Провал Мюнхенской политики (1938-1939г.) - ПРОДОЛЖЕНИЕ И РАЗВИТИЕ АНТИСОВЕТСКОЙ МЮНХЕНСКОЙ ПОЛИТИКИ

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
ПРОДОЛЖЕНИЕ И РАЗВИТИЕ АНТИСОВЕТСКОЙ
МЮНХЕНСКОЙ ПОЛИТИКИ ЗАПАДНЫХ ДЕРЖАВ ПОСЛЕ КОНФЕРЕНЦИИ В МЮНХЕНЕ (октябрь 1938 — февраль 1939 г.)

После Мюнхенской конференции осуществление её основной внешнеполитической линии, направленной против Советского Союза, было тесно связано со стремлением капиталистических монополий Англии, Франции и США укрепить свои внутренние позиции, расправиться с растущим демократическим движением.

В связи с этим обострилась политическая борьба в Англии, Франции, США. Коммунистические партии, давая отпор проискам реакции, призывали народные массы к объединённым действиям во имя отстаивания мира, национальной независимости, жизненных прав трудящихся. Эта борьба проходила бы с большим успехом, если бы ей не мешала раскольническая деятельность лидеров правых социал-демократов. Разыгрывая роль противников фашизма, своими практическими делами они оказывали услугу агрессорам, тормозя единение рабочего класса, отвергая сотрудничество с коммунистами.

Обострение политической борьбы между силами реакции и демократии во Франции, Англии, США

После сговора в Мюнхене реакция в Англии, Франции и США усилила гонения на все прогрессивные элементы, особенно на коммунистические партии. Сговор с фашизмом во внешней политике господствующие классы западных держав сопровождали расправой с демократическим движением в Англии, Франции и США.

Во Франции съезд радикал-социалистов, вопреки здравому смыслу, принял резолюцию с отказом даже от формального сотрудничества с коммунистической партией в рамках Народного фронта. Это знаменовало собой окончательный развал во Франции Народного фронта, поскольку вожаки правых социалистов занимали позицию, мало отличающуюся от позиции лидеров радикал-социалистов в данном вопросе.

Лидеры радикал-социалистов представляли интересы магнатов промышленности и банков. Так, например, А. Беранже — председатель сенатской комиссии по иностранным делам одновременно являлся администратором крупной пароходной компании. Другой руководитель радикал-социалистов, Рене Мейер, состоял в родстве с Ротшильдами, бывший генеральный секретарь партии Пфейфер являлся администратором различных колониальных и судоходных обществ.

Хозяева радикал-социалистической партии, крупные французские монополисты, потребовали .чтобы съезд партии принял помимо антикоммунистических мер также резолюцию, требующую «начала широких переговоров» с Германией и Италией.

Съезд другой буржуазной партии Франции — «Демократический союз» — прошёл под знаком требований «рационализации промышленности» и увеличения капиталистических прибылей. Фланден на заключительном заседании съезда требовал чистки Франции от «нежелательных элементов»  т. е. коммунистов.

Состоявшийся в это же время съезд «республиканской федерации» в одной из резолюций потребовал «освобождения Франции от марксистских идей» 2.

Таковы были указания «200 семейств», стремившихся к фашизации Франции.

5 октября палата депутатов предоставила правительству Франции чрезвычайные полномочия. 15 ноября были опубликованы чрезвычайные декреты. Повышались налоги на предметы массового потребления, подоходный налог на трудящихся и мелких предпринимателей, упразднялась фактически 40-часовая рабочая неделя, сужались права уполномоченных рабочих на предприятиях, увольнялись десятки тысяч железнодорожных и государственных служащих, приостанавливались широкие общественные работы и т. д.

Съезд Всеобщей конфедерации труда единодушно осудил эти декреты как противозаконные. Коммунистическая партия провозгласила лозунги:«Отменакосвенных налогов!», «Всеобщий прогрессивный подоходный налог!», «Чрезвычайное обложение крупных капиталистов!», «Арест фашистских предателей, агентов Гитлера!». Трудящиеся страны подхватили эти лозунги, организовав 30 ноября всеобщую забастовку протеста. В ней участвовали рабочие, мелкие ремесленники, лавочники, часть государственных служащих. Забастовка охватила миллионные массы и была самой крупной после июньской стачки 1936 г.

Экономические лозунги забастовки не могли заслонить её политического содержания. Она не случайно совпала с заявлением французского правительства о предстоявшем приезде в Париж Риббентропа.

После окончания забастовки правительство начало закрывать заводы, а крупные предприниматели в порядке репрессий сотнями тысяч увольняли её участников: 40 тыс. было уволено в авиационной промышленности, 32 тыс.— на заводах Рено, 100 тыс.— в Марселе, где закрылось 100 металлургических заводов, 80 тыс.— в департаментах Нор и Па- де-Кале 123.

В Берлине радовались, видя, как французские правители ведут наступление против тех, кто являлся главной помехой на пути фашистских армий в Париж. Фашистский журнал «Дейче вер» писал 8 декабря 1938 г., что гитлеровская Германия с симпатией следит за борьбой французского правительства против влияния Всеобщей конфедерации труда124.

Однако французской реакции не удавалось легко подавлять прогрессивные силы страны. Авторитет коммунистов среди народных масс, приверженность идеям Народного фронта различных слоёв населения, кризис в социалистической партии, наметившийся разброд в рядах правительственной партии радикал-социалистов — всё это связывало руки правительства Франции в проведении репрессий против демократических элементов.

На дополнительных выборах в муниципальные советы и парламент, состоявшихся осенью 1938 г., кандидаты от Коммунистической партии и представители верных Народному фронту местных организаций социалистической и радикальной партии провалили реакционных кандидатов.

Возмущение в низах социалистической партии антисоветской мюнхенской политикой Блюма и его приспешников заставило её руководство несколько изменить тактику. Изменение это заключалось в том, что вожаки правых социалистов внешне отказывались поддерживать в парламенте политику Даладье и Боннэ по международным вопросам. Лидеры социалистов щеголяли общими фразами о коллективной безопасности, избегая, однако, упоминать о франко-советском пакте взаимопомощи. А между тем как раз в это время в правительственных инстанциях Франции, с трибун съездов реакционных партий раздавались требования о расторжении советско-французского пакта. Официальное предложение об этом внёс в сенатскую комиссию по иностранным делам Лаваль.

Правые социалисты, сгруппировавшиеся вокруг П. Фора, полностью поддерживали эту кампанию. Некто Леведер писал 31 октября в органе французских социалистов газете «Попюлер», что франко-германское сближение «сделает излишним пакты о взаимопомощи», в силу чего Леведер предлагал их поскорее ликвидировать2. Речь шла в первую очередь о советско-французском пакте, а также о франко-польском. Этот вопрос стоял в центре внимания чрезвычайного съезда социалистической партии, происходившего в Мон-руже в конце декабря 1938 г. Резолюция, подготовленная П. Фором, требовала денонсации пакта с Советским Союзом при сохранении в силе англо-французского договора. Умалчивая о своём отношении к пакту с СССР, Блюм солидаризировался с Фором.

Верхушка правых социалистов не от хорошей жизни прибегала к демагогическим манёврам. Последовательная борьба коммунистов за отпор фашизму настраивала массы на боевой лад, путая планы реакции.

30 сентября Политбюро ЦК Французской коммунистической партии заклеймило мюнхенскую сделку, как позорную. 2 октября Коммунистическая партия Франции опубликовала обращение к чехословацкому народу, в котором протестовала против «чудовищных решений», вынесенных в Мюнхене.

Представители Компартии голосовали в парламенте против мюнхенских решений. Резким диссонансом речам всех буржуазных и социалистических ораторов прозвучало выступление 5 октября 1938 г. коммуниста Габриеля Пери, который заявил: «Не называйте это миром. Мир ничего общего не имеет с этим триумфом классового эгоизма. Мир надо снова завоевать... Против вас мы выиграем битву мира» х.

Антимюнхенская кампания была открыта 7 октября 25-тысячным митингом в Париже.

По всей стране прошли многочисленные демонстрации протеста. В Страсбурге в них приняло участие 25 тыс. человек, в Лионе— 10 тыс., Марселе — 8 тыс., Эньон-Льетаре — 15 тыс. и т. д.

Коммунистическая партия усилила борьбу против политики правительства, шедшей вразрез с национальными интересами страны. В результате совместного голосования коммунистической и социалистической фракций в парламенте против правительства кабинет Даладье висел на волоске. Такое совместное голосование социалистической фракции вместе с коммунистами было одним из демагогических приёмов, при помощи которых правые социалисты пытались обмануть широкие народные массы.

Размах народного движения против реакционной внешней и внутренней политики правительства вносил разброд и в среду партии радикал-социалистов, стоявшей у власти. Ослабление позиций правительства вскрылось в связи с проведением чрезвычайных декретов. 19 ноября, когда парламентская фракция радикал-социалистической партии собралась для обсуждения этого вопроса, четверть депутатов не явилась на заседание. Из 85 присутствовавших депутатов радикал-социалистов лишь 46 одобрили декреты, 30 — воздержались, 9 — голосовали против 125.

Через несколько дней тот же вопрос был поставлен в финансовой комиссии парламента. Несмотря на угрозы премьера, лишь 20 депутатов высказались за декреты, 18 депутатов голосовали против них, а 5 воздержались 126.

8 декабря на открытии сессии палаты депутатов коммунисты и социалисты (последние в демагогических целях) выдвинули резолюции протеста против чрезвычайных декретов. Парламентская фракция радикал-социалистов продемонстрировала отрицательное отношение к правительственной мере посредством внесения двух поправок к декретам 127. Спустя два дня, во время голосования вотума доверия правительству, оно спаслось от поражения лишь незначительным большинством поданных за него голосов128.

В Англии прогитлеровская политика кабинета Чемберлена встретила также серьёзные препятствия. XV съезд Компартии Англии, заседавший в дни чехословацкого кризиса, вскрыл предательскую линию Чемберлена и потребовал контакта с СССР для борьбы с агрессором. Коммунист Галлахер заявил 4 октября с трибуны парламента, что Чемберлен не спасал Чехословакию, а помогал Гитлеру.

8 ноября Галлахер выдвинул требование замены правительства новым, которое пользовалось бы доверием народа.

Кампания в этом духе была развёрнута на страницах печатного органа Компартии — газеты «Дейли уоркер». В начале ноября газета обратилась к лейбористской партии с предложением взять на себя инициативу созыва общеанглийской конференции всех представителей демократических организаций с целью развёртывания национального «похода» против правительства Чемберлена 129.

В ответ исполком лейбористской партии сослался на своё заявление, сделанное в мае 1938 г., когда аналогичное предложение коммунистов было отклонено руководством лейбористов в Транспорт-хаузе. «Дейли уоркер» писала в этой связи 25 ноября: «Неужели в Транспорт-хаузе настолько плотная паутина, что исполком не заметил того, что случилось после мая?»130. По инициативе Компартии в стране началась кампания за развитие англо-советской дружбы. Хороший почин этой кампании положил 10-тысячный митинг, состоявшийся в Эмпресс-стадиум 7 ноября 8.

Мюнхенская политика Чемберлена вызвала критику ряда буржуазных политических деятелей (Ллойд Джорджа, Д. Купера, Черчилля). Эти политические деятели, солидаризируясь с Чемберленом в основных линиях его политики, критиковали лишь его тактику, которая, по их мнению, слишком ослабляла западные державы и в первую очередь Англию перед лицом гитлеровской Германии. Например, У. Черчилль выступил в начале октября в парламенте с заявлением, что в Мюнхене западные державы «потерпели полное и непоправимое поражение» 131.

Многочисленные выступления Ллойд Джорджа, Д. Купера внешне создавали впечатление об их «несогласии» с прогитлеровской политикой по существу.

Английская Компартия неоднократно предупреждала против надежд на «антифашизм» этих деятелей.

Коммунистическая партия Англии, борясь против прогитлеровской политики Чемберлена, стремилась объединить все прогрессивные силы страны. С этой целью коммунисты неоднократно предлагали лейбористам включиться в активную борьбу против политики Чемберлена и его скрытых сторонников, показывая в этом отношении пример. Однако каждый раз инициатива коммунистов отклонялась Транспорт-хаузом и верхушкой тред-юнионов. Вследствие этой позиции лидеров правых лейбористов рабочий класс Англии продолжал оставаться разъединённым.

Объединение сил лейбористов со всеми демократическими организациями в сочетании с использованием внутренней борьбы в рядах консервативной партии и привлечением на свою сторону либералов позволило бы создать в Англии мощный антифашистский фронт и смести клику Чемберлена с политической сцены, тем более, что в стране имелись условия для низвержения чемберленовской клики. О нараставшем недовольстве правительственной политикой сигнализировали результаты дополнительных выборов в парламент, состоявшиеся после Мюнхена. Правительственное большинство на выборах в Оксфорде резко упало, а в Дартфорде и Бриджуотере консерваторы лишились своих парламентских мандатов.

Однако праволейбористские лидеры, осуждая на словах профашистскую политику Чемберлена, ничего не сделали на практике для её провала, для образования эффективного антифашистского народного фронта.

В США мюнхенские решения были восприняты Уоллстритом как сигнал для подавления завоёванных американскими рабочими прав.

Политика Рузвельта пользовалась известной поддержкой масс вследствие содержавшихся в ней некоторых, незначительных уступок трудящимся. В ходе широкой политической и экономической борьбы трудящиеся США добились ряда успехов. На новую, более высокую ступень было поднято единение негров и белых рабочих; в трестированных отраслях промышленности организовались профсоюзы; оказались ослабленными предпринимательские организации шпионажа и вооружённого террора; были проведены первые законопроекты по социальному страхованию; нанесён удар по практике использования предпринимателями судебных запрещений при трудовых конфликтах и т. д.

В области внешней политики Рузвельт пытался защищать интересы американского империализма от посягательств фашистских агрессоров, поскольку он понимал, что гитлеровская агрессия с её претензиями на мировое господство угрожает также и США. В то же время Рузвельт полностью санкционировал мюнхенскую политику Англии и Франции. Между тем защищать интересы Соединённых Штатов от фашистской угрозы было невозможно без отказа от антисоветской политики, ибо Советский Союз являлся наиболее последовательным и решительным борцом против фашизма, против агрессии.

Однако значительные и влиятельные круги Уолл-стрита были недовольны как внутренней, так и внешней политикой Рузвельта. Они ставили ему в вину ряд уступок трудящимся в осуществлении его «нового курса», а также выражали недовольство его осторожной политикой в вопросе о широком антисоветском союзе с фашистскими хищниками.

В 1938 г. Рузвельт потерпел несколько поражений в области внутренней политики из-за упорного сопротивления его предложениям реакционной двухпартийной коалиции в конгрессе. Пополнение этой коалиции её новыми сторонниками после ноябрьских выборов в конгрессе 1938г. предвещало дальнейшие трудности в осуществлении рузвельтов- ского «нового курса».

В этой обстановке Рузвельту пришлось пойти на ряд уступок. Министр торговли Гопкинс в своём выступлении 24 февраля 1939 г. объявил о серии мер «помощи бизнесу», уступок в вопросе налогов, железнодорожного транспорта и т. д.132 Конгресс отверг даже такое предложение Рузвельта, как ассигнование жалких средств на помощь безработным 133.

В то же время новые средства были отпущены для продления работы пресловутой комиссии Дайса, расследовавшей «антиамериканскую деятельность» и запятнавшей себя покровительством фашистам и дикими гонениями на прогрессивных деятелей134. Всё это предоставляло фашистским элементам в США ещё большую свободу действий. Из секретных материалов германского МИД, представленных Нюрнбергскому трибуналу, видно, что филиалы германских фирм в США, а также американские монополистические объединения служили важным каналом распространения нацистской пропаганды в Соединённых Штатах 135.

Недовольство внутренней и внешней политикой Рузвельта выражали именно те монополистические объединения, которые теснее всего были связаны с фашистскими странами. Так, газета «Нью-Йорк тайме» увязывала антирузвельтов- скую кампанию реакционных сенаторов из южных штатов с переговорами, которые крупнейшие банки США вели с гитлеровским правительством о клиринговом соглашении. Обеспечение интересов хлопковых фабрикантов Юга должно было занимать в нём центральное место.

Призывы бывшего президента Гувера к сделке с агрессорами отражали замыслы его хозяев из дома Моргана. Представитель рокфеллеровского «Чейз нейшнл бэнк» Олдрич совершил в начале 1939 г. поездку в Берлин, где заключил финансовое соглашение с гитлеровцами136. Сенатор Ванден- берг отстаивал в конгрессе интересы «Дженерал моторе» — корпорации, вложившей большие капиталы в Германии.

Таким образом, мюнхенские решения, означавшие сговор с блоком фашистских стран, ещё больше обострили борьбу реакционных и прогрессивных сил в области внутренней и внешней политики в Англии, Франции и Соединённых Штатах Америки.

Продолжение Англией н Францией попыток добиться прочных соглашений с гитлеровским блоком

Для англо-французской дипломатии мюнхенские решения были очередным этапом переговоров о соглашении с Германией и Италией.

Уже через неделю после конференции в Мюнхене министр иностранных дел Англии Галифакс в разговоре с германским послом Дирксеном выразил надежду на «расширение базиса англо-германских отношений, воплощённых в мюнхенских переговорах» Ч Имелся в виду экономический «базис», т. е. соглашение о новом разделе сфер влияния, рынков. На этой экономической базе предполагалось построить политическую «надстройку» в виде антисоветского англо-германского сговора.

Стороны сознавали, что именно от улаживания экономических противоречий зависит судьба политического соглашения. Представители гитлеровской Германии подчёркивали, что, прежде чем войти в сговор против Советского Союза, необходимо удовлетворить экономические требования Германии, среди которых не последнее место занимали притязания на колонии.

Конкретные английские предложения, адресованные в этой связи Германии, были сделаны во второй половине октября. 18 октября главный экономический советник английского правительства Лейт-Росс 137 обратился к находившейся в то время в Англии германской экономической делегации с предложением созвать конференцию Англии, Франции, Италии и Германии для обсуждения вопроса об установлении между ними «экономического сотрудничества» 138.

Под величайшим секретом представители министерства колоний Англии сообщили членам делегации о готовности Англии рассмотреть колониальные требования Германии. Однако дальше общего обещания дело не пошло.

Английские политики использовали колониальный вопрос в качестве приманки, надеясь лишь одними намёками на его решение в будущем добиться желанного политического сговора с Германией.

Детали сговора выяснились, когда высокопоставленные английские деятели вроде министра внутренних дел Хора, министра транспорта Бюргина, выступая от имени Чемберлена, изложили Дирксену основу проектируемого соглашения. Германии предлагалось взять на себя «определённые оборонительные обязательства». По словам Хора, четыре державы, участницы Мюнхенской конференции, «гарантируют» себя против Советской России х, т. е. заключают военный союз.

Сведения, проникшие в печать об этих переговорах, вызвали в Париже беспокойство. Французское правительство считало на данной стадии преждевременным приступать к оформлению «блока четырёх». Созыв конференции в этих целях поставил бы Францию в невыгодное по отношению к Англии положение, ибо дипломатические позиции англичан были сильнее позиций французов.

Напомним, что подписание в Мюнхене англо-германской декларации о «ненападении» не сопровождалось аналогичной франко-германской декларацией. Поэтому французские правители боялись — и не без оснований,— что, сговариваясь против Советского Союза, англичане и немцы могут сделать это за счёт Франции, как это имело место в отношении Чехословакии.

Забегая вперёд, можно отметить, что Лондон далеко не всегдаделился сПарижем информацией относительно переговоров с Германией. Достаточно сказать, что переговоры, начатые в Лондоне Вильсоном с Вольтатом летом 1939 г., происходили втайне от французского правительства. Примерно то же самое имело место и осенью 1938г., когда английская дипломатия спешила договориться с Германией, не заботясь об интересах своего французского партнёра.

Таким образом, тревога французского правительства, как бы не очутиться перед фактом сепаратного англо-германского сговора, была обоснованной.

30 октября английский посол в Париже Фиппс доложил в Лондон об этих опасениях французского правительства. В частности, Боннэ поручил ему передать, что приступать к «общему урегулированию» лучше всего после подписания франко-герма некой декларации о ненападении 139. Французское правительство предложило Германии подписать эту декларацию после окончания Мюнхенской конференции.

Однако тревога в Париже была до некоторой степени преждевременной. Англо-германские переговоры и так топтались на месте. Их участники столкнулись с острыми разногласиями. Представители Гитлера настаивали на необходимости для Германии развивать экспорт, обвиняли англичан в установлении высоких тарифов на ввоз немецкой продукции в Англию и страны Британской империи. Англичане в свою очередь жаловались на «несправедливую» германскую конкуренцию, питаемую искусственными субсидиями правительства.

Английские представители пытались сгладить эти разногласия указаниями на подлинную цель данных переговоров. 10 ноября упомянутый Лейт-Росс в беседе с руководителем германской экономической делегации Рюттером сделал знаменательное заявление о том, что «официальные конференции по экономическому умиротворению не могут встать на крепкие ноги, а должны быть включены в более широкие рамки общего политического умиротворения». Лейт-Росс выразил сожаление по поводу отсутствия должного отклика из Берлина на английские предложения, предусматривавшие заключение антисоветского военного союза .

Несмотря на отсутствие реакции Гитлера на английские предложения заключить антисоветский военный союз, английские политики отнюдь не теряли надежд направить гитлеровскую агрессию против СССР. Новые надежды вызвала у них начатая в это время немецкими фашистами кампания подготовки «похода на Украину». В Берлине открылось «украинское бюро», под сенью которого начал собираться отъявленный сброд из таких авантюристов, как бывший гетман Скоропадский, белогвардейский генерал Деникин и им подобные. Во всеуслышание объявлялось, что Карпатская Украина послужит плацдармом для вторжения немецких фашистов на территорию Советской Украины.

Гитлеровцы затеяли шумную возню вокруг Карпатской Украины с явно пропагандистской целью, дабы замаскировать свои планы против Западной Европы. Что же касается мюнхенских политиков Англии, Франции и США, то, будучи во власти своих антисоветских планов, они не разглядели подлинного смысла этой пропагандистской шумихи и приняли её за чистую монету. Действительный её смысл был разоблачён на XVIII съезде Коммунистической партии в отчётном докладе И. В. Сталина, где говорилось, что шум, поднятый англо-французской и американской прессой по поводу Советской Украины, «имел своей целью поднять ярость Советского Союза против Германии, отравить атмосферу и спровоцировать конфликт с Германией...» 140.

Поманив английских, французских и американских мюнхенцев возможностью своей агрессии против СССР, Гитлер дальше этого не пошёл.

Бесплодность англо-германских переговоров, военные приготовления Германии и Италии против западных держав, обострение внутриполитического положения в Англии и Франции послужили причиной для встречи Чемберлена и Даладье в Париже во второй половине ноября 1938 г. с целью обсудить сложившееся положение.

На первом заседании обсуждался вопрос о состоянии вооружённых сил западных держав. Даладье в этой связи подчеркнул два момента: усиленное строительство германских укреплений на северо-восточной границе Франции и позицию Италии, как «слабого конца» фашистской «оси». Из обмена мнениями по вопросу о готовности Англии и Франции к войне выяснилось, что оба правительства прилагают большие усилия для развёртывания вооружений. Даладье сообщил, что Франция имеет 2 600 самолётов, а через год будет иметь до 4 тыс. Чемберлен заявил, что в середине 1939 г. Англия будет выпускать 700—800 самолётов в месяц 141.

Следующим вопросом повестки дня переговоров были франко-советские отношения. Английская газета «Дейли уоркер» — орган Компартии — предупреждала, что цель визита Чемберлена в Париж кроется в стремлении сорвать советско-французский договор о взаимопомощи 142.

Хотя ликвидация франко-советского пакта о взаимопомощи полностью соответствовала направлению политики Чемберлена, тем не менее он воздержался от прямого предложения разорвать этот пакт, а предпочёл более сложную тактику, которая в конечном счёте должна была на деле его ликвидировать. Чемберлен выступил первым, заявив, что «германское правительство замышляет расчленение России». Он спросил Даладье, какой позиции намерена в связи с этим придерживаться Франция. Со своей стороны, он считал, что Франция и Англия должны предоставить Германии свободу рук в этой войне. После обмена мнениями Чемберлен и Даладье договорились, что в этом случае действия Германии против СССР будут рассматриваться как результат «сепаратистского движения» в Советской Украине.

Во время этих переговоров была окончательно решена судьба Чехословакии. Правящие круги Англии и Франции согласились, что к этому надо подходить «практически», т. е. не мешать агрессору проглотить всю Чехословакию.

Поездка Риббентропа в Париж для подписания франко-германской декларации о ненападении предоставила мюнхенцам возможность осведомить немцев из «первоисточников» о результатах англо-французских переговоров. 6 декабря франко-германская декларация о ненападении была скреплена подписями Риббентропа и Боннэ. Напыщенная фразеология декларации о «франко-германской дружбе» навряд ли кого могла ввести в заблуждение. Буржуазная печать выбалтывала смысл переговоров Риббентропа—Боннэ.

7 декабря газета «Об» писала: «Наша (т. е. французская.— В. М.) граница признаётся и гарантируется с тем, чтобы другие границы в Европе были разрушены».

Подписывая франко-германскую декларацию о ненападении, французский министр иностранных дел надеялся, что эта декларация явится препятствием гитлеровской агрессии на западе и в то же время подтолкнёт её в сторону Советского Союза.

Не случайно 14 декабря Боннэ в циркуляре французским дипломатам утверждал, что «борьба против большевизма лежит прочно в основе германо-итальянской политической доктрины» а.

В результате англо-французских переговоров в Париже правящие круги Франции подготавливали почву для официального отказа от пакта о взаимопомощи с Советским Союзом. Характерно в этом отношении выступление Боннэ перед комиссией по иностранным делам сената 14 декабря 1938 г. Боннэ прямо заявил, что пакт о взаимопомощи с Советским Союзом не будет действовать, если будет образовано сепаратное украинское «государство» х. Французский журнал «Ревю политик э парламентер» не замедлил расшифровать, что крылось под этими словами: согласие Франции (вернее, её реакционных правителей.— В. М.) на... отделение (!) Украины от Советского Союза 143.

Дипломаты западных держав тешили себя надеждами на скорое выступление немецких фашистов против Советского Союза. 29 декабря английский дипломат Форбс в донесении из Берлина в Лондон перечислил факторы, которые, по его мнению, вынуждают Гитлера ввязаться в новую авантюру: тяжёлое положение военной экономики Германии, недовольство широких слоёв населения, нехватка сырья и т. д. «...вероятно,— писал Форбс,— что акция будет предпринята в восточном направлении»144. К сообщению Форбса было приложено донесение английского военного атташе в Берлине полковника Мэзон Мак-Фарлана. Он также надеялся на скорую «германскую акцию на Украине», хотя и не исключал возможности германской атаки против Запада, в том числе и против Англии145.

3 января 1939 г. Форбс направил Галифаксу новое донесение, также обращавшее внимание на напряжённость финансово-экономического положения Германии. «Направление, в котором Гитлер мог бы сравнительно легко захватить многие из сырьевых материалов, недостающих в Германии, это — Восток. Именно в этом направлении и двинется по всей вероятности Германия» 8,— писал Форбс.

Нетрудно догадаться, что такого рода «доводами» за войну с Советским Союзом Форбс и ему подобные оперировали не только в переписке с Лондоном, но главным образом в переговорах с гитлеровским правительством.

Речь идёт, в частности, о донесении германского посла в Лондоне Дирксена своему правительству от4 января 1939 г. В этом донесении Дирксен пишет, что, насколько ему удалось установить из разговоров в ответственных английских кругах, германская экспансия против Украины была бы принята в Англии тем охотнее, если бы для англичан прибавился такой «стимул», как учёт английских экономических интересов в развитии «нового государства».

Иными словами, предвкушая захват советской территории фашистскими варварами, английские магнаты капитала напрашивались на соучастие в эксплуатации народов и богатств Советского Союза.

Отсутствие реальных результатов от попытки Чемберлена договориться с Гитлером и надежда ускорить достижение соглашения с державами «оси» с помощью Муссолини, с одной стороны, стремление выяснить ближайшее направление гитлеровской агрессии — с другой, послужили причиной поездки Чемберлена в Рим в начале 1939 г.

Интересовавший его вопрос Чемберлен поднял на совещании с Муссолини 12 января. Чемберлен сказал, что Гитлер готовит новый удар. «Имеются различные предположения о характере такого шага,— заявил Чемберлен.— Некоторые считают, что он будет предпринят в направлении Украины; другие, что, хотя это и может явиться конечной целью, однако этому будет предшествовать внезапная атака на западе» 146.

Протокольная запись беседы гласит, что «в этом месте Муссолини отрицательно покачал головой». Упомянув о вероятности войны на востоке, Чемберлен заявил, что «он не хочет сказать, что такая война обязательно вовлекла бы западные державы... Ему, Чемберлену, хотелось бы знать, сможет ли дуче дать ему какое-либо заверение, которое способствовало бы уменьшению его беспокойства по этому весьма важному вопросу» 147.

Муссолини, как это явствует из протокольной записи, тщательно обдумав ответ, сказал: «... он не думает, что у Гитлера имеется намерение создать независимую Украину или попытаться расчленить Россию, хотя он, Муссолини, не видит ничего плохого в том, чтобы была создана независимая Украина... Что же касается германского нападения на западе, то такая возможность абсолютно исключена...» 148

Таким образом, ответ Муссолини представлял собой заведомую дезинформацию, преследующую цель убедить Чемберлена в том, что Гитлер не направит свою агрессию против

Запада. Кому-кому, но Муссолини, конечно, было известно в основных чертах о планах Германии, направленных против западных держав. О некоторых из этих планов информировал итальянских правителей не кто иной, как Риббентроп, в октябре 1938 г. посетивший Рим в связи с переговорами о заключении итало-германского военного союза, направленного в первую очередь против Англии и Франции.

По прибытии из Рима Чемберлена ожидали в Лондоне неприятные известия. Полковник Мэзон Мак-Фарлан, ещё совсем недавно веривший в вероятность антисоветской авантюры гитлеровцев, 24 января сообщал из Берлина, что в ближайшем будущем не приходится рассчитывать на «активную германскую интервенцию против Украины» х. 30 января Галифакс получил донесение английского военного атташе из Парижа. В нём сообщалось, что представители французского генштаба, на основе добытых ими сведений, также считают, что Германия скорее начнёт атаку на западе, чем на востоке.

Переговоры Чемберлена с Муссолини не только не продвинули вперёд дело мюнхенцев — дело антисоветского сговора с фашистскими державами,— а, наоборот, укрепили агрессоров в решимости начать большую войну на западе. Своими новыми уступками фашистским державам англо-французские правители создавали у агрессоров уверенность в том, что они могут сравнительно быстро и легко осуществить захваты на западе, прежде чем пойти войной против Советского Союза.

Взамен туманных обещаний «бороться против коммунизма» фашистские правители вырывали у англо-французского блока одну материальную уступку за другой.Так, например, находясь в Риме, Чемберлен не оставил никаких сомнений у Муссолини, что Италия и Германия могут беспрепятственно продолжать и завершать свою интервенцию в Испании.

Неудивительно, что после визита Чемберлена Муссолини отзывался о нём и других правителях Англии и Франции, как о людях, совершенно «не способных к действию».

Ослеплённые ненавистью к Советскому Союзу, правительства Англии и Франции смысл своей политики видели в том, чтобы новыми уступками агрессорам подтолкнуть их на войну с Советским Союзом. Военный атташе Англии в Берлине писал 3 марта 1939 г. своему правительству, что Германии надо «протянуть руку» в её экономических трудностях во имя «политических мотивов»149, т. е. провоцирования советско-германской войны.

8 марта английский посол в донесении из Берлина развивал упомянутый тезис. Он предлагал правительству ещё раз официально заявить Германии, что в её конфликте с Советским Союзом Англия будет сохранять по меньшей мере нейтралитет. «Континентальное будущее Германии лежит на востоке, и возможно, что нет ничего дурного в том, чтобы дело обстояло именно так». Конечно, прибавлял посол Англии, придётся в этом случае пойти на удовлетворение некоторых германских требований, в том числе и колониальных 2.

Несколько раньше, выступая на обеде в англо-германском обществе в Берлине, Н. Гендерсон излагал соображения относительно линии раздела интересов Германии и Англии, сходные с вышеупомянутыми соображениями. Смысл его рассуждений сводился к тому, что Германия является континентальной страной, а Англия — морской. Основой мира между двумя странами, по Гендерсону, должно быть взаимное невмешательство в «сферы интереса» каждой из стран.

Это выступление Гендерсона Германия могла понять так: развязывайте войну против СССР и не затрагивайте наши интересы на западе.

Несмотря на явное назревание военной опасности для Англии и Франции, деловые круги этих стран не помышляли о прекращении поставок стратегически важных материалов фашистским державам. Советы Гендерсона и ему подобных проводились в жизнь: Англия и Франция действительно «протягивали руку» Германии и Италии в их экономических «трудностях», вызванных подготовкой к войне.

Следующая таблица показывает увеличение поставок стратегического сырья из Англии, Франции, их колониальных владений и Соединённых Штатов в Германию  (в тыс. тонн):

Как явствует из таблицы,'Германия смогла за период с

1936 по 1938 г. увеличить ввоз из упомянутых стран: меди на 85%, медной руды на 35, алюминия на 200, никелевой руды на 90%. Так вооружали западные державы фашистского зверя,так они готовили для своих народов неисчислимые бедствия второй мировой войны.

Но была задумана ещё более обширная программа экономического содействия фашистским державам. Для подготовки её реализации в Берлин выехал ответственный сотрудник министерства иностранных дел Англии, директор экономического департамента Эштон-Гуэткин. Он вёл переговоры с представителями гитлеровской верхушки в течение 19—26 февраля 1939 г.

Хотя предметом переговоров служили экономические вопросы, однако Эштон-Гуэткин не выполнил бы своей миссии, если бы замкнулся Только в этой сфере. Политические разговоры, которые он вёл в Берлине, сводились к одной навязчивой идее. В беседе с Герингом Эштон прямо спросил, собирается ли Германия воевать на востоке. Геринг не скрыл, что захват Украины с её ресурсами привлекает гитлеровцев. За завтраком на Вильгельмштрассе Эштон заявил о желательности заключения англо-германского соглашения, предусматривавшего сохранение статус-кво на западе в течение 3—4 лет.

Эштон внимательно выслушал немецкие требования о возврате Германии колоний, предоставлении ей новой экономической помощи, снижении «гнетущих» английских тарифов на немецкий экспорт и т. д.

В результате переговоров в Берлине Эштон-Гуэткин набросал детальную программу англо-германского политического и экономического сотрудничества. Основные её пункты предусматривали: облегчение долгового бремени Германии; устранение политического соперничества между Германией и Англией на третьих рынках, т. е. передел сфер влияния; заключение соглашений о поставках Германии сырьевых материалов, меди из Северной Родезии и хлопка из Индии; пересмотр некоторых таможенных тарифов в Англии, невыгодных для Германии; англо-германское финансовое и промышленное сотрудничество, предусматривающее английские капиталовложения в промышленность стран Юго-Восточной Европы, Южной Америки, Испании3, г- Расплывчатость некоторых пунктов этой программы, например, относящихся к устранению «политического соперничества» между Англией и Германией, налаживанию их сотрудничества, не могла затушевать те большие экономические уступки, на которые соглашалась Англия. Там, где речь шла о конкретных вещах — снижении тарифов, увеличении поставок сырья, облегчении долгового бремени, везде «дающей» стороной была Англия, а «берущей» Германия. На первый взгляд обнадёживающе звучал для Англии пункт об увеличении её капиталовложений в Юго-Восточной Европе, Южной Америке и Испании. Однако при более внимательном рассмотрении оказывалось, что реальная его ценность для Англии была ничтожна. Юго-Восточную Европу немецкие фашисты считали своей сферой эксплуатации и вовсе не намеревались потесниться там в пользу Англии. То же самое относилось к Испании. Что же касается Южной Америки, то немецкие фашисты, как видно, были непрочь столкнуть Англию с Соединёнными Штатами, предлагая англичанам расширить сферу своего господства там путём новых капиталовложений.

Стало быть, программа Эштон-Гуэткина шла навстречу почти всем немецким притязаниям экономического порядка, предъявленным ему в Берлине. Это весьма знаменательно, если учесть, что в начале переговоров Эштон отнёсся отрицательно к большей части указанных требований гитлеровцев.

Чем же объясняется изменение его позиций к концу переговоров? Вопрос этот тем более уместен, что аналогичная программа экономического «сотрудничества» с Германией была разработана в это время французским правительством.

Сборники «Документы британской внешней политики» и «Документы германской внешней политики» не дают прямого ответа на этот вопрос.

Надо полагать, что гитлеровцы обнадёжили Эштон- Гуэткина в отношении их планов, заверив его, что объектом их экспансии является не Западная, а Восточная Европа и главным образом Советский Союз. Да и могли ли фашистские дипломаты не бросить своему английскому гостю их излюбленную «антикоммунистическую» приманку, когда он столь явно высказывал свои антисоветские настроения!

Соответствующие материалы, показывающие эту англо-германскую игру, были преднамеренно устранены из упомянутого английского сборника с целью фальсификации истории в угоду англо-американским империалистам. Именно путём изъятия таких ключевых документов затемняется подлинный смысл и развитие антисоветской, мюнхенской политики правящих кругов США, Англии и Франции.