Здесь необходимо отметить, что любой анализ действий Сталина в предвоенные месяцы в значительной степени вынужден опираться на воспоминания военных и государственных деятелей СССР, обсуждавших с ним проблемы подготовки Красной армии к войне с фашистами. Однако, при этом, необходимо понимать, что при написании мемуаров их авторы далеко не всегда бывают объективны, частенько задним числом изображая события в выгодном для себя свете, находя нужные объяснения своим далеко не всегда достойным действиям.
Кроме того, в мемуарах неизбежно содержатся ошибки, связанные с тем, что их авторы со временем что-то забывают или путают. Классическим примером такой ошибки может служить описание Жуковым подписания директивы НКО от 21 июня 1941 года о приведении войск в боевую готовность:
«Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н. Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.
И.В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.
- А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? - спросил он.
- Нет, - ответил С. К. Тимошенко. - Считаем, что перебежчик говорит правду.
Тем временем в кабинет И. В. Сталина вошли члены Политбюро. Сталин коротко проинформировал их.
- Что будем делать? - спросил И.В. Сталин».
Если сравнить эту, ставшую уже канонической, картину, вошедшую в кинофильмы и книги, с журналом записи лиц, принятых И. В. Сталиным 21 июня, то сразу бросается в глаза целый ряд несоответствий воспоминаний Жукова тому, что было зафиксировано документально. Прежде всего, из журнала явствует, что в момент прихода Жукова в кабинете у Сталина уже были Молотов, Маленков, Берия и Воронцов. Далее вместе с Жуковым и Тимошенко к Сталину вошел вовсе не Ватутин, а Буденный.
И самое главное, Тимошенко был у Сталина в этот день дважды! Первый раз с 19.05 до 20.15, куда он был вызван вместе с секретарем Ленинградского горкома ВКП(б) Кузнецовым, назначенным в этот день решением Политбюро членом Военного Совета Северного фронта. А второй раз всего через 45 минут вместе с Жуковым и Буденным с 20.50 до 22.20. Почему Жуков ничего не пишет о первой в этот день встрече Тимошенко и Кузнецова со Сталиным, хотя эта встреча, состоявшаяся в критический момент времени развития событий, могла иметь принципиальное значение при интерпретации действий Сталина. Скорее всего, он об этой встрече к моменту написания мемуаров просто забыл...
Впрочем, забывчивость Георгия Константиновича весьма избирательна и не ограничивается этим примечательным фактом. Так, маршал совершенно запамятовал, что еще до начала войны, 21 июня, было принято постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об организации фронтов и назначениях командного состава», где, в частности, говорилось: «Поручить нач. Генштаба т. Жукову общее руководство Юго-западным и Южным фронтами, с выездом на место».
Военные дезинформировали
Тем не менее, вернемся к обвинениям в адрес Сталина, регулярно звучащих из уст «демократически» настроенных «историков», в том, что Сталин якобы парализовал подготовку к отражению фашистской агрессии.
В этой связи, прежде всего, необходимо отметить: не только Сталин, но и военное руководство страны, по-видимому вплоть до конца мая 1941 года, были уверены, что фашисты планируют нападение на СССР не ранее 1942 года. Это однозначно видно из текста «Записки...» Василевского от 15 мая, где, в частности, было запланировано начало строительства укрепрайонов на границе с союзницей Германии - Венгрией в 1942 году: «Одновременно необходимо всемерно форсировать строительство и вооружение укрепленных районов, начать строительство укрепрайонов в 1942 году на границе с Венгрией, а также продолжать строительство укрепрайонов по линии старой госграницы». Ведь в случае, если бы в момент написания «Записки...» война с Германией Генштабом РККА ожидалась в 1941 году, то планировать строительство укрепрайонов на 1942 год было бы абсолютно бессмысленно!
И основания для такой точки зрения, как тогда казалось, у военных были достаточно весомые. По данным советской разведки, изложенным в «Записке...» Василевского, на 15 мая Германия имела 284 развернутых дивизий. Из них у наших границ было сосредоточено только 112 дивизий. При этом Генштаб РККА исходит из того, что в случае нападения на СССР вермахт выставит не менее 180 дивизий.
В спецсообщении разведуправления Генштаба Красной армии о группировке немецких войск на 1 июня 1941 г. N 660569 говорится: «Общее распределение вооруженных сил Германии состоит в следующем:
- против Англии (на всех фронтах) 122 -126 дивизий;
- против СССР - 120-122 дивизии;
- резервов - 44-48 дивизий».
Таким образом, за полмесяца по данным нашей разведки фашистская группировка возросла на десять дивизий. Однако процесс сосредоточения группировки немецких войск, по мнению Генштаба, был далек от своего завершения. Немцы должны были подвести к нашим границам еще около 60 дивизий, доведя их количество до 180. На это у них могло уйти не менее двух - трех месяцев. Однако начинать войну с Советским Союзом в августе было бы уже поздно, тем более, что, как справедливо указывала наша разведка, немецкое командование так и не заказало для вермахта зимнего обмундирования.
Отсюда, с учетом большого количества агентурных сообщений, в которых говорилось о намерении Гитлера до начала войны предъявить нам ультиматум, политическим и военным руководством страны делался вывод, что сосредоточение немецких дивизий, по-видимому, имеет иную военно-политическую цель, нежели нападение на СССР в 1941 году. Такой целью фашистов могло быть предъявление ультиматума СССР по тем или иным территориальным, политическим или экономическим вопросам. При этом предполагалось, что начало войны с СССР Гитлером ставилось в зависимость от советской реакции на этот ультиматум.
Ошибка этих умозрительных посторенний заключалась в том, что советская военная разведка значительно завысила общее количество дивизий, в действительности имевшихся у вермахта. Их было не 284, как утверждалось в разведсводках, а всего 206. Потому с точки зрения Генштаба РККА ударной группировки на наших границах немцы еще не собрали, стало быть, угрозы внезапного нападения пока еще не было, а СССР располагал, по крайней мере, двумя месяцами, необходимыми Германии для переброски с Запада 60 дивизий. В целом же развитие событий по такому сценарию означало, что с большой вероятностью война между Германией и СССР отодвигалась на 1942 год.
Так что в определении сроков начала фашистской агрессии весной 1941 года ошибался не только Сталин, но ошибались и Тимошенко, Жуков, Василевский... Судя по всему, только в начале июня в Генштабе появились серьезные сомнения относительно правильности такой оценки действий вермахта. Если до этого момента советский генералитет считал, что фашисты лишь сосредотачиваются у наших границ, то в начале июня в руководстве РККА на основе оперативной информации стало складываться мнение, что пошел процесс стратегического развертывания вооруженных сил Германии, а, следовательно, фашисты уже в ближайшее время могут начать войну.
Запутывают
Согласно мемуарам Жукова, эта принципиально новая оценка руководства НКО была доведена до Сталина лишь 13 июня. Вот что по этому поводу пишет Жуков:
«13 июня С.К. Тимошенко в моем присутствии позвонил И.В. Сталину и настойчиво просил разрешения дать указание о приведении войск приграничных округов в боевую готовность и развертывании первых эшелонов по планам прикрытия.
И. В. Сталин сказал:
- Сейчас этого делать не следует, мы готовим сообщение ТАСС и завтра опубликуем его...».
Сразу возникает вопрос: почему такую принципиальную и сложнейшую по своей сути проблему Тимошенко пытается решить со Сталиным по телефону? Разве нарком обороны не мог сформулировать необходимость приведения войск в боевую готовность ранее при личной встрече с главой советского правительства, если он в то время уже был уверен в скором начале войны? Ведь, скажем, в период с 1 по 13 июня Сталин принимал руководство НКО 6 раз общей продолжительностью 14 часов 40 минут. В том числе, встреча 9 июня длилась 5 часов 25 минут, а 11 июня - 2 часа 20 минут.
Кроме того, с 12 по 16 июня Генштаб отдал Директивы командованию западных округов начать под видом проведения учений и изменений дислокации летних лагерей скрытое выдвижение 114 дивизий войск второго эшелона, которые должны были к 1 июля занять районы сосредоточения в 20 - 80 километрах от границы. По этому поводу в своих мемуарах Василевский пишет: «12-15 июня этим округам было приказано вывести дивизии, расположенные в глубине округа, ближе к государственной границе».
По своей сути это было началом операции развертывания первого эшелона прикрытия. Очень трудно представить себе, что передвижение армий такого масштаба, проводимые в непосредственной близости от границы, Тимошенко и Жуков могли принять самостоятельно, предварительно не согласовав их со Сталиным.
Ведь Жуков сам пишет: «Нарком обороны, Генеральный штаб и командующие военными приграничными округами были предупреждены о личной ответственности за последствия, которые могут возникнуть из-за неосторожных действий наших войск. Нам было категорически запрещено производить какие-либо выдвижения войск на передовые рубежи по плану прикрытия без личного разрешения И.В. Сталина».
Тем не менее, если Сталин санкционировал действия руководства РККА по выдвижению войск второго эшелона, а это, скорее всего, могло произойти во время его встречи с военными 9 июня, то значит, Тимошенко и Жуков убедили его в целесообразности таких действий и он разделял их озабоченность сосредоточением большого количества немецких войск у наших границ.
Но тогда возникают вопросы. Почему Тимошенко одновременно с выдвижением войск второго эшелона не поставил перед Сталиным вопрос о необходимости приведения приграничных округов если уж не в боевую, то хотя бы в повышенную готовность, как это было сделано на флоте? Кроме того, если руководство НКО уже осознало угрозу начала войны с Германией в ближайшие дни, то почему приказом наркома обороны не были отменены отпуска военным и почему на выдвижение войск второго эшелона отводилось так много времени - 15 суток, когда всю мобилизацию, сосредоточение и развертывание вооруженных сил планировалось провести менее чем за месяц?
Далее Жуков пишет: «На другой день (после опубликования заявления ТАСС, т.е. 15 июня - Ю.Ж.) мы были у И.В. Сталина и доложили ему о тревожных настроениях и необходимости приведения войск в полную боевую готовность.
- С Германией у нас договор о ненападении, - сказал И. В. Сталин. - Германия по уши увязла в войне на Западе, и я не верю в то, что Гитлер рискнет создать для себя второй фронт, напав на Советский Союз. Гитлер не такой дурак, чтобы не понять, что Советский Союз - это не Польша, это не Франция и что это даже не Англия и все они, вместе взятые.
Нарком обороны С. К. Тимошенко попробовал возразить:
- Ну а если это все-таки случится? При нападении мы не имеем на границах достаточных сил даже для прикрытия. Мы не можем организованно встретить и отразить удар немецких войск, ведь вам известно, что переброска войск к нашим западным границам при существующем положении на железных дорогах до крайности затруднена».
Изложение Жукова этого ключевого эпизода советской предвоенной истории явно противоречит, как документам того времени, так и тому, что он пишет в других местах своих мемуаров.
Прежде всего, 15 июня никакой встречи с военными у Сталина не было. Поскольку между 11 и 18 июня Сталин из военного руководства принял только Ватутина 17 июня, причем встреча эта длилась всего полчаса. Скорее всего, разговор, о котором пишет Жуков, происходил не 15, а 18 июня и длился 4 часа 35 минут. Трудно представить, что во время четырехсполовинойчасового разговора тема приведения войск в боевую готовность была затронута лишь вскользь, как это описывает Жуков.
Если же говорить по сути обсуждаемого вопроса, то цитированные выше слова Тимошенко противоречат другим утверждениям Жукова: «Нарком обороны и Генштаб считали, что война между такими крупными державами, как Германия и Советский Союз, должна начаться по ранее существовавшей схеме: главные силы вступают в сражение через несколько дней после приграничных сражений. Фашистская Германия в отношении сроков сосредоточения и развертывания ставилась в одинаковые условия с нами».
Следовательно, в начале военного конфликта, по представлению Тимошенко и Жукова, могли состояться лишь сравнительно небольшие приграничные столкновения, для отражения которых в округах было вполне достаточно наличных сил. Надо полагать, что и Сталин исходил из подобного сценария начальной фазы войны, поскольку именно такое развитие событий входило в советскую военную доктрину того времени. Поэтому он с позиций имеющейся у него информации вполне резонно возражает Тимошенко:
«Вы что же, предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас войска и двинуть их к западным границам? Это же война! Понимаете вы оба это или нет?
Затем И. В. Сталин все же спросил:
- Сколько дивизий у нас расположено в Прибалтийском, Западном, Киевском и Одесском военных округах?
Мы доложили, что всего в составе четырех западных приграничных военных округов к 1 июля будет 149 дивизий и 1 отдельная стрелковая бригада...
- Ну вот, разве этого мало? Немцы, по нашим данным, не имеют такого количества войск, - сказал И. В. Сталин».
Анализируя эту дискуссию в ретроспективе, приходится признать, что Тимошенко и Жуков так и не смогли предъявить Сталину достаточно убедительных доказательств того, что действительно настал критический момент для начала мобилизации и стратегического развертывания РККА. Ведь, по сути, они должны были бы доложить, что срочно необходимо пересмотреть одно из важнейших положений советской военной доктрины и в свете новых фактов быть готовым к тому, что главные силы противника вступят в войну уже в первые ее часы. Однако, к сожалению, военное руководство страны до 22 июня так и не смогло прийти к такому пониманию начала грядущей войны.
Что было
Тем не менее, в опровержение тезиса, что Сталин парализовал в стране подготовку к отпору фашистской агрессии, необходимо отметить, что это наглая ложь, противоречащая историческим фактам. Ведь с учетом поступавших от нашей разведки данных о нарастании угрозы войны в марте - июне 1941 года Сталиным был санкционирован целый ряд крупнейших экстренных мероприятий по повышению боеготовности страны.
8 марта вышло постановление СНК СССР, согласно которому предусматривалось произвести скрытое отмобилизование 903,8 тыс. военнообязанных запаса под видом больших учебных сборов. Это позволило к концу мая призвать 805,2 тыс. человек и тем самым усилить 99 стрелковых дивизий в основном западных приграничных округов: 21 дивизия была доведена до 14тыс. человек; 72 дивизии- до 12 тыс. человек и 6 дивизий - до 11 тыс. человек при штате военного времени в 14 483 человека. Одновременно пополнились личным составом части и соединения других родов войск, и войска получили 26 620 лошадей.
В период с 13 по 22 мая начинается выдвижение к западной границе соединений четырех армий (16-й, 19-й, 21-й и 22-й) и готовится выдвижение еще трех армий (20-й, 24-й и 28-й), которые должны были закончить сосредоточение к 10 июля.
В апреле началось строительство командных пунктов, которые после 18 июня были заняты сформированными фронтовыми управлениями.
14 мая вышел Приказ НКО о досрочном выпуске курсантов всех военных училищ и направлении выпускников в западные приграничные округа.
12-16 июня Генштаб приказал командованию западных округов под видом учений провести скрытное выдвижение 114 дивизий войск второго эшелона армий прикрытия, которые должны были занять к 1 июля районы сосредоточения в 20- 80 километрах от границы.
Дважды, 27.12.40 и 19.06.41, НКО выпускал приказ о рассредоточении и маскировке самолетов во всех приграничных округах. Впрочем, оба приказа так и не были выполнены.
21 июня было принято постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об организации фронтов и назначениях командного состава».
И, наконец, в 22 часа 20 минут 21 июня была издана Директива НКО о приведении в боеготовность войск западных военных округов.
Фактически с марта 1941 г. происходило встречное стратегическое сосредоточение и развертывание вооруженных сил Германии для агрессии и частей Красной Армии - для ее отражения. Хотя при этом мы явно отставали от немцев. Тем не менее, этого факта наша разведка своевременно не зафиксировала.
Следовательно, советское руководство внимательно следило за сосредоточением немецких войск у наших восточных границ и постоянно реагировало на него ответными мерами, исходя из того, что сил, выделенных для приграничных округов, достаточно, для того чтобы сдержать первый натиск врага и дождаться подхода основных сил Красной армии после проведения всеобщей мобилизации. Ведь в советской военной доктрине предполагалось, что наступление вермахт начнет сравнительно небольшими силами, еще до окончания своего сосредоточения и развертывания. Если бы это положение доктрины соответствовало действительности, то надо признать, что отказ Сталина провести открытую мобилизацию в СССР до начала войны был абсолютно верным политическим решением.
В соответствии с этим явно устаревшим положением советской военной доктрины и была выстроена как военная, так и политическая стратегия подготовки СССР к войне с Германией. При этом предполагалось, что немцы начнут свое нападение ограниченными силами с приграничных сражений еще до окончания своего сосредоточения и развертывания. В это время армии прикрытия будут вести активную оборону, изматывая и обескровливая фашистов, одновременно в Советском Союзе начнется всеобщая мобилизация и развертывание Красной армии.
Искать виновных в Генштабе
Именно на этой доктрине и была основана вся политическая линия Сталина: не провоцировать Гитлера. Однако эта линия теряла всякий смысл, если бы только военные пришли к выводу, что никакого постепенного перерастания приграничного конфликта в полномасштабную войну быть не может. Война же начнется с внезапного удара главных сил противника.
Тем не менее, руководство РККА в то время даже не допускало мысли о возможности такого варианта развития событий: «Внезапный переход в наступление в таких масштабах, притом сразу всеми имеющимися и заранее развернутыми на важнейших стратегических направлениях силами, то есть характер самого удара, во всем объеме нами не предполагался. Ни нарком, ни я, ни мои предшественники Б.М. Шапошников, К.А. Мерецков, ни руководящий состав Генерального штаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день мощными компактными группировками на всех стратегических направлениях с целью нанесения сокрушительных рассекающих ударов».
Поскольку Генеральный штаб даже не предполагал такого характера удара немцев, то, разумеется, и не подготовил к нему наши армии. В этом и заключалась значительная доля причин, породивших катастрофу начального периода войны.
Здесь нужно особо подчеркнуть, что речь идет именно о характере удара, нанесенного вермахтом, а не об ошибках наших разведданных относительно количества воинских соединений и военной техники, которые немцы сосредоточили у советских границ. Ведь хотя наша разведка существенно ошибалась в определении сил противника, но ошиблась она в сторону завышения этих сил.
Так, например, в мартовской 1941 года версии «Основ развертывания...» Ген-штаб строил планы развертывания РККА и ведения боевых действий, исходя из того, что Германия и ее союзники развернут на Востоке 271 дивизию, 10 810 танков и 11 600 самолетов. На самом же деле 22 июня нам противостояли всего 190 дивизий, 4 477 танков и 4 739 самолетов. То есть вооруженные силы противника оказались значительно меньшими, чем те, на которые изначально рассчитывало советское военное руководство! И, несмотря на это, результат был катастрофическим.
Какие же основания были у нашего Генштаба делать допущение, что фашисты начнут войну со сравнительно локальных приграничных конфликтов? Ведь опыт предшествующих войн, проведенных фашистами, говорил об обратном! Да и сам Жуков пишет об этом:
«Крупным пробелом в советской военной науке было то, что мы не сделали практических выводов из опыта сражений начального периода Второй мировой войны на Западе. А опыт этот был уже налицо, и он даже обсуждался на совещании высшего командного состава в декабре 1940 года.
О чем говорил этот опыт?
Прежде всего, об оперативно-стратегической внезапности, с которой гитлеровские войска вторглись в страны Европы. Нанося мощные удары бронетанковыми войсками, они быстро рассекали оборону для выхода в тыл противника. Действия бронетанковых войск немцы поддерживали военно-воздушными силами, при этом особый эффект производили их пикирующие бомбардировщики».
Действительно, в декабре 1940 года на совещании высшего командного состава обсуждались, в том числе, и действия немецкой армии в Европе. Вот как оценил эти действия Нарком обороны Тимошенко: «С точки зрения стратегии ничего нового нам этот опыт не дает». Поразительная профессиональная слепота, которую тогда полностью разделял Ген-штаб РККА и против которой ничего не возражал и Жуков.
А ведь фактически немцы изобрели и на полях сражений уже опробовали принципиально новую стратегию: бронированный танковый кулак совместно со штурмовой авиацией пробивают в слабом месте противника брешь, не втягиваясь при этом в бои, чтобы ломать какую-то там оборону. А далее в эту брешь устремляется лавина машин. Именно так и случилось в июне 1941 года. Брестскую крепость, к примеру, немцы без раздумий оставили в тылу и дошли до Смоленска, где столкнулись с серьезным сопротивлением. Тут же танки Гудериана повернули на юг...
В стратегии блицкрига нового было очень много. Никаких приграничных сражений, никакого времени на развертывание - с первых часов вводились в действие массы танков и авиации, перед которыми ставилась задача не захватывать территорию противника, а уничтожить войска, нарушить управление армией и страной.
А Генштаб РККА по-прежнему исходил из догмы: вначале приграничные бои, затем мобилизация и развертывание вооруженных сил после начала военного конфликта, а затем уже настоящие сражения. Слепое следование этой догме и явилось главной причиной того, что к моменту вторжения немцев Красная армия находилась лишь в начальной стадии стратегического развертывания и этим самым обрекла себя на громадные потери. Видимо, задним числом понимая нелепость своих утверждений, Жуков пытается хоть как-то оправдаться:
«Этого не учитывали и не были к этому готовы наши командующие и войска приграничных военных округов. Правда, нельзя сказать, что все это вообще свалилось нам как снег на голову. Мы, конечно, изучали боевую практику гитлеровских войск в Польше, Франции и других европейских странах и даже обсуждали методы и способы их действий. Но по-настоящему все это прочувствовали только тогда, когда враг напал на нашу страну, бросив против войск приграничных военных округов свои компактные бронетанковые и авиационные группировки».
Как говорится, пока гром не грянет, мужик не перекрестится. А вот, наконец, и само жуковское «оправдание» всей этой нелепицы:
«Советское правительство делало все возможное, чтобы не давать какого-либо повода Германии к развязыванию войны. Этим определялось все».
Другими словами, Сталин был во всем виноват, а генералы лишь слепо следовали его указаниям не давать Гитлеру повода для войны. Ничего не скажешь, удобная позиция, однако, здесь многое поставлено с ног на голову. Ведь соответствующие положения военной доктрины были приняты Генштабом задолго до того, как Сталин именно на их основе сформулировал свой тезис: не провоцировать Гитлера, после чего в сентябрьской 1940 года версии «Основ развертывания...» и было запланировано проведение в начале войны этапа активной обороны по всему периметру западной границы СССР.
Однако, продекларировав этап активной обороны на бумаге, Наркомат обороны вплоть до мая 1941 года очень немного сделал для его практической реализации, а занимался в основном разработкой последующих этапов военных действий - планированием контрнаступления и переноса военных действий на территорию противника. И только в своих майских Директивах Генштаб потребовал от приграничных округов срочной разработки планов обороны и подготовки тыловых рубежей на случай вынужденного отхода советских войск вглубь нашей территории вплоть до реки Березены.
К сожалению, история не оставила времени для реализации этих оборонительных планов. Другое дело, если бы аналогичная директива была отдана округам еще в сентябре 1940 года. Тогда за оставшиеся 8 месяцев до начала войны можно было бы многое сделать для организации эшелонированной стратегической обороны на начальном этапе войны и значительно уменьшить количество наших потерь.
Военный идиотизм
Сейчас можно лишь догадываться, почему и как могло произойти такое пренебрежительное отношение к подписанной Сталиным директиве. Однако помимо всего прочего эта ситуация однозначно свидетельствует о том, что указания Сталина в те времена выполнялись далеко не столь уж безоговорочно, как это принято считать под влиянием хрущевских мифов о культе личности.
На самом деле никакому диктатору никогда не удавалось добиваться безусловного выполнения даже важнейших своих распоряжений. Чиновничьи структуры при любой, самой жестокой диктатуре, обладают достаточной степенью власти для того, чтобы тормозить одни решения и протаскивать другие, отстаивая свои интересы и взгляды, даже если эти взгляды противоречат приказам сверху.
Скорее всего, вся эта неразбериха в планировании этапа активной обороны объясняется тем, что внутри НКО и Генштаба существовала сильная оппозиция со стороны сторонников нанесения упреждающего удара по Германии. Здесь уместно вспомнить, что советский генералитет в мае 1941 года все же попытался продавить идею превентивной войны с Германией, родив известную «Записку...» Василевского. Однако эта авантюра была резко отклонена Сталиным.
Тем не менее, игры военного руководства СССР с затягиванием реализации оборонительных планов пагубно сказались на целом ряде решений НКО, прежде всего, на характере дислокации воинских частей и на отсутствии эшелонированности складов материально-технического снабжения войск.
Желание максимально приблизить запасы боеприпасов к границе привело к тому, что более 30 млн. снарядов и мин оказалось в угрожаемой приграничной зоне. Большая часть их впоследствии была утеряна. На 1 июня 1941 года из 887 стационарных складов и баз Красной Армии 340 находились в приграничных округах. Здесь же находились и некоторые центральные склады, нефтебазы Главнефтеснаба. Вот что по этому поводу пишет Жуков:
«Нарком обороны, Генеральный штаб и я в том числе считали необходимым в условиях надвигающейся войны подтянуть материально-технические средства ближе к войскам. Казалось бы, это было правильное решение, но ход военных событий первых недель войны показал, что мы допустили в этом вопросе ошибку. Врагу удалось быстро прорвать фронт нашей обороны и в короткий срок захватить материально-технические запасы округов, что резко осложнило снабжение войск и мероприятия по формированию резервов».
Вопиющим примером такой ошибки явилось складирование громадного количества боеприпасов в Брестской крепости, в непосредственной близости от границы. Только в самый последний момент, 21 июня, командование Западным округом опомнилось и дало в штаб 4-й армии следующую телеграмму: «Командующему 4-й армией. В неприкосновенном запасе 6-й и 42-й стрелковых дивизий, кроме 1,5 б/к, имеется еще: 34 вагона боеприпасов в 6-й и 9 вагонов - в 42-й стрелковых дивизиях. Этот излишек немедленно вывезти из Бреста не менее чем на 30 км на восток». Естественно, что в столь короткий срок боеприпасы вывезти было уже невозможно. В результате они частично были уничтожены, а частично захвачены фашистами в первые же дни войны, а сражающиеся советские армии остались без необходимого запаса боеприпасов и горюче-смазочных материалов.
Кроме того, характер сосредоточения наших войск на белостокском выступе был весьма удобен для нанесения удара по территории Германии, но пагубен при проведении оборонных операций. Фактически эта дислокация была сформирована еще до августа 1940 года, в период, когда в Генштабе вынашивались планы нанесения превентивного удара по Германии. Однако после отказа от этих планов и перехода в соответствии с утвержденной Сталиным сентябрьской версией «Основ развертывания...» к стратегии активной обороны на начальном этапе войны, в дислокацию войск так и не были внесены какие-либо изменения. Таким образом закладывались предпосылки для будущих поражений советских войск. Вот как характеризует эту ситуацию Жуков:
«Накануне войны 3, 4 и 10-я армии Западного округа были расположены в белостокском выступе, вогнутом в сторону противника, 10-я армия занимала самое невыгодное расположение. Такая оперативная конфигурация войск создавала угрозу глубокого охвата и окружения их со стороны Гродно и Бреста путем удара под фланги. Между тем дислокация войск фронта на гродненско-сувалковском и брестском направлениях была недостаточно глубокой и мощной, чтобы не допустить здесь прорыва и охвата белостокской группировки.
Это ошибочное расположение войск, допущенное в 1940 году, не было устранено вплоть до самой войны».
В случае если бы оборонительные планы были утверждены осенью 1940 года, то НКО уже не мог бы принять решения, которые противоречили самой логике построения стратегической обороны.
О директиве
Последним довоенным действием советского военного и политического руководства СССР было подписание Директивы о приведении войск приграничных округов в боевую готовность.* По описанию событий 21 июня 1941 года, приведенному в мемуарах Жукова, после того как Тимошенко и Жуков доложили Сталину о показаниях немецкого перебежчика, утверждавшего, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня, Сталин спросил у них: «А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт?» И после заверений военных: «Считаем, что перебежчик говорит правду», - Сталин, внеся определенные изменения в первоначальный проект Директивы, дал свое согласие на приведение войск в боевую готовность.
Если исходить из версии Жукова о том, что Сталин действительно уверовал в свою гениальность: «В этих сложных условиях стремление избежать войны превратилось у И. В. Сталина в убежденность, что ему удастся ликвидировать опасность войны мирным путем. Надеясь на свою "мудрость", он перемудрил себя и не разобрался в коварной тактике и планах гитлеровского правительства», - то совершенно непонятно, почему показания какого-то перебежчика, который, в принципе, мог оказаться и провокатором, сломили его непоколебимую веру в собственную мудрость. Как мог бы сказать в этом случае Станиславский: "Не верю!"
Поэтому описанная Жуковым ситуация, скорее всего, свидетельствует о том, что у Сталина давно уже были большие сомнения относительно возможности предотвращения войны с фашистами в 1941 году. Следовательно он вовсе не находился в плену у своей концепции, а одновременно работал над двумя возможными вариантами развития советско-германских отношений. Принимая экстренные меры по укреплению обороноспособности страны, Сталин параллельно производил все возможные политические мероприятия для того, чтобы как можно дольше задержать начало неизбежной войны. Этот дуализм его действий выразился, в том числе, и тексте Директивы N1.
Представляется, что настало время, чтобы окончательно покончить с до сих пор широко бытующими антисталинскими мифами, связанными с началом Великой отечественной войны. Ведь целый ряд действий Сталина, включая его распоряжения относительно скрытой мобилизации 900 тысяч резервистов, выдвижения сил второго эшелона в районы сосредоточения по планам прикрытия, досрочного выпуска курсантов военных училищ и, разумеется, санкционирование директивы от 21.06.41 о приведении войск приграничных округов в полную боевую готовность, камня на камне не оставляет от пропагандистской версии Хрущева о том, что якобы Сталин настолько уверовал в свою непогрешимость, что даже не сомневался: ему удастся предотвратить войну с Германией.
Правда, Жуков в своих мемуарах жалуется на то, что ему и Тимошенко приходилось прилагать массу усилий для того, чтобы уговорить Сталина пойти на эти меры. Тем не менее, надо признать, что это было вполне естественно. Глава советского правительства вполне резонно требовал от военного руководства четкого обоснования тех или иных решений, затрагивающих безопасность страны. И когда такие обоснования представлялись, то Сталин принимал вполне адекватные, с точки зрения имевшейся у него информации, контрмеры. Похоже, что Жуков так и не понял этого до конца своих дней.
Другое дело, что Сталин был введен в заблуждение военным руководством РККА относительно уровня боеспособности Краской армии, а также относительно характера начального периода военных действий с Германией. И именно в этом и крылась значительная часть причин, определивших его отказ начать заблаговременную мобилизацию Красной армии.
Юрий ЖИТОРЧУК
* Это была директива не поддаваться на провокации, директивы о приведении войск в боевую готовность быть не могло, поскольку любые войска всегда находятся в боевой готовности и главным здесь является вопрос - в боевой готовности к выполнению какой задачи? Болтая о боевой готовности, Жуков и Василевский пытаются скрыть главный вопрос: какого числа они поставили войскам задачу занять свои полосы обороны. А эту задачу Жуков начал ставить войскам за неделю до начала войны. (Ю. Мухин)