Что знала разведка о нападении Германии на СССР?

Кровавая трагедия 22 июня 1941 г. была неминуемо неизбежна, потому как была предрешена.

Однако отнюдь не потому, что всему виной Советская власть или Сталин. Не потому, что советская разведка не смогла вскрыть замысел пресловутого «Плана Барбаросса», который, к слову сказать, правильней будет называть «Вариант Барбаросса». Не потому, что-де нацистские генералы, работали лучше да глубже думали, а германский вермахт был не только силен, но и превосходил Красную Армию в стратегическом искусстве.  А Красная Армия, напротив, была обезглавлена, чуть ли не безоружна, а в области стратегии и тактики исходила из шапкозакидательских теорий, проповедовавшихся чуть ли не из Кремля. Не потому, что якобы по вине Сталина, якобы верившего Гитлеру, советские войска якобы не были приведены в боевую готовность. Не потому, что Советский Союз якобы оказался не подготовленным к войне. Не потому что на состоянии мобилизационной и боевой готовности Красной Армии негативно сказались репрессии против командного состава РККА в 1937 -1938 гг. И уже тем более не потому, что якобы было уничтожено свыше 40 тысяч красных командиров, чего не было и в помине.

 

  В период 1934-1940 гг. по различным основаниям (от политических до сугубо уголовных, которых было больше всего, и банальной смерти по старости и вследствие не совместимых с военной службой болезней), из рядов РККА было уволено, но не уничтожено, свыше 36 тысяч военнослужащих командно-начальствующего состава. По тем же основания к расстрелу были приговорены 1634 военнослужащих – от маршалов до рядового. При этом по собственно «Делу Тухачевского» расстреляли  в эти годы около двух сотен командиров. К началу войны 15 тысяч из всех уволенных и арестованных (этих было около 4.5 тысяч командиров) были реабилитированы и восстановлены на военной службе. 

Не потому, что Советский Союз якобы сам планировал напасть на Германию, да вот якобы опоздал с нанесением превентивного удара и в результате стал жертвой гитлеровской агрессии. Не потому, что Сталин якобы умышленно делал все для того, чтобы выставить СССР жертвой агрессии. Не потому, - как гласит одна из концепций, - что советская разведка с честью выполнила свой долг перед Родиной, а вот подозрительный Сталин ей не поверил. ошиблась в определении сроков и даты нападения.

И уж тем более не потому, что-де советская разведка (подразумевая под этим термином все сообщество разведывательных служб СССР того времени) так и не смогла точно установить дату нападения. И это в наше время, когда открыты многие архивы, рассекречено и опубликовано колоссальное количество документов различных разведывательных служб СССР!? Но самое обидное в этих утверждениях заключается в том, что их источниками являются, увы, сами разведчики.

Так, десять лет назад, в связи с 60-летием начала Великой Отечественной войны редакцией авторитетной военной газеты «Красная Звезда» были проведены 12 заседаний «круглого стола» и прямо на первом же заседании, состоявшемся 16 июня 2001 г., полковник СВР Владимир Николаевич Карпов прямо так и заявил: «К сожалению, разведка не назвала точной даты, не сказала однозначно, что война начнется 22 июня».[1] И с тех пор «просвещенные» непосредственно авторитетным человеком – разведчиком же! – «исследователи» вот уже целое десятилетие хором голосят, что-де советская разведка не справилась со своей основной задачей – не установила точную дату начала агрессии гитлеровской Германии. А и вправду, чего не голосить-то, если столь авторитетный человек сказал такое, а до него то же самое не одно десятилетие утверждали маршалы, особенно Жуков, а также и генералы, в том числе и разведки?!

Кстати, в очередном «исправленном и дополненном по рукописи автора» издании мемуаров Жукова в 2002 г. появилась любопытная фраза: «Сейчас бытуют разные версии по поводу того, знали мы или нет конкретную дату начала и план войны.  Генеральному штабу о дне нападения немецких войск стало известно от перебежчика лишь 21 июня, о чем нами тотчас же было доложено И.В.Сталину. Он тут же дал согласие на приведение войск в боевую готовность. Видимо, он и ранее получал такие важные сведения по другим каналам...».[2]    

Однако вот  в чем все дело-то. Сколь бы дороги автору не были уважаемый коллега В.Н.Карпов, В.А.Кирпиченко и иные не менее уважаемые представители разведки, включая и высокопоставленных, но Истина дороже! Более того. Каков бы ни был образ Жукова в массовом общественном сознании, и каково бы ни было совершенно беспочвенное, едва ли не абсолютное доверие читательской аудитории к его мемуарам, но, подчеркиваю, Ее Величество Историческая Истина, сиречь Подлинная Правда о выдающемся подвиге советской разведки накануне войны неизмеримо дороже. А она – Подлинная Правда – состоит в следующем.

Во-первых, как минимум 22 сообщения резидентур ГРУ, одно - РУ ВМФ и 45 -1-го управления НКВД-НКГБ СССР содержали указания на предполагаемые даты нападения. Конечно, будучи в здравом уме никто и не будет отрицать, что там были разнобой и многочисленные дезинформационные «шумы» - германская разведка в поте лица распространяла всевозможную дезинформацию, которая по разным каналам попадала в Москву. Только по линии военной разведки таких «дат» набралось примерно полтора десятка. «Не отставали» в этом смысле и разведка Лубянки и другие разведывательные службы, которые тоже «наскребли» примерно столько же «дат»

Однако самое главное и, во-вторых, состоит  в том, что в последние 10 дней перед войной советская разведка (как сообщество советских разведывательных служб того времени) все-таки сумела относительно точно, а в ряде случае и абсолютно точно назвать дату и время начала агрессии 47 (СОРОК СЕМЬ!!!) РАЗ!!!

Установить точную дату нападения раньше указанного промежутка времени было невозможно просто физически. И всего лишь по той простой причине, что верховное командование Германии письменно указало день 22 июня 1941 г. как дату нападения только 10 июня 1941 года.[3] А до этого времени, как, впрочем, и после 10 июня и до дня нападения, немцы вели широкомасштабную, прекрасно продуманную, четко скоординированную и неукоснительно претворявшуюся в жизнь даже в различных деталях и нюансах дезинформационную кампанию. Цель – попытаться ввести высшее руководство и командование вооруженных сил СССР в максимально возможное, желательно полное заблуждение. До указанного промежутка времени эта дата изредка встречалась в информациях спецслужб. Но поверить в это было невозможно. Оснований для этого было мало или их не было вовсе. А последствия безоговорочной веры в эту дату до того, как появилась возможность хоть как-то, но, прежде всего, документально подтвердить ее, были бы слишком велики, если не вообще катастрофичны.   

Тем не менее, несмотря на то, что априори дата агрессии наиболее охраняемый секрет любого агрессора, не взирая ни какое противодействие немецкой контрразведки, советская разведка все-таки сумела преодолеть далеко не шуточные препоны и дезинформационные шумы и установила-таки точную дату нападения.

Каковы же доказательства того, что точная дата и время нападения были заранее установлены? Кто и как добыл эту информацию? А заодно, было ли точно установлено начало выдвижения войск вермахта на исходные для нападения позиции?

Наверное, многие читатели сильно удивятся,  но фантастически уникальную роль стратегической разведки в решении именно этих вопросов сыграла тактическая по своей природе разведка пограничных войск, как, впрочем, и сами пограничники. В чем колоссальная заслуга лично Лаврентия Павловича Берия, как народного комиссара внутренних дел СССР, в личном подчинении которого находились пограничные войска и, соответственно, разведка погранвойск. Он вообще с самого первого дня пребывания на посту главы НКВД СССР уделял колоссальное внимание пограничным войскам, особенно их подготовке, в кратчайшие сроки сделав их настоящей суперэлитой вооруженных сил страны, которой были по плечу практически любые, даже самые невыполнимые, на первый взгляд, задачи. Естественно, что как выдающийся ас разведки, особое внимание Лаврентий Павлович уделял разведке пограничных войск.  

Именно пограничники, а, как правило, в первую очередь, разведка погранвойск, смогли окончательно установить, раньше зарубежных резидентур внешней и военной разведок СССР неоднократно проверить и подтвердить дату и время начала агрессии. Кроме того, именно разведка погранвойск смогла дважды (объяснение на этот счет приводится ниже) установить и зафиксировать начало выдвижения ударных группировок вермахта на исходные для нападения позиции.

По тем данным, которые официально рассекречены и опубликованы, впервые пограничники установили дату 22 июня как день начала агрессии 14 июня 1941 г. Произошло в результате задержания двух диверсантов на участке 19-й заставы 5-й комендатуры 87-го Ломжинского пограничного отряда НКВД Белорусской ССР. На допросах  задержанные диверсанты и сообщили о 22 июне как о дне начала нападения Германии на СССР.[4]

Вторично дата 22 июня как день начала агрессии была установлена утром 18 июня 1941 г. и также в результате задержания группы диверсантов в количестве 8 человек. Задержание произошло в ночь на 18 июня и также на участке 19-й заставы этого же пограничного отряда. Кстати говоря, о том, что ее будут забрасывать, пограничники знали еще с 14-го числа от тех первых двух диверсантов, а также от своего закордонного агента.[5]

Третий раз пограничники все того же 87-го пограничного отряда установили дату 22 июня как дату нападения Германии на СССР после задержания 19 июня очередной группы диверсантов.[6]

Четвертый раз сведения о том, что 22 июня произойдет нападение, были получены во время допроса очередной группы диверсантов, которые были задержаны на участке 87-го погранотряда 20 июня.[7]

Пятый раз эта же дата была подтверждена 20 июня все тем же 87-м пограничным отрядом с помощью закордонного агента «Маевского», оказавшего также и содействие в поимке упомянутых выше диверсантов.[8]

Шестой раз дата 22 июня как день нападения Германии на СССР, была установлена закордонным агентом Белостокского УНКГБ Белорусской ССР. Установить его псевдоним пока не представляется возможным.  21 июня этот агент возвратился с сопредельной стороны, где находился с разведывательным заданием, и сообщил, что нападение произойдет рано утром 22 июня.[9]

Седьмой раз дата 22 июня была сообщена (20-21) июня армейскими разведчиками, действовавшими на Белостокском направлении.[10]

Восьмой раз дата 22 июня была сообщена 21 июня утром прорвавшимся на советскую территорию агентом разведки пограничных войск Белорусского погранокруга. Установить его псевдоним пока не представляется возможным. Он информировал, что война начнется на рассвете 22 июня.[11]

Девятый раз дата 22 июня как день нападения Германии на СССР, была установлена также агентом (установить псевдоним пока не представляется возможным) Белостокского УНКГБ Белорусской ССР, который в 1 ч. 30 мин 22 июня сумел прорваться через немецкие кордоны и перейти на советскую сторону.[12]

Что касается информации от перебежчиков,[13] и дружественно настроенных по отношению к СССР лиц, то и от них поступали серьезные данные. Также как и забрасывавшихся шпионов и диверсантов, их допрашивали сотрудники разведывательных отделов погранотрядов, которые затем и проверяли полученную таким образом информацию. Ниже приводятся официально преданные гласности путем публикаций данные в отношении лишь тех перебежчиков, которые назвали хотя бы относительно точно или же просто точно дату нападения.

В середине июня (установить точную дату пока не представилось возможным) советскую границу в Прибалтике перешел солдат дислоцировавшегося в Айдкунен 405-го пехотного полка вермахта, который на допросе показал, что, по словам генерала фон Ленгвица, инспектировавшего их часть, в ближайшие дни произойдет нападение Германии на СССР.[14]

15 июня 1941 г. на участке 4-й комендатуры 93-го Лисковского пограничного отряда проживавшие на сопредельной стороне польские женщины выходили на берег пограничной реки и сложив рупором ладони, кричали советским пограничникам: «Советы, Советы, скоро будет война! Советы, через тыждень (по-польски – неделя; - А.М.) будет война!».[15] Это было зафиксировано сотрудниками разведки погранвойск и доложено по инстанции. 

18 июня 1941 г. на участке 98-го Любомльского погранотряда Управления пограничных войск НКВД Украинской ССР границу перешел фельдфебель германской армии. На допросе он показал, что в 4 часа утра 22 июня 1941 г. гитлеровские войска перейдут в наступление на все протяжении советско-германской границы.[16]

18 июня на участке 97-го Черновицкого пограничного отряда были задержаны четыре нарушителя границы – два перебежчика из числа немцев и два румынских солдата, пытавшихся подсоединиться к проводной связи погранотряда. На допросах с участием представителей разведки погранвойск они показали, что утром 22 июня произойдет нападение на СССР и что на сопредельной стороне сконцентрировано большое количество немецких и румынских войск.[17]  

18 июня на участке 10-й заставы 94-го Сколенского пограничного отряда были задержаны два венгерских офицера, которые на допросах показали, что в период с 20 по 27 июня произойдет нападение на СССР.[18]

19 июня 1941 г. на участке 93-го Лисковского пограничного отряда границу перешел бывший солдат русской императорской армии (поляк по национальности) и передал пограничникам выкраденную им у немцев топографическую карту с пометками о запланированном движении немецких войск от Перемышля в сторону Львова и на Киев. Одновременно он сообщил, что нападение произойдет утром 22 июня.[19]  

20 июня на участке 4-й комендатуры 94-го Сколенского пограничного отряда были задержаны три венгерских солдата, нарушивших советскую границу. На допросах они сообщили практически полностью совпавшие с данными задержанных еще 18 июня венгерских офицеров сведения.[20] 

В эти же дни на участке 94-го Сколенского пограничного отряда неоднократно задерживались и члены оуновского подполья. На допросах они также показали, что в 20-х числах июня произойдет нападение на СССР.[21]

20 июня на участке 2-й пограничной заставы 79-го Измаильского отряда были задержаны семь перебежчиков, которые сообщили о концентрации  войск противника у границы и о нападении на СССР рано утром 22 июня.[22]

20 июня польский патриот и бывший солдат русской императорской армии И.Барджинский (Бардзинский) перешел границу на участке 2-й пограничной заставы (в 70 км от Бреста) 17-го Брестского Краснознаменного пограничного отряда и сообщил, что на рассвете 22 июня гитлеровцы нападут на СССР.[23] (По некоторым данным это произошло не 20-го, а вечером 21 июня. Данный случай описывался в книге «Буг в огне», Минск, 1965. с. 40, свидетельство быв. начальника 2-й ПЗ 17-го ПО капитана запаса В.Н.Горбунова. Бадзинский перешел на его участке около 22 часов 21 июня. Доложено начальнику отряда после 24 часов (свидетельство А.П.Кузнецова, там же, с. 29)… Однако. Данная работа все же некоторая «публицистика» и в ней могли быть и опечатки и ошибки, но по сообщениям самих пограничников опубликованных в закрытом ведомственном журнале «Пограничник» в том же 1965 году, в № 7 дата указана – 20 июня.)

Утром 21 июня на участке 94-го пограничного отряда (Украинский пограничный округ) была задержана женщина, оказавшаяся связным, шедшим на связь с оуновским подпольем действовавшим в Сокальском районе. Во время допроса она показала, что нападение начнется на рассвете 22 июня.[24]  

Днем 21 июня на участках 8, 17 и 19-й застав 17-го Брестского Краснознаменного пограничного отряда границу перешли несколько польских женщин, преследовавшие цель сообщить советским властям о том, что утром в воскресенье Германия нападет на СССР.[25]

Днем 21 июня на участке 2-й пограничной заставы 79-го Измаильского отряда вновь была задержана группа перебежчиков, которая подтвердила данные первой группы, задержанной накануне.[26]

Вечером 21 июня, по данным Великого Рокоссовского, пограничники проинформировали армейское командование о том, что  перебежавший на советскую сторону ефрейтор немецкой армии (поляк по национальности из Познани) сообщил о нападении на СССР ранним утром 22 июня.[27] 

Поздним вечером – в 22.00 - 21 июня пограничники Брестского погранотряда задержали в 30 км от Бреста пытавшегося уйти обратно на немецкую сторону немецкого солдата из разведывательного батальона, который возвращался после осуществленной им диверсии – нарушил связь погранотряда. На допросе он показал, что на рассвете 22 июня, в 4 ч. 15 мин. немецкие войска перейдут границу.[28]

Также поздним вечером, но чуть ранее – в 21 час - 21 июня 1941 г. советско-германскую границу на участке 4-й комендатуры Владимир-Волынского пограничного отряда перешел ефрейтор Альфред Лисков. Лисков – почти «легендарная» личность. Нет практически ни одного исследования или публикации о войне, особенно по истории ее начала, где не упоминался бы этот человек. Либо по имени, либо без этого. Альфред Лисков – это тот самый немецкий солдат-перебежчик, который буквально за несколько часов до нападения перебежал на нашу сторону и предупредил о нападении. Это именно тот самый перебежчик, якобы опираясь на данные которого Жуков якобы сообщил Сталину о неизбежном нападении и якобы потребовал дать директиву о приведении войск западных округов в боевую готовность. В результате  у всех давно сложилось впечатление, что Сталин чуть ли не вообще ничего не ведал о грядущем нападении, и только благодаря бравому генералу армии Жукову (и ефрейтора Лискова!) до него дошло, что война вот-вот грянет. Вот как в мемуарах Жукова описывается этот случай: «Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М.А.Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик – немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня.

Я тотчас же доложил наркому и И.В.Сталину то, что передал М.А.Пуркаев.

- Приезжайте с наркомом в Кремль, - сказал И.В.Сталин.

Захватив с собой проект директивы войскам , вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н.Ф.Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.

И.В.Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.

- А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? – спросил он.

- Нет, - ответил С.К.Тимошенко. – Считаем, что перебежчик говорит правду.

Тем временем в кабинет И.В.Сталина вошли члены Политбюро. Сталин коротко проинформировал их...».[29]

Впоследствии, когда стало известно имя это перебежчика, то в пересказах всевозможных «комментаторов» этот фельдфебель стал фигурировать уже под своим именем – Альфред Лисков. И все упорно муссируют этот факт, особенно напирая на то, что Сталин, мол, и в данном случае не собирался верить и потому чрезмерно осторожничал. Причем все преподносится так, как будто только от этого фельдфебеля высшее советское руководство и узнало о вот-вот начинающемся нападении.

В действительно же это абсолютно не так. Чтобы не быть голословным, сразу же приведу документы, одного лишь беглого взгляда на которые будет достаточно, чтобы раз и навсегда согласиться с тем, что написанное в мемуарах Жукова, мягко выражаясь, не соответствует действительности:

1. Из Центрально архива Федеральной Службы Безопасности РФ.

Сообщение УНКГБ по Львовской области в НКБ УССР о задержании перебежчика, давшего показания о готовящемся в ночь на 22 июня 1941 г. нападении Германии на СССР.

 

Перешедший границу в районе Сокаля немецкий ефрейтор показал следующее: фамилия его Лисков Альфред Германович, 30 лет, рабочий, столяр мебельной фабрики в г. Кольмберг (Бавария), где оставил жену, ребенка, мать и отца.

Ефрейтор служил в 221-м (по другим данным в 222-м – А.М.) саперном полку 74-й пехотной дивизии. Полк расположен в селе Целенже, что в 5 км севернее Сокаля. В армию призван из запаса в 1939 г. Считает себя коммунистом, является членом Союза красных фронтовиков, говорит, что в Германии очень тяжелая жизнь для солдата и трудящихся. Перед вечером его командир роты лейтенант Шульц заявил, что сегодня ночью после артиллерийской подготовки их часть начнет переход Буга на плотах, лодках и понтонах. Как сторонник Советской власти, узнав об этом, решил бежать к нам и сообщить».[30]

Самым главным в данном случае является даже не содержание этого документа, а небольшое примечание публикаторов – огромного коллектива сотрудников ФСБ, являющегося составителем превосходного сборника документов «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне», - которое они сделали при публикации этого документа: «Сообщение передано по телефону 22 июня 1941 г. в 3 ч.10 мин. По существу показаний перебежчика в НКВД СССР была направлена докладная записка. Ефрейтор немецкой армии Альфред Лисков был задержан 21 июня в 21.00 на участке Сокальской комендатуры 90-пограничного отряда (Украинский погранокруг – А.М.)».[31]  

2. Из доклада начальника 90-го пограничного отряда майора М.С.Бычковского о показаниях немецкого перебежчика Альфреда Лискова:  21 июня в 21.00 на участке Сокальской комендатуры был задержан солдат, бежавший из германской армии, Лисков Альфред. Так как в комендатуре переводчика не было, я приказал коменданту участка капитану Бершадскому грузовой машиной доставить солдата в г. Владимир в штаб отряда. В 00.30 22 июня 1941 г. солдат прибыл в г. Владимир-Волынск. Через переводчика примерно в 1 час ночи солдат Лисков показал, что 22 июня на рассвете немцы должны перейти границу. Об этом я немедленно доложил ответственному дежурному штаба войск (Управления пограничных войск НКВД Украинской ССР – А.М.) бригадному комиссару Масловскому. Одновременно  сообщил по телефону лично командующему 5-й армией генерал-майору Потапову, который к моему сообщению отнесся подозрительно, не приняв его во внимание. Я лично твердо также не был убежден в правдивости сообщения солдата Лискова, но все же вызвал комендантов участков и приказал усилить охрану границы, выставить специально слухачей к р. Буг и в случае переправы немцев через реку уничтожить их огнем. Одновременно приказал, если что-нибудь подозрительное будет замечено (движение какое-либо на сопредельной стороне), немедленно докладывать мне лично. Я находился все время в штабе.

Коменданты участков в 1.00 22 июня доложили мне, что ничего подозрительного на сопредельной стороне не замечено, все спокойно. Ввиду того, что переводчики в отряде слабые, я вызвал из города учителя немецкого языка, отлично владеющего немецким языком,  и Лисков вновь повторил то же самое, то есть что немцы готовятся наступать на СССР на рассвете 22 июня 1941 г.  Назвал себя коммунистом и заявил, что прибыл специально предупредить по личной инициативе. Не закончив допроса солдата, услышал в направлении Устилуг (первая комендатура) сильный артиллерийский огонь. Я понял, что немцы открыли огонь по нашей территории, что и подтвердил тут  же допрашиваемый солдат. Немедленно стал вызывать по телефону коменданта, но связь была нарушена... Начальник 90-го пограничного отряда майор Бычковский».[32] 

Этот документ по непонятной причине опубликован без указания точной даты, что на офицера погранвойск совершенно не похоже. Правда, на документе имеется неизвестно кем сделанная карандашом пометка: «6 июля 1941 г.».[33] Судя по всему, эта докладная появилась  в результате начавшегося после нападения и по приказу Сталина тщательного расследования всех обстоятельств, предшествовавших началу войну.

Итак, как видите, Альфдред Лисков был задержан в 21.00 21 июня, привезен в штаб отряда в 00.30 мин. 22 июня и лишь в 1.00 22 июня от него добились вразумительного ответа по существу причины его побега из германской армии. А его информация была передана по инстанциям только в 3 ч.10 мин. 22 июня. Обратите особое внимание на следующее:

- пограничники указали свое, местное время, которое отличалось в то время от московского времени на 1 час, то есть в Москве было на один час больше. Это чрезвычайно важный нюанс, который позволяет с абсолютной уверенностью утверждать, что написанное Жуковым в его мемуарах, мягко говоря, не соответствует действительности.

- А.Лисков был ефрейтором, а не фельдфебелем.

Так вот и спрашивается, какое отношение данные Лискова могли иметь к тому, что указал в своих мемуарах Жуков?! Ведь хорошо же известно, что передача директивы № 1 в войска уже была закончена в 00.30 мин. 22 июня по московскому времени. То есть, с учетом разницы между местным и московским временем, за полтора часа до того, как от А.Лискова была получена важная информация, которую еще надо было передать в Москву, к тому же через Киев! Вразумительные же данные от Лискова были получены лишь в 2 часа ночи по московскому времени (в час ночи по местному времени). В 4.10 утра по московскому времени информация была передана в Киев, там еще слегка с ней повозились, пока подготовили сообщение в Москву, куда оно поступило не ранее, чем в 5 часов утра по московскому времени.

Проще говоря, очевидно же, что решение о направлении директивы № 1 принималось отнюдь не на показаниях А.Лискова, а на основе других данных, ибо сведения Лискова о грядущем вот-вот нападении прозвучали после того, как директива уже шла в войска. Соответственно, Пуркаев не мог звонить Жукову вечером, ибо Лисков еще не допросили толком. Потому, что даже подчиненный Пуркаева – командующий 5-й армии генерал Потапов – и то был проинформирован по местному времени лишь в 1 ч. ночи или в первые минуты второго часа ночи. Спрашивается, о чем и о каком конкретно перебежчике Жуков и Тимошенко говорили Сталину, особенно если учесть, что в 20.50 21 июня они только вошли в его кабинет[34]?

Выше уже указывалось, что Альфред Лисков был ефрейтором, а не фельдфебелем. В сочетании изложенными выше в приведенных документах пограничников данными, это позволяет посмотреть на эту историю по-иному. Полученные от Лискова сведения не могли послужить основанием для доклада Сталину и тем более для направления в войска директивы № 1. Очень похоже на то, что случаю с Лисковым приписаны сведения, которые были получены от перебежчика, перешедшего в СССР 18 июня. Тот перебежчик, во-первых, перешел границу в районе расположения 15-го стрелкового корпуса (командир – И.И.Федюнинский, кстати говоря, сподвижник Жукова) 5-й армии Киевского Особого военного округа. Оповещенный пограничниками Федюнинский, естественно, сообщил командарму-5 Потапову, тот – в штаб КОВО, Пуркаеву. Во-вторых, он сообщил о том, что 22 июня в 4.00 утра начнется нападение. В силу этих обстоятельств Пуркаев мог и действительно немедленно доложил в Москву, Жукову об этом перебежчике и его информации. Потому что в соответствии с существовавшими тогда (да и сейчас тоже) правилами о подобных случаях пограничники немедленно докладывали в разведывательный отдел и командованию ближайшей войсковой части, те, в свою очередь, по команде наверх, в округ, а округ – в Москву. Это тем более имело место быть, если учесть, что с 29 апреля 1941 г. действовала «Инструкция о взаимоотношениях разведывательных органов НКГБ, погранвойск НКВД, НКО и НК ВМФ по агентурно-оперативной работе». Документ был  подписан наркомом госбезопасности СССР В.Н.Меркуловым, заместителем наркома внутренних дел СССР (по пограничным войскам) И.Масленниковым, начальником РУ ГШ НКО Ф.И.Голиковым и начальником РУ НК ВМФ Н.Зуйковым. Один из важнейших пунктов инструкции гласил, что разведывательные органы НКО, НК ВМФ, НКВД и НКГБ как в Центре, так и на местах должны в целях наиболее полного и своевременного использования разведывательных материалов осуществлять взаимный обмен этими материалами.  

Вот на этой реальной базе за счет ее трансформирования и приписки к событию, связанному с Лисковым, и построена изложенная Жуковым легенда. Почему автор уверен в этом? Да по очень простой причине. Но прежде хотелось бы хотя бы вкратце рассказать еще об одном неоценимом вкладе пограничников и разведки погранвойск, имеющем прямое отношение к сути этой причины.

Дело в том, что именно разведка погранвойск смогла дважды точно установить факт начала выдвижения группировок вермахта на исходные для нападения позиции и документально подтвердила эту информацию. В промежутке с 10 по 12 июня 1941 г. разведка погранвойск установила, что группировкам вермахта был отдан приказ о выдвижении на исходные для нападения на позиции[35](по ГА «Север» было установлено, что такой приказ был отдан еще 6 июня[36]), начиная с 13 июня 1941 года.

Однако 13-го же июня было установлено, что этот приказ был временно отменен. Это было обусловлено следующим. С одной стороны, Сообщением ТАСС от 13 июня. Это знаменитое Сообщение ТАСС, которое традиционно все датируют 14 июня, хотя на самом деле оно датировано 13 июня. В 18.00 по московскому времени оно было передано в радиоэфир для заграницы. А в виде документа - передано послу Германии в Москве Шуленбургу,[37] а также правительству Англии.[38] С другой, тем обстоятельством, что переговоры Р.Гесса с представителями английского правительства еще не дали результата. Проще говоря, необходимое Берлину - фюрер, как известно, страшно опасался войны на два фронта, - согласие Лондона на безнаказанность однофронтового разбоя Третьего рейха против СССР в тот момент еще не было достигнуто.[39]

Однако 15 июня разведка пограничных войск добыла документальные данные о распоряжении германских военных властей в адрес жителей приграничных сел до 4 часов утра 18 июня эвакуироваться  в тыл на расстояние не менее 3 км, а на некоторых участках – до 20 км. Одновременно были добыты данные о повторном выдвижении на исходные для нападения позиции, начиная с 18 июня.[40] Хотя на ряде участков это выдвижение было зафиксировано уже 15 июня.[41]

15 июня 1941 г. и по линии военной разведки поступили данные о том, что стратегическое развертывание войск вермахта завершено.[42] А 16 июня военная разведка также получила данные о нападении Германии 22 июня.[43] Разведка  НКГБ, в свою очередь, к этому времени один раз – 11 июня – уже сообщила о 22 июня, а также информировала о завершении военных приготовлений Германии и готовности вермахта к нападению в любой день после 17 июня. В последнем случае имеется в виду записка № 2279/ М от 17 июня 1941 г. наркома госбезопасности В.Н. Меркулова И.В. Сталину, В.М. Молотову и Л.П. Берия[44]с приложением в лице сообщения агента берлинской резидентуры НКГБ СССР «Старшины». В сообщении указывалось, что Германия полностью завершила все военные приготовления для нападения на СССР и ее готовность к нападению в любое время. Агент имел  в виду в любое время, следующее за его сообщением.[45]

Якобы имевшей место матерной резолюции именно на этой информации выпала дурная «честь» под 50-летие Победы обрести «статус» особо подлого аргумента против Сталина. И с тех пор она везде цитируется. Тем самым пытаются доказать, что якобы вследствие своей якобы параноидальной подозрительности Сталин настолько никому и ничему не верил, что все данные разведки воспринимал лишь матерно. Паранойей Сталин никогда не страдал и это уже давно доказано – внучка выдающего русского ученого Бехтерева еще в середине 90-х гг. прошлого века открыто признала, что на нее давили из ЦК КПСС, чтобы она озвучила эту гадость о Сталине, приписав этот диагноз своему дедушке. Так что с этим все ясно. Что же до остального, то Подлинная Историческая Правда такова.

Покойный к моменту публикации этой якобы имевшей место матерной резолюции предвоенный начальник разведки Лубянки П.М. Фитин еще при жизни описывал это событие в следующем виде (дело в том, что, ознакомившись с этим спецсообщением, Сталин тут же вызвал к себе и Меркулова, и Фитина): «В кабинете Сталин был один. Когда мы вошли, он сразу обратился ко мне: «Начальник разведки, не надо пересказывать спецсообщение, я внимательно его прочитал. Доложите, что за источники это сообщают, где они работают, их надежность и какие у них есть возможности для получения столь секретных сведений». Я подробно рассказал об источниках информации. Сталин ходил по кабинету и задавал различные уточняющие вопросы, на которые я отвечал. Потом он долго ходил по кабинету, курил трубку, что-то обдумывал, а мы с Меркуловым стояли у дверей. Затем, обратившись ко мне, он сказал: “Вот что, начальник разведки, нет немцев, кроме Вильгельма Пика, которым можно верить. Ясно?”. Я ответил: “Ясно, товарищ Сталин”. Далее он сказал нам: ”Идите, все уточните, еще раз перепроверьте эти сведения и доложите мне”».[46]

Обдумывать же Сталину было что. К этому моменту он уже знал, что министр иностранных дел Германии И. Риббентроп дал указание германским послам в Риме, Токио, Бухаресте и Будапеште о проведении особой акции по дезинформации. Ее смысл сводился к тому, чтобы до сведения правительств этих стран, а через них и до Советского правительства, была бы доведена информация о том, что Германия намерена «самое позднее в начале июля внести полную ясность в германо-советские отношения и при этом предъявить определенные требования».[47] (т.е. Гитлер «намекал» Сталину что война возможна в первых числах июля — не ранее…)

Что же до жесткого резюме Сталина в отношении того, кому из немцев можно доверять, то здесь следует сказать следующее. Хоть и с перехлестом было сказано, но на тот момент, очевидно, по-другому и невозможно было. Кстати, и это тоже можно расценивать как очередное подтверждение того, что Сталин ни на йоту не доверял Гитлеру, что неоднократно, но безосновательно утверждали многие мемуаристы, а «комментаторы» их мемуаров утверждают до сих пор. 

В чем же из вышеприведенного со слов предвоенного начальника разведки Лубянки П.М. Фитина следует усматривать хотя бы тень намека на матерную резолюцию Сталина?! При этом имейте в виду, что в 1988 г. газета «Правда» еще жестко контролировалась ЦК КПСС. Тем не менее, что написал Фитин, то и опубликовали. Как видите, в воспоминаниях Фитина нет даже иллюзорной тени намека на матерную резолюцию!

Этот же случай идентичным образом описан и в примечаниях к записке № 2279/М от 17.06.1941 г., опубликованных на страницах превосходного сборника документов спецслужб под названием «Секреты Гитлера на столе у Сталина».[48] И там тоже нет даже иллюзорной тени намека на матерную резолюцию! Это издание именно тем ценно, что оно было осуществлено, во-первых, издательством объединения «Мосгорархив», то есть высокими профессионалами именно в архивном деле. Во-вторых, в 1995 г., когда, казалось бы, ничто и никто не смогли бы помешать публикации чего-либо очерняющего Сталина. В-третьих, публикация была осуществлена с прямой ссылкой на архив ЦА ФСБ. Однако никаких матерных резолюций приведено не было.

Если бы она действительно имела место тогда, 17 июня 1941 г., то, по крайней мере, о ней сообщили бы составители «Очерков Истории Российской Внешней Разведки». Третий том очерков, где говорится об этом сообщении «Старшины»,  вышел в свет в 1997 г., но и в этом, вышедшем под редакцией академика Е.М.Примакова солидном издании также нет даже иллюзорной тени намека на матерную резолюцию. Абсолютно ничего на эту тему нет и в мемуарах, к сожалению, ныне покойной выдающейся советской разведчицы Зои Ивановны Воскресенской, которая лично готовила эти сообщения «Старшины» и «Корсиканца» для доклада Сталину.[49] Также абсолютно ничего на эту тему нет и в мемуарах ныне также, к сожалению, покойного ее предвоенного начальника в разведке такого же выдающегося аса советской разведки П.А. Судоплатова. Причем нет в двух прижизненных изданиях его мемуаров - «Разведка и Кремль» (М., 1996) и «Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930-1950 годы» (М., 1996). Судоплатов, кстати говоря, абсолютно идентично словам Фитина, изложил суть произошедшего в Кремле 17 июня, случайно, что, конечно же, простительно за давностью лет, сдвинув это событие на день ранее - на 16 июня (а возможно это просто опечатка издания).

Как видите, ни один источник, непосредственно соприкасавшийся с этим событием, не приводит абсолютно ничего, чтобы хоть как-то, хоть за уши притянуть да насильно подтвердить или, по меньшей мере, придать хотя бы мало-мальски правдоподобный вид якобы имевшему место случаю с матерной резолюцией.

Тогда как объяснить факт матерной резолюции? Прежде всего, не факт, а только «факт». Потому что это действительно фальсификация. Увы, но умельцы по подделкам в России не перевелись. Как, впрочем, и синие карандаши, которыми пользовался Сталин, а подделка была «нарисована» именно ими сохранились - автор это видел собственными глазами. К слову сказать, о царящих в отечественных, в том числе и военных архивах безобразиях еще в 2004 г. подробно поведал популярный ежемесячник «Совершенно секретно» (№ 5). Из опубликованной в этом номере ежемесячника статьи Г. Рамазашвили - «Портянка с грифом «секретно» - однозначно вытекало, что любой, кому не лень, может «нарисовать» любую надпись на любом архивном документе! Более того. Учитывая вскрывшиеся только летом 2010 г. факты массовых подделок и фальсификаций документов, относящихся к предвоенному и военному периодам истории нашего Отечества, получается, что за шесть лет до этого общественности уже подали тревожный сигнал, а она его не услышала. Понадобились еще шесть лет, пока об этом открыто заговорили. И то, только после того, как к ныне покойному депутату Государственной Думы В.И.Илюхину пришел имярек (по соображениям личной безопасности его имя пока не раскрывается) из спецслужб. Он-то и поведал не только об этих многочисленных фактах подделок и фальсификаций, но и представил большое количество сфальсифицированных документов, а также передал поддельные штампы, печати и оттиски, которыми оформлялись подделки, указав одновременно и на конкретные признаки фальшивок.  

Многократно общавшиеся со Сталиным люди однозначно подчеркивали в своих воспоминаниях (например, многолетний министр иностранных дел СССР А.А. Громыко), что у Сталина не было склонности прибегать к нецензурным выражениям, тем более в письменной форме.[50] Если такая резолюция действительно имела бы место, то, уж поверьте, ненавидевший Сталина Хрущев, давным-давно растрезвонил бы о ней в свое время. А в том, что эта фальшивка впервые «всплыла» во времена печально знаменитой «перестройки» Горбачева - ничего удивительного нет.

Ознакомившийся с сотнями докладывавшихся Сталину документов разведки и иных ведомств ветеран внешней разведки, видный писатель и исследователь Игорь Анатольевич Дамаскин (увы, ныне покойный) открыто признал, что ни на одном из них он не увидел хулиганских резолюций Иосифа Виссарионовича, да еще и с матерными выражениями. Самая резкая по содержанию резолюция Сталина, которую Дамаскину довелось увидеть, носила характер телеграфного ответа на запрос и имела следующее содержание: «Тбилиси, Козлову. По поводу предложения генерала Уэйвелла сказать, что вопрос может решаться только правительствами. От себя Ставка приказывает вам вежливо отшить Уэйвелла и ему подобных и послать их подальше. № 2220/321, 10.41. 5.15».[51] В этой телеграмме речь шла об ответе на предложение британского генерала Уэйвелла о «совместных» действиях советских и английских войск на Кавказе и в Закавказье. Попутно обратите внимание и на то, что Сталин по сути дела отверг попытку военного вмешательства Великобритании во внутрисоветские дела. Дело в том, что бытует неадекватная истории версия о том, что-де Сталин чуть ли не слезно молил тех же англичан прислать свои войска на советско-германский фронт. Мол, своих уже не хватает, перебиты. Однако в реальности Сталин не умолял, тем более слезно, тех же англичан ввести свои войска в СССР, а требовал, чтобы назвавшийся союзником Черчилль открыл второй фронт против Гитлера на Западе! Увы, но Черчиллю важнее было сдержать данное Адольфу слово о не открытии второго фронта до 1944 г.! А на провокационное предложение британского генерала Сталин ответил жестко и принципиально, что и подтверждает вышеприведенный пример. И если бы в этот момент Сталин позволил себе хотя бы нотку раздражения, то ничего удивительного не было бы. Однако даже в такой ситуации ничего подобного Сталин себе не позволил. Что, кстати говоря, совпадает с мнением многих знавших его лично. В наиболее тяжелые минуты, Сталин всегда был особо вежлив, изыскан в речи и даже смешлив, не позволяя себе даже и тени раздражения.

Ветеран разведки прямо указал источник: РГАСПИ, фонд 558, опись 11, дело 59. Между тем, ни один из тех, кто цитирует якобы имевшую место в истории «матерную резолюцию» Сталина на сообщении разведки за два десятка лет бродяжничества этого «факта» по страницам различных «исследований», так и не смог подкрепить оный ссылкой на архивы. Проще говоря, якобы имевшая место в истории «матерная резолюция» Сталина, не что иное, как фальшивка! Единственное, что произошло во время доклада той информации Сталину, вполне естественно укладывается в столь же естественную его реакцию - Сталин всего лишь потребовал особо тщательно перепроверить всю информацию и доложить ему со всеми подробностями о самом агенте, что и было сделано.[52]

Но потребовав особо тщательно перепроверить всю информацию и доложить ему со всеми подробностями о самом агенте, Иосиф Виссарионович предпринял и собственные меры для глобальной проверки информации о неминуемости нападения Германии в ближайшие дни. Учитывая всю массу тревожных данных, с его стороны последовала незаурядно оригинальная реакция. Был отдан приказ о срочном проведении в течение светового дня 18 июня 1941 г. воздушной разведки вдоль всей линии границы в полосе компетенции Западного округа. Прежде, чем показать, как это происходило, хотел бы обратить внимание читателей на следующее.

1. Чрезвычайно важно уяснить и подлинную причину такой проверки. Помимо общих и глобальных соображений осторожности Сталина, о которых в последнее время много и даже справедливо говорится в различных исследованиях и мемуарах, были еще и конкретные, проистекавшие из статуса источников получения информации о 22 июня, то есть из статуса, прежде всего, задержанных агентов и диверсантов.

До сих пор считается неким шиком ёрничать насчет особой осторожности и подозрительности И.В.Сталина, с которой он якобы встречал информации задержанных перебежчиков, агентов и диверсантов. Жуков же не преминул вставить якобы произнесенные Сталиным слова в текст своих, подчеркивая тем самым особую подозрительность Иосифа Виссарионовича. Помните: «А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт?».

Так вот, ни ёрничать, ни особо доверять невесть откуда взявшейся в мемуарах Жукова его совместно с Тимошенко смелости в утверждении, что информация перебежчика соответствует действительности, оснований нет. Они оба не были профессионалами в вопросах разведки и контрразведки. Дело в том, что при всей колоссальной значимости получаемой от задержанных перебежчиков, но особенно агентов и диверсантов германских спецслужб информации, любой мало-мальски сведущий в работе разведки должен был автоматически обратить внимание на то, что направленные на советскую территорию с тактическими заданиями ни к селу ни к городу владеют важнейшей информацией сугубо стратегического характера – как о дате нападения, так и о характере приготовлений к нападению.

Сталин, Берия и Меркулов не были профанами в деятельности спецслужб. Они совершенно справедливо заподозрили неладное в этой информации, суть которого заключалась в следующем. Откуда эти агенты и диверсанты (а тем более простые польские женщины на границе) могли знать такую стратегически важную информацию, особенно если учесть, что часть из них накануне заброски прибыла из Германии, где проходили специальную подготовку. Их же готовили к  диверсиям и разведывательной деятельности на тактическом уровне, но не начиняли их головы стратегически важной информацией. Но раз уж они знали такую информацию, то, следовательно, серьезно воспринимая полученные от них сведения, необходимо было немедленно и самым тщательнейшим образом их проверить и перепроверить. Ибо последствия безоговорочной веры в их показания без проверки могли быть катастрофическими. Ведь германское командование специально провоцировало советское руководство на такие действия, которые можно было бы представить агрессивными и тем самым утверждать якобы превентивный характер грядущего нападения. Ни Сталин, ни Берия, ни Меркулов не поддались на эту мелкотравчатую провокацию (не стали полагаться только на эти массовые доклады), а предприняли уникальную проверку – блиц-проверку с помощью авиаразведки. Именно в эту ситуацию и вклинилась информация «Старшины», которую доложили Сталину как раз 17 июня. Учитывая особую сложность и противоречивость обстановки последних предвоенных дней, требование Сталина о дополнительной проверке этого сообщения было более чем естественно.

2. Тот факт, что воздушная разведка была осуществлена в полосе компетенции именно Западного округа, означает, что, во-первых, что Сталин ни на йоту не поверил  залихватски оптимистичным заявлениям командующего ЗАПОВО Павлова, которыми он пытался успокоить Сталина. Во-вторых, что еще более важно, сам Сталин особое значение придавал безопасности именно на Западном, то есть Белорусском направлении. Проще говоря, это одно из тех серьезных доказательств того, что в его сознании Юго-Западное направление не превалировало над другими, как это все время пытаются нам утверждать. Его беспокоило именно Западное, оно же Белорусское направление.   

3. На принятие решения о срочном проведении воздушной разведки именно 18 июня повлияло еще несколько последовавших друг за другом очень важных и тесно взаимосвязанных обстоятельств. В начале июня 1941 г. советская разведка внимательно  отслеживала неофициальный визит специального представителя президента США, генерала Уильяма Донована на Британские острова. У.Донован прибыл в Лондон по приглашению личного друга Черчилля, главы Британского координационного центра безопасности в США - У. Стивенсона.

6 июня 1941 г. глава британской политической (дипломатической) разведки Реджинальд Липер пригласил У. Донована в Британский центр расшифровки германских военных сообщений в Блетчли, где и заявил ему: «...премьер-министр поручил мне раскрыть вам тайну, известную г-ну Черчиллю и начальникам штабов вот уже несколько недель. Он разрешил мне сказать вам, и только вам, с тем, чтобы мы могли скоординировать наши планы, — Гитлер нападет на Советскую Россию. Вторжение ожидается в середине июня, вероятно, 22 июня, через две недели и два дня».[53] Бритты элементарно смухлевали. Они вообще никогда не упускали (и не упускают!) случая щелкнуть по носу «провинциальных», как они считают, американцев. Дело в том, что по состоянию на 6 июня такая информация не могла пройти по каналам Блетчли. Директива об утверждении 22 июня датой нападения была подписана в вермахте только 10 июня. Следовательно, все, что сказал Р. Липер, основывалось на данных Гесса, а также на агентурных сведениях британской разведки.[54] Короче говоря, англичане подпустили изрядного туману. У. Донован тут же отбил телеграмму Рузвельту. В ней он сообщал: «Если бы англичане переслали в Кремль перехваченные германские важные приказы, Сталин, быть может, уяснил бы истинное положение вещей. Однако англичане считают аппарат Блечли совершенно секретным. Они используют перехваченную ими информацию в собственных целях».[55]

Будущий основатель Управления стратегических служб, а затем и ЦРУ напрасно беспокоился за Сталина. Как раз именно с помощью аппарата Блетчли и МИ-6 он и уяснил-таки себе истинное положение вещей. Вся великолепная «кембриджская пятерка» лучших агентов советской разведки едва ли не чемоданами приносила документальную информацию, особенно же имевшие доступ к материалам Блетчли Дж. Кэрнкросс, А. Блант и К.Филби. Они своевременно обеспечивали Кремль актуальной информацией. Для иллюстрации  небезынтересно отметить, что после каждой встречи только с одним Дж.Кэрнкроссом в Москву уходило до 60 пленок с секретными документами.

Однако Сталин уяснил себе это не только с «помощью» данных британской разведки, но и с «помощью» дипломатической разведки Госдепартамента США. Дело в том, что как раз 6 июня 1941 г. в Вашингтон поступила шифровка из американского посольства в Берлине. В это срочной телеграмме первый секретарь посольства Дональд Хит с прямой ссылкой на бывшего главного банкира Третьего рейха Ялмара Шахта[56] сообщил, что, по данным Я. Шахта от 6 июня 1941 г., «Гитлер решил 20 июня или около того напасть на Россию...».  Когда же обе шифровки – то есть от У. Донована из Лондона и от Д. Хита из Берлина - сошлись в Вашингтоне, получилось едва ли не абсолютное очередное подтверждение даты нападения.

Так вот, все дело в том, что администрация президента США, Госдепартамент и другие ведомства были хорошо «нафаршированы» советской агентурой. И эта информация, фактически уже в объединенном виде, попала в Москву, приобретя, попутно, еще и статус перепроверенной по американским источникам и практически достоверной по оценкам американских специалистов разведывательной информации. Именно в таком виде она и легла на стол Сталина. Информация попала в Москву в промежутке с 10 по 12 июня.

В это же время верховное командование Третьего рейха письменно утвердило дату нападения и командующим ударных группировок вторжения был направлен документ следующего содержания: 

«Распоряжение Главнокомандующего сухопутными войсками о назначении срока нападения на Советский Союз.

                                                                  Ставка главнокомандования

                                                                                сухопутных войск

                                                                                  10.6. 1941 г.

Главное командование                             Совершенно секретно

сухопутных войск                                                   Только для

Генеральный штаб сухопутных войск             командования

Оперативный отдел                                                                               

 

 

На основе предложения, представленного главным командованием сухопутных войск, верховное главнокомандование вооруженных сил назначило для готовности к военным действиям следующие сроки:

1. Днем «Д» операции «Барбаросса» предлагается считать 22 июня.

2. В случае переноса этого срока соответствующее решение будет принято не позднее 18 июня. Данные о направлении главного удара будут в этом случае  по-прежнему оставаться втайне.

3. В 13.00 21 июня в войска будет передан один из двух следующих сигналов: 

а) Сигнал «Дортмунд». Он означает, что наступление, как и запланировано, начнется 22 июня и что можно приступать к открытому выполнению приказов.

 б) Сигнал «Альтона». Он означает, что наступление переносится на другой срок; но в этом случае уже придется пойти на полное раскрытие целей сосредоточения немецких войск, так как последние будут уже находиться в полной боевой готовности.

4. 22 июня, 3 часа 30 минут; начало наступления сухопутных войск и перелет авиации через границу. Если метеорологические условия задержат вылет авиации, то сухопутные войска начнут наступление самостоятельно.  Гальдер».[57]                                      

В промежутке с 10 по 12 июня, когда это распоряжение стали передавать командованию группировок вторжения, Британский центр дешифровки германских военных сообщений в Блетчли перехватил это сообщение и расшифровал. Это, кстати, подтвердил и сам Черчилль, указавший в своих мемуарах, что именно к 12 июня британская разведка окончательно установила, что нападение действительно произойдет именно 22 июня.[58] По каналам «кембриджской пятерки», особенно Дж. Кэрнкросса и А.Бланта, эта информация попала и в Москву. Тут уж сомнения почти полностью рассеялись. Собственно говоря, именно поэтому-то с санкции Сталина Генеральный штаб и дал в это время в приграничные округа на западной границе директивы о разработке планов вывода и занятия по тревоге специальными частями боевых сооружений укрепленных районов, а полевыми войсками – сооружений предполья. Одновременно были даны директивы и о выводе дивизий из глубины округов  ближе к государственной границе.[59] Кроме того, было подготовлено знаменитое Сообщение ТАСС от 13 июня (опубликовано в советских газетах 14 июня), которое было вручено послу Германии в Москве, а также премьер-министру Великобритании.

А сомнения именно потому почти рассеялись, что британский перехват – британским перехватом, но в вопросах войны и мира должна быть столь абсолютная ясность, которую не сможет подвергнуть даже самый въедливо придирчивый человек. В той части, в которой сомнения не полностью рассеялись, причина заключалась, увы, в следующем. Несмотря на передававшуюся «кембриджской пятеркой» ценнейшую информацию, в Центре еще сохранялось к ней некоторое недоверие. Но отнюдь не потому, что там поголовно страдали манией подозрительности. Нет.  Дело в том, что, к глубокому сожалению, среди сбежавших на Запад предателей из числа бывших высокопоставленных сотрудников советской разведки, были двое, которые знали об этих агентах. Один – Лейба Лазаревич Фельдбин, он же Александр Орлов, бывший резидент советской внешней разведки в Испании – знал об этих агентах чуть ли не все, поскольку начинал работу с ними. Второй – Самуил Гершевич Гинзбург, он же Вальтер Кривицкий, бывший нелегальный резидент в Нидерландах, – увы, тоже кое-что знал о них и в начале 1941 г. выдал британской контрразведке «концы», которые могли привести к расшифровке этой агентуры. Советская разведка благодаря усилиям А.Бланта заполучила материалы опроса В.Кривицкого британской контрразведкой.[60] Чудом «кембриджская пятерка» тогда уцелела. Но, к сожалению, это обстоятельство некоторое время осложняло возможность для проявления полного доверия к поступающей от них информации. Точнее, ей и доверяли, но, в тоже время, постоянно стремились как можно тщательней перепроверить ее, дабы исключить возможность продвижения в советские верхи направленной британской информации. Ведь Англия в тот период чрезвычайно стремилась ускорить начало смертельной схватки между Германией и СССР, видя в это единственный шанс для своего спасения. Вот корень того недоверия, с которым воспринималась их информация.        

Когда сведения об этой расшифровке Британского центра были уже в Москве, разведка погранвойск первый раз установила факт выдвижения группировок вермахта с 13 июня.  Но в тот же день был установлен и факт приостановки этого процесса по приказу из Берлина. 15 июня разведка погранвойск повторно и документально установила, что с 18 июня 1941 г. выдвижение ударных группировок на исходные для нападения позиции будет возобновлено с раннего утра 18 июня. В этот же момент (16 июня) в Москву поступила упомянутое выше сообщение «Старшины».

И опять произошло совпадение, вызвавшее очередную волну, увы, обязательных, вынужденных сомнений. Потому что его информация не стыковалась с приводившейся выше информацией (на самом деле дезинформацией), которую 15 июня распространил Риббентроп. Расчет нацистских главарей был на то, что эта информация попадет в Москву и в очередной раз введет советское руководство в заблуждение. Да, информация попала в Москву, но в заблуждение не ввела. Не так-то просто было ввести Сталина в заблуждение.     

Соединившись в Москве в весьма причудливую мозаику, все вышеуказанные данные хотя и делала картину событий более или менее понятной, но, тем не менее, все-таки по-прежнему оставляли наиболее важный ее фрагмент – о дате и времени нападения – расплывчатым. В итоге Сталин принял решение о проведении такой независимой проверки, на результаты которой никто и ничто не смогло бы повлиять. Это и было решение о проведении срочной воздушной проверки по всей линии границы в полосе компетенции именно Западного округа. А результаты этой проверки должны были быть проконтролированы еще результатами дипломатической блицразведки, то есть реакцией германской стороны на специально выдвинутое по приказу Сталина предложение Молотова о срочном визите в Берлин. 

А теперь о том, как была проведена эта воздушная разведка. Вот как это выглядело в описании непосредственного исполнителя этого задания Сталина – Героя Советского Союза, генерал-майора авиации (с 4 июня 1940 г.) Георгия Нефедовича Захарова, командовавшего перед войной 43-й истребительной авиадивизией Западного Особого военного округа: «...Где-то в середине последней предвоенной недели – это было либо семнадцатого, либо восемнадцатого июня сорок первого года – я получил приказ командующего авиацией Западного Особого военного округа пролететь над западной границей. Протяженность маршрута составляла километров четыреста, а лететь предстояло  с юга на север – до Белостока. Я вылетел на У-2 вместе со штурманом 43-й истребительной авиадивизии майором Румянцевым. Приграничные районы западнее государственной границы были забиты войсками. В деревнях, на хуторах, в рощах стояли плохо замаскированные, а то и вовсе не замаскированные танки, бронемашины, орудия. По дорогам шныряли мотоциклы, легковые – судя по всему, штабные – автомобили. Где-то в глубине огромной территории зарождалось движение, которое здесь, у самой нашей границы, притормаживалось, упираясь в нее... и готовое вот-вот перехлестнуть через нее. Количество войск, зафиксированное нами на глазок, вприглядку, не оставляло мне никаких иных вариантов для размышлений кроме единственного: близится война. Все, что я видел во время полета, наслаивалось на мой прежний военный опыт,[61] и вывод, который я для себя сделал, можно сформулировать в четырех словах: со дня на день.

Мы летали тогда немногим более трех часов. Я часто сажал самолет на любой подходящей площадке, которая могла бы показаться случайной, если бы к самолету тут же не подходил пограничник. Пограничник возникал бесшумно, молча брал под козырек и несколько минут ждал, пока я писал на крыле донесение. Получив донесение, пограничник исчезал, а мы снова поднимались в воздух и, пройдя 30-50 км, снова садились. И я снова писал донесение, а другой пограничник молча ждал и потом, козырнув, бесшумно исчезал. К вечеру таким образом мы долетели до Белостока и приземлились в расположении дивизии Сергея Черных...».[62]    

Следует также добавить, что бесшумно возникавшие и исчезавшие пограничники – это не случайность. Во-первых, облет государственной границы в приграничной полосе всегда согласовывается с командованием пограничных войск. Во-вторых, исходя из этого, пограничники заранее знали, где будет садиться самолет, так как места посадки были заранее согласованы с ними, что также вытекает из описания Захарова. А, в-третьих, забрав донесение Захарова, пограничники немедленно передавали их на заставу, откуда оно также немедленно уходило в штаб погранотряда, оттуда – в штаб погранокруга. А тот уже телеграфировал в Главное управление пограничных войск НКВД СССР, либо передавал информацию в местный НКГБ, а последний уже передавал сообщение в Москву, Сталину. В-четвертых, задание командования ВВС округа было обусловлено приказом из Москвы, от командующего ВВС РККА.   

Проще говоря, перед вами описание молниеносно осуществленной в режиме реального времени воздушной разведки по всей линии границы в полосе компетенции Западного Особого военного округа. В результате в режиме реального времени в течение одного светового дня была собрана интегральная разведывательная информация, наглядно подтвердившая факт выдвижения ударных группировок вермахта на исходные для нападения позиции. Данное мероприятие было организовано по приказу Сталина командующим ВВС РККА П.Ф.Жигаревым, который наряду с наркомом госбезопасности В.Н.Меркуловым и его заместителем Б.З.Кобуловым 17-го июня побывал у Сталина на приеме.[63]

Конечно, могут найтись, как говаривал еще Ф.М.Достоевский, отдельные «специалисты по левой ноздре», и заявить, что-де никого от пограничников в тот день у Сталина не было. Даже самого Берия, в ведении которого и находились пограничные войска. Да, действительно, Берия в тот день не был у Сталина. Но это ничего не значит по очень простой причине. С 20 марта Лаврентий Павлович являлся заместителем Председателя Совета Народных Комиссаров СССР, то есть, если по-простому, заместителем председателя Советского правительства. К слову сказать, за Лаврентием Павловичем сохранялись функции общего кураторства над органами внутренних дел и государственной безопасности. С 6 мая главой Советского правительства являлся Сталин,  и одного его телефонного звонка было достаточно, чтобы Берия организовал подчиненных ему пограничников в помощь намеченной воздушной разведке. Ну, а бывшему заместителям Берия - Меркулову и Кобулову – и вовсе не составило никакого труда в рабочем порядке решить с Лаврентием Павловичем все необходимые в этом случае вопросы. Без пограничников проведение воздушной разведки оказалось бы неэффективным. Прежде всего, дело в том, что Сталин, судя по всему, не захотел отдавать в руки военной разведки ЗАПОВО результаты воздушной разведки, опасаясь, очевидно, что они будут субъективно препарированы и дойдут до него через центральный аппарат ГШ или ГРУ. Но и в руки разведки пограничных войск отдавать результаты воздушной разведки Сталин также явно не захотел. Ему нужна была абсолютно объективная информация, на суть которой никто и ничто не смогли бы повлиять. И дело тут не в недоверии, что может сразу же придти на ум, особенно антисталинистов, а в том, что Сталин ясно осознавал, что по результатам этой разведки ему предстоит принять судьбоносное решение – о приведении или об отказе в  приведении войск в боевую готовность. Проще говоря, от принятого им решения зависела судьба СССР. И ошибиться он не имел права. Как, впрочем, и исходить из информации, на суть которой кто-либо мог бы  повлиять, пускай даже и в самых благих намерениях. Информация должна была быть полностью «голой» - что увидели летчики, то и сообщили. Все. Никаких ни выводов, ни комментариев.  

  Именно поэтому пограничников привлекли только как передаточное звено, ибо только у них были более или менее защищенные линии связи непосредственно у границы. И только они могли немедленно передать информацию с границы на заставу, та в комендатуру или же прямо в погранотряд. Погранотряд в  штаб погранокруга, там информация могла быть передана уже в местный наркомат госбезопасности, поскольку оба находились в Минске, а оттуда уже в Москву, в НКГБ СССР. С 22 ч. 25 мин. по 23.00 18-го июня Кобулов находился в кабинете у Сталина, где в это время уже (с 20 ч. 25 мин.) находились Тимошенко и Жуков, которые вышли от Сталина только в 00.30 уже 19-го июня. В 23.10 18-го июня в кабинет Сталина вошел и Жигарев, который вышел вместе Тимошенко и Жуковым.[64] Проще говоря, Кобулов докладывал Сталину результаты воздушной разведки в присутствии Тимошенко и Жукова.            

Одновременно по приказу Сталина Молотов обратился к германскому правительству с предложением срочно принять его с визитом, факт чего четко зафиксирован в записи от 20 июня 1941 г. в дневнике начальника генерального штаба сухопутных сил Германии генерала Ф.Гальдера: «Молотов хотел 18.6. говорить с фюрером».[65] На это предложение последовал немедленный отказ немецкой стороны. Впоследствии было установлено, что в дневнике статс-секретаря МИД Германии Вайцзеккера за 18 июня 1941 г. появилась следующая запись: «Главная политическая забота, которая имеет место здесь (то есть в Берлине – А.М.) – не дать Сталину возможности с помощью какого-нибудь любезного жеста спутать нам в последний момент все карты».[66]

После такой глобальной проверки у Сталина не осталось никаких сомнений в том, что война грянет через четыре дня («со дня на день»). И когда 18 июня Тимошенко и Жуков доложили ему еще и полученную от Пуркаева информацию от перебежчика, которая в очередной раз  свидетельствовала о том, что нападение произойдет ранним утром 22 июня, Сталин сделал свой решающий вывод:

О ВОЗМОЖНОСТИ НАПАДЕНИЯ ГЕРМАНИИ В БЛИЖАЙШИЕ ДНИ БЕЗ ОБЪЯВЛЕНИЯ ВОЙНЫ И ПРИВЕДЕНИИ ВВЕРЕННЫХ ИМ ВОЙСК В БОЕВУЮ ГОТОВНОСТЬ, КОМАНДУЮЩИЕ ПРИБАЛТИЙСКИМ, ЛЕНИНГРАДСКИМ, ЗАПАДНЫМ, КИЕВСКИМ И ОДЕССКИМ ВОЕННЫМИ ОКРУГАМИ, А ТАКЖЕ БАЛТИЙСКИМ, ЧЕРНОМОРСКИМ И СЕВЕРНЫМИ ФЛОТАМИ ПОЛУЧИЛИ САНКЦИОНИРОВАННУЮ СТАЛИНЫМ ДИРЕКТИВУ НАЧАЛЬНИКА ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА РККА ГЕНЕРАЛА АРМИИ ЖУКОВА ЕЩЕ 18 ИЮНЯ 1941 ГОДА!!! ТО ЕСТЬ ЗА ЧЕТЫРЕ ДНЯ ДО НАПАДЕНИЯ!!![67] В ДОКУМЕНТЕ ФИГУРИРОВАЛА ДАТА 22 ИЮНЯ! 

Данные об этой телеграмме отсутствуют в архивах РФ. По крайней мере, на сегодняшний день положение именно таково. В архиве Генштаба ее тоже нет. То ли она была уничтожена во времена хрущевской «оттепели», то ли ее спрятали так, что теперь уже никто не знает, где она. Единственное четкое упоминание о ней содержится на 70-м листе 4-го тома следственного дела по обвинению командования ЗАПОВО, где зафиксировано показание начальника связи ЗАПОВО генерала А.Т.Григорьева: «И после телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня войска округа не были приведены в боевую готовность...».[68]

Тем не менее, нелишне будет указать, что в ряде случаев, эта директива была доведена, в том числе и до сведения командиров отдельных частей, но не ниже командиров дивизий, что подтверждается  архивными документами. Судя по материалам расследования причин трагедии 22 июня 1941 г., которое Сталин инициировал еще в начале войны, в том числе и силами Особыми отделами НКВД СССР и которое велось также и после войны, в этой телеграмме были указаны и  ориентировочные сроки нападения. Прежде всего, сама дата 22 июня 1941 г., что явствует из опубликованных ныне документов военной контрразведки о первых дня агрессии.[69] Аналогичные упоминания есть и в ответах опрошенных после войны генералов, которые перед войной командовали войсками в западных округах. Об этом же свидетельствуют и отдельные документы командования Прибалтийского округа, а также донесения командующих флотами о приведении вверенных им флотов в боевую готовность № 2, которые датированы 19 июня. Кроме того, упоминание об этом факте содержится и на 137-й стр. шестого тома изданной в 1965 г. «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941-1945».

Все это в совокупности и дает основание полагать, что факты вместе с данными перебежчика от 18-го июня и направлением 18-го же числа директивы о приведении войск в боевую готовность были искажены, трансформированы, увязаны с переходом границы А.Лисковым и его информацией. А затем, уже в сфальсифицированном виде, приписаны к последним часам 21 июня и увязаны с направлением директивы № 1 от 21 июня. К такому выводу принуждают еще и такие обстоятельства. Во-первых, Жуков указал, что со слов перебежчика «немецкие войска выходят в исходные районы для наступления». Однако вечером 21 июня этого уже просто не могло быть. Ударные германские группировки вторжения к тому моменту уже были выведены на исходные для нападения позиции. А в час дня 21-го июня командующие группами армий «Север», «Центр» и «Юг» уже получили сигнал «Дортмунд», который означал, что в 3 часа 30 минут утра (по берлинскому времени) 22 июня должно быть начато нападение на СССР. Однако о том, что на рассвете 22 июня начнется нападение на СССР, в германских войсках знали и до указанного времени. К тому же выдвижение войск продолжалось вплоть до 21 июня. Именно об этом-то и сообщил перебежчик 18-го июня.

Во-вторых, в директиве № 1 имеется выражение «быть в полной боевой готовности». Но «быть в полной боевой готовности» означает, что ранее уже была директива на этот счет! Тем более что далее в той же директиве приказывается привести все части в боевую готовность. То есть, директивой от 18 июня 1941 г. приказывалось привести в полную боевую готовность части непосредственного прикрытия государственной границы, то есть первый оперативный эшелон Первого стратегического эшелона. А директивой № 1 все остальные части, то есть войска второго эшелона прикрытия. Вот что скрывается во мраке минувших после начала войны десятилетий невидимой стороне одного и того же факта.

Однако завершим дело с перебежчиками. «Последнее сообщение от перебежчиков германской армии о начале войны было получено около 1 часа ночи 22 июня. Перешедший границу военнослужащий 602-го артполка германской армии заявил, что вторжение немецко-фашистских войск в СССР начнется через несколько часов».[70]

И, наконец, общий итог по перебежчикам и нарушителям границы. Только за период с 1 по 10 июня пограничники задержали 108 вражеских лазутчиков и диверсантов. Вдвое больше их было задержано и в оставшиеся до нападения одиннадцать дней. Всех их тщательно допрашивали, а материалы этих допросов передавались как по своей служебной вертикали вплоть до Москвы, так и соответствующим армейским органам и представителям военной разведки на местах. Упомянутая выше «Инструкция о взаимоотношениях разведывательных органов НКГБ, погранвойск НКВД, НКО и НК ВМФ по агентурно-оперативной работе» неукоснительно соблюдалась, а информация вовремя попадала в руки военных. Это четко видно даже по содержанию разведывательных сводок разведывательных отделов приграничных военных округов. Ведь военные разведчики прямо ссылались на данные пограничников, полученные ими от перебежчиков и задержанных на границе лазутчиков и диверсантов, а также от закордонной агентуры. Например, в первой же записи журнала боевых действий войск Северо-Западного фронта от 22 июня 1941 г. о непосредственном кануне войны говорится следующим образом: «...Наша агентура и перебежчики указывали, что надо ожидать в ближайшее время вооруженного выступления Германии против нас. Почти точно указывались сроки начала наступления – 20-22 июня 1941 г...».[71]  Тот факт, что в этом документе военного командования упомянута информация перебежчиков и означает, что в строгом соответствии с упоминавшейся выше Инструкцией об обмене информацией пограничники немедленно сообщали всю полученную от перебежчиков информацию армейскому командованию.

Теперь о тех данных зарубежных резидентур разведки НКГБ и ГРУ, согласно которым дата нападения Германии на СССР была установлена точно или относительно точно.[72]

Впервые 22 июня как дата нападения Германии прозвучала в срочном донесении резидента разведки НКГБ в Финляндии Е.Т.Синицына 11 июня 1941 г. Данные  были получены от ценного, проверенного агента хельсинской резидентуры «Монах», информация которого всегда отличалась особой актуальностью и достоверностью. Обстоятельства получения столь важной информации настолько значительны, что необходимо их вкратце указать. Дело в том, что «Монах» сообщил, что утром 11 июня 1941 г. в Хельсинки было подписано тайное соглашение между Германией и Финляндией об участии финских вооруженных сил в предстоящей войне гитлеровской Германии против Советского Союза, которая начнется 22 июня.[73] Агент также отметил, что формально Финляндия вступит в войну на четыре дня позже.[74]

*                                                   *                                             *

К слову сказать, обстоятельства получения и суть этой информации важны не только тем, что здесь названа точная дата нападения Германии на СССР, но также и тем, что в этой же информации четко указана письменно же зафиксированная в тайном соглашении с Германией готовность Финляндии принять участие в войне Третьего рейха против СССР. Прежде всего, это особо актуально в силу следующей причины. Выражаясь литературно, у нас еще не перевелись отдельные, не совсем адекватные, в том числе и в понимании исторических фактов, «исследователи». Одно из любимых их занятий - обвинять Советский Союз в нападении на Финляндию 25 июня 1941 г. При этом они особо упирают на то, что Финляндия якобы была нейтральным государством, с которым, к тому же, у СССР был подписан мирный договор. Однако, подписав тайное соглашение с Германией об участии своих вооруженных сил в войне против СССР, с утра 11 июня 1941 г. Финляндия перестала быть даже иллюзорно нейтральной, каковой она и так не была. Более того. 17 июня 1941 г. в Финляндии была объявлена всеобщая мобилизация.[75] А по господствовавшим в те времена понятиям, всеобщая мобилизация – это уже объявление войны. Ну, а раз войну объявили, да еще и раньше, чем даже гитлеровская Германия напала на СССР, то и отношение к Финляндии было уже как государству, фактически объявившему войну Советскому Союзу. И, соответственно, любые военные меры против агрессора были более чем оправданы. Тем более что Финляндия побежала даже впереди нацистской телеги…        

*                                    *                                      *

12 июня 1941 г. резидент ГРУ в Берлине генерал-майор Тупиков (оперативный псевдоним «Арнольд») сообщил в Москву данные «Арийца», полученные через «Альту», о том, что срок вероятного нападения против СССР – 15-20 июня 1941 г.[76]

Правда, за пять дней до этого, то есть 7 июня 1941 г., «Альта» сообщила своему куратору из берлинской резидентуры ГРУ о том, что «... сроки начала кампании против России перенесены после 20 июня...».[77]  

12 июня 1941 г. в ГРУ поступило срочное сообщение от легендарного нелегального резидента, руководителя чрезвычайно эффективной агентурной группы «Крона», впоследствии Героя России Яна Петровича Черняка, в котором говорилось, что «22 июня, 3 часа 30 минут – начало выступления сухопутных войск Германии». Его сообщение примечательно тем, что оно имело документальное подтверждение. Оно основывалось на добытом его агентурой приказе главнокомандующего сухопутными силами Германии о сроках, основных целях и плане нападения на СССР в рамках операции «Вариант Барбаросса».[78] Необходимо также отметить, что информация Яна Черняка и его агентурной группы всегда ценилась в ГРУ чрезвычайно высоко.

16 июня 1941 г. резидент ГРУ в Берлине генерал-майор В.И.Тупиков сообщил в Москву новую информацию от «Альты» - о том, что по данным из кругов штаба верховного главнокомандования упорно циркулирует версия о выступлении против России 22-25 июня.[79] 

18 июня 1941 г. сотрудница берлинской резидентуры НКГБ СССР, легендарная советская разведчица Е.Ю.Зарубина на встрече с агентом «Вальтер» (сотрудник МИД Германии) получила информацию о том, что через три дня Германия нападет на СССР.[80] Информация немедленно была сообщена в Москву и доложена Сталину.   

19 июня берлинская резидентура НКГБ СССР сообщили о дате нападения на СССР 22 июня со ссылкой на сведения, полученные от ценнейшего агента советской внешней разведки «Брайтенбаха» (Вилли Леман, ответственный сотрудник гестапо). Агент сообщил, что в его ведомстве получен приказ военного командования о том, что 22 июня после 3 часов утра начать военные действия против Советского Союза.[81] Информация немедленно была сообщена в Москву и доложена Сталину.   

19-го же июня 1941 г. из римской резидентуры НКГБ СССР поступило также срочное сообщение. Со ссылкой на агентов «Гау», «Дарья» и «Марта» в нем говорилось о следующем. МИД Италии получил телеграмму от итальянского посла в Берлине, который сообщал, что согласно предоставленной ему официальной информации высшего военного командования Германии, начало военных действий Германии против Советского Союза ожидается между 20 и 25 июня 1941 г.[82] Информация немедленно была доложена Сталину.

19-го же июня 1941 г. советская контрразведка перехватила телеграмму итальянского посла в Москве – Аугусто Россо –  в МИД Италии, в которой с прямой ссылкой на германского посла в Москве В.фон Шуленбурга сообщил, что война разразится через три дня.[83] Информация немедленно была доложена Сталину.

19-го же июня 1941 г. со ссылкой германского эмиссара ценный агент софийской резидентуры ГРУ «Коста» (Павел Шатев) сообщил, что война начнется 21 или 22 июня.[84] Информация была немедленно доложена Сталину.

7 (СЕМЬ) раз в промежутке с 10-го по вечер 21 июня 1941 г. ценнейший агент ГРУ в германском посольстве в Москве – «ХВЦ», он же Герхард Кегель – информировал своего куратора о дате нападения, причем его данные концентрировались преимущественно вокруг временного промежутка 20-23-24 июня. Только рано утром 21 июня агент смог более или менее точно сообщить, что нападение произойдет в ближайшие 48 часов, а вечером того же дня окончательно уточнил – наступающей ночью произойдет нападение.[85] Информация была немедленно доложена Сталину в 20.00 21 июня.

21 июня 1941 г. резидент ГРУ и военный атташе во Франции генерал-майор И.А.Суслопаров (оперативный псевдоним «Маро») сообщил в Москву, что «по достоверным данным, нападение Германии на СССР назначено на 22 июня 1941 года».[86]

21 июня 1941 г. оперативный сотрудник советской внешней разведки в Варшаве И.Гудимович получил от своего польского помощника информацию о том, что на рассвете 22 июня Германия нападет на СССР.[87]

Кроме того, исходя из своих патриотических убеждений, неоценимую инициативную помощь в установлении точной даты нападения советской разведке оказал бывший агент царской военно-морской разведки. Он фигурирует в истории отечественной военной разведки как Анна Ревельская (точные имя и фамилия до сих пор не установлены). В 10 часов утра 17 июня 1941 г. Анна Ревельская посетила советского военно-морского атташе в Берлине М.А.Воронцова и сообщила ему, что в 3 часа ночи 22 июня 1941 г. германские войска вторгнутся в Советскую Россию (так Анна Ревельская назвала Советский Союз). Информация Анны Ревельской немедленно была сообщена в Москву и доложена наркомом ВМФ НКГ. Кузнецовым Сталину. Именно из-за этой информации Воронцов был немедленно вызван в Москву, куда прибыл только 21-го июня. До этого Воронцов через другие источники смог установить, что срок нападения на СССР назначен на 21-24 июня.[88]  

В приведенных выше данных не фигурирует уже более полувека интенсивно эксплуатируемая информация Р.Зорге о дате нападения. Дело в том, что это всего лишь миф, запущенный в период Хрущева сугубо в антисталинских целях. Ничего конкретного о дате нападения Р.Зорге не сообщал. 1 июня 1941 г. от него поступило сообщение, в котором он указывал, что по информации Берлина для посла Германии в Токио О.Отта, нападение Германии на СССР произойдет во второй половине июня.[89] И это все, что он сообщил по вопросу о дате в последние три недели перед войной (впрочем, стоит знать, что его работа в Японии была не совсем в добывании точных дат нападения Германии). Но таких сообщений и без него было предостаточно, и все были привязаны к месяцам и временам года. И все не сбылись, кроме тех, которые пришли в Центр, начиная с 11 июня.     

Кроме того, следует принять во внимание также и следующее:

1. 27 мая 1941 г. чехословацкая военная разведка, считавшаяся одной из самых сильных в Европе, получила достоверные данные о том, что нападение на Советский Союз произойдет 22 июня. Информация поступила от ценнейшего агента чехословацкой военной разведки в Абвере А-54 – Пауля Тюммеля. Эту информацию руководитель чехословацкой военной разведки генерал Франтишек Моравец передал  британской разведке МИ-6. Обе разведки издавна тесно сотрудничали, не говоря уже о том, что президент и правительство Чехословакии в эмиграции пребывали в Лондоне, как и само руководство разведки Чехословакии (которая фактически стала «филиалом» разведки английской).[90] В то же время, следует помнить, что с 16 мая 1935 г. между чехословацкой военной и советской разведками действовало секретное соглашение об обмене разведывательной информацией по Германии. Соответственно, руководство чехословацкой разведки либо самостоятельно, либо через своего президента – Э. Бенеша – передало эти данные советскому представителю в Лондоне для последующей передачи в Москву, Сталину, которому Бенеш был многим обязан. К тому же не следует забывать, что в непосредственном окружении самого президента Чехословакии в эмиграции Э.Бенеша находились агенты советской внешней разведки Яромир Смутный и Людмила Каспарикова. Информация ушла в Москву и по этим каналам. Не говоря уже о том, что информация из МИ-6 также шла в Москву полноводной рекой благодаря усилиям великолепной «кембриджской пятерке» – блестящих агентов советской внешней разведки. И поступавшая от чехословацкой разведки информация оказывалась втянутой в водоворот этих сообщений.

2. Наряду с чехословацкой военной разведкой активную разведывательную деятельность против Третьего рейха вела также и польская военная разведка. Это была не менее сильная спецслужба, чем чехословацкая. Польская военная разведка имела отличные  агентурные позиции на оккупированной немцами части Польши, а также в других странах Европы, благодаря чему была прекрасно осведомлена о плане гитлеровской Германии по нападению на Советский Союз. Информацию об этом она также как и чехи, передавала британской разведке МИ-6 (а оттуда информация шла на стол Сталину). Польская военная разведка уже 2 июня пришла к окончательному выводу о том, что нападению на СССР произойдет 22 июня 1941 г.[91]

Несмотря на то, что до начала войны Советский Союз не сотрудничал с польским правительством в эмиграции, тем не менее, внутри этого правительства у советской внешней разведки были сильные агентурные позиции. Прежде всего, это министр польского эмигрантского правительства в Лондоне «Генрих», а также «Садовник», который являлся одним из наиболее информированных членов правительства.[92] Оба поставляли очень серьезную информацию. Так что информация о дате нападения прошла, как минимум, по одному из этих каналов.

Кроме того, следует иметь в виду, что ГРУ внедрило своего агента в находившийся в эмиграции в Лондоне аппарат главнокомандования «СВБ» («Союз вооруженной борьбы»; польское название Zwizek Walki Zbrojnej, польская аббревиатура ZWZ), который занимался также и разведывательной деятельностью против Германии и СССР.[93] Речь идет о разведывательном центре Сикорского. Естественно, что добывавшаяся агентурой «СВБ» информация попадала и в Москву.

Короче говоря, каналы, а самое главное, источники для поступления информации польской разведки в руки советской разведки имелись, и очень серьезные. При этом необходимо также учитывать, что данные польской разведки, переданные британской разведки, уходили в Москву и по каналам «кембриджской пятерки» - так же, как и данные чехословацкой разведки. Одновременно следует принять во внимание, что в 1940 г. советская разведка сумела перехватить некоторые агентурные линии польской разведки в  военных кругах Германии. Произошло это в результате тщательной работы с попавшим в руки советских органов государственной безопасности капитаном польской военной разведки Ю. Сосновским, работавшим против Германии. Там он был арестован в середине 30-х гг.,  но затем обменен на арестованных в Польше немецких агентов и снова отправлен за решетку уже польскими властями. В 1939 г. сотрудники НКВД СССР обнаружили его во Львовской тюрьме и начали работать с ним. Работу вели выдающиеся асы советской разведки В.М.Зарубин и З.Воскресенская-Рыбкина. В результате, от Сосновского были получены данные на ряд не разоблаченных немцами его агентов в Германии, которые затем были использованы в интересах СССР. В отношении двух из них в общих чертах известно, что являлись важными источниками информации и сослужили хорошую службу советской разведке в 1940-1943 гг. [94] 

Подытоживая выше изложенное, следует отметить, что есть все основания убежденно считать, что информация польской военной разведки также попадала в Москву до начала войны, в том числе и ее данные о точной дате нападения на СССР.  

Кроме того, не следует забывать, что в Третьем рейхе действовали также и агенты личной разведки Сталина:

1. Ольга Константиновна Чехова-Книппер — выдающаяся, мирового значения актриса театра и кино в первой половине ХХ в., внесшая беспрецедентный вклад в Великую Победу. В течение многих лет на стол Сталина регулярно ложились сообщения, подписанные очаровательным женским псевдонимом «Мерлин» (на самом же деле так звали одного из прорицателей далекого прошлого). За этим псевдонимом и скрывалась великая актриса.

Выдающаяся разведчица-нелегал, действовавшая под псевдонимом «Мерлин», она же Ольга Константиновна Чехова, работала на советскую разведку с 1922 по 1945 г. О масштабах ее разведывательной деятельности, объемах и особенно об уровне и качестве направлявшейся ею в Москву бесценной информации наглядно свидетельствуют следующие факты. Во-первых, связь между О.К. Чеховой и Москвой поддерживали сразу три радистки в Берлине и его окрестностях. Случай беспрецедентный в мировой разведывательной практике того времени. Использовавшая в качестве источников и подысточников информации свыше ста иностранцев, нелегальная резидентура Рихарда Зорге обслуживалась всего... одним радистом, а О.К.Чеховой их было три! Радистки О.К. Чеховой даже и не знали, чью информацию они передают. Постоянное наличие в распоряжении Чеховой трех независимых друг от друга каналов радиосвязи неудивительно, ибо, во-вторых, первоисточниками стратегически важной информации у нее были сами главари Третьего рейха - Гитлер, Геринг, Гесс, Геббельс, Кейтель, Шпеер и прочие, а также их жены и любовницы, с которыми она поддерживала тесные дружеские связи (например, «дружбу» с той же Евой Браун Ольга Чехова завела по указанию Москвы еще тогда, когда Гитлер только рассматривал ее кандидатуру на роль постоянной любовницы - в начале 30-х гг. прошлого века). Гитлер, что называется, души не чаял в Ольге Чеховой и, присвоив ей специально для нее же учрежденное звание Государственной артистки Третьего рейха, приглашал ее на самые престижные мероприятия, во время которых демонстративно оказывал ей знаки высшего внимания (например, неизменно усаживал ее рядом с собой).

Естественно, что Сталин едва ли не повседневно достоверно знал, что делает и что думает Гитлер, а заодно и его окружение. А в поток этой информации, в-третьих, органически вплеталась также бесценная информация от субагентов лично Ольги Константиновны — старших офицеров вермахта: Альбрехта фон Квирингейма (штаб ОКВ), Вернера фон Хефтена и Эберхарда Финка (штаб ОКХ). О.К. Чехова завербовала их, когда они были еще лейтенантами. К концу войны все трое были полковниками. Первые два были казнены гестапо за участие в заговоре против Гитлера от 20 июля 1944 г. Тогда едва не пострадала сама О. Чехова. [95]  

2. Марика Рёкк (урожденная Мария Керер) - выдающаяся, мирового значения артистка театра, эстрады и кино в первой половине ХХ века. Если ориентироваться на шкалу особо ценной агентуры, то разведывательный статус Марики Рёкк фактически равен статусу О.К. Чеховой. Ибо и ее источниками информации были все те же главари Третьего рейха, правда, в силу своей профессии она была все-таки ближе к Геббельсу. Марика Рёкк формально принадлежала к агентурной группе советской военной разведки, носившей условное название «Крона». Ее создателем был один из самых выдающихся советских военных разведчиков ХХ в. легендарный Ян Черняк, о котором говорилось выше. Группа была создана еще в середине 20-х гг. ХХ в. и действовала около 18 лет. Ни один из ее членов не был раскрыт противником. Между тем в нее входило свыше 30 человек, большинство из которых стали видными офицерами вермахта, крупными промышленниками рейха. По каналам этой группы шла бесценная для советского руководства и командования информация. Ввиду особой ценности информации М.Рёкк, она была переключена на связь с личной разведкой Сталина.[96]

3. Граф Сергей Алексеевич Вронский (1915—1998) — талантливый ученый-астролог и очень близкий к заместителю Гитлера по партии Рудольфу Гессу человек. Особенность разведывательного статуса С.А. Вронского заключалась в том, что он с детства блестяще владел оккультными дисциплинами - астрологией, хиромантией, магией, обладал отличными способностями к гипнозу и психотерапии, был отличным экстрасенсом-медиком. И, судя по всему, он использовался именно в этом направлении, так как был близко знаком не только с верхушкой Третьего рейха, но и поддерживал близкие дружественные отношения с личным астрологом Гитлера Карлом Эрнстом Крафтом.

Как это явствует из весьма скромных описаний его жизненного пути, Вронский был занят информационным освещением наиболее тайной части нацистского режима - его связи с оккультными силами. В том числе и связи через оккультные каналы с наиболее могущественными закулисными силами Запада. Граф был вхож, в частности, в круг членов тайного общества «Врил», создателем и главой которого являлся уже упоминавшийся выше Карл Хаусхофер. В тех скудных сведениях о его тайной работе на Советский Союз и Сталина, которые ныне известны, есть (правда, весьма глухие) намеки на какое-то его участие в проекте рейхсфюрера СС Г. Гиммлера - «Аненербе» («Наследие предков»).

С.А. Вронский одним из первых установил дату вторжения - 22 июня 1941 года. И если исходить из его скупых слов, то это произошло где-то в начале весны весной 1941 г. Дело в том, что на основании именно его астрологического прогноза Р. Гесс принял решение о полете в Англию, к которому ему еще надо было подготовиться. Правда, тут следует иметь в виду, Гесс знал дату нападения от Гитлера, причем явно до 30 апреля 1941 г., когда фюрер впервые озвучил ее перед генералитетом ещё как вероятную или предпочтительную.

Наряду с Р. Зорге, С.А.Вронский также одним из первых еще конце 30-х гг. проинформировал Москву об угрозе нападения Германии в 1941 году. Зорге сообщил об этом в одной из январских 1937 г. телеграмм со ссылкой на своего «друга» О.Отта – тогда военного атташе Германии в Японии. А вот Вронский весной 1938 г., так как тогда в Германии под контролем СС произошло особо секретное совещание астрологов, которое рекомендовало Гитлеру определить время нападения на СССР на май 1941 г.[97]

Завершая этот краткий, но, как представляется, достаточно информативный анализ по одному из важнейших вопросов деятельности советской разведки (подразумевая все сообщество советских разведывательных служб того периода) накануне войны, невозможно не указать еще два случая установления точной даты нападения.

Еще в первых информационных сигналах 1938-1939 гг. о грядущем в ближайшем будущем нападении Германии на Советский Союз указывалось, что это вероятно произойдет примерно через два года. Наиболее значимо этот срок возможного нападения засветился в полученной в промежутке с 17 по 19 июня 1939 г. информации о готовности Гитлера пойти на подписания договора о ненападении. В этой информации отмечалось, что Гитлер рассчитывает на то, что такой договор будет иметь значение примерно два года![98]

У Сталина же, как известно, была могучая и очень цепкая память. И когда во второй декаде июня 1941 года стали поступать сообщения разведки с уже более или менее конкретными данными о дате нападения, то, естественно, не вспомнить о той информации от июня 1939 г. он просто физически не мог. Хотя бы потому, что Гитлер сам выболтал Сталину примерный срок нападения в своем майском (1941 г.) письме, в котором прямо указал, что примерно 15-20 июня он якобы начнет переброску своих войск с германо-советской границы на запад для «войны с Англией». Но когда на стол Сталина действительно стали ложиться донесения разведки с более или менее точными сведениями о дате нападения, то, вне всякого сомнения, круг, что называется, замкнулся. Все концы со всеми концами сходились – нападение произойдет в июне, 22 числа. Как раз через два года.

Говоря о результативности деятельности советских спецслужб в установлении точной даты и времени нападения нельзя обойти и серьезный вклад советской контрразведки. В последние месяцы перед войной она также выполняла серьезные разведывательные функции, применяя для этого весь арсенал агентурных и технических средств. В результате скрупулезного фиксирования огромного количества формально мелких деталей и нюансов советская контрразведка создавала подтверждавший непосредственно разведывательную информацию фон. Первоочередными объектами наблюдения были дипломатические и иные представители Германии, Японии, Италии, Словакии, Турции, Румынии, Венгрии, Англии и США. Огромный пласт интересных деталей поставляла транспортная контрразведка.  позволяло четко видеть, что дата нападения, увы, приближается неумолимо. Не меньшую роль играл и перехват и расшифровка дипломатической и иной переписки иностранных представительств. Кроме того, широко использовался и радиоперехват. Все это позволяло четко видеть, что приготовления Германии к нападению завершены и дата нападения в самом ближайшем тогда будущем, увы, приближается неумолимо. К сожалению, в одной статье невозможно рассказать обо всем, что касается вклада советской контрразведки, но то, что он значительный, весомый – можно быть абсолютно уверенным. Наиболее ярко ее вклад представлен в известной книге «Секреты Гитлера на столе у Сталина» М., 1995).       

Исходя из всего массива информации, особенно же после ее оригинальной проверки 18 июня, Сталин предпринял все необходимые меры для того, чтобы советские войска дали бы достойный отпор зарвавшемуся авантюристу-агрессору. Войскам было дано указание перейти в состояние боевой готовности, особенно первому эшелону прикрытия. Увы, не получилось, однако же, не по вине Сталина. 

И в заключение хотелось бы отметить еще одно очень важное обстоятельство. Непонятно на каком конкретно основании в отечественной  историографии о войне сложилась едва ли не твердокаменная убежденность в том, что-де Гитлер неоднократно переносил сроки нападения на СССР, причем за аналогию берут многократный перенос даты нападения Германии на Францию. И что это якобы послужило для Сталина основанием с недоверием относиться к сообщениям разведки о дате нападения. Более того. Почему-то по-прежнему существует полная убежденность, что и югославские события весной 1941 г. вынудили Гитлера перенести срок нападения на СССР.

Тщательная проверка ныне доступных материалов однозначно показывает, что это, увы, глубочайшие заблуждения, дезинформирующие историческую науку, а заодно общественное мнение. Ничего подобного не было. Дата нападения – 22 июня 1941 г. – сидела в сознании главного нацистского преступника с самого начала. Точнее, с момента утверждения Директивы по стратегическому сосредоточению и развертыванию войск по «Варианту Барбаросса» от 31 января 1941 г., хотя там и было указано, что «Подготовительные работы нужно провести таким образом, чтобы день наступления (день “Б”) могло быть начато 21.6.».[99]

Но если обратиться к записи от 30 мая 1941 г. в хорошо известном все историкам дневнике Ф.Гальдера, которая содержится на стр. 553 второго тома этого дневника, то любой может убедиться в том, что дата 22 июня давно была назначена Гитлером. Гальдер ясно указал, что «фюрер решил, что срок начала операции “Барбаросса” прежний – 22 июня»![100] Слово «прежний» в записи начальника Генерального штаба сухопутных войск Германии и означает, что эта дата была утверждена Гитлером давно.

Нацисты прилагали колоссальные усилия, дабы скрыть истинную дату нападения. Именно по этой причине они запускали многочисленные дезы с различными сроками – как датированными, так и приблизительными либо по месяцам, либо по временам года. Однако в действительности информация об этой дате вырвалась из-под их контроля, как минимум, еще в апреле 1941 г., ибо о ней упоминал, например, британский посол в Москве Криппс, который в порядке предсказания назвал дату 22 июня в начале третьей декады апреля 1941 г., в связи с чем германский военно-морской атташе в Москве Норберт фон Баубмах уже 24 апреля сообщил в Берлин, что он опровергает это, как слухи.[101] Узнать же об этой дате англичане могли лишь благодаря усилиям своей разведки, а также чехословацкой и польской разведок, но более всего, от американцев, которые обменивались разведывательной информацией с Лондоном. Перед генералами же фюрер впервые озвучил дату 22 июня только 30 апреля 1941 г.

А что касается роли югославских событий в том, что нападение произошло 22 июня, то никакой роли нет. Их более важная роль была в том, что они оттянули на себя определенную часть сил вермахта, которые могли бы быть переброшены на Восточный фронт. И за это, как говорится, спасибо братьям-сербам.

Такова Подлинная Правда в вопросе о том, что знала советская разведка о дате нападения.

А что касается неминуемой неизбежности предрешенной кровавой трагедии 22 июня 1941 г., то следует иметь в виду, что не раз и не два  разведка сообщала также и о том, что Красную Армию ожидает предательство в форме подставы под разгром, вследствие чего она будет разгромлена в приграничных сражениях! Вот выдержка из одного из таких сообщений: «Русская армия поставит себя под удар немецкого наступления в западной части СССР и будет там разбита в кратчайший срок. Резидент ГРУ. 28. .5. 1941 г.».[102]

Подобные сообщения, в том числе и с указанием различных вариантов разгрома войск и государственного переворота на фоне поражения в начале войны, стали поступать в Москву еще с 1935 года.[103] (Это вообще было одним из вариантов планов  антисталинской оппозиции по свержению «тирана» и шло красной нитью в указаниях того же Троцкого своим подельникам в СССР пока его самого не грохнули «ледорубом».) Такая информация поступала вплоть до 22 июня 1941 г.[104] Увы, но у нас из высшего эшелона военного руководства произошла даже утечка информации о содержании единственного официального плана отражения агрессии. И «Вариант Барбаросса» германское командование и Гитлер утверждали 18 декабря 1940 г., зная суть нашего плана отражения агрессии.

А с конца 1936 г. уже было известно, что в Германии разработан первый вариант плана агрессии, носивший в то время «скромное» название «Восточная кампания». Информация об этом была доложена Сталину 10 февраля 1937 г.[105] С того же времени было известно, что Минск будет захвачен на пятые сутки с начала агрессии. В 1940 г. – начале 1941 г. эта информация была подтверждена еще раз, а в мае 1941 г. она была подтверждена еще и документально.[106] 

Все так и произошло. Приграничное сражение было вдребезги проиграно Красной Армией, к предместьям Минска передовые отряды вермахта подошли уже 26 июня, а с 16.00 28 июня в столице Белоруссии уже хозяйничали гитлеровцы…

                        Арсен Мартиросян, член Союза писателей России.

 

 

---

[1] Бондаренко А.Ю., Ефимов Н.Н. Тайные страницы Великой Отечественной. М., 2009, с. 11.

[2] Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. В 2 т. М., 2002, в 2 т.,  т 1, с. 254.

[3] Распоряжение главнокомандующего сухопутными войсками Германии о назначении срока начала наступления на Советский Союз от 10 июня 1941 г. См. Секреты Гитлера на столе у Сталина. Сб. архивных документов. М., 1995, с. 214-215.

[4] РГВА. Ф. 32880. Оп. 5. Д. 359. Л. 103-110.

[5] РГВА. Ф. 32880. Оп. 5. Д. 359. Л. 103-110.

[6] РГВА. Ф. 32880. Оп. 5. Д. 359. Л. 103-110.

[7] Кисловский Ю.Г. Победа зарождалась в боях на границе. М., 2005, с. 94.

[8] РГВА. Ф. 32880. Оп. 5. Д. 359. Л. 103-110. Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. I. Книга 2. М., 1996, с. 284.

[9] Попов А.Ю. 15 встреч с генералом КГБ Бельченко. М., 2002, с. 121+ Кисловский.

[10] Азаров Н.И. Осажденная Одесса. М., 1966, с. 14.

[11] Попов А. 15 встреч с генералом КГБ Бельченко. М., 2002. С. 121-122;

[12] Попов А. 15 встреч с генералом КГБ Бельченко. М., 2002, с. 122.

[13] Только по открытым ныне архивным и иным данным перебежчиков из германской армии было не менее 24 человек. Из венгерской армии дало деру на нашу сторону 98 человек. Румын немного поменьше, но значительно больше чем немцев. Все они тщательно опрашивались сотрудниками разведки пограничных войск, а полученная от них информация тщательно проверялась, в том числе и через закордонную агентуру, а также путем направления на сопредельную сторону специальных разведчиков. Затем, после проверки, она учитывалась в разведывательных сводках, а также своевременно сообщалась органам военной разведки и армейскому командованию на местах. 

[14] Чугунов А.И. Граница накануне войны. М., 1985, с. 97.

[15] Центральный музей пограничных войск. Документальный фонд. П-8. Д. 9. Л. 27.

[16] Федюнинский И.И. Поднятые по тревоге. М., 1960, с. 11-12.

[17] Центральный музей пограничных войск. Документальный фонд П-8. Д. 9. Л. 100.

[18] Паджев М. Через всю войну. Изд. 3-е, доп. М., 1983, с. 20. М.Паджев – бывший начальник 10-й пограничной заставы 94-го пограничного отряда.

[19] Центральный музей пограничных войск. Документальный фонд. П-8. Д. 9. Л. 27.

[20] Паджев М. Через всю войну. Изд. 3-е, доп. М., 1983, с. 20.

[21] Кисловский Ю.Г. Победа зарождалась в боях на границе. М., 2005, с.172.

[22] Пограничник. 1967. № 12, с. 22.

[23] Пограничник. 1965. № 7, с. 32.

[24] Сандалов Л.М.На главном направлении. М., 1970, с. 73.

[25] Кисловский Ю.Г. Победа зарождалась в боях на границе. М., 2005, с. 43.

[26] Пограничник. 1967. № 12, с. 22.

[27] Рокоссовский К.К. Солдатский долг. Издание с восстановленными по оригиналу рукописи купюрами цензуры. М., 1997, 30.

[28] Кисловский Ю.Г. Победа зарождалась в боях на границе. М., 2005, с. 101.

[29] Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. М., 1972, с. 232-233; М., 1979, с. 236; М., 1990, с. 369-370.

[30] Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Т. II, книга 1 – Начало. 22 июня – 31 августа 1941 года. М., 2000, с. 38.

[31] Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Т. II, книга 1 – Начало. 22 июня – 31 августа 1941 года. М., 2000, с. 38.

 

[32] Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Т. II, книга 1 – Начало. 22 июня – 31 августа 1941 года. М., 2000, с. 132-133 со ссылкой на РГВА. Ф. 32880. Оп. 5. Д. 279. Л. 2. Копия.

[33] Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Т. II, книга 1 – Начало. 22 июня – 31 августа 1941 года. М., 2000, с. 132-133 со ссылкой на РГВА. Ф. 32880. Оп. 5. Д. 279. Л. 2. Копия.

[34] На приеме у Сталина. Тетради (журналы) записей лиц, принятых И.В.Сталиным (1924-1953 гг.). Справочник/Научный редактор А.А.Чернобаев. М., 2008, с. 317.

[35] Пограничные войска СССР. 1939 – июнь 1941. Сборник документов и материалов. М., 1970, с. 397.

[36] Пограничные войска СССР. 1939 – июнь 1941. Сборник документов и материалов. М., 1970, с. 19.

[37] Внешняя политика СССР. Сборник документов. М., 1946. Т. IV. Док. № 519. Орлов А. Сталин: в преддверии войны. М., 2003, с. 365.

[38] Передача состоялась как бы неофициально, в процессе встречи 13 июня советского посла в Лондоне И.Майского с министром иностранных дел Великобритании. Орлов А. Сталин: в преддверии войны. М., 2003, с. 360. История Второй мировой войны 1939-1945 гг. М., 1974, с. 397.

[39] Оно было достигнуто только 14 июня 1941 года. У.Черчилль дал Гитлеру гарантию, что второй фронт не будет открыт до 1944 года. Впоследствии он сам проболтался об этом советскому послу И.Майскому 4 сентября 1941 года. Да, в общем-то, он и не скрывал этого даже в переписке со Сталиным. Конечно, у Черчилля хватило ума и политической изворотливости лично не засветиться в столь грязном деле. Однако то, что этот сговор был на самом деле, в своем последнем слове перед оглашением смертного приговора, подтвердил бывший министр иностранных дел Третьего рейха Й.Риббентроп, который озвучив этот факт, назвал эти гарантии «заявлением о дружеских заверениях, которые дал мне Черчилль». Очерки Истории Российской Внешней Разведки. Т. 3. С. 440; Т. 4. С. 263; Мягков М. Союзники-антагонисты // НВО. 2002. № 19. Министерство иностранных дел СССР. Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Т. I, М. 1976, с. 17. Нюрнбергский процесс. М., 1961, Т. VII, с 271.

[40] Пограничные войска СССР. 1939 – июнь 1941. Сборник документов и материалов. М., 1970, с. 397.

[41] Чугунов А.И. Граница накануне войны. М., 1985, с. 139.

[42] Сообщение резидента ГРУ в Будапеште – «Марса». См. ЦА МО РФ. Ф. 23. Оп. 24119. Д. 4. Л. 7497. Копия.

[43] Сообщение резидента ГРУ в Берлине – «Арнольда». См. Лота В. «Альта» против Барбароссы». М., 2004, с. 349. До этого «Арнольд» телеграммой от 12 июня 1941 г. сообщал, что вероятный срок нападения 15-20 июня. См. там же, с. 309.

[44] Берия в тот период являлся первым заместителем председателя Совета Народных комиссаров СССР и Народным комиссаром внутренних дел СССР.

[45] В сообщении также были указаны  объекты бомбардировок и назначения начальников военно-хозяйственных управлений на будущей оккупированной советской территории. ЦА ФСБ. Ф. 3 ос. Оп. 8. Д. 58. Л. 1914-1916.

[46] Правда, 8 мая 1988 г.

[47] Akten zur deutschen auswärtigen Politik. Serie D. Bd. XII, 2. Baden-Baden, 1961. Dok. № 631. Приводится по: Вишлёв О.В.  Накануне 22 июня 1941 года. М., 2001, с. 58. Der Tagebücher von Joseph Goebbels. Sämtliche Fragmente/ Hrsg. von E. Frölich. München etc., 1987. Teil 1. Bd. 4, S. 696.

[48] Секреты Гитлера на столе у Сталина. М., 1995, с. 232-233

[49] В это легко убедиться, прочитав ее мемуары. См.: Воскресенская З. Под псевдонимом Ирина: Записки разведчицы. М., 1997. 

[50] Громыко А.А. Памятное. Т. 1. М., 1988, с. 199-204, особенно с. 202, 204.

[51] Дамаскин И.А. Сталин и разведка. М., 2004, с. 174.

[52] В частности, был составлен знаменитый и хорошо известный всем историкам войны «Календарь сообщений «Старшины» и «Корсиканца», который, если честно, ничего принципиального не дает. Это всего лишь хронология поступления информации от этих агентов берлинской резидентуры, без какого-либо анализа. Аналогичный документ был составлен и в ГРУ, и также без анализа. Ни тот, ни другой не были доложены Сталину.  

[53] Stevenson W. A Man called Intrepid. The Secret War the Authentic Account of the most decisive intelligence operations of World War II — and the superspy who controlled them. N.Y., 1977. P. XVI, XVIII, XXIII. Цит. по: Яковлев Н.Н. ЦРУ против СССР. М., 1983. С. 327.

[54] Есть все основания утверждать, что эти данные британская разведка получила с помощью своего агента действовавшего под псевдонимом «Фил». В середине 30-х гг. он находился на связи у сотрудника британской разведки, помощника британского военно-воздушного атташе в Берлине полковника Кристи. Кто был его дальнейшим куратором – установить невозможно.  «Фил» - это Адольф Эрнст Хойзингер, с середины октября 1940 г. начальник Оперативного управления Генерального штаба сухопутных войск вермахта (ОКХ), заместитель начальника Генштаба ОКХ. Проще говоря, глава «мозга» генерального штаба сухопутных сил Третьего рейха. Генерал А. Хойзингер являлся особо доверенным лицом А. Гитлера в Высшем военном командовании Германии и отвечал за планирование военных операций. Судя по всему, А. Хойзингер был завербован британской разведкой - как агент на перспективу - еще находясь в британском плену, куда он угодил, будучи младшим лейтенантом пехоты во время битвы на Сомме в 1916 г. в период Первой мировой войны. В плену находился вплоть до 1919 г. - срок, более чем достаточный для вербовки и подготовки агента. По возвращении в Германию в кратчайшие сроки стал наиболее доверенным лицом и главным протеже знаменитого германского генерала, идеолога и вдохновителя восточной, то есть прагматичной просоветской ориентации рейхсвера и сотрудничества последнего с РККА, — Ганса фон Секта. В период советско-германского сотрудничества в военной сфере с 1922 г. и до привода в 1933 г. Гитлера к власти, А. Хойзингер снабжал британскую разведку подробнейшей информацией о всех его аспектах и перипетиях. В том числе и о взаимоотношениях между генералитетами двух армий, о состоянии рейхсвера и РККА и т.д. Эта информация была доступна ему, так как он постоянно находился в Главном штабе рейхсвера. Именно Адольф Хойзингер информировал британскую разведку о сложившемся военно-геополитическом заговоре германских и советских генералов. Как известно, заговор был направлен на одновременное свержение Гитлера и Сталина, установление военных диктатур в Москве и Берлине и дальнейшего формирования трио военных диктатур по оси Берлин—Москва-Токио с подключением также и Рима Муссолини. Именно Хойзингер информировал англичан о разработанном и переданном Тухачевским германским генералам плане поражения СССР в случае войны с Германией, вследствие чего в Советском Союзе должен был произойти прогерманский государственный переворот. Эта информация представляла колоссальную угрозу интересам безопасности самой Великобритании. Заговорщики планировали территориальные и экономические уступки Германии и Японии, опираясь на которые те повели бы ожесточенную борьбу против англосаксонского Запада за счет коренного ущемления интересов СССР. Исходя из этого британская разведка чрезвычайно искусно, чужими руками, но едва ли не в прямом смысле «нейрохирургическими методами» завалила весь этот заговор, конвертировав его в Мюнхенскую сделку с Гитлером. В этой операции были задействованы и инициативный агент стратегического влияния МИ-6 - глава германского абвера адмирал Канарис, и руководство чехословацкой военной разведки (Франтишек Моравец), и агент последней «А-54» — специально подставленный Канарисом майор абвера Пауль Тюммель и т.д. и т.п. Именно Хойзингер как начальник Оперативного управления Генштаба ОКХ знал о планах Гитлера напасть на СССР именно 22 июня 1941 г., ибо до 10 июня 1941 г. эта идея еще не была утверждена в письменном виде. Опираясь на информацию Хойзингера и данные союзных Англии разведок, а также материалы радиоперехвата, в Лондоне до 22 июня 1941 г. знали, что нападение произойдет 22 июня, потому как Гитлер планировал превзойти Наполеона.  После Второй мировой войны Адольф Эрнст Хойзингер, к сожалению, избежал сурового приговора Нюрнбергского трибунала благодаря своим британским покровителям. Фактически именно он воссоздал германскую армию - бундесвер, затем был на руководящих постах в военном командовании НАТО и лишь настойчивые разоблачения Советского Союза, хотя и с опозданием, но положили конец его карьере.

[55] Stevenson W. A Man called Intrepid. The Secret War the Authentic Account of the most decisive intelligence operations of World War II — and the superspy who controlled them. N.Y., 1977. P. XVI, XVIII, XXIII. Цит. по: Яковлев Н.К. ЦРУ против СССР. М., 1983. С. 327.

[56] В 1940-41 гг. Я.Шахт поддерживал конфиденциальную связь с указанным дипломатом США.

[57] Секреты Гитлера на столе у Сталина. М., 1995, с. 214-215.

[58] Черчилль У. Вторая мировая война. М., 1991. Кн. 2. С. 159.

[59] СССР в борьбе против фашистской агрессии 1933—1945//Под ред. А.П. Нарочницкого. М., 1986. с. 165. ЦА МО РФ. Ф. 16 Оп. 2951. Д. 261 Л. 20-22. Более подробно эти директивы упоминаются вместе со ссылками на конкретные источники в главах, посвященных анализу ситуации в каждом из трех основных округов – ПрибОВО, ЗАПОВО и КОВО.

[60] Кривицкого вытащили из Америки на Британские острова, где его основательно выпотрошила одна из лучших контрразведчиц МИ-5 Джейн Арчер. Ее доклад с помощью А.Бланта был переправлен в Москву.

[61] Г.Н.Захаров воевал в Испании и Китае, где сбил, соответственно, 6 самолетов лично и 4 в группе, и 3 самолета.

[62] Захаров Г.Н. Повесть об истребителях. М., 1977, с. 43.

[63] На приеме у Сталина. Тетради (журналы) записей лиц, принятых И.В.Сталиным (1924-1953 гг.). Справочник/Научный редактор А.А.Чернобаев. М., 2008, с. 137. Меркулов и Кобулов зашли в кабинет Сталина в 20.20, вышел в 21.00, Жигарев зашел в 0.45 уже 18-го, вышел в 1 ч.50 мин. Однако в журнале он проходит как посетитель 17-го числа. 

[64] На приеме у Сталина. Тетради (журналы) записей лиц, принятых И.В.Сталиным (1924-1953 гг.). Справочник/Научный редактор А.А.Чернобаев. М., 2008, с. 137.

[65] Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 2. М., 1970, с. 579. К слову сказать, очень похоже на то, что это был ответный пас Сталина. Дело в том, что в информации ценнейшего агента ГРУ «ХВЦ» от 10 июня 1941 г. проскочило упоминание о том, что-де Гитлер предложил Сталину приехать в Германию. И что ответ по данному предложению должен был быть дан до 12 июля 1941 г. Трудно сказать, насколько это правда. Подобная информация нигде более не проходила. И в тоже время сомневаться в достоверности сведений «ХВЦ» оснований тоже нет. За многие годы плодотворного сотрудничества с советской военной разведкой он неоднократно доказывал свою честность и объективность. Так что, если подобное предложение и в самом деле имело место быть, то тогда предложением о срочном визите Молотова в Берлин Сталин ловко отбил пас. Не говоря уже о том, что еще вечером 13 июня 1941 г. прозвучало  также и знаменитое Сообщение ТАСС, которое, в таком случае, есть резон рассматривать также и как ответ на предложение Гитлера приехать в Германию.    

[66] Die Weizsacker-Papiere 1933—1950 / Hrsg. Von L.E.Hill. Frankfurt a. M., etc, 1974. S. 260.

[67] 18 июня 1941 г. Тимошенко и Жуков находились у Сталина приеме с 20 ч. 25 мин.18.6. по 0.30 мин. 19.6. Причем во время их пребывания в кабинете Сталина, туда же в 22 ч. 25 мин  вошел и Б.З.Кобулов, пробывший там до 23.00, а вслед за ним в 23.10 вошел и командующий ВВС Жигарев, который вышел вместе с Тимошенко и Жуковым в 00.30 уже 19.6.  На приеме у Сталина. Тетради (журналы) записей лиц, принятых И.В.Сталиным (1924-1953 гг.). Справочник/Научный редактор А.А.Чернобаев. М., 2008, с. 137.

[68] Приводится по: Ямпольский В.П. “…Уничтожить Россию весной 1941 г.”А.Гитлер, 31 июля 1940 г. Документы спецслужб СССР и Германии. 1937-1945 гг. М., 2008, с. 509.

[69] По данным Особых отделов.

[70] Чугунов А.И. Граница накануне войны. М., 1985, с. 97.

[71] ЦА МО РФ. Ф. 221. Оп. 1351. Д. 202. Л. 1 Подлинник.

[72] Многочисленные и хорошо известные историкам и всем интересующимся историей войны данные о различных датах нападения, которые поступали по каналам разведки НКВД-НКГБ СССР, ГРУ и РУ НКВМФ до 10 июня включительно, здесь не рассматриваются в виду отсутствия какой-либо актуальности такого анализа. Единственное, что следует отметить, так это то, что ничего удивительного в сильном разнобое дат нападения до 11 июня нет. Это априорная тактика проведения дезинформационных мероприятий любого агрессора. И гитлеровцы тут не составляли какого-то исключения. Соответственно, наплели с полтора десятка дат нападения, на информацию о которых натыкалась агентура советских разведывательных служб.  

[73] Очерки Истории Российской Внешней Разведки. Т.IV. М., 1999, с. 435. Синицын Е.Т. Резидент свидетельствует. М., 1997, с. 117-118.                

[74]Синицын Е.Т. Резидент свидетельствует. М., 1997, с. 118.

[75] По данным сотрудника хельсинской резидентуры майора М.Д.Ермолова (оперативный псевдоним «Бранд»), мобилизация началась и вовсе 10-11 июня 1941 г. ЦА МО РФ. Ф. 23. Оп. 24120. Д. 3. Л. 327. 

[76] Лота В.И. «Альта» против «Барбароссы». М., 2004, с. 309.

[77] Лота В.И. «Альта» против «Барбароссы». М., 2004, с. 308.

[78] Витковский А.Д. Военные тайны Лубянки. М., 2007, с. 140.   

[79] Лота В.И. «Альта» против «Барбароссы». М., 2004, с. 349.

[80] Очерки Истории Российской Внешней Разведки. Т. IV. М., 1999, с. 210, 214.

[81] Очерки Истории Российской Внешней Разведки. Т. III. М., 1997, с. 348.

[82] Очерки Истории Российской Внешней Разведки. Т. III. М., 1997, с. 172. Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. I. Книга 2. М., 1996, с. 269.

[83] Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. I. Книга 2. М., 1996, с. 267.

[84] ЦА МО РФ. Ф. 23. Оп. 24119. Д. 2. Л. 83.

[85] Приводится по: Лота В.  Секретный фронт Генерального штаба. М, 2005, с. 59, 233-234. В.Лота дал ссылку на ЦА МО РФ без указания фонда. Оп. 7272. Д. 1. Л. 97-98.

[86] Ивашутин П.И. Докладывала точно// Военно-исторический журнал, 1990, № 5, с. 57. П.И.Ивашутин – бывший  многолетний руководитель ГРУ ГШ СССР.

[87] Очерки Истории Российской Внешней Разведки. Т. III. М., 1997, с. 294.

[88] Морской сборник. 1991, № 6. В этом номере была опубликована запись беседы с М.А.Воронцовым. Дамаскин И.А. Богини разведки и шпионажа. М., 2006, с. 148, 151. В годы Первой мировой войны своими действиями и информацией Анна Ревельская нанесла кайзеровской Германии в буквальном смысле слова невообразимый урон.

[89] ЦА МО РФ. Ф. 23. Оп. 24127. Д. 2. Л. 422. Машинопись на специальном типографском бланке. Копия.

[90] Moravec F. Master of Spies. Memoirs of General Frantisek Moravec. New York, 1977. P. 191-193. Benes E. The Memoirs of Dr. Edward Benes. Boston, MA, 1953. P. 150-151. 

[91] Winston S. Churchill to War Cabinet, Notes on the General Situation. Churchill to Sikorski, 4 June 1941. Churchill Archive Center. Cambridge. 20/21 C.

[92] Очерки Истории Российской Внешней Разведки. Т. III. М., 1997, с. 291-292.

[93] Яковлева Е.В. Польша против СССР. 1939-1950. М., 2007, с. 52.

[94] Судоплатов П.А. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930-1950 годы. М., 1998, с. 170-171.

[95] Независимое Военное Обозрение. 2004, № 25.

[96] Независимое Военное Обозрение. 2004, № 25.

 

[97] Оккультные силы СССР / Сост. А. Колпакиди. М., 1998. С. 512-517,518-520; Совершенно секретно. 2004. № 7. С. 18-19. Случай с Вронским далеко не единственный в практике использования экстрасенсов в интересах советской разведки. В составе легендарной разведгруппы Харро Шульце-Бейзена была профессиональная ясновидящая Анна Краус, внесшая неоценимый вклад в нашу Победу. Такими же способностями обладала и другой член этой же группы - Ода Шотт-Мюллер.

[98] Документы внешней политики СССР. Т. XXII, кн. 2, с. 559 (в прим.) со ссылкой на архив быв. КГБ СССР, а также ЦА МО. Ф. 23. Оп. 9117. Д. 2. Л. 418-431.

[99] Секреты Гитлера на столе у Сталина. М., 1995, с. 206. Во избежание возможной эйфории по поводу успеха советской разведки, полагал бы уместным сразу же указать, что процитированный документ в полном объеме именно же как документ стал известен  советской разведке только после разгрома гитлеровской Германии.

[100] Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 2. М., 1970, с. 553.

[101] DGFP. Vol. XII., № 399, p. 632.  Донесение германского военно-морского атташе в Москве – верховному командованию военно-морского флота. Москва. 24 апреля 1941 г.  

[102] ЦА МО РФ. Ф. 23. Оп. 24119. Д. 1. Л. 864-874

[103] «Коалиция против СССР». Доклад начальника Разведуправления РККА С.Урицкого наркому обороны СССР К.Ворошилову, 6-7 декабря 1935 г. РГВА, Ф. 33987, Оп. 3, Д.740, Л. 170-180. Первый экземпляр был направлен Сталину.

[104] Только по официально рассекреченным и преданным гласности путем различных публикаций с соответствующими ссылками на архивные документы таких сообщений разведки насчитывается не менее двенадцати. 

[105] Бондаренко А.Ю., Ефимов Н.Н. Тайные страницы Великой Отечественной. М., 2009, с. 12.

[106] Воскресенская З. Под псевдонимом Ирина: Записки разведчицы. М.,1997, с. 45-46, 48-49.