Кто придумал байку о Зорге, и как ее опровергают очевидцы событий

 

Коли мы взялись разбирать сочинения о «причинах трагедии 22 июня» от В. Резуна до его ярых поклонников, то стоит обязательно рассмотреть – а что же пишут и тем более сегодня «официальные» историки. Данные историки вроде как «борются с резунизмом», но глянем, что же они при этом умудряются писать до сих пор, какие ляпы» допускают.

Берем достаточно свежую книгу Г. Куманева, «Рассекреченные страницы Второй мировой войны» (М., 2012 г. Книга подписана в печать 31.10. 2011 г.). Как указано в ВИКИПЕДИИ, Г.А. Куманев (р. 20 декабря 1931, т.е. на сегодня ему 83 года) – специалист по истории Великой Отечественной войны, доктор исторических наук (1972г.), профессор (1977г.), академик Российской академии естественных наук (1993г.), академик академии военных наук (1998г.) и академик РАН  (2011 г.), главный научный сотрудник Института российской истории РАН  (ИРИ РАН), руководитель Центра военной истории России ИРИ РАН. Автор более 250 научных работ, автор монографии «Война и железнодорожный транспорт СССР. 1941 – 1945 гг.». В основу книги «Рядом со Сталиным: откровенные свидетельства» вошли беседы историка с политическими и военными деятелями – В. М. Молотовым, А. И. Микояном, Л. М. Кагановичем, Г. К. Жуковым, С.К. Тимошенко, А. М. Василевским и другими. Куманёв с конца 1950-х годов записал интервью с более чем 80 государственными деятелями, военными, учёными и дипломатами СССР. Часть этих бесед вошла в книгу «Говорят сталинские наркомы» (2005). Член научных, ученых и диссертационных советов Института российской истории РАН, Института военной истории Минобороны РФ. Член редакционного совета «Военно-исторического журнала ».

 

 

 

В общем, судя по титулам – вполне себе «в теме» должен быть историк.

Ну и смотрим, что же он написал о событиях начала войны – «ГЛАВА 4. 22 июня… Почему вражеское нападение оказалось внезапным».

Главу также разобьем на части, и будем вставлять комментарии, показывая, где историк либо «лукавит», а либо показывает свое в общем, и незнание вопроса.

Итак.

Г. Куманев:

***

«Необходимо сразу же отметить, что в ряде публикаций появились утверждения, что никакой внезапности вражеского нападения на СССР и не было, что это, мол, издержки историографии «застойного периода» и всех предшествующих ему предвоенных лет.

На чем же основываются подобные «новые подходы»? Оказывается, на том, что весь советский народ, разведывательные органы и сам Сталин знали, что угроза велика, что рано или поздно Германия совершит вооруженную агрессию против Советского Союза. А поэтому, мол, всякая внезапность нападения со стороны противника исключалась.

Однако такая аргументация не выдерживает критики. При этом совершенно не учи­тываются такие понятия, как стратегическая и оперативно-тактическая внезапность на­чала боевых действий.

И главным доказательством этого утверждения является тот факт, что именно Ста­лин в своей речи по радио 3 июля 1941 г. указал на неожиданное и вероломное нападе­ние фашистской Германии, назвав это одной из главных причин наших крупных неудач в начале войны.»

***

Не совсем понятно о каких «предвоенных» годах упомянул Куманев, но вообще-то выступление Сталина 3 июля 1941 года по радио это, прежде всего политическое заявление. Так что ссылаться на него в этом плане не есть разумно. Сталин тогда заявил следующее (легко находится в интернете):

«Вероломное военное нападение гитлеровской Германии на нашу Родину, начатое 22 июня, продолжается, несмотря на героическое сопротивление Красной Армии, несмотря на то, что лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты и нашли себе могилу на полях сражения, враг продолжает лезть вперед, бросая на фронт новые силы».

Так может «покритикуем» такие слова Сталина как – «лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты и нашли себе могилу на полях сражения»?

Или покритикуем вот такие слова Сталина?:

«Что касается того, что часть нашей территории оказалась все же захваченной немецко-фашистскими войсками, то это объясняется главным образом тем, что война фашистской Германии против СССР началась при выгодных условиях для немецких войск и невыгодных – для советских войск. Дело в том, что войска Германии как страны, ведущей войну, были уже целиком отмобилизованы и 170 дивизий, брошенных Германией против СССР и придвинутых к границам СССР, находились в состоянии полной готовности, ожидая лишь сигнала для выступления, тогда как советским войскам нужно было еще отмобилизоваться и придвинуться к границам. Немалое значение имело здесь и то обстоятельство, что фашистская Германия неожиданно и вероломно нарушила пакт о ненападении, заключенный в 1939 году между ней и СССР, не считаясь с тем, что она будет признана всем миром стороной нападающей. Понятно, что наша миролюбивая страна, не желая брать на себя инициативу нарушения пакта, не могла стать на путь вероломства.»

Но по другому Сталин и не мог говорить – он должен был выставить Гитлера в глазах граждан СССР и прежде всего «мирового общественного мнения» агрессором, «вероломным» негодяем, напавшем без причин на СССР и нарушившем существующий Договор о ненападении между СССР и Германией. Или Куманев считает, что Сталин должен был вещать на всю страну – «шеф, все пропало!!!»?

Далее Сталин как раз четко показал, что получила Германии в результате своего вероломного нападения: «Что выиграла и проиграла фашистская Германия, вероломно разорвав пакт и совершив нападение на СССР? Она добилась этим некоторого выигрышного положения для своих войск в течение короткого срока, но она проиграла политически, разоблачив себя в глазах всего мира как кровавого агрессора. Не может быть сомнения, что этот непродолжительный военный выигрыш для Германии является лишь эпизодом, а громадный политический выигрыш для СССР является серьезным и длительным фактором, на основе которого должны развернуться решительные военные успехи Красной Армии в войне с фашистской Германией.»

А теперь попробуйте найти в словах Сталина, что нападение было неожиданным. А уж то что нападение Гитлера в принцие не было внезапным ни для Сталиа ни для НКО и ГШ – выше уже показано для «резунов».

***

«На основе привлечения ряда документальных источников, а также важных свиде­тельств, полученных нами в свое время из состоявшихся встреч и бесед с А.И. Ми­кояном, В.М. Молотовым, Л.М. Кагановичем, П.К. Пономаренко, маршалами Г.К. Жу­ковым, А.М. Василевским, С.К. Тимошенко, И.Х. Баграмяном, К.К. Рокоссовским, наркомом ВМФ адмиралом Н.Г. Кузнецовым, управляющим делами СНК СССР воен­ных лет Я.Е. Чадаевым и другими (См.: Личный архив автора 00 Г.К.) попытаемся представить, какова была в действи­тельности позиция Сталина в отношении внезапной агрессии против СССР в 1941 г. и как Сталин отреагировал на первые крупные поражения и неудачи советских войск?

Весной и в начале лета 1941 г. многие данные подтверждали тот факт, что фашист­ская Германия форсировано готовится к походу на Восток и война стоит уже букваль­но у нашего порога.

С самого начала 1941 г. существенно возросли переброски немецких войск и боевой техники в районы западной границы Советского Союза. С 25 мая германское командование стало перебрасывать сюда по максимальному военному графику до 100 эшелонов в сутки.

Согласно советским разведывательным сводкам, Германия на 1 февраля 1941 г. име­ла у наших западных границ 66 дивизий, на 20 апреля — 84—89, а на 1 июня уже 120—122 дивизии, в том числе 14 танковых и 13 моторизованных (ИРИ. Документы и материалы. Инв. № 04/467. Л. 159. – Г.К.). Резко участились нарушения советской границы. Наши пограничники только с 1 января по 10 июня 1941 г. задержали 2080 нарушителей, из них было выявлено 183 германских агента (Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сб. док. М., 1995. Т. 1. Накануне. Кн. 2. С. 221. – Г.К.). За первую половину 1941 г. германские самолеты 324 раза безнаказанно вторгались в воздушное пространство СССР, производя разведку и аэрофотосъемку. Причем в ряде случаев они пролетали над советской территорией до 100 и более километров. Однако было строжайшее указание свыше — огня по ним не открывать.

Еще 29 марта 1940 г. возглавлявший НКВД Берия с санкции Сталина направил директиву пограничным войскам западных округов, в которой говорилось: «При на­рушении советско-германской границы самолетами или воздухоплавательными аппаратами огня не открывать, ограничиваясь составлением акта о нарушении государ­ственной границы». В апреле 1940 г. подобные указания получили войска прикрытия западных военных округов, а в марте 1941 г. — Краснознаменный Балтийский флот.»

***

Приказ Берии своим подчиненным, пограничникам, о запрете стрелять по самолетам (немецким и их союзников на западных границах) был вполне нормален и разумен. Не дело пограничников стрелять с земли по нарушителям воздушного пространства, имеющимся у них стрелковым оружием. Для этого есть войска ПВО округов-зон, у которых и зенитные средства были и те же истребители. Которые как раз и имели приказы именно пресекать полеты нарушителей над нашей территорией, принуждая их к посадке, а если не выполняются требования к посадке, то и сбивать их.

Для этого на границе находились посты ВНОС, к лету 1941 года в западных округах разместили радиолокационные станции «РУС-1» и РУС-2» (Радиоулавливатель самолетов) которые пеленговали нарушителей на расстоянии до 100 км. А также непосредственно на самой границе, в нескольких км от нее, от истребительных полков смешанных авиадивизий, что были приданы всем армиям западных округов (и которые и сами часто базировались от границы буквально в паре десятков км от нее и ближе) находилось дежурное звено истребителей. Для более скорого и оперативного перехвата нарушителей.

Ну а примеры приказов и указаний Москвы округам на сбитие нарушителей, в отличии от Куманева который в данном случае на документы не сослался, и привел «резун» М. Солонин. Тем более что Куманев ссылается на приказы от апреля 1940-го, а Солонин приводит приказы именно предвоенных месяцев, весны-лета 1941 года. Что, конечно же, просто отменяли более ранние приказы.

17 июня над штабом Северного флота в Мурманске на бреющем прошел немецкий самолет-разведчик. Адмирал Головко:

«Побывав на батареях, я задавал командирам один и тот же вопрос: почему не стреляли, несмотря на инструкции открывать огонь?» (Головко А. Г. Вместе с флотом. — М., 1984г.)

Уже к вечеру 17-июня Головко дал команду привести Северный флот в повышенную боевую готовность – готовность №2. А 18-го июня такой же приказ пришел и от аркома флота.

***

«Не менее поразительный факт: незадолго до войны по просьбе германской сторо­ны на обширную территорию западной части СССР были допущены так называемые поисковые группы по розыску немецких захоронений времен Первой мировой войны. Можно легко догадаться, чем они занимались на самом деле. После капитуляции фа­шистской Германии на допросе фельдмаршал В. Кейтель на вопрос советского следо­вателя, какие, по его мнению, главные заслуги немецкой разведки перед войной, отве­тил: “Самым положительным было то, что немецкая разведка дала полную и точную картину расположения всех советских войск перед началом военных действий во всех пограничных округах”.»

***

Данный факт, с таким же удивлением автора, вы может встретить и у маршала К.К. Рокоссовского. Тот тоже не понимал, кому нужны такие «туристы» в приграничных округах, да еще накануне войны. Но. Немцы приглашали наших представителей к себе, а СССР – их к нам. И это правда – на территорию приграничных округов допустили эти самые «поисковые отряды». А теперь зададим себе вопрос – чем вообще могли бы интересоваться кадровые разведчики вермахта на нашей территории? Расположением «зимних квартир» наших частей? Расположением складов вооружения и материальных средств с аэродромами? Но вряд ли эти разведчики, что «искали могилки солдат кайзера» интересовались расположением «зимних квартир» и складов с аэродромами РККА в недавно освобожденных от польской оккупации областях Белоруссии и Украины и в той же Прибалтике. Более точную информацию обо всем этом им давали местные жители из числа недовольных советской властью и особенно поляки и прибалты.

А вот что могло бы интересовать этих «искателей могилок», так это возможность изучение на местности направлений своих будущих ударов – проведение рекогносцировок, проведение разведки на местности. В ходе которой фиксировались мосты и переправы для прохода танков, дороги и отсутствие таковых для будущего наступления пехоты. И в данном случае советской стороне это также должно было быть интересно – отследи те районы, где наиболее активно рыщут немцы, узнаешь, где они проводят «разведку местности» и значит, поймешь, где они примерно попрут в случае вторжения!

Опять же – требовалось всячески показывать свое миролюбие и если немцы и узнавали о «зимних квартирах» самих наших войск, то в принципе им это не многое давало. Ведь им не рассказывали, в какие районы будут выводиться эти дивизии по «Плану прикрытия госграницы» в случае войны. А по замыслу заложенном в этих ПП и предусматривалось, что дивизии западных округов будут выводиться в свои районы сосредоточения и обороны до нападения врага и они такие приказы заранее и получали. Директивами и телеграммами НКО и ГШ от 8-11-12 июня еще. Так что то, что немецкие разведчики под этой «легендой» рыскали и проводили фактическую рекогносцировку своих будущих ударов – в общем, ничего трагичного. Разрешалось это именно для того чтобы вскрыть уже их же будущие удары.

А расположением наших частей, складов или аэродромов эти «родственники погибших солдат первой мировой» не особо интересовались – для этого немцам хватало и обычной агентуры. Другое дело, что уже немецкая авиация также вскрывала летние лагеря с расположенными в них нашими дивизиями. Которые выводились на летний период обучения с зимних квартир. Но это уже другая история. Но опять же, те лагеря, которые уже в ночь на 22 июня 41-го вовремя в той же 10-й армии ЗапОВО (и не только) были оставлены войсками хоть налетам и подвергались, но происходило это по уже пустым дорожкам, посыпанным красиво желтым песком.

Так что не стоит так уж драматизировать те поездки немцев по нашей земле весной-летом 1941 года…

***

«Все более тревожные сообщения ежедневно поступали в Кремль по самым различ­ным каналам. Приведем лишь некоторые из них за весенние месяцы 1941 г.

9 марта 1941 г. 1-е управление НКГБ СССР информировало руководство страны, что по сведениям, полученным из Берлина, немецкий журналист Э. Цехлин сообщил на­шему «источнику»: от двух генерал-фельдмаршалов ему стало известно, что «немцами решен вопрос о военном выступлении против Советского Союза весной этого года».

31 марта 1941 г. то же управление сообщило наркому обороны СССР, что, по имею­щимся в НКГБ СССР данным, «начиная с декабря 1940 г. до настоящего времени от­мечается усиленное продвижение немецких войск к нашей границе». Далее в сообще­нии, состоящем из 21 пункта, подробно излагались полученные сведения о количестве дислокации и перемещении немецких воинских частей к границе СССР.

10 апреля 1941 г. были получены и доложены Сталину и Молотову агентурные дан­ные о содержании беседы Гитлера с югославским принцем, в которой Гитлер заявил, что он решил начать военные действия против СССР в конце июня 1941 г.

30 апреля 1941 г. 1-м управлением НКГБ СССР было получено следующее сообще­ние из Берлина:

«Источник “Старшина”, работающий в штабе германской авиации, сообщает, что по сведениям, полученным от офицера связи, между германским министерством иностран­ных дел и штабом германской авиации Грегора вопрос о выступлении Германии против Советского Союза решен окончательно и начало его следует ожидать со дня на день».

Как это не удивительно, но предупреждение о готовящейся агрессии поступило даже от германского посла в СССР Ф. Шуленбурга.

А.И. Микоян* рассказывал автору этих строк:

«Когда незадолго до войны в Москву из Берлина на несколько дней приехал наш посол Деканозов, германский посол Ф. Шуленбург пригласил его на обед в посольство. На обеде кроме них присутствовали лично преданный Шуленбургу советник посольства Хилъгер и переводчик МИДа Павлов. Во время обеда, обращаясь к Деканозову, Шуленбург сказал: “Господин посол, может этого еще не было в истории дипломатии, поскольку я собира­юсь Вам сообщить государственную тайну номер один: передайте господину Молотову, а он, надеюсь, проинформирует господина Сталина, что Гитлер принял решение начать войну против СССР 22 июня. Вы спросите, почему я это делаю? — продолжал Шулен­бург. — Я воспитан в духе Бисмарка, а он всегда был противником войны с Россией ”.

Обед был на этом свернут и Деканозов поспешил к Молотову. В этот же день Ста­лин собрал членов Политбюро, и, рассказав нам о сообщении Шуленбурга, заявил: “Бу­дем считать, что дезинформация пошла уже на уровне послов ”. Таким образом, без какого-либо внимания было оставлено Сталиным и это весьма необычное предупре­ждение», — заключил Микоян.

(*Рассказ А.И. Микояна о беседе германского посла Ф. Шуленбурга с полпредом СССР в Германии нашел подтверждение в одном из мидовских архивных документов: в дневниковой запи­си В.Г. Деканозова от 5 мая 1941 г. (См.: Соколов В.В. Дипломатический ход во имя мира // Вестник МИД СССР. 1990. № 20. С. 59—63). – прим. Г.Куманева)»

***

С одной стороны Микоян еще тот достаточно «лукавый» (а чаще лживый) свидетель. В конце концов, это именно он начинал тот самый ХХ съезд КПСС, и именно он во вступительном докладе и вбросил для проверки коммунистов первые «разоблачения культа личности». А с другой стороны, что должен был ответить Сталин в той ситуации? Секретнейшая информация прошла от министра иностранных дел страны собирающейся нападать! И свидетелями этого, так или иначе, оказались практически все члены Политбюро! Ну и какой реакции ждал Микоян от Сталина?

Между прочим, в аппарате самого Микояна и был чуть позже выявлен агент, работавший на ту же Англию! Ни фамилия этого предателя, ни его Дело не опубликованы. И кто знает – может именно с учетом того что Сталину было известно о таких предателях вокруг даже членов Политбюро, он и вбрасывал сознательно такие вещи…

Опять же – а какого числа этот разговор Сталина с членами ПБ был вообще? Что ж Микоян такой интереснейший факт датой не обозначил? Неужто запамятовал? Как нашел сам Куманев – данная беседа посла СССР в Германии Деканозова с послом Германии в Москве была 5 мая и, по словам Микояна в этот же день Сталин собрал Политбюро и поведал им об этом со слов Молотова, которому Деканозов доложился о словах Шуленбурга.

Ну что ж, смотрим «журналы посещения кабинета Сталина» (доступны желающим в интернете давно). Сам Деканозов в кабинете в мае не появлялся. 5 мая в журналах, что давно рассекречены был только один человек – Жданов, с 17.35 до 18.00. 6 мая Микояна в кабинете не было. 7 мая были: «1.Берия 15.45 –21.00; 2. Булганин 15.45 –21.00; 3. Вознесенский 15.45 –21.00; 4. Молотов 15.45 –21.00; 5. Каганович Л. М. 15.45 –21 .00; 6. Микоян 15.45 –21.00». Затем прибыл нарком «7. Шахурин 20.10 –21.00» и «Последние вышли 21.00». Т.е., возможно Сталин «не поверил» Шуленбургу не «в тот же день» а только 7 мая, что вполне вероятно – собрались члены ПБ уже сразу после обеда, в 15.45. Но на 7 мая Гитлер пока еще не подписал приказа о нападении на СССР, а только озвучил дату предполагаемого нападения на совещаниях с доведением примерной даты до Министерства иностранных дел Германии. А теперь представьте что сегодня посол США, чьи ракеты столько лет нацелены на СССР-Россию, в Москве сделает такой же поступок, – какая реакция должна быть у президента РФ?

Но Куманев как военный историк мог бы и знать что в эти же дни, с 5-14 мая 1941 года, НКО и ГШ в спешном порядке отправили в западные округа директивы на разработку новых Планов прикрытия госграницы. С указанием закончить отработку к концу мая. В начале мая командиры этих округов только отработали и утвердили последние ПП, а им шлют новые, с учетом возможного нападения. Куманев мог бы знать, что 5 мая к границе выдвигали стрелковые дивизии, поднятые по боевой тревоге и эти части находились в окопах несколько недель, после чего на границе оставляли отдельные батальоны усиления с приданными артдивизионами. Т.е., Сталин конечно «не поверил» Шуленбургу, но при этом тут же военные начали принимать некоторые меры безопасности. И тем более именно в эти дни и принимались решения о начале вывода нескольких армий внутренних округов в западные округа!

Так что, историку Куманеву стоило бы проверять такие вещи как отдельные «высказывания» тех дней Сталина и тем более приписанные ему «соратничками» типа А.Микоян на реальных фактах тех дней. Тем более что далее он же и приводит слова о Шуленбурге от снова якобы Сталина… которые вообще-то противоречат описанной ситуации.

***

«11 июня 1941 г., т.е. за 12 дней до вражеского нападения, от советского резидента «Монаха» из Финляндии поступило очень тревожное сообщение, в котором говори­лось, что сегодня утром в Хельсинки подписано тайное соглашение между Германией и Финляндией об участии финских вооруженных сил в войне Третьего рейха против Советского Союза, которая начнется 22 июня.

Шифровка от 11 июня в тот же день была срочно направлена из Наркомата внутрен­них дел Сталину, но реакции не последовало.»

***

А какая реакция в представлении Куманева должна была быть? В ночь на 8-е июня и в 7.00 11-го июня вторые эшелоны ОдВО и ЗапОВО уже начали выводиться «в районы, предусмотренные для них планами прикрытия». 12-го июня были подписаны директивы о выводе в свои районы сосредоточения «глубинных» дивизий КОВО и ПрибОВО. Что, по мнению Куманева должен был еще делать Сталин после такого сообщения разведки – объявить мобилизацию в СССР официально как вопят «резуны» и такие же не очень умные «исследователи»? Так, слава богу, более умными были, чем нынешние «разоблачители сталинизма» Сталин и Молотов. Тем более что после таких сообщений разведки и предпринял Сталин «зондаж» Гитлера тем самым «Сообщением ТАСС» от 13-14 июня. А мероприятия по отмобилизованию войск и особенно западных округов и так шли активно через те же «учебные сборы» и доукомплектование приграничных дивизий через призыв «приписиков» до штатов приближенных к штатам военного времени. И доукомплектованные в эти дни дивизии вполне могли выполнять свои боевые задачи по прикрытию госграницы согласно Планов прикрытия, по сдерживанию первых ударов врага.

 

***

«Только через шесть дней начальник внешней разведки П.М. Фитин был вызван в Кремль. Почти дословно он изложил содержание секретной телеграммы из Хельсинки, добавив, что финские войска уже сосредоточиваются полукругом возле нашей военно- морской базы на полуострове Ханко. Как вспоминал Фитин, его тогда удивило отноше­ние вождя к столь важному докладу. По его словам, Сталин проявлял какую-то «вялую заинтересованность и недоверие к агентам и их донесениям. Казалось, что он думал о чем-то другом, а доклад выслушивал как досадную необходимость» («Монах» предупреждает Сталина // Очерки истории Российской внешней развед­ки. М, 1999. С. 434—437. – Г.Куманев).

Еще один факт: 14 июня 1941 г. в советских газетах было опубликовано сообщение ТАСС, в котором опровергались появившиеся в западной печати слухи о предстоящей войне и утверждалось, что «Германия так же неуклонно соблюдает условия советско- германского пакта о ненападении, как и Советский Союз», ввиду чего, «по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы».

Сообщение ТАСС неправильно ориентировало советских людей, притупляло бди­тельность наших войск, породив уверенность, что правительство располагает какими- то данными, позволяющими ему оставаться спокойным в отношении безопасности за­падных границ СССР.»

***

И тут мы видим старые и глупые байки еще от Жуковых и прочих ему подобных мемуаристов. Такое писать или говорить году в 1989-м в каком-нибудь «Огоньке» можно было бы – поверили бы «на слово» читатели. Но писать такое сегодня, когда давно доступны даже в интернете мемуары других участников событий, документы тех дней и хронология событий до и после этого «Сообщения» – уже просто неприлично. Ведь именно после 14-го июня, после того как Гитлер не ответил как положено по правилам международного «этикета» на это «Сообщение» Советского правительства и получили оставшиеся два округа, КОВО и ПрибОВО, свои директивы НКО и ГШ от 12 июня на вывод своих войск 2-го эшелона в районы сосредоточения и по плану прикрытия. И эти директивы, по словам же Жукова в его черновиках «Воспоминаний и размышлений» обязывали командующих западных округов приводить эти войска в полную боевую готовность.

 

***

«А на следующий день советский разведчик, немецкий антифашист Рихард Зорге, работавший в Токио, сообщил в радиограмме Центру: «Нападение произойдет на ши­роком фронте на рассвете 22 июня. Рамзай».

К сожалению, и это сверхтревожное донесение ни в чем не убедило Сталина.»

***

Хоть стой, хоть падай…

Такое ощущение, что Куманев в принципе не читал литературу по тому же Зорге от представителей ГРУ, которому Р. Зорге подчинялся, и которые не раз уже докладывали читателям – никаких подобных шифровок от Зорге из Японии не поступало. Ни до, ни после 15 июня такой телеграммы-шифровки от Рихарда Зорге не было. Никогда не было. Об этом уже лет 10 как повторяют все кому не лень, но видимо некоторым историкам это не рассказывали. От Зорге в принципе никогда не было сообщений о точной дате нападения Германии на СССР – 22 июня. Надо, в конце концов, понимать, что в Японии, в попойках с военным атташе Германии в Японии, узнать точную дату Зорге было проблематично. Хотя бы, потому что военному атташе в Токио эту дату никто из Берлина заранее не сообщит. С одной стороны для этого германский посол есть, а с другой – режим секретности соблюдать надо. Да и не ставилась перед Зорге эта задача в первую очередь. Работая под прикрытием корочек немецкого журналиста от берлинского журнала «Геополитика», главой которого был «учитель» Гитлера К.Хаусхофер, Зорге выполнял другую задачу – пытался сделать все, чтобы Япония осталась в стороне в случае нападения Гитлера на СССР.

***

«В соответствии со строжайшими указаниями Сталина всякая инициатива со стороны командующих округами и армиями по приведению в боевую готовность войск при­крытия стала немедленно пресекаться руководством Наркомата обороны СССР и Ге­нерального штаба. Характерной в этом отношении является телеграмма, направленная 10 июня 1941 г. начальником Генштаба генералом армии Г.К. Жуковым в адрес коман­дующего Киевским особым военным округом (КОВО) генерал-полковника М.П. Кирпоноса, отменяющая приказ занять предполье.»

***

Замечательно. Но вообще-то военный историк Куманев мог бы и знать, что не только ОдВО или ЗапОВО давал в ГШ запрос о выводе 2-х эшелонов в районы сосредоточения по Плану прикрытия Но и КОВО – примерно 9 июня. С обязательным соответственно приведением данных дивизий в полную боевую готовность, что по современным понятиям можно отнести к приведению в «повышенную» боевую готовность. После чего всякие плановые занятия в округах для этих дивизий должны были отменяться и находящиеся в отрыве от дивизий подразделения должны были возвращаться в расположения и отправляться вместе с дивизиями в районы сосредоточения. А вот занятие приграничными дивизиями (дивизиями 1-го эшелона) своих рубежей обороны и тем более предполий на границе этими директивами НКО и ГШ от 11-12 июня пока запрещалось. В них наркомом обороны было указано: «Приграничные дивизии оставить на месте, имея вывод их на границу в назначенные им районы, в случае необходимости будет произведен по моему особому приказу».

До 10 июня действительно не было еще для западных округов разрешения начать вывод войск, однако подготовка к нему уже началась. И Куманев коли числится военным историком от ИВИ, должен был бы знать, что приграничные дивизии по ПП могли выйти в свои районы сосредоточения и затем обороны на самой границе и в предполье в течении максимум суток. А то и нескольких часов. И свой «особый приказ» эти дивизии могли получать буквально 20 июня и им бы вполне хватило бы времени на занятие их рубежей. С приведением также в полную боевую готовность. Часть приграничных дивизий выводились в свои районы обороны даже по директивам НКО от 12 июня. А остальные (увы, отдельные) приграничные дивизии к 21 июня также были уже в своих окопах или районах обороны и это не было ни «личной инициативой» комдивов, ни «инициативой» командующих округов неубоявшихся «тирана».

***

«Выступая 13 августа 1966 г. в редакции «Военно-исторического журнала», Г.К. Жу­ков говорил по этому поводу: «Сталин узнал, что Киевский округ начал разверты­вание армии по звонку Тимошенко... Берия сейчас же прибежал к Сталину и ска­зал, вот, мол, военные не выполняют, провоцируют... занимают боевые порядки... Сталин немедленно позвонил Тимошенко и дал ему как следует взбучку. Этот удар спустился до меня: “Что вы смотрите? Немедленно отвести войска, назвать вино­вных... ” Ну и пошло. А уж другие командующие не рискнули. “Давайте приказ”, — говорили они. А кто приказ даст? Вот, допустим, я, Жуков, чувствуя нависшую над страной опасность, отдаю приказание: “развернуть ”. Сталину докладывают. На каком основании? “...Hy-ка, Берия, возьмите его к себе в подвал... ”».»

***

Ну ладно Жуков «лукавил» насчет того что им не давали письменных приказов перед 21-22 июня, а Берия все пытался всех военных за «инициативу» в подвалы Лубянки запихать. Ну ладно Куманев, когда по молодости общался в живую с маршалами такими мог и не знать (т.к. приказы те были засекречены еще), что Жуков «лукавит», но сегодня-то, зачем повторять подобное? Уж чуть как не 23 года опубликованы те самые директивы НКО и ГШ от 11-12 июня для ЗапОВО и КОВО в той самой «малиновке» и историкам надо было только внимательно почитать эти директивы, найти подтверждение таких же для других округов, почитать внимательно черновые воспоминания самого же Жукова, и все встало бы на свои места. И стало бы ясно – запрещал ли кто военным принимать меры по приведению войск в боевую готовность. Я уж не говорю, что куманевым ничего не стоило просто почитать в ЦАМО вполне достуные для желающих ответы генералов на вопрос от Покровского № 3 – «С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?». Чтобы стало понятно – что войска и выводили на рубежи обороны до 21 июня, и приводили тем более в полную боевую готовность. Должны были. А когда разобрались бы с этим наши историки, то глядишь и начали бы задумываться – а кто сорвал тот вывод и то приведение в б.г.?

Хотя думаю, в данном случае Жуков не врал, а именно «лукавил». Ведь опять дата события не названа в данном рассказе маршала. Т.е., если этот запрет поднимать войска относился к началу июня еще, то это было вполне оправданно. Но кто мешал Куманеву заглянуть в архивы и найти там запросы ОдВО от 6 июня, а ЗапОВО от 8 июня еще на вывод дивизий 2-го эшелона и прочитать у маршала Захарова, что в ОдВО выводить начали в ночь на 8 июня, а в ЗапОВО – ранним утром 11 июня и делалось это именно по разрешению-приказу НКО и ГШ. Которые в принципе не могли бы это сделать без разрешения главы правительства СССР Сталина.

***

«За десять дней до фашистского нападения всем командующим приграничными окру­гами было приказано «во избежание могущих быть провокаций запретить полеты на­шей авиации в 10-км пограничной полосе».

Чем можно объяснить такую позицию Сталина, который упрямо игнорировал лю­бую информацию о реальной военной угрозе, нависшей над страной?»

***

Глупости. В книге «Сталин. Кто предал вождя накануне войны?» есть целая глава, в которой приводятся рассказы летчиков западных округов, которые летали в приграничной полосе до последнего дня вдоль самой границы и считали, глядя в бинокли самолеты на немецких аэродромах на той стороне. Но уж коли заявляешь такое, да еще кавычишь якобы текст приказа – сошлись хоть на какой-нибудь «источник» такого «приказа» уважаемый профессор. Например, отдельные авиаполки запокругов вообще располагались менее чем в 20 км от границы (отдельные полки немцы потом даже из артиллерийских орудий расстреливали утром 22 июня). И свои учебные полеты они, конечно же, организовывали так чтобы не влететь сдуру на немецкую территорию. И что?!

***

«Как свидетельствовал Микоян, говорить со Сталиным «весной и особенно в начале лета 1941 г. о том, что Германия в любой день может напасть на СССР, было делом абсолютно бесполезным. Сталин уверовал в то, что война с немцами может начаться где-то в конце 1942 г. или в середине его, т.е. после того, как Гитлер поставит Англию на колени. Воевать же на два фронта, по его мнению, фюрер никогда не решится. “А к этому времени мы успешно выполним третью пятилетку, и пусть Гитлер попробует тогда сунуть нос ”, — уверенно заключал Сталин» (Личный архив автора. – Г.Куманев).»

***

Опять Микоян…

Недавно по TV показали д/ф (телеканал «Мир», 9 мая 2012 года) «Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин», где выступал его сын военный летчик, С.А. Микоян. Который без зазрения совести сначала заявил что о «прострации» Сталина якобы сам Молотов сказал, а потом рассказывал «со слов» отца, который сам ему это «рассказывал», что Сталин не только «не верил» в войну и «верил Гитлеру», но в первые дни войны вообще никаких решений не принимал, а только подписывал бумаги, которые ему разрабатывали и приносили на утверждение Микоян и прочие члены Политбюро и правительства: «Слова что Сталин в прострации – это Молотова слова. Он говорит (А. Микоян С. Микояну – К.О.), что в первое время он (Сталин) мало что решал, мало работал. Мы, говорит, в основном решали, вот… комитет обороны и другие, и ему предлагали решения разные, значит… Потом он уже так, активизировался, стал больше вникать.…». Ну а затем летчик С. Микоян, что додумался на одной из передач «Исторический процесс» сидя «на стороне» Н.Сванидзе порадоваться о развале СССР, добавил: «Сорок первый год, фактический разгром 41-го года это полностью лежит на Сталине. Это его личная вина». Правда, при этом С. Микоян, имеющий 500 вылетов во время войны и из них 30 боевых, рассказал что самолеты перед 22 июня стояли в линейку, вместо того чтобы быть рассредоточенными и их легко с воздуха рядами и расстреливали немцы.

Как говорится – яблоко от лошади не далеко падает.

Но о том, что там Молотов говорил о «прострации» Сталина чуть позже…

***

«Стремясь всячески оттянуть военное столкновение с нацистской Германией, Сталин опасался дать Гитлеру повод для нападения и поэтому медлил с осуществлением самых неотложных мер по приведению советских войск в состояние полной боевой готовности, хотя агрессор для «обоснования» своего вооруженного вторжения мог найти, сфабриковать любой предлог или вообще обойтись без него.»

***

Столкновение пытались «оттянуть», меры к этому принимали дипломатические и то же «Сообщение ТАСС» тому подтверждение. Но при этом принимали меры и к повышению общей боевой и мобилизационной готовности и к приведению в полную боевую готовность. Сегодня мы эти меры можем приравнять к степени б.г. «повышенная», но тогда такой не было в РККА (только на флоте и в ВВС с ПВО) и поэтому можно смело считать, что те меры были именно по приведению войск западных округов в полную боевую готовность.

***

«Были ли, тем не менее, со стороны политических деятелей, дипломатов, руководителей советской военной разведки, Наркомата обороны и Генерального штаба попытки убедить Сталина, что фашистское нападение может произойти в самое ближайшее время?

19 февраля 1967 г. на встрече с коллективом Института истории АН СССР Мар­шал Советского Союза С.К. Тимошенко, который был с мая 1940 г. наркомом обороны СССР, вспоминал:

«В июне 1941 г., за несколько дней до фашистского нападения, когда сообщения по разным каналам о готовящейся агрессии против СССР стали очень тревожными, мне удалось добиться у Сталина согласия принять меня вместе с начальником Ген­штаба генералом армии Г.К. Жуковым. Обычно “хозяин”, хорошо знавший мой прямой характер, предпочитал принимать меня с глазу на глаз. Мы вручили Сталину большую пачку последних донесений наших военных разведчиков, дипломатов, немецких друзей-антифашистов и др., убедительно свидетельствовавших о том, что каждый день следует ожидать разрыва Гитлером пакта о ненападении и вторжения врага на со­ветскую землю.

Прохаживаясь мимо нас, Сталин бегло пролистал полученные материалы, а затем небрежно бросил их на стол со словами: “А у меня есть другие документы”. И показал пачку бумаг, по содержанию почти идентичных нашим, но испещренных резолюциями начальника военной разведки генерал-лейтенанта Ф.И. Голикова. Зная мнение Стали­на, что в ближайшие месяцы войны не будет и стремясь угодить ему, Голиков начисто отметал правдивость и достоверность всех этих донесений...

Вождь усомнился и в правдивости нескольких тревожных шифровок, поступивших из Токио от немецкого антифашиста, советского разведчика Рихарда Зорге, заметив: ’’Нашелся один из наших информаторов, который сызволил из Японии даже дату гер­манского нападения назвать — 22 июня... А сам между прочим там уже обзавелся публичными домами и заводиками... Прикажете и ему верить?”

Так, — заключил Тимошенко, — ничем и закончился наш визит к Сталину (Личный архив автора. – Г.Куманев).»

***

Так вот кто одним из первых озвучил байку о том, что Зорге якобы 15 июня сообщал в Москву точную дату нападения – 22 июня – Тимошенко!? И вот кто сегодня эту байку продолжает пропагандировать – Куманев.

Но посмотрите, как мелко и подленько врет Тимошенко – оказывается, генералы все знали о будущем нападении да вот «тиран им не верил»…

Чем интересна живая речь, записанная «по горячим следам»? В ней сложнее лживость скрыть, чем в отредактированных мемуарах… А теперь сами сопоставьте слова Тимошенко который благоразумно отказался писать мемуары, понимая что ему потом вовек не отмыться будет, с теми приказами и директивами тех предвоенных дней, что нам сегодня известны и столько раз уже разбирались в этой (и предыдущих также) книге.

***

«Без какого-либо внимания Сталин оставил также многочисленную разведыватель­ную информацию, поступившую в самый канун войны из Берлина, Бухареста, Софии, Лондона, Стокгольма, Токио...

Очень важные сведения были получены органами госбезонасности СССР от двух наших разведывательных групп из Берлина вечером 16 июня 1941 г. Срочным спецсообщением 17 июня они были направлены наркомом госбезопасности В.Н. Меркуловым Сталину и Молотову.

В нем говорилось:

«Совершенно секретно.“Источник”, работающий в штабе германской авиации сообщает: ...Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР пол­ностью закончены и удар можно ожидать в любое время... В военных действиях на стороне Германии активное участие примет Венгрия».

Одновременно с этим советским разведчикам удалось узнать содержание приказа по германской авиации, в котором ставились задачи по бомбардировке наших городов, портов и аэродромов в начале войны. Один из них присутствовал на совещании пред­ставителей военно-промышленных кругов, которое проводил в Дрездене министр Ро­зенберг. Согласно поступившему сообщению, Розенберг заявил, что «Советский Союз должен быть стерт с лица земли».

Приняв наркома госбезопасности и начальника разведки наркомата, Сталин нази­дательным тоном заявил, что «нет немцев, кроме Вильгельма Пика, которым можно верить», и потребовал все уточнить, еще раз перепроверить и доложить.

Буквально до самого начала войны Сталин оставался глухим ко всем тревожным сообщениям. Даже за один день до начала войны его реакция на весьма тревожные разведсообщения оставалась отрицательной. Так, на срочном донесении советского ат­таше в петеновской Франции генерала И.С. Суслопарова, сообщившего, что нападение на Советский Союз состоится 22 июня, Сталин наложил следующую резолюцию: «Эта информация является английской провокацией. Разузнайте, кто автор провокации, и накажите его».

Такая позиция Сталина оставалась до последнего момента неизменной, что под­тверждает и следующая выдержка из докладной записки, которую Берия направил Ста­лину в тот же день, 21 июня 1941 г.:

«...Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня “дезой ” о якобы готовящемся Гитлером нападении на СССР. Он сообщил, что это “нападение ” начнется завтра...

То же радировал и генерал-майор В.И. Тупиков, военный атташе в Берлине. Этот тупой генерал утверждает, что три группы армий вермахта будут наступать на Москву; Ленинград и Киев, ссылаясь на свою берлинскую агентуру. Он нагло требует, чтобы мы снабдили этих врунов рацией...

Начальник разведуправления где еще недавно действовала банда Берзина*, генерал- лейтенант Ф.И. Голиков жалуется на Деканозова и на своего подполковника Новобран­ца, который тоже врет, будто Гитлер сосредоточил 170 дивизий против нас на нашей западной госгранице... Но я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помним Ваше мудрое предначертание: в 1941 году Гитлер на нас не нападет!» (* Я.Е. Берзин — в 1924—1935 гг. и в июле-ноябре 1937 г. начальник Разведывательного управ­ления РККА. В 1938 г. репрессирован. – прим. Г. Куманева)»

***

Ох уж эти пресловутые «резолюции» Сталина и «записки» Берии. Хорошо, что Куманев не привел тут самую «знаменитую» среди них – с «матерными» предложениями «тирана» послать сей источник к такой-то матери. Но самые поганые в таких «резолюциях и записках» конечно же «от Берии». Уж как хочется «историкам» выставить этого человека не просто подлецом, но подлецом еще и «в квадрате»! И уж столько раз данную «записку» разбирали по косточкам и показывали что это фальшивка, но все равно историки типа Куманева ее продолжают тиражировать. Хотя чего уж проще – Берии подчинялись пограничники, а им ставилась задача отслеживать территорию противника на глубину до 400 км от границы. И именно от пограничников больше всего и шли в Москву сообщения о дате нападения в последние дни – 22 июня будет война. И давно опубликован приказ для пограничных войск БелПО (ЗапОВО) по приведению в боевую готовность пограничных застав с 20 июня.

Так что сложно представить – зачем Берии в те дни было сочинять такие льстиво ублюдочные писульки, судя по тексту явно «недалекого» человека, Сталину. А ведь Берия таким просто не был. Если конечно не в воспоминаниях Микояна или того же Хрущева, образцов «порядочности и честности» в описании фактов, событий и людей. И тем более в описании того же Берии.

***

«Определенную роль в уверенности Сталина, что вооруженное противоборство СССР и Германии не начнется в 1941 г., сыграла и немецкая дезинформация. Она развернулась еще летом 1940 г. и особенно усилилась после подписания Гитлером 18 декабря того же года директивы № 21 (план «Барбаросса»), где прямо подчеркивалось, что «решающее значение должно быть придано тому, чтобы наши намерения о ненападении не были распознаны». 15 февраля 1941 г. была издана директива начальника штаба верховного главнокомандования вермахта (ОКВ) генерал-фельдмаршала В. Кейтеля по дезинформации и маскировке всех мероприятий, связанных с подготовкой «Восточного похода». Этой директивой и серией других официальных немецких документов предусматри­валось представить сосредоточение войск вермахта на Востоке или как чисто оборо­нительное мероприятие, или как отвлекающий маневр для последующего вторжения в Англию, или, наконец, для проведения других операций (на Балканах, в Северной Африке), но никак не против СССР.

Поскольку сохранить в тайне все военные агрессивные приготовления в районах советско-германской границы было чрезвычайно сложно, в кампанию по дезинформа­ции и обеспечению внезапности блицкрига с мая 1941 г. активно подключилось ведом­ство пропаганды Геббельса. Главный замысел Геббельса состоял в том, чтобы убедить общественное мнение и «успокоить СССР»: все германские приготовления якобы свя­заны с предстоящим вторжением на Британские острова.

О том, как развивалась эта акция, хорошо свидетельствует ряд записей из его днев­ника:

«25 мая 1941 г. (воскресенье)

...Что касается России, то нам удалось натянуть пелену всевозможных слухов. Большое количество газетных уток мешают загранице понять, где правда, где ложь.

31 мая 1941 г. (суббота)

...Подготовка операции “Барбаросса” идет полным ходом. Теперь начинается пер­вая волна дезинформации. Задействуется весь государственный и военный аппарат... Широкое использование английских радиопередач, инструктаж пропаганды для Англии и т.д. Можно рассчитывать, что обман удастся.

11июня 1941 г. (среда)

Свою статью о вторжении я делаю совместно с ОКБ и с согласия фюрера. Тема: “Крит как образец ”. Намек будет довольно ясным. Она должна появиться в газете “Фёлькишер беобахтер ” и затем будет конфискована. Лондон узнает об этом через 24 часа через посольство США. В этом смысл затеи. Все должно служить тому, что­бы замаскировать наши действия на Востоке.

14 июня 1941 г. (суббота)

Вчера мое сочинение появилось в “Фёлькишер беобахтер ” и действует подобно>, бомбе. Ночью газету конфисковывают. И теперь гремят телефоны. О случившемся становится известно внутри страны и за границей. Все идет безупречно... Произо­шла великая сенсация. Английское радио уже заявляет, что наш поход против России является блефом...

15 июня 1941 г. (воскресенье) *

Наша игра полностью удалась. В США ушла только одна телеграмма, но этого

достаточно, чтобы афера стала известна всему миру. Из подслушанных телефонных разговоров иностранных журналистов следует, что все попались на удочку...».»

***

Вот только оценок Геббельса нам и не хватало в том кто и насколько «поверил» в немецкие дезинформации. Тем более что вообще-то Геббельс тут упоминает, что он смог обмануть каких-то журналистов, и скорее всего в США и Европе. Но причем тут Сталин? То пишут Куманевы что «тиран» сроду никому не верил, а то именно в этом «поверил» Геббельсу с Гитлером…

***

«В течение оставшихся нескольких дней до 22 июня нацистская пропаганда не ослабля­ла своих усилий по дезинформации советского руководства. Так, по указанию Геббельса был распространен слух о заключении в скором времени мира с Москвой, для чего ожи­дается прибытие в Берлин «советского вождя».

По всей вероятности, Сталин был проинформирован и об этом. Но поскольку Гитлер несколько раз переносил сроки нападения (март—апрель, май—июнь), — это только усиливало недоверие Сталина к поступавшим донесениям и убеждало его в право­те собственного прогноза — в 1941 г. Германия не решится начать войну против нас.»

***

Похоже, только отдельные историки и уверены сегодня что Гитлер переносил нападение на СССР с марта на апрель, с апреля на май и с мая на июнь… Но если почитаете того же Гальдера сами, то увидите что никаких «переносов» сроков нападения («несколько раз»?) на СССР в общем не было. Рассматривался май как срок окончания подготовки к нападению, но в силу разных причин (и Югославские события марта 41-го не самые решающие в этом «переносе» и об этом чуть позже, словами самого Гитлера) в конце марта срок Гитлером был озвучен достаточно четко – двадцатые числа июня. И Гальдер это и показывает. Но никаких сроков кроме «мая» и 22 июня Гитлер не планировал. Но откуда, к примеру, Сталин мог бы знать, что там Гитлер «переносит», сей вопрос видимо для Куманева ясен. Видимо Гитлер докладывал Сталину о таких переносах…

***

«В известной мере достигли поставленной цели усилия германской пропаганды и спец­служб создать у советского руководства представление, будто на территории Польши и Восточной Пруссии осуществляется боевая подготовка и отдых частей вермахта перед вторжением на Британские острова.

Только в ночь на 22 июня под давлением новых угрожающих сведений Сталин, на­конец, разрешил наркому обороны СССР дать в округа «на всякий случай» директиву о возможном внезапном нападении немцев 22—23 июня и о приведении всех частей в полную боевую готовность, не поддаваясь при этом «...ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения». Но было уже слишком поздно: не­посредственно в войска директива поступила фактически уже после вражеского втор­жения на советскую территорию.»

***

Можно было бы конечно еще раз по минутам показать, что и как там было с отправкой «Директивы №1» от 22.20 21 июня в западные округа, но проще отослать читателя к книгам «Кто проспал начало войны?», «Адвокаты Гитлера» и «Сталин. Кто предал вождя накануне войны?». Но если коротко – во всех округах кроме ОдВО, где свою «директиву № 1» получили позже всех, в 1.15 примерно ночи 22 июня, действительно по милости Кирпоносов, что игнорировали прямые приказы Жукова в полночь на 22 июня о поднятии по тревоге войск округов, по милости Коробковых уже в Белоруссии, что получали уже приказы Павловых о подъеме трех дивизий Бреста, узнавали о нападении уже под бомбами. А вот в Одесском ВО почему-то смогли сообщить войскам о возможном нападении немцев и смогли (успели) и поднять их по тревоге и ту же авиацию рассредоточить, убрав ее из под первого удара.

***

«По этому поводу нарком и главком ВМФ военных лет адмирал Н.Г. Кузнецов в одной из бесед с автором настоящей книги (6 августа 1971 г.) заметил: «Отдавая приказание Тимошенко, Жукову, Тюленеву и другим о готовящемся нападении немцев, Сталин по-прежнему больше всех верил себе. А “прозорливость ” вождя подсказывала ему, что пока Гитлер не посмеет начать войну. Это и привело к тому, что указания Сталина, данные вечером 21 июня, не были решительными, категоричными, требующими при­нятия экстренных мер по повышению готовности войск..

...А как много можно было бы сделать, — продолжал Н.Г. Кузнецов, — даже в эти оставшиеся последние предвоенные часы, если бы хоть бы в субботу (т.е. 21 июня. — Г.К.) все было поставлено на ноги. Конечно, целиком наверстать упущенное время было уже невозможно. Однако лишить противника тактической и оперативной вне­запности еще времени хватало. Вызванные по ВЧ командующие приграничных округов могли еще за оставшиеся 10—12 часов не только привести в полную готовность такие части, как авиация, находящаяся на аэродромах, или зенитные средства ПВО, но и привести в движение все остальные части. Медленная передача указаний не поспела к началу войны только потому, что этого и не требовало правительство, или, точнее говоря, Сталин, все еще сильно сомневавшийся, будет ли фашистское нападение» (Личный архив автора. – Г. Куманев).»

***

Слова Кузнецова примерно об этом же написанные в его дневниках уже рассматривались отдельно и подробно в книге «Сталин. Кто предал вождя накануне войны?», но можно кратко повторить – не владел Кузнецов всей информацией о том, что выходило в виде директив из НКО и ГШ в предвоенные дни. Он был наркомом флота, и дела сухопутные ему просто не сообщались в полном объеме, о чем он сам и сетовал….

***

«Таким образом, в результате грубейшего просчета Сталина в оценке возможного сро­ка нападения врага гитлеровская агрессия была совершена внезапно, что имело далеко идущие последствия, поставив еще не развернутые войска Красной Армии в исключи­тельно тяжелое положение. Подавляющее большинство частей и соединений не успели даже поднять по боевой тревоге.»

***

Глупости. И дату нападения знали заранее (зачем Куманев сам слова Тимошенко приводил?!), и директивы и команды на подъем войск уходили вовремя – что до 21 июня, что в ночь на 22 июня.

***

«К уже приведенным данным укажем и на такой факт. По свидетельству ЦК КП Белоруссии и председателя СНК БССР П.К. Пономаренко, назначенного в начале войны членом Военного совета Западного фронта, когда перед рассветом 22 июня военная разведка доложила командующему ВВС Западного особого военного округа Герою Советского Союза, генерал-майору авиации И.И. Копцу, что на приграничных аэродромах противника слышен гул готовых взлететь самолетов, он сразу же отдал приказ поднять в воздух авиацию округа и сообщил об этом в Кремль. Оттуда поступил грозный окрик: «Провоцируете войну с Германией?! Немедленно по­садить все самолеты!» Через считанные минуты, когда этот приказ был выполнен, гер­манские военно-воздушные силы нанесли мощный удар по всем аэродромам округа (Личный архив автора. – прим. Г. Куманева).»

***

Т.е., это Пономаренко рассказал Куманеву в личном разговоре, что Копец вроде как лично звонил в Кремль в ночь на 22 июня, когда после «доклада разведки» Копцу тот поднял авиацию в воздух, но из Кремля командующего ВВС ЗапОВО «грозно окрикнули»? Здорово…

Я понимаю, когда такую ахинею пишут, например «резуны». Как говорится – им простительно. Но если ты историк «со степенями» в багаже и вполне можешь сам проверить на доках и воспоминаниях такие утверждения Пономаренко – что авиацию ЗапОВО Копец отдал приказ поднимать в воздух на звуки самолетных моторов на той стороне – будь добр ее проверить. А то это больше похоже на глупую байку, тем более что на границе у немцев особо никаких аэродромов в пределах слышимости не было. Копец застрелился и слова Пономаренко, которому якобы Копец это рассказал, подтвердить просто никто не может (сам Пономаренко, «руководитель» партизанского движения, тоже не так «бел и пушист» на самом дел в плане порядочности как считалось…) .

Опять же – у Копца вообще-то есть старший начальник в округе – командующий округом Павлов. Затем командование ВВС в НКО, в Москве. Но с чего это Копец стал бы звонить лично в Кремль – это как себе Куманев представляет? А заодно можно поискать по ЗапОВО кто там и как «поднимался» в воздух в ночь на 22 июня… В ПрибОВО, да, Ионов устроил вечером 21 июня дурные полеты, но в ЗапОВО такого вроде не было. Но если Куманев знает о таких случаях, то мог бы и привести такие факты.

***

«В результате только в первые часы агрессии советская авиация потеряла 890 самолетов (из них 668 — на земле). К вечеру 22 июня наши ВВС (по немецким данным) лиши­лись уже 1811 самолетов (из них 1489 — на земле). Глубоко потрясенный случившимся И.И. Копец застрелился...»

***

Уж не знаю насколько «глубок» потрясен был Копец. Но отдать приказ о переподчинении своих смешанных авиадивизий, которые еще не были уничтожены до конца, армейскому командованию, которому своих проблем хватало, нарушив централизованное управление авиацией округа-фронта, он успел. А вот с цифрами уничтоженных наших самолетов да еще в первый же день Куманеву стоило бы быть аккуратнее. У того же Солонина гораздо умнее выглядит анализ потерь в первые дни войны наших ВВС. И он в своей книге «1941. Куда исчезли сталинские армады?» (М., 2012 г.) это и показывает на вполне доступных в архивах сводках и донесениях – в первый день все же не столько погибло самолетов и тем более на земле. Цифра примерно около 1200 самолетов всего и из них под 800 на аэродромах набирается за несколько дней. И это количество образовалось не столько от огня противника, сколько от брошенных на аэродромах машин. Плюс – очень много было самолетов которые были исправны, но это были старые истребители, которые вовремя не перегнали когда получали новые истребители в полках. Ну а Копец не за все ВВС расстроился. Он ВВС ЗапОВО накомандовал..

***

«Люфтваффе этот день обошелся в 35 сбитых и около 100 поврежденных машин. В итоге противник не только захватил стратегическую инициативу, но сразу же получил ощутимый перевес в воздухе, что в тех условиях имело чрезвычайно важное значение.

Поразительная самоуверенность Сталина, что в 1941 г. войны не будет, особенно отрицательно проявилась в том, что, по словам маршала Г.К. Жукова, «для нас оказа­лась неожиданной мощь немецкой армии, для нас оказалось неожиданностью их (нем­цев. — Г.К.) шестикратное и восьмикратное превосходство в силах на решающих на­правлениях; для нас оказались неожиданностью и масштабы сосредоточения их войск, и сила их удара».»

***

На дворе 21-й век, а Куманевы все пытаются уверить читателя, что Сталин был «поразительно уверен, что в 1941 году войны не будет». Интересно, а сам Куманев, откуда в этом так поразительно уверен?

А вот вранье Жукова о том, что тот был «неожиданно» удивлен «неожиданной мощью немецкой армии», ее «шестикратным и восьмикратным превосходством в силах на решающих на­правлениях», «масштабами сосредоточения их войск, и силой их удара» повторять не стоило. Достаточно почитать доклады Жукова и того же Тимошенко в декабре-январе 1940-1941 годов. Там они показали вполне замечательное понимание того как война начнется, какими силами и какими «превосходствами» на направлениях главных ударов. Ну а то, что общие направления главных ударов также были известны в НКО и ГШ – давно уже не «тайна». И для того чтобы вычислить-подтвердить эти направления в деталях, именно для этого в конце концов и разрешили немцам «искать могилки солдат кайзера». По крайней мере, именно для этой разведки местности немцы и рвались на нашу территорию, и это и надо было использовать в наших интересах.

Кстати, немцы могли «искать могилы» своих солдат только после того как ведомство Берии, НКВД и те же пограничники им это разрешат. Так что те «поиски» шли вполне под контролем наших спецслужб. А уж Берию обвинить в глупости сложновато будет…

***

«Разумеется, противник был весьма удовлетворен столь ошеломляющим успехом. 22 июня 1941 г. начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал Ф. Гальдер записал в своем дневнике: «... Все армии, кроме 11-й... перешли в наступле­ние согласно плану. Наступление наших войск, по-видимому, явилось для противника полной тактической неожиданностью... О полной неожиданности нашего наступле­ния для противника свидетельствует тот факт, что части были захвачены врасплох на казарменном расположении, самолеты стояли на аэродромах, покрытые брезен­том, а передовые части, внезапно атакованные нашими войсками, запрашивали ко­мандование о том, что им делать... Можно ожидать еще большего влияния элемента внезапности на дальнейший ход событий...»( Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 3. Кн. 1. С. 25). В этот же день, командующий 2-й немецкой танковой группой генерал Г. Гудериан, сделал следующую запись в дневнике: «Внезапность нападения была достигнута на всем фронте танковой группы».

***

А кто «организовал» на нашей территории эту «полную тактическую внезапность»? Кирпонос получает от начальника Генштаба Жукова приказ о приведении в полную боевую готовность войск КОВО еще в полночь, не дожидаясь прихода «Директивы №1» в КОВО, но пальцем не шевельнул, пока немецкие самолеты не начали бомбить наши казармы, аэродромы и города. Павлов дает около 1.20 (после разговора с наркомом в 1 час ночи) команду Коробкову, командующему 4-й армии, которая прикрывает брестское направление, «приводить войска в боевое состояние», тот бодро докладывает, что дивизии в Бресте приведены в боевую готовность и готовы к бою (т.е. как минимум разбужены уже), но дивизии в Бресте спят до 3.30, и будят их только танковые орудия Гудериана. А ведь Жуков еще и вечером 21 июня обзванивал округа и предупреждал павловых, что возможно нападение в эту ночь. После чего те отправились в театры.

Конечно, если так организовать встречу врага, так выполнять приказы старших начальников, то не достичь «тактической внезапности» немцам было бы сложно.

***

«Когда на рассвете 22 июня война все-таки разразилась, — свидетельствовал Микоян, — мы, члены Политбюро ЦК, сразу же собрались в Кремлевском кабинете Сталина. Он выглядел очень подавленным, потрясенным. “Обманул-таки подлец Риб­бентроп ”, — несколько раз повторил Сталин. Как мы ни настаивали, он наотрез от­казался выступить по радио, заявив: “Мне нечего сказать народу. Пусть выступит Молотов”. Пришлось с этим согласиться» (Личный архив автора. – Г.Куманев).»

***

Странный этот Микоян. А точнее похоже сам Куманев… То Риббентроп сам рассказывает о дате нападения, то оказывается «обманывает». Так за что «тиран» обиделся на немецкого посла? Или может Сталин обиделся не на Риббентропа, а на Гитлера, которому «верил» по дурному «мнению» отдельных историков, и который, напав первым и «обманул» Сталина? А вот Микоян опять мелко лжет. Подленько так. И после его рассказов уже сын Микояна рассказывает, что Сталин оказывается вообще никаких решений не принимал в первые дни войны, впал в «прострацию» видимо такую странную – ходить ходил в Кремль, но похоже тупо сидел за столом и не думая подписывал указы, и все что там Микояны принесут, по организации защиты Родины. Например, 23 июня Сталин подписал (совместное – ЦК ВКП (б) и СНК) заявление об образовании Ставки Главного Командования Вооруженных сил СССР. А 24 июня Сталин подписал (видимо «не глядя») постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР о создании Совета по эвакуации при СНК СССР , призванного организовать эвакуацию «населения, учреждений, военных и иных грузов, оборудования предприятий и других ценностей» западной части СССР, а также многие другие документы. Которые, конечно же, Микояны придумали и сочиняли.

Но вообще-то Микоян был не той фигурой по должности, чтобы видеть Сталина каждый день и тем более знать то, что ему знать не положено. И уж тем более он гаденько врет о том, как и почему Сталин «отказался» выступать первым и объявить советскому народу о нападении Гитлера… но, об этом чуть позже.

***

«Во время одной из бесед с В.М. Молотовым 13 июня 1984 г. в подмосковном дачном поселке Жуковка-2 автор книги спросил: действительно ли у Сталина была растерян­ность в первые дни войны?

«А как вы думаете, — ответил он. — Ведь Сталин был живой человек, и на какое-то время неожиданные события его буквально потрясли и ошеломили. Он в самом деле не верил, что война так близка» (Личный архив автора. – Г.Куманев).»

***

Куманев конечно честный человек и врать «не станет» передавая слова Молотова. Вот только тот же Ф.Чуев на магнитофон записывал слова Молотова об этих же днях, в том числе. И показал в книге «140 бесед с Молотовым» (М., 1991г., доступна вполне в интернете) слова Молотова дословно, а не в своем пересказе.

Придется немного отвлечься от Куманева и привести достаточно большие куски из книги Чуева, в которых Молотов сам и рассказывает то, что пытается пересказать Куманев да еще в пересказе от микоянов. Будет тут и о «прострациях» Сталина и о том, в каком году ожидал Сталин войну, и почему Молотов, а не Сталин выступил в 12.00 22 июня по радио и кто там какие решения принимал в Кремле…

«Хотели оттянуть войну.

– Во всех исторических книгах говорится, что Сталиным был допущен просчет в определении срока начала войны.

– В какой-то мере так можно говорить только в том смысле, если добавить: а непросчета не могло быть, – отвечает Молотов. – Как можно узнать, когда нападет противник? Мы знали, что с ним придется иметь дело, но в какой день и даже месяц…

– Известно, что было четырнадцать сроков.

– Нас упрекают, что не обратили внимания на разведку. Предупреждали, да. Но, если бы мы пошли за разведкой, дали малейший повод, он бы раньше напал.

Мы знали, что война не за горами, что мы слабей Германии, что нам придется отступать. Весь вопрос был в том, докуда нам придется отступать – до Смоленска или до Москвы, это перед войной мы обсуждали.

Мы знали, что придется отступать, и нам нужно иметь как можно больше территории. <…>

Мы делали все, чтобы оттянуть войну. И нам это удалось – на год и десять месяцев. Хотелось бы, конечно, больше. Сталин еще перед войной считал, что только к 1943 году мы сможем встретить немца на равных. (Главный маршал авиации А.Е. Голованов говорил мне, что после разгрома немцев под Москвой Сталин сказал: «Дай бог нам эту войну закончить в 1946 году». – Ф.Ч.)»

Как видите, Сталин не считал, что война не случится в лето 41-го. Он считал, что только к 1943 году мы сможем на равных воевать с Германией. После проведенных в стране и армии реформ и перевооружений.

«Вообще, все мы готовились к тому, что война будет, и от нее нам трудно, невозможно избавиться. Год оттягивали, полтора оттягивали. Напади Гитлер на полгода раньше, это, знаете, в тогдашних наших условиях было очень опасно. И поэтому слишком открыто так, чтобы немецкая разведка явно увидела, что мы планируем большие, серьезные меры, проводить подготовку было невозможно. Провели очень много мер, но все же недостаточно. Не успели многое доделать. Пошли воспоминания, будто бы за все должен Сталин отвечать. А был нарком обороны, начальник генерального штаба… Но, с другой стороны…

– Некоторые, маршал Голованов в частности, считают, что Генеральный штаб прозевал войну.

– Он не прозевал. Тут и по его вине, и потому, что у них директива была такая: не верить первым сообщениям, проверять. На это ушло какое-то время.

– Но это уже недоработка Сталина.

– Так можно, конечно, считать. Положение у него было очень трудное, потому что он очень не хотел войны.

– А может, Сталин переоценил Гитлера, думал, что тот все-таки поумнее и не нападет на нас, не закончив войну с Англией?

– Верно, верно, такое настроение было не только у Сталина – и у меня, и у других. Но, с другой стороны, Гитлеру ничего не оставалось делать, кроме как напасть на нас, хоть и не кончена война с Англией, да он бы никогда ее не закончил – попробуй, закончи войну с Англией!»

А это к вопросу о том насколько «верили» в Кремле, что Гитлер не нападет, пока не закончит войну с Англией.

«– Сейчас пишут, что Сталин поверил Гитлеру, – говорю я, – что Пактом 1939 года Гитлер обманул Сталина, усыпил его бдительность. Сталин ему поверил…

– Наивный такой Сталин, – говорит Молотов. – Нет. Сталин очень хорошо и правильно понимал это дело. Сталин поверил Гитлеру? Он своим-то далеко не всем доверял! И были на то основания. Гитлер обманул Сталина? Но в результате этого обмана он вынужден был отравиться, а Сталин стал во главе половины земного шара!

Нам нужно было оттянуть нападение Германии, поэтому мы старались иметь с ними дела хозяйственные: экспорт-импорт.

Никто не верил, а Сталин был такой доверчивый!.. Велико было желание оттянуть войну хотя бы на полгода еще и еще. Такое желание, конечно, было у каждого и не могло не быть ни у кого, кто был близок к вопросам того времени. Не могло не быть просчетов ни у кого, кто бы ни стоял в таком положении, как Сталин. Но дело в том, что нашелся человек, который сумел выбраться из такого положения и не просто выбраться – победить!»

А вот дальше интересно…

«Ошибка была допущена, но, я бы сказал, второстепенного характера, потому что боялись сами навязать себе войну, дать повод. Вот как началось, мы отвечаем за это.

Это, по-моему, не ошибки, а наши слабости. Слабости, потому что я думаю, что нам психологически почти невозможно было быть к этому вполне готовыми. Мы чувствовали, что мы не во всем готовы, поэтому, конечно, переборщить с нашей стороны было очень естественно. Но оправдать это нельзя тоже. А тут каких-либо ошибок я, собственно, не вижу. В смысле предотвращения войны все делалось для того, чтобы не дать повод немцам начать войну.

– Но Гитлер-то уже решил, уже на него было трудно повлиять…

– Мы все-таки в его голове не сидели. Он уже в 1939 году был настроен развязать войну. А когда он ее развяжет? Оттяжка была настолько для нас желательна, еще на год или на несколько месяцев. Конечно, мы знали, что к этой войне надо быть готовым в любой момент, а как это обеспечить на практике? Очень трудно.

…Сколько раз беседуем на эту тему, столько раз уточняю. И через пять, и через десять, и через пятнадцать лет Вячеслав Михайлович говорит одинаково, и у него это – не попытка оправдания, а неколебимое убеждение. Вот сидим на даче в Жуковке, приехал писатель Иван Стаднюк. Молотов следит за публикацией его романа «Война», оценивает положительно, дает советы. Прочитав третью книгу романа, упрекнул автора в том, что у него Сталин высказывает предположение о том, что немцы не нападут на нас ранее 1942 года, – Стаднюк в данном случае опирается на воспоминания маршала К.А. Мерецкова.

– А я это считаю неправильным, – говорит Молотов. – На мертвого валить, на Сталина, будто бы он это сказал? Во-первых, Мерецков – неточный человек, нельзя тут на него положиться. Сталин называл его «ярославец». Почему «ярославец»? В Ярославле, говорил он, такой оборотистый живет народ, что евреев там почти нет, там сами русские выполняют эти функции, и один из таких – Мерецков. Вряд ли Мерецков может быть точным, написав это!»

В общем, нелестно отозвался о Мерецкове Молотов, очень нелестно. Сравнил фактически с местечковым «жидом» который выкрутится и обманет всегда, как это описывал еще Н.В. Гоголь.

«Я же со Сталиным общался, но я такого не помню, и никто из людей, кто близко, повседневно общался со Сталиным, не говорит об этом. Допускаю, что я что-нибудь забыл, может что-то подобное Сталин допустил, но со словом «наверное»… Вы это сделали, чтоб оправдать Тимошенко, который размышляет у вас о начале войны. А Тимошенко ведь не последний человек был – народный комиссар обороны! А он-то на высоте был? Чего ж на Сталина?

…Молотов распалился в разговоре, лицо раскраснелось, глаза помолодели, засверкали прежним правительственным блеском:

– Я к вашему произведению отношусь строго. Появился человек, который сказал более правдивое слово, и вдруг он – против Сталина! Суть дела не в том, чтобы вовремя очень точно угадать, когда будет нападение, а суть в том, что не допустили Гитлера в Москву, не допустили в Ленинград и в Сталинград – вот в чем суть! Суть, в конце концов, в конечной нашей блестящей победе! И бросить тень на Сталина теперь, когда его нет в живых…

– Я исходил из того, – говорит Стаднюк, – что это и оправдывает Сталина. Почему мы не были готовы, потому что полагали…

– А мы были готовы! – горячо перехватывает инициативу Молотов. – Как это – не были? Вот это и не правильно вы говорите, что мы не были готовы. В чем?

– В общем, ко дню нападения, к самому часу нападения мы не были готовы.

– Да к часу нападения никто не мог быть готовым, даже Господь Бог! – возражает Молотов. – Мы ждали нападения, и у нас была главная цель: не дать повода Гитлеру для нападения. Он бы сказал: «Вот уже советские войска собираются на границе, они меня вынуждают действовать!»

Конечно, это упущение, конечно, это недостаток. Конечно, есть и другие упущения. А вы найдите такую возможность, чтобы в подобном вопросе не было упущений. Но если на них сделать упор, это бросает тень на главное, на то, что решает дело. А Сталин еще никем не заменим. Я являюсь критиком Сталина, в некоторых вопросах с ним не согласен и считаю, что он допустил крупные, принципиальные ошибки, но об этих ошибках никто не говорит, а о том, в чем Сталин прав, без конца говорят, как об отрицательном.

По сути, к войне мы были готовы в главном. Пятилетки, промышленный потенциал, который был создан, он и помог выстоять. Иначе бы у нас ничего не вышло. Прирост военной промышленности в предвоенные годы у нас был такой, что больше было невозможно!

Перед войной народ был в колоссальном напряжении. «Давай, давай!» А если нет – из партии гонят, арестовывают. Можно ли народ, или партию, или армию, или даже своих близких держать так год или два в напряжении?

Нет. И, несмотря на это, есть такие вещи, которые оправдывать нельзя.

Ошибки были, но все дело в том, как эти ошибки понять. Во-первых, чьи это ошибки, во-вторых, как их можно было избежать. По крайней мере, эти два вопроса возникают.

Напряжение ощущалось и в 1939-м, и в 1940-м. Напряжение было очень сильное, поэтому немножко, конечно, было добродушие какое-то, ну, желание передышки. Кто-то мне недавно говорил, упрекая: «Жданов-то, где был?» Он в Сочи был, когда началась война. Ну, конечно, можно было не ездить в Сочи в 39-м году или в 40-м году, да и дальше в 41-м, а, в конце концов, больному человеку, что с ним сделаешь, как-то надо дать передышку. Упрекают: «О чем они думали? О войне? Нет, они в Сочи сидели!» Оптимисты, мол, какие, члены Политбюро.

Каждый день всех членов Политбюро, здоровых и больных, держать в напряжении…

А возьмите весь народ, все кадры. Мы же отменили 7-часовой рабочий день за два года до войны! Отменили переход с предприятия на предприятие рабочих в поисках лучших условий, а жили многие очень плохо, искали, где бы получше пожить, а мы отменили. Никакого жилищного строительства не было, а строительство заводов колоссальное, создание новых частей армии, вооруженных танками, самолетами… Конструкторов всех дергали: «Давай скорей, давай скорей!» – они не успевали, все были молодые конструкторы!..

Я знал довольно хорошо Павлова, командующего Белорусским округом. Он был расстрелян как человек, который растерялся. Танкист, крепкий мужик, и, конечно, преданнейший партии человек. Он готов был свою жизнь отдать в боях, в чем хотите, за нашу страну. Ну, дубоватый, ну, допустим, – это больше беда человека, чем вина. Ну уж не настолько он дубоватый, дорос до командующего! Это каждого можно так. Недостаточно умен, дубоват, но не каким-то, а честным путем, как коммунист, дорос до командующего. А 21 июня оказался в театре. Ему говорят, что на границе не все спокойно, а он: «Ничего, вот после спектакля займемся этим делом». А как ему было сказать, что нельзя ходить в театр и в 39-м, и в 40-м, и в 41-м – это тоже неправильно. Значит, тут уже получилась больше беда, с моей точки зрения. Не потому что человек не хочет или даже не понимает, а потому, что утомляется, хочет передышки, и оставлять его без этого невозможно.»

Тут Молотов не совсем прав. Или ошибается или «лукавит». В конце концов, сегодня мы уже точнее знаем, что там происходило в ЗапОВО в последние предвоенные дни. Чуть не по минутам – какие были директивы Павлову и как он их выполнял. Вообще «слушая» Молотова не забывайте держать в уме то, что вы уже знаете о предвоенных днях по документам и мемуарам других людей.

«…Я говорю Молотову о том, как маршал Голованов рассказывал мне, что он лично был свидетелем разговора Павлова со Сталиным по телефону в кабинете Павлова, когда до начала войны оставались считанные недели. Сталин предупреждал о возможном нападении, но по разговору чувствовалось, что Павлов, находясь почти на границе, как ни парадоксально, не принимает всерьез это предупреждение.

– Дело в том, – говорю я Молотову, – сейчас существует мнение, что вы назначили таких неподготовленных людей, как Павлов, а вот если был бы Тухачевский…

– А такой, как Тухачевский, – ответил Молотов, – если бы заварилась какая-нибудь каша, неизвестно, на чьей стороне был бы. Он был довольно опасный человек. Я не уверен, что в трудный момент он целиком остался бы на нашей стороне, потому что он был правым. Правая опасность была главной в то время. И очень многие правые не знают, что они правые, и не хотят быть правыми. Троцкисты, те крикуны: «Не выдержим! Нас победят!» Они, так сказать, себя выдали. А эти кулацкие защитники, эти глубже сидят. И они осторожнее. И у них сочувствующих кругом очень много – крестьянская, мещанская масса. У нас в 20-е годы был тончайший слой партийного руководства, а в этом тончайшем слое все время были трещины: то правые, то национализм, то рабочая оппозиция… Как выдержал Ленин, можно поражаться. Ленин умер, они все остались, и Сталину пришлось очень туго. Одно из доказательств этому – Хрущев. Он попал из правых, а выдавал себя за сталинца, за ленинца: «Батько Сталин! Мы готовы жизнь отдать за тебя, всех уничтожим!» А как только ослаб обруч, в нем заговорило…

Перед войной мы требовали колоссальных жертв – от рабочих и от крестьян. Крестьянам мало платили за хлеб, за хлопок и за труды – да нечем платить-то было! Из чего платить? Нас упрекают: не учитывали материальные интересы крестьян. Ну, мы бы стали учитывать и, конечно, зашли бы в тупик. На пушки денег не хватало!

Оттянули войну, это немножко успокоило людей. Если на год и десять месяцев оттянули, то, наверное, еще на месяц-другой оттянем. А все-таки, с точки зрения руководства, я об этом думал, и не только сейчас, надо было, конечно, учитывать, что лучшее время для нападения на Россию – июнь месяц. Это нигде, по-моему, в достаточной мере не учитывалось. Наполеон тоже в июне напал на Россию. Летние месяцы, они очень опасны. Но Советский Союз героически вышел из этого положения.

– Это был просчет.

– Да, просчет. Но июнь один уже прошел. Июнь 40-го прошел, и это настраивало на то, что пройдет и июнь 41-го. Тут был некоторый недоучет, я считаю. Готовились с колоссальным напряжением, больше готовиться, по-моему, невозможно. Ну, может быть, на пять процентов больше можно было сделать, но никак не больше пяти процентов. Из кожи лезли, чтоб подготовить страну к обороне, воодушевляли народ: если завтра война, если завтра в поход, мы сегодня к походу готовы! Ведь не заставляли засыпать, а все время подбадривали, настраивали. Если у всех такое напряжение было, то какая-то нужна и передышка…

– Но неудачно выбрали время для передышки.

– Нет, передышка все время была нужна – и в январе, и в феврале, и в марте, ну и дальше, но – когда нападут? Могут упрекать за то, что июнь следовало больше учитывать, чем май, но это уже надо быть буквоедом, чтобы за это упрекнуть при всех тех мерах, которые принимались. Если бы за это упрекнуть, то уж, собственно говоря, надо быть если не бюрократом, то именно буквоедом. Конечно, надо было в июне быть несколько больше, чем в мае, напряженным. Но уж и в мае было колоссальное напряжение, и беда в том, что организм не может без конца испытывать колоссальное напряжение, не имея никаких отдушин. Даже если предусмотришь в июне большее напряжение, все равно какие-то отдушины будут и в июне. Почему Жданов был в Сочи, почему офицеры были в отпусках, почему Павлов в театре? Господи ты боже мой! Конечно, этих деталей могло и не быть, но не они же решают дело!

– Зачем разрушили старую линию укреплений, а на новой границе не успели построить?

– Это просто объясняется: не было возможности. Не только не успели разрушить то, что нужно было разрушить, но и не успели заменить новым – это факт. Может быть, была такая торопливость, не исключаю.

– Но все-таки объективно получилось, что Гитлер перехитрил.

– Нет, нет, я с этим не согласен. Верно, у него свой расчет был. Для нападения лучшего времени не выберешь. А с нашей стороны требовать еще большего напряжения, чем в мае… есть опасность лопнуть. Все натягивалось, натягивалось, а кормить-то было тоже особенно нечем. Ошибка в сроках – это обвинение неправильное все-таки, да, неправильное. Тут был просчет, некоторый просчет, конечно, да. Но это не столько ошибка, не столько вина, сколько беда. Нам бы и хотелось дальше напрягать еще больше, но уже знаете…

– Хрущев использовал слова Черчилля о том, что тот предупредил Сталина. Сталин потом сказал на это: «Мне не нужно было никаких предупреждений. Я знал, что война начнется, но думал, что мне удастся выиграть еще полгода». В этом обвиняют Сталина. На себя положился и думал, что ему удастся оттянуть войну.

– Но это глупо, потому что Сталин не мог на себя положиться в данном случае, а на всю страну. Он думал не о себе, а обо всей стране. Это же главный интерес был наш, всего народа – еще на несколько недель оттянуть.

– А Черчилль в тот период вроде бы ничего не мог против нас иметь…

– Да можно ли было Черчиллю верить в этом деле? Он был заинтересован как можно быстрее столкнуть нас с немцами, как же иначе!»

А вот далее слова Молотова, члена Политбюро который также после этого «предупреждения» был в кабинете Сталина 7 мая 1941 года, о том, что якобы Шуленбург «предупреждал» Деканозова о дате нападения.

«– Посол Шуленбург предупреждал Деканозова о начале войны.

– Не предупреждал, он намекал. Очень многие намекали, чтобы ускорить столкновение. Но верить Шуленбургу… Столько слухов, предположений ходило! И не обращать внимания – тоже неправильно.

– Но если бы дали распоряжение военным…

– Это и есть провокация, – отвечает Молотов.

– Почему провокация? Тогда нападайте на безоружных? Дали отпуска военным…»

Тут разговор идет о том, что военным надо было дать прямой приказ о мобилизации или хотя бы о приведении в полную боевую готовность загодя. На что Молотов и отвечает абсолютно верно – давать такой приказ открытым текстом – самоубийство для страны.

«– Не были безоружными, были начеку. А без отпусков целый год никто не работает. Избежать внезапности полностью, по-моему, в наших условиях было нельзя. Но все-таки к этому надо было готовиться. На героические дела идем, а вот выдержки длительной, постоянной, напряженной нам очень часто не хватает. И трудно обвинять, а есть и виноватые в этом. Немцы вышколены больше. Скажут им – и все. Потом и наши смогут – с большим напряжением. Но достаточной выдержки, достаточной систематичности еще, по-моему, не хватает. В этом наша крестьянская природа сказывается. Работает, до полусмерти пьет, страда… Внезапность, конечно, играет роль. Я уверен, что сейчас тоже поступают сообщения о том, что где-то что-то может начаться. У нас природа такая. И марксизм-ленинизм тут не при чем. Он стоит за наступательные действия, когда есть возможность, а если нет – выжидаем.

– Пока мы соберемся со своими возможностями, нас клюнут.

– Это верно, это не исключено. И не потому что не соберемся, а потому что не все умеем свой талант использовать. Это требует времени, а его не так много было.

Сталина изображают самовлюбленным, самонадеянным, дескать, будет так, как он хочет… Это неправильно и клеветнически. А что внезапность, это, к сожалению, было. И не могло не быть. И таких умников, пожалуй, не найдешь, которые могли бы о подобных вещах точно сказать в отношении своего противника.

– Пишут, что вера в Сталина основывалась, в частности, на раздуваемом им самим культе личности. Раздувал?

– Немножко, знаете, было. Человек все-таки есть человек. Но он много сделал, а это главное. В тех условиях никто бы не смог лучше, чем Сталин – не только в войну – и до войны, и после войны.

У Жукова в книге много спорных положений. И неверные есть. Он говорит, как перед началом войны докладывает Сталину, я тоже присутствую, – что немцы проводят маневры, создают опасность войны, и будто я задаю ему вопрос: «А что, вы считаете, что нам придется воевать с немцами?» Такое бессовестное дело. По-последним дураком (выставил – К.О.), так сказать. Все понимают, только я не понимаю ничего, – Молотов даже стал заикаться от волнения. – Пишет, что Сталин был уверен, что ему удастся предотвратить войну. Но если обвинять во всем одного Сталина, тогда он один построил социализм, один выиграл войну. И Ленин не один руководил, и Сталин не один был в Политбюро. Каждый несет ответственность. Конечно, положение у Сталина тогда было не из легких.

Что не знали, неправда. Ведь Кирпонос и Кузнецов привели войска в готовность, а Павлов – нет…»

А ведь перед этим Молотов вроде как выгораживал Павлова...

Данные слова Молотова уже не раз приводились – тут он говорит о том – знали в Кремле, или нет о дате нападения. И заодно Жукова вруном назвал.

Впрочем, Жукова на вранье тот же Голованов «ловил». В тех же беседах с Молотвым которые Чуев записывал на магнитофон, Голованов так отозвался о вранье Жукова:

«Беседа с маршалом Головановым 

…Сегодня поехали к Молотову в Ильинское с Шотой Ивановичем Кванталиани и Главным маршалом авиации Александром Евгеньевичем Головановым.

День выдался теплый. Голованов, высоченный, в темной полиэтиленовой куртке, без шапки, Шота, среднего роста, широкий, тоже без шапки.

Мы сели в усовскую электричку. Я достал «свежий» номер «Комсомолки» – интервью с Г.К. Жуковым. Корреспондент В. Песков задает вопрос: «Не было ли опасным держать управление решающим сражением так близко от фронта?» Речь идет о штабе Западного фронта в деревне Перхушково во время Московской битвы. Жуков отвечает: «Риск был. Ставка мне говорила об этом. Да и сам я разве не понимал? Но я хорошо понимал и другое: оттяни штаб фронта – вслед за ним оттянутся штабы армейские, дивизионные. А этого допустить было нельзя…»

– Врет! – резко сказал Голованов и отбросил газету на скамейку электрички. – [Это] Он ставил перед Сталиным вопрос о том, чтобы перенести штаб Западного фронта из Перхушково за восточную окраину Москвы, в район Арзамаса. Это означало сдачу Москвы противнику. Я был свидетелем телефонного разговора Сталина с членом военного совета ВВС Западного фронта генералом Степановым – тот поставил этот вопрос перед Сталиным по поручению командования фронтом. (Т.е. Жукова – К.О.) Сталин ответил: «Возьмите лопаты и копайте себе могилы. Штаб Западного фронта останется в Перхушково, а я останусь в Москве. До свидания». Кроме Степанова об этом знают Василевский и Штеменко. Жуков есть Жуков, но факт есть факт. А при встрече скажет, что либо такого не было, либо корреспондент не так написал, – усмехнулся Голованов.» (Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым: Из дневника Ф. Чуева. – М., 1991г., с. 430-431)

Впрочем, о подобном вранье Жукова можно вообще отдельное исследование делать – на сопоставлении описанных им событий с воспомианиями других участников, или документов. И когда проводишь такое «сопоставление» с реальными фактами или словами других очевидцев (например, Жуков описывает, как он мехкорпус Рябышева в КОВО швырял в бой по частям, но делал это чуть не по просьбе самого Рябышева), то в порядочности, человеческой и офицерской маршала еще больше начинаешь сомневаться.

Или вот еще пример вранья Жукова:

«И тут надо, конечно, иметь в виду,— говорил в 1966 году «знаменитый» полководец,— категорическое требование и категорическую установку Сталина. Он твердо сказал, что, если мы не будем провоцировать немцев на войну — войны не будет, мы ее избежим. У нас есть средства избежать ее. Какие средства, он не говорил... Но Сталин такую установку дал... И когда вопрос был поднят относительно того, чтобы вывести хотя бы эшелон прикрытия, который согласно плану должен развернуться на границе, Сталин сказал: «Подождите». Он узнал, что Киевский округ начал развертывание... Тимошенко кое-что начал двигать, несмотря на строжайшие указания. Берия сейчас же прибежал к Сталину и сказал: вот, мол, военные не выполняют, провоцируют...

Сталин немедленно позвонил Тимошенко и дал ему как следует нахлобучку. Этот удар спустился до меня. Что вы смотрите? Немедленно вызвать к телефону Кирпоноса, немедленно отвести, наказать виновных и прочее. Я, конечно, по этой части не отставал. Ну и пошло. А уже другие командующие не рискнули. Давайте приказ, тогда... А кто приказ даст? Кто захочет класть свою голову? Вот, допустим, Жуков, чувствуя нависшую над страной опасность, отдаю приказание; «Развернуть». Сталину докладывают. На каком основании? На основании опасности. Ну-ка, Берия, возьмите его к себе в подвал» (Коммунист, 1988 г., №14, с. 99. ВИЖ № 5, 1989г., с. 29)

Надеюсь, читатель после прочитанного в этой книге и сам увидит это вранье маршала.

Молотов: «Военные, как всегда, оказались шляпы. Ну, конечно, мы тогда были очень слабы по сравнению с немцами. Конечно, надо было подтягивать лучше. Но на этом деле лучшие военные у нас были. Жуков считается неплохим военным, он у нас был в Генштабе, Тимошенко тоже неплохой военный, он был наркомом обороны.

– А военные сваливают все на Сталина, что он связывал инициативу, ждали от него команды.

– Каждый здесь хочет снять с себя ответственность, – говорит Молотов. – Однако Кузнецов, моряк, морской министр, дал с вечера 21-го на 22 июня указание быть готовым к авиационному налету. Жуков этого не сделал. Кузнецов храбрится, что он это сделал по своей инициативе. В данном случае он оказался более прав, потому что от него не требовалось полной проверки, а от Генштаба она требовалась, и Генштаб находился под такого рода указанием, что – не торопись, проверяй, прежде чем принимать те сообщения на веру, которые к нам приходили в самые последние минуты перед началом войны. И тут задержка, известно, была, но она ничего не решала.»

Сегодня мы точно знаем что никакой «личной инициативы» Н.Г. Кузнецов не проявлял в ночь на 22 июня. Может он на словах и рассказывал после войны когда-нибудь, что сделал что-то по «своей инициативе» но в своей книге он этого не утверждал никогда. Команду о приведении флота в полную боевую готовность он отдал после того как нарком обороны Тимошенко показал ему текст «Директивы № 1» около 23.10 примерно, и разъяснил на уточняющие вопросы Кузнецова что это война и огонь открывать разрешается.

А вот Молотов и обвинил Жукова, что тот таких команд-разъяснений с Тимошенко в округа не дал в ночь на 22 июня.

«– Некрич пишет: Сталин думал, что Гитлер ведет игру с целью вымогательства политических и экономических уступок.

– Ну а почему не думал? Тот, конечно, был вымогателем. Мог вымогать. Можно было рассчитывать на вымогательство. Тут вокруг каждого спорного вопроса могли быть и вымогательства, и обманы, и надувательства, и прославления, и… трудно сказать реально…

– В литературе основная мысль сводится к тому: Сталин не думал, что Гитлер начнет войну.

– Это да, так пишут. Василевский немного наивно пишет о начале войны.»

Странная наивность у маршала, который был заместителем начальника Генштаба на 22 июня.

«Я прочитал начало книжки Бережкова.

– Хорошая книжка.

– Не вполне, – замечает Молотов.

– Но интересная.

– Да, интересная. Я прочитал пока первые сто страниц, там две я заметил вещи, с которыми нельзя согласиться. Одна такая: Сталин считал, что Гитлер не нападет в этом году на СССР. Как же можно за Сталина это говорить, тем более сейчас, когда на него любое можно повесить! И он не может опровергнуть, и никто не может опровергнуть. Тем более: «Сталин считал, Сталин думал…» Будто бы кто-то знал точно, что Сталин думал о войне! Люди хотят, чтобы как можно благоприятнее условия были для трудных моментов. Конечно, немножко поддавались тому, что не в этом году начнется. И если будет, то несколько позже. Это я считаю законным, но утверждать, будто Сталин считал, что в этом году не будет войны, по-моему, нет оснований. Никто не может сказать так про другого человека. Это раз.

Второе. Он говорит насчет сообщения ТАСС. За неделю-полторы до начала войны было объявлено в сообщении ТАСС, что немцы против нас ничего не предпринимают, у нас сохраняются нормальные отношения. Это было придумано, по-моему, Сталиным. Бережков упрекает Сталина, что для такого сообщения ТАСС не было оснований. Это дипломатическая игра. Игра, конечно. Не вышло. Не всякая попытка дает хорошие результаты, но сама попытка ничего плохого не предвидела.»

Как видите – Молотов возмущен тем, что обвиняют Сталина в том, что тот якобы думал, что войны в 1941 году не будет.

Бережков это описывал так: «Но особенно его [Сталина] угнетало другое: просчет, допущенный им в оценке предвоенной ситуации. Он игнорировал все предупреждения и предостережения, уверовав, что Гитлер не начнет войну в середине лета». (Бережков В.M. Как я стал переводчиком Сталина. — М., 1993г., с. 215. Есть в интернете.) Кстати, эта лабуда – желание выставить Сталина и его окружение в этом вопросе кретина идет и от того же Черчилля в первую очередь… Н у а живя на Западе сложно писать что-то отличающееся от «мнения» хозяев.

Когда Молотов сказал что из идеи с «Сообщением ТАСС» ничего «не вышло» он не имеет в виду что цели «Сообщения» не были достигнуты. «Не вышло» получить от Гитлера ответа, что означало бы возможность начать «переговоры по спорным моментам дипломатических отношений между СССР и Германией», и таким образом остановить хотя бы на время надвигающуюся войну. Но отсутствие ответа Гитлера также было результатом – «отрицательный результат тоже результат». После этого иллюзий, что нападение не состоится и скорее всего, произойдет, как и докладывает разведка, 22 июня, в Кремле уже не оставалось.

Насчет книг Бережкова. Бережков был переводчиком Кремля, работал и со Сталиным и с Молотовым. По словам Молотова году в 1943-м по информации чекистов, о том, что родственники Бережкова на оккупированной территории взяты под надзор немцев, Бережков был удален с этой работы. Обиженый Бережков в итоге сбежал в конце 1940-х на Запад и писал там «разоблачающие сталинизм» книги.

«Бережков пишет, будто это было явно наивно. Не наивность, а определенный дипломатический ход, политический ход. В данном случае из этого ничего не вышло, но ничего такого неприемлемого и недопустимого не было. И это не глупость, это, так сказать, попытка толкнуть на разъяснение вопроса. И то, что они отказались на это реагировать, только говорило, что они фальшивую линию ведут по отношению к нам.»

Бережков в своих «мемуарах» также потом описывал как «недобро шутил» Сталин встретив того же Тимошенк в коридоре: «Сталин на протяжении нескольких военных лет, время от времени, донимал другого маршала вопросом: почему его не арестовали в 1937 году? Не успевал тот раскрыть рот, как Сталин строго приказывал: «Можете идти!» И так повторялось до конца войны. Жена маршала после каждого подобного случая готовила ему узелок с теплыми вещами и сухарями, ожидая, что ее супруг вот-вот угодит в Сибирь. Настал День Победы. Сталин, окруженный военачальниками, произносит речь...

— Были у нас и тяжелые времена, и радостные победы, но мы всегда умели пошутить. Не правда ли, маршал... — И он называет имя злополучного объекта своих «шуток». …». (В.М. Бережков, указанное сочинение, с. 220)

Почему речь идет о Тимошенко (скореев всего)? А других маршалов на эту роль трудно найти. Шапошникова или Буденного Сталин так не «подкалывал» бы точно. А других маршалов, с июня 41-го и до конца войны и не было в СССР. Но если вы уже разобрались в роли бывшего наркома в трагедии 22 июня, думаю удивляться таким «недобрым шуткам тирана» не станете.

Может Сталин и был не чужд человеческим слабостям (всеже дочь Тимошенко одно время была его снохой – женой Василия Сталина), но не расстреляли бывшего наркома только по политическим мотивам – на Западе это тут же использовали бы против СССР воюющего один на один с Гитлером. Как когда-то использовали факт военного заговора Тухачевских и последующий расстрел заговорщиков для того чтобы отказаться от военной помощи СССР в деле защиты Чехословакии в 1938 году. Кстати, Молотов четко показал в своих беседах – дату запланированного переворота Тухачевских они точно знали и никакие Бенеши им в этом не «помогли».

«Они старались показывать перед внешним миром, будто бы какое-то законное мероприятие с их стороны проводилось, но само тассовское сообщение, по-моему, осуждать нельзя и смеяться над ним было бы неправильно. А он как явно неправильную вещь расписывает, вроде того, что наивно. Ничего не наивно. Это действительно очень ответственный шаг. Этот шаг направлен, продиктован и оправдан тем, чтобы не дать немцам никакого повода для оправдания их нападения.

Если бы мы шелохнули свои войска, Гитлер бы прямо сказал: «А вот видите, они уже там-то, войска двинули! Вот вам фотографии, вот вам действия!» Говорят, что не хватало войск на такой-то границе, но стоило нам начать приближение войск к границе – дали повод! А в это время готовились максимально.»

Молотов конечно же лукавит тут, или просто не договаривает в живой беседе. Именно после «Сообщения ТАСС» от 13-14 июня, на которое Гитлер не отреагировал и дали в Киевский и Прибалтийский округа директивы о начале вывода войск в сторону границы.

Молотов, конечно, это знал, но даже в разговорах с Чуевым не торопился показывать, что знает о том выдвижении. А вся проблема в том, что желание выставить СССР как страну готовящую нападение никуда не девалось на Западе. Ведь именно в это же время, в середине 1970-х годов, когда Молотов рассказывал Чуеву о войне, в той же Германии недобитые немецкие генералы и пытались на этом выводе войск в том числе «доказывать» что Гитлер напал на СССР 22 июня «защищаясь» от готовящейся агрессии Сталина «назначенной» на август.

«У нас другого выхода не было. Так что когда нас упрекают за это, я считаю, это гнусность. Сообщение ТАСС нужно было как последнее средство. Если бы мы на лето оттянули войну, с осени было бы очень трудно ее начать. До сих пор удавалось дипломатически оттянуть войну, а когда это не удастся, никто не мог заранее сказать. А промолчать – значит вызвать нападение. И получилось, что 22 июня Гитлер перед всем миром стал агрессором. А у нас оказались союзники.

– Некрич пишет, будто Сталин надеялся, что ему удастся втянуть Гитлера в переговоры.

– Да, правильно. Надо было пробовать! Конечно, в таких случаях, с такими звероподобными людьми можно увидеть и надувательство, и не все удастся, но никаких уступок не было по существу, а пробовать вполне законно.»

Молотов даже 18 июня посылал в Берлин запрос на очередные переговоры с Гитлером об имеющихся «разногласиях». Как можно было оттянуть начало войны «на осень» этим «Сообщением ТАСС»? Все просто – Гитлер мог пойти на некие переговоры после этого «Сообщения», а точнее после того как Молотов запросил Берлин о таких переговорах 18 июня. И если бы пошел, то эти переговоры о «имеющихся противоречиях в отношениях СССР и Германии» можно было тянуть месяцами. Однако Гитлер на это не пошел и только полные идиоты не поняли бы, что нападение произойдет в ближайшие дни, как и показывала разведка. Но идиотов в Кремле не было.

«– Вроде бы Сталин, отделяя Гитлера от немецкой военщины, считал, что война может начаться с провокаций военных, а сам Гитлер не пойдет на нарушение Пакта. Не думаю, что Сталин так считал.

– Я тоже так не думаю, – соглашается Молотов. – Это очень вольные рассуждения, лишь бы бросить тень на Сталина. Он не был наивным человеком, не был таким добродушным простаком, что его всякий мог… Но не пробовать тоже нельзя было, не искать путей к Гитлеру.»

Далее о том – собирался ли СССР нападать первым или нет. И почему Гитлер не напал в том же мае – кто там «виноват», при чем тут Югославия.

«Как Сталин относился к Гитлеру

 

…Читаю Молотову так называемое «завещание Гитлера», запись, сделанную Борманом 14 февраля 1945 года:

– «Гибельным фактором этой войны оказалось то, что Германия начала ее слишком рано и в то же время слишком поздно. С чисто военной точки зрения нам следовало начать войну раньше. Я должен был захватить инициативу еще в 1938 году, а не разрешить втянуть себя в войну в 1939 году…»

– Конечно! – замечает Молотов.»

Гитлер видимо и сам подзабыл к весне 45-го, что он всегда был не более чем только марионеткой в руках Англии с США. Без чьих «спонсорских» денег на бесконечные выборы в Германии нацистской партии, чтобы Гитлер стал рейхсканцлером, и кредитов на развитие ВПК нацистской Германии после его назначения на этот пост, его просто не было бы.

– «…ибо война была в любом случае неизбежна. Тем не менее, вряд ли можно обвинить меня, так как Англия и Франция согласились в Мюнхене со всеми моими требованиями!

С точки зрения сегодняшнего дня война намного запоздала. Но с точки зрения нашей моральной подготовки она началась намного раньше, чем следовало. Мои ученики еще не успели достичь полной зрелости…»

– Ну, это уже он дал! – восклицает Молотов.

– «…Мне, по существу, были бы нужны еще двадцать лет, чтобы сделать зрелой эту новую элиту, элиту юности, погруженную с самого раннего детства в философию национал-социализма. Трагедией для нас, немцев, всегда является то, что нам всегда не хватает времени. Обстоятельства всегда складывались так, что мы вынуждены были спешить и, если сейчас у нас нет времени, то это объясняется главным образом тем, что у нас не хватает пространства. Русские с их огромными пространствами могут позволить себе роскошь отказаться от спешки. Время работает в их пользу и против нас…»

– Но русские оказались в таком положении не в 1941 году, а задолго до этого, и он мог бы понять, но не понял. Вот его недостаток, – комментирует Молотов.

– «…почему именно 1941 год? Потому что, учитывая неуклонно нарастающую мощь наших западных врагов, если нам суждено было действовать вообще, мы должны были сделать это с минимальной отсрочкой. И обратите внимание: Сталин не сидел сложа руки…»

– Ну, конечно! – кивает Молотов.»

Вот она радость для «резунов» – Гитлер опасался, что СССР нападет первым. Хотя, впрочем, не стоит им так уж радоваться – а то еще больше адвокатами Гитлера звать будут.

А насчет слов Молотова, который вроде как «кивает» на эти слова Гитлера с «согласием», то тут надо понимать, что Молотов не более чем подтверждает, что СССР именно не сидел сложа руки и готовился к неизбежной войне, напрягая все силы страны и народа.

«– «…Время опять было против нас на двух фронтах. В действительности, вопрос заключался не в том, почему 22 июня 1941 года, а скорее, почему не раньше?»

– Правильно, правильно.

– «…Если бы не трудности, созданные нам итальянцами, и их идиотская кампания в Греции, я напал бы на Россию на несколько недель раньше…»

– Ну, надо было.»

Как видите в отличии от многих историков сам Гитлер не считал что события в Югославии после которых он напал на эту страну заставили его перенести нападение на СССР с мая на 22 июня. И в приведенном в предыдущих главах этой книги дневнике Гальдера за март 1941 года также указывается, что именно из-за событий в Греции и пришлось Гитлеру сдвинуть нападение на СССР с мая на 22 июня.

«– «…Наша главная проблема сводилась к тому, чтобы удержать Россию по возможности дольше от выступления, и меня вечно терзал кошмар, что Сталин может проявить инициативу раньше меня…»

– Конечно, в этом тоже был известный вопрос, – соглашается Молотов.»

И опять «резунам» вроде как праздник – сам Гитлер был уверен, что СССР может напасть первым и надо его опередить, а Молотов вроде как опять «подтверждает» эти слова! Однако опять Молотов не более чем подтверждает, что у Гитлера были такие «опасения» но это не более чем его личные «опасения» и были. Ведь далее Молотов и рассказал, к чему СССР готовился, а к чему нет.

«– «…Мы можем с уверенностью предсказать, каков бы ни был исход войны, Британской империи пришел конец. Она смертельно ранена. Будущее британского народа – вымереть от голода и туберкулеза на своем проклятом острове…»

– Да, это он мне сам говорил. В таком роде он и говорил: «Какой-то проклятый остров…»

В это плане Гитлер оказался, в общем, прав. После мировой войны Англия утратила свои позиции в Мире как основной Мировой лидер и ей на смену пришли США.

«– А вы допускали такое, что если не они, то мы первые начнем?

– Такой план мы не разрабатывали. У нас пятилетки. Союзников у нас не было. Тогда бы они объединились с Германией против нас. Америка-то была против нас, Англия – против, Франция не отстала бы.»

Вот так вот просто и объяснил Молотов, вчерашний глава правительства и нарком иностранных дел, почему СССР не мог заранее планировать нападение первыми на Гитлера – тут вам и экономика и политика как ее понимали тогдашние руководители СССР.

«– Но тогдашняя официальная доктрина была: воевать будем на чужой территории, малой кровью.

– Кто же может готовить такую доктрину, что, пожалуйста, приходите на нашу территорию и, пожалуйста, у нас воюйте?! — говорит Молотов. — Военный министр скажет: «Приходите к нам!» Конечно, он будет говорить: «Малой кровью и на чужой территории!» Это уже агитационный прием. Так что агитация преобладала над натуральной политикой, и это тоже необходимо, тоже нельзя без этого.»

А теперь о том, что якобы Сталин «недооценивал» Гитлера, не считал его умным или считал более умным, чем тот был на самом деле…

«– Как Сталин относился к Гитлеру, как к личности, как его оценивал?

– Сказать – недооценивал, это было бы неправильно. Он видел, что все-таки Гитлер организовал немецкий народ за [c. 45] короткое время. Была большая коммунистическая партия, и ее не стало – смылись! А Гитлер вел за собой народ, ну и дрались немцы во время войны так, что это чувствовалось. Поэтому Сталин как человек хладнокровный при обсуждении большой стратегии, он очень серьезно относился к этому делу.

16.06.1983»

«Растерялся ли Сталин?

– Жуков снимает с себя ответственность за начало войны, но это наивно. И не только снимает с себя, он путается. 21 июня представили директиву, что надо привести войска в боевую готовность. У него двусмысленность: то ли правильно, он считает, Сталин поправил, то ли неправильно, – он наговорит. А конечно, Сталин поправил правильно. И вот в одних округах сумели принять меры, а в Белорусском не сумели…

08.03.1974»

Почему Молотов, а не Сталин выступил днем 22 июня по радио…

«Далее он рассказал, как вместе со Сталиным писали обращение к народу, с которым Молотов выступил 22 июня в двенадцать часов дня с центрального телеграфа.

– Почему я, а не Сталин? Он не хотел выступать первым, нужно, чтобы была более ясная картина, какой тон и какой подход. Он, как автомат, сразу не мог на все ответить, это невозможно. Человек ведь. Но не только человек – это не совсем точно. Он и человек, и политик. Как политик, он должен был и выждать, и кое-что посмотреть, ведь у него манера выступлений была очень четкая, а сразу сориентироваться, дать четкий ответ в то время было невозможно. Он сказал, что подождет несколько дней и выступит, когда прояснится положение на фронтах.

– Ваши слова: «Наше дело правое. Враг будет разбит, победа будет за нами», – стали одним из главных лозунгов войны.

– Это официальная речь. Составлял ее я, редактировали, участвовали все члены Политбюро. Поэтому я не могу сказать, что это только мои слова, там были и поправки, и добавки, само собой.

– Сталин участвовал?

– Конечно, еще бы! Такую речь просто не могли пропустить без него, чтоб утвердить, а когда утверждают, Сталин очень строгий редактор. Какие слова он внес, первые или последние, я не могу сказать. Но за редакцию этой речи он тоже отвечает.

– А речь 3 июля он готовил или Политбюро?

– Нет, это он. Так не подготовишь. За него не подготовишь. Это без нашей редакции. Некоторые речи он говорил без предварительной редакции. Надо сказать, мы все раньше говорили без предварительной редакции.<…>

– Пишут, что в первые дни войны он растерялся, дар речи потерял.

– Растерялся – нельзя сказать, переживал – да, но не показывал наружу. Свои трудности у Сталина были, безусловно. Что не переживал – нелепо. Но его изображают не таким, каким он был, – как кающегося грешника его изображают! Ну, это абсурд, конечно. Все эти дни и ночи, он, как всегда, работал, некогда ему было теряться или дар речи терять.

(Знаменитый полярный летчик Герой Советского Союза М.В. Водопьянов поведал мне, что 22 июня 1941 года, узнав о начале войны, он прилетел на гидросамолете с Севера в Москву, приводнился в Химках и сразу же поехал в Кремль. Его принял Сталин. Водопьянов предложил осуществить налет наших бомбардировщиков на фашистскую Германию.

– Как вы это себе представляете? – спросил Сталин и подошел к карте. Водопьянов провел линию от Москвы до Берлина.

– А не лучше ли отсюда? – сказал Сталин и показал на острова на Балтийском море.

Это было в первый день войны… – Ф.Ч.)

<…>

– Поехали в Наркомат обороны Сталин, Берия, Маленков и я. Оттуда я и Берия поехали к Сталину на дачу, это было на второй или на третий день. По-моему, с нами был еще Маленков. А кто еще, не помню точно. Маленкова помню.

Сталин был в очень сложном состоянии. Он не ругался, но не по себе было.

– Как держался?

– Как держался? Как Сталину полагается держаться. Твердо.

– А вот Чаковский пишет, что он…

– Что там Чаковский пишет, я не помню, мы о другом совсем говорили. Он сказал: «Прос…ли». Это относилось ко всем нам, вместе взятым. Это я хорошо помню, поэтому и говорю. «Все прос…ли», – он просто сказал. А мы прос…ли. Такое было трудное состояние тогда. Ну, я старался его немножко ободрить. …»

Пришлось достаточно подробно привести слова самого Молотова, сказанные в разные годы, но именно дословные, а не в пересказе «историка» чтобы стало понятно – кто там и как растерялся и кто Сталину готовил речь «3 июля». И попробуйте сами найти в записанных на диктофон словах Молотова что Сталин «не верил, что война так близка». Книга Чуева вполне доступна в интернете и в ней не пересказ Чуевым слов Молотова, а именно записанные на бобинный диктофон слова самого В.М.Молотова.

Хотя истины ради стоит привести слова Молотова, на которые похоже С.Микоян и сослался:

«– Ну, конечно, он переживал, но на кролика не похож, конечно. Дня два-три он не показывался, на даче находился. Он переживал, безусловно, был немножко подавлен. Но всем было очень трудно, а ему особенно.

13.01.1984» (с.330)

Если мы возьмем «Журналы посещения Кремля» за июнь 1941 года, то «два-три» после 22 июня это окажутся 29 и 39 июня. Сталин действительно в эти дни «не показывался» в своем кабинете. Но при этом он 29-го и 30-го июня по словам Жукова и того же Микояна «показывался» в наркомате, да так что со слов А. Микояна генерал армии Жуков даже «разрыдался как баба». Впрочем, там и Молотов присутствовал и с его слов Жуков слез не лил на «грубости тирана», а в ответ тоже по матери «тирана» посылал…

Смотрим, что сам Жуков писал об этом. Ведь при всех «неточностях» «Воспоминания» маршала Победы (а это звание он всё же заслужил вполне), его «мемуары» остаются историческим документов свидетеля Эпохи. Георгий Константинович пишет, что «29 июня И. В. Сталин дважды приезжал в Наркомат обороны, в Ставку Главного Командования, и оба раза он крайне резко реагировал на сложившуюся обстановку на западном стратегическом(!) направлении». А «30 июня мне в Генштаб позвонил И.В. Сталин и приказал и приказал вызвать командующего Западным фронтом генерала армии Д.Г. Павлова. На следующий день генерал Д.Г. Павлов прибыл». Это как раз к вопросу о Сталине, «впавшем в прострацию» на пару дней, 29 и 30 июня. Человек впавший в «прострацию» (обычно) не посещает Генштаб и Наркомат, и не устраивает там разнос генералам, обзывая их ротными писаришками и «портяночниками», за невозможность доложить обстановку на фронте. И не дает указания вызвать в Москву командующего Западным фронтом Павлова, допустившего сдачу Минска на седьмой день Войны. Если уж человек «впал в прострацию», то он тупо сидит на «даче», и медитирует

Но возвращаемся к Куманеву…

***

«Приведем еще одно небольшое свидетельство. Вот что вспоминал бывший управ­ляющий делами Совнаркома СССР военных лет Я.Е. Чадаев:. «Утром 22 июня 1941 г. я мельком видел Сталина в коридоре. Он прибыл на работу после кратковременного сна. Виду него был усталый, утомленный... Его рябое лицо осунулось. В нем явно прогляды­валось подавленное настроение от сознания постигшей неудачи» (Личный архив автора. – Г.Куманев).

Подобную характеристику общего состояния Сталина в первый день войны дове­лось услышать также от маршалов С.К. Тимошенко, Г.К. Жукова и даже от Л.М. Кага­новича, правда добавившего, что «растерянность у Сталина быстро прошла...» (Личный архив автора. – Г.Куманев).»

***

Ай, как подкачал Каганович, «сталинист» противный… выбился из славного хора.

***

«Основания для сильного потрясения у Сталина, конечно, были, и были немалые. Он в целом достаточно хорошо знал о степени боеготовности наших войск и, видимо, неплохо представлял себе, к каким трагическим последствиям приведет страну внезап­ность вражеского нападения.

Вооруженные силы страны с 23 июня 1941 г. возглавила Ставка Главного командо­вания под председательством наркома обороны Маршала Советского Союза С.К. Ти­мошенко. Однако в условиях режима личной власти Сталина Тимошенко фактически ничего не мог решать без санкции вождя.»

***

А где Главнокомандующие вообще что-то решают без санкций главы государства? Тем более что Тимошенко вскоре убыл на Западный фронт расхлебывать за Павлова свои грешки.

***

«С 10 июля председателем Ставки, переимено­ванной в Ставку Верховного Главнокомандования, стал Сталин. Придя в себя после не­которой растерянности и апатии, Сталин занял также пост председателя Государствен­ного Комитета Обороны — нового чрезвычайного органа военного времени, а вскоре и должность наркома обороны.»

***

По Куманеву именно до 10 июля «тиран» находился в «прострации» своей пока не стал Председателем Ставки ВГК? Или может чуток раньше оклемался? А может и позже. Ведь председателем ГКО Сталин стал с 30 июня … Микоян «уговорил». А наркомом обороны – чуть не 20 июля.

***

«В начале войны со Сталиным было очень и очень трудно работать, — вспоминал маршал Г.К. Жуков. — Он прежде всего тогда плохо разбирался в способах, методике и формах ведения современной войны, тем более с таким опытным и сильным врагом...». По словам Жукова, Сталин «командовал всем, он дирижировал, его слово было оконча­тельным и обжалованию не подлежало».

Об этом свидетельствовал и другой советский полководец — маршал А.М. Василев­ский. «На первых порах войны, — говорил о Сталине Василевский, — он явно перео­ценивал свои силы и знания в руководстве войной, основные вопросы крайне сложной фронтовой обстановки пытался решать единолично, что нередко приводило к еще большему осложнению обстановки и тяжелым потерям...»

Конечно, очень трудно определить границы между тем, что Сталин удачно делал ради общих интересов защиты Советской страны и тем, что диктовалось его упрям­ством, непомерными амбициями и жаждой не только сохранения, но и дальнейшего расширения и укрепления своей и без того необъятной власти.»

***

Трудно – не берись… Взялся – вникай и тщательнее изучай вопрос. И не на рассказах не очень честных в этом маршалов, которых уже столько раз ловили все кому не лень на вранье, передергиваниях и подтасовках, в их стремлении свалить с себя вину за гибель армии в те дни и гибель миллионов наших советских граждан из-за их личных ошибок и преступлений, а на документах.

Но можно опять к беседам Ф.Чуева с Молотовым обратиться…

«Жуков, Рокоссовский, кто третий – надо подумать

 

…Читаю Вячеславу Михайловичу стенограмму встречи генерала армии С.М.Штеменко с читателями. Штеменко говорит: «В книге В. Соколова «Вторжение», неизвестно по какой причине, неправдоподобно излагается начало войны… Он считает, что армию у нас до войны учили только наступать. Ну и что же? Мы и сейчас учим армию наступать, иначе армия никогда не одержит победу. Это истина, известная еще Спартаку. Далее, он критикует и ставит под сомнение правильность нашей военной доктрины… Не веря в Сталина, невозможно было б в такой обстановке победить врага».

– Правильно, – говорит Молотов.

– «Я руководствовался в этом вопросе тем, что наш народ умный, сам все поймет. Поэтому о Сталине ни хорошего, ни плохого я не писал, а написал только то, что было. Но одно могу сказать, что Сталин хорошо знал военное дело, не только военную стратегию, но и тактику… Военное дело знал не вообще, а хорошо, досконально, знал оперативное искусство, руководил войной на высшем уровне.

Сошлюсь на некоторые примеры. Когда немцы подошли к Москве, в октябре 1941 года сложилось очень тяжелое положение. Многие правительственные учреждения, Генеральный штаб были эвакуированы. Немец стоял под Москвой и рвался к Москве. Особенно тяжелое положение было в направлении Волоколамского шоссе – Западный фронт. В этот период все соединения просили подкрепления. Их у нас не было. Участки обороны мы подкрепляли поротно, даже военные училища мы делили на кусочки. В этот период у Сталина находилось пять полнокомплектных армий, вооруженных новой техникой. Под Москвой операциями тогда командовал Жуков, и, несмотря на его неоднократные просьбы и мольбы, Сталин не дал ему ни одного батальона и сказал, чтобы он любой ценой продержался. Тогда мы считали, что Сталин допускает ошибку. В декабре месяце, когда немецкие войска были обескровлены, Сталин ввел эти войска в действие. Немец от Москвы был отброшен.

Тогда мы только поняли, насколько Сталин велик не только в стратегии, но и в тактике.

Командный пункт Жукова в период угрожающего положения находился ближе к линии обороны. Жуков обратился к Сталину с просьбой о разрешении перевода своего командного пункта подальше от линии обороны, к Белорусскому вокзалу. Сталин ответил, что если Жуков перейдет к Белорусскому вокзалу, то он займет его место.

О роли Хрущева в войне. Он был членом Военного совета фронта. Ничего не могу сказать о какой-либо выдающейся роли. Среди членов Военного совета, конечно, были выдающиеся, например, таким был Жданов. А то, что Хрущев был выдающимся, никто мне не докажет. О том, что Хрущев с Еременко составили какие-то планы разгрома немцев, не знаю. Они мне неизвестны.

Был ли Сталин первые дни в панике? Не думаю, чтобы он был в панике. В штабе этого не чувствовалось. Если бы Сталин был в панике, это обязательно бы отразилось на нашей работе».

– Правильно.

– «О книгах Рокоссовского и Жукова. Книга Рокоссовского мне нравится. Хорошая книга. О книге Жукова не могу сказать плохого, но рецензию на эту книгу я писать отказался. В книге Жукова есть не совсем объективные места. Там, где на фронте дела хорошо, это как будто заслуга Жукова и его предложение. Там, где мы терпели поражение и допускали ошибки, якобы виноват Сталин.

В Варшаве произошло восстание. На улицах этого города лилась кровь польских патриотов. О начале и намерении этого восстания мы не знали. Оно было спровоцировано Миколайчиком с той целью, чтобы до прихода советских войск в Варшаву сформировать правительство и тем самым поставить Советский Союз перед фактом. После того, как мы узнали о восстании в Варшаве, была спланирована операция. Операция оказалась неудачной. Жуков в своей книге пишет об этой операции, что к ней не имел отношения, что она проводилась по предложению Сталина. Прочитав книгу Жукова, я в Генштабе поднял материалы. Оказалось, что Жуков грешит искажением истины: там стоит его подпись».

– Жуков узко немножко подходит. Политическая сторона не совсем понятна. Штеменко тут неплохо пишет и, конечно, дополняет кое-что. Это издано где-нибудь? Конечно, не издано…»

Какая уж тут со стороны Жукова «политическая сторона»… лучше бы он чаще отмалчивался. Но вопрос к читателю – Штеменко честнее и порядочнее или не очень по сравнению с Жуковым или Василевским был, как вы думаете?

Очень рекомендую читателям прочитать самим книгу Ф.Чуева – там на многие вопросы ответы найти можно о Сталине и его эпохе. Но мы возвращаемся к Куманеву…

***

«Ему и в те первые, чрез­вычайно тяжелые, дни и месяцы войны повсюду мерещились заговорщики, трусы, пре­датели, «пятая колонна», и он жестоко расправлялся, как правило, с мнимыми «врагами народа», находя их в первую очередь среди военных.

***

Нет, блин, «никто и ни в чем не виноват, так оно само собой получилось» и невыполнения Кирпоносами и Павловыми с Коробковыми приказов вышестоящих начальников, конечно же «не было», а если что и было то от «разгильдяйства извечно русского» да по «халатности». А генералов, или больших чиновников некрасиво ставить к стенке.

***

«И все же, несмотря на жестокие поражения и крупные неудачи Красной Армии в летних сражениях сорок первого года, противнику не удалось тогда добиться конечной цели блицкрига... Более того, благодаря все возраставшему сопротивлению советских войск, крепнущему отпору, агрессор так и не смог в соответствии с планом захватить ряд жизненно важных центров СССР, включая Ленинград. А в разгоревшемся Смолен­ском сражении он оказался вынужденным топтаться на месте ровно столько времени, сколько отводилось на весь «Восточный поход». 30 июля — впервые с начала Второй мировой войны — Гитлер был вынужден отдать приказ войскам перейти к обороне на главном стратегическом направлении. Тем самым операция «Барбаросса» дала первую серьезную трещину.»

 

Ну, с этим трудно не согласиться… Правда, Куманев не сказал, кто стоял за этим возросшим сопротивление РКАА, но хорошо, что историк и профессор не стал хотя бы рассказывать что Советский народ «победил Гитлера вопреки» Сталину.

 

Вот такие вот шедевры выдают «профессиональные историки»…