Данная статья является продолжением разговора начатого в статье «Таллинский переход. Трусливое бегство, или героическая трагедия?»

Здесь мы попробуем разобраться в действиях руководителей Севастопольской обороны, а именно в действиях вице-адмирала Ф. С. Октябрьского, который, по мнению некоторых пользователей интернета сбежал, бросив при этом армию.

Необходимо отметить, что ретивые обличители Ф. С. Октябрьского которые, подрыгивая от возмущения ногами в теплых домашних тапочках, выстукивают на «клаве», нежными пальчиками гневные, обличительные слова «трус», «сбежал», «бросил», явно не имеют представления о том, что происходило в те дни в Севастополе.

А, именно присутствие Ф. С. Октябрьского и др. военноначальников уже ни на что не влияло, армии как таковой уже не существовало. Ее пленение было вопросом нескольких дней не зависимо от того сидел бы Октябрьский в глубине 35-й батареи или нет. Но его пленение, как носителя значительных военных и государственных секретов, было бы не допустимо, кроме того нужно учитывать и политическое значение пленения командующего Черноморским флотом, для немцев это был бы козырь не меньший чем сам факт захвата Севастополя.

Таким образом можно сказать, эвакуация высшего командного состава была мера разумная, хотя, на фоне оставленных тысяч раненых, обреченных на тяжелую, мучительную смерть, и не очень красивая.    

Для объективного рассмотрения действий Ф. С. Октябрьского мысленно вернемся обратно в истекающий кровью Севастополь.

 

В Директиве 00201/ОП от 28 мая 1942 года, военного совета Северо-Кавказского фронта, которому подчинялся Севастопольский оборонительный район, было ясно сказано:

«Приказываю:
1. Предупредить весь командный, начальственный, красноармейский и краснофлотский состав, что Севастополь должен быть удержан любой ценой. Переправы на кавказский берег не будет...».

       Не смотря на эту директиву командование СОРом (Севастопольский оборонительный район) начиная с 30 июня, когда немцы вышли на восточные окраины Севастополя, начало отвод войск из города на мыс Херсонес куда уже начали стекаться по собственной инициативе солдаты из разбитых частей. Одновременно в части, которые еще удерживали оборону был передан приказ об отзыве старших офицеров на м. Херсонес в район 35-й батареи.

       Решение об эвакуации старших офицеров армии и флота было принято Военным советом СОРа. Действительно, командный состав Приморской армии и Береговой обороны флота к тому времени обладал бесценным боевым опытом. Это были грамотные, закаленные еще в приграничных сражениях, а затем и в 250-дневной обороне Севастополя командиры и политработники. В целом Приморская армия и части Береговой обороны в то время были одними из лучших в составе. Красной Армии. Естественно, терять такие ценные кадры в разгар войны было нельзя. Ведь опыт каждого командира на войне оплачивался немалой кровью. А эти кадры так были нужны фронту!

Вероятно вечером 29 июля, во все части ушел приказ об отзыве старшего командного состава. И к вечеру 30 июля в районе 35-й батареи находилось около 2000 офицеров (См. И. С. Маношин «Героическая трагедия», книга на сайте: http://militera.lib.ru/h/manoshin_is/index.html).

Привожу в качестве примера воспоминая исполняющего обязанности начальника плавсредств и гаваней ЧФ капитана 2-го ранга И. А. Зарубы, которые опубликованы в этой книге: «...вместе с комиссаром отдела пошли в Камышовую бухту. То, что там я увидел, меня поразило. Толпы людей, солдаты, матросы с оружием и без. Все чего-то ждут. К пристани не подойти. Тысячи людей, шум крики. Решил пойти на 35-ю батарею. Это было в 1 час 35 минут 1 июля. Придя на 35-ю батарею к ее главному входу, увидел еще худшее. Весь дворик и коридоры навеса были переполнены комсоставом Приморской армии. Двери на запорах. Здесь я узнал, что 29 июня было дано распоряжение по армии всему старшему офицерскому составу оставить свои части. Части остались без управления. Все это было похоже на панику в полном смысле слова...».

 

В 9 ч 00 м 30 июня за подписью Октябрьского и Кулакова была послана телеграмма, которая другим лицам из руководящего состава СОРа не была известна вплоть до последнего заседания военного совета флота. Вот ее текст: «Противник прорвался с Северной стороны на Корабельную сторону. Боевые действия протекали в характере уличных боев. Оставшиеся войска устали (дрогнули), хотя большинство продолжает героически драться. Противник усилил нажим авиацией, танками. Учитывая сильное снижение огневой мощи, надо считать, в таком положении мы продержимся максимум 2-3 дня. Исходя из данной конкретной обстановки, прошу Вас разрешить мне в ночь с 30 июня на 1 июля вывезти самолетами 200-500 человек ответственных работников, командиров на Кавказ, а также, если удастся, самому покинуть Севастополь, оставив здесь своего заместителя генерал-майора Петрова» (здесь кто то может ехидно сказать: «вот, вот смотрите, сам напросился на эвакуацию». Такое мнение может возникнуть опять же от незнания обстановки, дело в том, что СОРа, командующим которого был Октябрьский как такового уже не существовало, после отхода остатков войск на м. Херсонес, соответственно с этим прекратились и обязанности командующего СОРом, но Октябрьский был еще и командующим Черноморским флотом поэтому он и просит разрешение на отъезд для того чтобы приступить к исполнению своих обязанностей в качестве командующего Черноморским флотом).

«Об этой телеграмме, писал Н. Г. Кузнецов, мне доложили в 14.00 30 июня. Армейское командование в Краснодаре еще болезненно переживало недавнюю катастрофу на Керченском полуострове. Я полагал, что Главком направления вряд ли сам примет решение, не запросив Ставку. Времени для согласования и запросов уже не оставалось. Было ясно. Севастополь придется оставить. Поэтому, еще не имея согласия Ставки, я приказал немедленно ответить вице-адмиралу Ф. С. Октябрьскому:

«Нарком Ваше предложение целиком поддерживает». Переговорив по телефону со Сталиным, я в 16.00 послал военному совету ЧФ вторую телеграмму: «Эвакуация ответственных работников и Ваш выезд разрешены».

       До получения ответа на свой запрос Октябрьский не знал, разрешат ли ему эвакуацию или нет поэтому в своих действиях он должен был руководствоваться Директивой 00201/ОП от 28 мая 1942 года, т.е. заниматься организацией обороны города (устраивать баррикады, огневые точки отлавливать на м. Херсонес не организованные группы солдат из разбитых частей, дезертиров, и отправлять их на позиции и т.д.). Однако город был сдан практически без боя (имеются виду уличные бои) воинские части отводились на м. Херсонес, они были нужны для прикрытия эвакуации командования СОР и старшего комсостава.

       Около часа ночи 1 июля 1942 года, Октябрьский получив «добро», улетает в Краснодар оттуда в Новороссийск, и тут начинается самое интересное, что ускользнуло от глаз яростных критиков Октябрьского.

Собранных высших офицеров… не эвакуировали! Т.е. командующий Черноморским флотом вице-адмирал Ф. С. Октябрьский, будучи в Севастополе надумал провести (как видно из радиограмм  это решение он принял самостоятельно без согласования в вышестоящим командованием, в радиограмме от 9 ч 00 м 30 июня разговор шел лишь о 200-500 эвакуированных, примерно такое количество и было вывезено на транспортных самолетах, не считая эвакуированных на подводных лодках) эвакуацию командного состава (около 2000 чел.) для этого были оставлены (фактически развалены) без командиров многие боеспособные части, но высланные в Севастополь быстроходные тральщики и катера МО не имели четких указаний кого «брать» при выходе из Новороссийска и, не установив связи с берегом в условиях огромного скопления на берегу людей принимали на борт всех подряд и уходили.

Привожу выдержку из книги И.С. Маношина «Героическая трагедия»: «Что можно сказать об организации эвакуации этой ночью 2 июля 1942 года у берега 35-й береговой батареи в целом? Анализ воспоминаний ветеранов обороны и очень скупых в общем виде архивных материалов показывает, что, во-первых, командиры отряда тральщиков и сторожевых катеров, как и вообще командиры всех прибывших малых кораблей при выходе из Новороссийска получили от своего командования инструктаж по вопросу эвакуации в районе причала 35-й батареи в общем виде. То-есть, прибыть к району причала и принять людей с него, частью перегрузить на тральщики и после своей загрузки уходить. Сколько осталось в Севастополе личного состава войск армии и флота и вообще, какая там сложилась обстановка с обороной, они не знали. И, во-вторых, им ничего не было известно о плане командования СОРа и флота эвакуации в первую очередь старшего комсостава армии и флота, собранных специально для этого на 35-й береговой батарее. Не сообщили им и фамилию старшего руководителя эвакуации и чьи распоряжения они должны выполнять по прибытии на рейд 35-й батареи. Все это можно объяснить тем, что эвакуация началась неожиданно и что командование штаба флота в Туапсе и в Новороссийске не знало фактической обстановки в Севастополе и плана командования СОРа по частичной эвакуации  (подошедшие к Севастополю в ночь с 1 на 2 июля тральщики БТЩ № 14 и БТЩ № 16, дважды в 22 ч и 23.40 мин. подходили к минному заграждению и не обнаружив створных огней обозначавших фарватер повернули обратно в Новороссийск, огни не были включены из-за штабной неразберихи, никто не отдал команду на включение, по другой версии тральщики вернулись в Новороссийск из-за полученных повреждений от немецкой авиации при переходе в Севастополь).

Командующий ЧФ вице-адмирал Октябрьский, который смог бы дать более точные инструкции и сообщить фамилию ответственного за эвакуацию старшего комсостава армии и флота, только в 5 утра 1 июля прилетел в Краснодар из Севастополя и находился в пути в Новороссийск, когда все предназначенные корабли для эвакуации уже были в море. Потом этот непростой, деликатный, если его можно так назвать, вопрос по эвакуации в первую очередь собранного старшего комсостава на 35-й батарее, по каким-то причинам не был доведен до командиров кораблей, хотя возможность передать эти указания имелась. Наверняка у командования СОРа и флота была уверенность, что Ильичев сумеет организовать отправку собранного комсостава. Но никто не мог предположить, что из-за стихии масс обвалится часть настила рейдового причала и неуправляемые массы военных и гражданских людей займут плотно всю оставшуюся целую часть причала и все подходы к нему с берега, чем полностью исключат возможность эвакуации старшего комсостава через рейдовый причал.

Последующие попытки Ильичева организовать их эвакуацию с необорудованного берега под 35-й береговой батареей не увенчались успехом только по указанным выше причинам,

В результате случившегося около двух тысяч высококвалифицированных старших командиров и политработников Приморской армии и Береговой обороны флота оказались невольно брошенными и в основной своей массе они попали во вражеский плен».

 

       Из выше приведенной выдержки видно, что для координации действий кораблей выделенных для эвакуации и наведения элементарного порядка на причале было необходимо присутствия командования высокого ранга. Что и говорить – «погорячился» с отъездом вице-адмирал Октябрьский, ему бы чуток задержаться, наладить эвакуацию офицерского состава, коль скоро их выдернули из частей, но вероятно он понадеялся на остающихся офицеров.

      

       В чем еще можно упрекнуть Октябрьского, по мнению автора статьи это в том, что он, являясь командующим Черноморским флотом не смог найти способов для оказания эффективного противодействия немецкой авиации и, в конечном счете, в результате этого не смог организовать бесперебойного снабжения Севастополя пополнением и боеприпасами, что и привело к падению Севастополя.  

Здесь читатели могли бы задать вопрос: А, была ли такая возможность, при подавляющем превосходстве немецкой авиации? 

Да конечно была. Приходя ночью в б. Камышевая  корабли имели возможность относительно спокойно разгрузиться и принять на борт эвакуированных. Основная опасность их поджидала на переходе. Идя в Севастополь можно время выхода рассчитать так чтобы приход в зону активного действия немецкой авиации приходился на сумеречное и ночное время, что в принципе и делалось, а вот на обратном пути немецкие самолеты наши корабли и «ловили». Чтобы прикрыть суда которые шли из Севастополя можно было использовать бомбардировщики Пе-2 которые имели сильное вооружение (два пулемета калибра 12,7 мм и два пулемета 7,62 мм) и поэтому могли выполнять роль тяжелого истребителя, опыт применения этих бомбардировщиков в качестве истребителей был, при оказании помощи лидеру «Ташкент», во время его последнего похода из Севастополя, два Пе-2 отогнали немецкие самолеты от получившего тяжелые повреждения корабля. Можно было привлечь истребители МиГ-3, можно было использовать летающие лодки МБР-2, конечно они вряд ли смогли сбить немецкий бомбардировщик, но своим присутствием и огнем могли не допустить прицельного бомбометания, можно было, при большом желании использовать для этих целей такой экзотический вид воздушного судна как автожир. С историей развития и боевого применения автожиров в Советском Союзе, наверное, мало кто знаком, поэтому расскажу о них подробней.

 

Автожир

       В 1931 году в секции особых конструкций ЦАГИ началась постройка автожира, получившего шифр А-7. В этой уникальной машине были воплощены как идеи использования автожира, так и новые конструктивные решения. А-7 разрабатывался в первую очередь для использования в военных целях, по техническому заданию ВВС РККА в качестве корректировщика артиллерийского огня, связной машины и ближнего разведчика. Предусматривалось также его использование с кораблей ВМФ(!).

Военный по назначению автожир имел необходимое вооружение, которое состояло из синхронного пулемета ПВ-1 и пулемета системы Дегтярева с 12 магазинами на задней турельной установке. Предусматривалась на этой турели установка также спарки пулеметов. Четыре точки подвески бомбового вооружения на А-7 были оборудованы механической и электрической системами сбрасывания. Впоследствии на автожире применялось и реактивное оружие. На А-7 устанавливались приемно-передающая станция 13СК-3, замененная в дальнейшем на РСИ-3. Для аэрофотосъемки монтировался фотоаппарат ПОТТЭ 1Б.

Построили три модификации автожира: А-7 - опытная машина; А-7бис опытная машина после доработок, отличающаяся от предшественницы увеличенным кабаном, улучшенной аэродинамикой и измененным оперением; А-7-3а - серийная машина, отличающаяся от А-7бис сниженной массой. Максимальная скорость ее составляла 219 км/ч, а длина разбега на взлете - 28 м. Летные испытания винтокрыла А-7 начались летом 1934 года, а весной 1937 года они были продолжены уже на А-7бис. Проведенные испытания и последующая доводка автожира стали фундаментальной основой для последующего развития винтокрылых машин.

Впервые в мире, на А-7 была поднята нагрузка в 750 кг, выполнены перелеты на расстояние 1000 км при скорости 221 км/ч.

В довоенные годы решались также вопросы использования автожиров в народном хозяйстве. Зимой 1938 года винтокрыл А-7 на ледоколе «Ермак» участвовал в спасении группы И.Д. Папанина с дрейфующей арктической льдины. А весной 1941 года была отправлена экспедиция в предгорья Тянь-Шаня, там летчик-инженер В.А. Карпов на автожире успешно произвел опыление массивов плодовых деревьев.

Зимой 1939 года началась война с Финляндией. Два автожира А-7 и А-7бис направлены на фронт для обеспечения корректировки стрельбы советской артиллерии. Пилотировали эти машины летчики-испытатели А. Ивановский и Д. Кошиц.

С первого дня войны на заводе срочно начали готовить отряд из пяти А-7бис. Вскоре с Ухтомского аэродрома они поднялись и строем улетели на фронт. Далее они были направлены в Первую корректировочную эскадрилью ВВС. Эти машины участвовали в Великой Отечественной войне, выполняя возложенные задачи на Западном фронте под Смоленском.

 
В первом боевом вылете на фронте автожиры не были обстреляны немцами, так как те еще не знали, что это за машина (об этом рассказал взятый в плен немец). В следующий раз один из автожиров попал под обстрел, но противник бил с большим упреждением, неправильно оценивая скорость, а когда скорректировал огонь, автожир уже скрылся в облаках.

 
В ночных вылетах автожиры без звука планировали над гитлеровскими позициями, разбрасывая листовки. Сложность использования винтокрылых аппаратов на фронте состояла в их маскировке. Маскировать несущий винт было весьма проблематично. Положительным качеством же А-7бис была высокая живучесть. Один из автожиров попал под очередь крупнокалиберного пулемета. Машина была пробита во множестве мест. Пострадали фюзеляж, оперение, лопасти несущего винта. Наблюдатель был ранен в ноги, а летчик получил ранение в руку, но автожир сохранил управление и благополучно прилетел в расположение части.

В годы войны на автожирах А-7 велась корректировка огня артиллерии, а также был осуществлен ряд ночных вылетов за линию фронта в места дислокации отрядов партизан.


Имея временный перевес в технике, враг продвигался вглубь страны. На одном из участков наши воинские части попали в окружение - и план-приказ о выходе из окружения был доставлен им на автожире. Руководство завода автожира получило приказ срочно эвакуироваться из подмосковной Ухтомской на Урал, в поселок Билимбай. Там в здании церкви разместился сборочный цех и другие мастерские, а механический цех был оборудован в церковной пристройке. Там быстро приступили к ремонту А-7бис, вернувшихся после сражения под городом Ельней.

После ремонта отряд в составе трех машин отправился в Москву об их судьбе ничего не известно. Позднее два автожира отправили в Оренбург, в школу для подготовки летчиков-корректировщиков. Однако наладить эксплуатацию автожиров в школе не получилось из-за отсутствия пилотов-инструкторов, освоивших эти машины.

 

Таким образом, при желании можно было затребовать эти пять автожиров на Черное море, на сухогрузе настелить легкую палубу, длинной до 40 м и получился бы первый советский авианосец который мог бы значительно изменить положение дел.    

 

   Чтобы закончить разговор об вице-адмирале Октябрьском необходимо сказать, что все обвинения против него типа «убежал», «бросил», «трус» не уместны т.к. он выехал из Севастополя с разрешения вышестоящего руководства. Конечно,  можно бесконечно долго говорить о долге, о не писаных законах (командир уходит с корабля последний и т.д.) это не к чему, дело чести это личное дело каждого и нет смысла обвинять Октябрьского в несоблюдении неписаных правил ведь если взять к примеру, императора Японии Хирохито, под руководством которого Япония вчистую проиграла войну по самурайским законам он должен был сделать себе харакири, а ведь не сделал, и никто его за это не винит, хотя если бы он это сделал, его бы, наверное, очень уважали.

  

       Теперь несколько слов о действиях командующего Приморской армией генерала-майора Петрова, которого обвиняют в тех же «грехах». Приведу выдержку из книги П.А. Моргунова «Героический Севастополь»: «На совещании, для руководства обороной в Севастополе, прикрытия эвакуации раненых и в последующем войск (очень странная формулировка т.к. все прекрасно знали, что эвакуации войск как таковой не будет прим.) Октябрьский предложил оставить в Севастополе генералов Петрова и Моргунова, а через три дня и им приказывалось эвакуироваться. По этому предложению выступили члены Военного совета армии Чухнов и Кузнецов, которые выразили сомнение в целесообразности оставления генералов Петрова и Моргунова. Поскольку соединений и частей по существу уже нет, а разрозненные группы и подразделения не имеют боезапаса, руководить на таком уровне нечем. Поэтому вполне достаточно оставить одного командира дивизии со штабом. Генерал Петров на вопрос адмирала Октябрьского о том, кого оставить, предложил оставить в Севастополе генерала П. Г, Новикова - командира 109-й стрелковой дивизии, так как его сектор обороняет район Херсонесского полуострова и остатки войск отходят туда же.

Командующий согласился с этим предложением и приказал И. Е. Петрову и мне (Моргунову прим.) до рассвета помочь генералу Новикову организовать оборону и как можно лучше подготовить эвакуацию раненых и войск(!), самим же ночью эвакуироваться на подводной лодке Щ-209».

          Таким образом можно определенно сказать, хотя генерал-майор Петров и не получал разрешения на то чтобы покинуть Севастополь от командующего Северо-Кавказским фронтом С. М. Буденного, но формально он получил разрешение (приказ) от непосредственного начальника, командующего СОР. Поэтому обвинения в трусости и бегстве к нему никоим образом не подходят.

Почему вообще не была проведена эвакуация армии оборонявшей Севастополь? Недаром немцы план третьего наступления на Севастополь назвали «Лов осетра», они просчитали возможное поведения советского флота при отступлении армии из Севастополя и вероятно самодовольно потирали руки рассчитывая уничтожить весь Черноморский флот при эвакуации армии. Основания рассчитывать на такой исход событий у немцев был, достаточно вспомнить эвакуацию англо-французской армии из Дюнкерка во время которой, за 10 дней, было потеряно 284 корабля (224 английских и около 60 французских судов),  чтобы и Черноморскому флоту уготовить подобное немцы, для блокады с моря  сосредоточили в Ялте и Евпатории 6 подводных лодок, из которых в морской блокаде Севастополя участвовало 2-3 из них, их действия были весьма пассивны. Одна из них была повреждена в результате обстрела в Ялте.

В этих же портах и рейдпунктах были сосредоточены 19 торпедных катеров, 38 сторожевых катеров и охотников за подводными лодками. На аэродромах Крыма и Северной Таврии было сосредоточено 600 самолетов, в том числе ударный 8-й авиационный корпус Рихтгофена в составе 150 пикирующих бомбардировщиков. Общее количество авиации противника в июне месяце достигало до 1060 самолетов, из них до 700 бомбардировщиков, до 200 истребителей и до 170 самолетов вспомогательной авиации, что обеспечило им абсолютное господство в воздухе

       Результат не замедлил сказаться была установлена настолько плотная блокада, что в Севастополь не мог прорваться ни один крупный корабль (19 июня погибла ПЛ Щ-214 (в надводном положении была торпедирована торпедным катером), 26 июня на переходе в Севастополь при налете вражеской авиации погиб эскадренный миноносец «Безупречный», 27 июня на переходе из Севастополя получил тяжелые повреждения лидер «Ташкент»). Советское командование, зная о положении дел, не решилось на проведении масштабной эвакуации т.к. это привело бы лишь к напрасным, бесполезным потерям.   

В результате спешно организованной частичной эвакуации ограниченными силами флота, нацеленной в основном на эвакуацию старшего командного состава армии, флота и города, было вывезено в ночь с 30 июня на 1 июля двумя подводными лодками и 14 транспортными самолетами «Дуглас» (ПС-84) 600 человек руководящего состава и в последующие дни на сторожевых катерах, тральщиках, подводных лодках, буксирах и других плавсредствах, всего с учетом указанной суммы 3015 человек.

       В действиях  руководителей обороны Севастополя были и ошибки, были и не согласованные действия, была недальновидность, не думаю, что кому то следует их за это упрекать, не известно, каких бы дел наворотили эти диванные критики и «полководцы», насыщенные «знаниями» о войне почерпнутыми из Википедии, окажись они на месте Октябрьского и Петрова.

Следует помнить, при высказывании, каких либо критических замечаний в адрес руководителей Севастопольской обороны, что под их руководством Севастополь продержался 250 дней и ночей отбил, достойно, два штурма и под их руководством Севастополь держался, почти 20 дней при третьем штурме.

Здесь будет уместно напомнить всем критикам, что все познается в сравнении.

Нашим войскам для штурма Севастополя понадобилось меньше месяца на подготовку штурма и всего один, пятидневный штурм, несмотря на упорное сопротивление немцев имеющих достаточное количество боеприпасов и мощные оборонительные сооружения.

Это сравнение показывает, что и героическая оборона и не менее героический штурм невозможны были бы без талантливых полководцев.

И Октябрьский и Петров ярко проявили свои боевые и организаторские способности и во время обороны Одессы и во время обороны Севастополя.

 

Ну, а что касается допущенных ими ошибок то… пусть первым в них бросит камень тот кто сам никогда не ошибался!

Joomla templates by a4joomla