Но это не единичный случай. Ведь вплоть до настоящего времени по-прежнему в ходу упрёки в адрес советских разведслужб по поводу их неэффективности накануне Великой Отечественной войны. В «исправленном и дополненном по рукописи автора» издании мемуаров маршала Г.К. Жукова (2002 г.) появилась любопытная фраза: «Сейчас бытуют разные версии по поводу того, знали мы или нет конкретную дату начала и план войны. Генеральному штабу о дне нападения немецких войск стало известно от перебежчика лишь 21 июня, о чём нами тотчас же было доложено И.В. Сталину. Он тут же дал согласие на приведение войск в боевую готовность. Видимо, он и ранее получал такие важные сведения по другим каналам...»
Вместе с тем имеющиеся в распоряжении исследователей документы подводят к тому, что до конца первой декады июня как минимум 22 сообщения резидентур Разведуправления Генерального штаба РККА, два - Разведуправления Главного морского штаба ВМФ и 45 - 1-го управления НКВД-НКГБ СССР содержали указания на предполагаемые даты нападения.
Конечно, будучи в здравом уме, никто и не будет отрицать, что там были разнобой и многочисленные дезинформационные «шумы» - германская разведка в поте лица распространяла всевозможную дезинформацию, которая по разным каналам попадала в Москву. И не только она. Только по линии военной разведки таких «дат» набралось примерно полтора десятка. «Не отставали» в этом смысле и разведка Лубянки, и другие разведывательные службы, которые тоже «наскребли» примерно столько же «дат».
Однако самое главное состоит в том, что в последние 10-11 дней перед войной советская разведка - как сообщество разведывательных служб того времени - всё-таки сумела назвать правильную дату начала агрессии, по моим подсчётам, 28 раз. С учётом же фигурирующих в различных исследованиях о пограничных войсках данных, которые приводятся без прямых ссылок на конкретные архивные данные, можно говорить даже о 35-40 таких случаях.
Абсолютно неопровержимо установить точную дату нападения раньше 11-12 июня было невозможно. И всего лишь по той простой причине, что верховное командование Германии письменно указало день 22 июня как дату нападения только 10 июня 1941 года.
До этого времени, как, впрочем, и после 10 июня и до дня нападения включительно, немцы вели широкомасштабную, прекрасно продуманную, четко скоординированную и неукоснительно претворявшуюся в жизнь даже в различных деталях и нюансах дезинформационную кампанию. Цель - ввести высшее руководство СССР и командование РККА в максимально возможное, желательно полное, заблуждение.
Тем не менее дата нападения всё-таки была установлена. Несмотря на исключительно тяжёлые условия добывания информации о военных приготовлениях Германии к нападению на СССР. Несмотря на чрезвычайную принципиальную сложность установления даты агрессии, ибо это априори наиболее охраняемый секрет любого агрессора.
Наверное, многие читатели сильно удивятся, но уникальную роль стратегической разведки в решении именно этих вопросов сыграла тактическая по своей природе разведка пограничных войск. Именно она первой смогла окончательно установить, неоднократно проверить и подтвердить дату и время начала агрессии, а также установить и зафиксировать начало выдвижения ударных группировок вермахта на исходные для нападения позиции. В целом это произошло со значительным опережением данных зарубежных резидентур внешней и военной разведок СССР, за исключением одного случая, о котором речь пойдёт ниже.
Впервые (по крайней мере, по тем данным, которые официально рассекречены и опубликованы) пограничники установили дату 22 июня как день начала агрессии 14 июня 1941 года. Произошло это в результате задержания двух диверсантов на участке 19-й заставы 5-й комендатуры 87-го Ломжинского пограничного отряда Управления пограничных войск НКВД Белорусской ССР. На допросах задержанные диверсанты и сообщили о 22 июня как о дне начала нападения Германии на СССР.
Вторично дата 22 июня как день начала агрессии была установлена утром 18 июня 1941 года также в результате задержания группы диверсантов. Задержание 8 человек произошло в ночь на 18 июня на участке той же 19-й заставы. Кстати говоря, о том, что их будут забрасывать, пограничники знали ещё с 14-го числа от тех первых двух диверсантов, а также от своей закордонной агентуры.
Третий раз пограничники все того же 87-го пограничного отряда установили дату 22 июня как дату нападения Германии на СССР после задержания 19 июня очередной группы диверсантов.
Четвёртый раз эта же дата была установлена 20 июня всё тем же 87-м пограничным отрядом и также в результате задержания очередной группы диверсантов. Важнейшая информация была установлена с помощью закордонного агента «Маевского», оказавшего содействие в поимке этих диверсантов.
Пятый раз дата 22 июня как день нападения Германии на СССР была установлена закордонным агентом (установить псевдоним пока не представляется возможным, предположительно речь идёт о польском патриоте и друге СССР - Баджинском) Белостокского УНКГБ Белорусской ССР, который 21 июня возвратился с сопредельной стороны, где находился с разведывательным заданием.
Шестой раз дата 22 июня как день нападения Германии на СССР была установлена также агентом (оперативный псевдоним неизвестен) Белостокского УНКГБ Белорусской ССР, который в 1 ч. 30 мин. 22 июня сумел прорваться через немецкие кордоны и перейти на советскую сторону.
Что касается информации от перебежчиков, то это были как гражданские лица, так и военнослужащие вермахта и союзных им войск. И от них тоже поступали серьёзные данные. Как правило, их допрашивали сотрудники разведывательных отделов погранотрядов, которые затем и проверяли полученную таким образом информацию, в том числе и через свою закордонную агентуру.
В середине июня советскую границу в Прибалтике перешёл солдат дислоцировавшегося в Айдкунене 405-го пехотного полка вермахта, который на допросе показал, что, по словам генерала фон Ленгвица, инспектировавшего их часть, в ближайшие дни произойдёт нападение Германии на СССР.
18 июня на участке 98-го Любомльского погранотряда Управления пограничных войск НКВД Украинской ССР границу перешёл фельдфебель германской армии, который на допросе показал, что в 4 часа утра 22 июня 1941 года соединения вермахта перейдут в наступление на всём протяжении советско-германской границы.
Поздним вечером 21 июня советско-германскую границу перешёл ефрейтор Альфред Лисков. Это почти легендарная личность. Нет практически ни одного исследования или публикации о войне, особенно по истории её начала, где не упоминался бы этот человек. Он - тот самый немецкий солдат-перебежчик, который буквально за несколько часов до нападения перебежал на нашу сторону и предупредил о нападении. Это именно о нём вёл речь Жуков.
Вот как в «Воспоминаниях и размышлениях» маршал описал этот случай:
«Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М.А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик - немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнётся утром 22 июня.
Я тотчас же доложил наркому и И.В. Сталину то, что передал М.А. Пуркаев.
- Приезжайте с наркомом в Кремль, - сказал И.В. Сталин.
Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н.Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.
И.В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.
- А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? - спросил он.
- Нет, - ответил С.К. Тимошенко. - Считаем, что перебежчик говорит правду.
Тем временем в кабинет И.В. Сталина вошли члены Политбюро. Сталин коротко проинформировал их...»
Впоследствии всевозможные толкователи мемуаров особенно напирали на тот «факт», что Сталин не очень-то поверил показаниям перебежчика и потому чрезмерно осторожничал. Причём всё преподносится так, как будто только от Лискова советская сторона узнала о вот-вот начинающемся нападении.
Обратимся, однако, к архивному документу - сообщению УНКГБ по Львовской области в НКБ УССР о задержании перебежчика, давшего показания о готовящемся в ночь на 22 июня 1941 года нападении Германии на СССР:
«Перешедший границу в районе Сокаля немецкий ефрейтор показал следующее: фамилия его Лисков Альфред Германович, 30 лет, рабочий, столяр мебельной фабрики в г. Кольмберг (Бавария), где оставил жену, ребенка, мать и отца.
Ефрейтор служил в 221-м (по другим данным, в 222-м. - А.М.) саперном полку 15-й дивизии. Полк расположен в селе Целенже, что в 5 км севернее Сокаля. В армию призван из запаса в 1939 г.
Считает себя коммунистом, является членом Союза красных фронтовиков, говорит, что в Германии очень тяжелая жизнь для солдат и трудящихся.
Перед вечером его командир роты лейтенант Шульц заявил, что сегодня ночью после артиллерийской подготовки их часть начнет переход Буга на плотах, лодках и понтонах.
Как сторонник Советской власти, узнав об этом, решил бежать к нам и сообщить».
Самым главным в данном случае является даже не содержание этого документа, а небольшое примечание архивистов, подготовивших к публикации сборник документов «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне»: «Сообщение передано по телефону 22 июня 1941 г. в 3 ч. 10 мин. По существу показаний перебежчика в НКВД СССР была направлена докладная записка. Ефрейтор немецкой армии Альфред Лисков был задержан 21 июня в 21.00 на участке Сокальской комендатуры 90-го пограничного отряда (Украинский погранокруг. - А.М.)».
Из доклада начальника 90-го пограничного отряда майора М.С. Бычковского о показаниях немецкого перебежчика Альфреда Лискова:
21 июня в 21.00 на участке Сокальской комендатуры был задержан солдат, бежавший из германской армии, Лисков Альфред. Так как в комендатуре переводчика не было, я приказал коменданту участка капитану Бершадскому грузовой машиной доставить солдата в г. Владимир в штаб отряда.
В 00.30 22 июня 1941 г. солдат прибыл в г. Владимир-Волынск. Через переводчика примерно в 1 час ночи солдат Лисков показал, что 22 июня на рассвете немцы должны перейти границу. Об этом я немедленно доложил ответственному дежурному штаба войск (Управления пограничных войск НКВД Украинской ССР. - А.М.) бригадному комиссару Масловскому. Одновременно сообщил по телефону лично командующему 5-й армией генерал-майору Потапову, который к моему сообщению отнесся подозрительно, не приняв его во внимание. Я лично твёрдо также не был убеждён в правдивости сообщения солдата Лискова, но всё же вызвал комендантов участков и приказал усилить охрану границы, выставить специально слухачей к р. Буг и в случае переправы немцев через реку уничтожить их огнём. Одновременно приказал, если что-нибудь подозрительное будет замечено (движение какое-либо на сопредельной стороне), немедленно докладывать мне лично. Я находился всё время в штабе.
Коменданты участков в 1.00 22 июня доложили мне, что ничего подозрительного на сопредельной стороне не замечено, всё спокойно. Ввиду того, что переводчики в отряде слабые, я вызвал из города учителя немецкого языка, отлично владеющего немецким языком, и Лисков вновь повторил то же самое, то есть что немцы готовятся наступать на СССР на рассвете 22 июня 1941 г. Назвал себя коммунистом и заявил, что прибыл специально предупредить по личной инициативе. Не закончив допроса солдата, услышал в направлении Устилуг (первая комендатура) сильный артиллерийский огонь. Я понял, что немцы открыли огонь по нашей территории, что и подтвердил тут же допрашиваемый солдат. Немедленно стал вызывать по телефону коменданта, но связь была нарушена... Начальник 90-го пограничного отряда майор Бычковский».
Этот документ по непонятной причине опубликован без указания точной даты, что на офицера погранвойск совершенно не похоже. Правда, на документе имеется неизвестно кем сделанная карандашом пометка: «6 июля 1941 г.». Судя по всему, эта докладная появилась в результате начавшегося вскоре после нападения и по приказу Сталина тщательного расследования всех обстоятельств, предшествовавших началу войну.
Итак, как видите, Альфред Лисков был задержан в 21.00 21 июня, привезён в штаб отряда в 0.30 мин. 22 июня и лишь в 1.00 22 июня от него добились вразумительного ответа по существу причины его побега из германской армии. А его информация была передана по инстанциям только в 3 ч. 10 мин. 22 июня. Заметьте также, что А. Лисков был ефрейтором, а не фельдфебелем.
Теперь попытайтесь хотя бы самим себе объяснить следующее. Известно, что передача директивы № 1 в войска уже была закончена в 00.30 мин. 22 июня, то есть за полчаса до того, как от А. Лискова была получена важная информация, которую ещё надо было передать в Москву! Очевидно же, что решение о направлении директивы № 1 принималось отнюдь не на показаниях А. Лискова, а на основе каких-то других данных, ибо сведения Лискова о грядущем вот-вот нападении прозвучали после того, как директива уже шла в войска. Соответственно Пуркаев не мог звонить Жукову в 21.00, ибо Лискова ещё не допросили толком. Потому, что даже подчинённый Пуркаева - командарм-5 Потапов - и то был проинформирован лишь в 1.00 ночи или в первые минуты второго часа ночи. Спрашивается, о чём, о каком конкретно перебежчике Тимошенко и Жуков докладывали Сталину, особенно если учесть, что в 20.50 21 июня они только вошли в его кабинет?
Очень похоже на то, что случаю с Лисковым приписаны сведения, которые были получены от перебежчика, перешедшего в СССР 18 июня. Ведь тот перебежчик перешел границу в районе расположения 15-го стрелкового корпуса (командир - полковник И.И. Федюнинский, знакомый Г.К. Жукову ещё по боям на Халхин-Голе) 5-й армии КОВО. Оповещённый пограничниками Федюнинский, естественно, сообщил командарму-5 Потапову, тот - в штаб КОВО, Пуркаеву. Перебежчик сообщил о том, что 22 июня в 4.00 утра начнётся нападение. В силу этих обстоятельств Пуркаев мог действительно немедленно доложить в Москву об этом перебежчике и его информации. Но это было не 21-го, а ещё 18-го июня.
* * *
Разведка погранвойск смогла дважды точно установить факт начала выдвижения ударных группировок вермахта на исходные для нападения позиции и документально подтвердила эту информацию. В промежутке с 10 по 12 июня 1941 года разведка погранвойск установила, что ударным группировкам вермахта был отдан приказ о выдвижении с 13 июня на исходные для нападения на СССР позиции. По группе армий «Север» было установлено, что такой приказ был отдан ещё 6 июня.
13 июня было установлено, что этот приказ был Гитлером временно отменён. И хотя подробное разъяснение причин такого решения выходит далеко за рамки настоящей статьи, тем не менее следует указать, что это было связано, видимо, с тайными переговорами между Р. Гессом и представителями британского правительства. На тот момент Гитлер не был уверен в возможности безнаказанного нападения Германии на Советский Союз в однофронтовом варианте. Как известно, он, как, впрочем, и его генералы, чрезвычайно опасался войны на два фронта. И он добивался от Лондона именно гарантии британского нейтралитета. Она, как можно предположить, была получена немцами в промежутке с 13 по 15 июня. Её смысл был в том, что Англия не откроет второй фронт до 1944 года.
15 июня разведка пограничных войск выявила факт подготовки германских войск к повторному выдвижению на исходные для нападения позиции. В частности, были добыты документальные данные о распоряжении германских военных властей в адрес жителей приграничных сел до 4 часов утра 18 июня эвакуироваться в тыл на расстояние не менее 3 км, а на некоторых участках - до 20 км. На ряде участков выдвижение немцев было зафиксировано уже 15 июня.
15 июня и по линии военной разведки поступили данные о том, что стратегическое развёртывание войск вермахта завершено. А 16 июня военная разведка получила данные о нападении Германии 22 июня. Разведка НКГБ в свою очередь к этому времени один раз - 11 июня - уже сообщила о 22 июня, а также информировала о завершении военных приготовлений Германии и готовности вермахта к нападению в любой день после 17 июня.
Со стороны Сталина, учитывая эти и еще массу других тревожных данных, последовала реакция. Был отдан приказ о срочном проведении в течение светового дня 18 июня воздушной разведки вдоль всей линии границы в полосе компетенции Западного Особого военного округа. Тот факт, что эта воздушная разведка была осуществлена в полосе именно Западного округа, означает, что Сталин особое значение придавал безопасности именно на Белорусском направлении. Это, кстати, одно из тех самых доказательств, что в его сознании Юго-Западное направление не превалировало над другими, как некоторые историки пытаются нам вдолбить.
Как была проведена эта воздушная разведка? Вот как это выглядело в описании непосредственного исполнителя задания Сталина - Героя Советского Союза генерал-майора авиации (с 4 июня 1940 г.) Георгия Нефёдовича Захарова, командовавшего перед войной 43-й истребительной авиадивизией Западного Особого военного округа:
«...Где-то в середине последней предвоенной недели - это было либо семнадцатого, либо восемнадцатого июня сорок первого года - я получил приказ командующего авиацией Западного Особого военного округа пролететь над западной границей. Протяжённость маршрута составляла километров четыреста, а лететь предстояло с юга на север - до Белостока. Я вылетел на У-2 вместе со штурманом 43-й истребительной авиадивизии майором Румянцевым. Приграничные районы западнее государственной границы были забиты войсками. В деревнях, на хуторах, в рощах стояли плохо замаскированные, а то и вовсе не замаскированные танки, бронемашины, орудия. По дорогам шныряли мотоциклы, легковые - судя по всему, штабные - автомобили. <...> Количество войск, зафиксированное нами на глазок, вприглядку, не оставляло мне никаких иных вариантов для размышлений, кроме единственного: близится война. Всё, что я видел во время полёта, наслаивалось на мой прежний военный опыт, и вывод, который я для себя сделал, можно сформулировать в четырёх словах: со дня на день.
Мы летали тогда немногим более трёх часов. Я часто сажал самолёт на любой подходящей площадке, которая могла бы показаться случайной, если бы к самолёту тут же не подходил пограничник. Пограничник возникал бесшумно, молча брал под козырёк и несколько минут ждал, пока я писал на крыле донесение. Получив донесение, пограничник исчезал, а мы снова поднимались в воздух и, пройдя 30-50 км, снова садились. И я снова писал донесение, а другой пограничник молча ждал и потом, козырнув, бесшумно исчезал. К вечеру таким образом мы долетели до Белостока и приземлились в расположении дивизии Сергея Черных...»
В результате в режиме реального времени в течение одного светового дня была собрана интегральная разведывательная информация, наглядно подтвердившая факт начала выдвижения ударных группировок вермахта на исходные для нападения позиции. Данное мероприятие было организовано по приказу Сталина командующим ВВС РККА П.Ф. Жигаревым, который вместе с заместителем Л.П. Берии - Б.З. Кобуловым 17 июня побывал у Сталина на приёме.
Одновременно по приказу Сталина Молотов обратился к германскому правительству с предложением срочно принять его с визитом, факт чего чётко зафиксирован в записи от 20 июня 1941 года в дневнике начальника Генерального штаба сухопутных сил Германии генерала Ф. Гальдера: «Молотов хотел 18.6. говорить с фюрером». На это предложение последовал немедленный отказ немецкой стороны.
После такой основательной проверки у Сталина не осталось никаких сомнений в том, что война грянет через четыре дня. И когда 18 июня Тимошенко и Жуков доложили ему полученную из Киева от Пуркаева информацию от перебежчика, которая в очередной раз свидетельствовала о том, что нападение произойдёт ранним утром 22 июня, Сталин сделал свой решающий вывод.
18 июня 1941 года по указанию Сталина телеграммой начальника Генерального штаба РККА командующие войсками Прибалтийского, Ленинградского, Западного, Киевского и Одесского военных округов, а также Балтийским, Черноморским и Северным флотами были официально предупреждены о возможности нападения Германии в ближайшие дни без объявления войны. Телеграмма предписывала также необходимость приведения вверенных им войск в боевую готовность.
Причём в ряде случаев это указание было доведено в том числе и до сведения командиров дивизий. Об этом свидетельствует ряд архивных документов. Судя по материалам расследования причин трагедии 22 июня 1941 года, которое Сталин инициировал ещё в начале войны, в том числе и силами военной контрразведки (оно велось также после войны), в телеграмме были указаны ориентировочные сроки нападения - 22 июня.
Эта телеграмма не обнаружена историками в архивах РФ. По крайней мере, на сегодняшний день положение именно таково. Зато чёткое упоминание об указанной выше телеграмме содержится на 70-м листе 4-го тома следственного дела по обвинению командования ЗапОВО, где зафиксировано показание начальника связи ЗапОВО генерала А.Т. Григорьева: «И после телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня войска округа не были приведены в боевую готовность...»
Аналогичные упоминания есть и в ответах опрошенных после войны по указанию Сталина генералов, которые перед войной командовали войсками в западных округах (материалы комиссии под руководством генерал-полковника А.П. Покровского). Об этом же свидетельствуют и отдельные документы командования Прибалтийского округа, а также донесения командующих флотами о приведении вверенных им флотов в боевую готовность № 2, которые датированы 19 июня. Кроме того, упоминание об этом факте содержится в шестом томе изданной в 1965 году «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941-1945».
* * *
Общий итог по перебежчикам и нарушителям границы. Только за период с 1 по 10 июня пограничники задержали 108 вражеских лазутчиков и диверсантов. Вдвое больше их было задержано в оставшиеся до нападения дни. Всех их тщательно допрашивали, а материалы этих допросов передавались как по своей служебной вертикали вплоть до Москвы, так и соответствующим армейским штабам и представителям военной разведки на местах.
И о перебежчиках. Только из германской армии, по открытым ныне архивным и иным данным, их было не менее 24 человек. Перебежчиков из венгерской и румынской армий было во много раз больше. Только венгров дало деру на нашу сторону 98 человек. Румын немного поменьше, но значительно больше, чем немцев. Все они тщательно опрашивались сотрудниками разведки пограничных войск, а полученная от них информация скрупулёзно проверялась, в том числе и через закордонную агентуру, а также путём направления на сопредельную сторону специальных разведчиков. Затем, после проверки, она учитывалась в разведывательных сводках, своевременно сообщалась органам военной разведки и армейскому командованию на местах. Так, от перебежчиков из венгерской армии также были установлены дата начала германской агрессии (22 июня) и дата начала нападения со стороны Венгрии - 26 июня.
* * *
Теперь о данных зарубежных резидентур разведки НКГБ и Разведуправления Генштаба, позволивших установить дату нападения Германии на СССР точно или относительно точно.
Впервые день 22 июня - дата нападения Германии - однозначно прозвучал в срочном донесении резидента разведки НКГБ в Финляндии Е.Т. Синицына 11 июня 1941 года. Данные были получены от ценного, проверенного агента хельсинкской резидентуры «Монах», информация которого всегда отличалась особой актуальностью и достоверностью. Обстоятельства получения столь важной информации настолько значительны, что необходимо их вкратце указать. Дело в том, что «Монах» сообщил, что утром 11 июня в Хельсинки было подписано тайное соглашение между Германией и Финляндией об участии финских вооружённых сил в предстоящей войне гитлеровской Германии против Советского Союза, которая начнётся 22 июня. Агент также отметил, что формально Финляндия вступит в войну на четыре дня позже. Однако фактически Финляндия объявила войну Советскому Союзу 17 июня, когда была объявлена всеобщая мобилизация.
12 июня резидент Разведуправления Генштаба в Берлине генерал-майор В.И. Тупиков (оперативный псевдоним «Арнольд») сообщил в Москву данные «Арийца», полученные через «Альту», о том, что срок вероятного нападения на СССР - 15-20 июня.
Правда, за пять дней до этого, то есть 7 июня, «Альта» сообщила своему куратору из берлинской резидентуры РУ о том, что «...сроки начала кампании против России перенесены после 20 июня...»
16 июня генерал-майор Тупиков сообщил в Москву новую информацию от «Альты» - о том, что, по данным из кругов штаба верховного главнокомандования, упорно циркулирует версия о выступлении против России 22-25 июня.
18 июня сотрудница берлинской резидентуры НКГБ СССР легендарная советская разведчица Е.Ю. Зарубина на встрече с агентом «Вальтер» (сотрудник МИД Германии) получила информацию о том, что через три дня Германия нападёт на СССР. Информация немедленно была сообщена в Москву и доложена Сталину.
19 июня.
Берлинская резидентура НКГБ СССР сообщила о 22 июня как о дате нападения на СССР со ссылкой на сведения, полученные от ценнейшего агента советской внешней разведки «Брайтенбаха» (Вилли Леман, руководящий сотрудник гестапо). Агент сообщил, что в его ведомстве получен приказ военного командования 22 июня после 3 часов утра начать военные действия против Советского Союза. Информация немедленно была сообщена в Москву и доложена Сталину.
Из римской резидентуры НКГБ СССР поступило также срочное сообщение. Со ссылкой на агентов «Гау», «Дарья» и «Марта» в нём говорилось о следующем. МИД Италии получил телеграмму от итальянского посла в Берлине, который сообщал, что, согласно предоставленной ему официальной информации высшего военного командования Германии, начало военных действий Германии против Советского Союза ожидается между 20 и 25 июня.
Советская контрразведка перехватила телеграмму итальянского посла в Москве Аугусто Россо в МИД Италии, в которой с прямой ссылкой на германского посла в Москве Ф. фон Шуленбурга он сообщил, что война разразится через три дня. Информацию также немедленно доложили Сталину.
Ценный агент софийской резидентуры военной разведки «Коста» (Павел Шатев) сообщил, что война начнётся 21 или 22 июня.
Всё это, подчеркну, происходило 19 июня. И вся информация немедленно была доложена Сталину.
Семь раз в промежутке с 10 по вечер 21 июня агент советской военной разведки в германском посольстве в Москве «ХВЦ», он же Герхард Кегель, информировал своего куратора о дате нападения, причём его данные концентрировались преимущественно вокруг временного промежутка 20-23-24 июня. Рано утром 21 июня агент смог более или менее точно сообщить, что нападение произойдёт в ближайшие 48 часов, а вечером того же дня окончательно уточнил - наступающей ночью произойдёт нападение. Информация была немедленно доложена Сталину в 20.00 21 июня.
21 июня резидент военной разведки и военный атташе во Франции генерал-майор И.А. Суслопаров (оперативный псевдоним «Маро») сообщил в Москву, что «по достоверным данным, нападение Германии на СССР назначено на 22 июня 1941 года».
В этот же день, 21 июня, оперативный сотрудник советской внешней разведки в Варшаве И. Гудимович получил от своего польского помощника информацию о том, что на рассвете 22 июня Германия нападёт на СССР. К сожалению, неизвестно, успел ли он доложить об этом в Москву или по крайней мере берлинской резидентуре НКГБ СССР, у которой в оперативном подчинении находился.
В череде сообщений разведки о дате нападения Германии особое место занимает следующий, практически вообще неизвестный факт. Исходя из своих патриотических убеждений неоценимую инициативную помощь советской военно-морской разведке в установлении точной даты нападения Германии оказала бывший агент военно-морской разведки Российской империи, фигурирующая в истории отечественной военной разведки как Анна Ревельская (точные имя и фамилия до сих пор не установлены).
(От редакции. В годы Первой мировой войны она являлась агентом разведки российского ВМФ и действовала под именем Клары Изельгоф в Либаве (ныне - Лиепая), захваченной немецкими войсками. По национальности, скорее всего, латышка или немка. В ноябре 1916 года тайно покинула Либаву на подводной лодке «Волк». Помогал ей подняться на борт субмарины молодой офицер Александр Бахтин, впоследствии ставший командиром подлодки «Пантера» Красного флота - той самой, что потопила 31 августа 1919 года английский эсминец «Виттория» в Копорской губе Финского залива. В романе Валентина Пикуля «Моонзунд» есть героиня, чьим прототипом, возможно, является Анна Ревельская.
В период перед Второй мировой войной в структуре Народного комиссариата ВМФ существовала своя развед-служба - Разведывательный отдел НК ВМФ. С октября 1939 года организацией разведывательной деятельности по линии флота занималось 1-е (разведывательное) управление наркомата ВМФ. Им руководил контр-адмирал Н.И. Зуйков, в сентябре 1941-го его сменил капитан 1 ранга М.А. Воронцов.)
В 10 часов утра 17 июня Анна Ревельская посетила советского военно-морского атташе в Берлине капитана 1 ранга М.А. Воронцова и сообщила ему, что в 3 часа ночи 22 июня германские войска вторгнутся в Советскую Россию. Информация Анны Ревельской немедленно была сообщена в Москву и доложена Сталину. Кстати говоря, именно из-за этой информации Воронцов был немедленно вызван в Москву, куда прибыл 21 июня. До этого Воронцов через другие источники смог установить, что срок нападения на СССР назначен на 21-24 июня.
27 мая 1941 года чехословацкая военная разведка, считавшаяся одной из самых сильных в Европе, получила достоверные данные о том, что нападение на Советский Союз произойдет 22 июня. Информация поступила от ценнейшего агента чехословацкой военной разведки в абвере А-54 - Пауля Тюммеля. Естественно, что в первую очередь эту информацию руководитель чехословацкой военной разведки генерал Франтишек Моравец передал британской разведке МИ-6. Естественно потому, что обе разведки издавна тесно сотрудничали, не говоря уже о том, что президент и правительство Чехословакии в эмиграции пребывали в Лондоне, как и само руководство разведки Чехословакии.
В то же время следует помнить, что с 16 мая 1935 года между чехословацкой военной и советской разведками действовало секретное соглашение об обмене разведывательной информацией по Германии, которое никто не дезавуировал и не аннулировал. Соответственно руководство чехословацкой разведки либо самостоятельно, но скорее всего через своего президента - Э. Бенеша - передало эти данные советскому представителю в Лондоне для последующей передачи в Москву, Сталину. К тому же не следует забывать, что в непосредственном окружении самого Бенеша находились агенты советской внешней разведки Яромир Смутный и Людмила Каспарикова. Информация могла уйти в Москву и по этим каналам.
Не говоря уже о том, что информация из МИ-6 также шла в Москву полноводной рекой благодаря усилиям великолепной «кэмбриджской пятерки» блестящих агентов советской внешней разведки. И поступавшая от чехословацкой разведки информация оказывалась втянутой в водоворот этих сообщений.
Наряду с чехословацкой военной разведкой активную разведывательную деятельность против гитлеровского рейха вела также и польская военная разведка - не менее сильная спецслужба, чем чехословацкая. Польская военная разведка имела отличные агентурные позиции на оккупированной немцами части Польши, а также в других странах Европы, благодаря чему была прекрасно осведомлена о плане гитлеровской Германии по нападению на Советский Союз. Информацию об этом она так же, как и чехи, передавала британской разведке МИ-6. Польская военная разведка уже 2 июня пришла к окончательному выводу о том, что нападение на СССР произойдет 22 июня.
Несмотря на то, что до начала войны Советский Союз не сотрудничал с польским правительством в эмиграции, тем не менее внутри этого правительства у советской внешней разведки тоже были серьезные агентурные позиции. Прежде всего это - министры польского эмигрантского правительства в Лондоне, известные историкам под псевдонимами «Генрих» и «Садовник». Оба поставляли очень серьезную информацию. Так что информация о дате нападения явно прошла как минимум по одному из этих каналов.
Кроме того, следует иметь в виду, что советская военная разведка исхитрилась внедрить своего агента в находившийся в эмиграции в Лондоне аппарат руководства польского «Союза вооруженной борьбы» (СВБ), который занимался также и разведывательной деятельностью против Германии и СССР. Речь идет о разведывательном центре генерала Сикорского. Добывавшаяся агентурой СВБ информация попадала и в Москву.
Одновременно следует принять во внимание, что в 1940 году советская разведка сумела перехватить некоторые агентурные линии польской разведки в военных кругах Германии. Произошло это в результате тщательной работы с попавшим в руки советских органов государственной безопасности капитаном польской военной разведки Ю. Сосновским, работавшим против Германии. Там он был арестован в середине 1930-х годов, но затем обменён на арестованных в Польше немецких агентов и снова отправлен за решётку уже польскими властями. В 1939 году сотрудники НКВД СССР обнаружили его во Львовской тюрьме и начали работать с ним. Работу вели выдающиеся асы советской разведки В.М. Зарубин и З.И. Рыбкина. В результате от Сосновского были получены данные на ряд не разоблачённых немцами его агентов в Германии, которые затем были использованы в интересах СССР.
* * *
Кроме того, не следует забывать, что в Третьем рейхе действовали также и агенты структуры, которую я называю «личной разведкой Сталина».
От редакции. В тот исторический период в СССР функционировало несколько разведслужб. Помимо военной и военно-морской разведки, разведки Наркомата госбезопасности и разведки погранвойск Наркомата внутренних дел свою разведслужбу имел исполнительный комитет Коммунистического интернационала (ИККИ), которым руководил болгарский коммунист Г. Димитров. Она называлась Отдел международной связи ИККИ, а с 1936 года - Служба связи секретариата ИККИ. Курировал Отдел международной связи секретарь ИККИ И.А. Пятницкий, а руководил разведслужбой около 10 лет А.Л. Абрамов (Миров). С октября 1936 года руководители разведслужбы Коминтерна часто менялись: Б. Мельников, Я. Анвельт, пришедшие из НКВД К.П. Сухарев и И.А. Морозов. Эта структура располагала своей разветвлённой агентурной сетью, обеспеченной собственной радиосвязью. После провала советской разведывательной сети в Западной Европе в 1942 году её руководителю Л. Трепперу после побега из гестапо удалось связаться с Москвой через один из коминтерновских радиопередатчиков во Франции.
После начала Великой Отечественной войны из Службы связи секретариата ИККИ был выделен Первый отдел, на который было возложено руководство нелегальной связью ИККИ со структурами компартий и отдельными зарубежными пунктами за границей, организация нелегальных перебросок людей и т.д. Отделом руководил И.А. Морозов. В мае 1943 года после роспуска Коминтерна Первый отдел ИККИ был преобразован в НИИ-100.
Добытыми разведсведениями Димитров делился с другими спецслужбами СССР. Так, 15 сентября 1939 года он писал наркому внутренних дел Л.П. Берии:
«Дорогой товарищ Берия!
Приехавший китайский товарищ Чжоу Эн-Лай привез с собой три вида шифра, которыми пользуется японская армия. Эти шифры были захвачены 8-й армией в боях с японцами.
Полагая, что указанные шифры могут представить интерес для вас, посылаю вам в приложении к этому письму.
С товарищеским приветом Г. Димитров».
Некоторые исследователи, в частности А.Б. Мартиросян, утверждают, что Сталин располагал также своей собственной спецслужбой, сотрудники которой работали в том числе «под крышей» Особого сектора ЦК КПСС, возглавляемого А.Н. Поскрёбышевым, и Наркомата государственного контроля СССР, которым руководил с сентября 1940 года Л.З. Мехлис. Правда ли это, однозначно сказать сложно, так как никаких документов этой спецслужбы не обнаружено, не обнародовал себя ни один её сотрудник. Вместе с тем известно, что в более поздний советский период в рамках Управления делами ЦК КПСС действовала особая оперативная группа, выполнявшая «специфические поручения» Генерального секретаря ЦК КПСС, в том числе за рубежом. Её сотрудники перед приёмом на работу проходили спецподготовку в учебных центрах КГБ СССР.
Ольга Константиновна Чехова-Книппер - талантливая актриса театра и кино в первой половине ХХ века. Мы десятилетиями не ведали, что регулярно на стол Сталина ложились спецсообщения, подписанные очаровательным женским псевдонимом «Мерлин» (так звали в далёком прошлом Европы одного из прорицателей), а уж о том, что за ним скрывается великая актриса, и вовсе предположить не могли. Она работала на Советскую Россию с 1922 года.
Первоисточниками стратегически важной информации у неё были сами представители верхушки третьего рейха, их жёны и любовницы, с которыми она поддерживала тесные дружеские связи (например, «дружбу» с той же Евой Браун Ольга Чехова завела ещё тогда, когда Гитлер только рассматривал её кандидатуру на роль постоянной любовницы - в начале 1930-х годов).
А в поток этой информации органически вплеталась информация от агентов Ольги Константиновны - старших офицеров вермахта Альбрехта фон Квирингейма (штаб верховного командования вермахта), Вернера фон Хефтена и Эберхарда Финка (штаб верховного командования сухопутных войск). «Мерлин» завербовала их, когда они были ещё лейтенантами. К концу войны все трое были полковниками. Первые два были казнены за участие в заговоре против Гитлера от 20 июля 1944 года. Тогда едва не пострадала сама Чехова.
Марика Рёкк (урожденная Мария Керер) - мирового значения артистка театра, эстрады и кино в первой половине ХХ века. Если ориентироваться на шкалу особо ценной агентуры, то разведывательный статус Рёкк фактически равен статусу Чеховой. Ибо и её источниками информации были всё те же главари третьего рейха, ближе всего она была к Геббельсу. Марика Рёкк какое-то время формально принадлежала к агентурной группе, носившей условное название «Крона». Ее создателем считается один из самых выдающихся советских военных разведчиков ХХ века легендарный Ян Черняк. Группа была создана ещё в середине 1920-х годов и действовала она около 18 лет, но ни один из её членов так и не был раскрыт западными контрразведками. Между тем в неё входило, как сейчас выясняется, свыше 30 человек, большинство из которых стали видными офицерами вермахта, крупными промышленниками рейха. По каналам этой группы шла бесценная для советского руководства и командования информация. Ввиду особой ценности информации Рёкк она была переключена перед войной на связь с личной разведслужбой Сталина.
Граф Сергей Алексеевич Вронский (1915-1998) - талантливый учёный-астролог и очень близкий к заместителю Гитлера по партии Рудольфу Гессу человек. Особенность разведывательного статуса Вронского заключалась в том, что он с молодости владел оккультными науками - астрологией, хиромантией, магией, обладал отличными способностями к гипнозу и психотерапии, был отличным экстрасенсом-медиком. И, судя по всему, использовался именно в этом направлении, так как был близко знаком не только с верхушкой третьего рейха, но и поддерживал близкие дружественные отношения с личным астрологом Гитлера Карлом Эрнстом Крафтом.
Вронский, как это явствует из весьма скромных описаний его жизненного пути, был занят информационным освещением наиболее скрытой от посторонних глаз части нацистского режима - его связи с оккультными структурами. Кремль очень интересовали контакты Гитлера через эти «эзотерические каналы» с наиболее могущественными закулисными силами Запада, претендующими на роль властителей судеб человечества. Граф Вронский был вхож, в частности, в круг членов тайного общества «Врил».
Вронский одним из первых установил дату вторжения - 22 июня 1941 года. И если исходить из его скупых слов, то это произошло где-то весной 1941 года, скорее всего в начале весны - до полёта Гесса в Англию. Гесс знал дату нападения от Гитлера, причем явно до 30 апреля 1941 года, когда фюрер впервые озвучил её перед генералитетом...
* * *
Итак, Сталин на основании разведсообщений имел немало оснований считать, что война начнётся именно 22 июня. Что касается его запредельной на первый взгляд и трудно понимаемой до сих пор осторожности, то она имела глобальные стратегические корни. Во-первых, ни в коем случае не дать Гитлеру даже тени намека на возможность хоть как-то обвинить Советский Союз в агрессивных намерениях. Во-вторых, ни в коем случае не упустить реальный шанс сделать США и Великобританию своими союзниками в борьбе с Гитлером.
Дело в том, что, по донесениям разведки, Сталин ещё с конца января 1937 года точно знал, что возглавляемые Рузвельтом США вступят в войну на стороне СССР только в одном единственном случае - когда Советский Союз объективно станет жертвой гитлеровской агрессии. Незадолго до нападения Германии Рузвельт вновь подтвердил такую свою позицию, о чём Сталину стало известно благодаря советской разведке. Соответственно куда США, туда и Англия.
Всё это, конечно, никак не может трактоваться так, что Сталин, опасаясь неблагоприятного впечатления Рузвельта, специально не предпринимал никаких мер для своевременного отражения агрессии. Предпринимал очень даже активные меры. Все эти меры директивно были доведены до сведения военного командования всех уровней. Но одновременно Сталин требовал особой осторожности. Вот так обстояло дело на самом деле, если опираться на имеющиеся документальные свидетельства.
Арсен МАРТИРОСЯН,
член Союза писателей России.
Примечание: показанные в данной статье факты, выводы или аргументы имеют необходимые ссылки. Однако в силу формата газетной статьи здесь они не представлены. Все необходимые ссылки показаны в книге автора о событиях «22 июня».
Источник: http://www.redstar.ru/2011/02/09_02/5_02.html