«Мы с полковым комиссаром Емельяновым тоже шагали по пустеющим с каждой минутой улицам Бердичева <…>. Увидев ярко освещенные окна квартиры генерала Фекленко, мы после недолгих колебаний решили зайти, надеясь услышать что-нибудь новое. Николай Владимирович обрадовался нам. Сразу предупредил, что никакой информации, никаких указаний сверху не получал.
237
Пригласил сесть. Начали еще раз обсуждать создавшееся положение, как оно представлялось нам тогда. На всякий случай комкор подошел к аппарату прямой связи с дивизиями. Позвонил в одну, другую, третью. Отовсюду получил немедленный отзыв оперативных дежурных, четкий доклад о состоянии дел.
— Что ж, служба идет нормально, — сказал генерал. — Это хорошо. Беспокоить комдивов не будем. Странно одно: дали указание вывести войска с зимних квартир, мы доложили о выполнении приказа, а работники штаба округа как воды в рот набрали. Неужели нет никаких данных? Странно... Ну да ладно. Поживем — увидим. А теперь отдыхать! Хотя, честно говоря, ложиться мне вовсе не хочется...
Так и разошлись, не ведая, что провожаем последний мирный день.»
А вот это практически обвинение Кирпоноса… Вечером 21 июня Жуков звонил в округа и предупреждал о возможном нападении Германии в ночь на 22 июня. Однако в армии и корпуса об это не сообщили. И после того как Жуков в полночь позвонил и приказал Кирпоносу приводить войска в боевую готовность не дожидаясь поступления т.н. «Директивы №1» тот до самого нападения немцев ничего в войска не сообщил. И никого не поднял. Войска КОВО будили немецкие снаряды и бомбы, но об этом в следующей главе поговорим….
«Воскресенье, 22 июня 1941 года.
Резко, требовательно звонит телефон в моем кабинете. Мгновенно просыпаюсь <…>.
— Доброе утро, товарищ полковой комиссар. Хотя какое оно, к черту, доброе. Беда, Иван Семенович, нас бомбят...»
Чтобы не разрывать воспоминания комиссара сразу покажем, как действовал штаб КОВО утром 22 июня.
«В штабе корпуса собрались уже несколько человек, в основном начальники родов войск, получившие аналогичные сообщения по своей линии. Тут же приехал комкор.
«Фашистская авиация громит приграничные города», — докладывали из всех дивизий. Над Бердичевом вражеские самолеты пока
238
не появлялись. Суммировав донесения с мест, полковник Девятов вручил комкору итоговую сводку, и тот доложил обстановку начальнику штаба округа генералу М.А. Пуркаеву.
— Через несколько минут получите важные указания, — предупредил Пуркаев. — Из штаба не отлучаться.
Минут двадцать мы сидели молча, ожидая звонка. Потом генерал Фекленко не выдержал и приказал полковнику Девятову:
— Отдавайте, Кузьма Демьянович, распоряжение: всем штабам немедленно подняться по тревоге — и в леса, к войскам. Обстановку докладывать оперативному дежурному штаба корпуса через каждый час.
Прошло еще минут тридцать. Звонка все не было. Связались с оперативным дежурным по штабу округа. Связь дали мгновенно, но новостей никаких, узнали лишь, что немцы бомбили Киев.»
Как видите, Кирпонос даже после начала войны, после 4 часов утра не давал никаких приказов и команд в войска! Никакой боевой тревоги не объявлял! И это, кстати, мы увидим в ответах командиров КОВО на следующий вопрос Покровского – о ночи на 22 июня…
После этого Фекленко принял решение отправить штаб корпуса из Бердичева на полевой КП, а самому с комиссаром и оперативной группой остаться и ждать звонка Пуркаева с задачей для корпуса. Также следовало оповестить местные партийные и городские власти и начать эвакуацию семей командиров согласно мобплана. Вскоре прошли звонки от комдивов о том, что их штабы убыли «в район расположения частей».
«Еще через час (около 5 часов утра – К.О.) был получен доклад, что все штабы на местах, ждут дальнейших указаний. А указаний — ясных, четких и конкретных — мы пока дать не могли.
Наконец генерал Фекленко поднял трубку и приказал связать его с генералом Пуркаевым.
— Генерал у командующего. Как только вернется, доложу о вашем звонке, — ответил адъютант.
239
Долгожданный звонок раздался только через два с половиной часа (после 7 часов утра!!! – К.О.). Генерал Пуркаев попросил взять кодированную карту и переговорную таблицу. Генерал Фекленко и полковник Девятов, вооружившись карандашами, картами и таблицей, стали слушать. К трубке параллельно подключенного аппарата прильнул майор Казаков, приготовившийся записывать приказ.
Разговор закончился примерно через четверть часа. Еще через 15 минут Девятов и Казаков расшифровали и доложили приказ командующего Юго-Западным фронтом (так стал именоваться с 6.00 22 июня Киевский Особый военный округ) генерал-полковника М.П. Кирпоноса. Командиру 19-го механизированного корпуса предстояло поднять войска по боевой тревоге и сосредоточить их в районе Клевань, Варковичи, исключая Ровно. Двигаться было предписано тремя колоннами: 40-й танковой — по маршруту Житомир, Новоград-Волынский, Ровно, Клевань; 43-й и штабу корпуса — Бердичев, Романово, Дубровка, Березов, Стадники, Здолбунов, Ровно; 213-й — Винница, Бродецков, Шепетовка, Острог, Варковичи. Эвакуировать семьи было разрешено согласно утвержденному плану.
Все, как говорится, встало на свои места. Дивизиям надо было совершить марш протяженностью от 180 (40-й) до 230 (213-й) километров. Причем в очень сжатые сроки. Следует подчеркнуть, что варианты вывода соединений в безопасные районы сосредоточения и последующих маршей к границе были практически основательно отработаны в корпусе еще в мирное время. Достаточно было передать соответствующие команды в штабы дивизий и корпусных частей, как там тотчас же приступили к их исполнению.
<…>
В ожесточенную схватку с противником соединения корпуса вступили лишь 26 июня, на второй день после сосредоточения основных сил в районе Ровно. Правда, еще в ночь на 25 июня передовым отрядам 40-й и 43-й танковых дивизий пришлось по приказу Военного совета фронта вступить в бой с гитлеровцами.
240
Одновременно с частями 9-го механизированного корпуса генерала К.К. Рокоссовского, действовавшими правее, наши танкисты нанесли вспомогательный удар в южном направлении и даже продвинулись на 15–20 километров, что способствовало временной стабилизации положения на этом участке. Но силы в передовых отрядах 9-го и 19-го корпусов были незначительны, действовали они разрозненно, по расходящимся направлениям, поэтому задача по разгрому просочившихся танковых подразделений 3-го механизированного корпуса немцев из группы генерала фон Клейста не была выполнена...»
А дальше Калядин пишет об интересном документе…
«Утром 25 июня штаб корпуса получил информационную сводку политуправления Юго-Западного фронта о положении на фронтах. Войска ЮЗФ в первые же часы и дни понесли тяжелые потери, говорилось в информационной сводке, особенно о самолетах на подвергшихся бомбардировке аэродромах. Авиация противника господствует в воздухе. В районе Сокаля и Владимир-Волынского идут тяжелые танковые бои. <…>
Основной причиной наших неудач Военный совет ЮЗФ считал не только преимущества, которые враг получил вследствие внезапности вторжения, но и то, что мощному удару врага на первых порах противостояли лишь пограничники и незначительное количество подразделений общевойсковых армий прикрытия, занятых на оборонительных работах во вновь создаваемых укрепрайонах.
Главные силы фронта, указывалось далее, выдвигаются в настоящее время из глубины, занимают оборону или по частям, по мере подхода к району боевых действий, вводятся в бой.
В силу изложенных выше причин Военный совет ЮЗФ, подчеркивалось в сводке, вынужден был перенести контрудар по вражеским войскам с 22 на 25 июня. Выражалась уверенность, что командный и весь личный состав войск фронта выполнит свой долг и враг будет отброшен к границе. Далее политуправление фронта обязывало командиров и политработников всеми доступными средствами и методами политической пропаганды довести
241
до каждого воина, не скрывая правды, сведения о сложившейся обстановке, мобилизовать личный состав войск на беспощадную и самоотверженную борьбу против фашистских полчищ, вторгшихся в пределы нашего государства.» (Калядин И. С. За каждую пядь земли... — М.: Воениздат, 1983г., с.8-28. Литературная запись А.Н. Бессараба. Есть в интернете.)
Как видите, ответный удар в штабе округа планировали именно как немедленный, чуть не на день нападения врага. И общая картина примерно такая – КОВО готовили к ответному наступлению по «южному» варианту «Соображений» марта 41-го «от Жукова». И на границе к моменту нападения были только пограничники и отдельные полразделения от приграничных дивизий. Мехкорпуса в этом ответном ударе играли важнейшую роль – не зря в 4-й мк Власова поставили чуть не половину всех Т-34 выпущенных в СССР к 22 июня. Комкоры получили команду выводить свои корпуса в районы сосредоточения в районы примерно соответствующие ПП, а также провести рекогносцировку направлений своих ударов до самой границы. Однако уже, похоже, Кирпонос начал что-то вытворять с этим выводом – комкор 8-го мк Рябышева до 21 июня только рекогносцировку провел, а другие мк вообще никаких команд не получали, а ведь их в КОВО было аж восемь. Т.е., до 21 июня и мехкорпуса поднимали и в любом случае довели до кирпоносов, что нападение возможно в ближайшие дни. Скорее всего, кирпоносам-павловым и саму дату нападения Германии – «22 июня» сообщили в итоге, но уже они ее своим подчиненным не доводили.
Москва слала аналогичные по сути директивы в разные округа, и в ПрибОВО свои мехкорпуса поднимали еще 16-17 июня и в КОВО подъем мк проводили по своей отдельной директиве для мехкорпусов. При этом из восьми мехкорпусов КОВО в 4-х мк было свыше 700 танков, но поднимали, почему-то только 4-й мк (979 танков) и 19-й (453 танка), но в любом случае делалось это по указанию Москвы. И в ЗапОВО также 16 июня начался подъем ударного, 6-го мехкорпуса (о нем чуть позже).
Однако по ПП в том же мк Власова задача была такая:«2. Основной задачей 8-й танковой дивизии было: а) в составе 4 МК прикрыть
242
отмобилизование частей Красной Армии. … в) не дать возможности противнику выйти в тыл отмобилизуемых частей КА». (Из отчета о боевых действиях 8-й тд 4-го мк КОВО-Ю-ЗФ с 22.06.41 по 1.08.41. ЦАМО, ф. 38, оп. 11360, д. 2, л.л. 148-152. Выложил на своем сайте М.Солонин 29.11.12г.)
А вот командир 135-й дивизии КОВО даже рекогносцировку местности района сосредоточения своей дивизии не проводил. Не проводил, т. к. от него этого не требовали и никакую «инициативу» в данном случае, как, наверное, думают многие, он проявлять не обязан был. Ведь его дивизия, как и дивизия, где начштаба был полковник Новичков, в составе корпуса шла для «проведения лагерного сбора», а не на рубеж обороны! А для «лагерных сборов» рекогносцировку местности, «рубежа обороны», не проводят. И также не проводят рекогносцировку местности, если не собираются на ней обороняться.
А теперь вспоминаем о 23-й и 48-й приграничных дивизиях ПрибОВО, что шли не «для лагерного сбора» к границе и на основании точно такой же, полученной 14-15 июня в округе директивы НКО «Для повышения боевой готовности...».
Приказы ВС ПрибОВО на вывод приграничной 48-й сд 8-й А и 23-й сд 11-й А в принципе идентичны по поставленным задачам. Т.е. Директивой НКО и ГШ от 12 июня фактически вводились Планы прикрытия округов. По которому «глубинные» дивизии и перебрасывались на их рубежи обороны или сосредоточения к границе. И не забываем, что по ПП они должны были выйти к границе аж на 2-й – 4-й день после объявления «мобилизации».
Директива от 12 июня для ПрибОВО пока не опубликована. Но обратите внимание, что для каждой приграничной дивизии этого округа командование «лично» ставит задачу на вывод в их районы обороны на границу: «вывести и расположить на стоянку … Точно районы для полков обрекогносцировать и определить в течение 14 и 15.6».
Т. е., дивизиям ставится задача вовсе не на проведение «лагерных сборов» – для «лагеря» рекогносцировку огневых позиций не делают.
243
И в данном случае вовсе не важно, в резерве находится часть или она должна вскоре вступить в бой. И наверняка ответы командира и начштаба этой 23-й сд на вопросы Покровского после войны так же отличаются от ответов комдива Смехотворова из КОВО. (О «странностях» в директивах от 11-12 июня для разных округов уже говорилось: одним ставилась задача занимать «районы, предусмотренные ПП», т. е. явно для обороны, а КОВО получал задачу выдвигать войска «в районы, согласно прилагаемым картам», т. е. районы, отличные от ПП и явно не для занятия оборонительных рубежей. Но в этих директивах нет даже никакого намёка, что выдвижение идёт для «учений». Там ясно сказано для чего этот вывод: «для повышения боевой готовности войск...»).
Вот что ответил бывший начштаба 62-й сд 15 ск всё той же 5-й армии КОВО полковник П.А. Новичков. Данная дивизия также была «приграничной» по Плану прикрытия:
«Части дивизии на основании распоряжения штаба армии в ночь с 16 на 17 июня выступили из лагеря Киверцы. Совершив два ночных перехода, они к утру 18 июня вышли в полосу обороны. Однако оборонительных рубежей не заняли, а сосредоточились в лесах и населённых пунктах вблизи него. Эти действия предпринимались под видом перемещения к месту новой дислокации. Здесь же начали развёртывать боевую подготовку.
Числа 19 июня провели с командирами частей рекогносцировку участков обороны, но всё это делалось неуверенно, не думалось, что в скором времени начнётся война. Мы не верили, что идём воевать, и взяли всё ненужное для боя. В результате перегрузили свой автомобильный и конный транспорт лишним имуществом.
(Дата составления документа отсутствует. — В. К.)». (ВИЖ № 5, 1989г., с. 28)
«Верить» или «не верить» начинают тогда, когда «не знают». Или до людей не доводят необходимые приказы. И потому они и «провели с командирами частей рекогносцировку участков обороны ...неуверенно», что никто не ставил задачу и не довел до комдива, что они идут «в район, предусмотренный планом прикрытия», или именно для обороны в предстоящем нападении про-
244
тивника, или ещё для чего. Не совсем понятно, что точно говорили комдивам в этой 5-й армии у Потапова, но в директиве от 12 июня для КОВО указано ясно и четко:
«С войсками вывести полностью возимые запасы огнеприпасов и горюче-смазочных материалов. Для охраны зимних квартир оставить строго необходимое минимальное количество военнослужащих, преимущественно малопригодных к походу по состоянию здоровья...».
Т. е. приграничные дивизии поднятые по директиве НКО и ГШ от 12 июня должны были идти в районы обороны на границу из глубины округа в полном составе и приведенные в полную б.г. – какие уж тут «учения».
Смотрим «воспоминания» Новичкова более подробные на вопрос № 2:
«На основании директивы штаба 5-й армии в ночь с 16-го на 17-е июня дивизия выступила из лагеря и двумя ночными переходами, к утру 18-го июня, вышла в район своей полосы обороны. Вывод частей проводился под видом передислокации на новое место, поэтому было взято все, в том числе учебное имущество и палатки.
104-й и 123-й стрелковые полки, расположенные в 10-12 км от государственной границы, составили первый эшелон.
В 15-20 км от границы был размещен 306-й стрелковый полк, составляя, таким образом, второй эшелон дивизии.
Все части и подразделения дивизии сосредоточились в лесах и населенных пунктах, так как указаний на занятие оборонительных рубежей не поступило.
19-го июня с командирами частей была проведена рекогносцировка участков обороны, но она прошла формально, потому что никто не верил в близкую возможность войны, хотя действительная обстановка не давала оснований для подобной самоуспокоенности.
Еще задолго до начала войны, примерно с октября 1940 года, получаемые разведданные подтверждали крупные сосредоточения немецких войск вблизи нашей границы.
245
Начиная с апреля месяца немецкая разведывательная авиация систематически нарушала границу, проникая до рубежа ст. Здолбунов.
Разведывательные сводки штаба армии, округа, бюллетени Разведывательного управления Генерального штаба довольно точно определяли группировку противника. Так, например, мы знали, что перед полосой обороны нашей дивизии были сосредоточены части 62-й и 56-й пехотных дивизий, место дислокации третьей дивизии было также хорошо известно.
И все же, несмотря на это, мер к приведению частей и соединений в боевую готовность, к заблаговременному занятию подготовленных оборонительных рубежей, к постановке частям конкретных задач не принималось.…» (ЦАМО, ф.15, оп.881474, д.12, л.143-149)
Обратите внимание – данная приграничная 62-я стрелковая дивизия КОВО, как и 48-я приграничная сд ПрибОВО начала выводиться с 16 июня. В директиве НКО от 12 июня, которую получили в Киеве 15 июня, она не упоминается, но ее выводят и именно в ее «полосу обороны» на границе. Т.е. указание в директиве НКО, по «прилагаемой карте» вывести «все глубинные дивизии» касалось именно ВСЕХ стрелковых дивизий округа. Однако скорее всего для этой дивизии, как и для Абрамидзе была своя отдельная директива ГШ. Т.е. в КОВО свой «особый приказ наркома» для приграничных дивизий получали только отдельные приграничные дивизии отдельными приказами ГШ. А вот общего, одного, «особого приказа наркома» для всех приграничных дивизий из Москвы для КОВО точно не было.
Когда Новичков сказал что, несмотря на разведданные округа, на разведданные Москвы, поступающие регулярно в Киев, на то, что на уровне дивизий командиры достаточно хорошо знали какие немецкие войска стоят перед ними, он показал что именно командованием округа и армии «мер к приведению частей и соединений в боевую готовность, к заблаговременному занятию подготовленных оборонительных рубежей, к постановке частям конкретных задач не принималось». Именно вышестоящим командованием в округе. Военный Совет КОВО ОБЯЗАН был дать
246
таким дивизиям как «приграничная» Новичкова точно такие же директивы на вывод к границе как это сделал ВС ПрибОВО для 23-й и 48-й приграничным дивизиям выдвигавшимся по директиве НКО от 12 июня! С указанием приводиться в полную б.г. и в полном составе! В конце концов, дивизию Абрамидзе они же почему-то подняли, как положено…
Смотрим, что писал об этом выводе войск замначоперотдела этой же 5-й армии А.А. Владимирский:
«Гл. Мероприятия командования 5-й армии по повышению боевой готовности войск.
О сосредоточении крупных немецко-фашистских сил на границе с КОВО, основная масса которых сконцентрировалась на томашувско-сандомирском направлении, то есть перед фронтом 5-й армии, отмечалось и в разведсводках штаба КОВО, однако выводы о целях этого сосредоточения делались неверные. Так, в разведсводке штаба КОВО № 3 от 20 июня 1941 г. указывалось, что "крупное движение всех родов войск и транспортов... преследует какую-то демонстративную цель или связано с проведением учений". Состав, нумерация и местоположение соединений противника нашей разведкой были вскрыты не точно и не полностью. <…>
В связи с тревожной обстановкой на западной границе СССР командованием КОВО и 5-й армии по указанию Генерального штаба и самостоятельно были проведены лишь некоторые мероприятия по повышению боевой готовности войск.
Рядовой и сержантский состав запаса, приписанный к стрелковым соединениям, с 20 мая был призван на 45-дневные учебные сборы, организованные при частях 15-го и 27-го стрелковых корпусов, что позволило увеличить численность стрелковых дивизий на 2,6—2,7 тыс. человек и довести их состав в среднем до 12—12,5 тыс. человек (или 85—90 процентов штатной численности военного времени) (ЦАМО, ф. 1336, оп. 1 д. 3, л, 57,).»
Об этом увеличении штатов дивизий до штатов «приближенных к штатам военного времени» по указанию НКО и ГШ уже говорили.
247
Но обратите внимание, что Владимирский прямо указал, что призванные в стрелковые корпуса приписники влились именно в штаты дивизий. Что позволило увеличить состав именно дивизий – до 12-12,5 тысяч человек. Дело в том, что приписные в обычное время не более чем находятся при дивизиях и проходили сборы отдельно от рот, куда они приписаны – в отдельных лагерях. А тут их ввели именно в штаты дивизий, в состав рот.
На обычных сборах, при вводе приписных в роты также необходимо заканчивать такие сборы проведением учений – для слаживания подразделений. Но в июне 41-го было «не до жиру», дай бог приписных хотя бы в ротах (казармах) познакомить с армией.
Однако также Владимирский указал, что именно «командованием КОВО и 5-й армии по указанию Генерального штаба и самостоятельно были проведены лишь некоторые мероприятия по повышению боевой готовности войск». Ответы генералов КОВО прямо на это указывают – Кирпонос выполнял лишь некоторые указания ГШ. При этом разведка, оказывается, замечательно вскрывала немецкие маневры при этом, а вот «выводы» Кирпонос выдавал дурные об этом сосредоточении немецких войск...
«<…>Для того чтобы ускорить строительство оборонительных сооружений в полосе обеспечения Ковельского и Владимир-Волынского УРов с мая 1941 г., так же как и в 1940 г., беспрерывно работали по одному батальону (артдивизиону) от каждого полка стрелковых дивизий. Эти батальоны (дивизионы) имели положенное им вооружение и боеприпасы (ЦАМО, ф. 1245, оп. 1, д. 51; л. 135.).»
Т.е., организовывалось боевое дежурство стрелковых батальонов усиленных артдивизионами на границе по команде Москвы и они же, и занимались строительство укреплений на границе.
«По распоряжению штаба 5-й армии с мая 1941 г. на государственной границе были развернуты наблюдательные посты, на которых вели постоянное наблюдение за поведением немецко-фашистских войск дежурные офицеры-разведчики, выделенные от штабов дивизий первого эшелона армии (ЦАМО, ф. 45 сд, оп. 1, д. 14, л. 3.).
248
Распоряжением командующего войсками КОВО с 5 мая 1941 г. боеготовые долговременные сооружения Владимир-Волынского УРа были заняты их постоянными гарнизонами (ЦАМО, ф. 131, оп. 210370 с, д. 54, л. 504-506).
62-я стрелковая дивизия (приграничная, Новичкова – К.О.) к исходу 19 июня распоряжением командующего армией с санкции командующего войсками КОВО была выдвинута из лагеря Киверцы в предназначенную ей по плану прикрытия полосу обороны в полосе обеспечения Ковельского УРа, а 135-я стрелковая дивизия из района Дубно, Острог, Шепетовка к утру 22 июня 1941 г. вышла в район Киверец, следуя в район Локачи, Свинюхи (ЦАМО, ф. 229, оп. 164, д. 1, л. 6, 26, 55.).
Корпусные и дивизионные артиллерийские полки 15-го и 27-го стрелковых корпусов, находившиеся в Повурском артиллерийском лагере, распоряжением штаба КОВО 20 и 21 июня возвращались в свои соединения походным порядком. При этом корпусная артиллерия 27-го стрелкового корпуса выдвигалась ближе к границе, в район Затурец (20 км зап. Луцка), куда прибыла к исходу 20 июня 1941 г. и расположилась там бивуаком.»
Это к вопросу о том, что артиллерию «не надо» было возвращать при выводе войск в районы сосредоточения – в главе-вопросе № 4 рассмотрим это подробнее.
Как видите, Владимирский пишет, что дивизия Новичкова шла воевать – в свою «полосу обороны» на границу, по ПП. Насчет заполнения УРов М. Солонин нашел переписку Кирпоноса с Жуковым, по которой должны были заниматься УРы южнее Львовского выступа, Пуркаев показал, что по его инициативе начали занимать УР севернее Львовского выступа уже с 16 июня. Но в эти дни УРы начали занимать уже стрелковые дивизии. А по Владимирскому – занимались все готовые, да еще и с 5 мая, но – их гарнизонами…
«Штаб 27-го стрелкового корпуса с санкции штаба КОВО к утру 21 июня был перемещен из Дубно ближе к границе на полевой КП — в лес 8 км восточное Локачей; штабы 15-го стрелкового корпуса и 45-й стрелковой дивизии на подготовленные ими КП в районе Любомля не были перемещены.
249
По распоряжению Генерального штаба 31-й и 36-й стрелковые корпуса (окружного подчинения), расположенные в 200—250 км за 5-й армией в районах Белокоровичей и Житомира, с 16—18 июня начали выдвижение на рубеж рек Стоход и Стырь.
В период с 20 мая по 10 июня в район Киева с Северного Кавказа перебрасывалась 19-я армия под командованием генерала И. С. Конева, а с 15 июня в район Житомира стали прибывать из Сибири эшелоны с войсками 16-й армии под командованием генерала Лукина. Во исполнение распоряжения Генерального штаба полевое управление КОВО в 15 часов 21 июня выехало из Киева на КП в район Тарнополя, а штаб 5-й армии по распоряжению командующего КОВО в 1 час 22 июня выехал на КП в район клх. Бытепь (14 км юго-вост. Ковеля) (ЦАМО, ф. 229, on. 164, д. 50, л. 30.). » (На киевском направлении… М. 1989г., с. 50-52)
Как видите, Владимирский показывает, что приведение в боевую готовность и вывод войск по директиве от 12 июня для КОВО в 5-й армии тоже проводился. Но если сложите его слова с «воспоминаниями» комдивов, то этот вывод был все же несколько «странным»… Как и в ПрибОВО с той же 48-й дивизией Богданова, будущего карателя и немецкого холуя.
Кстати. С командованием этой 5-й армии генералом Потаповым «странности» происходили даже в ночь на 22 июня. Дело в том, что тот самый «ефрейтор Лисков» перешёл границу именно на участке 5-й армии и вот что пишет о реакции Потапова начальник погранотряда, который и докладывал Потапову об этом перебежчике в 01.00 ночи 22 июня:
«...Из доклада начальника 90-го пограничного отряда майора М. С. Бычковского о показаниях немецкого перебежчика Альфреда Лискова:
21 июня в 21.00 на участке Сокальской комендатуры был задержан солдат, бежавший из германской армии, Лисков Альфред. Так как в комендатуре переводчика не было, я приказал коменданту участка капитану Бершадскому грузовой машиной доставить солдата в гн. Владимир в штаб отряда.
250
В 00.30 22 июня 1941 г. солдат прибыл в г. Владимир-Волынск. Через переводчика примерно в 1 час ночи солдат Лисков показал, что 22 июня на рассвете немцы должны перейти границу. Об этом я немедленно доложил ответственному дежурному штаба войск (Управления пограничных войск НКВД Украинской ССР) бригадному комиссару Масловскому. Одновременно сообщил по телефону лично командующему 5-й армией генерал-майору Потапову, который к моему сообщению отнёсся подозрительно, не приняв его во внимание. Я лично твёрдо также не был убеждён в правдивости сообщения солдата Лискова, но всё же вызвал комендантов участков и приказал усилить охрану границы, выставить специально слухачей к р. Буг и в случае переправы немцев через реку уничтожить их огнём. Одновременно приказал, если что-нибудь подозрительное будет замечено (движение какое-либо на сопредельной стороне), немедленно докладывать мне лично...
Не закончив допроса солдата, услышал в направлении Устилуг (первая комендатура) сильный артиллерийский огонь. Я понял, что немцы открыли огонь по нашей территории, что и подтвердил тут же допрашиваемый солдат. Немедленно стал вызывать по телефону коменданта, но связь была нарушена... Начальник 90-го пограничного отряда майор Бычковский”.
Этот документ по непонятной причине опубликован без указания точной даты, что на офицера погранвойск совершенно непохоже. Правда, на документе имеется неизвестно кем сделанная карандашом пометка: „6 июля 1941 г.” Судя по всему, эта докладная появилась в результате начавшегося вскоре после нападения и по приказу Сталина тщательного расследования всех обстоятельств, предшествовавших началу войны.» (Красная звезда, 02.09.2011г., «Что знала разведка?», ч. I, А.Б. Мартиросян.)
Кстати, надоели историки продолжать повторять из раза в раз чушь, что только после этого перебежчика Сталин, наконец, и дал в западные округа т.н. «Директиву №1». Как видите – Лискова допрашивали около 1 часа ночи, а в это время в округах уже расшифровывали текст этой директивы – о приведении (о переводе) в полную боевую готовность ВСЕХ
251
войск западных округов. И скорее всего доклад о Лискове вообще в Москву не попал. По крайней мере, к Сталину на стол – он просто опоздал.… Даже если доклад о задержанном прошел сразу к Берии после 21.00, после его задержания. Ведь допросили этого Лискова в КОВО все равно только в 1 час ночи – переводчика смогли найти только в штабе отряда, в г.Владимир-Волынский.
А Жуков звонил Кирпаносу уже в полночь – указывал ему «быстрее передавать директиву о приведении в боевую готовность в войска» уже в полночь…
Но, войска КОВО еще и готовились в ГШ не к обороне, а именно к наступлению. При этом уже в самих округах их сориентировали на некие «учения», а также запрещали собирать подразделения в расположения, снимать их с работ. А также как показал Новичков, Кирпоносы-Потаповы не принимали мер «к приведению частей и соединений в боевую готовность, к заблаговременному занятию подготовленных оборонительных рубежей, к постановке частям конкретных задач».
Также в КОВО отправляли в район по Плану прикрытия, и тоже под видом учений и такую дивизию как 139-ю сд 37-го ск резерва КОВО. Ответ комдива полковника Н.Л. Логинова ВИЖ приводил, с датой – «18 мая 1957 года» (ВИЖ № 5, 1989г. с.27). Данную дивизию отправили под видом «учений» в «районы согласно прилагаемой карте» да ещё и в практически небоеспособном виде. В том же ВИЖ № 5, 1989 г. приводится и такой документ:
«ДОНЕСЕНИЕ КОМАНДИРА 139-й СТРЕЛКОВОЙ ДИВИЗИИ КОМАНДИРУ 37-го СТРЕЛКОВОГО КОРПУСА И КОМАНДУЮЩЕМУ 6-Й АРМИЕЙ КИЕВСКОГО ОСОБОГО ВОЕННОГО ОКРУГА
18 июня 1941 года.
На оборонных работах в районе Вашкоул — Жадова — Старожиней находится три стрелковых батальона, два артдивизиона, сапёрные роты стрелковых полков, 150 подвод, 20 автомашин. Два стрелковых батальона и 40 подвод находятся на подходе к району строительных работ. Сапёрный батальон дивизии — на оборони-
252
тельных работах в районе Львова. Две роты находятся на охране складов Тарнополь. Два батальона несут охрану гарнизонных окружных и армейских объектов.
Фактически в лагеря выступать не с кем.
Прошу разрешить снять часть дивизии с оборонительных работ и вернуть две роты с охраны Тарнополь, дабы выполнить директиву о выходе в лагеря.
Для этого требуется оттяжка 5–6 суток.
Прошу срочных распоряжений.
Командир 139 сд ЛОГИНОВ
Нач. штаба 139 сд КАРПЕНКО» (ЦАМО, ф.334, оп. 5307, д. 22, л. 210. Подлинник. ВИЖ № 5, 1989 г. с.44).
Данная дивизия в составе 37-го ск резерва КОВО указывалась в Директиве НКО и ГШ № 504205 от 12 июня на выдвижение «походом» в лагеря «согласно прилагаемой карте». Так что командованию армии и округа пришлось довести до комдива, что он идёт именно в новые «лагеря» (тоже на «учения»). И его дивизия также выдвигалась не в боеготовом состоянии. Однако выделение одного батальона (и артдивизиона) от каждого полка на строительство УРов шло по указанию НКО и ГШ и округ это «выполнил». Но Директивой от 12 июня от КОВО требовали выводить войска в полном составе а части этой дивизии были разбросаны и были на работах не только на границе.
Смотрим, что показал комдив Логинов в своих «воспоминаниях» о выводе дивизии после 15 июня:
«ДИСЛОКАЦИЯ.
139 стрелковая дивизия дислоцировалась в мирное время гор. Чертков и его окрестных населенных пунктах (в 8-9 местах). На день войны четыре батальона и два артиллерийских дивизиона находились на оборонных работах (строили УР) в районе гор. Сторожинец, что в 20-25 км юго-западнее гор. Черновиц: один стрелковый батальон находился в районе Збораж, что в 29 км северо-восточнее гор. Тернополь на охране окружных объектов: саперный батальон дивизии и саперные роты полков находились в районе Должова, что в 30-25 км северо-восточнее гор. Львова – на обо-
253
ронных работах. Все вышеуказанные подразделения так и не были возвращены в дивизию. На мою просьбу 17 июня 1941г. к командиру 37 стрелкового корпуса разрешить собрать подразделения дивизии, получил примерно следующий ответ: “Выступайте на учения с наличным составом, снять батальоны с работ и охраны не разрешаю”. Таким образом 139 стрелковая дивизия вступила в войну имея только четыре стрелковых батальона, три артиллерийских дивизиона и специальные подразделения дивизии в штатах мирного времени.»
О чем тут разговор – данная дивизия входила в состав корпуса, который прямо был указан в директиве НКО и ГШ для КОВО от 12 июня на вывод его в район сосредоточения. Ни о каких учениях в той директиве ни слова не было сказано, но было указано – «С войсками вывести полностью возимые запасы огнеприпасов» и гсм, «Для охраны зимних квартир оставить строго необходимое минимальное количество военнослужащих, преимущественно малопригодных к походу по состоянию здоровья». Вывоз всего возимого запаса б/п и гсм означает только одно – приведение данного подразделения в боевую готовность повышенная минимум. А при приведении в б.г. повышенная и тем более полная, все подразделения в обязательном порядке возвращаются в часть со всех возможных работ и занятий. Однако 139-я дивизия убывает по директиве НКО именно на мифические «учения», и именно с третью дай бог подразделений в наличии. И комкор наверняка (если он конечно потом не привлекался к суду) не более чем озвучил Логинову слова и указания Кирпоноса переданные через командарма-6.
Логинов был назначен на дивизию только в мае 41-го, и в принципе не мог нести ответственность за недостатки от предыдущего командира. Поэтому он писал о проблемах дивизии прямо, отвечая на вопрос № 5.
«Степень подготовленности офицеров штаба дивизии и частей: уровень подготовки командного состава в звене полк-батальон.
Хорошо изучить степень подготовки офицерского состава дивизии я был не в состоянии, так как принял дивизию в период 12-20 мая 1941 г., т.е. за месяц до войны (до этого командовал 182-й стрелко-
254
вой дивизией в Забайкальского ВО), так что изучать офицерский состав пришлось во время войны. Офицеры штаба дивизии и полков теоретически были подготовлены удовлетворительно, но практических навыков по управлению войсками в полевых условиях не имели. Особенно это сказывалось отрицательно в период сложных боевых действий дивизии. В звене полк-батальон была неплохой. Особенно это хорошо себя проявляли в боевых действиях командиры батальонов и рот, которые нередко не имея связи с полками принимали самостоятельные решения в соответствии с задачами полков и дивизии и хорошо их осуществляли.» (ЦАМО, ф. 15, оп 977441, д. 3, л. 92- 96) О том, как проходило приведение данной дивизии в боевую готовность в ночь на 22 июня – в следующей главе.
Теперь смотрим на «воспоминания» других генералов КОВО. Попробуем окончательно выяснить – был ли «пр. ГШ о 18 июня» о выводе всех приграничных дивизий по ПП в КОВО. Или все же Генштаб слал приказы только для отдельных дивизий на отдельных участках границы. Как второстепенных, так и на направлениях главных сил противника. И кто как не начштаба округа должен показать об этом…
Из показаний Пуркаева М.А.:
«13 или 14 июня я внёс предложение Военному Совету округа: на рубежи ВЛАДИМИР-ВОЛ ЫН СКОГО УР “а, заканчиваемого строительством, но не имеющего в сооружениях вооружений и войска, вывести стрелковые дивизии, согласно плану обороны, не занимая предполья.
Военный Совет принял это предложение. Соответствующие распоряжения были даны Командующему войсками 5 армии.
Утром следующего дня генерал КИРПОНОС вызвал меня к себе в кабинет, там же присутствовал и член Военного Совета. Генерал КИРПОНОС бросил мне обвинение в том, что я якобы своими предложениями хочу спровоцировать войну с немцами.
Я тут же из кабинета генерала КИРПАНОС вызвал на «ВЧ» Начального Штаба генерала Жукова и доложил ему о моём предложении Военному Совету округа вывести несколько дивизий на
255
оконченные строительством УРОВ”ские рубежи (не занимая предполья), и что вчера Военный совет округа это решение утвердил и мною отданы соответствующие распоряжению Командарму 5, а сегодня меня Командующий войсками округа обвиняет в провокации, но и не отменяет своего вчерашнего решения. Просил товарища ЖУКОВА дать указания.
Товарищ ЖУКОВ приказал войска на УРОВ”-ский рубеж выводить; принять меры тщательной маскировки, чтобы войска с границы не наблюдались.
Я просил товарища Жукова эти указания передать лично генералу Кирпонос, которому и передал трубку телефона.
Сколько было выведено дивизий 5 армии, точно не помню (кажется две дивизии). Итак, план обороны Государственной границы был доведен до войск округа и на фронте 5 армии частично реализован, выводом до двух дивизий на рубежи обороны.
2 вопрос:
«С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?».
Ответ:
– Войска прикрытия Киевского особого военного округа по плану обороны начали выходить на Государственную границу, на рубежи обороны (исключая две дивизии 5 армии, выведенные ранее) в период с 4 до 6 часов утра 22 июня 1941 года.
В период от 1 часу до 2 часов 22 июня, Командующим войсками округа было получено распоряжение Генерального Штаба, которое требовало привести войска в полную боевую готовность, в случае перехода немцев госграницы отражать всеми силами и средствами, самим границы не переходить и не перелетать, до особого распоряжения.
До начала боевых действий на границе, успели выйти и занять свои оборонительные рубежи, согласно плану, войска 5, 26 и 12 армий. Войска прикрытия 6 армии на Рава Русском направлении у границы вступили во встречные бои.» (ЦАМО, Ф. 15, оп. 977441, д. 3, л. 267)
256
Как видите – ничего о «пр. ГШ от 18 июня» не ответил Пуркаев. Врать ему вряд ли хотелось, поэтому – КОВО не получал из Москвы свой, «единый» «пр. ГШ от 18 июня» на вывод приграничных дивизий в окопы на границу. Что подтверждает и Баграмян. Только отдельные конкретные дивизии, на второстепенных участках такой приказ получили – как 72-я гсд Абрамидзе. Или 62-я сд Новичкова. Почему такого «особого приказа наркома» для ВСЕХ приграничных не было для КОВО? Так КОВО и не должен был по «южному» варианту обороняться. Он ведь готовился под немедленное ответное наступление и всеми войсками округа.
Поэтому Пуркаев и показал, что у него только в ночь на 22 июня дивизии выводились на рубежи обороны, и «До начала боевых действий на границе, успели выйти и занять свои оборонительные рубежи, согласно плану, войска 5, 26 и 12 армий». И они убыли занимать свои окопы только после нападения Германии – после 4 часов утра. Ведь Кирпонос, (а Пуркаев не мог это делать при «живом» командующем) не поднимал войска до нападения немцев (об этом в следующей главе…).
Но – с 18 июня приграничные дивизии КОВО также надо было приводить в б.г. и выводить на их рубежи по ПП! Обратите внимание на слова Пуркаева – насчет занятия УРов приграничными дивизиями с 16 июня. Он 13-14 июня это утвердил на ВС округа, а потом ему на это 16 июня дал добро и Жуков!
Владимир-Волынский УР, это УР севернее Львовского выступа, где немцы и наносили свой главный удар непосредственно по Украине. Т.е. – нш Пуркаев запросил по телефону Жукова на занятие УРа на наиболее опасном направлении удара немцев, который и произошел в реальности. Т.е. – все прекрасно знали, где немцы будут бить и меры принимали – с 13 июня еще. После переговоров Пуркаева с Жуковым по телефону, Пуркаев 16 июня дал и письменный запрос в Генштаб на занятие и других УРов.
М.Солонин и нашел эту переписку, где Жуков дал ответ в виде резолюции:
«16 июня снова за подписями Военного совета КОВО в полном составе в Генеральный штаб летит следующая телеграмма:
257
“Прошу разрешения занять кадрами Каменец-Подольского и Могилев-Ямпольского УР железобетонные сооружения первой линии этих УРов». На документе длинная резолюция, написанная черным карандашом: «Занятие Каменец-Подольского и Могилев-Ямпольского УРов разрешено. Остропольский УР по старой границе подготовить к занятию также УРовскими частями с целью обучения и сколачивания. Срочно закончить формирование УРовских частей для Киевского УР, после чего подготовить УР к занятию кадрами”. И подпись: “Жуков, 18.6”.» (М.Солонин)…
Каменец-Подольский и Могилев-Ямпольский УРы – это южнее «Львовского выступа». Т.е., как видите – Жуков давал указания занимать УРы по обоим «флангам» «Львовского выступа» КОВО. А вот, похоже, Кирпанос это саботировать пытался. По крайней мере, две дивизии 5-й армии севернее Львова свой УР занимали к 21 июня, а вот южнее – похоже, нет. Хотя чуть ниже мы посмотрим – как в район Каменец-Подольска к 17 июня выводилась 164-я сд – по директиве НКО и ГШ от 12 июня. Выводилась, но не в сам УР, а лагерем вокруг Каменец-Подольска. На этом участке оборону должна была держать 12-я армия под командованием ген.-майора П.Г. Понеделина (нш г-м Б.И. Арушунян.)…
А ведь вывод приграничной дивизии в Укрепрайон – это и есть вывод ее на границу по плану обороны как Пуркаев и показал…