Миф о геноциде: Репрессии советских властей в Эс­тонии (1940-1953) - Послевоенные репрессии 1944-1952 г.

ПОСЛЕВОЕННЫЕ РЕПРЕССИИ, 1944-1952 ГОДЫ

Версия эстонских историков

Репрессии послевоенного периода эстонские историки описывают гораздо менее подробно, чем репрессии «первой советской оккупации». Однако приводимые ими данные по-прежнему крайне проти­воречивы.

Март Лаар пишет, что «в послевоенные годы по политическим со­ображениям в Эстонии было арестовано не менее 53 000 человек, на сегодня опубликованы имена 34 620 арестованных. В принудитель­ные трудовые лагеря с 1944-го по 1953 год было отправлено от 25 000 до 30 000 человек, из них скончалось около 11000».¹⁹⁷

Однако в «Белой книге» утверждается, что эти же самые цифры от­носятся к обеим «советским оккупациям»: «В ходе расследования со­ветских репрессий к 2003 году было задокументировано более 53 000 политических арестов, а также опубликованы данные о 34 620 арестованных. Эти цифры охватывают обе советские оккупа­ции… В 1944-1945 годах было арестовано примерно 10 000 чело­век, половина из которых умерли в течение двух первых тюремных лет. По разным оценкам, в 1944-1953 годах в концентрационные лагеря было отправлено 25 000-30 000 человек, из которых пример­но 11000 не вернулись».¹⁹⁸

Данные «Белой книги», безусловно, выглядят гораздо более адекватными, чем информация, приводимая Лааром. Тем не менее, даже эти данные отличаются от реальных.

Обстановка в Эстонии в 1944-1945 годах

Прежде всего необходимо понять, насколько репрессивная дея­тельность органов НКВД - НКГБ ЭССР была рационально мотивиро­вана обстановкой. В сегодняшнем Таллине пытаются сделать вид, что репрессии 1944-1945 годов были ужасающим и ничем не обосно­ванным террором против эстонского народа. Однако факты говорят об обратном.

В годы нацистской оккупации значительное число эстонцев со­трудничало с оккупационными властями, охраняло многочленные концлагеря на территории республики и за ее пределами, участвовало в карательных операциях против населения России и Белоруссии, воевало против советских войск на фронте.

Масштабы поддержки, которую нацисты получили в Эстонии, не могут не поражать. Уже к концу 1941 года в созданные немцами от­ряды «самообороны» - «Омакайтсе» - добровольно вступило 43 757 человек.¹⁹⁹ Члены «Омакайтсе» участвовали в облавах на оказавших­ся в окружении советских военнослужащих и партизан, арестовывали и передавали немецким властям «подозрительных лиц», несли охрану концлагерей, участвовали в массовых расстрелах евреев и коммуни­стов. Конечно, в определенной мере это было всего лишь желанием выслужиться перед новой властью; как отмечается в одном из доку­ментов «Омакайтсе», «с приближением немецких войск недовольный элемент города (Таллин) стал подымать голову. Это были такие лица, которые во время советской власти перешли в подполье и скрывались от мобилизации, или же по другим различным причинам, предпочита­ли прятаться, отчасти же и такие лица, которые в общем ни в чем не были уличены, но ввиду создавшегося нового положения считали вы­годным выйти на улицу и присоединиться к группам Омакайтсе».²⁰⁰ Не все члены «Омакайтсе» были замешаны в преступлениях, но готов­ность к сотрудничеству с фашистами ими была выражена достаточно ясно.

Помимо «Омакайтсе», немецкими оккупационными властями бы­ли сформированы 26 эстонских батальонов «вспомогательной полиции» общей численностью около 10 тысяч человек.²⁰¹ Поистине страшную славу приобрели эстонские каратели в России и Белорус­сии! Еще около 15 тысяч эстонцев воевали в 20-й эстонской дивизии войск СС.²⁰²

С учётом масштабов сотрудничества эстонцев с нацистами следо­вало ожидать, что после освобождения Эстонии советскими войсками в ней развернутся действительно массовые репрессии. Тем более что на территории республики действовали вооруженные формирования «лесных братьев». Документы НКВД ЭССР свидетельствуют, что актив­ность националистических вооруженных формирований была доста­точно высока:

«Вооруженными бандгруппами и бандодиночками совершаются налеты и теракты.

Деятельность бандитствующих элементов в основном проявляется:

а)  в налетах на здания волисполкомов, конно-прокатных пунктов, на от­дельные совхозы и местные предприятия;

б) в нападениях на конвой и на места временного содержания захваченных бандитов, с целю освобождения их из-под стражи;

в)  в убийствах советско-партийного актива деревни, сельских уполномо­ченных, бойцов истребительных батальонов, участковых уполномоченных милиции и друг. лиц, помогающих органам Советской власти;

д) в убийствах новоземельников, получивших кулацкую землю, инвентарь и скот от Советской власти, в физическом истреблении членов их семей, разорения и уничтожении хозяйства;

г) в налетах с целью овладения оружием и боеприпасами;

е)  в обстрелах из засады и убийствах проезжающих офицеров и бойцов Красной Армии, сотрудников НКВД—НКГБ, других должностных лиц и со­ветских служащих».²⁰³

Только в апреле - августе 1945 года НКВД ЭССР было зарегист­рировано 201 подобное бандпроявление.²⁰⁴ Таким образом, после освобождения  Эстонии  от  немецких оккупантов  перед органами

НКВД-НКГБ республики встали две основные задачи: разоблачение и наказание сотрудничавших с нацистами коллаборационистов, во-первых, и борьба с формированиями «лесных братьев», во-вторых.

Репрессии 1944-1945 годов

Как мы уже видели, авторы «Белой книги» и МартЛаар единодушно утверждают, что в 1944-1945 годах было арестовано около 10 тысяч человек, «половина из которых умерла в течение двух первых тюрем­ных лет». Посмотрим, соответствует ли это утверждение действитель­ности.

Прежде всего обратимся к опубликованной российским истори­ком Олегом Мозохиным статистике репрессивной деятельности орга­нов НКГБ - МГБ. Согласно этим данным, в 1945 году НКГБ ЭССР было арестовано 6569 человек.²⁰⁵

Безусловно, эти данные не являются исчерпывающими. Во-первых, отсутствует информация о количестве арестованных в 1944 году. Во-вторых, приведенные О. Мозохиным данные - результаты деятельности органов НКГБ - МГБ. Однако борьба с бандитизмом (в том числе с формированиями эстонских «лесных братьев») велась ор­ганами НКВД - МВД; естественно, что ее результаты учитывались от­дельно.

Обращение к архивным документам Государственного архива РФ позволяет нам в определенной степени восполнить эти пробелы.

Как видно из таблицы 15, непосредственно после освобождения Эстонии от гитлеровских войск в республике было задержано около 2000 человек. Однако необходимо учитывать, что «задержано» не значит «арестовано». Например, в первом квартале 1945 года НКВД Эстонии был задержан 1991 человек, из которых арестовано - 806, легализовано - 230, передано в военкоматы - 569, в военную про­куратуру - 96, в органы НКГБ и ГУКР «Смерш» - 47 и на фильтрацию в проверочные лагеря - 243.²⁰⁶ Так что численность арестованных в 1944 году без особого риска ошибиться мы можем определить при­мерно в 1000 человек.

Таблица 15. Результаты борьбы с антисоветским подпольем и воо­руженными бандами в ЭССР с 1 октября по 31 декабря 1944 года²⁰⁷

Теперь обратимся к данным о репрессивной деятельности орга­нов НКВД ЭССР. К сожалению, мы не располагаем полной статисти­кой за 1945 год. В обнаруженных нами документах содержатся дан­ные о деятельности НКВД ЭССР лишь с 1 января до 25 августа 1945 года (табл. 16).

Как видим, из 5248 задержанных за восемь месяцев НКВД ЭССР было арестовано лишь 1840 человек (35%). Если эта тенденция со­хранилась до конца года, общее число арестованных в 1945 году можно определить примерно в 2700 человек.

Подведем промежуточные итоги. В 1944 году было арестовано около тысячи человек, в 1945 - 6569 по линии НГКБ и около 2700 по линии НКВД. Всего за 1944-1945 годы - около 10 тысяч человек, как и утверждается в «Белой книге». Однако судьба арестованных в дейст­вительности оказывается гораздо менее трагичной, чем рассказыва­ют в Таллине.

Прежде всего следует разобраться, сколько арестованных было осуждено. Эстонские историки со странным правовым нигилизмом игнорируют этот вопрос, по всей видимости, отождествляя арест и осуждение. Но даже в Советском Союзе 1930-х - 1940-х годов далеко не каждый арестованный становился осужденным.

 ГАРФ. Ф. 9478. Оп. 1. Д. 450. Л. 2.

Таблица 16.    Итоги   агентурно-оперативной  деятельности   органов НКВД ЭССР с 1 января по 25 августа 1945 года²⁰⁸

Обратимся к данным о наличии эстонцев в лагерях и колониях ГУЛАГа (табл. 17).

Таблица 17.    Наличие эстонцев в лагерях и колониях ГУЛАГ, 1944-1947 годы²⁰⁹

С учетом данных о смертности среди заключенных ГУЛАГа (см. табл. 4) мы без труда можем определить число новых заключенных-эстонцев в 1944-1947 годах.

На 1 января 1944 года в системе ГУЛАГа содержалось 4050 эс­тонцев, из них 2933 - в ИТЛ и 1117 - в ИТК. Подавляющее большин­ство из этих заключенных было осуждено еще до войны, а заметная часть - до присоединения Эстонии к СССР. Среднестатистическая смертность заключенных в 1944 году составила 9,2%, то есть из 2933 эстонцев-заключенных ИТЛ умерло около 270 человек, а из 4050 эс­тонцев-заключенных в целом - около 370 человек. Если бы в 1944 году в лагеря ГУЛАГа не поступило новых эстонцев, общая численность эстонцев-заключен-ных ИТЛ составила бы приблизительно 2660 чело­век. Однако по состоянию на 1 января 1945 года в ИТЛ содержалось 2880 эстонцев. Данные о количестве эстонцев в ИТК - на 1 января 1945 года отсутствуют, но мы можем предположить, что баланс между умершими и вновь поступившими в колониях был таким же, как и в лагерях. Следовательно, в 1944 году к заключению в лагерях и коло­ниях было осуждено около 300-350 эстонцев. Необходимо отметить, что эти данные охватывают весь 1944 год. Число эстонцев, осужден­ных после освобождения Эстонии (за последние три месяца 1944 го­да) по всей видимости, не превышало 100 человек.

В 1945 году наблюдается резкий скачок численности эстонцев в системе ГУЛАГа. Если на 1 января в ИТЛ находилось 2880 эстонцев, то на 1 января 1946 года их было уже 9017. С учетом годовой смертно­сти (5,95%) это говорит о том, что к заключению в ИТЛ было осуждено около 6300 эстонцев. Точные данные новых заключенных ИТК отсут­ствуют; однако если предположить, что в ИТК, как и в ИТЛ, общее чис­ло заключенных к 1 января 1945 года осталось примерно на уровне 1 января 1944 года, то получается, что в 1945 году в колонии посту­пило примерно 1200 новых заключенных.

Таким образом, общее число эстонцев, приговоренных к заключению в лагерях и колониях ГУЛАГа в 1944-1945 годах, составляет около 7,5 тысячи человек из 10 тысяч, арестованных в этот период на территории Эстонии.

Точными данными об эстонцах, приговоренных к смертной казни, за этот период мы не располагаем. Однако общесоюзная статистика свидетельствует, что таких было немного. За весь 1944 год в СССР к ВМН было осуждено 3110 человек, 3027 из которых были расстреля­ны, а 83 - повешены. В 1945 году приведено в исполнение 2308

смертных приговоров (2260 - расстрел, 48 - повешение).²¹⁰ Абсурд­но предполагать, что эстонцы составляли значительное число среди казненных; скорее всего, их было не больше 100-200 человек.

Полностью ложным оказывается и другое утверждение эстонских историков - о том, что около половины осужденных умерло в первые два года. На самом деле в 1945 году смертность среди заключенных составила 5,95%, в 1946 - 2,2%, в 1947 - 3,59% (см. табл. 4). Как видим, о 50-процентной смертности говорить не приходится.

Милость к падшим

К сожалению, политика советского руководства в отношении кол­лаборационистов (в частности, прибалтийских) до сих пор не стала предметом специального исторического исследования. Сегодня и в России, и в Прибалтике бытует очень популярный миф о том, что после войны всех сотрудничавших с нацистами ждало жесткое наказание: расстрелы за измену и сибирские лагеря ГУЛАГа. Одни считают такую кару справедливым возмездием, другие - сталинским произволом. Однако на самом деле это - не более чем миф, практически не имеющий связи с реальностью.

Подобный взгляд кажется парадоксальным, однако при обраще­нии к архивным документам он находит полное подтверждение.

Общие принципы репрессий против коллаборационистов были сформулированы в совместной директиве наркомов внутренних дел и госбезопасности СССР № 494/94 от 11 сентября 1943 года.²¹¹ Со­гласно этой директиве аресту органами НКВД-НКГБ подлежали дале­ко не все коллаборационисты. Арестовывались офицеры коллабора­ционистских формирований, те из рядовых, кто участвовал в кара­тельных операциях против мирного населения, перебежчики из Крас­ной Армии, бургомистры, крупные чиновники, агенты гестапо и абве­ра, а также те из сельских старост, кто сотрудничал с немецкой контр­разведкой.

Всех прочих коллаборационистов призывного возраста направля­ли в проверочно-фильтрационные лагеря, где проверяли на тех же условиях, что и вышедших из окружения бойцов Красной Армии и во­еннопленных. Исследования современных российских историков сви­детельствуют, что абсолютное большинство направленных в прове­рочно-фильтрационные лагеря (до девяти из десяти) благополучно проходили проверку и впоследствии направлялись в армию или на работу в промышленность - на равных с большинством граждан воюющего и послевоенного сталинского СССР.²¹² Коллаборационисты же непризывного возраста, согласно директиве от 11 сентября 1943 года освобождались - хоть и оставаясь под наблюдением органов НКГБ.

Решение, принятое Кремлем в отношении коллаборационистов, сегодня может показаться невероятным. Рядовые коллаборациони­сты, коль скоро они не были замешаны в преступлениях против мир­ных жителей, по своему статусу оказывались приравненными к вы­шедшим из окружения или освобожденным из плена красноармей­цам! Однако парадоксальным это решение кажется лишь для нас. В Кремле хорошо знали, что в условиях нацистского оккупационного режима вступление в коллаборационистские формирования было за­частую лишь средством выживания как для советских военнопленных, так и для местных жителей. И именно с учетом этой вынужденности поступления на немецкую службу рядовым коллаборационистам было фактически даровано прощение.

Отношение к прибалтийским коллаборационистам не отличалось от отношения к коллаборационистам в целом (хотя в данном случае о вынужденности сотрудничества с нацистами, как правило, говорить не приходилось). Документы свидетельствуют, что при освобождении прибалтийских республик органами НКВД-НКГБ арестовывались пре­имущественно офицеры и те из коллаборационистов, кто совершал преступления против мирных граждан. Последних, впрочем, среди прибалтийских коллаборационистов было достаточно много.

Обратимся к уже называвшимся нами цифрам. Согласно храня­щимся в Государственном архиве РФ данным, с 1 октября по 31 де­кабря 1944 года органами НКВД ЭССР было задержано 356 «лесных братьев», членов «Омакайтсе» и полицейских, 620 военнослужащих немецкой армии и 161 бывший красноармеец, сражавшийся на сто­роне немцев.²¹³ С 1 января по 25 августа 1945 года НКВД ЭССР было задержано 1083 человека, служивших в немецкой армии и активных членов «Омакайтсе», а также 264 «других пособников и ставленников врага».²¹⁴ По линии НКГБ ЭССР в 1945 году было арестовано 6569 человек²¹⁵, о количестве коллаборационистов среди которых прихо­дится лишь догадываться.

Таким образом, в целом аресту была подвергнута лишь малая часть служивших в коллаборационистских формированиях - в полном соответствии с директивой от 11 сентября 1943 года.

Однако кроме коллаборационистов, оставшихся на освобожден­ной советскими войсками территории, были и те, кто ушел вместе с немцами. После войны часть из них осталась на Западе; другие были репатриированы обратно в СССР.

Отношение Кремля к репатриированным коллаборационистам было более жестким, чем к оставшимся на освобожденной террито­рии. Уход с немцами сам по себе свидетельствовал о враждебности этой категории. Несмотря на это, от масштабных репрессий советское руководство опять-таки воздержалось. Офицеры коллаборационист­ских формирований, естественно, арестовывались; а не замешанные в военных преступлениях рядовые были направлены на шестилетнее спецпоселение в отдаленные районы страны.²¹⁶

Первоначально к репатриантам-прибалтам относились так же, как и ко всем остальным. Однако уже в марте 1946 года этот подход был изменен. Сначала привилегии получили гражданские репатриирован­ные прибалты. Дело в том, что гражданские репатрианты также прохо­дили проверку, после которой направлялись либо к месту жительства, либо (мужчины призывного возраста) в армию и рабочие батальоны. Однако для прибалтов этот принцип был изменен. Согласно директиве наркома внутренних дел № 54 от 3 марта 1946 года, благополучно прошедшие проверку эстонцы, латыши и литовцы направлялись к мес­ту жительства.²¹⁷ В армию и рабочие батальоны их не брали. Директи­ва не распространялась на репатриированных прибалтийских колла­борационистов, которые должны были направляться на спецпоселе­ние. Однако в скором времени отпущены были и они.

Согласно постановлению Совета Министров СССР от 13 апреля 1946 года, репатриированные литовцы, латыши и эстонцы, служив­шие по мобилизации в немецкой армии, легионах и полиции в качест­ве рядовых и младшего командного состава, были освобождены от отправки на шестилетнее спецпоселение - и из проверочно-фильтрационных и исправительно-трудовых лагерей подлежали возвращению в Прибалтику.²¹⁸

В Центральном архиве ФСБ хранится директива МВД СССР № 00336 от 19 апреля 1946 года, позволяющая понять, как проходил процесс освобождения коллаборационистов. Согласно этому докумен­ту, репатриированные прибалтийские коллаборационисты призывного возраста направлялись на работу в промышленность Латвии, Литвы и Эстонии до тех пор, пока из Красной Армии не будут демобилизованы их сверстники. Коллаборационисты непризывного возраста сразу же направлялись к месту жительства своих семей.²¹⁹ Таким образом вместо того, чтобы направиться на шестилетнее спецпосление в отда­ленные районы страны, репатриированные коллаборационисты-прибалты вернулись на родину. При этом в Прибалтику возвращались не только рядовые, но и офицеры; 13 июля 1946 года специальное распоряжение на этот счет отдал замминистра внутренних дел гене­рал-лейтенант Рясной.²²⁰ А менее чем через год, 12 июня 1947 года, Совет Министров СССР принял постановление, которое с некоторыми оговорками распространяло действие постановления от 13 апреля 1946 года на лиц других национальностей (кроме немцев), являвших­ся уроженцами и постоянными жителями Литвы, Латвии и Эстонии.²²¹

Подведем итоги. После освобождения Прибалтики от нацистов ор­ганами НКВД-НКГБ арестовывались лишь офицеры коллаборациони­стских формирований, крупные чиновники организованной оккупан­тами администрации, а также те, кто был замешан в преступлениях против мирного населения. Все остальные были фактически амнисти­рованы. Еще больше повезло тем прибалтийским коллаборациони­стам, кто убежал с немцами, а потом был репатриирован обратно в СССР - среди них были арестованы лишь замешанные в преступлени­ях против человечности, а все прочие, включая офицеров, были воз­вращены на родину. Привилегиями по сравнению с остальными ре­патриированными пользовались и гражданские из прибалтийских республик: после проверки они отправлялись на родину; в армию и рабочие батальоны их не призывали.

Все эти факты заставляют серьезно усомниться в адекватности выстроенной современными прибалтийскими историками картины репрессий 1944-1946 годов. Нам рассказывают, что «вторая совет­ская оккупация» ознаменовалась массовыми  репрессиями, что в прибалтийских республиках был устроен настоящий геноцид, причем заранее запланированный. Однако, как мы видим, документы свиде­тельствуют об ином.

Документы свидетельствуют, что у Кремля не было ни намерения, ни желания устраивать в Прибалтике геноцид. Напротив, в отношении прибалтийских коллаборационистов проводилась существенно более мягкая политика, чем в отношении прочих пособников врага. Однако в современном Таллине (как, впрочем, и в Риге, и в Вильнюсе) об этом не вспоминают, предпочитая рассказывать мифы о страшном «советском терроре».

Репрессии 1946-1953 годов

Несмотря на мягкость советской репрессивной политики на тер­ритории Эстонии после войны продолжали действовать формирования «лесных братьев» и антисоветское подполье. Только за два с полови­ной года (с октября 1944-го по январь 1947 года) «лесными братья­ми» было убито не менее 544 человек, 456 из которых были граждан­скими лицами (табл. 18). Это ясно свидетельствует о том, что деятель­ность «лесных братьев» была направлена не столько против «оккупа­ционных властей», сколько против собственных сограждан, поддержи­вавших советскую власть.

Таблица 18.    Численность убитых в ходе бандпроявлений на террито­рии ЭССР, октябрь 1944-го - январь 1947 года²²²

222 ГАРФ. Ф. 9478. Оп. 1. Д. 764. Л. 31-32. По всей видимости, данные по 1944-1945 гг. не полные.

Естественно, что органы НКВД - НКГБ Эстонской ССР продолжали борьбу с «лесными братьями» - равно как и выявление нацистских преступников. В 1946 году органами внутренних дел Эстонской ССР было арестовано 573 представителя антисоветских элементов («лес­ных братьев», членов националистических организаций и нацистских пособников) и 314 грабителей и дезертиров. Документы свидетельст­вуют, что деятельность НКВД ЭССР была дифференцированной; значи­тельное число участников националистических формирований, дезер­тиров, немецких пособников легализовывалось и не несло наказания.

В общей сложности из 3987 человек, задержанных в 1946 году НКВД ЭССР, аресту подверглись всего 887 человек (22%), а 2825 человек (71%) было легализовано (табл. 19-20).

Таблица 19.    Результаты борьбы НКВД ЭССР с антисоветским на­ционалистическим подпольем, 1946 год²²³

 ГАРФ. Ф. 9478. Оп. 1. Д. 764. Л. 28.

Таблица 20.    Результаты борьбы НКВД ЭССР с бандитизмом и дезертирством, 1946 год²²⁴

Приведенные в таблицах данные характеризуют деятельность НКВД ЭССР. В свою очередь, органами НКГБ ЭССР в 1946 году было арестовано 690 человек.²²⁵ Таким образом, в целом по Эстонии в 1946 году было арестовано 1577 человек - в шесть раз меньше, чем в предыдущем году. Это подтверждается и статистикой движения за­ключенных в системе ГУЛАГа; за 1946 год численность эстонцев в ла­герях и колониях увеличилась примерно на 1,5 тысячи человек.²²⁶

Репрессии 1947-1953 годов по линии НКГБ ЭССР характеризуют­ся данными, приведенными в табл. 21.

Данные о деятельности НКВД ЭССР за аналогичный период, к со­жалению, не выявлены. Известно только, что в 1948-м - первой поло­вине 1949 года было арестовано 938 членов антисоветских органи­заций, банформирований и их пособников.²²⁷

Таблица 21. Статистика репрессивной деятельности НГКБ-МГБ на территории ЭССР и по отношению к гражданам эстон­ской национальности, 1947-1953 годы²²⁸

Впрочем, данные о численности эстонцев в системе ГУЛАГа позволяют сделать некоторые оценки о репрес-сиях по линии НКВД ЭССР. С 1 января 1947-го по 1 января 1951 года численность эстонцев в лагерях ГУЛАГа увеличилась с 10 241 человека до 18 185 человек. В целом по лагерям и колониям ГУЛАГа за это время численность эстонцев увеличилась с 14-15 тысяч до 24 618 человек.²²⁹ Таким образом, с учетом смертности число заключенных эстонцев увеличилось примерно на 9-10 тысяч человек, из которых около 6 тысяч было арестовано (и затем осуждено) органами НКГБ. Таким образом, соотношение между осужденными по линии НГКБ -МГБ и НКВД - МВД ЭССР - приблизительно два к одному. Однако в 1950-х годах это соотношение должно было измениться в пользу органов МГБ - в связи с завершением деятельности «лесных братьев».

Общее число арестованных по Эстонии в 1947-1953 годах мож­но определить примерно в 11-12 тысяч, а в целом за 1946-1953 гг. - примерно в 12-13 тысяч. При этом большая часть арестованных была осуждена. Смертность среди заключенных в системе ГУЛАГа за этот период составила около 14% в целом (см. табл. 4).

Депортация 1949 года

Описывая проведенную в марте 1949 года депортацию из Эсто­нии, эстонские историки прибегают к привычным подлогам: завыша­ют численность людей, намеченных к выселению, приводят неадек­ватные сведения о составе депортированных, завышают численность погибших в ссылке и называют депортацию геноцидом.

«25 марта 1949 года в балтийских государствах была проведена вторая массовая депортация, - читаем мы в «Белой книге». - Из Эсто­нии, в соответствии с секретной директивой Советского правительства № 390-138 от 29 января 1945 года, навечно в Сибирь было отправ­лено, предположительно, 20 072 человека - главным образом, жен­щины, дети и старики с хуторов, так как почти все мужчины уже были репрессированы… Общая численность жертв мартовской депортации составляет 32 536, в том числе 10 331 человек так называемых не депортированных, но оставшихся без дома, существующих на птичьих правах и живущих в условиях постоянного преследования со стороны КГБ. В принудительной ссылке в Сибири в период 1949-1958 годов умерло 2896 человек».²³⁰

Март Лаар, как обычно, рисует произошедшее в еще более чер­ных тонах: «В ходе операции "Прибой", которая началась ранним ут­ром 25 марта, в течение двух дней из Эстонии было вывезено и раз­мещено в глубинных областях Сибири около 3% тогдашнего населения Эстонии, большинство из них составляли пожилые, женщины и дети. Если людей, включенных в список, не удавалось доставить, брали с собой первых встретившихся. Людей, приговоренных к высылке, пре­следовали при помощи специально обученных собак… По имеющимся данным, количество депортированных достигло 20 702 человек, по дороге в Сибирь и другие поселения из них умерло около 3000 чело­век. Однако большая часть людей, включенных в список подлежащих высылке, сумела спрятаться. Всего из людей, оформленных на пере­селение, осталась невысланной 2161 семья, то есть 5719 человек. Многие из оставшихся невысланными оказались на нелегальном по­ложении и преследовались органами госбезопасности, большинство были убиты или арестованы в результате облав в последующие го­ды».²³¹

Прежде всего обратим внимание на противоречия между утверждениями Лаара и авторов «Белой книги». В «Белой книге» утверждается, что общее число депортированных - 20 072 человека, а Лаар пишет о 20 702 депортированных. Судя по всему, в «Белой книге» имеет место опечатка; по крайней мере, автор цитируемого раздела «Белой книги» Айги Рахи в одной из своих статей приводит те же циф­ры, что и Лаар - 20 702 депортированных.²³²

Еще одной опечаткой обусловлена датировка постановления Со­вета Министров СССР № 390-138; этот документ датируется не 29 января 1945 года, а 29 января 1949 года.²³³ А вот последующие рас­хождения объяснить опечатками нельзя.

В «Белой книге» утверждается, что 2896 человек умерло на посе­лении с 1949-го по 1958 год, а М. Лаар утверждает, что уже во время перевозки умерло около 3000 человек. У Лаара мы читаем, что де­портации избежало 5719 человек, а в «Белой книге» приводится зна­чительно большее число - 10 331 человек. Понять, насколько все эти утверждения соответствуют действительности, можно только обратив­шись к документам.

Ключевой документ о депортации 1949 года - докладная записка уполномоченного МВД СССР В. Рогатина заместителю министра внут­ренних дел СССР В. Рясному «О проведении переселения из ЭССР», датируемая 31 марта 1949 года.

Эстонские историки не могут сетовать на недоступность этого до­кумента: впервые выдержки из него были опубликованы в двухтомни­ке Г. Саббо «Невозможно молчать», изданном в 1996 году в Таллине.

В связи с важностью этого документа позволим себе обширную цитату.

«Операция по выселению кулаков, бандитов, националистов и их семей была начата органами МГБ на периферии с 6-ти часов утра, а по городу Таллин с 4-х часов утра 25 марта 1949 г.

Поступление на пункты погрузки контингента выселенцев в первое время, за исключением гор. Таллин, протекало медленно, и операция, намеченная к проведению в течение 25 марта 1945 г., затянулась до поздней ночи с 28 на 29 марта с. г.

Отправление эшелонов началось во второй половине дня 26 марта 1949 года, и последний эшелон убыл в 21 час. 10 мин. 29 марта 1949 года, от­правка эшелонов производилась по указаниям оперативного руководства МГБ, при этом первые эшелоны убывали со значительной недогрузкой вы­селенцев и количеств вагонов против намеченного по плану. Последние эшелоны фактически ушли сборными, собирая в пунктах погрузки допол­нительно загруженные переселенцами вагоны…

По плану МГБ ЭССР ориентировочно из Эстонии подлежало к выселению 7540 семей, с общим количеством 22 326 чел. По предварительным дан­ным, 19-ю эшелонами вывезено 7488 семей, в количестве 20 535 человек, в том числе мужчин - 4579, или 22,3% от общего количества, женщин -9890, или 48,2%, и детей - 6066, или 29,5%.

Процесс приема выселенцев в эшелоны протекал нормально и производил­ся на основании посемейных карточек. Имущество выселенцев принима­лось беспрепятственно и в рамках норм, установленных инструкцией. Од­нако ряд семей и одиночек, особенно из городских местностей, прибывали с весьма незначительным багажом или вовсе без такового.

Имели место случаи отказа в приеме в эшелоны из-за неправильного со­ставления посемейных карточек, ошибочно привезенных и не подлежав­ших выселению, по причине тяжелой болезни, беременности на последнем месяце.

В момент погрузки в эшелон № 97307 на станции Кейла 27 марта 1949 года имел место побег двух выселенцев. Один из них был тут же задер­жан. Другому удалось скрыться, меры к розыску приняты.

Недостатком в работе являлось то, что в состав эшелонов прибывали люди, по состоянию здоровья больные. Медперсонал эшелонов в Москве был обеспечен недостаточно медикаментами, в связи с чем начальникам эшелонов было предложено приобретать в пути следования необходимые дополнительные медикаменты при содействии местных органов МВД и МГБ.

За период операции с 25 по 29 марта 1949 года существенных нарушений общественного порядка и уголовных проявлений в Республике зафиксиро­вано не было. Однако имели место ряд проявлений политического и дивер­сионного характера…

В процессе операции, погрузки и отправки эшелонов от руководства МГБ каких-либо претензий к МВД не поступало. Наоборот, по общему отзыву, привлеченные к участию в операции силы МВД оказали МГБ ЭССР значи­тельную помощь и проявили себя достаточно выдержанно и дисциплинировано.»

Сравнение приведенных в докладной Рогатина данных с утверждениями эстонских историков позволяет выявить целый комплекс фальсификаций.

По непонятной причине Март Лаар утверждает, что депортация была проведена за два дня. Но на самом деле на эту операцию ушло четыре дня, о чем ясно пишет Рогатин: «операция, намеченная к проведению в течение 25 марта 1949 г., затянулась до поздней ночи с 28 на 29 марта с.г. Отправление эшелонов началось во второй половине дня 26 марта 1949 года, и последний эшелон убыл в 21 час. 10 мин. 29 марта 1949 года». Зачем Лаару понадобилось это искажение, не­понятно.

А вот причины, по которым эстонские историки искажают числен­ность депортированных, объяснять не надо. В «Белой книге» утвержда­ется, что к депортации было намечено 32,5 тысячи человек, Лаар пи­шет о 26,5 тысячах (20 702 депортированных + 5719 человек, ос­тавшихся не высланными). Оба этих утверждения являются ложными. В докладной Рогатина мы читаем: «По плану МГБ ЭССР ориентировоч­но из Эстонии подлежало выселению 7540 семей, с общим количест­вом 22 326 человек». Данные докладной Рогатина подтверждаются документами, хранящимися в Центральном архиве ФСБ. Вот справка, подготовленная сотрудниками МГБ ЭССР непосредственно перед де­портацией:

«По состоянию на 15 марта с.г. выявлено подлежащих выселению 7500 семей в количестве 22 326 чел., из них:

семей кулаков — 3077, численностью — 9846 чел., семей бандитов и нацио­налистов - 4423, численностью 12 440 чел».²³⁵

Таким образом, Лаар завышает количество подлежавших депор­тации примерно на 4 тысячи человек, а авторы «Белой книги» - и во­все на 10 тысяч.

Соответственно оказывается завышенным и число людей, подле­жавших депортации, но не высланных. Согласно «Белой книге» тако­вых было 10 331 человек; Март Лаар называет цифру 5719 человек. Однако на самом деле при плановом задании в 22 326 человек было депортировано 20 535 человек, то есть высылки избежало менее двух тысяч. При этом число семей, намеченных к депортации (7540), не­значительно отличается от числа реально депортированных семей (7488). А Лаар заявляет, что высылки якобы избежала 2161 семья.

Лаар утверждает, что в ходе депортации было вывезено «около 3% тогдашнего населения Эстонии». Это утверждение является просто-напросто абсурдным - ведь если 3% - это 20 702 человека, то 100% - это 690 тысяч человек. Однако, согласно данным демографа из Тартуского университета Эне-Маргит Тийт, в 1945 году в Эстонии проживало 854 тысячи человек, а в 1950-м - почти 1,1 миллиона человек.²³⁶ Таким образом, соотношение числа депортированных к об­щему числу граждан Эстонии составляло около 2%.

Не соответствует действительности и утверждение «Белой книги», согласно которому депортации подвергались «главным образом, жен­щины, дети и старики с хуторов, так как почти все мужчины уже были репрессированы…» Мы уже рассмотрели статистику арестов граждан Эстонии органами НКВД - МВД и НКГБ - МГБ; она опровергает заяв­ления о том, что «почти все мужчины уже были репрессированы». На самом деле, как следует из приведенной выше докладной Рогатина, в ходе мартовской депортации из Эстонии было выслано «мужчин -4579, или 22,3% к общему количеству, женщин - 9890, или 48,2%, и детей - 6066, или 29,5%».

Полностью ложным является утверждение Лаара о том, что «если людей, включенных в список, не удавалось доставить, брали с собой первых встретившихся». Из докладной Рогатина хорошо видно, что при погрузке депортируемых эшелонов охрана обязательно проверяла документы, на основе которых проводилось выселение конкретных лиц («посемейные карточки»). При этом «имели место случаи отказа в приеме в эшелоны из-за неправильного составления посемейных карточек, ошибочно привезенных и не подлежавших выселению, по причине тяжелой болезни, беременности на последнем месяце». Ин­формация Рогатина находит полное подтверждение в докладной за­писке министра внутренних дел ЭССР генерал-майора Резева от 18 апреля 1949 года: «Во многих случаях, по требованию начальников эшелонов и пунктов погрузки от МВД, посемейные карточки уточня­лись и пересоставлялись в комендатурах МГБ, отдельные семьи воз­вращались на местожительство. С эшелона № 97306 уже в пути было снято 4 человека, ошибочно изъятые МГБ и не подлежащие выселе­нию».²³⁷

Следует отметить, что сотрудники НКВД и НКГБ ЭССР действовали в полном соответствии с «Инструкцией» о проведении депортации. В этом документе было четко оговорено: «Выселение кулаков и их семей производится на основании списков, утвержденных Советом Минист­ров республики… Никаких пометок и исправлений в списках, получен­ных из Совета Министров, не допускается».²³⁸

Не соответствуют действительности утверждения о смерти в пути 3000 человек. Подобной смертности, как мы помним, не было даже во время июньской депортации 1941 года - а ведь депортация 1949 года проводилась гораздо «деликатнее». Если депортация 1941 года проводилась за один день, то депортация 1949 года - за четыре. В 1941 году депортированным было разрешено брать с собой 100 кг груза на человека. В 1949-м каждая семья могла увезти с собой 1500 кг.²³⁹ В 1941-м вопрос о размещении депортируемых на месте ссыл­ки был практически не решен, а депортации 1949-го предшествовала длительная переписка центрального аппарата МВД СССР с территори­альными УМВД, в ходе которых выяснялось, сколько какая область может принять и трудоустроить спецпоселенцев.²⁴⁰ Наконец, в 1941 году около трети депортированных (главы семей) было арестовано и направлено в лагеря; в 1949-м арестов и разделения семей не было.

Сомнительной является и информация «Белой книги» о смерти 2896 спецпоселенцев с 1949-го по 1958 год. Согласно данным МВД СССР, к 1 января 1953 года на учете состояло 19 520 спецпоселен­цев, высланных из Эстонии в 1949 году (табл. 22).

Таблица 22.    Соотношение   депортированных 1949-1953 годы²⁴¹и   спецпоселенцев,

Как видим, разница между численностью депортированных в 1949 году и находившихся на поселении к 1 января 1953 года со­ставляет около тысячи человек. Между тем именно на первые годы спецпоселения приходилась наиболее высокая смертность. После того как спецпереселенцы обустраивались на новом месте, смертность сокращалась, а рождаемость повышалась. Документы свидетельству­ют, что у эстонцев, депортированных в 1949 году рождаемость начала превышать смертность уже в начале 1950-х годов, о чем ясно свиде­тельствуют документы (табл. 23).

Таблица 23.   Депортированные из Эстонии в 1949 году на спецпо­селении, 1953-1954 годы²⁴²

Таким образом, утверждения о смерти на спецпоселении 2896 эстонцев противоречат имеющимся архивным данным. Кроме того, остается открытым вопрос о естественной смертности среди депорти­рованных за десять лет.

Последняя тема, которую необходимо рассмотреть в связи с де­портаций 1949 года, - какие задачи решала эта репрессивная акция. Март Лаар совершенно справедливо пишет, что основной целью де­портации был подрыв социальной базы «лесных братьев», продолжав­ших действовать на территории Прибалтики вообще и Эстонии в част­ности.²⁴³ Об этом прямо говорилось в документах МВД - МГБ: «Поста­новлением Совета Министров СССР № 390-138сс от 29 января 1949 года на МГБ СССР возложено выселение с территории Литовской, Лат­вийской и Эстонской ССР кулаков с семьями, семей бандитов, нацио­налистов, находящихся на нелегальном положении, членов семей уби­тых при вооруженных столкновениях и осужденных, легализовавшихся бандитов, продолжающих вести вражескую деятельность, и их семей, а также семей репрессированных пособников бандитов».²⁴⁴

Дело в том, что, несмотря на активную деятельность органов НКВД - НКГБ, в 1946-1949 годах активность эстонских «лесных братьев» оставалась на довольно высоком уровне. В период с января по август 1945 года в Эстонии был арестован 961 бандит и бандпо-собник, в 1946 году - 543.²⁴⁵ За 1947 год данных нет, однако в 1948 году количество арестованных эстонских «лесных братьев» и их пособ­ников превысило уровень 1946 года, составив 568 чел.²⁴⁶ Это озна-

чало, что «лесные братья» продолжали убивать советских работников, милиционеров и мирных граждан. Такое положение вещей, естест­венно, не могло устраивать Москву; депортация 1949 года стала жест­кой мерой по борьбе с националистическим вооруженным подпольем в Эстонии. Безусловно, при этом пострадали невинные люди; с другой стороны, как признают эстонские историки, после депортации дея­тельность «лесных братьев» пошла на убыль.²⁴⁷

Выводы

Изучение документов советской репрессивной политики в Эсто­нии в 1944-1953 годах позволяет сделать вывод о несостоятельности заявлений эстонских историков и политиков о «геноциде», якобы про­водившемся в это время.

Политика руководства СССР в послевоенной Эстонии была рацио­нально мотивирована условиями времени и даже «щадяща» - осо­бенно на фоне массового и активного сотрудничества эстонцев с на­цистскими оккупационными властями. Репрессиям и арестам подвер­гались лишь те, кто во время войны принимал участие в организован­ном нацистами уничтожении мирного населения оккупированных со­ветских земель, те, кто после освобождения Эстонии вел вооруженную борьбу против советской власти, а также их пособники.

По данным эстонских историков, в целом органами МГБ и МВД ЭССР было уничтожено около 3000 «лесных братьев».²⁴⁸ Возможно, эта цифра завышена, однако очевидно, что борьба с вооруженными бандами и их пособниками была рациональной, как любая борьба с террористическим подпольем.

Всего с 1944-го по 1953 год органами внутренних дел и госбезо­пасности Эстонской ССР было арестовано около 22-23 тысяч чело­век, большая часть из которых была приговорена к заключению в ла­геря и колонии ГУЛАГа. Утверждения эстонских историков о том, что арестованных было от 30 до 53 тысяч, противоречат архивным дан­ным и являются ложными.

Кроме того, в рамках борьбы с вооруженным националистиче­ским подпольем в марте 1949 года советскими властями была прове­дена массовая депортация, в ходе которой в отдаленные районы СССР на поселение было выслано около 20,5 тысячи человек. Эта дос­таточно жесткая операция подорвала социальную базу «лесных братьев» и способствовала прекращению развернутого ими террора против поддерживавших советскую власть эстонцев.

В отличие от периода 1941-1944 годов, смертность среди заклю­ченных системы ГУЛАГа и спецпоселенцев находилась на низком уровне. После отбытия заключения большинство осужденных в 1944-1953 годах эстонцев было освобождено. Освобождены были и нахо­дившиеся на спецпоселении депортированные.

Таким образом, репрессии 1944-1953 годов затронули около 5-6% населения Эстонии, причем бóльшая часть репрессированных впоследствии благополучно вернулась на родину. Утверждать, что в послевоенной Эстонии имел место геноцид, абсолютно неверно.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В течение пятнадцати лет в Таллине и Тарту был издан ряд работ о «советской оккупации», переведенных на английский и русский языки. На основании этих работ эстонские политики выдвигают претензии к России, рассказывают граду и миру о якобы устроенном Советским Союзом геноциде прибалтийских народов. Европарламент и Конгресс США принимают резолюции, осуждающие «советскую оккупацию» При­балтики в целом и Эстонии в частности.

Проблема заключается в том, что эстонские экспортные работы о «советской оккупации» не могут быть названы научными в точном смысле этого слова. Эстонские историки используют наработки нацист­ской пропаганды времен Второй мировой войны в качестве достовер­ных источников, игнорируют данные документов НКВД - МГБ СССР, не предлагая никаких иных, сопоставимых с ними по источниковедческо­му, архивному качеству, жонглируют цифрами и даже идут на явные фальсификации. Все это естественно для работ примитивных пропаган­дистов, однако с точки зрения элементарной научной порядочности подобные методы исследования не могут быть оправданы.

Наиболее масштабно искажается период так называемой «первой советской оккупации» (с июня 1940-го до осени 1941 года). Официаль­ная версия, настойчиво продвигаемая эстонскими историками и поли­тиками на международной арене, гласит, что после присоединения Эс­тонии к Советскому Союзу в республике немедленно был развернут беспричинный массовый террор. Именно этим, говорят нам из Талли­на, объясняется то, что эстонцы радостно встречали немецкие войска и более чем активно участвовали в истреблении эстонских евреев и ка­рательных операциях на всей оккупированной советской территории -от Ленинградской области на севере до Сталинградской на юге.

Вот что пишет в книге с характерным названием «Красный террор» один из главных эстонских историков Март Лаар: «Общие потери эстон­ского населения в результате советской оккупации 1940-1941 годов достигли 52 750 человек. Это оставило неизгладимый след в памяти эстонского народа. Во многом именно из-за пережитого в 1940-1941 годах эстонцы с отчаянной храбростью воевали в 1944 году в рядах Германской Армии».²⁴⁹ Детальное рассмотрение проблемы свидетель­ствует о ложности приведенных данных.

Эстонские историки, например, утверждают, что с июня 1940-го по начало июня 1941 года было арестовано от 7 до 8 тысяч граждан Эстонской Республики, 1850 или 1950 из которых было расстреляно, а большинство оставшихся умерло в советских лагерях. В Таллине предпочитают умалчивать о том, что первоисточником этих цифр являются «данные» немецкой пропаганды. Документы и статистика деятельности органов НКВД свидетельствуют об ином. На самом деле в рассматри­ваемый период в Эстонии было расстреляно 184 человека. К различ­ным срокам заключения в лагерях и колониях были осуждены не более полутора, а скорее всего, - около одной тысячи человек, среди которых было немало русских (хотя эстонцы, естественно, составляли бóльшую часть). Репрессии не были направлены против какой бы то ни было на­циональности; в целом репрессиям подверглось около 0,1% населения республики.

При описании июньской депортации 1941 года эстонские историки также прибегают к прямым искажениям. Не соответствуют действи­тельности утверждения о том, что количество депортированных состави­ло более 10 тысяч человек, что под угрозой депортации находилась зна­чительная часть граждан Эстонии, что депортация сопровождалась рас­стрелами и массовой гибелью депортируемых во время перевозки. Не соответствуют действительности и приводимые в «экспортных историях» данные о числе депортированных, умерших в период с 1941-го по 1956 год.

На самом деле в ходе июньской депортации из Эстонии было вы­слано 9156 человек, 3178 из которых были арестованы и отправлены в лагеря, а 5978 - на поселения в отдаленные районы СССР. Общая смертность среди этих людей была существенно ниже выдаваемых эс­тонскими историками оценок, однако достаточно высокой (хотя и не­редкой для условий воюющих и голодающих стран, во всяком случае этот уровень смертности не был избирательным или «специальным» для депортированных эстонцев). В общей сложности за пятнадцать лет (с 1941-го по 1956 год) умерло около 2 тысяч заключенных. Точными данными о смертности среди ссыльных за этот период, мы к сожале­нию, не располагаем, однако, по всей видимости, число умерших не превышало 2 тысяч.

Итак, описание эстонскими историками советских репрессий в Эстонии в начале войны практически полностью базируется на «данных» нацистских пропагандистов, причем одни и те же цифры эстонские ис­торики сначала выдают за количество жертв всей «первой советской оккупации», а затем - за количество жертв военного времени. В каче­стве «репрессии» по непонятным причинам ими рассматриваются даже проводившиеся перед приходом немецких войск мобилизация и эва­куация из Эстонии.

Недостаточность источниковой базы не дает нам возможности при­вести точные данные о советских репрессиях в Эстонии в начале вой­ны. Однако даже имеющаяся информация противоречит «данным» эс­тонских историков. На самом деле в июне - октябре 1941 года совет­скими военными трибуналами было вынесено от 240 до 320 смертных приговоров. Кроме этого при приближении немецких войск в эстонских тюрьмах было расстреляно 226 заключенных, содержавшихся там по обвинению в антисоветской деятельности. Около 300 граждан Эстонии было осуждено к заключению в лагеря и колонии ГУЛАГа, а от 550 до 1000 боевиков антисоветских формирований «лесных братьев» уничто­жено в ходе боевых действий.

Таким образом, в результате «первой советской оккупации» в Эсто­нии было расстреляно 650-700 человек (в том числе 226 в тюрьмах при приближении немецких войск), около 4,6 тысячи граждан Эстонии были направлены в лагеря и колонии ГУЛАГа, а около 6 тысяч - на по­селения в отдаленные районы страны. Из числа арестованных и вы­сланных впоследствии умерло в общей сложности около 5 тысяч чело­век, что, впрочем, обусловливалось не злодейской политикой Кремля, а лишениями военных лет, от которых страдало все население Советского Союза. Кроме того, в начале войны было уничтожено около тысячи боевиков из вооруженных формирований «лесных братьев». В целом репрессии периода «первой советской оккупации» затронули около 1-1,5% населения Эстонии; они не могут быть названы массовыми и в значительной степени являются более или менее рационально мотиви­рованными репрессиями военного времени, не являющимися собст­венными изобретениями ни сталинского режима, ни союзников СССР по антигитлеровской коалиции. Отождествление этих репрессий с гено­цидом невозможно.

Репрессии периода «второй советской оккупации» эстонские исто­рики описывают менее подробно. Однако и тут в ход идут прямые фаль­сификации. Утверждения эстонских историков и политиков о том, что после освобождения Эстонии в республике был развернут массовый террор против населения, не соответствуют действительности. По дан­ным эстонских историков, в целом органами МГБ и МВД ЭССР было уничтожено около 3 тысяч «лесных братьев».²⁵⁰ Всего с 1944-го по 1953 год органами внутренних дел и госбезопасности Эстонской ССР аресто­вано около 22-23 тысяч человек, большая часть из которых была осуж­дена к заключению в лагеря и колонии ГУЛАГа. Утверждения эстонских историков о том, что арестованных было от 30 до 53 тысяч, противоре­чат архивным данным и являются ложными.

Кроме того, в рамках борьбы с вооруженным националистическим подпольем в марте 1949 года советскими властями была проведена массовая депортация, в ходе которой в отдаленные районы СССР на поселение было выслано около 20,5 тысячи человек. Эта достаточно жесткая операция подорвала социальную базу «лесных братьев» и спо­собствовала прекращению развернутого ими террора против поддер­живавших советскую власть эстонцев. Заявления эстонских историков о том, что жертвами депортации стало около 32,5 тысячи человек, не со­ответствуют действительности.

Таким образом, репрессии 1944-1953 годов затронули около 5-6% населения Эстонии, причем бóльшая часть репрессированных впо­следствии вернулась на родину.

В «Белой книге» приводится таблица примерных «потерь населения в Эстонии», на основании которой планируется предъявлять финансо­вые и политические претензии к России. В табл. 24 проведено сравне­ние этих «данных» с реальными.

Как видим, приводимые в «Белой книге» сведения не соответст­вуют действительности.

Однако эстонские политики не удовлетворяются даже этими за­вышенными цифрами. Не так давно чрезвычайный и полномочный посол Эстонии в РФ госпожа Марина Кальюранд заявила, что «во время советской оккупации 1940-1941 годов в Эстонии погибло 60 тысяч человек… И, по данным историков, в период с 1944 года погиб­ло более 100 тысяч человек».²⁵¹ Излишне напоминать, что приведен­ные послом Эстонии цифры не имеют ничего общего с исторической правдой - как, впрочем, и данные эстонских «экспортных историй».

Основанный на архивных документах анализ «экспортных исто­рий» показывает, что рассказы историков и политиков Таллина о «со­ветском геноциде» - не более чем миф.

Но в исторической науке мифам нет места.

Таблица 24.    Сопоставление «данных» «Белой книги» с архивными документами*

«Первая советская оккупация»

«Вторая советская оккупация»

Данные, приведенные в таблице, являются примерными. В общее число арестованных во время «первой советской оккупации» не включены аре­стованные в ходе июньской депортации 1941 года; они учтены в категории «Депортировано».