Из фондов Центрального музея Вооруженных Сил СССР
Вниманию читателей предлагаются не публиковавшиеся ранее документы, рассказывающие о деле маршала Г И. Кулика, обвиненного в самовольной сдаче противнику Керчи и Ростова-на- Дону, лишенного за это званий Маршала Советского Союза и Героя Советского Союза, а впоследствии арестованного и расстрелянного в 1950 г.
В подборке представлены адресованные И. В. Сталину объяснительные записки Г И. Кулика с описанием обстановки на Керченском полуострове, в Ростове-на-Дону и изложением причин их сдачи, постановления Государственного Комитета Обороны, Политбюро ЦК ВКП(б) и другие документы. Завершают подборку материалы о посмертной реабилитации Г И. Кулика в 1956-1957 гг.
ДЕЛО МАРШАЛА Г. И. КУЛИКА (январь — март 1942 г.)
Записка наркома внутренних дел СССР JI. П. Берия И. В. Сталину[43]
26 января 1942 г.
Сов, секретно
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ ОБОРОНЫ товарищу СТАЛИНУ
|
При этом представляю протокол допроса арестованного Левченко Г. И.[44] — бывшего командующего войсками Крыма. |
|
Политический архив |
Левченко признал себя виновным в том, что под влиянием фашистской пропаганды о непобедимости германской армии и мощи ее техники был настроен пораженчески, поддался панике и, не организовав отпора врагу, вопреки приказу Ставки Верховного Главного Командования Красной Армии,— сдал противнику значительную часть территории Крыма с городом Керчь.
Кроме того, Левченко показал, что генерал-полковник Кузнецов своими действиями, выразившимися в последовательной сдаче Перекопа — Ишуньских позиций без оказания врагу серьезного сопротивления и, не организовав строительства обороны в глубину,— создал условия для захвата противником территории Крыма.
Маршал Кулик, являясь уполномоченным Государственного Комитета Обороны[45], как показывает Левченко, вместо принятия мер к обороне города Керчь, своими пораженческими настроениями и действиями способствовал сдаче врагу этого важного, в стратегическом отношении, города.
Следствие по делу Левченко закончено и дело передано на рассмотрение Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР[46]
Народный комиссар внутренних дел Союза ССР
Г. И. Кулик — И. В. Сталину[47]
30 января 1942 г.
т. Сталин!
Представляю объяснение на показание Левченко, согласно Вашей резолюции[48].
Получив лично от Вас в гор. Ростове 9.10.41.[49] по телефону указание, Вы мне сказали, что Северному Кавказу угрожает опасность с Крыма, что 51 армия в беспорядке отступает к гор. Керчь. Есть опасность, что противник сможет переправиться у Керченского пролива, овладеть Таманским полуостровом и выйти на Северокавказское побережье и Кубань. Выезжайте на Таманский полуостров и в гор. Керчь, разберитесь на месте с положением, помогите командованию 51 армии не допустить противника форсировать Керченский пролив, овладеть Таманским полуостровом и выйти на Северный Кавказ с Крыма. Для усиления 51 армии передается 302 горная дивизия, расположенная по Северокавказскому побережью. Нужно скорее ее собрать и форсированным маршем двинуть к Керченскому проливу и правильно ее использовать.
Через несколько минут после нашего с Вами разговора мне позвонил т. Шапошников, хотел мне передать Ваше приказание, я ему доложил, что я уже получил от Вас лично приказание и что я буду действовать по обстановке, имея основной задачей не допустить противника форсировать Керченский пролив и мы с ним условились, что по приезде на место после ознакомления [с] состоянием фронта и войск я донесу.
Все мои действия были мною направлены на выполнение Вашей основной задачи. Это — ни в коем случае не допустить проникнуть противнику с Крыма на Северный Кавказ, так я понял правильную Вашу оценку обстановки.
В Тамань я прибыл 11.10.41. По дороге я встретил в беспорядке отходящие тылы, одиночные бойцы и даже стрелковый полк, около 200 человек, во главе с командиром полка, который бросил фронт три дня тому назад, переправился через Керченский пролив и уже подходил к гор. Темрюк. Он мне доложил, что армия разбита, все в беспорядке отступают. Мне пришлось организовать с отступающих по дороге несколько заградительных отрядов, дабы прекратить дальнейший отход в глубокий тыл отступающей армии.
При ознакомлении [с] положением на Таманском полуострове я установил, что нет ни одной воинской части, могущей прикрыть Таманский полуостров, даже пристаней, за исключением наблюдателей пограничников на границе, а также установил, что Таманский полуостров совершенно не имеет никаких оборонительных сооружений, за исключением одиночных окопов, выкопанных горным полком 302 дивизии. Сам же полк уже был переброшен в Керчь и уже втянут в бой. Противник в этот момент мог бы совершенно безнаказанно высадить десант и занять Таманский полуостров. Его авиация все время бомбила отходящие тылы на Таманском полуострове.
Мною были приняты следующие меры: третий полк 302 горной дивизии, двигающийся с Анапы, был посажен в оборону на южном отроге Таманского полуострова и две роты были переброшены на Тулузскую [50] косу с задачей не допустить противника переправиться на южный отрог Таманского побережья. Были собраны бойцы, что возможно было собрать с Дунайской флотилии, и направлены около 120 человек на северный отрог Таманского полуострова. Одновременно мною было приказано начальнику гарнизона гор. Краснодара т. Степанову немедленно вооружить формировавшуюся 12 стрелковую бригаду за счет разоружения училищ, погрузить бригаду на пароход и отправить по реке Кубань в Старотиторевскую, и занять оборону северного отрога Таманского полуострова, а также косу Чушка. Бригада должна была прибыть 15-16.10.41.
302 дивизия в составе двух полков была отправлена в г. Керчь, третий ее полк прикрывал южный отрог Таманского полуострова и косу Тулузскую *, а четвертый полк двигался походным порядком с Туапсе к Новороссийску и прибыл только 15 — 16.10.41.
12.10.41 я прибыл в гор. Керчь. При подходе к Керчи я увидел, что бой идет уже в районе крепости, расположенной на главных господствующих высотах на юге города. Противник обстреливает город и южные пристани артиллерийским и минометным огнем. Сам же город в нескольких местах горит, моряки рвут огнеприпасы. Нашел я командующего в пещере, недалеко от пристани, со своим штабом. При докладе мне начальником штаба и самим командующим обстановки я увидел, что они точного положения не знают, т. к. я наблюдал с моря совершенно другую обстановку. Они мне доложили, что крепость занята нами, а я им говорю, почему же наши снаряды рвутся на территории крепости. Так они мне толком и не могли доложить обстановки. Чтобы убедиться самому, что происходит на позициях, я лично взял члена Военного совета армии т. Николаева и выехал на главное направление, откуда видел почти всю линию фронта наших войск и противника и установил, что противник занимал крепость, юго-западные высоты города Керчь. Шел сильный бой на северо-западной окраине города, т. е. противник наносил удар двумя группировками, с северо-запада на главную пристань, в стык 302 и 106 дивизий, глубоко вклинился, подходил уже на северную окраину города. Второй группировкой противник наносил удар с юго-запада и запада, овладев крепостью и господствующими высотами юго-западнее города. Наша артиллерия компактно была расположена на артпозициях непосредственно на окраине города и частью в городе и по ней вел противник прицельный огонь, т. к. господствующие высоты с северо-запада и юга были заняты противником, сам же город — в ложбине. Город обстреливался артиллерийским и минометным огнем и большое количество было пожаров. Побывал в двух штабах дивизий и выслушал доклады командиров дивизий, они мне доложили, что они держатся сейчас главным образом на огне артиллерии, что пехоты у них очень мало и та собрана, главным образом, из тыловиков, части перемешаны и плохо управляемые, резервов никаких нет. Ловят бегущих по городу, посадят в оборону, а они через 2 — 3 часа убегают, или при малейшем нажиме противника отходят. Так была занята крепость, ее оборонял батальон морской пехоты и его группа автоматчиков противника в числе 50 — 60 человек разогнала и он весь разбежался, отдав крепость противнику. Единственной частью, которая дралась и была управляема, была из 51 армии 106 дивизия, насчитывающая 1500 бойцов, и 302 горная дивизия, которая и прикрывала город Керчь с запада и юго-запада, т. е. главное направление.
На пристанях в этот момент шла погрузка войск и техники, где была исключительная паника и беспорядок, мало управляемая толпа вооруженного народа производила погрузку. Каждый стремился попасть на Таманский полуостров, бросая технику, даже иногда и личное оружие, причем погрузка производилась под артиллерийским и авиационным огнем противника. Это еще усугубляло панику.
Исходя из оценки обстановки состояния фронта войск и действия противника, а также соотношения сил, я пришел к выводу, что больше двух дней армия оборонять город и пристани не сможет, если даже дать ей последний горно-стрелковый полк 302 див., который прикрывал южный отрог Таманского полуострова, а четвертый полк приходил не раньше, чем через четыре дня, все равно положение это не спасет. Нужно армию организованно перебросить на Таманский полуостров, спасти все вооружение, в первую очередь артиллерию, а также технику. Если же этого не сделать, то противник разобьет остатки армии (в этот момент насчитывалось на Керченском полуострове 11 500 людей, более 200 орудий, более 200 автомашин и около 1000 лошадей), заберет всю технику и вооружение и на плечах ее остатков безнаказанно сможет переправиться на Таманский полуостров и двинуться на Северный Кавказ. Сдержать его было нечем, т. к. ближе войск как [с] Закавказья взять было неоткуда, а с Закавказья раньше 12 — 15 суток ожидать подвоза 2—3 дивизий нельзя.
Исходя из Ваших указаний не допустить противника на Северный Кавказ и сложившейся обстановки, я, возвратясь в штаб армии, предложил немедленно командующему армией Левченко составить план перехода армии на Таманский полуостров, самому лично возглавить перевозку как моряку, а т. Батову с членом Военного совета Николаевым организовать оборону города и пристани, начальнику штаба со вторым членом Военного совета перейти в Тамань и организовывать прием войск, а главное — организовывать оборону Таманского полуострова. План был составлен на два дня, мною санкционирован и проводился в жизнь, понадобилось фактически не два, а три дня. Сам же я уехал на Таманский полуостров, т. к. я считал главной задачей организацию обороны на Таманском полуострове, и 13.10.41 начал ее организовывать. Лично объехал всю западную часть Таманского полуострова, решил всю организацию обороны, артиллерийского и пулеметного огня на месте и расставлял на главном направлении артиллерию на позиции. Одновременно с инженерами саперной оборонительной армии и крайисполкомом организовал работу по укреплению Таманского полуострова, дал решение за командующего начальнику штаба армии, как построить оборону и боевой порядок армии.
В ночь [с] 15 на 16.10.41 главные силы армии были переброшены с Керченского полуострова на Таманский полуостров. Вывезено все вооружение, артиллерия на 95% и весь личный состав армии, и в течение трех дней армия была посажена в оборону.
13.10.41 по приезде с Керчи, я донес через т. Вечного начальнику штаба тов. Шапошникову для Ставки о состоянии армии и что предпринято. Этот доклад [51] имеется в Генеральном Штабе. В этом докладе изложено то, что я Вам излагаю в оценочной части моего письма, и получил на мой доклад ответ [52] только 16.10.41, где было указано, что во что бы то ни стало удержать плацдарм на восточном берегу Керченского перешейка. В этот момент вся армия была переправлена на Таманский полуостров.
18.10.41 мною было донесено Ставке [53] через начальника Генштаба, что армия заняла оборону на Таманском полуострове и как построен боевой порядок армии. Одновременно я поставил перед Ставкой вопрос о замене командующего Левченко на Батова. 19.10.41 я уехал в Ростов, так как там шли тяжелые бои.
Вывод
1) Когда я прибыл в гор. Керчь, ознакомился с обстановкой, лично объехал фронт, посмотрел действия своих войск и противника, я пришел к выводу, что отстоять Керчь и пристани этими войсками при создавшейся обстановке невозможно, т. к. господствующие высоты непосредственно над городом с юга, юго-запада, с запада и северо-запада уже были заняты противником, сам же город не укреплен. Взять обратно эти высоты, т. к. без овладения их немыслима оборона города и пристани, было невозможно этими войсками, они были настолько деморализованы, что не в состоянии были обороняться, а о наступлении этими войсками и речи не могло быть. Привести их в порядок под непосредственным воздействием противника, который нахально наступал, было невозможно. Нужно было бы, чтобы решить задачу удержать пристани, город и плацдарм для дальнейшего контрнаступления на Крым, минимум три стрелковых дивизии свежих.
Правильно было принято мной решение не дать добить остатки армии и ни в коем случае не отдать противнику артиллерии и вооружения, организованно переправить армию на Таманский полуостров и выполнить Вашу основную задачу не допустить противника овладеть Таманским полуостровом и выйти на Северный Кавказ. Эту задачу я и выполнил. Фактически с этого момента руководил остатками армии и организации обороны на Таманском полуострове я, т. к. Левченко настолько раскис, что он не мог провести эту довольно серьезную работу довольно в сложной обстановке. Армия была переброшена, вооружение и артиллерия были спасены и полностью разгромить армию противнику не удалось.
Если некоторые «стратеги» считают, что удержанием гор. Керчь с гаванью прикрыто движение противника на Северный Кавказ, т. е. на Таманский полуостров, то они глубоко ошибаются и не понимают обстановки. Когда противник занял Керченскую крепость, он мог переправляться на Тулузскую [54] косу и занять южный отрог Таманского полуострова, а это равноценно занятию всего Таманского полуострова и окружению гор. Керчь. Поэтому с теми силами, которыми мы располагали, решать две задачи было не в силах, т. е. удержать Керчь с гаванью и плотно занять Таманский полуостров. Несмотря на то, что я взял без Вашего разрешения 12 стрелковую бригаду и один стрелковый батальон с запасного полка, этих сил хватило только для занятия обороны на Таманском полуострове.
2) Если дающие это показание и его составители этого письма называют правильную мою оценку обстановки, а исходя с оценки обстановки и правильное мое решение паникерским, пораженческим и даже преступным, то я не виновен в том, что они не понимают самых элементарных познаний в военном деле. Нужно было бы им усвоить, что самое главное преступление делает командир, если он отдает войскам заведомо невыполнимый приказ, войска его выполнить не в силах, гибнут сами, а приказ так и остается невыполненным. В отношении же моей личной трусости я даже до сих пор не знал, что я трус, хотя воюю уже шестую войну в своей жизни. У меня к Вам, товарищ Сталин, одна просьба: прикомандируйте тех, кто называет меня трусом. Пусть они побудут при мне несколько боев и убедятся, кто из нас трус.
3) Я не знаю, почему довели до такого состояния армию, в каком я ее встретил, но я считаю, что руководить армией Левченко не мог, так как он совершенно ничего не понимал в сухопутной армии. Он представлял из себя раскисшего политрука, много говорящего, но никто его не слушал. Его назначение командующим была большая ошибка.
4) В отношении т. Батова, я его знаю более 10 лет, лично наблюдал его в боях в Испании, где он хорошо действовал, наблюдал его, когда он командовал 13 корпусом против финнов. В финскую войну он также руководил хорошо. Он хорошо подготовленный командир, боевой, с большой силой воли. Когда я начал выяснять причину, почему он не взял на себя главную роль по командованию, мне говорили, что Левченко вмешивался и мешал ему командовать.
Маршал КУЛИК.
30.1.42 г.
Автограф.
О тов. Кулике Постановление Государственного Комитета Обороны
6 февраля 1942 г.
Сов, секретно
1. Государственный Комитет Обороны устанавливает, что т. Кулик был обязан в своих действиях по обороне Керчи и Керченского района руководствоваться следующими приказами Ставки Верховного Главного Командования:
а)____________________ «Главной задачей Черноморского флота считать активную оборону Севастополя и Керченского полуострова всеми силами» (приказ Ставки за подписью тт. Сталина, Шапошникова и Кузнецова — Наркомвоенмора — от 7 ноября 1941 года)[55];
б) «Удержать Керчь во что бы то ни стало и не дать противнику занять этот район» (приказ от 14 ноября 1941 года за подписью т. Шапошникова, данный по распоряжению тов. Сталина) [56]
2. Вместо честного и безусловного выполнения этих приказов Ставки и принятия на месте решительных мер против пораженческих настроений и пораженческого поведения Командования Крымских войск, тов. Кулик в нарушение приказа Ставки и своего воинского долга санкционировал сдачу Керчи противнику и своим паникерским поведением в Керчи только усилил пораженческие настроения и деморализацию в среде командования Крымских войск.
3. Попытка т. Кулика оправдать самовольную сдачу Керчи необходимостью спасти находившиеся на Керченском полуострове вооружение и технику только подтверждают, что т. Кулик не ставил задачи обороны Керчи во что бы то ни стало, а сознательно шел на нарушение приказа Ставки и своим паникерским поведением облегчил врагу временный захват Керчи и Керченского полуострова.
4. Государственный Комитет Обороны считает, что такое поведение т. Кулика не случайно, так как такое пораженческое поведение имело место также при самовольной сдаче Ростова без санкции Ставки и вопреки приказу Ставки.
5. На основании всего сказанного, Государственный Комитет Обороны постановляет привлечь к суду маршала Кулика и передать его дело на рассмотрение прокурора СССР.
Состав суда определить особо [57] * *
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ГОСУДАРСТВЕННОГО
КОМИТЕТА ОБОРОНЫ И. СТАЛИН
Г. И. Кулик — И. В. Сталину [58]
8 февраля 1942 г.
т. Сталин!
Проработав еще раз в деталях весь материал и документы, которые я знал, и даже те, которые я не знал по сдаче г. Керчи и перевоза остатков 51 армии на Таманский полуостров.
Считаю себя виновным в том, что я нарушил приказ Ставки и без Вашего разрешения сдал город Керчь противнику.
Я считаю, что моя вина в тысячу раз усугубляется в том, что я не оправдал Вашего доверия ко мне.
Я Вам лично, т. Сталин, обязан в моем росте. Вы с меня, с бывшего крестьянского парня в прошлом, вырастили в политическом отношении большевика и даже оказали самое большое доверие, что может быть в нашей стране, это ввели в состав ЦК ВКП.
В военном отношении я дорос до самого большого звания в Красной Армии — Маршала Советского Союза. Весь мой рост, я еще раз повторяю, был под Вашим личным руководством, начиная с 1918 года, поэтому я и считаю, что моя вина в тысячу раз усугубляется. Все то доверие, которое Вы мне оказывали долгие годы, я не оправдал невыполнениемВашего приказа. Поверьте, т. Сталин, что я это сделал не по злому умыслу и не потому, чтобы игнорировать Ваш приказ, нет, а потому, что мне на месте казалось, что я не смогу дать генеральный бой наступающему противнику в г. Керчь, а хотел дать генеральный бой на Таманском полуострове и потопить его в проливе, недопустив его на Таманский полуостров.
Правда, докладываю Вам, что там была исключительно тяжелая обстановка и быстро меняющаяся и, к моему сожалению, когда я приехал в г. Керчь, не работала связь с Москвой и мы только связались через сутки после принятия моего решения на отход. В этот момент было в Керчи 11400 человек, из них дралось не более 2500 — 3000 штыков, да плюс артиллеристы, остальные представляли из себя сброд специалистов, тыловиков, дезертиров и более 20000 человек уже было переправлено на Тамань, неуправляемая масса, которую мы впоследствии ловили и организовывали.
Изучая сейчас в деталях Ваш приказ — активно оборонять Керченский полуостров — я только сейчас понял, что в нем был заложен большой стратегический план контрнаступления, кроме политического значения г. Керчи.
Т. Сталин, я не хочу оправдать свою тяжелую вину перед ЦК ВКП и лично перед Вами — вышесказанной мною сложившейся обстановки, — но только прошу мне поверить, что у меня даже и в мыслях не было игнорировать Ваш приказ.
В отношении г. Ростова. Я прибыл в г. Ростов накануне его сдачи, когда части занимали уже оборону на последнем рубеже в 2—3 километрах от окраин города. С утра я лично поехал на главное направление просмотреть части, как построена оборона, воодушевить командиров и бойцов и потребовал выполнения Вашего личного приказа оборонять город и ни в коем случае не сдавать, а от них потребовал ни шагу назад. Кое-где я исправил недочеты в обороне, особенно в организации артогня. Когда началось генеральное наступление противника на Ростов и Аксай, т. е. он рвался на Ольгинскую переправу, я все время был на том участке, где противник вклинился или прорывал нашу оборону, лично водил пехотные части в контратаки, отбивал артогнем танки противника, управляя артогнем, лично до темноты был в войсках, где было самое угрожающее положение, требовал жесткости обороны и личным примером их воодушевлял. Я не хочу Вам, т. Сталин, себя хвалить, но можно спросить весь руководящий состав армии. Мои действия и сам был удивлен, как я остался невредимым. Были использованы все резервы, даже последняя рота охраны Штаба армии была брошена в контратаку и мы ушли с здания обкома с Военным Советом армии, когда противник уже был в одном квартале, т. е. мы ушли под непосредственным давлением противника. Это, т. Сталин, полная картина боя, можно собрать весь руководящий состав армии, он Вам то же скажет.
Докладываю, что здесь получилось фактически, что противник стремительным ударом к концу дня прорвал фронт и вскочил в город с северо-запада, все наши попытки его задержать мы были не в силах, он смял стрелковый полк и около двух дивизионов артиллерии танками, правда, более 20 танков было подбито из наступавших около 80 танков, а остальные прорвались в северо-западную окраину города и фактически решили судьбу захвата города, остальные части также, под давлением противника, отходили к переправам на южный берег Дона. Мне кажется, что я за сутки моего пребывания в этом бою все сделал, что возможно было при наших условиях, все части были, я считаю, правильно введены в бой, паники не было, дрались хорошо, за исключением отдельных частей. Просить же разрешения на отход, т. е. на сдачу города я не хотел, так как считал, что мы сможем отбить атаки противника и несколько атак было отбито, даже на отдельных участках он бежал, но под самый вечер была решена судьба. Здесь, как я ни старался, отбить их не удалось и только по приезде в Батайск я доложил, что противник ворвался в город, т. к. узел связи с Москвой был перед вечером перенесен в полевой штаб в Батайск. Юридически и морально я, как высший начальник, отвечаю за сдачу Ростова, но, т. Сталин, я Вам описал полную картину обстановки.
т. Сталин!
Я сознаю, что я сделал очень тяжелое преступление перед ЦК ВКП и лично перед Вами, нарушив приказ Ставки и не оправдал доверия ЦК ВКП и лично Вашего.
Прошу ЦК ВКП и лично Вас, т. Сталин, Простить мне мое преступление и даю честное слово большевика, что я больше никогда не нарушу приказа и указания ЦК ВКП и лично Ваши, а также прошу Вас, т. Сталин, дать мне возможность искупить мою тягчайшую вину перед партией и лично перед Вами, поручить мне в боевой обстановке самую ответственную боевую задачу,— я ее выполню.
КУЛИК.
8.II.42 г.
Автограф.
Записка Прокурора СССР В. М. Бочкова И. В. Сталину
10 февраля 1942 г.
Сов, секретно
ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ГОСУДАРСТВЕННОГО КОМИТЕТА ОБОРОНЫ товарищу СТАЛИНУ И. В.
Докладываю, что расследование по делу Маршала Советского Союза Кулик Григория Ивановича закончено.
Расследованием установлено, что КУЛИК Г. И., будучи уполномоченным Ставки Верховного Главного Командования по обороне города Керчи и ее района, и, имея приказ об оказании помощи командованию Крымских войск, организации активной обороны Керченского полуострова и не сдачи его противнику, не выполнил приказа Ставки, чем нарушил свой воинский долг, самовольно санкционировав эвакуацию войск из города Керчи и полуострова и оставления их противнику.
Маршал КУЛИК Г. И. виновным себя признал и привлечен к ответственности по ст. 193—21 п. «б» Уголовного Кодекса РСФСР.
Представляя при этом обвинительное заключение по делу, прошу распоряжения о назначении состава суда и указаний о порядке слушания дела.
Приложение: копия обвинительного заключения.
В. БОЧКОВ
ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ по делу КУЛИКА Григория Ивановича
В ночь на 10 ноября 1941 года Маршалу Советского Союза КУЛИКУ Г. И. Ставкой Верховного Главного Командования было приказано вылететь в район Керчи, оказать там практическую помощь командованию крымских войск (Керченское направление) и обеспечить выполнение приказа Ставки от 7.XI. 1941 г.[59] об организации активной обороны Керченского полуострова всеми силами и не сдаче его противнику.
В Керчь Маршал КУЛИК Г. И. прибыл днем 12 ноября, застав панику в городе и полное отсутствие руководства боевыми операциями и управления войсками. Вместо организации обороны и насаждения жесткой дисциплины в войсках, а также вместо упорядочения руководства и управления ими — он без ведома и разрешения Ставки отдал приказание об эвакуации войск в течение двух суток и оставлении Керчи и ее района противнику.
Это преступное распоряжение грубейшим образом нарушало приказ Ставки, для проведения которого в жизнь Маршал КУЛИК Г. И. и был послан.
Прямой обязанностью и воинским долгом Маршала КУЛИКА Г. И. было принятие решительных мер по наведению порядка и ликвидации паники, организации из разрозненных групп военнослужащих подразделений и частей и внедрение в них необходимой дисциплины. Беспощадная ликвидация пораженческих настроений. Однако в этом направлении Маршалом КУЛИКОМ Г. И. ничего сделано не было. Больше того, своим распоряжением об эвакуации и своим паникерским поведением в Керчи он усилил пораженческие настроения и деморализацию среди войск и их командования.
Привлеченный к следствию в качестве обвиняемого Маршал КУЛИК Г. И. в нарушении воинского долга и приказа Ставки виновным себя признал полностью, показав:
«Я превысил свои права и без ведома и санкции Ставки, вместо организации обороны, принял решение об эвакуации Керчи и ее района. По существу это является нарушением с моей стороны воинского долга».
Отрицая, что сделано это в результате панических настроений, Маршал КУЛИК пытался объяснить эвакуацию Керчи и ее района тем, что приказ Ставки об обороне был основан на неправильной информации командующего войсками ЛЕВЧЕНКО, который якобы не донес Ставке о действительном состоянии войск, которые были измотаны, имели большие потери и не могли сопротивляться. Что положение, таким образом, с обороной Керчи и ее района было явно безнадежно и поэтому он, КУЛИК, хотя и не выполнил приказ Ставки, но это лишь формальный момент, так как обстановка вынуждала к принятию, якобы, единственно правильного решения об отходе, а не обороне, что он и сделал.
Эти объяснения КУЛИКА Г. И., однако, не нашли подтверждения, так:
а) допросом бывш. командующего крымских войск ЛЕВЧЕНКО установлено, что, прибыв в Керчь, Маршал КУЛИК Г. И. совершенно и не ставил задачи по обороне, а сразу же отдал приказ об эвакуации, дав на нее срок двое суток, хотя командование войск до приезда КУЛИКА Г. И. и не ставило вопроса об общем отступлении с полуострова;
б) документами Генштаба (шифртелеграмма Левченко) [60] установлено, что он объективно доносил Ставке о положении в войсках.
Ставка 14 и 15 ноября 1941 г. приказывала: «Удержать Керчь во что бы то ни стало и не дать противнику занять этот район»[61]
Этот приказ Маршал КУЛИК Г. И. получил, но игнорировал его, так как, распорядившись 12.XI—41 г. об эвакуации, он и после получения приказа Ставки от 14 и 15 числа, не отменил своего незаконного и самовольного распоряжения, хотя еще было не поз!дно, так как Керчь была в наших руках.
Дополнительно допрошенный 9.IL— 1942 г. Маршал КУЛИК Г. И. под тяжестью этих фактов вынужден был признать, что он не только не выполнил приказа Ставки об обороне Керчи и ее района, но и не ставил себе даже этой задачи и, прибыв на место, сразу же отдал распоряжение
об эвакуации, ничего не изменив той обстановки, которая была в Керчи до него.
«Был ли план обороны у командования (Левченко, Батов) я не знаю, об этом я их не спрашивал. Прибыв в Керчь я сразу же принял решение на отход. ...Я объективно ничего не изменил в создавшейся там обстановке».
На основании изложенного — ОБВИНЯЕТСЯ И ПОДЛЕЖИТ ПРЕДАНИЮ СУДУ:
КУЛИК Григорий Иванович, рождения 1890 г., уроженец хутора Куликовка, Пасковецкого района, Полтавской области, УССР, член ВКП(б) с 1917 г., Герой и Маршал Советского Союза, Заместитель Народного Комиссара Обороны СССР, Депутат Верховного Совета СССР, член ЦК ВКП(б) - в том, что, будучи уполномоченным Ставки Верховного Главного Командования по обороне Керчи и керченского района и, имея приказ организовать активную оборону этих районов и не сдавать их противнику, преступно отнесся к выполнению возложенных на него задач и, прибыв 12.XI—41 г. в Керчь, вместо организации обороны и оказания сопротивления противнику, самовольно и незаконно санкционировал эвакуацию Керчи и ее района и сдачу их противнику, не использовав имеющихся сил и средств для обороны, т. е. в преступлении предусмотренном ст. 193—21 п. «б» Уголовного Кодекса РСФСР [62].
Составлено в г. Москве, февраля «10» дня 1942 г.
ПРОКУРОР СОЮЗА ССР В. БОЧКОВ
Г. И. Кулик — И. В. Сталину
18 февраля 1942 г.
т. СТАЛИН!
1) Когда я был у Вас последний раз, Вы мне сказали относительно моего руководства вооружением. Я считаю себя ответственным за вооружение с июня 37 года по 20 июня 41 г. как за количество, так и за качество, т. к. я проводил всю систему вооружения новыми образцами. Прошу назначить авторитетную беспристрастную комиссию, которая должна установить, сколько я принял вооружения от своих предшественников и сколько я сдал. Как была обеспечена армия согласно плана развертывания по утвержденным Правительством нормам с учетом плана заказа 41 года, качество вооружения новых систем, принятых на вооружение армии под моим руководством. Особенно прошу вскрыть систему прохода плана заказов на каждый год: что я предлагал и что фактически утверждали и что мы получали, как общее правило нам давали после долгих мытарств, которые длились не менее 4 — 5 месяцев в наркоматах, Госплане, в разных комиссиях и подкомиссиях правительственных и в Комитете Обороны [63], не более 60 — 65% от просимого нами. Промышленность тоже урезала этот утвержденный план своими недоделами, которые исчислялись 20 — 30%, смотря по какому виду вооружения. Я же отстаивал интересы армии упорно, по этому вопросу можно найти десятки моих жалоб, просьб ежегодно в аппарате Госплана, Комитете Обороны, Госконтроле, в наркоматах промышленности и у Вас в ЦК ВКП. Я думаю, никто не сможет отрицать как я защищал интересы армии, где проходил наш план заказов, с членов Правительства. Я был удивлен, когда Вы мне сказали насчет ППШ, что мы мало просили, а комиссия (председателем был т. Молотов) по предложению т. Вознесенского нам срезала. В этой же комиссии были срезаны и винтовки. Я защищал, бывший нарком т. Тимошенко меня не поддержал, т. к. в этих вопросах мало разбирался и я остался в одиночестве. Я только говорю Вам об одном примере. Можно найти десятки примеров, когда мне удавалось доложить Вам и Вы проводили постановлением ЦК ВКП по отдельному виду вооружения, а когда начинался год, численность срезалась на ссылку, что нет металла.
Я предлагал за несколько месяцев перед войной перевести пороховую, снаряжательную, стрелкового вооружения промышленность по мобплану. Мое предложение есть в ЦК ВКП, у т. Молотова и в Комитете Обороны, но тогда отвергли, а также предлагал большую программу производства танков на 40 год и 41 год, она тоже не прошла, этот документ есть в Комитете Обороны за моей и т. Федоренко подписью, тоже не прошел за недостатком брони и моторов.
т. Сталин! Я прошу Вас приказать детально вскрыть: кто же был виновником торможения вооружения и Вы увидите, только не НКО[64].
2) Когда меня судила Коллегия Верховного суда, мне прокурор т. Бочков задал вопрос: «мы знаем, что вы связаны с немцами, признайтесь суду». Когда я ему сказал, что он говорит глупость, а он задал мне вопрос: «почему же Вашу фотографию распространяют немцы у себя в тылу». Я ему сказал, что я от вас первый раз слышу. Я только знаю по захваченному документу в 7 танковой дивизии, что они меня разыскивают, думают, что я руковожу партизанами севернее Смоленска.
т. Сталин!
Со второй половины 37 года я имею клеймо вредителя после показания Ефимова, Бондаря, Ванникова и других. Я точно знаю, что выпущенные командиры с тюрьмы принуждались органами НКВД дать на меня показания, что я вредитель. Я знаю, что меня даже хотели сделать немцем, что я не Кулик, а немец, окончил немецкую военную школу и заслан в СССР как шпион. Я чувствовал, что когда меня снимали с ГАУ тоже по политическим соображениям. Я знаю, когда я был в окружении[65], распространили слухи, что я сдался немцам и, наконец, мне говорят и сейчас, что я в связи с немцами.
Я еще со своих молодых лет вступил в подполье в ряды большевистской партии. Честно, как настоящий большевик, боролся за установление в нашем Советском Союзе советской власти и социалистического строя. Был всегда на боевом посту, куда меня посылала партия, прослужил честно партии 24 года, ни в каких оппозициях против партии я не состоял.
Прошу Вас, т. Сталин, назначить специальную комиссию ЦК ВКП расследовать все обвинения против меня. Если я вредитель и веду какую подпольную работу, то меня нужно немедленно расстрелять. Если же нет то строго наказать клеветников, вскрыть, кто они и чего они хотят. Пусть они знают, что никакая травля меня на меня не повлияет, я был, есть и умру большевиком.
КУЛИК
18.11. 42 г.
Автограф.
Г. И. Кулик — И. В. Сталину
22 февраля 1942 г.
Тов. СТАЛИН!
1) Сегодня я получил проект постановления ЦК ВКП(б) о выводе меня из ЦК ВКП(б)[66].
В проекте не совсем правильно указано в отношении моей виновности в сдаче г. Керчь. Я признал на суде и признаю сейчас, что я виновен в отношении нарушения выполнения приказа Ставки и воинского долга только в отношении нарушения приказа, но не в нарушении воинского долга в отношении родины. Все то, что возможно было сделать в тех условиях и с теми силами, которые я застал в г. Керчь, я сделал. Все силы, которые были способны драться, вели в очень тяжелой обстановке жестокий бой при минимум троекратном превосходстве противника, причем в тактически невыгодных условиях, т. к. противник захватил командные высоты над городом и своим прицельным огнем наносил тяжелые потери нашим войскам. Мы пытались взять главную высоту, господствующую над городом — наше наступление было отбито. Мы могли только продержаться 3 дня и мною была доложена Ставке 14.10.41 г.[67] через дежурного генерала обстановка, что мы сможем продержаться еще сутки. Я просил доложить т. Шапошникову и Вам лично и сказал, что я жду у аппарата ответа. Я получил ответ только 16.10.41. Прошу телеграмму[68] прочесть, где т. Шапошников указывал план перевоза техники, артил[лерии] на Тамань, а стрелковые части оставить на восточном берегу Керченского полуострова. Этой директивой фактически была санкционирована сдача г. Керчь. Оставить стрелковые части на восточном берегу Керченского полуострова было невозможно, т. к. мы уже перешли, а главное, что главные прикрывающие силы 2 полка 302 дивизии понесли [потери] за 4 — 3 дня боя и у них осталось в одном полку около 15 — 18%, а во втором 25 — 30%, активных штыков, других сил у нас не было. Я просил следствие и суд допросить командиров, которые дрались, мне было отказано. Суд же происходил на основе материалов, директив Ставки, показаний Левченко и карательных органов.
2) Тов. Сталин! Я не хочу здесь умалить свою вину в невыполнении приказа Ставки, но я хочу, чтобы постановление ЦК ВКП(б) правильно отразило мою виновность. В проекте говорится, что я своим пораженческим поведением в г. Керчь и Ростове усилил пораженческое настроение армии и деморализацию ее в среде командования. Это неправильно. Никто никогда не видал и не слыхал от меня упаднического настроения ни слова. Пусть хоть один человек из этих обеих армий скажет, что я проявил трусость или паникерство. Это сплошная выдумка от начала до конца.В отношении Ростовской операции: я просил, чтобы прокурор разобрал этот вопрос, т. к. в постановлении Комитета Обороны меня обвиняют также в сдаче Ростова. Я просил т. Бочкова допросить Военный совет 56 армии, командиров и комиссаров дивизии, он отказался. Сказал, что никакого обвинения юридически мне предъявить не может.
Тов. Сталин! Я Вас убедительно прошу разобрать Ростовскую операцию только обязательно с допросом Военного совета 56 армии, командиров и комиссаров дивизий. Вы тогда убедитесь, кто же разбил группу Клейста. Это сделала 56 армия, а не Южный фронт. Эта армия была создана мною по Вашему личному приказанию из местных войск во время боев и было собрано все оружие, какое было в районе Ростова, Северного Кавказа и на заводах. 56 армия вела жестокие бои в течение 51 суток, начиная с Таганрога, кончая Ростовым. Особенно был он в тяжелом положении, когда противник перешел в генеральное наступление на гор. Ростов и переправы через р. Дон. В этот момент 9 армия Южного фронта открыла правый фланг 56 армии, а сама ушла в район Шахтин- ское, а 56 армию оставила одну. Я Вам доносил, просил привлечь к ответственности Военный совет 9 армии. 56 армии пришлось заново перестраивать оборону. Вместо фронта на запад (20 км) ей пришлось повернуть фронтом на северо-запад, север и даже на северо-восток, длина обороны стала 70 км, поэтому плотность обороны была разжижена. Противник повел наступление на фронте 15 км. тремя танковыми и тремя мотодивизиями, прорвал фронт 56 армии и вскочил в гор. Ростов, но понес очень большие потери. Паники никакой не было. Наши войска дрались очень хорошо, но соотношение сил, особенно танков, было неравное. 56 армия через пять дней взяла Ростов обратно и ни одного красноармейца Южного фронта в боях за Ростов не участвовало.
Будучи в 51 армии, я следил за ходом боев 56 армии, давал советы Военному Совету как действовать, переключил всю авиацию 51 армии и Черноморского флота более 100 самолетов на поддержку 56 армии и накануне сдачи Ростова прилетел в Ростов сам и участвовал лично в бою за город, находясь все время в передовых линиях. О моих действиях могут доложить командиры и комиссары дивизий и Военный Совет 56 армии.
При переходе в контрнаступление я лично проработал план действия артиллерии армии, авиации Южного фронта, 56 армии, 51 армии и морского флота и как зам. наркома обороны утвердил план действия их. По этому плану этой же 56 армией был взят Ростов обратно.
3) Относительно предъявленного мне обвинения в пьянстве систематическом и развратном образе жизни — это гнуснейшая интрига. Когда Вы позвонили мне в гор. Ростов по этому вопросу, я просил Вас расследовать эту провокацию, направленную против меня. В гор. Ростове мы жили все коммуной в одной квартире с Военным Советом, нашими адъютантами и охраной. Прошу допросить этих лиц. В Краснодаре я был около 3-х дней, жил в даче крайкома, всегда обедал и ужинал вместе с секретарем обкома и председателем крайисполкома. Прошу тоже допросить, что я там делал. В Тамани я жил 6 дней у колхозника, где находился со мной председатель Краснодарского крайисполкома т. Тюляев. Прошу допросить этих лиц, чтобы избегнуть позорного провокационного обвинения.
[69] В отношении злоупотребления званием маршала и зам. наркома Обороны, о самоснабжении и расхищении государственной собственности докладываю. В Ростове мы жили все вместе с Военным Советом армии, охраной и адъютантами и питались с одной кухни. Питание организовывал интендант 56 армии, прошу его допросить. В Краснодаре организовывал питание крайисполком. В Тамани организовывал питание начальник тыла Дунайской флотилии, прошу их допросить, какие я давал распоряжения. Они сами меня питали. Я посылал продукты, главным образом фрукты, в Свердловск, мне дали в Краснодаре. В отношении снабжения моего вагона: я просил снабдить крайисполком Краснодара, а вино и фрукты мне прислали из Грузии товарищи. Никаких моих злоупотреблений по превышению власти в этом отношении никогда не было.
В соответствии с этим прошу учесть мои доводы в решении ЦК ВКП(б).
КУЛИК
Машинописная копия[70]
Записка первого секретаря Ростовского обкома и горкома ВКП(б) Б. А. Двинского И. В. Сталину
22 февраля 1942 г.
МОСКВА, ЦК ВКП(б) - товарищу СТАЛИНУ
Товарищ Сталин!
В связи с постановлением ЦК ВКП(б) о Кулике и тем, что до сдачи Ростова 21 ноября 1941 года он целый месяц был в Ростове и я три недели работал под его начальством в армии, необходимо, мне кажется, сказать, как он выглядел в Ростове в свете фактов, изложенных в постановлении ЦК.
Пораженческое поведение. На словах Кулик все время подчеркивал свою веру в конечную победу Советского Союза под Вашим руководством, лишь бы только производилось больше оружия («вот, не слушали меня, старого артиллериста, когда я требовал отпускать больше средств на вооружение»). На деле он, да и другие военные, не верили в защитимость от танковой атаки врага и в эффективность простейших средств борьбы против них. Так, 17 октября меня, как секретаря обкома партии, вызвали в штаб СКВО и Кулик, только что приехавший с поля боя, заявил мне, что силы наши после упорного сражения под Таганрогом истрачены, противник идет танками на Ростов, что задержать противника до города нельзя, будем давать городской бой, а я, как секретарь обкома, должен вывести безоружное население из города, чтобы не мешали бою и не гибли зря. Так и было сделано — не без паники в городе: кого могли, вывели за Дон, причем некоторые «активисты» убежали значительно дальше. Однако, никакие танки на Ростов не пошли; видимо, противник понес такие потери, что ему пришлось потом долго собираться с силами.
Такие настроения возникали при каждой танковой атаке врага, особенно когда 9-ая армия убежала (иначе назвать нельзя) далеко на восток и дала тем самым возможность ударить на Ростов по всем направлениям. За день или за два до сдачи Ростова мне позвонил т. Микоян в штаб и как раз попал в момент таких «танковых настроений», о чем я ему и сказал, не стесняясь присутствия военных, чем вызвал их возмущение. Но факты таковы. Я не все знаю, что вам писал или говорил Кулик, но думаю, что он преувеличивал как насчет танков у врага, так и насчет числа уничтоженных нами танков.
Второй момент — это постоянное опасение большой реки позади. Вслух не говорили, но боялись судьбы Днепропетровска, когда и город был потерян, и паника была с большим ущербом на переправах, и враг проскочил на другой берег. Слов нет, реку надо учитывать, но не надо увеличивать опасения замечаниями вроде: «А плавать умеешь?» Тогда это расценивалось как шутка храброго и видавшего виды человека над неопытными еще в боях людьми, но сейчас после описания поведения Кулика в Керчи это представляется иначе. Обо всем этом не думалось, пока была безусловная вера в маршала и героя, а теперь невольно начинаешь думать и о том, что он был в Испании, где ряд наших людей свихнулся и подразвратился.
То, что вы отозвали Кулика в момент, когда мы подготовляли наступление для отбития Ростова обратно, было сделано весьма кстати: суя всюду нос, он своим авторитетом мешал бы нам проводить по существу простые, но требующие веру в победу мероприятия (вперед — через лед — на гору!).
Моральное разложение. Не знаю, как в Краснодаре (где он, говорят, жил отдельно на «даче Кулика»), но личное поведение Кулика в Ростове не выделялось чем-либо особенным. Возможно, что он учитывал постоянное присутствие подчиненных — членов армейского Совета, которые ввиду большой остроты обстановки и близости линии фронта старались чаще быть вместе, в штабе СКВО, на командных пунктах и на квартире командующего войсками, где на одной половине жил и Кулик (правда, военный совет не всегда ночевал «дома» — в зависимости от обстановки). К тому же, например, со мной он встретился впервые. Во всяком случае он вел себя здесь в отношении женщин осторожно, если не обманывал (во время наших отсутствий). Был такой случай, когда мы, члены военсовета, застали его в обществе двух женщин, возраст которых исключал, однако, подозрения и которых он отрекомендовал как своих старых знакомых времен гражданской войны. Кроме того, один раз он уезжал куда-то против обыкновения без адъютанта, чему тогда не придал ось значения. Вот и все, что известно. Но, судя по трепотне на скользкие темы, обвинение в развратном образе жизни имеет все основания.
Вино к столу всегда подавалось — и при Кулике и без Кулика — но говорить о пьянстве никак нельзя, да это и не было возможно, так как все время надо было работать, в любой час дня и ночи принимать ответственные оперативные решения, вести переговоры со штабами, с Москвой и т. д.
Ваше предупреждение лично Кулику по телефону, при чем я присутствовал, также не могло остаться без последствий.
(Товарищ Сталин! В армии командиры дивизий, комиссары, начальники штабов дивизий живут не хуже членов военных советов армий, а при хозяйственных способностях и лучше. Я опасаюсь, что сейчас вследствие затишья на нашем участке фронта вино употребляется командирами больше, чем дозволительно.
Дело не в вине, если только храбро и умело сражаются, а в том, что это сопровождается иногда развратом и подает повод к разговорам о начальнике, является плохим примером. Особый отдел армии или фронта обязан был сообщить в центр о поведении, например, командующего у нас группой войск генерала Козлова, смелого командира, но скатившегося до безобразия. Если вам не сообщили, следует затребовать, т. к. излагать мне это вам даже неудобно).
Мы, работники 56-й армии периода октябрь — ноябрь прошлого года, слишком доверяли руководству Кулика и лишь позже поняли, что наказаны за сдачу Ростова уже тем, что за одержанную вскоре большую совместную победу, прогремевшую на весь мир, ни один наш генерал не получил отличия, хотя, по-моему, генералы — начальники авиации и артиллерии это заслужили: и авиация, и артиллерия как при обороне, так и при наступлении работали самоотверженно и с успехом (орден, полученный Ремезовым, дан ему отнюдь не за ростовскую битву). Очень неприятно в свете постановления ЦК, что пришлось познакомиться и общаться с Куликом, который оказался к тому же нечистоплотным. Как будто сам от него запачкался. Так могут подумать и другие, поскольку Кулик был в Ростове. Ростов и Дон имеют очень большое значение, вопросы Ростова — очень острые вопросы; здесь можно работать и воевать только при безусловной поддержке ЦК и авторитете в массе. В последнем приходится теперь усомниться, так как злопыхателей — после всех моих нажимов — более, чем достаточно. Я задумался о своем, как говорят военные, соответствии. Успешно работать и бороться (тем более, когда враг в каких-нибудь 40 километрах) можно только с высоко поднятой головой, задачи здесь огромные, и я хотел бы, товарищ Сталин, иметь ваше суждение в той или другой форме. Это нужно не для меня, как меня, так и в интересах дела.
СЕКРЕТАРЬ РОСТОВСКОГО ОБКОМА ВКП(б) Б. ДВИНСКИЙ
22 февраля 1942 года.
P.S. Скоро разлив рек, а леса так и нет.
Б. Д.
Автограф.
О Кулике Г. И.
Постановление Пленума ЦК ВКП(б)[71]
24 февраля 1942 г.
Строго секретно
Утвердить следующее постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от
19 февраля 1942 года:
«Член ЦК ВКП(б) Маршал Советского Союза и зам. наркома обороны Кулик Г. И., являясь уполномоченным Ставки Верховного Главного Командования по Керченскому направлению, вместо честного и безусловного выполнения приказа Ставки от 7 ноября 1941 г.[72] об активной обороне Севастополя и Керченского полуострова всеми силами и приказа Ставки от 14 ноября 1941 г. «удержать Керчь во что бы то ни стало и не дать противнику занять этот район»[73], самовольно, в нарушение приказов Ставки и своего воинского долга, отдал 12 ноября 1941 года преступное распоряжение об эвакуации из Керчи в течение двух суток всех войск и оставлении Керченского района противнику, в результате чего и была сдана Керчь 15 ноября 1941 года.
Кулик, по прибытии 10[74] ноября 1941 года в Керчь, не только не принял на месте решительных мер против пораженческих настроений и пораженческого поведения командования Крымских войск, но своим пораженческим поведением в Керчи только усилил пораженческие настроения и деморализацию в среде командования Крымских войск.
Такое поведение Кулика не случайно, так как аналогичное его пораженческое поведение имело место также при самовольной сдаче в ноябре 1941 года гор. Ростова, без санкции Ставки и вопреки приказу Ставки.
За все эти преступные действия Государственный Комитет Обороны отдал Кулика Г. И. под суд. Специальное присутствие Верховного Суда СССР установило виновность Кулика Г. И. в самовольной сдаче Керчи в ноябре 1941 года, вопреки приказам Ставки, в преступном нарушении им своего воинского долга, во внесении деморализации в войска Керченского направления. Кулик Г. И. признал себя виновным в предъявленных ему судом обвинениях. Суд приговорил лишить Кулика Г. И. званий Маршала и Героя Советского Союза, а также лишить его орденов Союза ССР и медали «XX лет РККА». Кулик Г. И. обратился в Президиум Верховного Совета СССР с просьбой об отмене приговора. Президиум отклонил просьбу Кулика Г. И.
Кроме того, ЦК ВКП(б) стали известны также факты, что Кулик во время пребывания на фронте систематически пьянствовал, вел развратный образ жизни и, злоупотребляя званием Маршала Советского Союза и зам. наркома обороны, занимался самоснабжением и расхищением государственной собственности, растрачивая сотни тысяч рублей из средств государства.
В силу всего этого Политбюро ЦК ВКП(б) постановляет:
1. Исключить Кулика Г. И. из состава членов ЦК ВКП(б).
2. Снять Кулика Г. И. с поста зам. наркома обороны Союза ССР».
О Кулике Г. И.
Приказ народного комиссара обороны СССР
2 марта 1942 г.
Сов, секретно
Кулик Г. И., бывший маршал, Герой Советского Союза и заместитель наркома обороны, будучи в ноябре 1941 г. уполномоченным Ставки Верховного Главнокомандования по Керченскому направлению, вместо честного и безусловного выполнения приказа Ставки «удержать Керчь во что бы то ни стало и не дать противнику занять этот район»[75], самовольно, в нарушение приказа Ставки и своего воинского долга без предупреждения Ставки, отдал 12 ноября 1941 г. преступное распоряжение об эвакуации из Керчи в течение двух суток всех войск и оставлении Керченского района противнику, в результате чего и была сдана Керчь 15 ноября 1941 года.
Кулик, по прибытии 12 ноября 1941 года в г. Керчь, не только не принял на месте решительных мер против панических настроений командования крымских войск, но своим пораженческим поведением в Керчи только усилил панику и деморализацию в среде командования крымских войск.
Такое поведение Кулика не случайно, так как аналогичное его пораженческое поведение имело место также при самовольной сдаче в ноябре 1941 г. г. Ростова, без санкции Ставки и вопреки приказу Ставки.
Кроме того, как установлено, Кулик во время пребывания на фронте систематически пьянствовал, вел развратный образ жизни и злоупотреблял званием Маршала Советского Союза и зам. наркома обороны, занимался самоснабжением и расхищением государственной собственности, растрачивая сотни тысяч рублей на пьянки из средств государства и внося разложение в ряды нашего начсостава.
Кулик Г. И., допустив в ноябре 1941 года самовольную сдачу противнику городов Керчи и Ростова, нарушил военную присягу, забыл свой воинский долг и нанес серьезный ущерб делу обороны страны. Дальнейшие боевые события на Южном и Крымском фронтах, когда в результате умелых и решительных действий наших войск Ростов и Керчь вскоре же были отбиты у противника, со всей очевидностью доказали, что имелась полная возможность отстоять эти города и не сдавать их врагу. Преступление Кулика заключается в том, что он никак не использовал имеющихся возможностей по защите Керчи и Ростова, не организовал их оборону и вел себя как трус, перепуганный немцами, как пораженец, потерявший перспективу и не верящий в нашу победу над немецкими захватчиками.
За все эти преступные действия Государственный Комитет Обороны отдал Кулика Г. И. под суд.
Специальное присутствие Верховного Суда СССР установило виновность Кулика Г. И. в предъявленных ему обвинениях. На суде Кулик Г. И. признал себя виновным.
Верховный Суд 16 февраля 1942 г. приговорил лишить Кулика Г. И. званий маршала и героя Советского Союза, а также лишить его орденов Союза ССР и медали «XX лет РККА».
Кулик Г. И. обратился в Президиум Верховного Совета СССР с просьбой об отмене приговора. Президиум отклонил просьбу Кулика Г. И. и 19 февраля 1942 г. вынес следующее постановление: «В соответствии с приговором Специального присутствия Верховного Суда СССР лишить Кулика Г. И. воинского звания «Маршал Советского Союза», звания Героя Советского Союза, трех орденов Ленина, трех орденов Красного Знамени и юбилейной медали «XX лет РККА».
На основании изложенного Центральный Комитет ВКП(б) исключил Кулика Г. И. из состава членов ЦК ВКП(б) и снял его с поста зам. наркома[76].
Предупреждаю, что и впредь будут приниматься решительные меры в отношении тех командиров и начальников, невзирая на лица и заслуги в прошлом, которые не выполняют или недобросовестно выполняют приказы командования, проявляют трусость, деморализуют войска своими пораженческими настроениями и будучи запуганы немцами, сеют панику и подрывают веру в нашу победу над немецкими захватчиками.
Настоящий приказ довести до военных советов Западного и Юго-Западного направлений, военных советов фронтов, армий и округов.
НАРОДНЫЙ КОМИССАР ОБОРОНЫ И. СТАЛИН.
РЕАБИЛИТАЦИЯ
(1956-1957 гг.)
Записка Генерального прокурора СССР Р. А. Руденко в ЦК КПСС[77]
28 марта 1956 г.
Секретно
ЦК КПСС
По поручению ЦК КПСС Прокуратурой СССР проверено дело по обвинению бывшего командующего войсками Приволжского военного округа, Героя Советского Союза, генерал-полковника Гордова Василия Николаевича, его заместителя генерал-майора Кулика Григория Ивановича и бывшего начальника штаба этого округа генерал-майора Рыбальченко Филиппа Трофимовича.
Гордов, Кулик и Рыбальченко были арестованы в 1947 году бывшим МГБ СССР и 24 — 25 августа 1950 года Военной коллегией Верховного суда СССР осуждены к расстрелу.
Они были признаны виновными в том, что будучи антисоветски настроенными, якобы высказывали друг другу клеветнические суждения о мероприятиях партии и Советского правительства, а также террористические угрозы по адресу бывшего главы Советского правительства.
Кроме того, как указано в приговорах Военной коллегии, Гордов, Кулик и Рыбальченко заявляли о своем намерении изменить Родине.
Свою вину в совершении этих преступлений Рыбальченко в суде не признал и заявил, что все его показания на предварительном следствии о групповой антисоветской деятельности, изменнических и террористических высказываниях являются вымышленными и получены от него в результате физических мер воздействия.
Кулик признал свою вину в суде только в том, что иногда, в присутствии Гордова и Рыбальченко, допускал отдельные нездоровые высказывания. В остальной части виновным себя не признал и заявил:
«Мои показания, данные на предварительном следствии... являются ложными и полученными от меня незаконными методами следствия, от которых я полностью отказываюсь...
Гордов свои показания в суде также изменил и заявил, что вину свою он признает только в том, что допускал отдельные высказывания, направленные против Сталина.
Проверкой, произведенной Прокуратурой СССР, установлено, что Гордов, Кулик и Рыбальченко были осуждены необоснованно по сфальсифицированным следственными органами материалам.
Просмотром личных тюремных дел и оперативных материалов, имеющихся в Комитете государственной безопасности при Совете Министров СССР, а также допросом бывшего начальника Следственной части по особо важным делам Леонова и его заместителей Комарова и Лихачева подтверждено, что по указанию Абакумова к арестованным Гордову, Кулику и Рыбальченко в процессе следствия применялись меры физического воздействия: их помещали в карцер, избивали, допускали к ним угрозы, в результате чего они вынуждены были признать себя виновными в преступлениях, которых они фактически не совершали.
Арестованные Хейло, Ворожейкин и Басс, ранее уличавшие Гордова, Кулика и Рыбальченко в совершении государственных преступлений, от своих показаний также отказались и заявили, что дали их вынужденно, в результате применения к ним мер физического воздействия.
В настоящее время Хейло, Ворожейкин и Басс реабилитированы и из- под стражи освобождены.
Жена Гордова — Гордова-Гурьева показала, что никаких антисоветских, изменнических и террористических высказываний со стороны Гордова, Рыбальченко и Кулика она не слышала, а показания в отношении их в процессе предварительного следствия дала только в результате угроз и запугиваний со стороны следователя и Абакумова.
Таким образом, произведенной в настоящее время проверкой опровергнуты обвинения, выдвигавшиеся против Гордова, Кулика и Рыбаль- ченко в организованной антисоветской деятельности, изменнических и террористических намерениях.
Прокуратура СССР считает возможным внести в Верховный суд СССР предложение об отмене приговоров Военной коллегии Верховного суда СССР и прекращения дел в отношении Гордова Василия Николаевича, Кулика Григория Ивановича и Рыбальченко Филиппа Трофимовича.
Прошу Вашего согласия.
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ПРОКУРОР СССР Р. РУДЕНКО
Записка председателя Комитета партийного контроля при ЦК КПСС Н. М. Шверника в ЦК КПСС[78]
25 мая 1956 г.
В ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ КПСС
Комитет Партийного Контроля 17 мая 1956 г. рассмотрел вопрос о партийной реабилитации Кулика Григория Ивановича, состоявшего в партии с ноября 1917 года, и решил восстановить его членом КПСС посмертно.
Кулик Г. И., 1890 г. р., служил в старой армии с 1914 г. по 1917 г. рядовым, в период гражданской войны был нач. артиллерии 10, 14 армий и затем 1-й конной армии на Южном фронте, награжден 3 орденами Красного Знамени. С января 1939 г. по февраль 1942 г. был зам. наркома обороны СССР, ему присвоено звание Маршала Советского Союза и в 1940 г. звание Героя Советского Союза.
За допущенную воинскую недисциплинированность и злоупотребление служебным положением в феврале 1942 года Кулик лишен звания Маршала Советского Союза и Героя Советского Союза и Пленумом ЦК КПСС[79] исключен из состава членов ЦК.
В сентябре 1943 г. он был снят с должности командующего войсками 24 армии[80], а 12 апреля 1945 г. снят с работы зам. начальника Главупра- форма за бездеятельность.
18 апреля 1945 г. Кулик был вызван в КПК Шкирятовым и ему было предъявлено основное обвинение в том, что он ведет с отдельными лицами недостойные члена партии разговоры, заключающиеся в восхвалении офицерского состава царской армии, плохом политическом воспитании советских офицеров, неправильной расстановке кадров высшего состава армии.
Из материалов дела видно, что вопрос этот возник в связи с заявлением генерала армии Петрова И. Е. от 10 апреля 1945 г., написанным им И. В. Сталину. Как теперь объясняет Петров, заявление он написал по предложению Абакумова, ему неизвестно, каким образом оно попало к Шкирятову и сам он к Шкирятову не вызывался.
Это заявление и послужило Шкирятову для предъявления обвинения Кулику.
Подобного характера заявление 17 апреля 1945 г. написано генералом армии Захаровым Г. Ф., но адресовано в Партколлегию.
В своем объяснении Кулик разговоры с Петровым и Захаровым не считал недостойными и в заявлении от 23 апреля 1945 г. просил Шкирято- ва «свести его с Петровым и Захаровым и точно выяснить, что никакими мы антипартийными делами не занимались». Однако просьба Кулика не была удовлетворена.
Беседа Шкирятова с Куликом оформлена произвольной записью от 18 апреля 1945 г. Имеется два различных варианта записи этой беседы, одна из которых подписана Шкирятовым. Подписи Кулика на записях нет.
27 апреля 1945 г. решением Партколлегии КПК Кулик был исключен из партии с формулировкой как морально и политически разложившийся и у него в КПК отобран партбилет.
Протокола заседания Партколлегии от 27 апреля 1945 г. об исключении Кулика из партии в архивах КПК не найдено.
После исключения из партии, в июле 1945 г. Кулик был назначен зам. командующего войсками Приволжского военного округа в звании гене- рал-майора, а в июне 1946 г. уволен в отставку.
В январе 1947 года Кулик был арестован МГБ СССР и ему предъявлены в основном те же политические обвинения, что были предъявлены и Шкирятовым. В обвинительном заключении указано, что Кулик уличен в антисоветской деятельности, изменнических и террористических высказываниях, а также и в том, что, будучи зам. командующего войсками Приволжского военного округа, в 1945 году установил преступную связь с командующим войсками этого округа Гордовым и начальником штаба этого округа Рыбальченко и вместе с ними на почве общности антисоветских взглядов организовал заговорщическую группу для борьбы с советской властью.
24 августа 1950 г. Кулик, а также Гордов и Рыбальченко Военной коллегией Верховного суда СССР приговорены к расстрелу.
В апреле 1956 г. Прокуратурой СССР установлено, что Кулик был обвинен по сфальсифицированным материалам и Военная коллегия Верховного суда СССР определением от 11 апреля 1956 г. реабилитировала его за отсутствием состава преступления.
Комитет Партийного Контроля просит ЦК КПСС утвердить решение КПК о посмертной реабилитации тов. Кулика Г. И. в партийном отношении.
ШВЕРНИК
Записка заместителя министра обороны СССР И. С. Конева и Генерального прокурора СССР Р. А. Руденко в ЦК КПСС[81]
4 января 1957 г.
Секретно
ЦК КПСС
Генеральным штабом и Главной военной прокуратурой проверена обоснованность осуждения в 1942 году КУЛИКА Григория Ивановича.
Бывший заместитель наркома обороны СССР КУЛИК был осужден 16 февраля 1942 года Специальным присутствием Верховного суда СССР по статье 193-21 п. «б» Уголовного Кодекса (воинское должностное преступление) по обвинению в том, что он в ноябре 1941 года, являясь уполномоченным Ставки Верховного Главнокомандования на Керченском направлении, вопреки приказам Ставки отдал войскам распоряжение об оставлении города Керчи.
Признав КУЛИКА виновным, Специальное присутствие Верховного суда СССР возбудило ходатайство перед Президиумом Верховного Совета СССР о лишении КУЛИКА званий Маршала Советского Союза и Героя Советского Союза и правительственных наград.
В соответствии с этим приговором постановлением Президиума Верховного Совета СССР от 19 февраля 1942 года КУЛИК был лишен званий Маршала Советского Союза и Героя Советского Союза, трех орденов Ленина и трех орденов Красного Знамени.
Впоследствии, в 1950 году КУЛИК был вторично осужден Военной коллегией Верховного суда СССР по обвинению в контрреволюционном преступлении к расстрелу. Однако, как теперь установлено, это обвинение было сфальсифицировано, в связи с чем КУЛИК в 1956 году по этому делу посмертно реабилитирован.
Как видно из материалов дела, КУЛИК был назначен уполномоченным Ставки на Керченском направлении в ночь на 10 ноября и прибыл в город Керчь 12 ноября 1941 года, а к концу суток 15 ноября 1941 года город Керчь был оставлен нашими войсками.
На предварительном следствии и в суде КУЛИК показал, что в сложившейся в то время обстановке приказ Ставки Верховного Главнокомандования об обороне Керчи не мог быть выполнен, поэтому оставление Керчи и перенесение обороны на Таманский полуостров с целью преградить противнику путь на Северный Кавказ он считал единственно правильным решением.
Это диктовалось тем, как далее показал КУЛИК, что соотношение сил в Керчи в то время было один к трем в пользу немецких войск, что находившиеся в Керчи наши войска уже не могли удержать город и им грозило пленение. В то же время на Таманском полуострове надлежащей обороны создано не было, ввиду чего путь на Северный Кавказ, оборонять который также должны были войска Керченского направления, для противника мог быть открытым.
На основании изучения материалов дела и оперативных документов, относящихся к боевым действиям на Керченском направлении, Генеральный штаб пришел к заключению, что к 11 — 15 ноября 1941 года силы противника на этом фронте количественно превосходили наши войска в несколько раз и что в сложившихся условиях командование войсками Керченского направления, а также бывш. Маршал Советского Союза КУЛИК с наличными и притом ослабленными силами и средствами удержать город Керчь и изменить ход боевых действий в нашу пользу не могли.
Таким образом, за оставление города Керчи КУЛИК Г. И. был осужден необоснованно.
В связи с изложенным считаем необходимым отменить приговор Специального присутствия Верховного суда СССР и постановление Президиума Верховного Совета СССР в отношении КУЛИКА Г. И. и полностью его реабилитировать с посмертным восстановлением КУЛИКА Г. И. в званиях Маршала Советского Союза и Героя Советского Союза и в правах на правительственные награды.
Просим Ваших указаний.
ЗАМ. МИНИСТРА ОБОРОНЫ СССР И. КОНЕВ
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ПРОКУРОР СССР Р. РУДЕНКО
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Басс А. Г. (р. 1914 г.)— в 1946 г. заместитель управляющего конторой снабжения Мосгорздравотдела, один из родственников Г. И. Кулика.
Бондарь Г. И. (? — 1939) — с мая 1937 г. заместитель начальника Артиллерийского управления РККА, с сентября 1937 г. заместитель наркома оборонной промышленности; репрессирован, реабилитирован в 1955 г.
Гордов В. Н. (1896 — 1950)— в 1941 — 1942 гг. начальник штаба и командующий 21-й армией, в июле — августе 1942 г. командующий Сталинградским фронтом, с октября 1942 г.— 33-й армией, с апреля 1944 г.— 3-й гвардейской армией, в 1945 — 1946 гг. командующий войсками Приволжского военного округа.
Ефимов Н. А. (1897 — 1937)— до мая 1937 г. начальник Артиллерийского управления РККА; репрессирован, реабилитирован в 1957 г.
Захаров Г. Ф. (1897 — 1957)— с июня 1941 г. начальник штаба 22-й армии, с августа — начальник штаба, с октября — командующий Брянским фронтом, с декабря — заместитель командующего Западным фронтом, с апреля 1942 г. начальник штаба Северо-Кавказского направления, с мая — Северо-Кавказского, Юго-Восточного (Сталинградского) фронтов, заместитель командующего Сталинградским и Южным фронтами, с февраля 1943 г. командующий 51-й, с июля — 2-й гвардейской армией, с июня 1944 г.— 2-м Белорусским фронтом, с ноября — 4-й гвардейской армией, с апреля 1945 г. заместитель командующего 4-м Украинским фронтом, после войны командующий войсками Южно-Уральского и Восточно-Сибирского военных округов.
Комаров В. И. (1916-1954)- в 1946- 1951 гг. заместитель начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР.
Леонов А. Г. (1905-1954)- в 1946- 1951 гг. начальник следственной части по особо важным делам МГБ СССР.
Лихачев М. Т. (1913-1954) - в 1946- 1951 гг. заместитель начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР.
Петров И. Е. (1896 — 1958)— с июня 1941 г. командир 2-й кавалерийской дивизии, с августа — 25-й дивизии, в октябре 1941 г.— июле 1942 г. и ноябре 1943 г.— феврале 1944 г. командующий Приморской, в августе — октябре 1942 г.— 44-й армией, с октября 1942 г.— Черноморской группой войск Закавказские фронта, с марта 1943 г. начальник штаба, в мае — ноябре 1943 г. командующий Северо-Кавказским фронтом, с марта 1944 г.— 33-й армией, в апреле — июне 2-м Белорусским, с августа — 4-м Украинским фронтом, с апреля 1945 г. начальник штаба 1-го Украинского фронта, с июля 1945 г. командующий войсками Туркестанского военного округа.
Руденко Р. А. (1907 — 1981) — в 1953 —1981 гг. Генеральный прокурор СССР.
Рыбальченко Ф. Т. (1898—1950) — в январе — июле 1946 г. начальник штаба Приволжского военного округа.
Тюляев П. Ф. (1905 — 1946) — в 1939 — 1944 гг. председатель исполкома Краснодарского Совета депутатов трудящихся.
Хейло А. И.(р. 1918 г.) — в 1946 г. адъютант Г. И. Кулика, старший лейтенант.
Шкирятов М. Ф. (1883 — 1954) — в 1939 — 1952 гг. заместитель председателя Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б).
Примечания
41] На документе имеется пометка Л. 3. Мех лиса: «Ответы адресовать каждому в отдельности, как самостоятельные. Л.(Мехлис)».
[42] Так в тексте. Возможно: 2 — ЗЛУ.1925 г.
[43] На документе имеется резолюция: «Т[овари]щу Кулику. Прошу представить свои объяснения письменно. И. Сталин. 27.1.42 г.». Ред.
[44] Г. И. Левченко был арестован в конце ноября 1941г. Протокол допроса не публикуется. Ред.
[45] Г. И. Кулик в 1937 —1939 гг. был начальником Артиллерийского управления РККА, в 1939 — 1941 гг. начальником Главного артиллерийского управления Наркрмата обороны СССР, одновременно заместителем наркома обороны СССР С июля 1941 г. возглавлял Главное управление формирования и укомплектования войск, а в августе был направлен в распоряжение Главкома Северо-Западного направления, где командовал 54-й армией, с сентября 1941 г. находился в распоряжении наркома обороны СССР. 9 ноября 1941 г. был назначен уполномоченным Ставки ВГК на Керченском направлении. Ред.
[46]25 января 1942 г. Военной коллегией Верховного суда СССР Г И. Левченко «за оставление Керченского полуострова и г. Керчи» был осужден на 10 лет лишения свободы. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 31 января 1942 г. судимость была снята и заменена посылкой на фронт с понижением в звании до капитана 1-го ранга и назначением командиром Кронштадтской военно-морской базы. Ред.
[47] Документы публикуются с сохранением особенностей авторского стиля; тексты объяснительных записок, написанных рукой Г. И. Кулика, сверены с их машинописными копиями, перепечатанными для доклада И. В. Сталину. Ред.
[48] См. предыдущий документ. Ред.
[49] В данном документе и документе от 22 февраля 1942 г. Г. И. Куликом ошибочно указан октябрь. Правильно ноябрь. В машинописной копии рукой И. В. Сталина исправлено на ноябрь. Ред.
[50] Так в документе. Правильно Тузлинская коса. Ред.
[51] См. «Известия ЦК КПСС», 1991, №7, с. 197-198. Ред.
[52] См. там же, с. 200. Ред.
[53] См. там же, с. 202 — 203. Ред.
[54] Так в документе. Правильно Тузлинская коса. Ред.
[55] См. «Известия ЦК КПСС», 1991, №7, с. 193-194. Ред.
[56] См. там же, с. 198. Ред.
[57] Постановлением ГКО от 13 февраля 1942 г. в состав суда были назначены:
В. В. Ульрих (председатель), П. А. Артемьев, Е. А. Щаденко (члены суда). Ред.
[58] первой странице машинописной копии объяснительной записки имеется резолюция: «Т-щу Бочкову (для сведения). И. Сталин». Ред.
[59] См. «Известия ЦК КПСС», 1991, №7, с. 193-194. Ред.
Не обнаружена. Ред.
[61] См. «Известия ЦК КПСС», 1991, №7, с. 198-199, 200. Ред.
[62] Специальным присутствием Верховного суда СССР Г. И. Кулик 16 февраля 1942 г. был приговорен к лишению званий Маршала Советского Союза и Героя Советского Союза. Ред.
[63] Имеется в виду созданный 28 апреля 1937 г. Комитет Обороны при СНК СССР,
председателем которого был В. М. Молотов, заместителем — Н. А. Вознесенский. С 1938 г. при Комитете Обороны работала Военно-промышленная комиссия, в задачу которой входили мобилизация и подготовка промышленности для полного обеспечения исполнения планов и заданий Комитета Обороны. Ред.
[64] См., например, записки Г. И. Кулика и С. К. Тимошенко И. В. Сталину («Известия ЦК КПСС», 1990, №5, с. 203-206). Ред.
[65] Г. И. Кулик попал в окружение вместе с частями 10-й армии, когда в конце июня — начале июля 1941 г. находился на Западном фронте. Ред.
[66] Текст постановления см. на с. 214 —215. Предложенный текст постановления был принят без изменений. Ред.
[67] См. «Известия ЦК КПСС», 1991, №7, с. 199-200. Ред.
[68] См. там же, с. 200. Ред.
[69] Так в документе. Ред.
[70] Автограф Г. И. Кулика не обнаружен. Ред.
[71] Постановление Политбюро ЦК В КП(б), принятое 19 февраля 1942 г., было передано на голосование членам и кандидатам в члены ЦК ВКП(б) и оформлено как решение Пленума ЦК. Впоследствии оно было включено в протокол январского (1944 г.) Пленума ЦК ВКП(б). Ред.
[72] См. «Известия ЦК КПСС», 1991, № 7, с. 193-194. Ред.
[73] См. там же, с. 1у8 —199. Ред.
[74] так документе. Г. И. Кулик прибыл в г. Керчь 12 ноября 1941 г. Ред.
[75] См. «Известия ЦК КПСС», 1991, № 7, с. 198-199. Ред.
[76] См. предыдущий документ.
Дальнейшая судьба Г. И. Кулика сложилась следующим образом. В марте 1942 г. ему было присвоено звание генерал-майор, в апреле 1943 г.— генерал-лейтенант. В апреле — сентябре 1943 г. командовал 4-й гвардейской армией, с января 1944 г. назначен заместителем начальника Главного управления формирования и укомплектования войск. В 1945 г. понижен в звании до генерал-майора, исключен из партии и направлен на должность заместителя командующего войсками Приволжского военного округа. В июне 1946 г. снят с этой должности и уволен в отставку. В январе 1947 г. арестован по ложному обвинению в антисоветской деятельности. 24 августа 1950 г. приговорен к высшей мере наказания и расстрелян. Ред.
[77]3 апреля 1956 Президиум ЦК КПСС принял предложение Прокуратуры
СССР об отмене приговоров и прекращении дел в отношении В. Н. Гордова, Г. И. Кулика и Ф. Т. Рыбальченко, изложенное в данной записке. Военная коллегия Верховного суда СССР определением от 11 апреля 1956 г. реабилитировала их за отсутствием состава преступления. Ред.
[78] На основании этой записки Президиум ЦК КПСС 30 мая 1956 г. утвердил решение КПК при ЦК КПСС от 17 мая 1956 г. о посмертной реабилитации Г. И. Кулика в партийном отношении. Ред.
[79] Так в документе. Правильно ЦК ВКП(б). Ред.
[80] В апреле 1943 г. 24-я армия была преобразована в 4-ю гвардейскую армию, которой и командовал Г. И. Кулик. Ред.
[81] Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 сентября 1957 г. Г. И. Кулик был полностью реабилитирован с посмертным восстановлением в званиях Маршала Советского Союза и Героя Советского Союза и в правах на государственные награды. Ред.