Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23-31 декабря 1940 г.

Бой стрелковой дивизии в наступлении и в обороне

 

Доклад генерал-инспектора пехоты генерал-лейтенанта А. К. СМИРНОВА

 

Товарищ Народный комиссар обороны, я начну свой доклад с изложения ведения оборонительного боя.

Суммируя выводы, сделанные до меня всеми основными докладчиками и выступающими товарищами в прениях по наступательной операции, должен сказать, что они заключаются в следующем.

Современные средства подавления — танки, артиллерия, авиация — дают наступающему возможность атаковать обороняющегося на всю глубину его тактической обороны, а с вводом в прорыв танковых соединений — атаковать и оперативные резервы, которые могут быть до этого на подходе к угрожаемым участкам обороны, атакованным авиацией.

В противовес этому выводу генерал армии т. Тюленев, делая доклад об оборонительной операции, выдвинул следующий вывод: чтобы противостоять наступающему, обороняющийся должен построить свою оборону в глубину включительно до зоны маневров армейскими резервами. Оборона должна быть активной. Ее целью является разгром наступающего.

Правда, т. Тюленев не ответил на вопрос, где должен быть разбит насту­пающий. Но, судя по оборудованности зоны армейских резервов, подводу туда крупных противотанковых и механизированных соединений, противник, раз­вивающий свой тактический успех, по-моему, должен застопорить свой удар где-то на второй тыловой полосе — полосе корпусных резервов, куда подведены и армейские резервы, а входящие механизированные соединения наступающего должны подвергнуться здесь же, за этой полосой, ударам противотанковой обороны, расстраивающей его боевые порядки, и тогда боевые порядки насту­пающего должны попасть под сокрушительные удары армейских резервов.

Тактика в свое время учила, что наступающий должен быть разбит еще до подхода к переднему краю, а если ему удастся ворваться в глубину обороны, то должен быть уничтожен в глубине обороны. Полевой устав 1936 г. предус­матривал, что современная атака — это атака массы танков, артиллерии, авиации и что она [оборона] должна быть глубокой и должна быть противо­танковой.

Исходя из этих выводов, сделанных по наступательной и оборонительной операциям, и существующей тактики ведения боя, я ставлю своей задачей ответить на прямой вопрос, как я представляю ведение оборонительного боя, подлежат ли ревизии тактические положения, изложенные в наших уставах, как должны строиться боевые порядки обороняющегося, каково тактическое взаимодействие первых и вторых эшелонов обороны. Однако задачи обороны я формулирую несколько иначе, чем это приведено в докладе т. Тюленева, а именно, обороняющийся не должен пропустить превосходящие силы наступающего туда, куда он устремляется, нанести ему потери, чтобы, создав благоприятные условия, самому перейти в наступление. Под этими благоприятными условиями я подразумеваю истощение противника до ра­венства сторон [в силах] или [достижение] небольшого преимущества. Тогда, создав хотя бы на одном из участков обороны превосходство, уже можно перейти в частное контрнаступление, даже не дожидаясь и общего наступ­ления.

Исходя из этих задач, перехожу к рассмотрению ведения боя по элементам обороны.

Предполье

Указание о том, как вести бой в предполье и для наступающих и для обороняющихся дано Народным комиссаром на осенних тактических учениях. Для обороняющихся, эти указания заключаются в том, чтобы измотать на-

301

 

ступающего противника, нанести ему потери, расстроить организованность его подхода к главной полосе обороны.

Определена на осенних тактических учениях и тактика ведения боя в предполье обороняющимися. Это бой мелких подразделений, отделений, взводов на широком фронте, изнуряющих и изматывающих противника при преодо­лении им полосы заграждения, действующих смело, хитро, сочетающих рас­стройство противника огнем с внезапными засадами, внезапными нападениями.

Нет необходимости развивать этот вопрос. Задачи сейчас заключаются только в том, чтобы научить войска в духе этих указаний вести бой.

Я останавливаюсь на этом вопросе для того, чтобы примерно подсчитать, сколько сил и средств нужно выделить для боя в предполье, чтобы в интересах всей дивизии выполнить задачу.

Когда прямо ставишь этот вопрос, то на него прямого ответа не находишь. Обычно отвечают так, сил нужно выделить в предполье поменьше, ибо всякий лишний батальон, выделенный в предполье, уже связан с опасностью разгрома по частям обороняющихся. Сколько же наша дивизия может выделить в предполье батальонов? Я беру глубину обороняющейся дивизии 8 км*, исходя из следующих соображений: при такой ширине фронта обороняющейся дивизии безусловно возможно централизованное управление артиллерийским огнем. Плотность противотанкового и плотность пехотного огня вполне достаточна для того, чтобы отразить атаку противника на главном направлении удара.

Кроме того, когда я буду переходить к изложению вопроса наступления стрелковой дивизии на противную сторону, я беру для измерения также 8 км фронта.

Наш батальон на фронте четырех километров обороны может дать 56 ог­невых пулеметных точек, не считая стрелков, не считая нового современного оружия — минометов, т. е., если мысленно представить, что эти 56 огневых точек на фронте четырех километров растянуть в одну линию, то это значит, что при относительно прямой линии расстояние между ними будет 70—80 м.

Нас ни с какой стороны это не удовлетворяет: во-первых, не удовлетворяет требованиям защиты от артиллерийского огня; во-вторых, с точки зрения тактической не выдерживает критики, потому что такая линейность легко бы перерывалась. Кроме того, если представить, что все заграждения вытянуть, то получится линия заграждений, [расположенная ] параллельно фронту нашей обороны, что также неправильно.

Беру половину этих огневых точек — 27 точек. Тогда с точки зрения артиллерийского огня получается как-будто достаточный промежуток между огневыми точками — до 160 м, а с точки зрения тактики опять-таки получаются две линии. Это невыгодно. Нужно, обороняя заграждения, создавать глубину, потому что, как указывал т. Народный комиссар, в предполье бои носят [затяжной] характер только до того момента, пока противник не изготовится для удара. Затем нужно отскакивать. Поэтому я выдвигаю еще одну треть сил в глубину оборонительной полосы, т.е. [создаю] второй эшелон рот и второй эшелон батальона. Что тогда получается? Получается, что наш взвод, примерно, располагается на фронте до километра, это значит у него 4 огневые точки, и если бы мы перешли на деление нашего отделения на два звена, то можно было бы иметь много маленьких точек, которые в своем составе имеют и автоматические ружья, и пистолеты-пулеметы. Кроме того, взвод в предполье будет иметь два станковых пулемета и поддерживаться как артиллерийским огнем, так и минометным.

Я считаю, что в предполье [на фронте ] до километра мы можем допустить расположение нашего взвода, обороняющего заграждения. Дальше этого предела расширение по фронту будет не в интересах обороны этих заграждений. Поэтому на фронте до 4 км (при местности среднепересеченной) допустимо иметь две роты и нужно питать эти две роты. Эшелоны рот и батальона, располагаясь в глубине, пропускают через себя ускользающие из-под удара [противника] части. Таким образом, [на среднепересеченной местности] нор-

 

* Вероятно, речь идет о ширине, а не о глубине полосы обороны дивизии.

302

 

мально можно иметь до двух батальонов. На местности благоприятной, име­ющей ряд удобных, труднодоступных районов, к тому же, учитывая, что в предполье будет работать полковая и дивизионная разведка, можно ограни­читься [силами] до батальона.

Таким образом получается: [по тому] как мы организуем оборону (как показано на этой схеме)*, на участке полка (резерв дивизионный) двух ба­тальонов к моменту драки в предполье не будет. Эти два батальона вернутся после того, как закончат свою боевую работу. В каком состоянии вернется пехотная часть, в каком состоянии вернется артиллерия (а артиллерия нужна хотя бы [в составе] одного дивизиона из расчета батарея — на участок или две-три батареи — на один батальон) — заранее определить трудно. Но во всяком случае полной ударной группы дивизии — полка мы иметь не будем. Какие потери понесут обороняющие предполье — трудно определить; это будет зависеть от нашего искусства драться, но все же, если мы понесем 50 процентов потерь, значит будем иметь в ударной группе дивизии по старой схеме до двух батальонов. Что может противопоставить в предполье нам противник? Авангарды с артиллерией и танками, возможно и авиацию (как исключение), потому что я считаю, что в предполье авиация для себя против этих мелких целей не будет находить соответствующих объектов. Если она будет вести борьбу в предполье против наших мелких частей, то этим самым авиация себя только изнурит.

Что же может быть противопоставлено нашим двум батальонам в предполье? Я считаю, как минимум со стороны противника — три батальона. Я умышленно беру заниженную цифру, потому что вся практика наших учений показывает, что 2 км [фронта ] наступления для батальона в предполье является предельной нормой.

Но я беру выдержанного, стойкого противника, прекрасную разведку, уме­ющую отлично драться, и кроме того, чтобы мне не сделали упрек в том, что к переднему краю обороны докладчик к нужному ему времени один батальончик противника притащил насильно за волосы, то я беру как минимум 3 батальона.

Как может развиваться этот бой? Эти 3 батальона нужно питать. Безусловно, они будут нести потери. По принципу обороны предполья, по указаниям Наркома мы видим, что поддержка артиллерийского огня будет усиливаться по мере приближения к главной полосе обороны, а следовательно, противник будет нести потери большие, чем у обороняющего предполье.

Таким образом, наши два батальона до главной полосы обороны могли (примерно) развернуть до двух полков. Эти полки понесут в какой-то степени те или другие потери, но, дойдя до оборонительной полосы, до боевого охранения (по старой схеме), перед нашими батальонами стоит перспектива — или уйти за это боевое охранение, так как их ожидает командир дивизии в ударной группе, или остаться на позиции боевого охранения и принять бой.

В этом отношении, я считаю, в тактике этот вопрос неясным и нерешенным.

Обороняя предполье, два батальона развернули 4,5—5 батальонов против­ника, которые на позиции боевого охранения имеют перед собой жидкие части. А в нашей практике укоренился взгляд, что боевое охранение не остановит авангарда противника, а дает только сигнал о приближении противника к главной полосе обороны.

Задачи для боевого охранения в наших уставах поставлены неконкретно, задачи слишком большие. Какие же задачи? С одной стороны, предупредить оборону о необходимости повышения ее готовности, с другой стороны, ввести противника в обман в отношении своего переднего края. И это должен вы­полнить взвод на фронте 2-х км и с большой глубиной.

Делается сейчас попытка в нашем новом проекте Боевого устава отразить, что можно усиливать боевое охранение. Я лично держусь такой точки зрения (которую отразил на этой схеме), что позиция боевого охранения отжила свой век. Там, где мы располагаем позицию боевого охранения, примыкающую к главной полосе нашей обороны, она должна явиться первой позицией обороны

 

* Упоминаемые здесь и далее в докладе схемы не обнаружены.

303

 

или первым эшелоном. На этой позиции мы должны противника, уже измо­танного предыдущими боями, принять перед главной полосой обороны или, вернее, перед главным рубежом нашей обороны и здесь его достаточно рас­трепать.

Я преследую в этом и утилитарную цель. Ведь приходится, когда органи­зуешь оборону, брать какого-то иностранного противника. Меня, как тактика, интересует вопрос, чтобы на подступах той позиции, которую я избрал для основательной драки, иметь такую перспективу, чтобы разбить у наступающего хотя бы одну треть сил.

Если я себе не поставлю такую задачу (разбить 1/3 сил противника), если я не придам тактического значения последней зоне предполья, опирающейся на артиллерийский огонь, и, кроме того, в порядке последовательности ук­репленной лучше в инженерном отношении, то в этом случае я не получу перспективы боя.

Если нет этой возможности, если эта перспектива открыто передо мной не стоит, тогда зачем мне нужно было и огород городить, зачем мне нужно было драться в предполье? Тогда мои два батальона фактически выполнили роль передовых отрядов, а по ее выполнении отошли к ударной группе дивизии.

Почему я не за усиление до полутора рот боевого охранения, как предлагает проект Боевого устава пехоты, ч. 2. Потому, что оборона на первой полосе должна быть организована теми полками, для которых мною, как командиром дивизии, выбран главный рубеж в глубине. Здесь организуется оборона, про­чная, оборона противотанковая и оборона артиллерийская. От этой первой полосы обороны выдвигается боевое охранение, а не от главных сил обороны. Последние имеют свое собственное охранение.

Вот на этой схеме два батальона стоят в полосе первой позиции или первого эшелона обороны с глубиной этой позиции до 1 км (там, где было раньше боевое охранение).

Достаточная ли огневая плотность, если судить по количеству пуль? Вот здесь находится (показывает) сравнительная таблица огневой мощи нашего батальона и [батальона] иностранной дивизии. Если мы посмотрим, то мы увидим, что огневая мощь нашего батальона значительно выше. На участках обороны наш батальон может дать количество выстрелов большее, чем батальон противной стороны, возьмите 5 км или 2 км. Значит, мы даем более сильный огонь.

С точки зрения километража фронта противотанковых орудий мы уступаем. Если у нас эта средняя плотность от 6 до 7 орудий, то там она может колебаться от 9 до 11 орудий. Мы уступаем немецкой дивизии.

(Г. И. Кулик: А как те 72?)

А. К. Смирнов: 72 и корпусных 63, товарищ Маршал, из которых, я считаю, что 48 могут быть даны, безусловно, на участки дивизии.

(Г. И. Кулик: Разве 63?)

А. К. Смирнов: Противозенитный дивизион — 36, пулеметный — 12, раз­ведывательный отряд — 5 и т. д.

Огневая плотность нашего батальона дает нам возможность говорить, что если мы возьмем в расчет даже академическую цифру, то фронт батальона можно довести до 3—3,5 км.

Противотанковая   оборона

К противотанковой обороне можно привлечь нашу артиллерию. Можно добавить к этим 54 орудиям 16 орудий. Я безусловно маневрирую только своими штатными средствами. Следовательно, это будет уже 70 орудий. Кроме того, товарищ Маршал, можно стрелять бронебойным снарядом из 76-мм пушки полковой?

(Г. И. Кулик: Можно.)

А. К. Смирнов: А если можно, то мы, таким образом, имеем еще 18 орудий. Следовательно, плотность обороны дивизии с точки зрения противотанковой не будет в этих случаях уступать иностранному соседу. Колебания в соотно-

304

 

шении орудий будут в единицах, но зато мы имеем разницу в калибрах и в самой системе материальной части. Она дает определенные выгоды в нашу сторону.

Таким образом, весь фронт, вот так, как он расположен здесь, является первой позицией обороны.

Как я представляю себе построение ротного оборонительного участка? Он строится на основе противотанковых пушек, которые совместно с пулеметным огнем и составляют то, что можно сейчас назвать пехотным огнем батальона или пехотным огнем роты. И это, товарищи, диктуется именно сегодняшним днем, современностью. Оборона, усиленная противотанковыми пушками, спо­собна противостоять массовой танковой атаке.

Почему я беру в расчет 24 орудия?* Я исхожу из того, что вся оборона должна пружиниться, начиная от переднего края, пружинить до тыловых оборонительных районов, где стоят наши корпусные резервы. Поэтому я говорю: только 24 орудия. Не беру умышленно такие труднопреодолимые инженерные препятствия, которые позволили бы эти противотанковые направления сузить до 4 км. Я беру заведомо невыгодные нормы для обороняющегося не потому, конечно, что мне в следующем докладе придется касаться наступательного боя.

Какие задачи этой первой полосы? Если в первый день будет произведена атака противника, то он безусловно эту полосу не прорвет и, видимо, в большинстве случаев противник обязан будет готовиться для новой атаки, т. е. я выиграю время.

Если я ее решил бросить ночью, а обстановка может так сложиться, то может быть ночью все это отойдет. Разные бывают случаи на фронте. Но я беру такой случай, когда эта позиция обороны остается за нами до органи­зованной атаки противника. Её назначение — во время атаки наступающего — сломать ее, не пропустить, остановить, нанести потери первому эшелону, а при 24 противотанковых орудиях плюс поддержка всего артиллерийского огня с главного рубежа обороны — нанести, рассчитываю скромно, 10—15 процентов потерь танкам.

Я опять-таки беру те данные, которым я руководствовался, а именно, что немцы на фронте ударной дивизии против обороняющихся рассчитывают бро­сить до 200 танков. Следовательно, если наши дивизии будут обороняться против корпуса, мы на фронте в 8 км увидим 400—450 танков, т. е. из расчета 60-70 танков на километр фронта.

Сколько можно противотанковой пушке разгромить танков? Трудно здесь ввести норму. Я беру одинаковые нормы и для наступающего и для обороня­ющегося, поскольку мне придется и наступать. Например, у Эймансбергера⁷³ [есть] расчет, что одна противотанковая пушка, прежде чем ей умереть, должна вывести из строя 3 танка. Наши артиллерийские нормы (КОП** танков) определяют так, что все же прямое попадание пушки при 5 выстрелах надо дать. Расчет академический (Академии Генштаба): что примерно противотан­ковая пушка может вывести 2—2,5 танка из строя до конца своей жизни. Я беру расчеты по Эймансбергеру потому, что они были основой для расчета противотанкового огня для немецкой тактики.

Исторические примеры из испанской войны показывают, когда одна про­тивотанковая пушка выводила 5—6—8 танков из строя.

(С места: Были случаи и 10.)

Мне, т. Маршал, пока невыгодно брать большие нормы, иначе получится, что оборона не будет преодолена (а я докладчик по обороне). Иначе наши противотанковые пушки будут грызть как орехи танки и не стоит тогда говорить вообще о значении массовой атаки танков. Я беру здесь норму одинаковую для наступающих (в отношении танков) и обороняющихся (в от­ношении орудий), а практика покажет сколько может вывести из строя про­тивотанковое орудие танков. Поэтому, если мы здесь, в этой зоне, из 400 танков выведем из строя до 60 танков — это уже будет до 15 процентов.

 

* В стенограмме ошибочно — 4.

 ** Коэффициент огневого поражения.

305

 

Далее ставится вопрос: как разовьется дальнейшее наступление и как должна действовать оборона? Последовательно вводом вторых эшелонов или новой организацией атаки?

Я считаю, что если нам эту полосу тактически сомкнуть со второй оборо­нительной полосой (главным рубежом обороны), а я взял глубину от первой позиции обороны (ее тыльной точки) километр, и если второй эшелон обороны выдвинет вперед на запасную позицию противотанковые пушки и пулеметы, то обойти наступающие не смогут эту первую позицию. А слабость нашей обороны заключалась в том, что она была островной. Впереди — приплюснута к переднему краю главная полоса обороны, а дальше островки ударной группы полков и дивизий. Это не островки в масштабе командира батальона, но для эшелонов наступающего являются все же островками. Прорыв совершался, и войска могли охватываться наступающим, поскольку авиация, и танки уст­ремлялись на эти резервы, гвоздили их и прижимали к земле, не давая им возможности осуществить тактическое взаимодействие.

Поэтому тактически и на огневой основе эта оборона должна быть сомкнута со второй полосой противотанковыми районами на отдельных на­правлениях и пулеметами. В данном случае они так и поставлены вперед с тем, чтобы всякого противника, который обходит наши районы или про­должает свое движение вперед, встретить уже пулеметным огнем, а прор­вавшиеся противотанковые пушки* — артиллерийским огнем. Причем в этой полосе я считаю возможным иметь до 16 пушек дивизионных. Наша ар­тиллерия, коль скоро ожидается массовая танковая атака, а я не исключаю, что первые эшелоны будут усилены крупными танками, эти 16 пушек надо, наряду с противозенитными пушками, использовать для того, чтобы бить крупные танки.

Поэтому в этом районе обороны 16 пушек, если их поставить на 6 танко­опасных направлениях (причем без особых издержек со стороны обороняюще­гося на ряд направлений, ведущих к их огневым позициям), заложить фугасы так, примерно, как это имело место в Ленинградском военном округе в 70-й дивизии на осенних учениях, проводившихся Народным комиссаром обороны (а у них времени на подготовку к обороне ушло 2—3 дня), то такой мощный фугас, взорванный перед носом обороняющегося, заставит танковую атаку перейти в узкий коридор (что имело на занятиях место).

Сколько было заложено фугаса? Там, мне кажется, если память не изменяет, фугас был приблизительно в одну тонну взрывчатых веществ. Некоторые фугасы меньшего порядка (до полутонны) также давали воронки, являющиеся непроходимыми и для пехоты и для танков. Правда, там была своеобразная местность, и как только фугас взрывался, то сразу в воронках образовывались целые озера.

Обороняющийся должен использовать фугасы. Для чего они нужны? Они нужны для того, чтобы заставить наступающего** перестроиться и пойти узким фронтом и чтобы можно было на узком фронте направить всю свою собственную артиллерию против танков.

Кроме того, противотанковая оборона (она у меня тоже в глубине) — до 50 пушек, плюс наша дивизионная артиллерия, которая может встретить противника огнем и помешать развиться атаке наступающего в этот день. Кроме того, кое-что сохранится и от противотанковых 24 пушек (первой позиции).

Я, товарищи, докладываю пока только о противотанковой обороне, но должен сделать вывод, что если оборону первого и второго эшелонов строить только на противотанковых средствах, то все же старый род войск — артиллерия — является единственной силой, наиболее ударной, которая опас­на для обороняющегося. Танки, какая бы их мощь ни была, все же имеют оружие настильное, только артиллерия со своим навесным оружием, только минометы  могут ковырять обороняющегося  из  его щелей.  Поэтому нужно

 

* Так в стенограмме.

** В стенограмме — обороняющегося.

306

 

опираться на противотанковую оборону и на артиллерийский огонь, и тогда бой — не простая прогулка, даже с мощной атакой танков, а современный бой — это по-прежнему бой затяжной при сохраняющей свою устойчивость обороне.

Перехожу ко второму рубежу. Он мною называется «вторая полоса обороны» или «второй эшелон обороны».

Я думаю, что атака против него может последовать только на следующий день, потому что если от первого эшелона и небольшое расстояние 1,5—2 км, но для артиллеристов это уже есть известное затруднение. Прорвав первую полосу, командные пункты и огневые позиции надо менять; появляется новый противник, более сильный и для атаки нужно подготовиться. Этим располо­жением обороны я хотел выиграть еще сутки времени.

Построение этой обороны. Это — батальонный район. Какова схема его построения? Она, примерно, как показано на схеме, только, если здесь были четыре противотанковые пушки, то в батальонных районах их будет до 6—9 пушек на километр.

Я не разбираю вопроса о том, как развернется атака, разобьют нас или нет. Я опять коснусь вопроса о взаимодействии с нашими так называемыми ударными группами дивизий и беру такое положение, когда одного батальона нет. Один батальон в предполье измотался, понес потери, во всяком случае он пока не восстановлен, т. е. опять беру явно невыгодные условия для обороны по сравнению с прежней схемой. Здесь (на схеме) находится первый и второй батальонные районы (за вторым эшелоном обороны), которые имеют задачу контратаки, но только при благоприятных условиях, при отказе противника от атаки, при выходе его из боя. Его расположение такое же, как в этой передней полосе. Причем он тоже поддерживает второй эшелон обороны пу­леметами и артиллерией. Отсюда выдвигаются пулеметы (показывает на схему). Здесь артиллерийский огонь и все то, что отошло с главной позиции обороны, если она разгромлена. Но этот дивизионный резерв теперь в свою очередь должен опереться и на часть каких-то средств, которые имеются у командира корпуса. Все это выдержало бы свою стройность, схему, если бы в этом районе можно было бы организовать не меньшую плотность противотанковой обороны, чем в полосе дивизионных резервов (по старому пониманию район ударных групп).

Я считаю, что в этой полосе обороны плотность противотанкового огня может быть меньше, потому что и количество танков, атакующих нас, тоже будет уменьшаться, а половину противотанковой артиллерии, которая была растянута, расположена для борьбы за главный рубеж обороны, мы можем иметь в районе расположения третьей полосы (показывает). Четвертая полоса здесь не указана.

Корпусные резервы. По-моему, тыловая оборонительная полоса, поскольку туда подтягиваются противотанковые средства, поскольку команду­ющий может туда дать добавочные средства, должна быть полосой, где дальше пружинить нельзя. Нужно принять окончательный бой на тыловой оборони­тельной полосе. Эта полоса также должна создать невозможность для против­ника обхода третьей позиции обороны.

На этом рубеже обороны или создается новый фронт для того, чтобы не дать возможности прорыва механизированным корпусам или же (в зависимости от того, как складывается обстановка) начинается период (может быть на отдельных участках) когда обороняющийся переходит к наступлению, что и организует командир корпуса или поручает командиру дивизии.

Следовательно, от стойкости этих районов, от стойкости огневой системы и взаимодействия между эшелонами обороны сохраняется полная упругость. При всех неудачах обороняющегося, он выталкивается наступающим, но не обходится.

О контратаках. Кем производятся контратаки? Они производятся взводами из состава стрелковых рот и исключительно для выполнения своих местных целей (для возвращения утраченного окопа или важного пункта), но не в том понимании, как производились раньше контратаки. Не исключено,

307

 

что в батальонном районе — при ослабленном противнике, понесшем сильные потери.

Я допускаю, что контратака может последовать с тыловой позиции или между тыловым рубежом и позицией дивизионных резервов, усиленная кор­пусными резервами, если могут быть получены танковые средства от коман­дующего, то и армейскими средствами, чтобы отбросить противника назад, не допуская [прорыва его] механизированных соединений.

Таким образом, я себе представляю, что если наша дивизия путем своего упорства, путем своей обороны может минимум до 2/3 сил наступающего корпуса до тыловой оборонительной полосы измотать, уничтожить огнем, а для последней трети подготовить данные для того, чтобы можно было оттолкнуть какую-то часть назад, то этим самым тактика выполняет свои требования по отношению к тому заказу, который поставила перед ней оперативная оборона.

Какие я делаю выводы? Средства подавления наступающего дают возмож­ность атак обороняющегося на всю глубину его тактической обороны, а при вводе в прорыв танковых соединений атакуют оперативные резервы, которые могут быть на подходе к угрожающему участку скованы авиацией.

От обороняющейся дивизии требуется большое искусство в организации обороны и проведении обороны против превосходящих сил наступающего, чтобы парализовать атаку противника, не дать развития его оперативному успеху.

Искусство командира, организующего оборону, заключается в том, чтобы заставить противника провести атаку в невыгодных для наступающего условиях.

Вопрос устойчивости обороны в противотанковом отношении приобретает решающее значение. Одновременно артиллерийский огонь и авиация застав­ляют пересмотреть боевой порядок обороны, расчленяя его более в глубину и создавая тактическое взаимодействие между полосами обороны, затрудняющее атаку танков и пехоты, не дающее возможности охвата и обхода даже про­рванных участков обороны.

Возрастает значение батальонного района обороны как основного оборони­тельного участка и, поскольку в нем сосредоточена система пехотного и противотанкового огня, и при решении командира дивизии на оборону, батальон является расчетной единицей. Возрастает значение мелких начальников — командиров взводов и командиров рот, дерущихся в глубине оборонительной полосы огнем и штыком.

Не всегда главная полоса обороны дивизии будет располагаться на ее переднем крае. Выгодней иметь перед главным рубежом обороны первую позицию, венчающую*...

Доклад в отношении обороны, товарищ Народный комиссар, я закончил.

Докладывая о наступательном бое стрелковой дивизии, я беру только один вопрос — прорыв, так как это считается и по нашим и по иностранным уставам наиболее трудной частью наступательного боя.

Генерал армии Жуков в своем докладе указал нормы плотности насыщения ударной дивизии артиллерийскими и танковыми средствами. У меня нет ни­каких расхождений от этих норм. Я хотел бы только в порядке обсуждения поставить такой вопрос в отношении создания плотности средств подавления артиллерийских [сил]: каким методом пользоваться нашему общевойсковому командиру при составлении расчета?

Боевой устав артиллерии 1937 г., исходя из огневой производительности одного артиллерийского дивизиона на участке 5 гектар, примерно определяет так: что противник, занимающий оборону на фронте 2 км (по фронту и в глубину), если сосчитать все его средства — противотанковые, пулеметные, живую силу, занимающие 70—80 гектар — потребует на 35 гектар 7—8 ди­визионов на один километр фронта при часовой [артиллерийской] подготовке; для подавления [его ] артиллерии и резервов [потребуется ] не менее 20 орудий на 1 км фронта.

Есть другой метод исчисления, который говорит, что для практического

 

* Отточие в стенограмме.

308

 

суждения о плотности огня большое значение имеет не столько расчет артил­лерийских средств в период артподготовки, сколько расчет обеспечения атаки пехоты и танков. И в данном случае техническую возможность 3-х дивизионов сопровождать огневым валом пехоту и танки на фронте 1 км при устойчивой обороне определяют не как минимум.

Таким образом, есть известная разница в самом методе подсчета. Однако если взять последний расчет, учитывая, что один огневой вал, сопровождающий пехоту и танки, будет недостаточным, так как артиллерии придется подавлять целый ряд и других объектов обороны одновременно, то, видимо, где-то средняя цифра по 5 дивизионов на 1 км фронта при наступлении является достаточно устойчивой цифрой.

Таким образом, наши штатные средства дивизии, с учетом огня минометов, позволяют прорвать оборонительную полосу противника до 2—2,5 км фронта. Следовательно, при усилении нашей дивизии одним или двумя артиллерий­скими полками можно полагать (и это, видимо, будет иметь и практическое значение для нас): фронт в наступательном бою будет до 4-х км?

К этому выводу меня приводит расчет насыщения живой силой*... Первый полк имеет 1 км фронта, второй полк — тоже, третий полк — 2 км насту­пательного фронта. Таким образом, мы видим, что в первом эшелоне превос­ходство в живой силе на переднем крае мы имеем в два раза.

Здесь расположены так называемые ударные группы полков. При вводе наших вторых эшелонов, тоже схематически рассуждая, если мы введем по одному батальону на участке прорыва, то будем иметь превосходство в живой силе от полосы полковых резервов несколько большую — в 2,3 раза (без учета потерь).

Третий эшелон. Мы его вводим в полосу так называемых дивизионных резервов. Он примерно балансирует, оставляет первоначально указанную циф­ру — превосходство в живой силе в два раза.

Если мы возьмем фронт до 3-х км, то фактически расчет остается без изменения: превосходство в живой силе на переднем крае будет доходить, колеблясь, от полутора до двух.

Теперь возьмем фронт 2 км. Превосходство в живой силе на переднем крае [будет] в 3 раза, если дивизия наступает одним эшелоном. Если дивизия наступает двумя эшелонами, то мы имеем превосходство в живой силе на переднем плане: 2 батальона наступающих против первых батальонов отра­жающих, т. е. примерно двойное соотношение сил на переднем крае и далее в глубине.

Значит, при построении одним эшелоном насыщение живой силой нарастает. Почему я исхожу из такого расчета?

Я считаю, что боевой порядок первого эшелона должен явиться, по отно­шению ко всем последующим, штурмовым эшелонам, штурмовым батальоном. Поэтому его растяжка, его глубина перед передним краем, пока противник еще не пришел в себя от огневого вала, должна быть таковой, чтобы дать возможность батальону сразу вторгнуться в глубину обороны.

С какими задачами? Со следующими задачами.

Оценивая важность тех или других объектов, батальон ставит ротам задачу прямым направлением ворваться в оборонительную полосу, не обращая вни­мания [на то ], что у него там осталось в тылу, что у него осталось на фланге. Первому батальону на таком широком фронте ставится задача — ворваться и овладеть какими-то пунктами в обороне. Поэтому его построение указывается такое, что каждая рота на своем участке будет иметь направляющий взвод или взвод штурмовой, который будет иметь задачу — только сохранить на­правление удара для овладения указанным пунктом.

В такой насыщенной огнем глубине как эта, маневр батальоном, ротой исключен. Здесь маневр может осуществляться только взводами и отделениями. Командир полка в зависимости от обстановки может только усиливать тот или другой участок батальонами. Основное назначение батальонов — ворваться,

Опущено пояснение обозначений на схеме.

309

 

связать противника с тем, чтобы для последующих эшелонов дать другой боевой порядок. Вторые и третьи [эшелоны] допустимо вводить в бой на фронте до 600 м, т. е. построив боевой порядок такой, какой здесь изложен — два взвода в первой линии, третий взвод или в строю колонок, или в строю так, как указано на этой схеме, атакует вслед за первыми эшелонами и тоже имеет задачу на этом фронте — ворваться и овладеть каким-то пунктом.

Почему я даю норму 600 м, а не даю сразу норму километр? Потому что я считаю, что при энергичных действиях наступающих, если удастся вклиниться в расположение противника, нам надо последующими эшелонами не равномерно растягиваться по всему фронту, а немедленно прорывать бреши. Это облегчает и постановку задач на сопровождение артиллерией последующих эшелонов, а также и танков. Тактика, рассчитанная на пробивание брешей и охват очагов [сопротивления ] противника, по-моему, должна иметь место в практике нашей боевой подготовки.

Второй вопрос — о танках.

Я считаю нужным поставить в порядке обсуждения вопрос о том, что та схема (которая у нас установлена) управления танками нуждается в пересмотре. Если наша дивизия может быть насыщена танками до трех или четырех батальонов или до танковой бригады на ответственных участках, то надо построить управление танками по методу такому же, по какому мы строим управление артиллерийским огнем.

Я считаю, что раздача танков комбату — это не совсем серьезное дело, потому что штаб танкового начальника остается не у дел и, кроме того, трудно повернуть с новой задачей танки старшим начальником: ставить дополнитель­ные задачи в пунктах сбора в оборонительной полосе невозможно. Мне важнее повернуть, как командиру полка или дивизии, танки, если они застряли на участке одного батальона, для развития успеха на другом направлении. Я счи­таю, что организаторами боя танков на глубину должен явиться командир корпуса, организатором танковой пехотной поддержки — командир полка. Командир дивизии, если у него будет танковый резерв, будет самостоятельно ему ставить задачи. Пехотного командира батальона нужно освободить от так называемой полной организации взаимодействия. Командир батальона должен уточнить взаимоотношения с танками на местности, а также и в порядке постановки той задачи, которая дана этому батальону и сопровождающим его танкам командиром полка. Командир полка не должен отмахнуться, как часто у нас бывает, от контроля постановки задач танком, а он должен через свой штаб проконтролировать (и через танкового начальника), как поставлены эти задачи, как будет производиться им управление в современном бою.

На вопросах организации взаимодействия при наступлении я не буду ос­танавливаться, а также на вопросах боя в предполье. На этот счет есть указания Народного комиссара обороны. Они настолько точны, что нам нужно ими только руководствоваться.

Остановлюсь на отдельных вопросах: о занятии исходного положения для наступления, и только на одном вопросе — на каком удалении должна располагаться пехота на исходном положении для наступления.

Я считаю, что исходное положение должен указывать командир дивизии, точно так же, как и порядок обеспечения самого выхода на исходные позиции. Это дело не простое. В данном случае определить исходное положение надо для того, чтобы учитывать использование огня ПТО, минометов и станковых пулеметов при атаке пехоты и танков переднего края. При далеком расстоянии они не в состоянии будут дать поддержку атакующим, а при вклинении в оборонительную полосу отстанут от атакующих. Если удаление исходного положения определяется местностью и огнем противника, то все же нельзя установить соответствующих правил.

Я думаю, что нужно руководствоваться тем, что исходное положение пехоты не должно находиться под огнем минометов и станковых пулеметов со стороны обороняющихся, т. е. дистанция в 500—600 м этому и отвечает.

По опыту тех учений, которые мы проводили осенью, необходимо огневые

310

 

средства подвинуть к переднему краю, сделать для них щели за ночь, пред­шествующую атаке, возможно ближе к переднему краю с тем, чтобы когда пойдет пехота в атаку, когда откроется артиллерийский огонь со стороны противника, когда могут ожить отдельные огневые точки и пехоте придется преодолевать 200 м своими собственными силами и на поддержку артиллерии рассчитывать не придется, то этот первоначальный бросок вторжения на пе­редний край штурмового батальона должен быть подготовлен огнем уже по тем объектам, куда он будет устремляться. В одних случаях может предста­виться возможность стрельбы в интервалах [атаки], но я думаю, что нам возможность стрельб в интервале будет мало предоставляться.

Нужно особенно культивировать практику стрельбы через голову и нужно так строить боевые порядки огневых средств, чтобы вслед за бросившимися в атаку пехотой и танками отдельные станковые пулеметы и ротные минометы устремились бы вперед, хотя они этим самым и ослабляют огневую поддержку.

До какой дистанции можно отрыть эти щели? Эти щели можно отрыть ночью до дистанции 150—200 м, можно их не занимать перед началом нашей артиллерийской подготовки, но занять перед атакой.

Я не буду останавливаться на вопросах наступления и атаки, остановлюсь на вопросах борьбы внутри оборонительной полосы про­тивника. Я уже вам докладывал, как мне представляется построение боевых порядков...*

Во-первых, если на участке моей дивизии командир корпуса организует прорыв с мощными танками, то эти танки идут и устремляются сразу на артиллерийские позиции. Предварительно им предшествует танковая развед­ка, потому что без раскрытия противотанковых средств противника нет смысла бросать под противотанковые пушки (нераскрытые) мощные танки прорыва.

Вторая волна танков. Все будет зависеть от насыщения. Если у нас будет на фронте 60—70 танков, то для вторых эшелонов танков, так же как и вместе с ними штурмующему батальону, нужно ставить задачу идти на глубину и подавлять оборону в глубине, т. е. это примерно означает воспроизвести ту схему, которая давалась инструкцией по глубокому бою, но с теми уже оттенками, которые заложены сейчас в нашей тактике боя взводов, батальонов осенью на наших тактических учениях. Если нет такой насыщенности, то танки наступают вместе с первыми эшелонами.

Что я хочу, как командир дивизии, от штурмующих батальонов? Я не ставлю себе задачу, чтобы они прорвались на глубину всего батальонного района. Достаточно, если они в этот участок полка, (показывает по схеме), приплюснутый к переднему краю, ворвутся на половину этого участка с тем, чтобы второй эшелон на фронте 600 м со своей танковой группой мог прорваться до глубины полковых резервов.

Я считаю, что вторжение пехоты до полковых резервов является уже кризисом боя. [Обороняющемуся] надо решать: или бросать в контратаку свою ударную группу дивизии (по старой схеме), или решать вопрос — не отходить ли на оборонительную тыловую полосу? Оборона, которая не спружинена при первом смелом броске [наступающего], приплюснутая к этому переднему краю, другого выбора не имеет. Если же вторые эшелоны перейдут к огневой обороне, то это даст наступающему колоссальную пользу, потому что он теперь в состоянии очистить отдельные участки обороняющегося, а своими третьими эшелонами начнет не в лоб атаковать ударные группы, а атаковать их в промежутках и с флангов.

Таким образом, дивизия на участке фронта до 4 км, имея 60—70 танков, от 4-х до 5 дивизионов, вцепится в дивизионные резервы. Но одновременно наступает сосед. Поэтому с дивизионным резервом при таком построении никогда атакующие дивизии полностью не будут иметь дела. Одна будет иметь с ним дело полностью, а другая тогда будет свободна от [атаки ] дивизионного резерва, или же обороняющийся должен будет половину своих сил бросить против одной дивизии, а половину других сил бросить против соседа.

 

*Опущено пояснение обозначений на схеме.

311

 

Так мне представляется схема этого наступательного боя.

И последние две минуты — это чтобы остановить ваше внимание на строях и боевых порядках наших мелких подразделений.

Часто возникает вопрос: есть у нас боевой порядок или нет, почему мы всегда приходим к цепям? Этот вопрос совершенно ясен и не требует никаких дебатов. Тот, кто знает Строевой устав пехоты, тот знает, что цепь у нас фактически для взвода нормально введена, потому что стоит мне, командиру взвода, скомандовать «Отделение, в линию», как сразу все отделения, скомандовав «К бою», занимают линейный боевой порядок. У нас нет команды «Взвод, в цепь». Но фактически раз уж я скомандовал «Отделения*, в одну линию» — все развернулись, потому что командир отделения не может подать в этот момент другую команду. Поэтому обра­зуются цепи.

Какие же могут быть строи? Один случай — до половины отделения (два), атакуя, бросаются вперед, два — на крыльях. Второй случай — три отделения атакуют, одно — питает как резерв (или «поддержка взвода» — по старой терминологии). Атакуют 3 [отделения] в одной линии, одно из отделений находится где-то на крыле (показывает).

Обеспечивает ли такое построение взводов необходимую плотность? Я на­писал: фронт наступления взвода до 150 м. Надо сказать, что к этому выводу мы пришли общими силами на занятиях, которыми руководил Маршал Со­ветского Союза т. Буденный.

И что получается? Как только мы ставили бойцов на фронте [с интервалами ] 2—3—5 метров и заставляли их подняться в атаку, то исчезали всякие разговоры о том, что при атаке нет плотности, нет пехоты. Пехота, поднявшись на фронте 150 м, имея интервалы до трех метров, представляет из себя внуши­тельную силу.

В чем наша беда? Наша беда заключается в том, что наш командир отделения не воспитан, не приучен к тому, чтобы он меньше размышлял стратегически, а выполнял бы прямой закон — держать тот интервал, который ему указан командиром взвода.

Для сравнения я приведу некоторые материалы, которые мне удалось прочесть после того, как японцам на Хасане и Халхин-Голе попало от нашей Красной Армии. Возьмем выступления их [японцев] так называемой Гене­ральной инспекции. К чему они сводятся? Они начали учитывать опыт войны с нами и также учитывают то, что дают им немцы. А у немцев очень крепко развита культура сохранения интервалов командирами отделений, потому что если командир отделения не сохраняет интервалы, нельзя управлять. Посылать посыльных на длинные дистанции невозможно.

Японская инспекция приходит к тому, что командиру взвода и командиру роты приходится управлять лежа. Кем он будет управлять? Тем, кто находится под рукой. Куда наступают пехотные отделения, которые находятся в боевом порядке? Они наступают туда, куда указывает путь миномет, находящийся рядом с командиром взвода.

При таком идейном понимании своего места младшим командиром в боевом порядке взвода мы можем достигнуть гибкости в маневрировании и управля­емости взвода.

РГВА, ф. 4, оп. 18, д. 60, л. 1 —26.

 

С. А. КАЛИНИН, генерал-лейтенант, командующий войсками Сибирского военного округа

 

6 дней, за которые мы прослушали несколько докладов и выступлений в прениях, являются для нас большой школой. Очень хорошо, что здесь выра­батывается единство мысли, единство военной доктрины.

 

* В стенограмме — взводы.

312

 

Я позволю остановить ваше внимание на некоторых вопросах, относящихся не только к сегодняшнему докладу.

Тов. Тюленев на 100 км фронта назначает 10—15 дивизий, и в оговорке сказал, что он имеет в виду западного соседа, поэтому и требуется такая большая плотность в обороне. Не есть ли в этом утверждении подчинение воле противника? Глубина обороны все время растет, это правильно, но надо решить, где же дать бой противнику. Такое выражение, как «пружинить», не совсем правильно. Спрашивается, когда и кто должен решить что пора «пружинить»? Командир роты, командир взвода после 3—4 выстрелов начнет думать, что ему пора уже «пружинить». Я думаю, что такого рода выражение не должно находить себе места.

Я считаю, что неудачное выражение в нашем Уставе — «подвижная оборона». Даже на учении, как только противник развернется, сейчас же обороняющий [ся ] начинает отходить и всегда приходится вплоть до командующего вмешиваться и восстанавливать положение. На учении это легко сделать, а на войне будет значительно труднее. Считаю, что от этих вещей надо предостеречь.

Построение обороны на представленной схеме я не совсем понимаю. Мне представляется, что наше уставное положение по обороне лучше. Оборона имеет основную задачу задержать противника, заставить его развернуть главные силы, выиграть нужное время для того, чтобы разгадать, где противник наносит главный удар, выиграть нужное время для размышления высшего командования. И после того, когда разгадано, где противник наносит удар, после этого бой идет нормально, обе стороны к месту, где решается участь боя, подвозят все свои силы, какие только есть. Прорыв Макензена⁷⁴ у Горлице не имел бы таких тяжелых последствий, если бы командующий 3-й армией и командующий фронтом действовали иначе. Обороняющие там защищались геройски и заста­вили наступающих потерять три дня, чтобы прорвать жиденький фронт обороны. Не виновата оборона, и не виноват 9 корпус, что прорыв разразился в ката­строфу, они свое дело сделали, надо было армейскому и фронтовому коман­дованию принять соответствующие меры.

Плохо, если в глубокой обороне кроется мысль, чтобы уйти от опасности подальше. Полоса предполья все больше и больше увеличивается и это зако­номерно, но надо помнить, что там, где нет решительности драться, не спасет глубина. Глубина была очень хорошей у Вейгана, однако она не спасла французскую армию. И никакой глубины не было у Фоша у Сен-Гондских болот,⁷⁵ а сражение было выиграно.

(Голос из зала: Он против двух корпусов дрался).

С. А. Калинин: Против него временами сосредоточивались значительно превосходящие силы, однако пока решительность драться была — прорыв совершить не удалось.

Я считаю, что главное — это решиться драться и надо драться всеми силами, начиная от командира батальона и кончая всеми командными ступенями, обяза­тельно вложить все силы в начатое дело, иначе никакая глубина не спасет.

(Голос из зала: Вы против глубины?).

С. А. Калинин: Нет, я не против глубины, у нас уставная глубина большая, но т. Смирнов разрежает передний край и по его схеме главный бой должен произойти где-то в районе кухонь (Смех в зале).

Я считаю, что оборона должна быть жесткой и приказ на нее должен сказать каждому начальнику — умереть, но защитить свой район обороны. Выиграть достаточное время, а дальше дело других инстанций решать. Если оборона дала время разгадать, где главный удар нанесет противник — она выполнила свою роль.

В докладе о наступлении была высказана очень интересная мысль, заслу­живающая большого внимания. Это от одной операции без перерыва перейти к другой операции и последовательно довести дело до полной победы. Операция мыслилась на глубину 150 км. Мысль очень хорошая и в идеале надо к этому стремиться, но все-таки я боюсь, чтобы здесь мы не оторвались бы от земли.

Когда-то товарищ Сталин на одном из съездов приводил пример с мифи­ческим греческим героем, у которого была вся сила в соприкосновении с

313

 

землей. Силу наша Коммунистическая партия черпает в тесной связи с массами. Мы должны тоже не оторваться от земли.

Как только наметится, где главный удар, а он будет несомненно разгадан, и в дальнейшем дело будет решено в пользу того, кто больше приведет войск.

Правильно генерал-полковник т. Штерн говорил, что операция будет длиться не 10—15 дней, а будет длиться, пока не будут исчерпаны все наличные силы обеих сторон. А имея в виду соседа, о котором намекали, у которого средства сообщения — дороги, лучше, несомненно, он может скоро уравнять шансы.

Поэтому наш удар должен исходить из следующего: во-первых, надо уже заранее подготовить подавляющее превосходство сил; во-вторых, не следует забывать метода Брусиловского наступления. Брусилов на совещании в Ставке говорил, чтобы противопоставить возможности противнику пользоваться хоро­шими дорогами, перебрасывать [силы] с одного фронта на другой — надо навалиться на него всеми фронтами. И само наступление, проведенное на широком фронте, дало очень богатые результаты. В результате этого наступ­ления, австро-германцы потеряли до полутора миллионов человек. Только одними пленными их потери достигли 420 тыс. человек. И, по-моему, немцы очень хорошо продумали это и использовали, когда организовали наступление на линию Вейгана. Прототипом этого наступления был Брусиловский прорыв.

Надо твердо решить, что наступление является более предпочтительной формой и хорошо, если мы начнем и будем длительно навязывать противнику свою волю.

Какая бы сильная оборона ни была, она всегда будет проломлена, это показывает опыт и на Карельском фронте. 91 стрелковая дивизия нашего округа, несмотря на очень сильные укрепления в районе Выборга, прорвала северо-восточный сектор Выборгского укрепленного района. Дивизия, дейст­вовавшая на фронте около 2-х км, сумела прорвать и предполье и главную полосу в районе деревни Тиммясуо. За 2,5 дня боя она прошла с предпольем около 7 км, прорвала около 3-х км главную полосу противника.

Поэтому, какая бы сильная оборона не была, все-таки наступление ее проломит. Обязанность других инстанций — придти на помощь своими резер­вами.

Я считаю, что не только в главной полосе обороны, но и в предполье очень часто, и надо это рекомендовать настойчиво, можно переходить в контратаки мелкими группами, используя каждую малейшую ошибку противника. А таких случаев бывает много. Зазевался противник, подставил фланг, подошел в беспорядке — надо немедленно использовать ошибку. А тем паче в контратаки надо переходить, когда идет борьба за главную полосу. Причем, обязанность каждого командира его средствами удержать, во что бы то ни стало, свой район обороны. Если мы воспитаем к этому бойцов и командиров — к смелости, к упорству в обороне, мы от этого только выиграем. Всякий же намек на ослабление этого дела отразится невыгодно.

РГВА, ф. 4, оп. 18, д. 60, л. 27—31.

 

Антонюк Максим Антонович, род. 7(19). 10.1895 г. в дер. Мацы, ныне Брестской обл. На военной службе с 1915 г. Окончил школу прапорщиков. Участник 1-й мировой вой­ны в звании поручика. В Красной Армии с 1918 г. В Граж­данскую войну занимал должности командира полка, бригады. В 1924 г. окончил Военную академию РККА, в 1929 г. — курсы усовершенствования начсостава. В меж­военный период был командиром бригады, командиром ди­визии, преподавателем академии, командиром-военкомом корпуса,   командующим   войсками   военного   округа.

314

 

В 1940 г. — начальник пехоты РККА, заместитель гене­рала-инспектора пехоты РККА. Во время Великой Оте­чественной войны командовал армиями, оперативной группой, был зам. командующего войсками фронта. После войны зам. командующего войсками военного округа по ВУЗам. С1947 г. в запасе. Генерал-лейтенант (1940). На­гражден 6 орденами, медалями и иностранными орденами. У мер 30.7.1961г.

 

М. А. АНТОНЮК, генерал-лейтенант, заместитель генерал-инспектора пехоты

 

Товарищ Народный комиссар обороны! Проводимое целеустремленно сове­щание высшего командного состава является ценнейшим вкладом в подготовку руководящего состава Красной Армии и воспитывает всех нас единству мыш­ления и действия.

Я в своем выступлении прежде всего остановлюсь на основном вопросе — подготовке нашей армии в результате проведенных учений этого года.

На всех учениях, проведенных как Вами, товарищ Народный комиссар обороны, так и всеми нами, мы наблюдали чрезвычайно большую скученность боевых порядков.

Если посмотреть историю этого вопроса, то Великая французская революция дала армии солдата-гражданина и при том же оружии, которое было и у пруссаков, французы перешли к одношереножной стрелковой цепи и колонне для нанесения главного удара, вместо 3-х шереножных построений пруссаков. Старая русская армия, а также и остальные армии Европы, вошли в первую империалистическую войну, имея два шага в цепи, окончили войну, учитывая насыщение пулеметами и минометами, имея 3—6 шагов в цепи. Цепи конца войны напоминали в известной степени группы и не походили уже на цепи начала первой империалистической войны.

Характерно, что после германо-польской войны немцами издано дополнение к уставу 130/2⁶ , где в статье 27 этого дополнения говорится: для ослабления действия огня противника и для использования местности из строя змейкой и из стрелковой цепи возникают непостоянные, нерегулярные глубокие или широкие строи, которые неоднократно меняются. Они получаются при дви­жениях на сильно пересеченной местности, при преодолении и обходах пре­пятствий или при подтягивании тыловых отделений. Далее, в ст. 30 дополнений к уставу говорится относительно плотности следующее: если ничего другого не приказывается, интервал 5 шагов. И далее, в этом же дополнении за подписью генерала Браухича,⁷⁶ ст. 31 дает примеры для команд и приказов для развертывания отделения:

а) В движении вперед. 1) «Направление — угол леса, дистанция 20 шагов, строй змейкой».

Второй пример: «По правой стороне дороги, в строю змейкой, дистанция 15 шагов».

Третий пример: «Направление — колокольня, интервал 10 шагов, стрелковая цепь — марш, марш (бегом марш)».

Четвертый пример: б) На месте. «В канаву фронтом — дымовая труба, интервал 15 шагов, стрелковая цепь — налево».

Следовательно, в дополнении к уставу даются примеры на опыте войны, в которых говорится, что при движении змейкой дистанции между бойцами от 15 до 20 шагов.

При движении цепью немцы в среднем устанавливают пока, но по-видимому, не окончательно, интервал 5 шагов, но одновременно говорят — ежели не было других указаний.

315

 

А в примерах, тут же приведенных в пояснении команд устава, они ука­зывают интервал между бойцами в цепи отделения 10—15 шагов.

Естественно, товарищи, что современное насыщение пехоты большим ко­личеством автоматического и полуавтоматического оружия, большое насыщение минометами плюс артиллерией и авиацией — ставит перед нами вопрос о необходимости пересмотреть насыщение боевых порядков — их плотность.

Работая в уставной комиссии и изучая данные, которыми можно было располагать из опыта наших войн на Халхин-Голе и в Финляндии и данные, которые имеются в результате германо-польской войны, а также учитывая выводы, которые сделали немцы, я пришел к заключению, что при движении с рубежа атаки необходимо иметь интервалы между бойцами в цепи отделений в среднем 5 метров, а иногда и более.

При движении с исходного рубежа наступления до рубежа атаки будет выгодным вести отделение змейкой, имея глубокое эшелонирование в отделении до 10—15 метров в глубину между бойцами. Такое построение обеспечит минимум потерь и максимально сохранит отделение до боя и в бою.

Кратко остановлюсь на докладе т. Смирнова. Построение боевого порядка дивизии, которое дано т. Смирновым, вызывает у меня некоторые сомнения. Если посмотреть на схему, то у нас не получается тактически мощного расположения огневых средств в обороне, чтобы отразить наступающего. Я це­ликом и полностью за развитие глубины тактической обороны, но если вни­мательно присмотреться к этой схеме, то получается в известной мере линей­ность с соответствующим эшелонированием через 2—2,5 км и рассиропливание огневых средств, особенно противотанковых, которых у нас недостаточно. Для противотанковой обороны сегодня мы имеем в дивизии только 54 противотан­ковых пушченки.

(Г. И. Кулик: А немцы имеют 36.)

М. А. Антонюк: Немцы имеют в дивизии, по тем данным справочника, по которому мы учимся сегодня, 76 пушек.

(Г. И. Кулик: Если считать с 20-мм и подсчитать количество 12,7-мм, то у вас будет более 100.)

М. А. Антонюк: Если прибавить немецкие противотанковые ружья (81 в дивизии), то у них набирается гораздо больше 100.

Если посмотреть на эту схему обороны батальона в 9 квадратных км (3x3), то при том количестве противотанковых пушек, которыми мы располагаем, получается меньше одной пушки на квадратный километр.

Относительно оперативной глубины обороны, о которой здесь говорил пре­дыдущий докладчик, генерал армии т. Тюленев, я считаю, что глубина на 100 км слишком велика и благодаря только этому т. Тюленеву пришлось ударной по силе армией обороняться. Немцы, в условиях маневренной войны, строят предполье на 6—8 км, а мы на 12—15 км от переднего края. Я считаю, что такое предполье на 12—15 км будет нормальным, но не следует во всех случаях выделять батальоны. Там, где местность позволяет, в ряде случаев можно будет выделять в 03 отдельные усиленные роты и решать оборону предполья не количеством живой силы, а огневой мощью, не рассиропливая силы главной полосы обороны, эти роты будут решать те же задачи, что и батальоны.

В отношении построения обороны в тактической зоне выдвинутое раньше положение т. Хозиным, было фактически преподнесено и т. Смирновым, только с некоторым уточнением. Я боюсь одного, что это даст противнику возможность бить нас по частям. Необходимо иметь соответствующую глубину построения при той схеме, которая у нас пока существует. Я не боюсь артиллерийского огня. Я считаю, что пехота, правильно окопавшись и использовав щели, ниши, укрепив их, не группируясь, а рассредоточиваясь в укрытиях и там, где должна вести огонь — не особенно боится артиллерии. Я под очень мощным артогнем немцев сидел 1 /5 суток и должен сказать, что ничего страшного не было, несмотря на то, что 1 /5 дня беспрерывно работали гаубицы по боевому порядку. Из роты, в которой я находился, мы потеряли всего 18 чел. ранеными и убитыми.

316

 

(Г. И. Кулик: Если дать 88 пушек на километр фронта, картина будет другая.)

М. А. Антонюк: Все зависит от того, как умело группироваться и как умело укрепляться в соответственно короткий срок.

(Голос из зала: И как умело использовать огонь наступающего).

М. А. Антонюк: И свой огонь одновременно, быстро заняв все точки, которые необходимо занять для обороны.

Касаясь противовоздушной обороны, я считаю, что как на земле мы ставим вопрос о концентрации огня на определенных участках, так и в воздухе стоит вопрос о необходимости насыщения огня по штурмующим и пикирующим: самолетам противника. Я придерживаюсь того мнения, что все пулеметы и все бойцы, если они только имеют возможность быть не занятыми непосред­ственно боем на суше, должны бить по самолетам. К этому должны быть подготовлены наши пулеметы и бойцы.

РГВА, ф. 4, оп. 18, д. 60, л. 32—36.

 

В. Н. КУРДЮМОВ, генерал-лейтенант, начальник Управления боевой подготовки Красной Армии

 

Товарищ Народный комиссар обороны! Я прошу разрешения присоединить и мой голос благодарности Вам за ту отличную учебу, которую Вы организовали для нас на этом совещании.

Мои соображения по докладу т. Смирнова. Как я мыслю ведение совре­менного оборонительного и наступательного боя? Сила современной обороны заключается в стойкости войск, в организованной системе огня, в решительных контратаках из глубины, в искусном использовании и оборудовании местности. Оборона должна противостоять массовой атаке танков и пехоты противника, атакующих на всю глубину, при поддержке мощной и многочисленной артил­лерии и боевой авиации. Поэтому оборона должна быть глубокой, противо­танковой и противовоздушной. Боевой порядок при обороне должен быть эшелонирован в глубину, чтобы быть способным противостоять глубокому удару. Однако это эшелонирование боевого порядка и боевых средств обороны должно быть таким, чтобы не дать возможности противнику последовательно, постепенно, по частям громить обороняющегося.

Глубина обороны. Я считаю, что развитая глубина обороны должна состоять из следующих элементов: — из предполья или передовой полосы. Внешняя граница предполья может быть вынесена на 12—15 километров от переднего края главной полосы обороны, а при благоприятных условиях и далее. В зависимости от обстановки, предполья может и не быть.

Какими силами и средствами будет обороняться предполье? В каждом конкретном случае силы и средства будут определяться соответствующей об­становкой. Во всех случаях важно только выдержать тот основной принцип, чтобы не было распыления сил в обороне. Выделение в предполье больших сил и средств повлечет несомненно к распылению сил обороняющегося. О том, как вести бой в предполье, неоднократно указывал Народный комиссар обороны:

• Из позиции боевого охранения, выдвигаемой вперед на 1—3 километра от переднего края главной полосы обороны. Я считаю, что позиция боевого охранения будет, безусловно, существовать; тут неправ т. Смирнов. В каком виде? В виде ли тыловой полосы предполья, или в виде самостоятельной позиции боевого охранения, но она будет существовать. Причем, как правило, не за счет тех подразделений, которые ведут бой в предполье. Эти подразделения будут отходить в глубину обороны.
• Из главной, я подчеркиваю, основной полосы обороны, включающей основные силы дивизии и всю глубину боевого порядка ее.
• Из второй оборонительной полосы, создаваемой в тылу главной полосы обороны, занимаемой корпусными резервами.

Я не буду останавливаться на определении отдельных элементов современ­ной обороны, так как они уже даны и всем нам очевидны (предполье, позиция

317

 

боевого охранения и др.), я хочу сделать ударение лишь на главной полосе обороны.

Главная полоса обороны, по моему мнению, служит для организации на ней решающего отпора противнику. Она получает наибольшее инженерное развитие и включает основные силы и средства дивизии. В бою за главную полосу обороны наступающий противник должен быть остановлен и разбит.

Боевой порядок обороны. Здесь, товарищ Народный комиссар обороны, на схемах я показал два варианта из возможных бесчисленных вариантов по­строения боевого порядка стрелковой дивизии в обороне. Боевой порядок стрелковой дивизии и полков в обороне состоит из сковывающей и ударной групп и иногда — резерва.

Я согласен с указанием генерала армии т. Мерецкова о том, что термин «сковывающая и ударная группа боевого порядка обороны» отжили свое су­ществование. Название «сковывающая группа» ни в коей мере не отвечает тем ответственным задачам, которые выполняет эта группа в бою. Так назы­ваемая сковывающая группа (по прежнему нашему названию) составляет первый эшелон обороны и имеет своим назначением прочно удерживать данную ей полосу (участок, район) местности. В сковывающую группу включается основная часть сил и средств обороны.

Ударная группа составляет второй эшелон обороны _ч и располагается за сковывающей группой. Она имеет своим назначением контратаками уничто­жить прорвавшегося противника и восстановить положение или приостановить его наступление, обороняясь на занятом рубеже. Резерв выделяется при от­крытом (открытых) флангах и при необходимости принять особые меры по охране тыла.

Боевой порядок стрелкового корпуса обычно состоит из боевых порядков дивизий и резерва. Причем, командир корпуса своим резервом усиливает ударную группу той дивизии, в полосе которой организуется основная контр­атака. В ходе боя командир корпуса может образовать и свою ударную группу за счет своего резерва.

Оборона должна быть противотанковой. Основная часть противотанковых огневых средств должна быть сосредоточена на переднем плане главной полосы обороны. Мы произвели целый ряд подсчетов и у нас оказалось, что за счет тех противотанковых средств, которые имеются в дивизии; 36 противотанковых и полковых орудий в первом эшелоне, то есть 3,6 — 4 орудия на 1 км фронта. Этого, конечно, очень мало — 4 орудия на 1 км фронта. Такое количество орудий обеспечивает, рассчитывая математически, вывод из строя до 12 танков противника.

Противотанковые препятствия и противотанковые районы должны быть эшелонированы на всю глубину обороны. Противотанковая артиллерия является основным средством борьбы с танками противника как перед передним краем, так и в глубине оборонительной полосы. Танки обороны являются одним из мощных средств уничтожения танков противника.

Оборона должна быть противовоздушной. Этот тезис, выдвинутый в до­кладе начальника Генерального штаба, совершенно правилен.

Площадь обороны стрелковой дивизии: 10 км. * 6 км = 60 кв. км. 12 зенитных орудий трехслойным огнем прикрывают 100 кв. км. В дивизии вместе с корпусной зенитной артиллерией 8 орудий. Не хватает 4-х орудий или 1-го зенитного артиллерийского дивизиона на стрелковый корпус.

Варианты построения боевого порядка стрелковой дивизии в обороне приведенные на 5-ой и 6-ой схемах, позволяют сделать такие выводы: второй вариант дает большие возможности при борьбе за главную полосу обороны, чем первый, т. к. он имеет большее количество живой силы и огневых средств на переднем крае главной оборонительной полосы.

Второй вывод — требуется увеличить штатные противотанковые средства дивизии с тем, чтобы получить плотность противотанковых орудий, близкую к той плотности, которую здесь объявлял в своем докладе генерал армии т. Тюленев. Эта плотность должна быть не менее 10—15 орудий на один километр фронта, а иногда и более.

318

 

Кроме того, необходимо обязательно усиливать стрелковую дивизию про­тивотанковыми моторизованными средствами резерва Главного командования с тем, чтобы, опираясь на отсеки и противотанковые районы в глубине обо­ронительной полосы, иметь возможность не допустить танки противника в глубину обороны.

Третий вывод — передний край обороны выбирать, как правило, за есте­ственными противотанковыми преградами. Необходимо усилить стрелковую дивизию моторизованными пулеметными средствами РГК для создания доста­точной плотности огня на линии второго эшелона дивизии. Такое усиление, в первую очередь, совершенно необходимо на направлениях, где ожидается наступление противника. На танкодоступной местности при возможности мас­сового применения противником танков фронт обороны дивизии необходимо суживать до 6 км.

В этом случае оборону полков строить в три эшелона на системе батальонных районов эшелонированных в глубину. Необходимо усилить средства зенитной обороны дивизии и иметь, как я уже докладывал, до 12—15 зенитных орудий.

Как мыслится ведение современного оборонительного боя. В основу ве­дения оборонительного боя должен быть положен принцип расчленения боевого порядка наступающего противника и разгром. Оборонительный бой с насту­пающим противником начинается на дальних дистанциях — на подходе и в период преодоления противником предполья. На подходе противник подвер­гается боевому воздействию авиации и дальнего огня артиллерии. В предполье в бой вступает пехота, поддерживаемая артиллерией.

В исходном положении для наступления и в период подхода к переднему краю оборонительной полосы противник подвергается воздействию огня главной массы артиллерии, в особых случаях — танков, а также выделенных для этой цели пулеметов, минометов, противотанковой артиллерии и снайперов.

В этот период основная масса огневых средств пехоты главной полосы обороны огня не ведет и ничем не обнаруживает своего расположения. В бой за главную полосу обороны обороняющиеся вводят все свои силы и средства.

Борьба за передний край главной оборонительной полосы начинается вне­запным для противника огнем всей массы огневых средств пехоты, обязательно с коротких дистанций. В этом заключается новое в ведении оборонительного боя.

В случае вклинения противника в расположение оборонительной полосы или прорыва ее, он сковывается огнем с соседних участков и из глубины и после короткой огневой подготовки уничтожается контратакой.

Наступательный бой. Характеристика наступательного боя уже была дана генералом армии т. Мерецковым, а в оперативном разрезе — генералом армии т. Жуковым. Наступательный бой характеризуется тем, что он ведется реши­тельным движением всего боевого порядка вперед и заключается в подавлении противника огнем на всю глубину его боевого порядка, в атаке противника, в преодолении его расположения, в окружении и уничтожении на поле боя. Наступление требует сосредоточения превосходящих сил и средств на направ­лении главного удара непрерывного нарастания силы удара атакующих частей. Для этого боевые порядки должны иметь глубокое построение и состоять из нескольких эшелонов. Здесь т. Мерецков говорил уже о том, что термины — «ударная группа наступательного боевого порядка» и «сковывающая группа» — безусловно подлежат ревизии, потому что они некоторыми командирами по­нимались неправильно.

Ударная группа дивизии может состоять из двух эшелонов (полк за полком) или из одного эшелона (полки рядом); в последнем случае полки ударной группы могут строиться в трех эшелонах (батальон за батальоном).

Наращивание сил и средств в наступлении показано у меня на самой правой схеме. Здесь дано наращивание усилий боевого порядка нашего стрел­кового корпуса при прорыве оборонительной полосы противника (немецкой пехотной дивизии). Соотношение живой силы и огневых средств при наступ­лении нашего стрелкового корпуса на немецкую пехотную дивизию выражается в следующих цифрах: наш наступающий корпус будет иметь в первом атаку-

319

 

ющем эшелоне: 72 взвода, 2880 — штыков, 288 — ручных пулеметов, 576 — ППД, 180 — ротных и батальонных минометов, 144 станковых пулемета, 72 — противотанковых орудия, 12 — полковых минометов и 36 орудий ПА.

Немецкая обороняющаяся дивизия будет иметь в первом эшелоне обороны: 23 взвода, 780 — штыков, 90 — ручных пулеметов, 115 — пистолетов-пуле­метов, 23 — гранатомета, 26 — минометов, 54 — становых пулемета, 48 — противотанковых орудий, 16 — орудий ПА и 30 противотанковых ружей.

Таким образом, в среднем на 1 км фронта будет атакующих 288 человек против 78 человек обороны; пулеметов и пистолетов-пулеметов — 100 против 26; минометов 19 против 5; противотанковых и полевых орудий 11 против 6,4.

На направлении главного удара (по схеме на фронте левофланговой дивизии) на 1 км фронта: атакующих 320 против 80; пулеметов и пистолетов-пулеметов ПО против 30; минометов 20 против 5—6; орудий полковых и противотанковых 12 против 6—7.

Наращивание сил удара при атаке глубины оборонительной полосы про­тивника получается следующее: при атаке эшелона ротных резервов наш стрелковый корпус вводит 36 взводов против 10 взводов немецкой пехотной дивизии или 1440 атакующих, против 400 обороняющихся.

При атаке эшелона батальонных резервов наш стрелковый корпус вводит 54 взвода, против 12 взводов немецкой пехотной дивизии или 2160 атакующих против 480 обороняющихся.

В борьбе с полковыми и дивизионными резервами наш стрелковый корпус вводит — 81 взвод против 45 взводов пехотной дивизии или 3240 атакующих против 1800 обороняющихся. Во всех случаях я привожу цифры лишь вновь вводимых подразделений и людей.

Таким образом, можно сделать следующие выводы из наращивания сил и средств при атаке нашим стрелковым корпусом немецкой пехотной дивизии:

• При наступлении на обороняющуюся немецкую дивизию наш корпус при преодолении всей глубины обороны будет иметь не менее, как тройное превосходство в живой силе и огневых средствах и может с большим успехом разгромить немецкую пехотную дивизию. Таким образом, утверждение начальника Генштаба, что мы должны быть готовыми атаковать нашими двумя дивизиями одну пехотную дивизию противника, несомненно правильно. Сил и средств для выполнения этой задачи вполне достаточно.
• Стрелковые взводы и роты для усиления первого удара необходимо
  строить в одном эшелоне.
• Фронт наступления батальона — не менее 700 м. Сокращение фронта
  до 500 м. потребует построения батальона в три эшелона. В этом случае фронт
  атаки дивизии придется уменьшить до 2,5 километров.

РГВА, ф. 4, оп. 18, д. 60, л. 37—44.

 

Понеделин Павел Григорьевич, род. 4( 17).3.1893 г. в дер. Парниково ныне Ивановской обл. В 1915 г. окончил Мос­ковскую школу прапорщиков. В Красной Армии с 1918 г. Участник Гражданской войны, командовал полком, бри­гадой. В 1926 г. окончил Военную академию им. Фрунзе, затем адъюнктуру и стал преподавателем. В последую­щие годы был начальником и военкомом пехотного учили­ща, начальником штаба корпуса, армии, округа. В совет­ско-финляндской войне 1939—1940 гг. командовал диви­зией. С марта по август 1941 г. командовал 12-й армией. Генерал-майор (1940). Награжден орденом и медалью. С августа 1941 г. по декабрь 1945 г. находился в немецком

320

 

плену. По возвращении из плена в декабре 1945 г. был аре­стован и по приговору 25 августа 1950 г. расстрелян. Реа­билитирован в 1956 г.

 

П. Г. ПОНЕДЕЛИН, генерал-майор, начальник штаба Ленинградского военного округа

 

Товарищ заместитель Народного комиссара обороны! Я хочу обратить Ваше внимание и внимание участников совещания на следующее обстоятельство:

Когда мы разбираем оборону тактическую и оперативную, мне кажется, что мы допускаем один общий грех. Грех этот заключается в том, что мы берем максимальное количество войск в то время, как жизнь заставит нас организовать оборону гораздо меньшим количеством.

Я думаю, что мы должны исходить из других средних норм. В предложенной схеме т. Смирновым, я прежде всего не согласен с его 8-ю километрами на дивизию. Такой случай возможен, но этот случай все же будет частным.

По тем же соображениям я не совсем согласен и с генералом армии т.  Тюленевым, который на 100 км. предназначает 12—15 дивизий. Случай тоже возможный, но случай не характерный, случай редкий.

Не поймите меня,  что я против  принципа  глубокой обороны,  что она должна быть эшелонированной. Нет. Я лишь против увлечений. Что нам говорит история?

Она напоминает, что люди чаще всего ошибались именно на обороне. Взять хотя бы мировую войну. Вы помните: нигде русская старая армия не смогла собрать нужного количества войск. Брусиловский прорыв, наиболее светлое место в истории войны, но он не был развит из-за недостатка сил, т. к. нужные силы были прикованы к обороне на другие театры необъятной территории нашей родины.

Некоторые историки не без основания приходят к выводу, что одной из причин неуспеха немцев во время мировой войны является поправка — и существенная поправка к плану Шлиффена — на 2 или 3 корпуса, которые были отняты из ударной армии и переброшены на Восточный фронт, в интересах обороны. Но, наряду с этим, мы знаем и блестящие примеры решения этой задачи. Это — наша гражданская война. Классически было разрешено рас­пределение сил по фронтам и по направлениям. Вы помните, наши руководители не боялись, идя на оголение целых больших пространств с тем, чтобы собрать нужные войска на нужном направлении фронта и в нужное время.

Поэтому делаю такой вывод: максимум внимания мы должны уделять выработке в себе умения организовывать оборону минимальными силами.

Я возражаю, например, против трех дивизий, к тому же одной танковой в резерве у командующего армией, по докладу т. Тюленева.

Недавно лишь я прочитал не весьма хорошую книгу французского писателя Анри Биду.⁷⁷ Наряду с другими вопросами автор указывает группировку французов перед их разгромом в последней войне. Оказывается они имели в каждой армии по 2—3 дивизии в резерве, оставив в общем 6-ю армию Кошона весьма слабую количественно. И вот что получилось. При быстром развитии событий, даже при 400-километровом фронте, они не смогли вовремя собрать свои дивизии к месту прорыва.

И лишь только во второй фазе борьбы на реке Сомма эти дивизии смогли принять участие и то не в полном количестве.

Так вот, товарищ Смирнов, будет вернее, если мы будем исходить не из 8 км на дивизию, а значительно больших размеров. 12—15 дивизий на фронте в 100 км будет также многовато. Это количество можно оправдать, если заведомо будем знать, что на данном направлении противник будет наступать, или когда посредством разведки уже установлена его сила и группировка.

321

 

В этих условиях Ваше насыщение будет приемлемо, может быть придется его даже увеличить. Имея всего 8 км на дивизию, т. Смирнову не стоило большого труда построить оборону дивизии, состоящую из двух заборов и к ним боевого охранения.

По сути дела получаются две линии батальонов плюс боевое охранение. Боевое охранение по сравнению с прежней обороной более сильное. Такая форма обороны вполне возможна, но только как частный случай. Случай этот возможен еще и потому, как мы не шаблонеры и что обстановка бывает чрезвычайно разнообразной и каждый из нас обязан уметь обманывать про­тивника. Такая схема может найти применение, но она не может служить в качестве принципиальной схемы.

Я сторонник схемы генерала армии т. Тюленева. Добавлю, что предполье по его схеме будет обороняться двумя батальонами из резерва дивизии. Борьба в предполье будет проходить по принципам маневренной обороны с макси­мальным использованием всех заграждений и препятствий.

В схеме т. Смирнова слабо выражена главная полоса обороны. Войска на ней у него распылены. Я возражаю против утверждения, что не следует иметь в обороне ярко выраженные опорные пункты. Главная полоса обороны должна быть сохранена как позвоночник обороны, причем в эту полосу должны быть назначены для борьбы основные силы. В противном случае оборона, особенно при построении заборами, может быть прорвана легко, часто она не будет в состоянии даже установить, что противник сосредоточил большие силы и что он идет на прорыв.

При прочной главной полосе другой разговор. В борьбе за главную полосу противник вынужден будет раскрыть все свои карты и обнаружить главное направление своих усилий. В этом случае армейскому командованию будет ясно, куда фиксировать свое внимание, куда постепенно стягивать силы для контрудара и как велика должна быть оказана помощь обороне ее стороны фронтового командования.

Главная полоса в том виде, как мы ее представляем, должна быть сохранена еще и потому, что она позволяет сосредоточить вокруг нее солидные препят­ствия, которые, как мы знаем, создаются с затратой большого труда и времени.

Я не говорю о препятствиях и сооружениях долговременного типа. Не только эти, но и препятствия полевого типа не удается создавать в весьма короткие сроки, особенно же когда их требуется большое количество. Поэтому концентрация препятствий на главной полосе имеет существенное значение. Возьмем к примеру мины. Оборона будет иметь их много, но несмотря на это их все же не окажется в таком количестве, которое позволило бы их разбра­сывать на обширных площадях.

Тов. Смирнов своей схемой исключает контратаку, т. к. все батальоны его дивизии вытянуты в две линии. Контратака особенно в масштабе полка не всегда будет иметь место. Но практика, опыт и жизнь, боевая действительность недавнего прошлого особенно для тех, кто принимал участие в борьбе с белофиннами, подсказывает, что случаи контратак не исключены даже в масштабе полка, не говоря уже о масштабе дивизии. В положении командира дивизии мне приходилось осуществлять такие контратаки. Генерал-полковник т. Штерн помнит, что они удавались и приводили к блестящим результатам. В районе Витевари белофинны атаковали наш батальонный узел, захватили его силами до полка, но были выбиты. Мне потребовалось, оставив на других участках и направлениях только огневые средства, собрать всю живую силу и ею ликвидировать успех белофиннов.

Почему мы должны исключить такую возможность в будущем? Нельзя этого делать, т. Смирнов.

Я с Вами соглашаюсь в отношении изменения некоторых названий, каса­ющихся боевых порядков. В обороне раньше мы имели сковывающие и ударные группы. Это, конечно, чепуха. Имеется главная полоса обороны, которую обороняют главные силы войск. Главная полоса обороны может и должна состоять из нескольких эшелонов.

Устанавливая принципиальную схему,  я сторонник того,  чтобы главная

322

 

полоса имела не менее двух эшелонов, причем количество батальонов в эше­лонах может быть различным. В одних случаях полк, назначенный в главную полосу обороны будет иметь в первом эшелоне два батальона, во вторых — один батальон. Дивизия должна иметь не ударную группу, а резерв.

Тов. Смирнов правильно сказал, что для командира полка и дивизии расчетной единицей является батальон потому, что в батальоне наиболее гармонично и полно представлено все оружие пехоты. Наш батальон 1940 года обладает чрез­вычайно большой огневой способностью. Если в 1929 году батальон давал в минуту 16.000 пуль, то сейчас он дает 35.000 пуль. Поэтому современный батальон  в состоянии обороняться на 2—3 и З½ километрах по фронту при соответствующей глубине. Кроме того батальонные районы необязательно должны соприкасаться, как это раньше у нас было принято считать. Могут допускаться промежутки. Когда вы прикините, то увидите, что наша дивизия может успешно обороняться на 10—12 и на 16 км. Я не беру особые случаи, когда дивизия не без успеха может обороняться на 30—40 километрах. 139 сд построила прочную оборону на фронте 30 километров, имея справа открытое пространство в 50 км и слева в 40 км. Дивизия прикрывала отдельное направление.

(С. М. Буденный: Противник был перед Вами?)

(Смех в зале)

П. Г. Понеделин: Семь весьма подвижных батальонов.

Товарищ заместитель Народного комиссара, если исходить из этих наиболее жизненных и реальных для нас норм, то нужно иначе смотреть на армейскую оборонительную операцию и на вопрос о том, какое же количество дивизий должно быть у командарма в резерве.

Поэтому изложенные мною соображения должны быть как-то учтены, когда окончательно будут даваться указания по теме «Армейская оборонительная операция».

Несколько слов в отношении наступления. Во время недавней войны у нас очень часто раздавались жалобы на то, что на поле боя очень мало пехоты. Это обстоятельство толкнуло на ревизию наших боевых порядков в наступлении. Мы, группой, занялись этим вопросом и произвели подсчет. Подсчет привел к следующим выводам: в тех случаях, когда наш батальон наступает на фронте в 500 метров, для взвода, имеющего 40 с лишним человек, предоставляется полоса в 125 метров. Это при условии, когда два взвода в роте идут в первом эшелоне. Согласитесь, что большего пространства взводу и не потребуется. Так что пехоты достаточно в первом эшелоне и тот боевой порядок, который у нас был принят раньше и который армия освоила, мне кажется особых изъянов не имеет. Его нужно сохранить.

Но жалобы на недостаток пехоты все-таки были, причем жалобы прояв­лялись не перед боем, а после одного-двух боев.

(Голос из зала: Почему?).

П. Г. Понеделин: Потери были.

В дивизии штыков 3 000 с небольшим. Достаточно потерять 1 500— 2 000 штыков как всякая наступательная способность дивизии пропадает, ис­сякает. А такие потери на войне — обычное дело. Потеряв 1 500—2 000 штыков, дивизия может только обороняться, несмотря на то, что общий ее состав около 17 тыс. человек.

(Голос из президиума: Из войны делают разные опыты. У немцев были отделения 16 человек, оставалось 9, а у нас было 9, стало 14 и все мало).

П. Г. Понеделин: Я к этому выводу и подхожу. Мы тоже пытались вы­ходить из положения на месте. Что мы делали? Из 18 пулеметов в батальоне, мы оставляем 6, остальные отправляют в обоз с тем, чтобы высвободившихся таким образом пулеметчиков использовать в качестве стрелков.

Чтобы не импровизировать в будущем, нужно предусмотреть это теперь же. За каждой дивизией нужно иметь запасной батальон, в корпусе должен быть полк. Война есть война, потери неизбежны и на это нужно смотреть открытыми глазами, а не ждать, когда невозможность наступления из-за потерь толкнет на это мероприятие во время самой войны.

323

 

Старые названия боевых опорядков также нуждаются в поправках. Название ударная группа и сковывающая группа необходимо заменить. Эта терминология приводит к недоразумениям, т. к. ее понимают по-разному. Особенно небла­гополучно обстоит дело с правильным пониманием термина «сковывающая». Приходилось не раз убеждаться, что под сковыванием понималось требование сидеть на месте, вести огонь, но не двигаться и не занимать с боем пункты в глубине обороны противника.

(Голос из президиума: Я говорил — активно сковывать противника).

(С. М. Буденный: Можно назвать первый боевой участок, второй боевой участок.)

П. Г. Понеделин: Можно назвать так, это будет лучше, но можно подыскать и другую терминологию. Считаю также, что в роте не должно быть второго эшелона. Если уже один взвод остается сзади, то он составляет ротную поддержку. В батальоне, полку может быть второй эшелон. В дивизии за полками первого эшелона может быть только резерв.

Я, очевидно, прослушал, или т. Смирнов не сказал о том, кто управляет танками в наступлении, кому они подчиняются. Мне кажется, что мы ошибки не сделаем, если твердо скажем, что тяжелыми танками распоряжается ко­мандир дивизии, средними танками распоряжается командир полка и легкими танками, идущими с пехотой — командиры батальонов.

Последний вопрос с «Ч». Имеются споры: одни желают понимать под «Ч» начало артиллерийской подготовки; другие желали бы «Ч» связать с началом атаки танков.

Нужно твердо записать, что под «Ч» нужно понимать начало атаки пехоты, а все остальные рода войск исходят из этого положения.

РГВА, ф. 4, оп. 18, д. 60, л. 45—52.

 

Егоров Павел Григорьевич, род. 17.2(1.3).1896 г. в г. Тару­са, ныне Калужской обл. В 1915 г. окончил школу прапор­щиков. Участник 1-й мировой и гражданской войн. В Крас­ной Армии с 1918 г. В 1925 г. окончил Военную академию им. Фрунзе. В период с 1925 по 1940 гг. был начальником учебной части, помощником начальника школы, заме­стителем начальника школы, начальником повторных курсов, помощником начальника отдела, начальником сектора, помощником начальника управления в Генераль­ном штабе, затем — командиром дивизии, начальником штаба Архангельского военного округа. С началом Вели­кой Отечественной войны был начальником штаба 28-й армии. Генерал-майор (1940). Награжден орденом, ме­далью. 4 августа 1941 г. пропал без вести.

 

П. Г. ЕГОРОВ, генерал-майор, начальник штаба Архангельского военного округа

 

Товарищи, разрешите мне остановиться только на трех вопросах. Первый вопрос — виды боя и боевые порядки; второй вопрос — значение огня и подвижность, и третий вопрос — бой в лесу стрелковой дивизии.

Я думаю, что наши дивизии, товарищи, имеют достаточно средств и огневых, и технических, и живой силы, чтобы решать задачи и обороны и наступления.

Если здесь т. Смирнов предложил фронт обороны 8 км, я думаю, что наша дивизия имеет достаточно средств, чтобы драться и на 12, а если прикажут, и на большем числе километров. Также и в наступлении, наши дивизии

324

 

достаточно сильны для того, чтобы наступать на 4-х км, и они достаточно сильны, чтобы наступать и на большем количестве километров.

Боевые действия могут происходить на различной ширине фронта, причем наша дивизия — в зависимости от объекта — противника, в зависимости от замысла операции или боя, в зависимости от наличия сил и [характера] местности, может драться на нормальном фронте, о котором уже шла речь сегодня, но она может драться и на широком фронте, причем она может драться как в наступлении с прорывом, так и в наступательном бою с окру­жением противника, с полным его разгромом. Для этого у нашей дивизии есть достаточно и подвижных средств.

Наша дивизия имеет моторизованную стрелковую роту, бронетанковую роту имеет кавалерийский эскадрон. Это такие средства, которые она может бросить в обход противника, может преследовать противника, и может обес­печить свои наступательные действия.

Виды боя и построения боевого порядка, как и весь процесс вождения войск определяется оценкой обстановки и в первую очередь оценкой противника. Для этого у дивизий есть достаточно средств разведки и дивизия обязана перед боем оценить стоящего перед ней врага.

Мы имели два исторических примера красочных и хороших, на которых мы сейчас можем учиться — это действия с прорывом на Карельском перешейке, когда наши дивизии на узком фронте 1—2 км на дивизию рвали успешно укрепленные страшные полосы обороны и у нас есть красочный пример, когда наши дивизии под Халхин-Голом дали образцы блестящих боев с полным уничтожением врага.

Особенно важен для командира дивизии именно этот тяжелый момент, когда он, окружая, бьет противника с перевернутым фронтом и имеет сзади резервы противника, которые его боевому порядку жмут на хвост. Это испы­тание наши дивизии выдержали и нам надо на этом учиться.

Как в том, так и в другом исторических примерах оперативное руководство в полной мере обеспечило общевойсковым соединениям выполнение ими их тактических задач; оно обеспечивало их, ставя им своевременные задачи и вводя в нужное время и в нужном количестве резервы. Без этой связи оперативного руководства с тактическими действиями отдельных дивизий ус­пеха никогда быть не может. В этих двух примерах эта увязка замысла и исполнения сочетались в полной мере.

Я позволю напомнить картину Карельского перешейка, когда в боевом порядке в передовые батальоны дивизии влезали 6—8 дюймовые орудия и смущали в первое время нервных начальников. Раздавались голоса: нельзя ли эту тяжелую артиллерию отвести назад. И даже на отдельных направлениях не с таким узким фронтом, нервные люди эшелонировали артиллерию на­столько, что она не могла быть использована в бою, отводили, например, от Куолаярви в Кандалакшу. Это, товарищи, курьез, пародия, но они имели место, потому что начальники боялись большого насыщения артиллерией.

Только, товарищи, железная воля руководства могла сломить этот наш, я бы сказал, мягко выражаясь, военный консерватизм и тяжелая артиллерия, а помимо этого дивизионная артиллерия на отдельных направлениях была возвращена в войска и с успехом решила основные задачи современного боя.

Я думаю, эти примеры дают нам уже основания сказать, что при прорыве войсковую, а иногда и тяжелую артиллерию придется выдвигать в голову боевого порядка, иногда придется стрелять прямой наводкой.

Случаи, когда мы свою артиллерию отводили в тыл, на 150 км в насту­пательном бою, нам нужно, безусловно, забыть. В бою на окружение, наоборот, всю артиллерию, малоподвижные части нам нужно использовать в нормальных условиях фронта. Подвижные части — пехоту, конницу, бронечасти — необ­ходимо будет выдвигать на фланги для обхода противника, выдвигая их глубже уступом вперед.

При слабом или подорванном противнике , нам придется быть готовыми вести скоростное наступление, когда в голову придется ставить наиболее про-

325

 

бивные и подвижные части — бронечасти, конницу и танковые части. Придется придать и саперов по разграждению участков.

Особенно тяжело преодолевать заминированные участки, когда они будут на 5—6 км в глубину заминированы. Минные поля представляют наиболее тяжелую форму заграждений. На Карельском фронте, когда двигались части и взрывались танки на минных полях, то это вначале подрывало веру в свои технические средства.

Поэтому нам придется подумать, а также и нашим инженерам чтобы изобрести какие-то тяжелые катки и плуги, которые вырывали бы, выкорче­вывали бы эти минные поля, являющиеся основным препятствием в современной войне для продвижения всех родов войск.

Второй вопрос — это огневые средства. Современная огневая мощь дивизии очень велика. Огневые средства дивизии выпускают в 1 минуту 120 000 пуль, около 600 снарядов. Эти средства имеют колоссальное значение в наступа­тельном и оборонительном бою.

Ширина фронта дивизии зависит от задачи. Надо создать плотность [огня] 10 пуль на 1 м фронта. Берите на дивизию 12 км, это будет 120 000 пуль. Если нужно большую плотность создать, сжимайте фронт обороны.

Это количество огня определяется решением задачи каждым командиром.

У немцев не случайно записано в Полевом уставе: — «наступление это есть продвижение огня вперед». И это правильно, наши войска на Карельском пере­шейке и под Халхин-Голом применяли это искусство. Этому искусству использо­вания огневых средств учит и Нарком наш на всех учениях, которые он проводил.

Продвижение огня вперед должно быть организовано так, чтобы все огневые средства использовать против врага с наибольшей продуктивностью.

Под куполом различной длины траекторий наша пехота легко будет пре­одолевать любые препятствия и легко сможет выбить врага, который засел в щелях, убежищах и окопах.

Взаимодействие пехоты, артиллерии и танков, при чем танков орудийных, которые являются идеалом новой нашей артиллерии, обеспечит преодоление любого сопротивления.

Немцы строят усиленно 40-тонные танки со 105-мм пушками. Эти танки со 105-мм пушками они успешно применяли на различных участках Польши и Франции   .

От наступающей пехоты требуется все большая и большая подвижность. Генерал-полковник т. Павлов правильно сказал, что мехкорпус в первый день уйдет на 120—150 км*, но это требует от стрелковой дивизии какой-то большей подвижности. Если стрелковая дивизия будет двигаться 25—30 км в сутки, то она окажется в 100 км от мехкорпуса, который ушел вперед. Здесь на помощь приходит мотопехота, но ей часто не хватает автомобильных средств. Здесь придется сочетать маневр ушедших мехвойск с основными наступающими дивизиями, которым необходимо схватить за горло главную группировку про­тивника.

Огромное значение приобретает не только подвижность, но и то, кто первый в бою открывает прицельный огонь. Эта подвижность огневых средств имеет колоссальное значение. Мы пошли на Финский фронт со старыми привычками окружить противника, не стрелять, а брать живьем. Финны из пистолетов-ав­томатов при первых встречах открывали огонь и наносили нам лишние потери.

Мы видим, что теперешнего противника живьем уже не возьмешь, его надо бить. И вот, кто первыми открыл огонь, тот и решает победу. Необходимо и танкам открывать первыми огонь, иначе противник их будет бить внезапно и нанесет напрасные потери. Прав Маршал Советского Союза т. Кулик, когда, он, выступая, потребовал от артиллеристов скоростной стрельбы. Когда у нас будет время, товарищи, мы будем прибегать и к вычислительным нашим подразделениям и к инструментам, а если времени нет — стреляйте на глазомер и открывайте огонь первыми.

Управление современным боем усложнилось. Французские дивизии, как

 

* В докладе Павлова Д. Г. таких данных нет.

326

 

вам известно, были рассеяны и потеряли управление. Они базировались на старую схему связи. Нам в бою придется управлять совершенно иным методом. Проволочная связь будет иметь место от дивизии и выше и больше может быть в обороне, а в наступательном бою нам придется иметь скоростные методы управления. Чаще всего нам придется прибегать к радио.

И последний вопрос, на котором я хочу остановиться, это вопрос лесного боя.

(С. М. Буденный: Время у вас истекло. Кончайте.)

П. Г. Егоров: — Есть!

РГВА, ф. 4, оп. 18, д. 60, л. 53—58.

 

Д. Т. КОЗЛОВ, генерал-лейтенант, начальник Главного управления ПВО Красной Армии

 

Генерал армии т. Тюленев, определяя современную оборону, характеризовал ее как оборону, в первую очередь, противотанковую и противовоздушную. Я не возражаю против такого определения, во-первых, потому, что понимаю силу современных танков, во-вторых, потому, что я представляю из себя командира, ведающего противовоздушной обороной.

Но все же я считаю, что это неполная характеристика современной обороны. Правильно, что оборона должна быть противотанковой и противовоздушной, но если оборона не будет противопехотной, то такая оборона не долговечна. С. М. Буденный: Правильно. [Д. Т. Козлов ]: Опыт последних войн перво­классных европейских армий показывает, что если пехота не проникает за танками в оборону, то решительного успеха на данном направлении или в данной операции едва ли можно будет иметь.

Опыт войны в Финляндии и на Западе это подтвердил. Поэтому отрицать современную оборону как противопехотную — нельзя.

Я считаю, что оборона должна быть противотанковая, противопехотная и противовоздушная и что основой обороны против пехоты будут являться стан­ковые пулеметы и пренебрегать ими нельзя.

Ни один из докладчиков не коснулся вопроса относительно контратак мелкими подразделениями,

Я очень внимательно слушал генерал-лейтенанта т. Смирнова и ожидал от него, что он выступит по этому вопросу, но он этот вопрос обошел молчанием, а этот вопрос является в данный момент очень серьезным.

В наших уставах записано, что командир роты, командир батальона, даже командир взвода переходит в контратаку своими ударными группами. В уставах пехоты это черным по белому написано.

Посмотрим, что показывает опыт боев на финском фронте. Нам приходилось переходить в контратаку мелкими подразделениями. Также поступали и финны, которые очень часто переходили в контратаки мелкими подразделениями.

Если мы посмотрим соотношение сил в современной обороне и современном наступлении, то никто не будет возражать против того, что современное наступление всегда будет обладать превосходящими силами против обороны, в особенности тогда, когда оборону будут рвать* батальоны первого эшелона. В этом случае соотношение сил никогда не будет в пользу обороняющихся.

В силу этого всегда мы имели такое положение, что ни одна контратака мелкими подразделениями успеха не имела. Контратака будет иметь успех только тогда, когда она будет производиться в масштабе полка, т. е. ударной группой или резервами этого полка.

Я не хочу сказать, что мы из своих уставов должны исключить понятие о производстве контратаками мелкими подразделениями. Это будет неверно. В не­которых случаях эти контратаки могут быть, но нужно предупредить наш коман­дный состав, что если против тебя идет подавляющая сила, то не стоит организо­вывать контратаки мелкими группами, а нужно организовывать солидно.

 

* Так в стенограмме.

327

 

Когда идет в наступление современная махина, роты 1-го эшелона ни в коем случае не должны подниматься с места и не переходить в контратаку, ибо они погибнут и пользу не принесут. Я это испытал на собственном опыте. Какие контратаки не производились мелкими группами, они не удавались и ничего не получалось, когда же контратаку организовали батальоны или полки как следует, она удавалась.

На опыте боев необходимо придти к такому заключению, что переходить в контратаку мелкими группами против наступающих масс пехоты противника немыслимо.

(Голос с места: Если просочилась рота или батальон, то их можно же атаковать).

Д. Т. Козлов: Тов. генерал армии, в каждом отдельном случае, в каждом деле бывают исключения.

Следующий вопрос в отношении терминологии. Я полагаю, что наступило время отказаться от терминологии, которую мы имеем в наших уставах в отношении сковывающей и ударной групп. Существующее положение приводит к тем результатам, о которых здесь говорили.

Не останавливаясь на этом вопросе, я хочу остановить внимание на боевых порядках в наступлении. Этого вопроса касался докладчик.

Каким образом мы должны строить наступление? Докладчик ни слова не сказал относительно хотя бы приблизительных норм, ширины фронта, на котором может успешно вести наступление дивизия. Безусловно, фронт на­ступления дивизии может быть различным. Этот фронт может быть и 3 км, он может быть и 15 км. Но наша современная дивизия обладает такими средствами подавления, что она может вести успешное наступление на фронте 3 км.

Каким же образом строить боевые порядки наступающей дивизии? Гене­рал-лейтенант Курдюмов предлагал много схем, у него получалось, что удар наносится в одном месте шилом и в другом месте шилом. А для того, чтобы получить успех, нельзя обойтись таким наступлением. Нужно нанести удар такой, чтобы проломить оборону противника и иметь какие-то резервы в глубине, чтобы развивать этот удар.

Следовательно, имея в основном фронт дивизии 3 км, я полагаю, что боевые порядки дивизии нужно строить, как правило: все три полка в линию, имея в распоряжении комдива резерв, в зависимости от обстановки от 1/3 до 1/9.

Теперь, каким же образом строить полк? Полк, как правило, нужно строить тремя эшелонами с тем, чтобы была глубина и командир полка мог всегда маневрировать своими эшелонами, развивая успех в том или другом направ­лении.

Как строить боевые порядки батальона первого эшелона? Генерал-лейтенант Смирнов предложил по этому варианту (показывает схему) в батальоне роты в линию, а роты строятся — один взвод в первом эшелоне и два взвода — во втором эшелоне.

Я считаю, что при наступлении на современную укрепленную полосу построение первого эшелона полка должно быть именно таким. Почему? По­тому, что имея соответствующее танковое и соответствующее артиллерийское насыщение, нам не следует на передний край противника, который будет разбит артиллерией и будет обрабатываться танками, сразу вводить большую массу пехоты. Опыт боев, товарищ заместитель Народного комиссара, пока­зывает, что большое количество пехоты, сразу вводимое на передний край, приводит к большим потерям. В дальнейшем наши боевые порядки, имея небольшое количество штыков, выдыхаются ибо в глубине встречают большое сопротивление.

Поэтому батальоны первого эшелона должны быть построены именно так. Последующие, питая глубину, будут ломать все нарастающее сопротивление противника.

При данном построении все руководство боем может вести командир полка. У нас же обыкновенно бывало так: командир полка выпустит два батальона,

328

третий батальон оставит в ударной группе и сидит на командном пункте до тех пор, пока батальоны первого эшелона разобьются вдребезги, после чего он начинает вводить свою ударную группу, и она не имеет успеха.

Вот те основные мысли, которые я хотел изложить, в отношении обороны и в отношении наступления.

Последний вопрос, которого я хотел коснуться, это вопрос об управлении. Где должен находиться командир полка при наступлении? Этот вопрос как будто на первый взгляд не особенно важный, но в практике он приобретает очень серьезное значение. Из опыта последних событий мы наблюдали, что командир полка, остающийся со своим командным пунктом где-то за боевым порядком, сразу при движении боевого порядка вперед теряет управление. Начали искать причину — почему? Очень просто. Командир полка сидит на командном пункте, батальоны первого и второго эшелонов идут вперед и он теряет управление потому, что в современном бою управлять по проволоке и даже по радио весьма трудно. Мы произвели опыт. При движении командира полка вместе со вторым эшелоном он уже влияет на бой первого эшелона, влияет на ввод в бой второго эшелона, а при построении полка 3-мя эшелонами он может управлять введением в бой и 3-го эшелона. Таким образом, получается выгодное положение, благодаря которому улучшается управление в масштабе стрелкового полка.

РГВА, ф.4, оп. 18, д. 60, л. 59—63.

 

С. С. БИРЮЗОВ, генерал-майор, командир 132 стрелковой дивизии, Харьковский военный округ

 

Товарищи, мне хочется остановиться на двух моментах ведения оборони­тельного боя дивизией.

Я исхожу из того, что наши уставные положения в части обороны совершенно правильно и четко отображают построение обороны. Построение обороны от­вечает предъявляемым ей требованиям и искать новых форм и методов обороны взамен существующим нецелесообразно.

Схема обороны, представленная генерал-лейтенантом т. Смирновым, может быть рассматриваема как эпизод, отдельный случай. Данная оборона разделена на 3 совершенно обособленных линии, исключающие возможность в масштабе дивизии маневрировать и наносить контрудары.

Если мелкими подразделениями нецелесообразно наносить контратаки, то в масштабе дивизии контратаки неизбежны и необходимы. Оборона, которая предусмотрена нашим уставом, имеет приличную глубину и ее мощные обо­ронительные очаги дают возможность наносить довольно чувствительные контр­атаки.

В нашей обороне не совсем ярко отображены два вопроса. За последнее время особенно ярко выступает необходимость создания полосы предполья, в нашем же Уставе пока нет ясного изложения принципа организации предполья и ведения боя в нем.

Не будем спорить будет ли средняя норма 8 или 12 км. Вероятно, ближе к 12 км. Если перевести на квадратные километры, то предполье будет иметь 144 кв. км. Нигде не сказано, кто будет оборонять предполье?

Нужно стать в положение командира дивизии и тогда более реально станет вопрос, как вести оборону.

Здесь рекомендовали выделить два батальона. Но поставьте себя в положение командира батальона, и тогда еще реальнее станет вопрос, как вести оборону на фронте б км. В состоянии ли командиры батальонов управлять боевыми порядками батальона, разбросанными на фронте 6 км? Я имею твердое мнение, что не в состоянии. Они, безусловно, не смогут управлять, будут потери, а существенного результата неуправляемый батальон в предполье дать не может.

Фронт не будет целиком занят, окажутся большие окна, в которые противник будет заходить, окружать и наносить фланговые удары по этим батальонам.

329

 

Трудно двум батальонам разбросаться на 12 км и одному батальону на 6 км и на этом участке управлять. На учениях которые проводились, каждый убеждался, что управления нет.

Я считаю, что наиболее целесообразным методом обороны, полосы или предполья будет являться метод выделения самостоятельных отрядов заграж­дения в виде усиленных рот. Эти отряды будут выдвигаться командиром дивизии и он будет ими управлять. Таких отрядов выделить до 4-х.

В свое время в академии разрабатывали это положение и называли эти роты отрядами заграждения. По-моему, это совершенно приемлемая форма.

Разработав рубежи, на которых должно быть оказано наибольшее сопро­тивление, определив время, легче будет управлять ротами командиру дивизии. Ему будет значительно легче управлять чем командиру батальона своим боевым порядком, разбросанным на 6 км.

Рассмотрим действия наступающего противника, как они протекают при прорыве оборонительной полосы. Во всех случаях даже с большими потерями, противник обязательно подойдет к главной оборонительной полосе и, не теряя времени, он организует наступление, используя светлое время с тем, чтобы с рассветом на другой день перейти в наступление.

Нужно помешать противнику организовать наступление. Для этого нужно, чтобы отряды заграждения могли бы после боя в предполье оторваться от противника, отойти, и на рубеже боевого охранения организовать сильную оборону.

Против главных сил противника эти позиции, конечно, не устоят, но против авангарда противника они могут устоять. А это вынудит противника перейти к подготовке атаки главными силами не против главной полосы обороны, а против позиции боевого охранения. Это даст возможность обороняющемуся лучше подготовить к ббороне основную полосу, лучше разведать силы про­тивника. По этому плану действий должно получиться: противник подготовится к атаке с расчетом главной полосы обороны, а этой полосы не окажется, эта полоса будет в 1,5—3 км дальше.

Чтобы не нести напрасные потери, до рассвета, т. е. до момента перехода противника в атаку, все войска с линии боевого охранения должны быть незаметно для противника отведены.

Такая система, мне кажется, позволит, по крайней мере на сутки оттянуть начало наступления противника, а это нам как раз и нужно.

О боевом порядке наступления. Наша штатная дивизия имеет 81 стрелковый взвод. При организации боевого порядка в наступлении получается, что мы рвем главную полосу обороны в лучшем случае 24 стрелковыми взводами, а все остальные примерно 67 взводов, эшелонированы в глубине. Создается наращенный удар. Это хорошо, но давайте посмотрим огневые средства. Стан­ковые пулеметы не стреляют и мы себя обманываем, когда говорим, что наши пулеметы стреляют. Роты при наступлении обычно идут примкнутым флангами и станковые пулеметы стрелять не могут: ни в интервалы между ротами, ни в интервалы между взводами. Все закрыто пехотой и свободного пространства для ведения пулеметного огня нет. Станковые пулеметы не стреляют и огневая сила удара получается только в лице 24 стрелковых взводов. К нашему сожалению мы не научились еще стрелять через голову, поэтому я и утверждаю, что огневая сила выражается только в 24 стрелковых взводах. И это, мне кажется, требует некоторой перестройки боевого порядка.

Рота наступает 2-мя эшелонами и второй эшелон движется на расстоянии 250 м в глубине за первой линией взводов и огня дать не может, в то же время сам находится под действительным* оружейным и пулеметным огнем. Поэтому роте наступать в 2-х эшелонах нецелесообразно. Эту роту нужно заставить наступать в одном эшелоне, чтобы третьи взводы могли принять участие в огневом бое в период наступления. Это несколько увеличивает огневую силу и тогда будет не 24 взвода, а уже 32 взвода и огневая мощь нарастает.

 

* Так в стенограмме.

330

 

Конечно, дивизия одна наступать не будет. Большинство выступающих товарищей совершенно исключили взаимодействие дивизии с танками; тем более если дивизия наступает на главном направлении, нанося удар в полосе 3—3,5 км. В этом случае с дивизией будет наступать большое количество танков. Сильные и многочисленные передовые подразделения прямо атакуют с танками [и J, по-моему, обеспечат возможность, прорваться на передний край. В дальнейшем же будут решать успех взвод, батальон, полк последующих эшелонов.

Развертывать дивизию в 2 эшелона нецелесообразно. Получится переме­шивание, перепутывание и большое скопление подразделений и артиллерий­ским налетом [противника] роты 2 эшелона дивизии понесут большие потери. Поэтому дивизии, как правило, надо наступать в одном эшелоне.

РГВА, ф. 4, оп. 18, д. 60, л. 64—67.

 

В. Д. СОКОЛОВСКИЙ, генерал-лейтенант, начальник штаба Московского военного округа

 

Разрешите мне остановиться на трех вопросах. Первый вопрос — это оборона тактического предполья. В свое время, как мы все с вами помним, этот вопрос в 1929—1931 гг. примерно прорабатывался в армии. Потом это дело заглохло.

Народный комиссар обороны в текущем году поднял этот вопрос во всей полноте. И, по-моему, по вопросам обороны тактического предполья Народным комиссаром обороны со всеисчерпывающей полнотой указания нам даны. Армия, по-моему, эти указания усвоила в текущем году. Командный состав армии знает это дало и по-моему нет необходимости опять это дело каким-то образом переворачивать. Вот мое мнение в этом вопросе.

Второй вопрос, на котором я хотел остановиться — это оборона главной полосы сопротивления. Я не вполне согласен с т. Смирновым по этому вопросу [вот ] в какой части. Пожалуй наши уставы, которые до сих пор были, страдают таким положением, что у нас оборона полосы главного сопротивления во всех случаях совершенно одинакова. Короче говоря, противник заранее может ска­зать, что у нас в первом эшелоне 2 полка; если берем полк, то в первом эшелоне — 2 батальона; во 2 эшелоне один батальон. По сути дела противнику и на разведку идти нечего. Подошел к полосе главного сопротивления и уже известно существо обороны. Конечно, мы не можем ставить вопрос так. Тов. Смирнов предлагает новую схему в иной плоскости, дескать в первом эшелоне первой полосы имеется батальон, причем батальон разжиженный.

(А. К. Смирнов: 2 батальона.)

В. Д. Соколовский: Совершенно верно, 2 батальона там сказано, если брать полосу дивизии.

Значит, получается то же самое — разжиженный фронт. А дальше, говорит, идет эшелон, батальон, где наибольшее сгущение боевого порядка. Получилась новая схема, но схема, которая предлагается как рецепт на все случаи, без всяких оговорок. Если принять так, то опять-таки противнику разгадывать тут нечего. Опять сущность обороны известна.

Мне думается, что так вопрос ставить нельзя. Вопрос нужно ставить таким образом: полоса главного сопротивления должна быть. Драться и драться, как говорится, не на жизнь, а на смерть в какой-то полосе мы должны. Эта полоса армией установлена — полоса главного сопротивления, первая тактическая полоса. Значит, здесь надо упорно драться. Вопрос — где драться, на переднем ли крае надо иметь главные силы и главные огневые средства или их отнести на полосу вторых батальонов? Я считаю, что, в зависимости от условий местности, в зависимости от противника, в зависимости от той обстановки, в которую попадает дивизия, варианты могут быть различные. Мы можем по­строить оборону на участке полка, имея в первом эшелоне по одному батальону.

331

 

Мы можем иметь на переднем крае два батальона. Но оговариваюсь, если стоит вопрос относительно того, чтобы оставить в первом эшелоне батальон, — нет абсолютно никакой необходимости разжижать его на фронте всего полка. Зачем распылять по всему фронту силы? Батальон должен иметь плотный фронт обороны. Начертания, таким образом, переднего края примут вид таких выступов, изгибов, промежутки между батальонными районами будут заняты пулеметами, чтобы не дать противнику возможности разузнать существо обо­роны. Противник напорется на батальон первого эшелона обороны, проткнет промежутки между ними, упрется в главную систему обороны, одновременно попадая под фланговый огонь всех видов головных батальонов. Вот — один способ обороны главной полосы сопротивления.

Второй способ записан у нас в уставе: два батальона впереди, батальон — сзади, если брать полковой участок обороны.

Начальник Генерального штаба своевременно вьщвинул вопрос о том, что нуж­но отбросить все эти, с позволения сказать, термины. Оборона должна драться упорно. Батальоны первого эшелона должны драться до последнего, раз решено, что в полосе главного сопротивления мы даем решающий бой противнику.

Отсюда, раз мы определили, независимо от формы построения обороны, раз мы решили драться, значит и вопрос контратак должен быть совершенно ясен. Без контратак мелкими подразделениями вы удерживать полосу главного сопротивления, драться на ней эффективно не сможете.

Значит нельзя исключать контратаки мелкими подразделениями. Боевой порядок наступающего, настолько будет получаться извилистым, что отделению или взводу возможность контратаки представляться будет всегда.

Тов. Козлов говорит, что противник атакует передний край, а боевой порядок поднимается и переходит в контратаку, это чепуха. Этого, по-моему, нет.

Третий вопрос. Это вопрос о наступлении. Тов. Смирнов внес еще один дополнительной термин. Он назвал какой-то штурмовой батальон. Выходит, что есть штурмовые батальоны и есть нештурмовые батальоны, вместо ско­вывающей и ударной группы получился новый термин, который кроме путаницы ничего внести не сможет.

Зачем же это делать. Мы наступаем — полк наступает, дивизия наступает. Значит батальон должен рвать, наступать. Зачем штурмовой батальон? Имеется задача бить противника, выполнять поставленные задачи для того, чтобы овладеть таким-то рубежом, уничтожить противника. Чего яснее. Следова­тельно эти задачи и надо выполнять.

Значит вопрос с названием штурмовые батальоны не актуален.

Другой вопрос, на котором надо остановиться — это вопрос построения боевого порядка. Под руководством зам. Народного комиссара т. Буденного были проверены разные варианты боевых порядков, так как были разговоры и в округах, и среди начальствующего состава Генерального штаба и в уставных комиссиях о том, что пехоты нет, атаковать нечем и прочее и прочее.

По указанию замнаркома т. Буденного, в его присутствии, были проверены разные варианты боевых порядков и, по-моему, там было все установлено с оче­видностью и отсюда те предложения, которые вносит т. Смирнов — они не совсем понятны. Почему? Выходит, что на фронте дивизии, по схеме, которую рекомен­дует т. Смирнов атакуют 9 взводов из 81 взвода, имеющихся в дивизии.

Мы кричим, что все-таки насыщение пехоты малое, кричим о штыках, что малое количество штыков атакует передний край, и вдруг предлагается 9 взводов для атаки переднего края обороны. А если вы это дело расшифруете дальше, то у т. Смирнова получается на километр 3 взвода. Если же вы примите во внимание, что взвод атакует 60—70 м, получается 3х60 или 3х70 — батальон атакует 180—200 м, т. е. получаются огромные промежутки между атакующими взводами. Если эти взводы и прорвутся на передний край, то противник артиллерийским и пулеметным огнем отрежет их от остального боевого порядка. Получится такое положение, что ворвавшиеся на передний край отдельные взводы будут сметены огнем и контратакой и начинай сначала атаку переднего края.

Я предлагаю следующее: строить боевой порядок для атаки нужно по крайней мере таким образом, что если атакует батальон, то должно быть

332

 

минимум две роты полностью в первом эшелоне.

(С места: А тут целых три роты действуют).

В. Д. Соколовский: На фронте дивизии должно быть, по крайней мере, 32 взвода, которые атакуют передний край обороны. Это тот минимум, без которого мы обойтись не можем при атаке переднего края обороны. Значит, исходя из расчета примерно меньше чем 2/3 сил остаются эшелонированными в глубине для того, чтобы вести бой в глубине обороны.

РГВА. ф. 4, оп. 18, д. 60, л. 68—72.

 

Ф. А. ЕРШАКОВ, генерал-лейтенант, командующий войсками Уральского военного округа

 

Задача обороны во что бы то ни стало разбить наступающего противника, с другой стороны — задача наступающего разбить противника в обороне, прорвать фронт и уничтожить по ту сторону стоящего противника. Здесь на этот вопрос нужно ответить, как будет наступающий бить и как будет обо­роняющийся наступающего бить.

Что будет иметь обороняющаяся дивизия против себя? Нам известно, во всех армиях нормы почти одинаковы, что стрелковая дивизия наступает на фронте 2—3 км максимум. Стрелковый корпус наступает на фронте 8—12 км. В империалистическую войну подтвердилось, что в большинстве случаев основное направление главного удара было при 6 км полосе наступления стрелкового корпуса.

Таким образом, если взять, что дивизия будет оборонять фронт, как гово­рится в наших уставах в 8—12 км, возьмем, скажем, за основу 10 км, то против этой дивизии будет в направлении главного удара наступать стрелковый корпус. Имея тройное превосходство в артиллерии, я беру сегодняшнюю армию, товарищ Маршал Советского Союза, с чем может встретиться дивизия.

Что еще дивизия может встретить из танков? Когда я прорабатывал тему наступления стрелковой дивизии, я считал, что для того, чтобы успешно уничтожить противника и из тактического прорыва перейти в наступление, потребуется для стрелковой дивизии 4—5 танковых батальонов.*

Из чего я исходил? В первом эшелоне будут выступать две роты тяжелых тан­ков. Об их задачах докладывали генерал-полковник т. Павлов и генерал армии т. Тюленев, и генерал армии т. Жуков. За этим идет на участке дивизии батальон, 4 роты средних танков, затем 4—5 рот танков легких, которые будут непосредст­венно проталкивать наши пехотные части, подавляя огневые пулеметные точки.

Таким образом, я подсчитал, что в среднем на дивизию с нашей стороны потребуется до 4-х батальонов, т. е. танковых бригад**. Это будет равняться до 200 танков на фронте 2—3 км. Таким образом, в наступлении в современной армии мы можем встретить до дивизии танков на фронте 10—12 километров в направлении главного удара, здесь, т. е. на фронте обороняющейся (НАШЕЙ) дивизии до 400—500 танков (ПРОТИВНИКА). Из этого надо исходить, решая задачу, как в обороне бить противника.

Во-первых, как я мыслю бить противника? Далеко еще не доходя до переднего края обороны стрелковой дивизии, задача армейской авиации — бить противника на подходах. Во-вторых, в полосе заграждения я расчитал будет 8—12 километров и в отдельных случаях до 15 километров. На этом фронте мы должны будем построить минимум 3 рубежа заграждения.

Я целиком и полностью согласен с начальником Генерального штаба относи­тельно устройства полосы заграждения путем не вообще вытягивания в нитку, а построением двух рубежей, где устраиваются противотанковые рвы, противотан­ковые мины, затем активные очаги, связывающие отдельные рубежи обороны.

Сколько же надо противотанковых мин,  по моему подсчету? В полосе

 

* в стенограмме — батарей.

** Так в стенограмме.

333

 

заграждения по минимальному подсчету нужно 12 000 противотанковых мин и 11 тонн взрывчатых веществ. Повторяю, я беру минимум. Норм на сегод­няшний день нет. Саперный батальон имеет 2000 мин. По моему подсчету 12 000 мин, это при том условии, когда будет два дня времени до подхода противника до полосы заграждения.

Следующий рубеж, я его называю рубежом непосредственно перед боевым охранением, зона заграждения. Если у нас будет больше времени делать [ее] шириной — в 3 км. Она должна быть с таким расчетом, чтобы охватить полосу огневой позиции наступающего. Исходное положение пехоты, наблю­дательные пункты, командные пункты минировать в достаточном количестве, чтобы на какой-бы бугорок не сунулся, все летело бы на воздух. Еще нужно будет выделить корпусную артиллерию и часть артиллерии дивизионной, ко­торая бы расстреливала подходящего противника. Здесь можно расположить артиллерию в районе боевого охранения на временных огневых позициях.

В этой зоне, шириной 3 км, выделить целый батальон для работы в течение 3-х суток и еще усилить достаточным количеством саперов. Для укрепления третьей зоны заграждения потребуется еще 6—8 тыс. противотанковых мин, и около 8 тонн взрывчатого вещества.

Мы уже с 1925—1928 гг. говорим о том, что требуются мелкие фугасы. Карбышев в академии мастерил фугасы по 25, 50 и 100 граммов, а на сегодняшний день их не видно в войсках, а это чрезвычайно ценно — на тонну идет большое количество*. Разбросать на зоне километров 10—12 до переднего края — это надолго может задержать противника.

(С. М. Буденный: Говорят у вас на складе они лежат.)

Ф. А. Ершаков: Нет, у нас нет. Дальше я не согласен — тут товарищи говорили о выдвижении в полосу заграждения 2-х батальонов. Я считаю, что полосу заграждения нельзя строить шаблонно. Если мы возьмем средний театр, культурный театр военных действий, то в полосе дивизии будет 2, максимум 3 дороги. Я считаю будет вполне достаточно одного батальона.

Относительно боевого охранения. Боевое охранение я считаю то, которое у нас имеется по Полевому уставу и уставу боевой службы. Его задача установить направление движения противника, задержать его мелкие части и заставить развернуть головные части. Я считаю такой пример, когда один взвод у Хасана задержал два батальона японцев на местности, т. Штерн, участник этого, вероятно, расскажет. Такая задержка очень редкий случай, когда один взвод задержал два батальона и нанес им большое поражение.

Но нельзя каждый раз брать, что 2 взвода задержат наступление батальона. Все же я считаю, нам нужно будет до двух стрелковых рот иметь в боевом охранении. И опять их задача — не переходить в контратаку и атаку. Их задача не дать противнику производить разграждения, не дать противнику подготовить плацдарм для наступления.

Я не согласен с контратакой и с контрударом.

(Голос из зала: Даже с контрударом?).

Ф. А. Ершаков: С контратакой. Они должны быть в любом месте, где только представляется возможность. Другой вопрос, когда еще внутри обороны нашей находится большое количество танков, т. е. крупных сил, тогда должен решать командир дивизии: не только не вести батальон, но и свой эшелон не вести в контратаку.

РГВА, ф. 4, оп. 18, д. 60, л. 73—76.

 

Любовцев Илья Михайлович, род. 20.12.1898 г. (3.01.1899 г.) ее. Богородское Московской обл. (ныне Мос­ква). В Красной Армии с 1918 г. Окончил кавалерийские курсы в 1921 г. Во время Гражданской войны и в межвоен-

 

* Так в стенограмме.

334

 

ный период командовал конным взводом, отрядом, эскад­роном, стрелковым полком. После окончания Военной академии им. Фрунзе в 1926 г. преподавал в Объединенной школе им. ВЦИК, был начальником штаба дивизии. Вели­кую Отечественную войну встретил командиром стрел­ковой дивизии. С января 1942 г. по август 1944 г. занимал должности начальника штаба, заместителя командую­щего армией, командира стрелковых корпусов. В 1944 г. окончил Высшие академические курсы при Военной акаде­мии Генштаба, работал старшим преподавателем этой академии. Генерал-майор (1940). Награжден 3 орденами, медалями. Умер 17.02.1975 г.

 

И. М. ЛЮБОВЦЕВ, генерал-майор, командир 16 стрелковой дивизии, Прибалтийский особый военный округ

 

Я хочу отметить несколько моментов из доклада генерала армии т. Тюленева об оборонительной операции и из доклада об оборонительных действиях стрел­ковой дивизии.

Из доклада об оборонительной операции армии выходит, что задача за­ключается в том, чтобы, создав ряд зон заграждения, активными действиями разбить противника.

В докладе т. Смирнова я не вижу, кем же этот противник разбивается и какая роль в этих действиях отводится стрелковой дивизии. Можно ли пред­полагать, что армия в обороне будет иметь 12—15 дивизий? Некоторые това- ' рищи говорили о том, что такого количества дивизий не будет. Я тоже думаю, что армейская оборонительная операция в общем составе может рассчитывать на 3 стрелковых корпуса на фронте 120—150 км. Следовательно каждая дивизия в обороне будет иметь 12—10 км фронта, в ударной группе армии может быть одна дивизия, в лучшем случае две. Ударную группу корпуса можно считать в составе одного полка, иначе не получится насыщения обороны. Тогда спрашивается, кто же в конечном счете разделывается с живой силой противника, кто ударяет? Ведь здесь роль дивизии сведена к тому, как образно выразился т. Калинин, что «дерутся на кухне».

Говоря об обороне, первым вопросом должен стать: какая роль стрелковой дивизии в общеармейской оборонительной операции? Я считаю, что эта роль сводится к тому, чтобы главный удар наносился на второй полосе обороны ударным полком, который имеется в глубине обороны.

По схеме, которую преподнес генерал-лейтенант т. Смирнов, имеется один батальон и остался один батальон, пострадавший. Следовательно, по этой схеме противник безнаказанно может прорваться в глубину, вырваться на оперативный простор без всякого воздействия с нашей стороны или при очень незначительном воздействии.

Разрешите сказать немного о расходе батальонов. У меня всего 9 батальонов. Два батальона я даю на оборону предполья. Некоторые товарищи, выступая здесь, говорят: боевое охранение сохранить. Хорошо, но на боевое охранение при 4 батальонах расходуется 4 взвода. В тылу мне нужно иметь ударную группу и два полка будут в полосе главного сопротивления. Таким образом, я смогу иметь только один батальон как ударную группу дивизии.

Учения, которые я проводил в дивизии, показали, что можно ограничиться даже при 8-ми километровом фронте полосы предполья одним батальоном при условии использования достаточно мощного разведбатальона и разведрот пол­ков. При этом условии оборона предполья будет достаточно сильной.

335

 

Тов. Понеделин говорил: «Где бы войска ни находились, они должны охраняться». Это верно. Но если я нахожусь в обороне и имеется предполье — 10 км и если имеется последняя позиция, меня охраняют два батальона, действующие в предполье, зачем мне расходовать две роты? Надо беречь их.

Вопрос о кризисе и о вводе в бой дивизионного резерва. Тов. Смирнов сам себе противоречит: с одной стороны оборона растянута в глубину и разжижена, когда он говорил об обороне, и ударной группы нет, а, с другой стороны, кризисом считается [положение] тогда, когда до полковых резервов добрался противник.

(А. К. Смирнов: Я не на свою армию наступал, а на немецкую.)

И. М. Любовцев: Тогда понятно. Необходимо считать, что боевые порядки обороны и те установки, которые у нас существуют, все-таки предпочтительнее тем, которые нам преподнесены. Если принять предложенную схему — один батальон впереди, два — сзади, то только в общей оборонительной системе при определенном положении местности, при совершенно конкретной обстановке, но не как правило, а правилом должны считаться те боевые порядки, которые мы имеем.

Здесь некоторые товарищи останавливались на вопросе подготовки обороны. Я на себе испытал, как трудно подготавливать оборону только своими сред­ствами. Ведь одно только предполье заставляет работать до 3-х стрелковых батальонов. Оно требует чрезвычайно много работы. Затем нужно укреплять и основную оборонительную полосу, да тыловую, да отсечные позиции. Вот тут и встает вопрос относительно нашего маломощного для работы саперного батальона. Кстати, пользуясь случаем, я должен сказать, что за четыре года работы в 16-й стрелковой дивизии, я ни разу не имел возможности использовать саперный батальон с войсками.

Он годами привлекается для всяких работ. И это при том значении, которое саперы заняли. Это тогда, когда требуется взаимодействие саперных частей с другими родами войск. Нужно дать возможность командиру дивизии хоть на короткий срок иметь саперов у себя.

Ряд товарищей, бывших на фронте борьбы с белофиннами говорят, что идти в контрнаступление мелкими группами — значит жертвовать людьми. Другие, тоже бывшие на Финляндском фронте, говорят, что это давало большой успех. Я не участник боев с белофиннами, но я думаю, что вопрос контратак необходимо полностью осветить в наших уставах и внести ясность в этот вопрос. Взвод в обороне первого эшелона должен только обороняться огнем.

Рядом проверок на занятиях установлено, что пока они выберутся из окопов их за это время по всей вероятности поразит противник.

Можно говорить только о контратаках, организованных командиром роты. Что касается взвода, то он должен обороняться.

И последний вопрос, это вопрос о боевых порядках в наступлении. Я также согласен с теми товарищами, которые говорят о том, что боевые порядки в наступлении дивизии необходимо строить из расчета: все 3 полка наступают в одном эшелоне и фронт наступления дивизии равен 3—4 км. Каждый полк наступает 3-мя эшелонами, но зато батальон первого эшелона имеет все 3 роты развернутыми в одном эшелоне. Таким образом, мы получаем в боевом порядке наступающего 27 взводов. Это все-таки дает 70 метров на один взвод. Конечно, в устав вводить эту арифметику вредно, потому что будет шаблон.

РГВА, ф. 4, оп. 18,д. 60, л. 77—80.

 

Заключительное слово генерал-лейтенанта А. К. СМИРНОВА

 

Товарищи! В начале своего доклада я поставил вопрос, что считаю своей задачей ответить, как должна современная оборона выполнять заказ операции*. То есть, если раньше (по опыту мировой войны) тактическая оборона ломалась,

 

* Так в стенограмме.

336

 

но не превращалась в оперативный успех в силу отсутствия подвижных ре­зервов, то современные средства наступающего дают возможность тактические успехи атаки превращать в оперативные. Поэтому я старался задачу, постав­ленную Народным комиссаром обороны, разрешить так, как я понимаю, т. е. заставить противника остановиться, нанести ему потери и, опираясь на кор­пусные и армейские средства усиления, связывая тактическим замыслом все полосы обороны с тыловой (название, которое официально признано нашими уставами), разбить его.

Если не понравилось само слово «пружинить», то мне самому меньше нравятся слова «размагнитить», «разболтаться» в обороне. Дело вкуса, дело термина.

Но, товарищи, когда я выслушал все принципиальные возражения по моему докладу, я должен только ответить на возражения генерал-майора Понеделина, Соколовского и т. Козлова. Они, по существу, касались моего вопроса. Ос­тальные товарищи упрекали меня в схеме, предлагая свои схемы и не отвергая мою схему. Я не претендую ни на какую схему, и эта схема не может быть как шаблон. Я стремился разрешить вопрос обороны дивизии на ударном направлении.

И если бы вы мне задали вопрос: как Вы организуете оборону на фронте 15 км?, то я бы сказал (и тут верен основному принципу): В обороне не давать себя разбить, не вытягиваться пятью батальонами в линию, ибо батальон можно расположить и до 5 км фронта. Но так буду строить свою оборону, чтобы своими действиями обеспечить благоприятное устойчивое положение таких дивизий, которые расположены на фронте в 8, а может быть и 6 км. И, конечно, ничего похожего не было бы, потому что я там также оперировал бы только конкретными величинами: своими двумя артполками, своими во­семью батальонами плюс теми средствами, которые у меня есть на данном фронте. Я ими конкретно оперировал бы.

Никто из товарищей не сказал, что в результате я не доказал того, что при такой обороне, которая обеспечивает огонь со второй и третьей полосы, противник не будет достаточно надломлен и что в зоне корпусных резервов, командующий может решить или создать новый фронт обороны или органи­зовать контрнаступление.

Тов. Понеделин не согласен с плотностью до 8 км. Я сейчас на этот вопрос ответил, что совершенно сознательно брал эту плотность.

Тов. Козлов, по-моему, не расходится с тем выводом, что современный батальон в себя включает и противотанковую и пехотную огневую системы. Второе, т. Козлов не согласен с нормами наступления, о которых я, дескать, ничего не сказал. Я сказал, по-моему, довольно отчетливо, что наша дивизия на фронте до 4 км не лимитируется наличием живых сил. До 2—2- км она может справиться своими собственными артиллерийскими средствами, а для того, чтобы придать этой дивизии дальнобойность на ударном направлении, нужны танки, плюс два артиллерийских полка, причем первые эшелоны танков должны быть [укомплектованы] мощными танками.

Тов. Соколовский вообще против всякой схемы. Я тоже против всяких схем. Я только за определенное направление в решении вопроса, потому что, если бы мне предложили решить тактическую задачу, дав конкретную обста­новку, дав фронт, дав мне подумать над этим вопросом, я бы вам представил [соображения], как решать задачу в обстановке операции до момента, когда подойдут армейские резервы.

Эта схема дана для того, чтобы иллюстрировать мой доклад, чтобы внести известную ясность в те или иные вопросы, которые я здесь выдвигал.

Остальным товарищам, которые говорили не по существу, предвзято (как, например, т. Калинин), хотели опорочить вообще всю работу смехотворными выступлениями, я считаю ненужным отвечать.

РГВА, ф. 4, оп 18, д.60, л.81— 83.

337