречи с Воль- татом Г. Вильсон — правая рука Чемберлена. Эта программа отталкивалась от политических пунктов, переходя к экономическим и военным вопросам. Здесь фигурировали предложения о заключении пакта о ненападении между Германией и Англией, пакта о невмешательстве, «ограничении вооружений» на море, на суше и в воздухе, урегулировании вопроса о колониях, сырье, рынках сбыта, «взаимном финансовом содействии».

Заключение пакта о ненападении дало бы Англии, по словам Вильсона, «возможность освободиться от обязательств в отношении Польши». Вильсон предложил Вольтату немедленно переговорить с Чемберленом для того, чтобы Вольтат получил от него подтверждение сказанного. Однако Вольтат уклонился от этого 282.

Высокопоставленные английские дипломаты старались поразить воображение гитлеровского представителя картинами англо-германского господства над обширными территориями земного шара. После Вильсона с Вольтатом встретился английский министр внешней торговли Хадсон. Он сделал упор на возможности фашистской экспансии в восточном направлении, а именно — против Советского Союза.

«...В мире,— говорил Хадсон,— существуют ещё три большие области, в которых Германия и Англия могли бы найти широкие возможности приложения своих сил, а именно: английская империя, Китай и Россия»283.

Короче говоря, Хадсон предлагал Германии участие в войне против Советского Союза с целью захвата его природных богатств.

В дальнейших переговорах с представителями Гитлера английские политики указывали на желание Англии включить в соглашение с Германией пункт о невмешательстве Германии в дела Британской империи. Авансы Вильсона и ему подобных не вызвали у Вольтата горячего отклика. Он держался «как учтивый слушатель», не больше, сообщал в Берлин Дирксен о поведении Вольтата во время этих переговоров 284.

Вольтат, конечно, действовал не от своего имени. Переданные им в Берлин английские предложения встретили там, очевидно, холодный приём, так как шли вразрез со стратегическими планами гитлеровской Германии — планами нападения на западные государства.

В Лондоне не могли не знать об отрицательной реакции Берлина на английские предложения. Сам за себя говорил уже тот факт, что из столицы гитлеровской Германии не поступало каких-либо контрпредложений. Молчание Берлина в июле 1939 г., как и осенью 1938 г., должно было означать отказ Германии вести дальнейшие переговоры с Лондоном. Тогда «твердолобые» решили пустить в ход «московскую карту». 30 июля Чемберлен писал в своём дневнике: англо-советские переговоры обречены на провал, но форсировать их конец не следует, наоборот, нужно создать видимость успешности переговоров с СССР, чтобы тем самым «повлиять» на Германию285.

Любопытно, что тремя неделями раньше, 9 июля, подобные же мысли развивал в частном письме из Берлина на имя Галифакса Гендерсон. Он писал, что следует считаться с двумя возможными исходами московских переговоров — их успехом или неудачей. Независимо от этого, подчёркивал Гендерсон, целью английской внешней политики должно оставаться достижение широкого соглашения с Германией, «сотрудничество» с ней. Гендерсон полагал, что эта цель будет достигнута тем легче, чем успешнее будет английская игра в переговоры с Советским Союзом. Именно это содержание вкладывал он в понятие «успеха» московских переговоров, намечая следующие ходы в данной игре: сперва заключение соглашения с Советским Союзом, затем обращение Англии к Германии с предложением «пересмотреть» английскую политику и «отказаться от мирного фронта» с Советским Союзом ради сделки с Германией 286.

Вероломство мюнхенских политиков, как видно, не знало никаких пределов в их постыдной игре с фашистскими агрессорами. В свете данных фактов становятся очевидными причины, по которым Англия и Франция стремились добиться возможно более расплывчатых, двусмысленных условий соглашения с Советским Союзом, чтобы тем быстрее уклониться от их выполнения и нарушить их. Становится в свете данных фактов также понятным, почему Англия и Франция не хотели включить в договор о взаимопомощи с Советским Союзом даже пункт о незаключении сепаратных соглашений с фашистскими державами 287.

Упомянутые выше рекомендации Гендерсона были восприняты весьма положительно английским правительством. Это видно из того, что Галифакс сразу же ответил Гендерсону, сообщив, что его соображения будут «изучены»288. Плодом «изучения» явилась серия предложений, переданных вскоре гитлеровскому правительству через Вильсона, Хадсона, Бакстона, наконец, самого Галифакса, предложений, которые неизменно сводились к идее англо-германской сделки, направленной против Советского Союза.

Руководствуясь подобными коварными расчётами, английское, а затем французское правительства приняли предложение Советского правительства о посылке в Москву военных миссий для конкретизации мер борьбы против возможного агрессора. Сама процедура посылки миссий вылилась в жалкий фарс. Было сделано всё, чтобы затянуть их прибытие в Москву, а затем максимально продлить переговоры в Москве и таким образом предоставить англо-французской дипломатии большую свободу манёвра в отношении Германии.

Для последнего были мобилизованы и лейбористские политики. 29 июля советника германского посольства Кор- дта посетил Ч. Бакстон, брат известного пэра — лейбориста лорда Н. Бакстона. Бакстон начал с того, что, повидимому, беспокоило его больше всего, а'именно'— публичной огласки его тайных встреч с гитлеровскими дипломатами.

Бакстон заявил Кордту, что во избежание возмущения общественности сведениями о переговорах английского правительства с гитлеровским необходимо возвратиться к своего рода тайной дипломатии 289.

Далее Ч. Бакстон набросал проект соглашения с Германией, весьма сходный с планом Вильсона — Хадсона, но подчёркивавший политическую сторону вопроса: «Великобритания изъявит готовность заключить с Германией соглашение о разграничении сфер интересов... 1) Германия обещает не вмешиваться в дела Британской империи. 2) Великобритания обещает полностью уважать германские сферы интересов в Восточной и Юго-Восточной Европе. Следствием этого было бы то, что Великобритания отказалась бы от гарантий, предоставленных ею некоторым государствам в германской сфере интересов. Далее, Великобритания обещает действовать в том направлении, чтобы Франция расторгла союз с Советским Союзом и отказалась бы от всех своих связей в Юго-Восточной Европе. 3) Великобритания обещает прекратить ведущиеся в настоящее время переговоры о заключении пакта с Советским Союзом» 290.

Бакстон увернулся от прямого ответа, когда Кордт спросил его, делился ли он своими мыслями с членами английского правительства. «Но мне кажется,— писал Кордт,— что из его витиеватых объяснений можно сделать вывод, что подобные мысли свойственны сэру Горацию Вильсону, а следовательно, и премьер-министру Чемберлену» 291.

«Новое» в речах Бакстона заключалось в том, что здесь английские мюнхенцы полностью раскрыли смысл своих переговоров с Советским Союзом. Поостерёгшись заранее хоронить эти переговоры и даже сделав вид, будто они развиваются благополучно, Бакстон тем не менее не оставил сомнений, что для правительства Чемберлена эти переговоры — шаг, вынужденный лишь вследствие несговорчивости гитлеровских заправил.

Этот тезис за Бакстоном вскоре повторили гитлеровцам Г. Вильсон и Галифакс. В их речах слышались беспокойные нотки, сменявшиеся унизительными увещеваниями; торговля честью и независимостью народов приняла ещё более бесстыдный характер.

3 августа по просьбе Г. Вильсона его посетил на частной квартире (чтобы не привлекать внимания!) германский посол Дирксен. Беседа продолжалась почти два часа. Вильсон подтвердил Дирксену то, что он уже сказал Вольтату, однако с некоторыми важными уточнениями. Вильсон ещё яснее заявил, что «с заключением англо-германской антанты английская гарантийная политика будет фактически ликвидирована. Соглашение с Германией предоставит Англии возможность получить свободу в отношении Польши...». Таким образом «...Англия освободилась бы начисто от своих обязательств. Тогда Польша была бы, так сказать, оставлена в одиночестве лицом к лицу с Германией» х,— подытоживал Дирксен эту часть своего разговора с Вильсоном.

Вильсон не скрыл от своего собеседника, что «вступление в конфиденциальные переговоры с германским правительством связано для Чемберлена с большим риском. Если о них что-либо станет известно, то произойдёт грандиозный скандал, и Чемберлен, вероятно, будет вынужден уйти в отставку» 292.

Дирксен заметил, что ввиду последнего обстоятельства он сомневается в способности какого-либо английского правительства достигнуть «связывающего соглашения с Германией при существующем здесь (т. е. в Лондоне. — В. М.) настроении умов...»293.

Вильсон ответил, что для достижения англо-германского соглашения требуется прежде всего сохранять строжайшую тайну. Наконец он заговорил о том, что, собственно, являлось основной целью его беседы с Дирксеном. Во-первых, сказал Вильсон, «...он чрезвычайно заинтересован в том, чтобы узнать, как была принята в Берлине его беседа с Вольтатом».

Дирксен на этот счёт не мог сказать ничего обнадёживающего. Ему просто ничего не было известно.

После этого Вильсон обратился к Дирксену со слёзной просьбой — пусть Гитлер сделает «примирительный шаг» по адресу Англии и Франции 294.

Перед отъездом Дирксена в Берлин 9 августа он имел беседу с Галифаксом. Министр иностранных дел Англии обратился к германскому послу всё с той же просьбой повлиять на Гитлера, добившись от него «примирительного жеста». Галифакс заявил, что, «если лёд однажды будет сломлен, с английской стороны пойдут очень далеко, чтобы достигнуть соглашения с Германией».

Едва Дирксен заикнулся об «угрозе миру» со стороны поляков, как Галифакс заверил, что «он и британское правительство сделают всё от них зависящее для того, чтобы побудить поляков к умеренности».

Французское правительство ничего не знало о переговорах английских министров с гитлеровцами и тех планах «разрешения» англо-германских противоречий, которые предлагались в ходе этих переговоров. Английские министры хотели обмануть своих французских коллег и добиться сепаратного соглашения с Берлином, не считаясь с интересами Франции.

Сведения, просочившиеся в печать об этих переговорах, вызвали во Франции негодование 295. Многие газеты сопоставляли сообщения о «щедрости» английских предложений, адресованных Германии, с застоем московских переговоров и отрицательной позицией, занятой в ходе их английскими представителями. Само собой напрашивались выводы, что Англия стремится не к соглашению с Советским Союзом, а к полюбовной сделке с Германией. Даже официозная французская печать была смущена вероломством, проявленным в данном случае Англией по отношению к её союзнице — Франции. Так, Блюм в «Попюлер», характеризуя английские предложения Германии как «хорошие», тем не менее осуждал Англию за то, что она представила их Германии за спиной Франции296. Блюм не договаривал до конца, но смысл его сетований сводился к тому, что раз Франция поддерживает английскую политику сговора с агрессорами, то любые шаги в этом направлении должны координироваться Англией с Францией.

Жизнь показывала, что «сотрудничество» Англии и Франции действительно носило довольно однобокий характер: Франция плелась в хвосте английской политики и всегда при этом рисковала быть обойдённой своим английским партнёром в его тайных переговорах с фашистскими державами. Подчинённое положение Франции в отношении Англии проявилось снова в середине августа.

15 августа Галифакс, а вслед за ним и Боннэ поручили своим послам в Варшаве указать польскому правительству на необходимость «умеренности» и «уступчивости», в том числе и по данцигскому вопросу 297.

17 августа в «Таймсе» появилась передовая, напомнившая злосчастные передовые этой газеты на пороге мюнхенского предательства. В ней полякам предлагалось признать лидера данцигских фашистов Ферстера в качестве законного главы Данцига.

Все действия английской дипломатии в пользу антисоветского сговора с немецкими фашистами за счёт Польши, как это имело место осенью 1938 г. в отношении Чехословакии, закулисно поддерживали правящие круги США. Соответствующие документы, бросающие свет на англо- американское сотрудничество в этом вопросе, были изъяты редакторами сборников английских и немецких материалов, издававшихся в Лондоне и Вашингтоне якобы для «освещения» истории второй мировой войны. Очевидно, эти документы содержат такие свидетельства, которые и поныне правительства Англии и США хотят скрыть от народов.

Однако фальсификаторы истории бессильны перед фактами. Достаточно сослаться, например, на сообщение лондонской газеты «Стар» от 11 июля 1939 г. В нём приводились сведения о подозрительной активности американского посла в Варшаве Биддла. Газета писала, что по указаниям американского правительства Биддл отправился в разгар польского кризиса летом 1939 г. в Данциг, чтобы выяснить шансы «американского посредничества» между Германией и Польшей.

Сопоставим это сообщение с тем, что писал тогдашний государственный секретарь Хэлл в своих мемуарах. По словам Хэлла, в середине августа 1939 г. американский посол в Лондоне Кеннеди передал в Вашингтон пожелание английского правительства, суть которого сводилась к тому, чтобы правительство США оказало нажим на Польшу. Хэлл явно передёргивает карты, когда пытается в своих мемуарах убедить читателя, что цель данного нажима состояла в том, чтобы принудить поляков вести переговоры с Германией 298. Зачем было Англии и США ломиться в открытую дверь! Ведь польское правительство и без того вело переговоры с Германией. Совершенно ясно, что речь шла о том, чтобы заставить Польшу пойти на серьёзные уступки гитлеровской Германии, в частности, по вопросу о передаче Германии Данцига. Именно затем и ездил в Данциг посол Соединённых Штатов в Варшаве Биддл.

Всё это лишний раз доказывает, что под покровом тайны готовилось новое предательство интересов мира и безопасности народов. Ближайшей жертвой этого предательства была намечена теперь Польша. Однако конечной целью правительств Англии, Франции и США оставалось натравливание Германии на Советский Союз.

Об этом красноречиво свидетельствовали многочисленные поездки доверенных лиц американского крупного капитала в страны Западной Европы летом 1939 г. Так, печать сообщала о прибытии в Западную Европу из США Линдберга и Г. Фиша. Последний имел длительные беседы с Галифаксом и Боннэ. На специальном самолёте, предоставленном ему Гитлером, он направился в Германию. В Зальцбурге Фиш встретился с фашистскими главарями Германии. Фиш заверил Гитлера и Риббентропа, что в случае нападения Германии на Польшу Соединённые Штаты Америки останутся в стороне от конфликта.

На пресс-конференции, созванной 15 августа 1939 г., Фиш заявил, что главная цель его поездки состоит в созыве конференции министров иностранных дел Германии, Италии, Франции и Англии, т. е. в устройстве «нового Мюнхена».

Последние приготовления Германии к развязыванию войны. Ухудшение экономического положения гитлеровской Германии

Между тем правящая клика Германии заканчивала последние приготовления к нападению на Польшу. 14 августа в ставке Гитлера состоялось совещание генералитета, на котором главарь фашистов объявил о сроках выступления против Польши. Гитлер имел все основания выразить уверенность, что Англия не придёт на помощь Польше 299.

Многочисленные свидетельства подтверждают, что гитлеровская клика была в тот момент исполнена решимости развязать мировую войну. Можно привести, например, высказывание, содержащееся в дневнике итальянского министра иностранных дел Чиано, где он сделал запись о своей беседе с Риббентропом от 11 августа 1939 г. «Он отвергает любое решение, которое могло бы дать Германии удовлетворение и предотвратить борьбу» 300,— писал Чиано.

Если в 1936—1937 гг. Германия была ещё не полностью подготовлена к большой войне, а её экономическое положение позволяло вести дальнейшие военные приготовления без катастрофического влияния на экономику, то иная картина наблюдалась в 1939 г.

Решающим фактором, который заставлял немецких фашистов спешить с развязыванием войны, было катастрофическое положение немецкой экономики, финансов, внешней торговли. В результате увеличения расходов на вооружения бюджетный дефицит гитлеровской Германии вырос с 4% её бюджета в 1933 г. до 22% в 1935 г. и свыше 25% в 1938 г. 301 Этот дефицит тайно покрывался за счёт специальных векселей, выпускавшихся правительством для продажи промышленникам и банкирам. Последниене отказывались от покупки этих векселей, так как вплоть до 1938 г. гонка вооружений приносила дельцам огромные прибыли. Дельцы могли расширять военное производство, ибо в Германии ещё существовала большая безработица и, следовательно, рабочая сила могла быть найдена для соответствующего расширения предприятий. Кроме того, имелась возможность получать дополнительные ресурсы сырья для расширения военного производства. Короче говоря, существовал ещё неиспользованный экономический потенциал для усиления гонки вооружений.

Однако к 1938 г. положение изменилось. Тайное финансирование вооружений посредством правительственных векселей стало весьма затруднительным, так как промышленники перестали их покупать, что объяснялось резким ухудшением экономического положения Германии. Рабочей силы стало не хватать для дальнейшего расширения военного производства. То же самое касалось и поставок стратегического сырья. Чтобы увеличить ввоз сырья, требовалось увеличить экспорт, за счёт которого добывалась необходимая для импорта валюта.

В 1938 г. вследствие роста немецкого экспорта удалось несколько увеличить ввоз стратегического сырья. Но уже с середины 1938 г. немецкий экспорт выявил тенденцию к падению. В 1939 г. эта тенденция дала знать о себе с ещё большей силой. Общий экспорт Германии за I квартал 1939 г. упал с 1 360 млн. марок до 1 262 млн. Такое падение объяснялось главным образом сокращением экспорта в западные страны, особенно в Англию и США. Так, экспорт Германии в западноевропейские страны упал за этот период с 387,4 млн. марок до 321 млн.302 Экспорт угля был за этот период на 25% ниже соответствующего периода 1938 г.303

Несмотря на захват Австрии и Чехословакии, валютные резервы Германии под воздействием бешеной гонки вооружений угрожающе таяли. С марта 1938 г. эти резервы фактически не пополнялись. Это означало, что получение стратегического сырья для дальнейшего продолжения гонки вооружений становилось самой сложной, неразрешимой проблемой.

Между тем по самым важным видам стратегического сырья Германия зависела от ввоза извне. Так, она покрывала свои потребности за счёт ввоза: в каучуке на 90%, в марганцевой руде на 85, в медной руде на 80, в никелевой руде на 100, в железе на 80, в железном ломе на 93, в чистой меди на 77, в чистом никеле на 75, в олове на 92% и т. д. 304

В 1938 и 1939 гг. были предприняты чрезвычайные меры для форсирования немецкого экспорта с целью получения валютных резервов для ввоза стратегического сырья. Однако ни новые субсидии, достигавшие по стоимости трети экспортируемой продукции, т. е. прямой демпинг, ни особые привилегированные условия, в которые ставились экспортные отрасли в отношении распределения сырья и рабочей силы, не давали должного эффекта. Экспорт Германии в условиях всё сокращавшихся капиталистических рынков продолжал тоже сокращаться. Не помогли предпринятые в феврале — марте 1939 г. меры для снижения издержек

производства и, стало быть, уменьшения стоимости продукции на внешних рынках \

Ещё в марте 1938 г. вследствие отказа промышленников покупать правительственные векселя затрещали фашистские финансы. Положение усугубилось тем, что промышленники, чувствуя приближение кризиса, стали продавать те векселя, которые они ранее купили у правительства в расчёте на высокую деловую активность. Погашение этих векселей вызвало увеличение объёма денежной массы в течение января — октября 1938 г. на 3 млрд. марок, тогда как в течение предыдущих 5 лет она увеличилась всего на 1,7 млрд. марок 305.

Ещё более быстрыми темпами инфляция продолжалась в 1939 г. К концу апреля 1939 г. денежная масса, находившаяся в обращении, возросла до 10762 млн. марок против 8 092 млн. марок в конце апреля 1937 г. В результате гонки вооружений долгосрочные долги министерства финансов гитлеровской Германии поднялись до 23 600 млн. марок в конце марта 1939 г. сравнительно с 22 800 млн. марок в конце января того же года и 16 700 млн. в конце февраля 1938 г. Краткосрочные займы гитлеровского правительства достигли в феврале 1939 г. невиданной суммы — 5 270 млн. марок. Достаточно сказать, что годом раньше эти займы составляли 300 млн. марок — также весьма внушительную сумму, свидетельствовавшую о том, что гитлеровское правительство прибегало к отчаянным мерам, чтобы избежать финансового краха 306.

Для азартных фашистских игроков оставался один путь — развязывание новой мировой войны. Лишь новыми захватами, эксплуатацией новых территорий и народов немецкие фашисты рассчитывали избежать экономической катастрофы — наступления кризиса промышленности и финансов, который, конечно, не мог не отозваться на гонке вооружений и не поставить Германию перед крахом. Об этом систематически сообщали в Лондон, Париж и другие столицы капиталистических стран дипломаты из Берлина. 12 апреля 1939 г. английский дипломат О. Форбс писал из Берлина в министерство иностранных дел в Лондоне: «Ни в коем случае нельзя исключать того, что Гитлер прибегнет к войне, чтобы положить конец тому невыносимому положению, в которое он поставил себя своей экономической политикой» .

6 мая 1939 г. Н. Гендерсон сообщал'Галифаксу из Берлина о резком ухудшении экономического положения Германии, о росте инфляции и безуспешности всех предпринятых мер для исправления положения, в том числе и о провале надежд, возлагавшихся в этой связи гитлеровцами на захват Чехословакии. Гендерсон задавал показательный вопрос в этом донесении: «Сможет ли она (т. е. Германия.— В. М.) пережить ещё одну зиму без краха? А если нет, то не предпочтёт ли Гитлер войну экономической катастрофе?».

Дело заключалось, конечно, не в планах и расчётах одного Гитлера. За его спиной стояли крупнейшие монополистические объединения Германии, рвавшиеся к новым захватам, как средству получения максимальных прибылей. Воротилы тяжёлой индустрии — Крупп, Флик, директора концерна Фарбениндустри и другие не только регулярно осведомлялись о планах немецко-фашистской военщины, но и в свою очередь подсказывали эти планы. 10 мая 1939 г. директива о выступлении «вермахта» против Польши была дополнена специальными указаниями о том, что важнейшим объектом войны против Польши является «захват в неприкосновенности польских экономических сооружений», в том числе расположенных в Польской Верхней Силезии и Те- шине, как «весьма важных для военной экономики Германии»307. Координировать эту экономическую войну предстояло «особоуполномоченному» министру хозяйства Функу совместно с представителем генерального штаба генерал- майором Томасом 308.

В то время как в штабах разрабатывались планы вторжения в Польшу, ещё не захваченная добыча распределялась между империалистическими хищниками. В продолжение весны — лета 1939 г. особые бюро в директорате концерна Фарбениндустри были заняты «изучением» химической промышленности Польши с точки зрения возможностей её будущей эксплуатации данным концерном. 28 июля директор концерна Макс Ильгнер представил результаты подобного «изучения» в виде пространного доклада, озаглавленного «Важнейшие химические предприятия в Польше». В нём рассматривалась структура данных предприятий, их активы, а главное — их «полезность» для Германии 309.

Широкий характер приняло планирование применения рабского труда. 23 июня 1939 г. состоялось пленарное заседание так называемого «имперского совета обороны» под председательством Геринга с участием многих генералов и представителей промышленности. Выступивший на заседании Гиммлер заявил, что «во время войны найдут большое применение концентрационные лагери». Геринг сообщил, что разработаны меры для насильственной отправки на военные предприятия Германии сотен тысяч рабочих из Чехословакии. Министр труда гитлеровской Германии заявил, что более семи миллионов немцев будет мобилизовано в вооружённые силы и образовавшуюся «брешь» необходимо будет заполнить за счёт «дешёвой рабочей силы» из других стран310. Так ещё на пороге второй мировой войны заправилы фашистской Германии расчётливо предусматривали будущие Майданеки, Аушвитцы, Бельзены и другие «лагери смерти», где сотни тысяч людей погибли страшной смертью в душегубках, на рытье фортификаций, на каторгах фашизма!

Войну против Польши немецко-фашистские стратеги во главе с Гитлером рассматривали прежде всего под углом зрения неизбежного выступления Германии против Англии и Франции. Крупнейшие монополии всецело солидаризировались с таким планом и даже торопили со сроками его выполнения. В апреле 1939 г. директор концерна Фарбениндустри Карл Краух, одновременно являвшийся «особоуполномоченным» Геринга по «специальным вопросам химического производства», представил гитлеровскому правительству доклад, в котором прямо призывалось не медлить с развязыванием мировой войны. Доклад гласил: «экономическая война против Англии, Франции и США, которая тайно велась в течение долгого времени, теперь должна быть окончательно развязана; чем дальше, тем более ожесточённой она будет» 311.

Ясно, что в условиях, когда обычные средства экономической экспансии себя исчерпали вследствие развёртывания фашистской агрессии, данный призыв являлся не чем иным, как призывом к началу большой войны. Столь же ясно, что Карл Краух в данном случае выражал требования хозяев концерна Фарбениндустри. Позиция других заправил монополистического капитала Германии мало чем отличалась от позиции Карла Крауха. В конце июля 1939 г. на двух чрезвычайных заседаниях «имперского совета обороны» было решено привести в максимальную мобилизационную готовность к 25 августа «линию Зигфрида» на франко-германской границе. Соответствующие указания от генштаба на этот счёт получили присутствовавшие на заседаниях представители крупповской фирмы, концерна «Бохумер ферейн» и других рурских металлургических и машиностроительных предприятий. Их просили в кратчайшие сроки оснастить укрепления «линии Зигфрида» всем недостающим вооружением Ч Стоит ли говорить, что рурские фабриканты оружия сразу же принялись ревностно выполнять данное распоряжение.

15—19 августа крупные соединения германских подводных лодок, крейсеров, «карманных» линкоров получили приказ выйти в Атлантический океан с тем, чтобы внезапно нанести удары по английскому и французскому флотам 312.

22 августа Гитлер изложил фашистскому генералитету программу предстоящей войны с западными державами, особо подчеркнув, что в результате осуществлённых захватов Германия обладает значительными преимуществами для быстрых успехов на западе Европы. Кроме того, говорил он, Италия и Япония угрожают английским позициям в Средиземном море, на Ближнем Востоке и на Дальнем Востоке. Фашистского главаря радовало также то обстоятельство, что в Испании Франко был готов оказать поддержку дальнейшей фашистской агрессии. Гитлер подчеркнул, что в результате фактической изоляции Польши захват её потребует немного времени. «Помощь Польше со стороны Англии и Франции маловероятна», — заявил он. Поэтому, заключил Гитлер, надо принять решение: «Наше (т. е. Германии.— В. М.) экономическое положение таково вследствие ограничений, что мы не сможем продержаться более, чем несколько лет. Геринг может это подтвердить. У нас нет другого выбора. Мы должны действовать».

С точки зрения политической и военной, война на Западе рисовалась германским фашистам куда менее рискованным предприятием, чем война с Советским Союзом.

Гитлеровцы строили — и небезосновательно — расчёты нато.что им удастся запугать правящие классы западноевропейских стран призраком революции, и поэтому они не встретят там серьёзного сопротивления. Захваты на Западе нужны были гитлеровцам как этап на пути к войне с Советским Союзом. Претенденты на мировое господство в Берлине и Токио отдавали себе отчёт в том, что борьба против Советского Союза будет борьбой не на жизнь, а на смерть.

Англо-французские предложения о «разделе сфер влияния», готовность западных держав выдать на растерзание Германии Польшу и другие страны Восточной Европы, активизация «пятых колонн» фашистов во Франции, Англии, Польше — всё это создавало гитлеровцам благоприятную почву для быстрых военных успехов на Западе.