Придет день, когда настоящее станет прошедшим,
когда будут говорить о великом времени
и безымянных героях, творивших историю…
Пусть же эти люди будут всегда близки вам,
как друзья, как родные, как вы сами!
Ю. Фучик
Просматривая свои военные записи в дневнике, потертые и пожелтевшие вырезки из фронтовых газет, я наткнулся на заголовок одной статьи “Москва в опасности! Все на защиту столицы!”
В памяти ожили образы воинов, с которыми пришлось вместе отстаивать столицу.
С тех пор прошло 25 лет.
Сейчас, когда грибники ходят по лесам Подмосковья, они на своём пути встречают окопы, воронки, траншеи военного времени. За двадцать пять лет те уже заросли травой, сильные деревья выжили и дали много побегов, а на месте погибших деревьев бурно подымаются новые березы и ёлочки, тянутся вверх, как бы перегоняя друг друга в своём росте, и не помнят о том, какой был тогда здесь кошмар. Как грустно было смотреть на нашу израненную, исковерканную от вражеских снарядов и бомбёжек землю. Как было тяжело глядеть на руины и развалины дымящихся городов, на пепел и остовы печей, оставшихся от деревень.
Мы не могли быть тогда равнодушными к горю и слезам наших людей, испытавших горькую “свободу” фашизма. Увидев всё это своими глазами, мы были движимы вперед какой-то невидимой силой. Нас не могли уже сдержать ни морозы, от которых на деревьях лопалась кора, ни бураны, заметающие все дороги, ни “тайфун”, разрекламированный гитлеровцами как главная операция по захвату столицы.
- Из-под Москвы – на Запад!
Мы уже были живыми свидетелями, наблюдавшими за гитлеровцами, бегущими в беспорядке “цурюк”. А когда увидишь бегущих, то сам уже никогда не будешь отступать. Путь у нас был только один – на Запад! Но этот путь был далеко не легким.
Сколько людей война выбросила из жизни, вернула слепыми, безрукими, безногими.
Те же, кто не был убит или ранен, не избежали горькой участи. Многие из них остались с надорванными нервами.
Сколько за те четыре года пришлось видеть мучительных умираний! Мы, оставшиеся в живых, не вправе об этом забывать. Об одном из таких героев, о своём командире Лермонтове, я и хочу рассказать.
Октябрь 1941 года. Отборные гитлеровские войска рвались к Москве. Грудью стояли у столицы наши уставшие и значительно поредевшие воинские части. Они перемалывали во много раз превосходящего в живой силе и технике врага, сдерживая его до прихода новых сил, которые уже отмобилизовывались и направлялись на фронт прямо через Красную площадь.
В г. Балахне была сформирована и наша 29 стрелковая курсантская бригада. Состояла она в основном из курсантов военных школ г. Горького.
Многие из нас уже встречались с гитлеровцами, побывали в боях и после госпиталей пришли в нашу часть.
Здесь же, в Балахне, к нам в артдивизион, во 2-ю батарею командира Трощилова пришёл молодой заместитель командира батареи лейтенант Лермонтов, человек с острым орлиным взглядом, сочетавший в себе строгость и простоту.
Уже с первых минут знакомства бойцы полюбили своего командира. Мы знали, что с ним нам идти в бой, а в бой идти мы уже были готовы. Получили тёплое обмундирование, конную тягу для артиллерии, ждали только орудий. Понадобилось всего лишь несколько дней, чтобы мы, командиры и бойцы, стали уже одной дружной семьёй. Конечно, этому очень способствовало то, что наши бойцы были курсантами: они ведь тоже должны стать командирами. Но время тогда наступало жестокое, и этому не суждено было совершиться.
Враг уже на подступах к столице.
Курсанты рвались на передовую линию фронта.
- Отстоять Москву! – эта мысль была у каждого.
Не успев ещё получить материальную часть, мы уже грузились в эшелоны…
А там, на Западе, диск огромного раскаленного солнца в кроваво-багряном закате спускался всё ниже и ниже.
Казалось, всё небо стало зловещим, оно предвещало жаркую схватку с врагом.
Москва рядом! Надо спешить!
Погрузка в эшелон товарных вагонов шла быстро и энергично. Мы везде видели своего командира Лермонтова, ничто не ускользало от его острого взгляда.
Даже теперь, в суматохе, он по-дружески подтягивал курсанту ремень, поправлял шапку и при этом говорил: “Звёздочка у солдата должна сиять впереди”.
Ярким примером тому он служил сам. Всегда стройный, подтянутый, он почему-то никогда не расставался с клинком. Очевидно, к нам он пришёл из кавалерии, так как очень любил лошадей. Кто знает кавалеристов, тот помнит, какие это отчаянные и смелые люди. Он был внимателен к подчиненным и жесток и непримирим к врагу.
В середине ноября ещё до рассвета в полной темноте наша часть разгружалась в г. Дмитрове. Изредка сотрясалась земля от тяжёлых вражеских снарядов. Над нами то и дело с завывающим гулом, тяжело нагруженные бомбами летели на Москву “юнкерсы” и “хенкели”. Разгрузка на станции шла напряжённо, но без паники и суеты, в темноте раздавались ободряющие слова нашего командира: “Спокойнее, не нервничайте, ребята!..”
А через два-три дня к нам прибыли пушки, и мы, даже не удалив с них заводскую смазку солидола, быстро ночью заняли огневую позицию на опушке леса у сёл Перемилова и Тарасовки. А на рассвете на нас уже двигались цепи немецких автоматчиков в белых маскировочных халатах. Они ночью перешли канал Москва-Волга по льду и начали окружать нашу батарею. Приказ – сменить огневую позицию. Батарея снялась, а наша пушка осталась для прикрытия, вместе с нами остался и командир Лермонтов. По нашей пушке прошелся сплошной смерч из пуль вражеских автоматов. Лошади и ездовые были ранены. Фашисты, огибая нас цепью в виде подковы, шли на наши орудия. Они подходили всё ближе и ближе.
Но наша пушка молчала.
За щитом орудия нас трое: Сметанин, Курашев и я.
В семи-десяти метрах от нас находился Лермонтов и зорко следил в бинокль за врагом.
Но пушки молчали! Нет снарядов!
А всего в трёх метрах от пушки лежат два ящика картечи. Но как достать их? Немцы совсем рядом, они уже не идут, а бегут на орудия. Что делать?
Лермонтов подал команду:
- Огонь!
Политрук Митяшев поднялся и бросился к ящикам со снарядами, но тут же был сражён очередью вражеского автомата.
- Огонь! Огонь!! – яростно и напряжено командовал Лермонтов.
Кто-то из расчёта произнёс:
- Нас в плен сейчас возьмут!
- Плен смерти подобен! Огонь! – прокричал Лермонтов.
И эта команда уже не давала нам времени на раздумья. Как гипнозом меня выбросило из-за щита пушки. Подтянуть рывком, по-пластунски ящики со шрапнелью было делом одной секунды.
Пушка ожила!
И вот мы почти в упор бьём по цепи. Фашисты дрогнули и в панике побежали назад, даже не успевая подбирать раненых.
- По фашистам - огонь! – командовал Лермонтов, теперь уже стоя во весь рост у орудия и в такт команды размахивая клинком.
Теперь бойцы из расчёта орудия нас буквально закидали ящиками со снарядами.
Всё вокруг пушки двигалось, кипело… Только неподвижно лежал на снегу убитый политрук – комсорг дивизиона.
Наша пехота ринулась в атаку, преследуя остатки гитлеровцев, и сбросила их на западный берег канала.
В последних числах декабря 1941 года газета “На разгром врага” в статье “Примерные артиллеристы” писала, что нашим орудием под командованием л-та Лермонтова было выпущено свыше четырехсот снарядов. На стволе новой пушки от накала сгорела вся краска. На поле боя осталось до двухсот убитых фашистских солдат и офицеров…
А вскоре лейтенант Лермонтов за этот бой был награждён первым орденом Красного Знамени.
Это один лишь из подвигов нашего командира, а сколько их ещё было впереди. И как бы хотелось, чтобы товарищи, с которыми мы шагали по дорогам войны, откликнулись и дополнили мой рассказ о герое.
Мы получили новые пушки - горные, с короткими стволами. Они были легкими и манёвренными, а конная тяга нам позволяла даже по бездорожью, в пургу и мороз пробираться туда, где нас враг не ждал. Мы со своим командиром двигались всё дальше. Враг откатывался от Москвы, оставляя трупы солдат и военную технику, сжигая на своём пути сёла и города, чтобы нашим воинам негде было укрыться от сильных морозов. Но ничто уже не могло остановить наступательного порыва батареи.
Фронтовые газеты тогда писали о смелой тактике “кинжального огня” батареи Лермонтова. Где появлялась батарея, враг не только не успевал сжечь деревню, а почти целиком оставлял свою военную технику и в панике бежал.
Помню такой случай. Мы ночью в пургу маршем шли на Бородино прямо по снежной целине. Пушки съезжали то в кювет, то в заметённый снегом окоп. Лошади останавливались, и тогда раздавалась команда вполголоса: “На колёса!” И пушки шли дальше. Кто-то из расчёта сказал: “Товарищ командир, отдохнуть бы немного”.
Он ответил: “Пока враг на нашей земле, нам не до отдыха”. Он хотел ещё что-то сказать, но в такой мороз и пургу говорить не хотелось. А потом всё же добавил: “Да, лошадкам надо отдохнуть…” Это была короткая передышка перед новой жаркой схваткой.
Батарея вместе с другими частями вгрызлась в оборону противника и сбивала его с позиций, не давая закрепляться. Мы уже освободили Тёмное, Покровское, Петровское, Клин, Плаксино, Бринево, Ошейкино, Ивановское, Волоколамск, Обухово, Шаховскую, Можайск и др. населённые пункты.
За мужество и отвагу в обороне Москвы и освобождение от врага сёл и городов Московской области нашей 29 СКБ был вручён орден Красного знамени и присвоено звание 1-й Гвардейской стрелковой бригады.
Много подвигов вписала в историю бригады батарея теперь уже Гвардии старшего лейтенанта Лермонтова, отмеченного высокой наградой – орденом Ленина и званием Героя Советского Союза.
В феврале 1942 года мы вступили в Смоленскую область. Шли жестокие бои за г. Карманово. Враг сильно сопротивлялся. В лесу делал засады, оставляя “кукушек”, которые стреляли с деревьев нам в спину.
Была поставлена задача – уничтожить лесные засады и овладеть г. Карманово. Эта операция была поручена испытанным и смелым воинам батареи Лермонтова. В батарею прибыли танки из 1-й Гвардейской танковой бригады гененерала Катукова.
Десант должен был действовать ночью. Лермонтов ехал на первом танке, пушки на этот раз тянули не наши умные лошадки, а дизельные моторы танков. Вдруг неожиданно в лесу завязался жестокий неравный бой.
Глубокий снег и узкая лесная дорога сковывали маневренность наших танков и действия батареи.
В этом бою и погиб наш любимый командир Лермонтов.
Дорого обошлась врагу жизнь нашего командира. На помощь пришли новые танки и батареи нашего дивизиона, и враг был смят и уничтожен. Больше фашисты здесь закрепиться уже не смогли. А Гвардии старшему лейтенанту Лермонтову вторично, на этот раз уже посмертно, было присвоено звание Героя Советского Союза.
Его образ и все его отважные подвиги у нас, оставшихся в живых, сохранились в памяти ярко и свежо. Такие люди, как наш командир, в народе не умирают.
На рисунках: лейтенант Г.И. Лермонтов у освобождённой деревни Карманово и батарея лейтенанта Лермонтова в бою на Перемиловских высотах.
Простите, мне очень трудно писать, я вижу плохо, - только на один глаз с хрусталиком Фёдорова.
Когда я отдавал этот рисунок в редакцию «Красной Звезды», там потребовали убрать труп убитого политрука Митяшева, а заряжающего Курашева в подписи заменить другой фамилией, так как он был расстрелян за измену и мародерство. Лермонтова же не упоминать вообще, - в списках Героев его якобы нет.
Ваш покорный слуга за бои под Москвой тоже представлялся к ордену «Красного Знамени», но не получил не только ордена, даже медали «За оборону Москвы». Лишь через 20 лет после войны, после множества писем наконец-то я удостоился этой медали.
О похоронах моего командира Лермонтова пишу со слезами. Его хоронили в лесу в р-не Карманово в общей могиле вместе с немцами (потом немцы трупы своих солдат перезахоронили, а о своём командире я так ничего и не смог узнать.
Н.М. БЕЛЯВЦЕВ,
бывший командир
орудия